Чарлз сидел в кабинете, заваленном бумагами. Как же ему нужен был сейчас секретарь! Он мог бы поклясться, что в прошлый раз, когда он сидел в кабинете, бумаг было значительно меньше. Они что, плодились, как мыши?
      Чарлз откинулся на спинку кресла, сцепив руки за головой. Что он был бы рад делать, так это плодить с Эммой маленьких Дрейсмитов. На озере она была такая отзывчивая, чувственная. При виде ее невинной страсти он чуть не выплеснул семя себе в брюки.
      Он умирал от желания обнимать ее, но чтобы одежда им больше не мешала. Чувствовать ее кожу своим телом. Проникнуть внутрь…
      Ему стало неудобно в кресле.
      Когда Эмма оказывалась в его объятиях, он чувствовал себя, как в раю. Нет, скорее, в чистилище. Рай будет в постели, чудесной мягкой постели, куда они отправятся вместе.
      А как он провел время в ее комнате? Не лучшим образом. Чарлз нахмурился, взъерошив волосы. Все шло прекрасно, пока она не спросила, любит ли он ее. Следовало ожидать этого вопроса, но он оказался к нему не готов.
      Ответ на этот вопрос он старательно обходил многие годы.
      Почему женщины так любят говорить о любви? Когда он был моложе, многие его подружки норовили задать этот вопрос после любовных утех. Любит ли он их? И он чувствовал, что его загоняют в ловушку. Утехи теряли свою притягательность. Женщины всегда чего-то ждали – обещаний, побрякушек. Деревенским девушкам хотелось лишнюю монетку-другую. Вдовам – предложения руки и сердца.
      Однако все хотели оставить себе и частицу его сердца. Он не мог дать им этого. Он не хотел связывать себя. Слишком ценил свободу.
      Вскоре он понял, что лучше иметь дело с продажными женщинами. Они давали ему любовные утехи в обмен на деньги и не строили иллюзий. Играли по правилам. И в условия этих постельных игр не входили чувства. Только физическое удовольствие. Иногда дружба.
      Но теперь дело касалось не только постели. Речь шла о браке, детях и многом другом.
      Странно. С тех пор как он познакомился с Эммой, ярмо титула перестало давить ему на плечи. Ушла гнетущая тоска – спутница тех дней, когда он думал, что связан с Найтсдейлом навечно.
      А теперь он был полон… предвкушения.
      Благодаря Эмме!
      Не застрели неизвестный итальянский бандит Пола и Сесилию в Альпах и не спусти в пропасть их карету, Чарлз не вернулся бы в Найтсдейл, не встретил взрослую Эмму Петерсон. Не узнал бы, что в Кенте живет такое сокровище, как Эмма. И это стало бы трагедией всей его жизни. Если бы сейчас на пороге появился брат, Чарлз был бы счастлив его видеть. Был бы рад избавиться от обязанностей маркиза и уехал бы с Эммой, если бы она согласилась. Перед отъездом дал бы совет Полу, как ему воспитывать девочек.
      Любит ли он Эмму? А что такое любовь? Всепоглощающее желание, что терзает его дни напролет и особенно ночи? Страсть, которую он едва держит в узде, стоит ему оказаться рядом с Эммой? Если так, то он ее любит. Она нужна ему в постели, и не один раз, а каждый день. Много раз в день. И каждый раз по-новому. Чарлз мечтательно улыбнулся. Будет так приятно учить ее радостям супружеского ложа.
      Да и сам он познает новые удовольствия. Он сможет погружаться в нее бесконечно, и семя прольется в ее чрево, и ему не нужны будут дурацкие меры предосторожности. Она девственная и плодородная почва. Он посеет в нее детей.
      А потом станет наблюдать, как она отяжелеет, вынашивая их. Он хотел видеть, как она будет баюкать их возле своей груди. Она вырастит Изабелл и Клер. А проснувшись утром, он найдет ее голову рядом со своей на подушке. Он состарится вместе с ней, покроется морщинами, но за это время узнает ее тело как свое собственное или даже лучше.
      Чарлз радостно улыбнулся. Да, это любовь.
      Все это он скажет Эмме и наденет ей на палец обручальное кольцо Найтсдейлов. Чарлз решил достать кольцо прямо сейчас. Оно хранилось в сейфе в его кабинете.
      Убийца почему-то не взял его. Когда тело Сесилии доставили в Англию, кольцо было у нее на пальце.
      Чарлз погрустнел. Поверенный так и не смог определить, что именно было украдено. Тем не менее, он настаивал, что брат с женой погибли от рук итальянского грабителя. Были убиты не только Пол и Сесилия, но и их слуги. Свидетелей не осталось. Крандт, поверенный, основывался на выводах итальянской полиции, которая расследовала преступление и обнаружила, что весь багаж перевернут вверх дном, словно вор что-то искал. Негодяй даже вспорол сиденья кареты, выпотрошив набивку.
      Зачем? Неужели Пол занимался контрабандой? Или вез секретные документы? Чарлз ничего не смог разузнать в Лондоне и бросил расследование. К чему? Брата не вернешь.
      Он открыл сейф. Все семейные драгоценности лежали на месте. Ну, может, не совсем все. Чарлз засмеялся, взял обручальное кольцо и сунул его в карман. В то лето, когда ему исполнилось семь – это было до приезда Эммы, – в Найтсдейл прибыл погостить двоюродный дедушка Рэндалл. Чарлз и Пол решили, что он пират. Все лето они провели в поисках спрятанных в имении драгоценностей и золотых дублонов, вырыв немало ям. Двоюродный дедушка Рэндалл наверняка до колик смеялся над их поисками в те редкие дни, когда был трезв.
      Чарлз закрыл сейф. Что, если где-нибудь в Найтсдейле действительно спрятаны сокровища? В двоюродном дедушке Рэндалле и впрямь было что-то сатанинское. Это сумел уловить скульптор, ваявший в то лето дедушкин бюст.
      Чарлз рассмеялся и вышел из кабинета. Должно быть, Клер будет счастлива, если они устроят поиск пиратских сокровищ.
 
      За обедом Эмма то и дело поглядывала на Чарлза и каждый раз ловила его ответный взгляд. Это сбивало с толку. Она гоняла по тарелке фасолину и пыталась слушать рассказ сквайра Бегли об охотничьих собаках. Если ей случалось посмотреть на сквайра, ей тут же вспоминались откровения его жены. Эмма краснела, как только ее взгляд оказывался в районе талии, и поэтому она старалась смотреть ему в лицо. Но тут были его губы… Целующиеся сквайр Бегли и миссис Бегли? Их объятия? Неужели это то же самое, что делал с ней Чарлз?
      Эмма загнала фасолину под капустный лист. Ей не хотелось есть.
      Она повернулась, чтобы задать вопрос мистеру Фрамптону, сидящему по другую руку от нее. И мистер Фрамптон с готовностью ответил, демонстрируя Эмме ком полупрожеванного мяса во рту. Ей пришлось снова заняться фасолью.
      Неужели герцогиня Олворд права? Чарлз действительно питает к ней чувства?
      Она снова взглянула в его сторону. Он склонился к леди Хейверфорд, вежливо выслушивая ее рассказ. Заметив взгляд Эммы, улыбнулся, и на правой щеке сложилась очаровательная складочка.
      Боже! Эмма снова уткнулась взглядом в тарелку. Скорее бы подали следующее блюдо. Ей необходима смена декораций.
      Она заметила в глазах Чарлза знакомый блеск. Взгляд был пристальный, словно никого, кроме нее, не существовало в комнате. И даже леди Хейверфорд перестала существовать.
      – Джентльмены, – провозгласила леди Беатрис, когда наконец подали сладкое. – Забудьте сегодня про портвейн и сразу после обеда присоединяйтесь к дамам в гостиной. Мы будем играть в шарады.
      В ответ раздались недовольные возгласы.
      – Никаких шарад, леди Беа! – вскричал граф Уэстбрук. – Помилосердствуйте!
      Герцог Олворд рассмеялся:
      – Держу пари, Уэстбрук, что в тебе погиб автор-неудачник.
      – Ты сам проиграешь, Олворд. Ненавижу неясность, а разгадывать загадки тем паче.
      – Тетя, – сказал Чарлз, – ты должна развлекать гостей, а не пытать их.
      – А я люблю шарады, леди Беатрис, – подала голос с другого конца стола мисс Пелем. – Я очень хорошо умею загадывать шарады. Можно, я буду в команде лорда Уэстбрука? – Молодая леди захлопала ресницами:
      Лорд Уэстбрук почувствовал себя загнанной дичью.
      Эмма взглянула на Мэг. Сестра вытаращила глаза и кивнула в сторону леди Элизабет. Глаза Лиззи метали молнии, рот вытянулся в тонкую нитку.
      – Мы ведь будем играть, правда. Рейчел? – прочирикала мисс Эстер Фартингтон из-под левого локтя мистера Максвелла.
      – Конечно, будем, но в разных командах, – отозвалась мисс Рейчел Фартингтон, сидящая справа от мистера Максвелла.
      Сам мистер Максвелл продолжал опустошать поднос с пирожными, который неосмотрительный лакей поставил прямо возле старого джентльмена.
      – Мы ссоримся, когда играем в одной команде, – поведала всему столу мисс Эстер.
      – Ни в чем не соглашаемся друг с другом!
      – Ужасно ссоримся!
      – Лучше нас разделить.
      Близняшки Фартингтон улыбнулись одновременно и совершенно одинаково. Общество изумленно посмотрело на них.
      – Итак, – леди Беатрис нарушила воцарившееся молчание, – обед закончен, все собираются в гостиной. Мистер Максвелл. Мистер Максвелл! Мы идем играть в шарады!
      – Парады? Не люблю парады. Мне нравятся вот эти маленькие корзиночки. А еще есть?
      – Нет, – Леди Беатрис встала, положив конец дальнейшим препирательствам, и повела дам в гостиную. За ними, недовольно ворча, последовали мужчины, – Я распределю игроков. Сколько нас тут? – Леди Беатрис оглядела комнату.
      – Максвелла считать нельзя, – шепнул Чарлз на ухо Эмме. – Он захрапит, как только усядется в кресло.
      – Чарлз, не мог бы ты вразумить тетушку? – прошипел им в спину лорд Уэстбрук. – Шарады! Помилуй Боже!
      Эмма заметила:
      – Зато близняшки, кажется, в восторге.
      Лорд Уэстбрук буркнул:
      – Еще бы.
      – Робби, ты же слышал, что сказала мисс Пелем. У нее богатый опыт. Она будет счастлива помочь тебе, чем сумеет, – съязвил Чарлз.
      – Какое там, Чарлз! Девица решила, что тебя захомутать не получится, и положила глаз на меня. Целый день пытаюсь от нее скрыться. Пришлось забраться под крылышко Лиззи, чтобы мисс Пелем не напала на меня в «Пантеоне». Лиззи и Мэг охраняли меня не хуже сторожевых псов. Лишь благодаря этому прыткой девице до сих пор не удалось загнать меня в угол и скомпрометировать.
      – Неужели все так страшно, лорд Уэстбрук?
      – Да, мисс Петерсон, все ужасно! Почему вы всегда обращаетесь ко мне столь официально? Вы не величали меня «милордом», когда Чарлз достал вас из реки пару лет назад.
      – Пару лет назад? Мне было тогда шесть лет, и вы столкнули меня туда!
      – Неправда. Вы прекрасно видели мою ногу, я ее не прятал. При чем же тут я, если вы сами о нее споткнулись?
      – Вашу ногу я увидела, только когда вы сделали подсечку.
      – Дети, – перебил Чарлз, – не пора ли прекратить этот спор? Или вы собираетесь пререкаться, пока вам не стукнет семьдесят, как сестрам Фартингтон?
      – Не знаю. Мне просто нравится смотреть, как злится Эмма.
      Эмма открыла было рот, чтобы возмутиться, но осеклась, заметив в глазах Робби смешливый огонек.
      – Можно мне наконец извиниться, мисс Петерсон? Признаться – как настоящему джентльмену, – что я действительно виноват?
      Он опять ее дразнил. Все эти годы она с грустью думала, что он ее ненавидит. А он просто дразнил! Перепалка доставляла ему удовольствие, забавляла.
      Эмма улыбнулась. Неужели она воспринимает все слишком серьёзно? Возможно. Смешно ссориться из-за детской обиды.
      – Я вас прощаю, особенно за ваше стремление прослыть джентльменом.
      Робби сделал вид, что вытирает пот со лба.
      – Просто камень с души! А то мне нельзя долго притворяться джентльменом. Здоровье не позволяет.
      – Да уж, ноша не по плечу, – заметил Чарлз.
      – Лорд Уэстбрук, – замахала рукой леди Беатрис. – Не прячьтесь! Вы будете с мистером Оулдстоном, мисс Рейчел Фартингтон, мисс Маргарет Петерсон, леди Элизабет, мисс Фрамптон и мисс Пелем.
      – Какой кошмар, – пробормотал Робби. – Похоже, я не выйду живым из комнаты. Разве только если меня будут охранять Лиззи и Мэг. Где моя защита? Я требую защиты!
      Эмма засмеялась:
      – Вас тоже нужно охранять, лорд Найтсдейл? Вы более завидная добыча, чем бедняга Робби.
      Чарлз вздохнул:
      – Эмма, дорогая моя, почему вы продолжаете звать меня «лорд Найтсдейл»? У вас очень хорошо получается имя «Робби». Кроме того, кажется, я слышал, как ваши губы произносили «Чарлз». – И добавил шепотом: – Кажется, я даже пробовал свое имя на вкус.
      – Милорд, ведите себя прилично. Мы на людях.
      – Значит, когда вокруг никого не будет, мне можно вести себя неприлично?
      Эмма покраснела, вспомнив, какой неприличный вид был у Чарлза на озере.
      – Милая, вы, кажется, немного покраснели. Неужели вспоминаете нашу маленькую встречу сегодня утром? Должен сказать, что я вел себя весьма прилично. Поверьте, Эмма.
      – Милорд, как вы можете такое говорить?
      – Потому что точно знаю, что сделал бы, не веди я себя прилично. Я сумел себя обуздать. Точно так же я повел себя вчера в вашей комнате. Любовь моя, нам нужно поговорить.
      Эмма затаила дыхание. Что он хочет сказать на сей раз? Блеск в глазах Чарлза был более чем красноречив.
      – Чарлз, перестань шептаться с мисс Петерсон и иди сюда, – крикнула леди Беатрис.
      Эмма закрыла глаза. Оказаться бы сейчас в своей спальне. Одной. Но, открыв глаза, она увидела, что леди Беатрис машет ей рукой:
      – Скорее же! Чарлз и мисс Петерсон, ваши партнеры – мистер Стоклм, мистер Фрамптон, мисс Эстер Фартингтон, мисс Оулдстон и мисс Хейверфорд.
      – А почему не играет Олворд? – Робби пытался отгородиться диванчиком от мисс Пелем.
      – Уэстбрук, женатые старики не в счет, – Герцог сел возле жены. – Пусть молодежь резвится.
      – Смешно, сквайр, а вы? Не присоединитесь?
      – Нет-нет, Уэстбрук. Удовольствуюсь ролью зрителя. Впрочем, я буду держать вашу сторону.
      – Мисс Рассел? Уж вы-то наверняка, хотите участвовать.
      – Нет-нет, милорд! Нет благодарю.
      Робби оглядел гостиную.
      – Мистер Максвелл?
      Громкий храп.
      – Что я вам говорил? – пробормотал Чарлз на ухо Эмме.
      – Не задерживайте нас, сэр. – Леди Беатрис подала Робби листок бумага. – Вы с мисс Пелем…
      Эмма закрыла, рот рукой, чтобы скрыть смех. Ну и лицо сейчас у Робби! Бедняга, мягко говоря, был в ужасе. Леди Беатрис, кажется, тоже это заметила. Она замолчала, выразительно уставившись на Робби.
      – Пусть разыгрывают леди Элизабет и мистер Оулдстон.
      – Сядем, мисс Петерсон? Это может оказаться забавнее, чем лучшие фарсы в «Друри-Лейн».
      Эмма приняла предложение Чарлза сесть на диванчик. Но на него тут же проворно уселся мистер Стокли.
      – Прошу вас, садитесь рядом, мисс Петерсон. – Он похлопал по дивану рукой.
      Было, бы грубо отказываться. Эмма села на краешек дивана с другой стороны, как можно дальше от мистера Стокли. Но диван был мал. Единственное, чему Эмма порадовалась, так это тому, как болезненно перекашивается лицо мистера Стокли при малейшем перемещении по сиденью. Принни хорошо поработал! Наглец десять раз теперь подумает, прежде чем пугать ее своими бровями.
      И еще двадцать, видя пристальный взгляд Чарлза, который сел на соседний стул.
      Робби передал листок бумаги мисс Пелем, сложил руки на груди и застыл, стоя возле каминной полки. У мисс Пелем и мистера Оулдстона завязался ожесточенный спор; Подошла Лиззи, послушала немного и встала рядом с Робби.
      – Ах, мисс Петерсон! – Мистер Стокли бросил неприязненный взгляд на Чарлза и склонился к уху Эммы: – Днем в галерее – ох!
      Эмма усмехнулась:
      – Не ушиблись ли вы, мистер Стокли?
      – Совсем чуть-чуть. Не беспокойтесь.
      Жаль, нет поблизости Принни. Пса не пришлось бы долго уговаривать отхватить от мистера Стокли кусок побольше.
      – Днем в галерее? – Брови Чарлза почти сошлись на переносице. – Стокли, разве вы не ходили в «Пантеон»?
      Стокли поморщился, переминаясь с боку на бок.
      – Милорд, я ходил, но пробыл там недолго.
      – Я встретила мистера Стокли в длинной галерее, милорд. Он осматривал портреты. – Эмма взглянула на мистера Стокли. – Очень внимательно осматривал.
      – Стокли, вы знаток живописи?
      – Едва ли, милорд. Лучше сказать, я только учусь. Всегда стремлюсь познать… что-то новое.
      Эмма взглянула на него внимательнее. Отчего в голосе этого человека вновь зазвучали угрожающие ноты?
      – Вот как? – Чарлз явно начинал злиться. – Очень интересно, каких знаний вы тут набираетесь, особенно если речь идет о мисс Петерсон.
      Эмма удивленно захлопала ресницами. Чарлз почти рычал, словно вставший на дыбы цепной пес.
      – Похищение!
      Эмма повернулась к игрокам. Мисс Рейчел Фартингтон с криками подпрыгивала на своем стуле. Мистер Оулдстон обхватил руками мисс Пелем, которая отчаянно сопротивлялась. Робби и Лиззи давились от хохота, держась за бока.
      – Какого черта? – Чарлз рванулся было вперед, но мистер Оулдстон уже отпустил мисс Пелем. Теперь они оба спустились к ногам мисс Рейчел, улыбаясь и подбадривая ее.
      Чарлз недоуменно взглянул на леди Беатрис:
      – Тетя, вы ведь не… не разрешили им разыгрывать «Похищение сабинянок»?
      – Милорд, – раздраженно заявила мисс Пелем, – вы выдали наш замысел!
 
      Эмма убежала к себе, как только представилась возможность. Игра в шарады не удалась. Чарлз изучил все записки, чтобы проверить, какие еще сцены тетка запланировала для игроков. Все они были объявлены неподходящими. Леди Беатрис возражала, и им пришлось выйти спорить в холл. Как только фиолетово-оранжевое одеяние скрылось за порогом гостиной, мужчины сбежали в бильярдную. Когда леди Беатрис с Чарлзом вернулись, число игроков значительно сократилось.
      Жаль, что не ушел мистер Стокли. Он так и вился вокруг Эммы, отчего Чарлз злился все сильнее. Мистер Стокли не нравился Эмме. Но, оказывается, их постоянная перепалка с Чарлзом не нравится ей еще больше. Выслушав очередное резкое замечание Чарлза, девушка поняла, что у нее жутко болит голова.
      Ну вот, теперь и ночная рубашка куда-то подевалась! Она дважды обшарила весь гардероб. Бесполезно. Тем более что вещей-то в гардеробе почти не было. Она бы сразу нашла рубашку, будь она здесь. Что же делать? Не спать же в платье! Она решила, что ляжет в сорочке.
      Слава Богу, хоть щетка для волос не пустилась в странствия. Эмма села за туалетный столик и начала разбирать прическу. Затем посмотрела на дверь в спальню Чарлза. Как могла щетка оказаться среди бумаг на его Письменном столе? Может, там же она отыщет и ночную рубашку?
      Ее кожа горела огнем. Зачем ей ночная рубашка? Сегодня ей даже в сорочке будет жарко.
      Эмма посмотрела на себя в зеркало, и в голову закралась коварная мысль.
      Что, если она не наденет даже сорочку? Только простыни будут ей прикрытием. Никто же этого не узнает.
      От сладкого предвкушения кожу начало пощипывать престранным образом.
      Эмме двадцать шесть лет. Она взрослая женщина. Кто будет возражать, если она решит разгуливать по собственной спальне в чем мать родила? У нее нет даже горничной, так что некого шокировать.
      Боясь передумать, она встала и поспешно сдернула с себя сорочку. На руках выступила гусиная кожа – ночной воздух был прохладен. Соски затвердели, словно мелкие камушки.
      Она опустилась назад в кресло. Шелковая обивка, гладкая и скользкая, слегка грубоватая, холодила разгоряченную кожу ягодиц. Эмма поежилась и выпрямила спину.
      Взяв щетку, принялась сосредоточенно расчесывать длинные кудрявые волосы. Сначала она смотрела прямо в глаза своему отражению и старалась не обращать внимания на то, что было ниже. Словно боялась окаменеть, увидев свое обнаженное тело.
      Да зачем смотреть? Она его чувствовала. Закрыв глаза, Эмма наслаждалась новыми ощущениями. Огонь в камине согревал голую кожу… Волосы струились по плечам, ласкали грудь, дразнили соски… Тело было свободно, оно могло лететь по воздуху, не обремененное ни одним лоскутом одежды.
      Грудь отяжелела, приобрела особую чувствительность. Соски ныли. Ныло и в другом месте. Она едва могла терпеть. Пришлось открыть глаза. Эмма изумленно ахнула.
      В черном стекле зеркала она увидела кудрявые темно-золотистые волосы, за ними проглядывала светлая кожа. Эмма собрала тяжелую массу волос и подняла вверх, чтобы рассмотреть себя получше. Она видела, как вслед за руками поднялись груди. Большие, золотистые от света огня, с круглыми упругими сосками.
      Эмма знала, что мужчинам нравится ее грудь. Она выросла отнюдь не в монастыре. Не раз ловила взгляды, направленные на ее лиф. Ей хотелось укрыться от похотливых взоров, и она выбирала платья с высоким воротом, как и приличествует дочери викария. Эмма посмотрела, в сторону гардероба. Единственным исключением стало синее атласное платье. Она надела его лишь однажды – в примерочной. Хватит ли у нее смелости надеть его на бал?
      Понравится ли оно Чарлзу? Вырез такой глубокий. Хватит мига, чтобы стянуть его до талии.
      Она снова распустила волосы и, поколебавшись немного, обняла груди ладонями. Слегка приподняла, оценивая их тяжесть. Так делал Чарлз в ту ночь, когда расчесывал волосы. Тогда на ней была ночная рубашка. Но он гладил ее обнаженную грудь на озере. Видел ее в свете раннего утра. Ласкал соски губами и языком.
      Между ног снова появилась влага, и Эмма поспешно вскочила с кресла. Не хотелось испачкать чудесную шелковую обивку.
      Затем она посмотрела на сброшенную сорочку. Ей совсем не холодно. Можно спать и без нее. Эмма забралась в постель, сняла очки и задула свечу.
      Ей никак не удавалось устроиться поудобнее. Тело приобрело странную чувствительность. Стоило лечь на спину, как грудь и низ живота начинали изнывать, соприкасаясь с грубой тканью одеяла и простыни. Она вытягивала ноги и чувствовала пульсирующую боль неутоленного желания. Это желание просто испепеляло. Эмма поворачивалась на бок, но бесполезно. Лежать на животе было еще хуже. Хотелось тереться о кровать, извиваясь и постанывая. Ей было жарко. Тело пылало, как от лихорадки.
      Может, стоит самой потрогать себя там, где трогал ее Чарлз, где ныло сильнее всего? Может, тогда она получит желанное облегчение?
      Нет, на это у нее не хватит духу. Слишком уж неприлично. Хотя что может быть неприличнее, чем то, что происходит сейчас? Распутная старая дева изнывает от страсти, лежа обнаженная в постели.
      Наконец Эмма задремала. Ей снился Чарлз, голый, каким он был на озере. Снились его плечи, мышцы рук, грудь, покрытая рыжеватыми волосками, спускающимися ниже, к пупку, и еще ниже – под полотенце. Тут Эмма пробудилась от отчаяния. Ее воображению все еще не хватало подробностей.
      После пятого или шестого внезапного пробуждения она сдалась. Нужно надеть сорочку, тогда она сможет уснуть.
      Эмма потянулась за очками и вдруг услышала скрип, а затем шорох. Она села, подтянув к подбородку одеяло. В противоположном углу комнаты явно было какое-то движение. А затем что-то белое вышло прямо из стены.
      Она хотела набрать в грудь побольше воздуха и закричать изо всех сил. Но голос ей отказал. Тогда она нырнула под одеяло и начала читать молитвы, как благочестивая дочь викария, какой она когда-то была.
      «Я снова стану такой, как раньше, – говорила она себе. – Если переживу эту ночь».

      Чарлз отложил книгу. Эту страницу он читал уже в двадцатый раз, не в силах вникнуть в смысл прочитанного.
      Какого черта делал Стокли в длинной галерее, и почему он так и кружит вокруг Эммы, как надоедливая муха? Эмма не выказывала никаких признаков того, что ей нравится присутствие этого молодца.
      Черт, ей лучше сразу забыть о других мужчинах. Она принадлежит ему. Осталось только закрепить право собственности.
      Чарлз посмотрел на дверь, соединяющую их спальни. Вот бы пойти туда, к Эмме. Ему необходимо видеть ее, говорить с ней, держать в объятиях, а еще…
      Чарлзу стало неудобно сидеть. Придется опять идти на озеро. Он так возбужден, что ему не уснуть. Да что там – ему, наверное, и брюки-то теперь не натянуть. Нужно убедить Эмму выйти за него, пока этот своевольный орган не разорвался, как пушечное ядро. Тогда прощай, наследник. Род Дрейсмитов прервется.
      Он спустил ноги на пол, поморщился. Нет, это невыносимо. Нужно получить разрядку. В местной гостинице есть женщины. Нэн сумеет о нем позаботиться – он и раньше пользовался ее услугами.
      Но ему не хотелось идти в гостиницу!
      Ему нужна только Эмма. Поэтому озеро – единственный вариант. Эмма его просто околдовала! Если она не станет его женой, прядется ему бегать на озеро каждую ночь.
      Он потянулся за брюками. Что это? Сдавленный крик из комнаты Эммы. Он замер, сердце глухо колотилось в груди. Такие сдавленные крики он слышал на войне. Так кричали женщины, когда от ужаса им не хватало дыхания.
      Чарлз выскочил из постели, забыв про брюки. Схватил тяжелый бронзовый подсвечник. Этой штукой можно прекрасно проломить череп, если будет необходимо.
      Распахнув дверь и подняв свечу повыше, он осмотрелся. Никого. Он проверил всю комнату, но не увидел даже Эммы. Чарлз подошел ближе к ее постели. В центре возвышался большой холм. Маркиз осторожно отогнул край одеяла и быстрым движением сдернул его.
      Тут и обнаружилась Эмма. Она сидела на коленях, лицом вниз. Чудесные волосы разметались. Красивые, мягкие, белые обнаженные ягодицы были открыты его взору.
      Чарлза чуть не хватил удар. Эмма вскочила, оказавшись с ним лицом к лицу.
      Чарлз остолбенел – он не дыша смотрел, как двигаются ее прекрасные полные груди. Во рту пересохло, зато другая часть его тела…
      Он видел ее грудь утром на озере, но сейчас она выглядела намного соблазнительнее. Он любовался линией ее длинной шеи, изящными ключицами, молочно-белой грудью, тонкими ребрами.
      – Эмма… – простонал он.
      – Чарлз? – Она потянулась за очками. – Вы голый!
      – Как и вы, моя дорогая.
      Боже, она смотрела ему вовсе не в лицо! Она уставилась на то, что было предметом его мужской гордости.
      – Это и было под полотенцем?
      – Да. – Чарлза разбирал истерический смех. – Как правило, я ношу это с собой.
      – Но как оно помещается в брюках?
      – Оно опадает, когда его отправляют на хранение. – Чарлз пристроил свечу сбоку от постели. – Не хотите ли потрогать?
      Его голос охрип.
      Эмма колебалась – ей было любопытно.
      – А можно?
      – Прошу вас.