И какого черта Полу вздумалось помереть?
      Майор Чарлз Дрейсмит стоял на широкой, усыпанной гравием подъездной дороге, и капли дождя падали ему за шиворот. Перед глазами майора высился массивный фасад здания, сложенный из песчаника. Ему совсем не хотелось идти в дом.
      Под любым предлогом он старался задержаться в Лондоне. Встречался с нотариусом, с банкирами, вникая в каждую мелочь – шутка ли, вступить в права наследства. И ненавидел каждую потраченную минуту. С каждым «да, милорд» его душа разрывалась.
      Удружил ему итальянский воришка, чье имя так и осталось неизвестным. Теперь Чарлз – маркиз Найтсдейл!
      Дождь лил, и его пальто совсем промокло. Вода ручьем стекала по шее. Что ж, он так и будет торчать здесь вечно, словно последний дурак? Скоро явится тетя Беа в карете с кучей слуг и раскормленной кошкой в придачу, чтобы приготовить дом к празднеству.
      О Боже! Завтра Найтсдейл ожидает нашествие орды девиц на выданье с их мамашами. У него засосало в желудке от страха. Ладони вспотели. Точно так он чувствовал себя перед каждым из сражений в Пиренеях, где довелось ему поучаствовать.
      Он шагнул вперед и стукнул кулаком в дверь.
      – Доброе утро, милорд.
      – Такое ли уж доброе, Ламберт?
      Чарлз позволил дворецкому стащить с себя пальто и мокрую шляпу. Он не видел слугу десять лет – со дня свадьбы Пола: Волосы у Ламберта заметно поредели, в углах глаз и рта прибавилось морщин.
      Да он и сам изменился, подумал Чарлз, и слуга наверняка это отметил. Когда Чарлз в последний раз был дома, он едва окончил университет. А теперь ему тридцать, его состарили кровь и грязь войны.
      – Пусть кто-нибудь позаботится о лошади, хорошо?
      – Разумеется, милорд. Леди Беатрис с вами?
      – Нет, я проскакал вперед. А что там за грохот?
      Чарлз мог бы поклясться, что услышал вдалеке громыхание артиллерийской батареи.
      – Полагаю, это мисс Петерсон, милорд, а также леди Клер и леди Изабелл.
      – Какого черта они там делают? – Чарлз двинулся к лестнице. Шум доносился откуда-то с верхних этажей.
      – Играют в кегли, милорд.
      В длинной галерее. Кегли? Как они могут играть в кегли, подумал он. Девочки совсем еще крошки!
      Снова грохот, затем крики. Кто-то ушибся? Он пустился по лестнице бегом, перескакивая через две ступеньки сразу. Если он ничего не путает, длинная галерея уставлена тяжеленными мраморными бюстами предков Дрейсмитов. Свались такой на маленького ребенка… И откуда лай? Только собаки там не хватало! О чем думает эта мисс Петерсон? Кажется, у девочек есть няня и гувернантка – это ее зовут Петерсон? Нет, вряд ли. Он бы наверняка запомнил – ведь так звали их викария. Ему казалось, что племянницы в хороших руках. Очевидно, он ошибался. Что ж, мисс Петерсон очень скоро отправится искать себе другое место.
      Он появился в длинной галерее как раз в тот момент, когда черно-белый терьер с разбегу налетел на мраморный пьедестал, увенчанный бюстом двоюродного дедушки Рэндалла.
      Эмма Петерсон бросилась вперед, чтобы удержать статую, и услышала негодующий вопль мужчины, бегущего по лестнице. Звук мужского голоса так поразил ее, что она сама чуть не снесла уродливую фигуру с пьедестала. Видимо, дворецкому Ламберту надоел этот сумасшедший дом.
      – Куда вы смотрите, женщина? Какого черта собака бегает, где ей вздумается? Статуя могла бы зашибить кого-нибудь из ваших подопечных!
      Эмма застыла. Кто этот человек? Ворвался в галерею, поминает черта, разносит ее в пух и прах? Она его знает? Голос кажется смутно знакомым. Она поправила очки на носу. Вот если бы он подошел поближе…
      Хотя зачем дожидаться? Давно следовало бы спустить его с лестницы и вытолкать за дверь. Он не очень высок, но широкие плечи и властный вид говорят о том, что мужчина привык добиваться своего. А вдруг он опасен? Если она закричит, успеет ли кто-нибудь вовремя прибежать к ней на выручку?
      – Принни не хотел ничего плохого, сэр. – Храбрая Изабелл встала прямо перед незнакомцем, распрямив узкие плечики. На всякий случай она держалась поближе к Эмме.
      – Конечно, не хотел. – Маленькая Клер обняла пса за шею. – Ты ведь хорошая собачка, правда, Принни?
      Принни тявкнул и лизнул девочку в щеку.
      – Принни? Боже правый, это же Принни! Может быть, он отличный пес, мисс, но ему не место в доме.
      – Сэр! – Эмма была рада, что ее голос не дрогнул и не захрипел. Она вытянулась во весь свой малый рост. – Сэр, я должна просить вас уйти. Немедленно.
      – Уйти? Мне? Мадам, это я собирался вас прогнать – и как можно скорее.
      Эмма испуганно ахнула. О Боже, он приближается!
      – Клер, Изабелл, быстро ко мне!
      Мужчина остановился.
      – Клер? Изабелл?
      – Да. – Эмма вскинула подбородок.
      Теперь он стоял достаточно близко, чтобы она могла его разглядеть. Загорелое лицо, волнистые темно-каштановые волосы острижены безжалостно коротко. Он был старше, сильнее, увереннее, чем тот, кого она видела издалека на свадьбе покойного маркиза, но она узнала его! Не могла она забыть эти глаза – голубые и прозрачные, словно озерная вода, в обрамлении темных ресниц. Чарлз Дрейсмит, мальчик, которого она обожала, мужчина, по которому вздыхала, вернулся в Найтсдейл.
      – Так это мои племянницы? – Чарлз изумленно смотрел на девочек. Старшей, Изабелл, на вид было лет девять. Тонкая, с прямыми светло-русыми волосами, легкими, как пух одуванчика, она унаследовала от Пола высокие скулы и зеленые глаза. Младшая, Клер, все еще сохраняла младенческие припухлости, но тем не менее была уже отнюдь не младенец! И у нее была грива кудрявых волос, прямо как у него самого когда-то.
      Клер встала, уперев кулачки в бока – сколько раз в детстве он видел, как нянюшка делает то же самое, – и вскинула подбородок:
      – Ты разбойник?
      – Клер! – Гувернантка нахмурилась. – Это твой дядя Чарлз, новый маркиз Найтсдейл.
      Чарлз уставился, на гувернантку. Откуда ей знать, кто он такой? Ну конечно, слуги наверняка ожидают его приезда, он сам извещал их в письме, что прибудет вместе с тетей Беа. Так что не нужно было большого ума догадаться. Но сначала-то она его не узнала, иначе не приказала бы покинуть дом. Храбрая, однако. Не растерялась, когда он на нее наорал. А ведь некоторые солдаты бледнели от страха, если он выходил из себя.
      Ростом чуть повыше Изабелл, но выглядит отнюдь не по-детски. Совсем не по-детски. Он охватил взглядом ее фигуру, потом взглянул ей в лицо. Светлые волосы теплого медового оттенка вьются еще сильнее, чем его собственные. Россыпь веснушек, карие с золотом глаза и густые темные ресницы.
      – Коротышка? – Он чуть было не рассмеялся, не веря собственным глазам. Конечно, не кто иная, как Эмма Петерсон, дочка викария. Неприкаянное худосочное существо, ходившее за ним по пятам, словно щенок. Друзья-приятели смеялись над ним, но у него духу не хватало ее прогнать. – Простите. Я хотел сказать – мисс Петерсон. Но вы ведь не гувернантка девочек?
      – Нет, милорд. Гувернантке, мисс Ходжкисс, пришлось отлучиться домой – у нее заболела мать. Я просто заменяю гувернантку, пока она в отъезде.
      Ее щеки окрасились нежным румянцем. Мисс Петерсон избегала смотреть ему в глаза. Он вгляделся в нее пристальнее. Чутье подсказало ему, что мисс Эмма Петерсон не растеряла еще былого обожания. Так, может, это выход? Взять да и сделать ей предложение. Не самый плохой выбор. Стоит заручиться ее согласием до начала проклятого съезда гостей – и не придется дни напролет бегать от своры дам, одержимых матримониальными надеждами.
      Клер принялась дергать Чарлза за рукав.
      – Мисс Ходжкисс боялась, что ее мамочка умрет. – Малышка не сводила с него огромных карих глаз. – И моя мамочка умерла в горах в Талии.
      – В Италии. Твои мама и папа умерли в горах в Италии.
      Чарлз закашлялся. Никогда он особенно не жаловал Сесилию, жену Пола. Считал ее пустой красивой куклой, как и большинство светских девиц. Он запустил пальцы в кудряшки Клер, взглянул на Изабелл. Непохоже, чтобы девочки были убиты горем. Впрочем, неудивительно. Если верить герцогу Олворду и графу Уэстбруку, Пол и Сесилия не являли собой примера нежных родителей. Большую часть времени они проводили в Лондоне или разъезжали по загородным поместьям друзей.
      – Ты теперь наш папа?
      – Клер, не глупи, – нахмурилась Изабелл. – Мы не нужны дяде Чарлзу. Ему нужна своя семья.
      Чарлз услышал тяжелый вздох мисс Петерсон. Он тоже был уязвлен – словно кто-то двинул ему в живот. Конечно, он редко вспоминал о девочках. Так ведь, черт возьми, он полагал, что они совсем еще крошки. Но разве это значит, что они ему чужие?
      – Изабелл, я ваш дядя. Папин брат. Значит, вы и есть моя семья, и это ваш дом. Клер права – я вам теперь как папа.
      Он улыбнулся и увидел, как напряженно сведенные плечи старшей девочки мало-помалу опускаются. Разумеется, он будет племянницам вместо отца и уж точно не хуже, чем Пол.
      – Расскажи мне про песика – ты звала его Принц, Принни? Он не похож на нашего принца-регента.
      Все, что Чарлз мог разглядеть, так это черно-белую шерсть, задние лапы и хвостик-щеточку. Остальное было скрыто пьедесталом двоюродного дедушки Рэндалла, под который пес энергично подкапывался.
      – Ну-ка, прочь отсюда!
      Принни прекратил скрести пьедестал, чихнул и потрусил к Чарлзу, чтобы обнюхать его сапоги.
      – Принни – собака мисс Петерсон, папа.
      – Клер, дорогая, лорд Найтсдейл тебе дядя, а не папа.
      Девочка выпятила нижнюю губу.
      – Мне не нужен дядя. Мне нужен папа!
      Чарлз опустился на колени, так что его лицо было на уровне личика Клер. В ее глазах он видел упрямство, а за ним неуверенность и страх. Так смотрели многие дети в Испании и Португалии. Клер родилась в богатой английской семье, но она была всего-навсего ребенок.
      – Некоторые люди могут удивиться, если ты станешь звать меня папой, леди Клер. К тому же разве это хорошо – забыть вашего настоящего папу?
      Нижняя губа Клер задрожала, маленькие ручки сжались в кулачки.
      – Я хочу, чтобы у меня был папа! Почему ты не можешь быть моим папой? Мисс Петерсон могла бы стать мамой.
      Чарлзу показалось, что он идет по краю пропасти. Одно неосторожное слово – и Клер утонет в слезах.
      – Давай ты будешь звать меня дядей Чарлзом на людях и папой, когда мы будем одни?
      – Одни?
      – Только ты и я, и еще Изабелл и мисс Петерсон. Договорились?
      Клер пожевала нижнюю губу, радостно улыбнулась и обвила руками шею Чарлза. Ему пришлось обнять ее в ответ, а то бы девочка его опрокинула.
      Кожа Клер была младенчески мягкой. Кудряшки щекотали ему подбородок. Он поцеловал ее в щеку. От девочки пахло молоком и овсянкой. У Чарлза странно защемило в груди.
      – Дог-рились, папа Чарлз, – сказала Клер, бросаясь обнять собаку.
      Ох, не так уж велика разница между ним и собакой. Неужели все дети так легко меняют объект своей любви? Он посмотрел на Изабелл. Нет, не все.
      – Если хочешь, тоже можешь называть меня папой Чарлзом, Изабелл.
      – Мне уже девять, дядя. Я не ребенок.
      – Конечно, нет! – Жаль, что она уже слишком взрослая. Она стояла, выпрямившись во весь рост, словно окоченев. Девочка напомнила ему юных новобранцев, перед первой в их жизни битвой. Девять лет – слишком мало, чтобы вдруг повзрослеть.
      – Не возражаете, если я украду у вас мисс Петерсон на минутку? Мне нужно сказать ей несколько слов.
      – Разумеется, – ответила Изабелл.
      Мисс Петерсон, кажется, силилась подавить улыбку. Отлично. Ее благорасположение ему как раз нужно.
      – Изабелл, будьте добры, отведите Клер в детскую.
      – Да, мисс Петерсон.
      – Можно, мы возьмем с собой Принни, мама Петерсон?
      Чарлз закусил губу, чтобы не рассмеяться при виде гримасы мисс Петерсон. Ей было неловко, что девочка так ее назвала, но и обидеть Клер она никак не хотела.
      – Хорошо, но смотрите, чтобы он не беспокоил нянюшку.
      – Принни не станет беспокоить нянюшку, правда, Принни?
      Пес тявкнул раз-другой, затем лизнул Клер в лицо.
      – Видишь, мама Петерсон? Принни все понимает.
      – Да, конечно, но иногда он слишком-суматошный.
      – Нянюшка любит Принни, мисс Петерсон, – сказала Изабелл. – Она только делает вид, что сердится.
      – Не думаю, что она сердилась понарошку, когда пес перевернул вазу с цветами ей на платье.
      – Но он же нечаянно. – Клер потрепала ухо пса – Просто хотел понюхать большую красную розу.
      – Значит, на сей раз смотрите, чтобы он держался подальше от няниных цветов.
      – Хорошо, мисс Петерсон. Идем, Клер.
      Высокий голосок Клер эхом отдавался в галерее, пока сама она вприпрыжку бежала к лестнице.
      – Я знаю, что папа Чарлз будет, отличным папой правда, Изабелл? У него такие красивые глаза, а волосы вьются, как у меня!
      Чарлз усмехнулся, поглядев на Эмму сверху вниз. Ее щеки вспыхнули.
      – Простите, милорд. Клер еще совсем крошка. Уверена, ее манеры станут лучше.
      – Я не обиделся. У меня действительно вьются волосы – совсем как у вас. – Он обежал взглядом ее кудри Она попыталась их пригладить, убрала пряди с лица – не совсем успешно. Покраснела еще сильнее, но как же это ей шло! – К тому же не могу возражать, когда говорят, что у меня красивые глаза. Вы находите их красивыми, мисс Петерсон?
      – Милорд! – Ее щеки стали совсем уж малиновыми.
      Он улыбнулся и предложил ей руку:
      – Не пойти ли нам в кабинет? Буду рад, если вы расскажете мне о племянницах. Как вы, наверное, догадались, я мало что о них знаю.
      Она немного подумала, а затем коснулась пальцами его рукава. Пальцы слегка дрожали, и он накрыл их ладонью. Такие маленькие нежные пальцы. Когда она была ребенком, то вовсе не казалась ему нежной. Наверное, потому, что изо всех сил старалась не отставать от него и других мальчиков. Теперь она не ребенок. Его взгляд скользнул ниже, чтобы рассмотреть грудь. Напрасно – платье застегивалось у самого горла. И тем не менее груди у нее были вовсе не малы. Восхитительны, мог бы он сказать. Округлые холмики, прикрытые безобразным платьем. Его пальцы вдруг заныли от желания немедленно расстегнуть пуговицы, чтобы явить миру красоту, которую мисс Петерсон так старательно прятала.
      Внезапно им овладело желание, и та часть его тела, что и так не была особенно маленькой, сделалась заметно больше. Он отвел взгляд и подавил улыбку.
      Будущее уже не казалось ему столь мрачным.
 
      Эмма и Чарлз шли вниз по лестнице к кабинету. Чувства девушки были в смятении. Она так испугалась и разозлилась, когда он ворвался к ним на галерею, но, когда поняла, кто стоит перед ней… Теперь она окончательно запуталась в своих чувствах.
      Ей бы следовало и дальше сердиться. Она злилась на него все эти четыре месяца, когда он ни разу не нашел времени, чтобы навестить племянниц. Полдня езды от города! Не то чтобы девочки по нему скучали. Они привыкли, что о них никто не печется. Бедняжки. Но сейчас, сходя с ним вниз по длинной лестнице, Эмма не могла не признаться самой себе, что ее это сильно задело.
      Разумеется, он тотчас же явился – и двух часов не прошло, – когда маркиза и маркизу опускали в семейный склеп. А потом помчался обратно в Лондон, не успели прозвучать последние заупокойные молитвы. И после этого ни одного визита. Отчего же? Почему он так переменился? Или это война сделала его таким? Мальчик, которого она знала, ни за что не бросил бы племянниц.
      Ей вспомнилось, как она впервые его увидела. Вспомнилось? Боже, она хранила это воспоминание, словно драгоценность, находила в нем отраду, если ей было одиноко, грустно или страшно.
      Ей было тогда шесть лет от роду. Отец только-только занял должность викария в Найтсдейле, и она ужасно скучала по старому дому, друзьям, всему, что было знакомо и дорого. Одиночество поселилось в ней, словно сердечная боль. Возле речки, что бежала в соседнем с домом викария лесу, девочка нашла бревно, на котором частенько сидела, заливаясь слезами, пока не оставалось ни сил, ни слез, чтобы плакать дальше. Но сердечная тоска от слез лишь крепла.
      А потом в ее мирок со свистом ворвался Чарлз. Она услышала его раньше, чем увидела. Она бы спряталась, да не осталось сил, чтобы бежать. Он встал, уперев руки в бока.
      Чарлз был старше всего на четыре года. Худой мальчик с вьющимися темными волосами, но ей он показался богом посреди лесного безмолвия, озаренного солнцем, пробивающимся сквозь листву. Он презрительно фыркнул и вытащил из кармана грязный носовой платок.
      – На-ка, вытрись, – проговорил он и вытер ей лицо. – Кончай пускать пузыри. Как маленькая! Ты же не хочешь, чтобы все считали тебя маленькой, правда? Пошли, поможешь мне наловить саламандр.
      Эмма тогда заболела любовью к нему. Ей так и не удалось излечиться.
      Она взглянула вниз, на ладонь, прикрывающую ее пальцы. Он был без перчаток. Она тоже. Теплое прикосновение и тяжесть мозолистой ладони заставили ее сердце забиться сильнее. Ей ужасно захотелось перевернуть ладонь, сцепить его пальцы со своими хрупкими пальчиками.
      Но ей до него не достать. Она всегда знала это, даже тогда, двадцать лет назад, когда, изумленно смотрела на мальчика в лесу. Он сын брата маркиза. Теперь и сам маркиз. А она всего-навсего дочка викария, скромный лютик на хлебном поле Найтсдейла. Тем не менее она шла за ним по пятам, словно щенок, радуясь малейшей крохе внимания с его стороны. Когда он уехал учиться, она плакала. И снова слезы не могли излечить боли в опустевшем сердце.
      Потом умерла мама, и ей пришлось заботиться об отце и сестре Мэг. На глупые романтические мечты не оставалось времени.
      Вот и холл. Она бросила взгляд на профиль Чарлза. Не было времени, да и смысла тоже. Но она все равно мечтала о любви.
      Она была шестнадцатилетней девушкой, когда он появился дома. По-прежнему больной им. Слишком молодой, чтобы ее пригласили на свадебный бал, но достаточно взрослой, чтобы отчаянно желать туда попасть и, может быть, протанцевать с Чарлзом танец-другой.
      Она совершила тогда ужасно храбрый поступок, единственный отчаянный поступок за всю жизнь: выскользнула в, окно, пробежала через лес и прокралась к террасе. Спрятавшись в темноте, она смотрела, как танцуют пары: мужчины в белых сорочках и черных фраках, дамы в разноцветных платьях, усыпанных драгоценностями.
      Девушка видела, как Чарлз вышел на террасу вместе с одной из лондонских дам. Эмма не сводила с молодой леди глаз. Ее платье облегало изгибы тела, бесстыдно обнажая полную грудь. Леди была поразительно, до неприличия хороша! А потом Чарлз обнял ее и поцеловал, и его руки гладили тело женщины где хотели.
      У Эммы захватило дух. Ей было неловко. Она чувствовала себя пристыженной, смущенной… Ее вдруг затрясло, как от горячки, Девушка бросилась домой со всех ног, словно за ней гнался сам сатана.
      Потом она тысячу раз видела этот поцелуй во сне. Только на месте дамы была она сама, Эмма.
      Что ж, пора наконец очнуться от наваждения. Она отняла руку – они вошли в кабинет. Слуги постарались везде прибраться, но в комнате до сих пор пахло пылью и застарелой копотью. Маркиз – предыдущий маркиз – не наведывался в поместье больше года.
      – Мисс Петерсон, простите, если напугал вас своим появлением. – Чарлз указал ей на стул возле камина. Она предпочла остаться на ногах, и ему тоже пришлось стоять. Он недоуменно взглянул на девушку. Эмма сложила руки на груди.
      – Милорд, вот уже четыре месяца, как умерли ваш брат его жена, и девочки остались сиротами. Почему вас так долго не было дома?
      Чарлз пожал плечами:
      – Долго? – Ему вдруг стало трудно говорить, и он перевел взгляд на письменный стол. Когда он снова посмотрел на девушку, его лицо было бесстрастно. – О моих племянницах хорошо заботятся. Это сказал ваш отец – я беседовал с ним на похоронах. У них есть няня и гувернантка. Отчего им скучать по дяде, которого они едва знают? К тому же я искренне полагал, что они еще очень малы.
      – Как это? Изабелл уже девять, а Клер – четыре.
      – Когда у Пола родился первый ребенок, мне был двадцать один год. Молодой человек из Лондона, я был только разочарован, что брат не получил наследника, вот и все. Потом я отправился на войну. Младшей, Клер, и на свете-то не было, когда я отбыл на Пиренеи.
      – И вы намерены снова бросить девочек, после того как повидали их?
      Именно это и входило в его планы, судя по выражению лица.
      – Господи, вы не можете! Девочки слишком долго оставались на попечении слуг. Нужно, чтобы в доме поселился кто-то родной. Вы же слышали – Клер так хочет иметь отца. Изабелл тоже, но она уже умеет скрывать чувства.
      – А как насчет матери, мисс Петерсон? Разумеется, мать нужна им не меньше. Даже больше!
      – Ну конечно, им нужна мама. Но в данный момент нет никого, кто занял бы ее место.
      – Разве? – Чарлз внезапно усмехнулся. – А вы?
      Эмма почувствовала, что ей нечем дышать.
      Чарлз кусал губы, чтобы не рассмеяться. У мисс Петерсон отвисла челюсть.
      – Если подумать как следует, это просто отличный выход, мисс Петерсон. Девочкам нужна мать, как вы сами верно заметили. Они знают и любят вас. Живете вы рядом – очень удобно, когда родная семья под боком.
      «А у меня будет повод затащить вас в постель – и я нахожу это очень заманчивым». Чарлз улыбнулся, пытаясь представить, как бы мисс Петерсон отреагировала на такое намерение. Он не вспоминал ее все эти годы. И вот она стоит тут, в нескольких дюймах от него. Что же заставляет думать о ней в таком плане? Может, все дело в поразительной разнице – какой он ее помнил и какой она стала сейчас, с фигурой взрослой женщины. Что бы там ни было, но все это казалось очень возбуждающим. Он переступил с ноги на ногу и отвернулся, чтобы она ничего не заметила.
      Отличный выход из положения! Удобный для обоих. Разумеется, ему не придется проводить с ней уйму времени. Не было у него желания осесть в Найтсдейле. Он найдет полезное занятие в Лондоне, а сюда будет наезжать время от времени – должен же он обеспечить семье наследника.
      Да, он будет приезжать сюда, чтобы спать с ней. Сорвать бы это ужасное платье с ее прекрасного тела, зарыться лицом в мягкие круглые груди, а еще…
      Он резко повернулся к столу. Брюки стали ему решительно узки.
      – Что может быть лучше, мисс Петерсон? У вас ведь нет поклонника, или я ошибаюсь?
      – Нет, но…
      – И уж простите мне эти слова, но вы несколько перешагнули обычный брачный возраст. Не правда ли? Насколько я помню, вам двадцать шесть лет, вы на четыре года моложе меня.
      – Да…
      Чарлз взглянул на Эмму, отметив, как вспыхнули ее щеки и отяжелела грудь. Особенно грудь! Он заставил себя посмотреть ей в лицо. За очками, под нахмуренными бровями, в карих глазах тлели золотые искорки.
      Возможно, не стоило напирать на возраст. С другой стороны, вдруг страх остаться старой девой поможет ей принять нужное решение. Вряд ли у нее есть на примете кто получше – наверняка вообще никого нет.
      – Вы знаете, я не стану вам докучать. Я собираюсь жить в основном в Лондоне. Вам придется примириться с моими визитами время от времени.
      – Зачем же вообще приезжать сюда? Вам прекрасно удавалось держаться от нас подальше все эти годы.
      Чарлз смущенно кашлянул. Она не понимает очевидного? Он снова взглянул на Эмму. Руки сложены крестом на прекрасной груди. Одна бровь поднята. Как он раньше не замечал, как восхитительно взлетает вверх ее бровь? И какой чувственный у нее рот, который так и хочется поцеловать даже сейчас, когда она сурово сжала губы?
      Может быть, суровая линия смягчится, если коснуться ее губ поцелуем?
      – Дело в наследнике.
      – Что? – Обе брови взлетели вверх, а потом сошлись на переносице. – Что именно вы имеете в виду?
      Холод ее слов удивительно противоречил огню, что сверкал в глазах. Чарлз понял – лучше всего отступить. Но он слишком далеко зашел на вражескую территорию. Придется быть храбрым до конца.
      – Наследник! Теперь, когда я маркиз, мне нужен наследник. А откуда ему взяться, если я буду в Лондоне, а моя жена в Кенте?
      Он поспешно пригнулся – маленькая фарфоровая собачка пролетела мимо его уха и звякнула, разбившись о дверь кабинета.

      – Не помешаю?
      Сначала в дверях показались три оранжевых пера, затем седые букли, наконец осторожно выглянул округлое лицо с голубыми, как у Чарлза, глазами.
      – Нисколько, тетя Беа. Входите, прошу вас.
      Эмма смущенно заморгала и поправила на носу очки. На смену сильному гневу явилось не менее сильное удивление от вида округлого тела тетки Чарлза, загнанного в платье в широкую красно-оранжевую полоску. Вырез платья спускался так низко, что Эмме было непонятно, каким образом внушительная грудь дамы помещается внутри корсажа. На обширной груди сверкало ожерелье из рубинов и бриллиантов.
      – Не представите ли меня своей знакомой, Чарлз? – Носком туфли леди Беатрис отшвырнула обломки фарфора и взглянула в лорнет. Глаза, показавшиеся огромными за стеклами лорнета, уставились прямо на Эмму.
      – Разумеется, тетя. Это мисс Эмма Петерсон, дочь викария. Мисс Петерсон, позвольте представить вам леди Беатрис.
      – Леди Беатрис, – Эмма сделала реверанс, – рада познакомиться… Ой, что это?
      Эмма ахнула и подскочила на одной ноге. Что-то щекотало ее лодыжку. Леди Беатрис засмеялась – сочный музыкальный голос, казалось, шел откуда-то из глубины ее полного тела.
      – Не бойтесь, дорогая. Это всего-навсего Королева Бесс.
      Огромная рыжая кошка вскочила на стул рядом с Эммой и свернулась клубком, заняв все сиденье. Ее можно было принять за муфту, огромную муфту, притом сердитую, подумала Эмма, отметив взгляд, которым наградила ее кошка, прежде чем приступить к вылизыванию лапок.
      Чарлз рассмеялся:
      – Не думаю, тетя, что Принц окажет Королеве почести.
      – Только не говори мне, что ты пригласил этого жирного дурака, Чарлз. В моем списке гостей принца точно нет.
      – И в моем тоже. Я имел в виду собаку мисс Петерсон.
      – У вас собака по имени Принц? Браво, мисс Петерсон.
      – На самом деле это собака моей сестры.
      – А-а-а, понятно. Тогда мне нужно непременно познакомиться с вашей сестрой. – Леди Беатрис пошла в глубь кабинета. – А почему мы стоим, Чарлз? В мебели есть какая-то зараза? Надеюсь, не вши? Или блохи? Бедняжка Бесс просто ненавидит блох.
      – Думаю, вам с кошкой нечего бояться. Впрочем, полной уверенности у меня нет. Сам прибыл только что. Я ждал, пока сядет мисс Петерсон, но ей отчего-то расхотелось садиться.
      – Что ж, прекрасно. Но мне сидеть не расхотелось, хоть я как раз просидела в карете всю дорогу из Лондона. Теперь, когда ты маркиз, Чарлз, придется тебе заняться каретами. Пока мы ехали, я думала, у меня все зубы вылетят – клянусь, я чувствовала каждый камень, что попадался нам на дороге.
      Леди Беатрис грациозно раскинулась на диванчике. «Как раз подходящего размера, чтобы вместить ее внушительные формы», – подумала Эмма.
      – Идите сюда, мисс Петерсон, садитесь, прошу вас. Невыносимо видеть, как вы стоите. Уверена, бедняге Чарлзу не терпится присесть и снять тяжесть с ног. Бесс подвинется, не так ли, милая?
      Кошка на минуту отвлеклась от умывания, чтобы взглянуть на хозяйку, а затем принялась вылизывать под хвостом. Эмма отвела взгляд.
      – Просто подтолкните ее, мисс Петерсон, – предложила леди Беатрис. – Бесс немножко ленива.
      Ну да, а Темза немножко мокрая, подумала Эмма. Королева Бесс не выказывала ни малейшей готовности уступить место, а Эмме вовсе не хотелось быть оцарапанной.
      – Позвольте мне. – Рука Чарлза скользнула по ее руке, когда он потянулся к кошке. Случайное прикосновение поразило ее как удар молнии. Он был совсем близко, она могла чувствовать жар его тела, вдыхать исходивший от него мужской аромат – смесь мыла, кожи и льняного белья. Она смотрела, как широкая ладонь осторожно подхватила кошку под брюшко, и вспомнила, как сама дрожала от прикосновения его ладони и пальцев.
      Оставалось лишь надеяться, что он не услышал ее судорожного вздоха и не заметил, что она замерла не дыша. Девушка отступила прочь так поспешно, что зацепила каблуком подол. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось ухватиться за край стола. Когда она наконец смогла поднять на него взгляд, он как раз устраивал Королеву Бесс на коленях хозяйки.
      А сама тетушка не сводила пристального взгляда с Эммы. Девушка подавила нервный смешок: глаза леди Беатрис смотрели почти с тем же выражением, что и кошачьи.
      – Благодарю, Чарлз, Он просто герой, не правда ли, мисс Петерсон?
      Эмма натянуто улыбнулась, устраиваясь на краешке освободившегося стула, украдкой пытаясь стряхнуть с сиденья рыжие кошачьи волоски. Она взглянула на Чарлза. Тот улыбнулся и отвесил ей поклон.
      – Тетя, я изо всех своих скромных сил пытаюсь спасать девиц от драконов, а также от злющих кошек.
      Недоверчиво хмыкнув, леди Беатрис погладила кошку и принялась разглядывать Чарлза, потом Эмму. Девушка пыталась не ерзать под ее изучающим взглядом.
      – Может быть, есть какая-то особая причина спасти эту девицу, Чарлз? – лениво протянула леди.
      Но Эмма не обманулась небрежностью тона – на нее повеяло холодом.
      – Не могу назвать ни одной, тетя. – Чарлз сунул руки в карманы и прислонился к каминной доске. – А почему вы спрашиваете?
      Голос его прозвучал резко.
      – Я не привыкла, что меня осыпают осколками фарфора, как только я вхожу в комнату.
      Эмма не смела поднять глаз, уставившись на собственные руки, крепко прижатые к коленям. Оставалось лишь надеяться, что ее щеки не слишком полыхают краской стыда.
      – Я высказал мысль, с которой мисс Петерсон, по-видимому, решительно не согласилась.
      – Вот как? Воображаю, какова была тема беседы, если благовоспитанная молодая леди принялась швыряться безделушками.
      Эмма решила – пора спасаться бегством.
      – Милорд, леди Беатрис! Полагаю, мне следует вернуться к девочкам. Уверена, что они успели вконец утомить, няню.
      – Не так скоро, мисс Петерсон, – возразила леди Беатрис. – Мы только-только познакомились.
      Это была отнюдь не просьба. Эмма опустилась на стул.
      – Во мне нет ничего особенного, леди Беатрис.
      Леди приподняла бровь:
      – Вот это я и пытаюсь определить, мисс Петерсон.
      – Да бросьте, тетя. Мисс Петерсон любезно согласилась присматривать за Клер и Изабелл, пока их гувернантка, мисс Ходжкисс, ухаживает за больной матерью.
      – Понятно. И она живет в Найтсдейле? – Леди Беатрис замолчала и взглядом прозрачных голубых глаз окинула Эмму с головы до пят. – Как удобно!
      Эмма выпрямилась на своем стуле. Неужели леди пытается ее оскорбить? Нет, не может быть. Никому еще ни разу не взбрело в голову ее в чем-то обвинить – разве что в слишком уж примерном поведении. Должно быть, ей показалось.
      Но этот суровый взгляд – тут обмануться невозможно.
      – Мисс Петерсон и я, мы как раз хотели познакомиться заново, когда вы вошли, тетя.
      – Заново? Так ты и мисс Петерсон… были когда-то близки?
      – Нет! – Эмма не хотела, чтобы ее ответ прозвучал слишком резко. Но, судя по тому, как взлетела вверх бровь леди Беатрис, она сорвалась на крик. Девушка вскочила со стула. Прочь отсюда, и не важно, что это не понравится тетке Чарлза. – Леди Беатрис, могу заверить вас…
      – Не стоит, дитя мое. – Леди Беатрис взмахнула усыпанной драгоценностями рукой. – Сядьте. Простите, если я вас обидела.
      Эмма присела на краешек стула, готовая вскочить в любой миг.
      – Я не привыкла к такому обращению, леди Беатрис. Надеюсь, это не повторится.
      Леди хихикнула:
      – У вас острые коготки, не правда ли? Отлично. Итак, расскажите-ка мне, отчего вы запустили… – Леди оглядела осколки на полу возле двери и пожала плечами: – Отчего вы запустили фарфоровой штучкой в дверь?
      Эмма вспыхнула:
      – Это была собачка, леди Беатрис.
      – Вот как. – Она почесала кошку за ухом. – Тут, пожалуй, Королева Бесс вас бы одобрила. Она сама не очень жалует собак. Но вот что мне кажется странным. Вы ведь дружите с живым воплощением сей безделушки? Откуда же ненависть к тявкающим тварям, столь сильная, что вынуждает вас уничтожать фарфоровых собак, причем, замечу, вам не принадлежащих? Я не ослышалась – Принни ведь собака?
      – Да. – Эмма беспомощно взглянула на Чарлза. Хитрец прикрыл рукой рот, скрывая ухмылку. – Я не хотела разбивать фигурку.
      – Нет? А что вы хотели?
      – Я целилась в голову лорду Найтсдейлу.
      – Вот как. Чарлз?
      – Я всего-навсего попросил мисс Петерсон выйти за меня замуж. Она отказалась.
      Леди Беатрис захлопала глазами.
      – Простого «нет» было недостаточно?
      – Очевидно, нет.
      Эмме хотелось плакать – от досады или разочарования, она не могла сказать.
      – Простите меня, леди Беатрис. Право же, сама не знаю, как это вышло.
      – Тогда и не пытайтесь ничего объяснять, дорогая. Есть вещи необъяснимые. А бывают поступки, которые со временем становятся понятны сами собой. Подождем и увидим, куда отнести это маленькое происшествие. Кажется, вы сказали, что встречались раньше?
      Чарлз фыркнул:
      – Тетя, мы с мисс Петерсон – товарищи детских игр. Через много лет я встретил ее снова – прямо перед вашим появлением.
      – Через много лет? Сколько же?
      Чарлз пожал плечами:
      – Года два-три. Но не меньше десяти. А если точнее, то вроде двадцать.
      Леди Беатрис вытаращила глаза:
      – Ты видел мисс Петерсон лишь в детстве, но тем не менее предложил ей выйти за тебя замуж?
      Чарлз переминался с ноги на ногу, смущенно покашливая.
      – Именно.
      Леди Беатрис покачала головой:
      – Мисс Петерсон, мои извинения. Теперь я вас отлично понимаю. В следующий раз я советую вам взять предмет потяжелее.
 
      Леди предавались болтовне. Ламберт принес чай с пирожными и блюдце сливок для ее величества. Чарлз наблюдал.
      – Кажется, вы сказали, что сейчас живете в этом доме, мисс Петерсон? – Тетя Беатрис ухватила самый большой кусок пирожного.
      – Да. На прошлой неделе мисс Ходжкисс пришлось срочно уехать. Я решила, что будет лучше, если я перееду сюда помочь няне. В ее-то годы, знаете ли…
      – Конечно. А как семья без вас обходится?
      Эмма примолкла, и Чарлз присмотрелся внимательнее. Кажется, в ее глазах промелькнула тень?
      – Они справляются. Сестре уже семнадцать. Она не нуждается в опеке, да ей и не хочется, чтобы за ней присматривали.
      – Хм… Кажется, ваша матушка умерла много лет назад, не так ли? – Леди Беатрис стряхнула крошки с груди.
      – Почти сразу, как родилась Мэг. – Эмма улыбнулась, но Чарлз снова заметил тень на ее лице. – Я воспитывала Мэг и вела хозяйство, но, к счастью, все меняется. Теперь мне несложно взять на себя обучение девочек, пока мисс Ходжкисс в отлучке.
      Чарлз смотрел, как она откусывает кусочек пирожного. У нее был красивый рот – полная нижняя губка, слегка изогнутая верхняя. Так и тянет поцеловать. Розовый кончик языка облизнул губы, чтобы подобрать крошку; При виде этого зрелища он вдруг ощутил жар между ног. Он мог бы предложить этому язычку заняться кое-чем поинтереснее.
      – Ты согласен, Чарлз?
      – Что? – Он с трудом перевел взгляд с губ мисс Петерсон на тетю, которая смотрела на него с удивлением. – Простите, тетя. Я несколько замечтался.
      Тетя Беа фыркнула:
      – Вот как это теперь называется? В мое время…
      На лице Эммы он прочел замешательство.
      – Тетя, прекратите нас смущать. Лучше повторите вопрос.
      Тетя Беатрис тоже взглянула на Эмму.
      – Хорошо. Я пытаюсь убедить мисс Петерсон посетить наш маленький праздник.
      – Превосходная мысль! – Чарлз просиял. Как кстати выступила тетя Беа со своим интересным предложением.
      – Но, лорд Найтсдейл, я решительно не смогу быть вашей гостьей на празднике.
      – Отчего же, мисс Петерсон? Вы украсите его своим присутствием.
      – Я всего лишь гувернантка.
      – Фи! Только на время. – Тетя Беа предложила кусочек пирожного кошке. Ее величество осторожно обнюхала угощение, а затем презрительно сморщила нос. – Ваше происхождение безупречно. Если не ошибаюсь, ваш отец – сын графа?
      – Четвертый сын, – поправила мисс Петерсон.
      – Не имеет значения. Голубая кровь. То, что надо.
      – Надо, для чего? – Девушка со стуком поставила чашку на блюдце.
      – Чтобы появиться в свете, мисс Петерсон. – Тетя Беа отправила в рот пирожное, отвергнутое Королевой Бесс. – Полагаю, вряд ли вы были представлены обществу? – Вопрос прозвучал невнятно – леди пережевывала пирожное.
      – Нет. Когда мне было семнадцать, Мэг еще не исполнилось девяти. Мне не хотелось ее оставлять, да и отцу ни к чему было отправлять меня в Лондон. Я думала, что сестры отца захотят оказать мне покровительство, но, кажется, я ошибалась.
      Тетя Беатрис вскинула голову, и перья в ее прическе заколыхались.
      – Я знаю сестер вашего отца. Леди Громвель – графиня, леди Фэннинг – баронесса. Замечательный прием они вам устроили. – Она потянулась за новым пирожным. – Вы сказали, сестре сейчас семнадцать? Она тоже отказалась ехать в столицу?
      – Да. Папа предложил ей поехать. Леди Элизабет, сестра герцога Олворда, как раз уезжала в Лондон, чтобы провести там сезон. Мэг могла бы отправиться с ней. – Эмма вздохнула и слегка передернула плечами. – Похоже, Мэг совсем не интересуется нарядами и побрякушками и предпочитает бродить по полям, выискивать растения для гербария, – Она замолчала, глядя в чашку. Чарлз снова увидел, как помрачнело ее лицо и сжались губы. – Да и в доме было… не совсем ладно.
      Что ее так расстраивает? Он предпочел бы, чтобы ее глаза искрились счастьем, или гневом, или страстью. Только не этот грустный взгляд!
      – Похоже, вам с сестрой не мешало бы приобрести некий лоск, мисс Петерсон. Чарлз, нужно пригласить к нам и сестру тоже, – предложила тетя Беа. – Будет прекрасная возможность выпустить ее порезвиться.
      – Отличная мысль, тетя. А мисс Петерсон будет неподалеку, чтобы загнать ее обратно в стойло.
      – Леди Беатрис, не думаю, что…
      – Ну нет. Мы настаиваем. Правда, Чарлз?
      – Самым решительным образом. Я провожу вас домой, мисс Петерсон, прямо сегодня и лично передам приглашение.
      – Но…
      – Да будет вам, мисс Петерсон! Уверена, у вашего отца нет причин возражать. Он должен быть счастлив, что дочери… то есть дочерям, представится случай выйти в свет.
      Эмма поставила чашку и распрямила плечи. Ее взгляд вновь засверкал огнем, ноздри раздувались.
      – Леди Беатрис…
      Леди Беатрис воздела руки:
      – Ну же, мисс Петерсон, не будьте занудой. Немного повеселитесь – что в этом плохого? Партия в карты, пикник, бал, Ничего из ряда вон.
      Подбородок Эммы взлетел вверх не хуже, чем у Клер.
      – Девочки нуждаются в моем присмотре.
      – Разумеется, но не целый же день? Няня приглядит за ними в классной, не так ли?
      Тетя Беатрис взглянула на Чарлза.
      – Разумеется, – усмехнулся он. – Присматривает же она за ними сейчас. Кроме того, они не так уж малы. Изабелл показалась мне исключительно ответственной особой.
      – Слишком уж ответственной, – сказала мисс Петерсон. – Но она не должна отставать в занятиях.
      – Никоим образом. – Чарлз чуял близкую победу. – Я сам буду с ней заниматься всем, чем нужно. Кроме акварели. Совсем не умею рисовать, ничего не смыслю в живописи.
      – Хм…
      – Итак, решено. – Тетя Беа схватила с блюда последнее пирожное. – Идите и наденьте шляпу, мисс Петерсон. Чарлз отвезет вас домой прямо сейчас.
      – Но…
      Тетя Беа махнула рукой. Мисс Петерсон посмотрела на Чарлза, чем насмешила его – такая смесь отчаяния, гнева и решимости была на ее лице. А еще ожидание чуда. Неужели? Он подозревал, что девушка давным-давно забыла о развлечениях. Да веселилась ли она хоть раз в жизни?
      Нужно это менять. Он чувствовал, что просто жаждет дарить ей удовольствие. Восхитительное удовольствие. Жаркое и влажное. Ночью и ранним утром.
      Она вышла из комнаты. Он видел, как колышутся ее соблазнительные бедра.
      – Кажется, нашел добычу?
      Чарлз пожал плечами и повернулся к тетке спиной.
      – Вы вечно пристаете ко мне – женись да женись! С той самой минуты, как мы узнали о смерти Пола. Мисс Петерсон отлично подходит для этой роли.
      – Неужели больше не из кого выбрать?
      – Все дамы, с которыми я встречался раньше, не очень-то меня жаловали.
      – Да, но теперь ты маркиз Найтсдейл, и это делает тебя намного привлекательнее!
      У Чарлза защемило в сердце. Боже правый, что ему было ненавистно, так это низкопоклонство. Люди, которые не замечали просто майора Дрейсмита, готовы были в лепешку расшибиться, чтобы завоевать благорасположение лорда Найтсдейла!
      – Это мне и нравится в мисс Петерсон, тетя. Думаю, она гроша ломаного не даст за мой титул.
      Эмма едва сдержала себя, чтобы не броситься вниз по лестнице со всех ног. Она все еще кипела от злости. Ну и нахал! Явился сюда после стольких лет отсутствия и тут же сделал ей предложение. Она могла бы поклясться – он даже не узнал ее сначала, когда они встретились в длинной галерее!
      Ему нужна жена, чтобы произвести на свет наследника. Но она не позволит превращать себя в машину для производства нового поколения династии Найтсдейлов. Да она бы с радостью придушила последнего ее представителя. Собственными руками!
      Она задержалась на площадке третьего этажа, вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев. Глубоко вздохнула, призывая себя к спокойствию. На себя она злилась не меньше!
      Отчего он не урод: не косоглазый, не рябой, даже не горбатый? Как вышло, что он стал тем единственным, кто приходил в ее сны?
      Она обхватила ладонями пылающие щеки. Эмма видела Чарлза не только во сне, Он чудился ей и наяву.
      Чарлз пришел к ней в постель в ту самую ночь, когда она опрометью примчалась домой со свадьбы его брата.
      К чему лукавить? Благочестивая дочь викария часто забиралась в кровать, задувала свечу и воскрешала в памяти то, что увидела на террасе дома Найтсдейлов. Однако в ее мечтах Чарлз целовал ее, а не какую-то там лондонскую красотку. Эмма пыталась представить себе, как бы его губы двигались, соприкасаясь с ее губами. Какими могли быть эти губы? Холодными или теплыми, влажными или сухими? Она воображала: вот руки Чарлза обвиваются вокруг ее талии, ее грудь прижимается к его телу… вот его руки… Эмма крепко зажмурилась. Страшно даже подумать, куда потом двинулись его руки.
      А теперь он делает ей предложение. Она могла бы узнать наяву, каковы на вкус его губы. И что было бы, если бы его руки…
      Хватит. Не может она выйти замуж лишь для того, чтобы проверить, все ли так, как ей мечталось. Нет. Конечно, нет. Нелепо – просто смех разбирает.
      Она двинулась вниз по ступеням.
      Эмма чуть не умерла в кабинете, когда он разглядывал ее рот. Едва могла поддерживать беседу с леди Беатрис. Этому человеку нужно приказать ходить с повязкой на глазах – их прозрачная голубизна сводит женщин с ума. Наверняка с их помощью он покорил целую толпу светских дамочек. Она же не станет очередной жертвой, как бы ей самой этого ни хотелось.
      – Мисс Петерсон, как вы быстро! Я восхищен.
      Эмма посмотрела вниз. В холле, улыбаясь, стоял Чарлз. Сердце екнуло, и ей стоило большого труда взять себя в руки.
      – Не нужно много времени, чтобы надеть шляпку, милорд.
      – Нет? Поверю вам на слово – ни разу не доводилось самому этого делать.
      – Зато, без сомнения, довелось немало их снять.
      Эмма прикусила губу. Как же это сорвалось с губ? Раньше ей всегда удавалось следить за собственным языком. Глядя прямо перед собой, она вышла в парадную дверь. Чарлз нашептывал прямо в ухо:
      – Ах, мисс Петерсон! Неужели я догадался, что вы хотели сказать?
      – Не имею понятия, о чем вы, милорд.
      – Значит, вы не намекали, что я снимал с дам не только шляпки?
      Эмма почувствовала, что щеки заливает яркий румянец. Когда она это сказала, то сама даже не понимала, что говорит совершенно неприличные вещи. Зато он признался, что раздевал этих дам. Но она ничего не скажет. Маленькая ложь во спасение.
      – Разумеется, милорд, я ни на что не намекаю.
      Он рассмеялся глубоким ласкающим смехом.
      – Ах, мисс Петерсон, мы отлично проведем время. Могу я называть вас Эммой?
      – Нет, конечно!
      – Прекрасно. А вы должны звать меня Чарлзом.
      – Милорд, вы меня слышите? Я не разрешала называть меня по имени.
      – Что ж, Эмма. Простите, но я позволю себе эту вольность. На войне я усвоил одну вещь. Просить следует вежливо, но, если речь идет о жизни и смерти, нужно взять требуемое самому – разумеется, тоже с учтивостью. А я думаю, что мне жизненно необходимо слышать, как звучит ваше чудесное имя – Эмма.
      Эмма не нашлась что ответить. Она раскрыла рот от удивления. И еще шире, когда вдруг почувствовала, как его широкие теплые ладони смыкаются на ее талии и он поднимает ее, чтобы усадить в свой экипаж. Затем он забрался сам и сел рядом, с улыбкой коснувшись указательным пальцем ее подбородка. Эмма закрыла рот так поспешно, что услышала стук собственных зубов. И смутилась еще больше, когда оказалось, что сиденье маленького двухколесного экипажа слишком узко. Эмма чувствовала, как соприкасаются их бедра и ноги. Почему-то его тело было очень твердым, как скала. Девушка заерзала, пытаясь немного отодвинуться. Он тоже передвинулся вслед за ней.
      – Милорд, вы меня раздавите.
      – Чарлз. Эмма, вы же знаете, что меня зовут Чарлз. Помните, вы ведь называли меня по имени, когда мы были детьми?
      – Теперь моим губам этого не выговорить, милорд. Я, будет вам известно, испытываю некоторую склонность к соблюдению приличий.
      – Ясно. Придется тогда переубедить эти губы.
      И не успела Эмма сообразить, что сейчас будет, как он ее поцеловал.
      Она закрыла глаза – то ли оттого, что лицо Чарлза оказалось так близко, то ли чтобы лучше распробовать вкус губ. Этого она не могла сказать – да и не все ли равно. Прикосновение было недолгим, а губы сухими и прохладными. Но она почувствовала, что ее пробрало до кончиков ногтей. Внутри вспыхнул огонь, тот самый, что тлел в ее мечтах, никогда не разгораясь до настоящего пламени. Пламени, которое, как она боялась, может поглотить ее всю без остатка.
      Кажется, ей грозит беда!
      Чарлз засмеялся и отодвинулся к противоположному краю сиденья. Он предпочел бы продлить поцелуй, получше изучить ее рот. Но лошади беспокойно топтались, да и Эмма, вероятно, скоро опомнилась бы и залепила ему такую пощечину, что не дай Боже. Не говоря уж о том, что их прекрасно можно было видеть из окон дома. Не подсматривала ли за ними тетя Беа? Или малышка Клер?
      Ему было все равно. Чарлз усмехнулся. Ему вдруг захотелось рассмеяться от радости. Такой легкости на сердце он не чувствовал уже давно – по крайней мере с тех пор, как уехал в Испанию. А уж узнав о смерти Пола… Даже в ту пору, когда Чарлз, выпускник университета, окунулся в светскую жизнь Лондона, не чувствовал такой чистой, беззаботной радости. Жизнь казалась ему тогда чудесной, осыпающей его позолотой. А потом были утренние пробуждения после ночных кутежей, и оказалось, что позолота больше смахивает на ржавчину.
      Он поглубже вдохнул прохладный английский воздух, аромат свежескошенной травы. Наверное, так хорошо ему было лишь в детстве. Просыпаешься утром, и впереди у тебя целый день, чтобы рыбачить, или кататься, или играть в Робин Гуда или рыцарей Круглого стола. А по пятам за тобой почти всегда бегает девчонка. Он усмехнулся. Маленькое кудрявое создание, которое он звал Коротышкой. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь в ее присутствии он найдет нечто большее, чем раздражение?
      – Что вас так забавляет, милорд?
      Значит, мисс Петереон решила сохранять надменное спокойствие? Он взглянул на девушку. Так и есть – задрала нос повыше.
      – А вы знали, что другие мальчики зовут вас Тень?
      – Что? – Она повернулась к нему.
      – О чем это вы?
      – В детстве. Другие мальчики прозвали вас Тень. Вы вечно ходили за мной, куда бы я ни шел.
      – Ох! – Она отвернулась, и легкий румянец снова окрасил ее щеки.
      – Но я вас так не называл. Я не возражал, что вы ходите за мной.
      – Вы звали меня Коротышкой.
      – Да, вы же были с ноготь. Вы и сейчас ростом не вышли. Хотя некоторые части, – Чарлз опустил глаза на ее прекрасную грудь, – очень даже выросли.
      – Милорд! – Ее щеки пылали. Не миновать ему пощечины!
      – Ваши руки, например, – добавил он, смеясь. – Уверен, они стали побольше. Да и ноги тоже. Ваш прекрасный… хм… подбо…..
      Эмма судорожно вздохнула, и не упомянутая Чарлзом часть ее тела соблазнительно поднялась.
      – Подбородок тоже значительно увеличился с тех пор, как вы были девочкой.
      – Милорд, вы такой… умеете изворачиваться.
      – Прошу прощения? – Чарлз пытался придать голосу оттенок ангельской невинности. – Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
      – Отлично понимаете! Вас не поймать. Вроде понятно, о чем вы говорите, и в то же время… вы ставите меня в тупик. Вы скользкий, словно форель.
      – Милая, – сказал Чарлз, и голос его вдруг осекся – ее безыскусные слова пробудили в нем эротические фантазии, – если вам захочется меня схватить, пожалуйста, в любое время. Ваше желание для меня закон. Будь я форелью, был бы рад заплыть к вам… – Чарлз оборвал себя на полуслове.
      Она взглянула на него озадаченно и не без подозрительности.
      – Ну вот, вы снова начинаете.
      Чарлз приказал своему телу вести себя прилично и ответил:
      – Что начинаю?
      На сей раз голос его звучал чисто, без хрипотцы.
      – Не стройте из себя святошу. Вы ведь имели в виду кое-что другое, не так ли?
      – Неправда.
      – Да!
      Чарлз ухмыльнулся:
      – Ну, может быть, отчасти.
      – Скажите, что именно.
      – Нет, Эмма, любовь моя. Разумеется, я вам не скажу. А покажу – но не раньше, чем мы поженимся.
      Чарлз рассмеялся. Он мог бы поклясться, что слышал, как скрипнули ее зубы. Впереди показались знакомые стены каменного дома, где он когда-то проводил долгие часы, изучая греческий и латынь под руководством преподобного Петерсона.
      – Мы застанем вашего отца дома?
      – Да.
      Чарлз уловил внезапный холодок в голосе собеседницы. В чем тут дело?
      – А вашу сестру?
      Эмма пожала плечами:
      – Мэг наверняка копается где-нибудь в земле. Дома только папа и… – Она замолчала. Ее ноздри затрепетали, а рот сложился в нитку.
      – И? – подсказал он, осаживая лошадей.
      Эмма вскинула подбородок и расправила плечи, Словно солдат, готовый к бою. У Чарлза пропала всякая охота шутить. Кажется, он обнаружил причину ее печали.
      – И миссис Грэм, – закончила Эмма. – Миссис Харриет Грэм. Вдова. Помогает в церкви, расставляет букеты и все такое.
      – И?
      – Что ж еще, милорд?
      – Почему вы цепенеете, стоит вам подумать о миссис Харриет Грэм? У вас такой вид, будто вы кочергу проглотили.
      – Не понимаю.
      – Вряд ли дело в том, что она помогает в церкви. – Чарлз смотрел на ее опущенные веки. – Вы сказали «папа и…». Суть в этом «и»? Миссис Грэм представляет собой гарпию из гарпий?
      Эмма покачала головой:
      – Разумеется, нет. Миссис Грэм – добрая прихожанка.
      – Но вероятно, вовсе не добрый друг семьи?
      – Вы поможете сойти на землю или мне прыгать?
      – Я помогу вам, дорогая. – Чарлз обошел экипаж и подхватил девушку за талию. Ему хотелось, чтобы ее тело скользнуло по нему или прижалось покрепче, пока ее ноги не коснутся земли. Но он просто помог ей спуститься, впрочем, сразу не выпустил, наслаждаясь изгибом стройной талии, которую обнимали ладони.
      К его удивлению, она не стала вырываться. Девушка стояла спокойно, опустив глаза, спрятанные под полями шляпки.
      – Эмма, все хорошо?
      – Да, конечно. – Она подняла глаза, затем отступила. Он разжал объятия. – Простите. Нам сюда.
      Он прошел за ней в дом. В ноздри ударил запах знаний, старых книг в кожаных переплетах, бумаги и чернил. Как часто он вдыхал этот запах, когда мальчиком сражался с латинскими склонениями! В университете тоже пахло чем-то похожим, но здешний запах был намного приятнее. Здесь он был дома. Отец Эммы был хорошим наставником: строгим, требовательным, но щедрым на похвалу. Чарлз занимался прилежно, изо всех сил стараясь ему угодить.
      Ему даже хотелось, чтобы преподобный Петерсон был его отцом. Может быть, именно поэтому он терпел Эмму. Она казалась ему сестренкой.
      Разумеется, теперь он думал о ней вовсе не как о сестре.
      Эмма остановилась перед дверью отцовского кабинета и осторожно постучала:
      – У нас гость, папа.
      – Войдите, прошу вас.
      Эмма толкнула дверь. Чарлз застыл на пороге.
      Прошедшие двадцать лет состарили Петерсона. Появились седые волосы, щеки слегка впали, кожа лица натянулась, резко очерчивая скулы. Чарлз не удивился. Он виделся с преподобным четыре месяца назад, на похоронах брата. Но здесь, в кабинете, он показался ему прежним, будто эта комната была укрытием, где не властны ни время, ни старость.
      – Милорд! – Преподобный Петерсон встал. – Как я рад снова вас видеть! Мы все счастливы, что вы вернулись домой, в Найтсдейл.
      Чарлз усмехнулся:
      – Наконец! Спасибо, что не произнесли этого слова.
      Священник продолжал улыбаться. Губы слегка изогнулись, но глаза сверкали искорками за стеклами очков.
      – Никоим образом не осмелился бы порицать маркиза.
      – Ну да, вслух.
      Викарий еле заметно усмехнулся, а в уголках глаз собрались морщинки.
      – Я просто очень рад, что вы вернулись в поместье, милорд. – Он обернулся к невысокой женщине, что сидела в кресле возле стола. – Позвольте представить вам миссис Харриет Грэм. Миссис Грэм приехала в Найтсдейл совсем недавно, милорд, но она принимает живое участие в делах прихода.
      – Миссис Грэм. – Чарлз взял руку женщины, кожей почувствовав, как ощетинилась Эмма. Девушка все еще стояла в дверях.
      – Доброе утро, милорд. – Миссис Грэм спокойно улыбалась, глядя на него снизу вверх. Она ему сразу понравилась. У нее были ласковые карие глаза и каштановые, с сединой, волосы.
      «Вот, значит, какова наша гарпия. Посмотришь со стороны – обычная женщина средних лет, а вовсе не злобная мачеха».
      – Преподобный, я прибыл, чтобы передать приглашение для обеих ваших дочерей.
      Эмма смотрела, как Чарлз пожимает руку миссис Грэм. Она не удивилась, застав женщину в кабинете отца. Боже правый, да она почти что поселилась в доме викария. Вероятно, переселится совсем, если Мэг отправится в Найтсдейл на празднество.
      Эмма прикусила губу. Нет, решительно не могла она видеть, как папа нарушает Божью заповедь и живет во грехе с женщиной – с этой воплощенной Иезавелью – Харриет Грэм.
      – На приеме будут девушки одного возраста с мисс Маргарет Петерсон. Моя тетя Беатрис считает, что для вашей младшей дочери открывается прекрасная возможность побарахтаться в нашем светском болоте, к тому же недалеко от родного дома и под присмотром старшей сестры.
      – А кто же станет присматривать за старшей?
      – Папа, я же не легкомысленная дурочка. Сама отлично справлюсь.
      Эмма видела: Чарлз удивленно приподнял бровь – и покраснела. Неужели ее тон слишком выдавал нетерпение?
      – Я никоим образом в тебе не сомневался, Эмма, но ты ведь тоже так и не побывала в Лондоне.
      – Я не раз бывала в обществе здесь, в Найтсдейле.
      – Знаю, но…
      Эмма взглядом умоляла отца замолчать.
      – Не волнуйтесь, сэр. – В голосе Чарлза она могла уловить лишь намек на насмешку, поэтому пристально взглянула ему в лицо. Он сделал вид, что не видит. – Там будет тетя, да и прием обещает быть не особенно помпезным. Пара поездок на пикник да бал. Все очень по-домашнему. Полагаю, приедут герцог Олворд с женой и сестрой, а также граф Уэстбрук, так что девушки увидят знакомые лица.
      Преподобный Петерсон кивнул:
      – Сестра герцога, леди Элизабет, особенно дружна с Мэг. Я не вижу возражений, а вы, Харриет?
      Эмма стиснула зубы, а миссис Грэм кивнула и что-то промурлыкала в знак одобрения.
      – Гости начнут прибывать завтра, – продолжал Чарлз, – так что я утром пришлю за мисс Маргарет Петерсон экипаж. Вы согласны?
      – Это было бы чудесно, милорд. – Отец посмотрел на старшую дочь: – Эмма, тебе бы взять что-нибудь из вещей. Ты ведь не собиралась участвовать в светских увеселениях, когда отправлялась заменить мисс Ходжкисс?
      – Нет, да и сейчас не собираюсь часто появляться в обществе. Большую часть времени мне придется проводить с девочками.
      – Но не все же время? – возразил Чарлз. – Почему бы вам не начать укладываться прямо сейчас?
      Эмме совсем не хотелось укладываться. Она умоляюще сложила руки на груди, но вдруг заметила выражение глаз Чарлза. Что-то в его взгляде предостерегло – ее упорство будет выглядеть совсем по-детски. Она стиснула зубы.
      Ей не шесть лет, а все двадцать шесть. И не пристало себя так вести. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами.
      – Думаю, вы правы. Это не займет много времени.
      – Вам помочь?
      – Нет, миссис Грэм. Я справлюсь сама. – Лицо отца приобрело укоризненное выражение, и Эмма покраснела. – Однако благодарю за любезное предложение. Я вернусь через минуту.
      Больше минуты на сборы у нее и не ушло. Гардероб у Эммы не отличался богатством, да и большая его часть уже переехала в Найтсдейл. Она торопливо затолкала в саквояж несколько платьев. Замерла, взяв в руки бальное платье. Нужно ли его брать? Смешно подумать. Пальцы девушки скользили по шелковистой ткани. Сколько денег было потрачено впустую. Она ни разу его не надела.
      Можно обновить его теперь, на приеме.
      Нет. Не пойдет она на бал!
      Она закрыла глаза, вспоминая тот вечер десятилетней давности, Чарлза и лондонскую гостью на террасе. Эмма была слишком юной, чтобы ее позвали на бал. Сейчас она много старше.
      Схватив платье в охапку, она сунула его к остальным вещам и выскочила из комнаты поскорее, боясь передумать.
      Чарлз отнес саквояж вниз, пока Эмма прощалась с отцом.
      – Моим ушам вновь придется гореть? – поинтересовалась она после того, как Чарлз помог ей забраться в экипаж.
      – Эмма, ваш отец не обсуждал вас со мной и миссис Грэм.
      – Уверена, он говорит обо мне с миссис Грэм. – Эмма смотрела прямо перед собой, ожидая, что Чарлз начнет защищать женщину. Он молчал. Девушка тоже молчала, но слова толпились на кончике ее языка, готовые вот-вот сорваться.
      Ей не с кем было поговорить по душам. Не с Мэг же. Однажды она пыталась пооткровенничать с сестрой, но та была слишком молода и ничего не поняла. Другие знакомые леди, напротив, были уже в годах. Да и не хотелось ей выносить сор из избы. Лишь Чарлз стал свидетелем ее несдержанности.
      Что с ней такое? Сначала, выйдя из себя, она швырнула в него фарфоровой собачкой. А теперь вела себя словно невоспитанный ребенок. Может, заболела? В желудке действительно что-то неладно.
      Если Чарлз всерьез делал ей предложение, ему следует радоваться, что она его отвергла. Она, должно быть, постепенно превращается в сварливую особу.
      Вот если бы миссис Грэм убралась туда, откуда появилась! Если бы все стало как раньше!
      Она взглянула на Чарлза. Тот вопросительно приподнял бровь:
      – Все прошло?
      – Что прошло? – Эмма нахмурилась. – О чем вы говорите?
      – Я видел, вы ломаете руки и рычите что-то себе под нос. Я боялся, что вы можете взорваться в любую минуту.
      – Ничего я не рычала. Вот еще!
      – Рычали-рычали.
      – Нет. Я даже не знаю, как это – рычать.
      – Ну, мне это показалось именно рычанием. Не хотите рассказать, в чем дело?
      – Нет; – Эмма сжала губы. – Все в порядке.
      Чарлз вздохнул:
      – Полагаю, дело в миссис Грэм. Но, положа руку на сердце, не вижу тут особой беды. Она показалась мне совершенно обычной, достойной уважения леди.
      – Она не такая! – Эмма схватила руку Чарлза и встряхнула ее. – Она бесстыдница. Нахалка!
      – Миссис Грэм?
      – Именно.
      Некоторое время они ехали молча. Эмма пыталась успокоиться. Впрочем, внутри все кипело.
      – Хорошо, Эмма. Сдаюсь. Меня до глубины души поразила мысль, что, миссис Грэм – бесстыдница. Знаю, что неделикатно спрашивать, но я все-таки спрошу. Что же такого она сделала?
      – Я видела, как она целует папу в кабинете. – Эмма помнила эту сцену так ясно, словно все случилось лишь вчера. А ведь уже два месяца прошло с тех пор, как она влетела в папин кабинет и увидела, что он сидит на кушетке рядом с миссис Грэм. С тех пор Эмма не входила к отцу в кабинет без стука.
      – И что же?
      Она взглянула на Чарлза. Тот вопросительно вздернул бровь.
      – Что – что?
      – Что было дальше? Ваш отец целовал миссис Грэм, и…
      – Вам мало? Кстати, я не видела, как он ее целует, но было ясно, что именно этим он и занимался. Ее прическа растрепалась, а ворот платья был расстегнут.
      – Понятно. Значит, они изъявляли друг другу чувство привязанности. Может быть, любви. Как вы сказали – со дня смерти вашей матери миновало уже семнадцать лет?
      – Какая разница?
      – У миссис Грэм была толпа предшественниц?
      – Разумеется, нет! Мой отец – слуга Бога.
      – Конечно. Значит, не исключено, что он готов жениться еще раз, обнаружив, что любит миссис Грэм.
      – Он слишком стар, чтобы жениться. – Мысль о том, что миссис Грэм войдет в дом викария на правах законной жены, была ей ненавистна.
      Они всегда были втроем – отец, Мэг и она. Никого больше. Эмме казалось, так должно быть всегда.
      – Милая, – сказал Чарлз, беря поводья в одну руку и осторожно ослабляя хватку ее пальцев, – вашему отцу едва перевалило за пятьдесят. Не так уж он и стар.
      – Но мне не нужна мать!
      – Уверен, миссис Грэм это знает. Вам двадцать шесть, а Мэг семнадцать. Вполне может статься, что уже в этом году вы обе найдете себе мужей – по крайней мере, вы найдете. Меня. Тогда ваш отец останется совсем один. Надо радоваться, что он встретил миссис Грэм.
      Эмма выпустила руку Чарлза. Так она и знала – он не поймет! Да и как ему понять? Он ведь мужчина.
      – Я не собираюсь замуж.
      Он улыбнулся и перевел взгляд на лошадей.
      – Может быть. Выбор за вами. Так предоставьте же и отцу право решать самому.
      – Вы не понимаете! Он мой отец. У него есть долг в отношении семьи.
      – Милая, но он еще и мужчина.
      Эмма разглядывала собственные руки в перчатках.
      – Я думала, он любит только нас с Мэг. Она-то ему зачем?
      – Это другой вид любви. Эмма, вы знаете хоть что-нибудь о потребностях мужчины? Его желаниях?
      Эмма покачала головой. Что может быть важнее для человека, чем его дети? Она так старалась содержать как следует дом, стать матерью для Мэг. Что она сделала не так? Что упустила?
      – Нет, – призналась она, – не знаю.
      – Тогда, любовь моя, придется вам показать.

      Этот поцелуй был другим. Тот, первый, сухой и прохладный, просто пощекотал ей губы. Этот вышел горячим и влажным. Рот Чарлза накрыл ее губы, язык требовательно приник к щели между губами. Она ахнула и впустила его внутрь.
      Кто бы мог подумать, что такое возможно? Его язык у нее во рту: легкие толчки, когда этот язык двигался глубже, давление его губ, их движение; запах его мыла, его кожи.
      Язык ушел из ее рта, и она захныкала. Тогда он проник в нее снова, и на сей раз она застонала. Ей пришлось вцепиться в его плечи – иначе она рисковала свалиться с коляски.
      Боже правый, она чувствовала трепетание своего тела в таких местах, о которых не могла помыслить без смущения! Сердце стучало, словно колокол. Наконец Чарлз мягко выпустил ее, и она поежилась, растерянно моргая. Его завораживающие губы улыбались, но глаза горели огнем неутоленного желания – тем же самым, что полыхал сейчас в ее теле.
      Значит, это все, что она и наблюдала на террасе Найтсдейла много лет назад? Наверное, не совсем то. Женщина, что была с Чарлзом, сошла бы с ума, как сейчас Эмма!
      – Что вы со мной только что сделали?
      – Лишь малую часть того, что хотел бы, Эмма.
      Как очаровательна Эмма в своем изумлении! Он и сам ощущал некоторое замешательство. Если бы не застоявшиеся лошади, кто знает, как далеко он мог бы зайти. А. ему нельзя было заходить далеко. Они в открытом экипаже на дороге. Неподходящее место, чтобы посвящать девственницу в таинства любви.
      – Милая, в следующий раз мы будем не в коляске, и нас не станут торопить двое готовых сорваться с места чистокровных скакунов.
      – В следующий раз? Будет следующий раз?
      – Разумеется! Как только я смогу это устроить.
      – Милорд! – Эмма, кажется, очнулась наконец от любовного оцепенения. Щеки залил восхитительный розовый румянец. Она поправила очки. – По-моему, это в высшей степени неприлично.
      – Согласен, очень неприлично. – Он улыбнулся. – Но так восхитительно!
      Эмма смотрела на дорогу прямо перед собой.
      – Полагаю, нам следует вернуться в Найтсдейл.
      Чарлз послушно щелкнул кнутом.
      – Не думаете ли вы, что теперь вам следует называть меня по имени? «Милорд» звучит несколько лицемерно после того, как мы некоторым образом сблизились.
      – Уверена, что нет.
      – Нет? А как бы вы это назвали? Ведь мой язык…
      – Милорд!
      – Если не хотите, чтобы я подробно описал все, что делал, зовите меня Чарлзом. Впрочем, я хотел бы продолжить перечисление.
      – Милорд, прошу вас!
      – Продолжить? С превеликим удовольствием. Может быть, мне стоит сказать также, что еще я стану делать, когда мой язык снова…
      – Чарлз! – Эмма схватила его руку и сильно встряхнула.
      – Видите? Совсем несложно, правда?
      – Я предпочла бы продолжать остаток пути молча.
      – Отлично. Я знаю, что меня развлечет: буду представлять себе все те восхитительные штуки, которые мы проделаем, как только представится возможность.
      Мисс Петерсон не проглотила наживку. Чарлзу пришлось довольствоваться собственными фантазиями – как он снимает с нее одежду, предмет за предметом, открывая восхитительное тело. Воображение работало отлично. Он снова заерзал на сиденье. Слишком оно разыгралось, воображение! Стоит обратить мысли на что-то менее воодушевляющее.
      Эмма тихо вскрикнула – нечто среднее между всхлипом и стоном. Он взглянул на нее. Хмурясь, она рассматривала собственные руки. Кто знает, где блуждают ее мысли? Или она тоже думает, как они вместе… Жаль. Ей бы тогда улыбаться, а не хмуриться. И не улыбаться – стонать. Извиваться от желания.
      – Вам не нравится фасон перчаток, моя дорогая?
      Она глухо сказала:
      – Не может быть, чтобы отец занимайся этим, с миссис Грэм.
      – Ну, если вы так считаете…
      – Он не мог… или мог?
      – Не могу утверждать наверняка, но, дорогая, само ваше присутствие в этом мире указывает, что все-таки мог.
      Она закрыла рот ладонью:
      – Неужели именно так зачинают детей?
      Чарлз едва сдерживал смех.
      – Не совсем, но некоторое отношение к их зачатию это имеет.
      – Насколько?
      – Ах, милая, как бы мне хотелось показать вам! – Он все-таки рассмеялся, поняв, что снова ее разозлил. Будь у Эммы под рукой фарфоровая собачка, она решительно разбила бы ее об его голову. – Это можно сравнить с вступительными тактами вальса. Только начало, а потом следует сделать еще много-много шагов.
      – Мисс Петерсон!
      Впереди был мужчина на коне. Когда они подъехали ближе, Чарлз рассмотрел незнакомца. У него была отвратительная посадка – слишком скованная, неуклюжая. Под стать неумелому всаднику была и лошадь. Внешне лошадка, может быть, и производила впечатление, но аллюр у нее был хуже некуда. Купить такую мог лишь человек, совершенно не разбирающийся в лошадях.
      – Ваш друг?
      – Знакомый. Мистер Альберт Стокли. Снимает дом мистера Атуэрта, пока тот живет в Лондоне. – Эмма улыбнулась и кивнула: – Доброе утро, мистер Стокли.
      – Доброе утро, мисс Петерсон. – Стокли напыщенно поклонился.
      При ближайшем рассмотрении мистер Стокли оказался еще более непривлекательным. Невысокого роста и жилистый, бесцветные волосы уложены в модную прическу. Острые края воротничка рубашки грозили выколоть хозяину его водянисто-голубые глаза. Нос был сморщен, а губы сложены в гримасу, словно он только что унюхал зловоние или ожидает, что вот-вот повеет дурным запахом. Один из тех занудных коротышек, которые вечно что-то доказывают всем окружающим.
      – Мистер Стокли, вы знакомы с лордом Найтсдейлом? – спросила Эмма. Чарлзу решительно не понравилось, как пристально посмотрел на него мистер Стокли, стоило ему услышать титул.
      – Нет, не знаком. – Стокли поклонился: – Польщен, милорд.
      – Здравствуйте, Стокли. – Чарлз слегка кивнул и с удовольствием заметил, что глаза мужчины сузились.
      – Мисс Петерсон, – сказал Стокли, – я собирался навестить вас в Найтсдейле, но сейчас, когда лорд вернулся в свою резиденцию, полагаю, вы вернулись в дом викария?
      – Ну, на самом деле…
      – Мисс Петерсон любезно согласилась остаться и приглядывать за моими племянницами, пока их гувернантка ухаживает за больной матерью.
      Стокли нахмурился:
      – Вот как? Но отвечает ли это правилам приличия, милорд? Разумеется, не то чтобы я подвергал сомнению… Но мисс Петерсон – незамужняя особа. Ей нужно беречь репутацию.
      Чарлз почувствовал, что Эмма готова возмутиться.
      – Вам нет нужды беспокоиться, – ответил он. – В доме находится также моя тетя, леди Беатрис. Она проследит, чтобы мои животные инстинкты не вырвались на свободу.
      – Милорд, я ничего такого не имел в виду…
      – Простите, джентльмены, но, если вы забыли, я все еще тут.
      Эмма была явно раздражена. Чарлз улыбнулся.
      – Мистер Стокли, – продолжала Эмма, – ценю вашу заботу, но, право же, успокойтесь. Я как-нибудь справлюсь с инстинктами милорда.
      – Разумеется. Я вовсе не то хотел сказать… Мне прекрасно известно, что ваша добродетель безупречна. Кстати, хотел предложить вам покататься завтра днем.
      – Это было бы чудесно, однако…
      – Однако мисс Петерсон завтра будет занята, мистер Стокли. Я устраиваю прием, и мисс Петерсон согласилась почтить нас своим присутствием, разумеется, в свободное от обязанностей гувернантки время. Гости начнут съезжаться завтра. Если хотите, приезжайте тоже, милости прошу.
      Стокли улыбнулся, и его лицо странным образом оживилось.
      – Почту за честь, милорд. – Он снова поклонился. – С нетерпением буду дожидаться встречи с вами обоими завтра.
      Чарлз был рад, когда Стокли наконец поехал прочь. Еще более приятно было ему видеть, что тот похож на огородное пугало, посаженное на тягловую лошадь.
      – Странный тип этот Стокли, – сказал он. – Вы знаете о нем что-нибудь?
      – Кажется, он перевозит грузы. Поселился здесь совсем недавно, несколько недель назад. Он казался вполне любезным джентльменом – до сегодняшнего дня. Признаюсь, милорд, мне было вовсе не приятно, что вы говорили обо мне, словно меня тут и нет.
      – Мне он не понравился.
      – Да, и это было заметно!
      – А он за вами не приударял?
      – Нет, он за мной не приударял, как вы изволили выразиться. Какая чушь!
      – Хм…
      Что-то в этом Стокли настораживало. Чарлз не сомневался, что Стокли очень даже интересуется Эммой. Но было и еще что-то, сверкнувшее в его взгляде. Чарлз решил, что молодца нельзя упускать из виду.
      – Эмма, вы должны знать кое-что.
      – Что же?
      – Вам нужно опасаться моих животных инстинктов.
      К радости Эммы, вскоре они добрались до Найтсдейла. Она надеялась сбежать в свою комнату, чтобы собраться с духом и успокоиться, прежде чем идти на урок к девочкам. Хорошо, что она может доверить Изабелл погулять с Принни. Очень ответственный ребенок.
      – Мисс Петерсон, у вас гости, – сообщил мистер Ламберт, едва она оказалась на пороге дома.
      – Светская жизнь, мисс Петерсон? – Чарлз вскинул бровь, ехидно усмехнувшись. – Я так рад, что вы принимаете гостей в моем доме, будто он ваш собственный.
      – Милорд! Прошу вас. Наверняка это какая-то ошибка. Мистер Ламберт, вы уверены, что гости именно ко мне?
      – Четыре гостьи, мисс. Пожилые леди. Сейчас их занимает леди Беатрис.
      – Ох! – Эмма хлопнула себя по губам. – Общество! Ведь сегодня второй вторник месяца, не так ли?
      – Полагаю, что да, мисс. Леди Беатрис приказала подать освежающие напитки. Вероятно, вы можете найти дам в Голубой гостиной.
      – Конечно. Спасибо, мистер Ламберт.
      – Общество, мисс Петерсон? Вы одна из тех реформаторш с безумными глазами?
      – Я бы так не сказала, милорд. Я хотела бы обсуждать новейшие проблемы, но дамы интересуются только сплетнями. – Эмма вздохнула. Как неловко вышло! – Простите за вторжение. Я ведь жила здесь, вот и подумала – удобнее всего приглашать их в Найтсдейл. Я ведь не знала, что вы приедете.
      – Нет-нет, я рад, что вы считаете Найтсдейл своим домом. А как называется общество, которому де-факто я дал пристанище?
      – Общество содействия процветанию и образованию женщин.
      – О Боже!
      Эмма подошла к дверям Голубой гостиной. Что-то леди уж слишком оживлены, подумала она. Затем взглянула на мистера Ламберта, который следовал за ней по пятам. Дворецкий откашлялся:
      – Леди Беатрис заказала напитки.
      – Да, вы уже говорили.
      Чарлз рассмеялся:
      – И они распечатали бутылку шерри, не так ли, Ламберт?
      – И бренди, милорд.
      – Еще и бренди? Подозреваю, сегодня вас ждет вдохновенная беседа, мисс Петерсон. Как долго они тут сидят, Ламберт?
      – Леди прибыли почти сразу, как вы с мисс Петерсон уехали.
      – Ага. Кучу времени, чтобы как следует набраться и всем перемыть кости.
      Эмма распахнула дверь и услышала взрыв бурного веселья, затем осторожно переступила порог.
      – А вот и она! Заходите, мисс Петерсон. Сейчас леди Беа наполнит для вас стакан – ах нет, чашку! – Миссис Лавиния Бегли, жена сквайра, сидела, вернее, лежала, в кресле напротив двери. Ее нос был на два тона краснее обычного, а лицо пылало ярким румянцем.
      Тетка Чарлза подняла голову. Она успела переодеться в платье цвета зеленого яблока с желтой отделкой, На голове красовалась бриллиантовая диадема, слегка сползшая на лоб. Леди поправила тиару и улыбнулась:
      – Да, пожалуйста, входите, мисс Петерсон. И ты тоже, Чарлз.
      Эмма огляделась. Завсегдатаи Общества были в полном составе. Миссис Бегли, обе мисс Фартингтон, а также мисс Бланш Рассел. Эмма пыталась привлечь в свои ряды дам помоложе, но безрезультатно. Младшей в группе, не считая самой Эммы, была миссис Бегли, которой уже перевалило за пятьдесят.
      – Простите, леди Беатрис. Я совсем забыла о собрании. Я ни за что бы не пригласила дам сюда, зная, что вы собираетесь приехать. То есть я не стала бы навязывать…
      – Выше нос, мисс Петерсон. Я с удовольствием познакомилась с миссис Бегли и возобновила знакомство с мисс Рассел и сестрами Фартингтон. Столько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз собирались, чтобы как следует поболтать! Не так ли, дамы?
      Сестры-близнецы мисс Эстер и мисс Рейчел Фартингтон, чей дебют в обществе состоялся во времена, когда принц-регент был младенцем, дружно кивнули.
      – Да, слишком много. – Мисс Эстер вплела зеленую ленту в свои жидкие седые волосы.
      – Это было на свадьбе бедного Пола. – Красная лента на голове мисс Рейчел оттеняла просвечивающую розоватую лысину.
      – Нет, Рейчел, вспомни…
      – Мы не ходили на свадьбу. Правильно.
      – Потому что ты болела.
      – Случился приступ несварения.
      – И на следующий день я заразилась от тебя.
      – Леди, не хотите ли пропустить еще порцию для вдохновения?
      Близнецы кивнули и протянули свои чашки, чтобы леди Беатрис налила еще бренди.
      – А вы, мисс Рассел?
      Похожая на мышку мисс Рассел икнула. Что ж, хотя бы благодаря бренди в ее водянистых глазах зажглись живые искорки, подумала Эмма.
      – Заходите и присоединяйтесь, мисс Петерсон, лорд Найтсдейл. – Миссис Бегли взяла бутылку у леди Беатрис и плеснула себе порцию. – Тут еще немного осталось.
      – Ах, сестрица, да это же новый лорд Найтсдейл! – Мисс Рейчел так резко толкнула мисс Эстер локтем, что та чуть не пролила свой бренди.
      – Правда?
      Две пожилые леди уставились на Чарлза.
      – Он подрос, – заметила мисс Эстер.
      – Помню, как он мальчиком попадал в разные переделки.
      – А мисс Эмма ходила за ним как привязанная.
      – Думаешь, из них выйдет пара?
      Должно быть, сестрам казалось, что они переговариваются шепотом, сообразила Эмма. Но так как обе были слегка глуховаты, их шепот почти не отличался от обычного тона.
      Мисс Эстер кивнула:
      – Я бы сказала, дело пахнет свадьбой – в апреле или мае.
      Эмма ощетинилась. Она боялась поднять глаза на Чарлза, чтобы не видеть его ухмылку.
      – И они произведут на свет чудесных младенцев, как ты думаешь?
      – Конечно. Просто замечательных!
      Эмма услышала за спиной сдавленный смех. Затем Чарлз пробормотал:
      – Прекрасных младенцев! И у нас их будет много!
      Эмма почувствовала странную дрожь в животе. Может, и у нее начинается несварение?
      – Тетя, мне кажется, эти дамы – просто находка для нашего приема, не так ли?
      – И в самом деле. Великолепная мысль, Чарлз. – Леди Беатрис подняла чашку. – Что скажете, дамы? Кто за?
      Дамы – даже мисс Бланш – подняли полные чашки.
      – За прием! – воскликнули они. – Ура!
      – Думаю, мне следует вернуться к леди Изабелл и леди Клер, – сказала Эмма.
 
      – Ну как, нянюшка, девочки хорошо себя вели? Успокойся, Принни! Тише, глупая собака. Что это на тебе?
      Принни, наряженный в кукольную красную шляпку и пелерину, скакал вокруг юбок Эммы, весело тявкая.
      – Конечно, мы вели себя хорошо, мама Петерсон. – Клер строго посмотрела на собаку: – Идем, леди Принни. Тебе пора ехать на бал.
      – Кажется, вы сказали, что это собака вашей сестры, мисс Эмма? – Няня вытащила баранью косточку с полки из-за потрепанного экземпляра «Сказок матушки Гусыни». – Вот, ужасная собака, иди-ка погрызи.
      Принни схватил кость и потащил в угол, где Клер наряжала кукол. Изабелл с книгой в руках забралась с ногами на подоконник.
      – Да, это собака Мэг.
      – И нечего на меня так смотреть. – Няня поправила очки и заправила под чепец несколько седых прядей. – Лучше посмотрите, как он себя ведет. Как у себя дома!
      Эмма наблюдала, как Клер пытается запрячь Принни в игрушечную карету.
      – Не волнуйтесь. Уверена, он будет счастлив вернуться домой, когда приедет мисс Ходжкисс. – Эмме ужасно не хотелось отвлекать девочек от их дел. Изабелл, казалось, с головой ушла в чтение. Может, все же арифметика подождет до приезда гувернантки? – А как матушка мисс Ходжкисс? Есть ли новости?
      Няня проворчала:
      – Надеюсь, ей полегчало.
      – Хорошо бы. Вам не придется долго терпеть присутствие Принни. Простите за цветы.
      – Да нет, я не против – с тех пор, как кухарка посылает мне кости. – Няня поджала губы и взглянула на Эмму: – Просто любопытно, вы тоже чувствуете здесь себя как дома?
      – Няня! – У Эммы сердце ушло в пятки. – Что вы такое говорите?
      – Ничего плохого, мисс, и не смотрите на меня так. Вот счастье будет, если вы выйдете за его светлость. Девочки вас любят. И им нужна мать. Знаете, леди Клер только и говорила весь день, что о маме Петерсон.
      – Няня, вы ведь знаете Клер!
      Няня засмеялась:
      – Да, такой чертенок и любит всеми руководить.
      – Именно. Я ее, конечно, люблю, но не может же она распоряжаться другими людьми по своему вкусу!
      – Отчего же нет?
      – Отчего нет? – Эмма даже не знала, что ответить.
      Она беспомощно взглянула на старушку, а та пожала плечами:
      – Леди Клер знает, что так будет лучше для всех. Так почему бы и нет?
      – Лучше для всех? Няня, маркиз только что приехал – сегодня утром. Мы с ним едва знакомы!
      – Чепуха. Вы были по уши влюблены в мальчишку.
      – Неправда. – Эмма знала, что ответ вышел неубедительный – ей не нужно было даже видеть снисходительную улыбку няни. Она покраснела до ушей.
      – Я. видела, как вы за ним бегали.
      – Я была маленькой девочкой. Мне тогда было лет меньше, чем сейчас Изабелл.
      Няня ухмыльнулась:
      – А когда подсматривали за ним на балу?
      Эмма закрыла глаза. Если бы это был дурной сон! Как ей хотелось открыть глаза и оказаться в своей комнате в отцовском доме!
      – Лакей Уильям видел, как вы прятались в кустах.
      От смущения Эмма готова была упасть в обморок. Неудивительно, Что Чарлз решил: она готова выйти за него в любую минуту.
      – Нет уж, извините. Брак с лордом Найтсдейлом – об этом не может быть и речи. Он устраивает прием, и, я уверена, ему представится случай выбрать подходящую невесту.
      Няня предостерегающе кашлянула. Эмма подняла голову. На нее внимательно смотрела Изабелл.
      – Вот она тоже сильно беспокоится, – прошептала няня.
      Эмма кивнула в ответ. Затем подошла и села на подоконник рядом с Изабелл. Клер по-прежнему возилась на полу. Принни лежал, положив морду на лапы, с выражением обреченности в глазах. Девочка привязывала ему бантик на хвост.
      – Разве вы не можете стать нашей мамой, мисс Петерсон?
      – Изабелл! – Ласковым движением Эмма убрала мягкую белокурую прядь со лба девочки. Ей вспомнился разговор с Чарлзом, когда они возвращались от викария. Она сказала тогда, что ей не нужна мать. Конечно, сейчас уже не нужна. Но когда она была в возрасте Изабелл, ей отчаянно хотелось иметь маму.
      – Изабелл, я бы с радостью стала вашей мамой. Но все не так просто.
      – Почему?
      Эмма взглянула в серьезное личико девочки. Как объяснить? Когда ей самой было девять, она ничего не знала о мужчинах и женщинах. Ей вспомнились поцелуи Чарлза в коляске и как в ней загорался ответный огонь. Ей двадцать шесть, а она по-прежнему ничего не понимает!
      – Изабелл, я с радостью стала бы вашей мамой, но для этого нужно выйти замуж за вашего дядю.
      – Он вам не нравится?
      Эмма тяжело вздохнула:
      – Я слишком мало его знаю, чтобы решить, нравится он мне или нет.
      – Может быть, вы хотите замуж за кого-нибудь другого?
      – Изабелл! – Эмме стало, не по себе, когда она поняла, к чему клонит девочка. – Нет, у меня никого нет – пока. Но я, может быть, его встречу. Как же мне тогда выйти за него, если я уже буду женой вашего дяди Чарлза?
      Изабелл улыбнулась:
      – Не беспокойтесь! Молли, одна из горничных, сказала, что вы уже никого не встретите, если не встретили до сих пор. Так что смело выходите замуж за дядю Чарлза.
      Эмма с трудом удержалась от того, чтобы расспросить девочку, которая из этих горничных Молли. Ей хотелось задушить наглую девчонку собственными руками.
      – А если дядя Чарлз встретит девушку, на которой захочет жениться? Ты ведь знаешь, Изабелл, для чего затевают этот прием:
      – Нет. Я знаю, что выправитесь ему больше всех. Вы такая красивая, мисс Петерсон.
      Никто раньше не называл Эмму красавицей.
      – Спасибо, Изабелл. – Она погладила девочку по щеке. – Не суди предвзято. Я уверена, та леди, на которой женится ваш дядя, полюбит тебя и Клер.
      – Смотри, мама Петерсон!
      Эмма повернулась. Принни, наряженный в фиолетовую шляпку, тащил за собой карету с двумя куклами. Она засмеялась и обрадовалась, когда услышала мелодичный смех Изабелл.
      – Что ты сотворила с бедной собачкой?
      В дверях стоял Чарлз.
      – Папа Чарлз! – Разбросав игрушки, Клер бросилась к дяде. Он подхватил ее на руки и подбросил, и она завизжала от восторга.
      – Осторожнее с леди Клер, милорд, у нее закружится голова.
      – Нянюшка! – Чарлз хотел опустить девочку на пол, но она обхватила его шею ручонками и уткнулась лицом в галстук. Его глаза изумленно раскрылись, на губах появилась неуверенная улыбка. Он осторожно обнял племянницу.
      – Видите, – шепнула Изабелл Эмме на ухо, – дядя Чарлз будет хорошим папой.
      По голосу девочки Эмма поняла, как страстно той хочется иметь отца, отчего кольнуло в сердце, а на глазах выступили непрошеные слезы.
      Может быть, из Чарлза и вышел бы отличный отец.
      Но вот хороший муж?
 
      – Положить вам еще горошка, мисс Петерсон?
      – Нет, благодарю, милорд.
      Откинувшись на спинку стула, Чарлз наблюдал, как Эмма пробует камбалу. Происходило что-то странное. Он пришел в классную, чтобы пригласить девушку к обеду. Она отнекивалась, и вдруг на помощь дяде пришла Изабелл – подумать только, Изабелл! Эмме пришлось согласиться. Теперь она не поднимала глаз от тарелки, словно там лежало божественное угощение, достойное пиров Бальтасара.
      А угощение совсем никудышное, вздохнул Чарлз, ковыряя вилкой пересушенную рыбу. Простая английская пища. Съедобно, конечно, но гости, которые вот-вот нагрянут, наверняка ждут от маркиза блюд повкуснее. Ему не хотелось обижать кухарку, но ей определенно понадобится помощь на кухне. Возможно, Олворд или Уэстбрук, если не захотят остаться голодными, на время праздника предоставят в его распоряжение одного из своих шеф-поваров.
      – Такого я уже сто лет не ела. – Тетя Беатрис хмуро разглядывала содержимое тарелки.
      – Тебе полезна легкая пища, тетя.
      – Ба! Не стану я это есть. Плесни мне мадеры, Чарлз.
      – Нет. Мне только что пришлось погрузить в карету четырех подвыпивших дам. Вы и так набрались, куда же еще?
      – Обратно не выльется, не беспокойся.
      – Да вы уже столько выпили, что, боюсь, скоро польется через край. – Чарлз надеялся, что тетке не придет сейчас в голову любоваться своим отражением в зеркале, поскольку лично его самого подташнивало уже при взгляде на ее желто-зеленый наряд, а ведь это не он опустошил несколько бутылок бренди.
      – Тебе следовало бы поставить в карету пару ночных горшков, Чарлз. Не сомневаюсь – некоторым леди понадобится освободиться от содержимого желудка, особенно если их растрясет по дороге.
      – Да, мне тоже пришло это в голову.
      Эмма положила вилку на стол.
      – Простите, леди Беатрис, что устроила заседание Общества у вас в доме. Если бы я знала, что они станут себя неприлично вести…
      Тетя Беатрис икнула.
      – Ничего неприличного, мисс. Мы отлично провели время. Я ведь так давно не виделась с близняшками, да и с Бланш тоже. Лавиния мне понравилась. Боюсь, однако, наутро дамам придется несладко. Вряд ли они окажутся в числе ранних гостей.
      Она потянулась к бутылке. Чарлз перехватил бутылку и отодвинул подальше.
      – Когда начнут съезжаться ваши гости, леди Беатрис?
      – Не мои, а Чарлза, мисс. Понимаете, о чем я? Ему нужно подыскать жену. Обзавестись наследником! А не то титул достанется кузену Обри. Этот идиот, должно быть, завопит от ужаса, обнаружив в своей постели женщину. – Тетя Беа наклонилась к Эмме: – Хотите знать, что я думаю?
      – Тетя! Уверен, Эмме вовсе не интересно, что вы думаете по этому поводу.
      – Но я же говорю чистую правду! – Тетя Беа насадила на вилку кусок рыбы и ткнула ею в сторону Эммы. – Вы могли бы избавить нас от хлопот, мисс, согласись стать женой Чарлза прямо сейчас. Он ведь отличная добыча, как вам известно.
      – Тетя!
      – Леди Беатрис!
      Леди Беатрис попробовала рыбу.
      – Гадость! – Она швырнула вилку на тарелку и снова склонилась к Эмме: – Протри очки, девочка, и посмотри внимательно на этого человека. Это вам не кузен Обри! Уверена, он умеет делать наследников так, что дух захватывает. Я права, Чарлз?
      Чарлз подумал, что умеет краснеть не хуже, чем мисс Петерсон.
      – С вашего позволения, – пролепетала мисс Петерсон, вскакивая из-за стола. – Мне что-то нехорошо. Я должна…
      – Что, бросило в жар? – Леди Беатрис закричала ей в спину: – Правильно, девочка, есть от чего. Ты только взгляни на его плечи! Ноги. Ляжки. А еще…
      – Тетя Беа!
      Она замолчала и уставилась на племянника:
      – Не нужно кричать, Чарлз. Мне казалось, ты привык к подобным разговорам. А ты краснеешь, словно мисс Петерсон.
 
      Чарлз развязал галстук. Ему наконец удалось уложить тетку в постель – то есть передать на руки терпеливой горничной. Потом он разыскал собственную спальню.
      – Спасибо, Хендерсон. Сегодня ты мне больше не понадобишься.
      – Слушаюсь, милорд.
      Он смотрел, как за лакеем закрывается дверь. Он хотел побыть один. Ему это было просто необходимо. Примириться со всем этим, освоиться…
      Он оглядел спальню: потемневшие от времени картины, тяжелая мебель, огромная кровать. Он схватился за столбик кровати и сжал его так сильно, что резной край поранил пальцы. Ему здесь не место. Это спальня отца. Спальня Пола. Она никогда не предназначалась для него.
      Бедняга Пол, в четырнадцать лет ему пришлось переехать в эту комнату. Отец скончался в припадке ярости на постоялом дворе, раскричавшись на слугу, который, по его мнению, был слишком нерасторопен. Хозяин постоялого двора рассыпался в извинениях, но Чарлз не осуждал его, он знал своего отца. Не зря в свое время он овладел тонким искусством избегать отцовского гнева и острого языка. Отчасти поэтому он и предпочитал бродить по окрестностям Найтсдейла, нежели находиться дома.
      Чарлз был всего-навсего вторым сыном, и отцу вряд ли стоило обращать на него внимание. Основную тяжесть отцовской опеки приходилось выносить Полу.
      Пол по крайней мере был готов принять титул. Ну, может быть, не совсем готов. Какой подросток захотел бы взять на себя такую ответственность?
      Но Пола воспитывали так, что он с колыбели знал – быть ему маркизом. Это его судьба, его участь. Но не его же, Чарлза.
      Он стащил с себя рубашку и швырнул на пол.
      Ему помнился тот вечер в клубе Уайта, да так ясно, словно это было вчера. Они были с Робби, графом Уэстбруком, и праздновали маленькую победу – им удалось примирить Джеймса, герцога Олворда, с женой Сарой. Чарлз как раз смаковал превосходный портвейн, когда его разыскал посыльный.
      – Майор Чарлз Дрейсмит?
      Страх взял его за глотку. По суровому лицу посланника, его торжественному тону он сразу понял – сейчас его жизнь круто изменится раз и навсегда.
      – Да, я майор Дрейсмит, – выговорил он с трудом.
      – С прискорбием вынужден сообщить, майор, что маркиз и маркиза Найтсдейл погибли вследствие трагического происшествия.
      Черт, будь все проклято! Он вскочил с постели и бросился к окну, за которым, окутанные мраком, лежали окрестности Найтсдейла. Луны не было, над землей нависли тучи, мрачные, как и его мысли.
      В ту минуту, как посыльный сообщил о смерти Пола, Чарлз перестал быть самим собой. Конец его планам, видам на будущее. Ему словно подменили душу. Теперь он был маркиз Найтсдейл. Оставалось уладить юридические формальности.
      Чарлз задвинул занавеску. Снял носки, брюки, нижнее белье. Содрать бы еще кожу! Прочь из этой спальни, не нужны ему ни титул, ни груз ответственности.
      Но разве он мог? От него зависит судьба Найтсдейла. Он не хотел этой ответственности, но теперь речь идет о долге. Если армия его научила чему-то, так это чувству долга. Грязью и кровью впечатав в его душу. Чувство долга спасало в безумии битвы, в долгих переходах, в дни голода и жажды, в минуты полного упадка сил. Долг провел его через весь Пиренейский полуостров. Проведет и через нынешние испытания в Англии.
      Вдруг вспомнилась Клер. Ее веселый визг, когда он подхватил ее на руки в классной. Детские ручонки, обнимающие за шею, маленькое тело, легкое как перышко.
      Может быть, дело не только в долге.
      А еще была мисс Эмма Петерсон. Завлечь ее в постель будет удовольствием, а не обязанностью. Он представил себе, как она лежит в его постели нагая. Эмма украсит эту мрачную спальню и эту огромную кровать. Он засмеялся. Некая часть его тела весьма воодушевилась, стоило ему представить изгибы ее прекрасного тела.
      Чарлз забрался под одеяло, пытаясь унять воображение, Конечно, ему бы очень хотелось видеть тут эту девушку. А у нее, вероятно, подобного желания нет.
      Следовало бы отправиться к ней сразу после обеда с извинениями. Однако Эмма вряд ли захотела бы с ним разговаривать. Ей нужно было сначала прийти в себя. Если честно, ему тоже нужно было успокоиться. Прием выйдет на славу, если тетя Беа продолжит откровенничать. Нужно будет закрыть под замок весь запас бренди.
      Он поговорит с Эммой утром, до приезда гостей. Она девушка умная, и он докажет ей необходимость их брака. Сразу видно, она любит Клер и Изабелл. Ну, положим, Клер полюбит кто угодно. Такая милая девочка. До сердца сдержанной и серьезной Изабелл достучаться сложнее. Но, когда он вошел в классную, она ведь сидела рядом с Эммой, шепча что-то ей на ухо.
      Их брак выгоден самой Эмме. Чарлз улыбнулся в полог кровати. Преподобный Петерсон, конечно, не сказал ни слова на этот счет. Чарлз, однако, был уверен – он и миссис Грэм будут счастливы, если Эмма уедет.
      Ей двадцать шесть. Давно пора жить собственной семьей. А Чарлз будет просто счастлив дать ей семью. И даже более чем счастлив открыть ей, что такое любовь мужа.
      Судя по утренним поцелуям – она отвечала весьма пылко! – обучение, пойдет быстро.

      Чарлзу снился увлекательный сон. В его постели лежала мисс Петерсон. Золотистые, медового оттенка, волосы разметались по подушке. Он гладил ее восхитительную грудь, а ее пальцы скользили по его плечам. Он хотел бы, чтобы эти пальцы двинулись ниже – туда, где все его существо жаждало их прикосновения. Эмма хлопнула его по плечу. Это новая игра?
      – Проснись, папа Чарлз!
      Он раскрыл глаза и увидел лицо Клер в дюйме от собственного носа.
      – Ох, Клер!
      Он был совсем голый под одеялом. Нужно запирать дверь на ключ, если у малышки привычка разгуливать во сне.
      – Ты почему здесь?
      – Папа Чарлз, иди скорее! В детской привидение!
      – Клер, тебе приснился дурной сон. Ты рассказала няне?
      Девочка покачала головой, кудряшки заплясали вокруг лица.
      – Она так кричит!
      Няня? Спокойная, всегда разумная няня? С чего бы ей кричать?
      Клер сделала страшные глаза и снова ударила его по плечу:
      – Я же говорю; там привидение. Мама Петерсон послала меня за тобой. Быстрее, папа Чарлз! Ты должен поймать привидение.
      – Хорошо.
      Клер принялась тянуть его за руку. Не было времени натягивать брюки – к тому же Клер, кажется, не собиралась выходить из комнаты, чтобы дать ему одеться. Тогда он сдернул с кровати простыню и обернул ее вокруг талии. С помощью галстучной булавки закрепил импровизированную тогу, и Клер чуть не вытолкала его за дверь.
      В холле они столкнулись с тетей Беа. На ней был красно-коричневый халат, отделанный золотыми шнурками, и алый ночной чепец. Лицо выражало недовольство. В ногах у нее путалась Королева Бесс, разозленная не меньше хозяйки. Кошка яростно размахивала хвостом.
      – Боже правый, что за шум? Умереть спокойно не дадут!
      – Кажется, сегодня вообще никому в доме не уснуть, тетя. И нечего было пить столько бренди. Не умирали бы сейчас.
      – Можно подумать, тебе никогда не случалось заглянуть в бутылку.
      – Заглянуть? Вы в нее залезли! Клер снова дернула его за руку:
      – Ну, идем же, папа Чарлз. Привидение убежит.
      Чарлз пошел за Клер. Тетка и Королева Бесс двинулись следом.
      – Как это Клер тебя назвала?
      – Не обращайте внимания.
      – Какой на тебе чудной наряд.
      Чарлз скрипнул зубами. Ему трудно было идти – ноги путались в простыне. А лестница вообще казалась непреодолимым препятствием.
      – Как вы, дамы, умудряетесь ходить? – спросил он, когда в четвертый раз оступился и чуть не полетел кувырком.
      – Очевидно, у нас это выходит лучше, чем у тебя. Ох, дай пройти!
      – А что, если там в самом деле привидение?
      – Уверена, оно уже испугалось до смерти. Мне отсюда слышно, как вопит няня.
      Наконец они оказались в детской. Мисс Петерсон – в белой ночной рубашке до пола, с высоким, до самой шеи, воротом – пыталась успокоить няню. Рядом стояла Изабелл, держа на руках Принни.
      – Я привела папу Чарлза, мама Петерсон, – сказала Клер.
      Это была последняя вразумительная фраза.
      Няня увидела Чарлза и закричала. Королева Бесс увидела Принни и зашипела. Принни увидел Королеву Бесс и взвыл.
      Тетя Беа оглядела всех присутствующих и схватилась за голову.
      – Боже мой, – причитала она, – сделай так, чтобы это оказалось сном! Умоляю!
      Принни, громко лая, бросился на кошку. Она вздыбилась, отчего сделалась вдвое толще, и попыталась взобраться вверх по одеянию Чарлза. Чарлз, которому хотелось остаться джентльменом, несмотря ни на что, подтянул простыню повыше, пытаясь отгородиться от драки кошки с собакой. Множество слов и выражений рвалось с его языка, особенно когда острые кошачьи когти впились в его кожу. Судя по выражению лица Клер, некоторые фразы все-таки вырвались на свободу.
      – О-о-о, мама Петерсон! Папа Чарлз сказал плохое слово.
      Эмма нагнулась и ухватила Принни за заднюю лапу. Подол сорочки приподнялся, явив взгляду Чарлза прекрасной формы лодыжку. А затем раздался зловещий треск: рвущейся простыни и его собственная лодыжка оказалась на виду в объятиях шерстяного комка.
      – Тетя, да заберите же вы эту… эту мерзкую кошку!
      Тетя Беа приоткрыла глаза:
      – Так и знала, Чарлз, что у тебя красивые ноги. Видите, мисс Петерсон? Никакие накладки не нужны.
      Чарлз не мог сказать, от чего его бросило в жар – от досады или ярости.
      – Мадам, поймайте ваше животное!
      – Право, Чарлз, мы не на поле боя. Ну, может быть, отчасти. Но кричать совсем не обязательно. Ты напугал ее величество.
      – Иначе сейчас я эту…
      – Чарлз! Не забывай, что ты джентльмен!
      Тетя Беа подхватила Королеву Бесс и прижала к лицу.
      – Тише, кисонька, тише. Этот злой человек шутит.
      – Какие шутки? – проворчал Чарлз. Он осмотрел свое одеяние. Голые ноги, кровоточащие царапины, но самые интересные места прикрыты. Как и у мисс Петерсон, к сожалению. Кстати, она уставилась на его ноги.
      – Милорд, ваши ноги! Пойду принесу теплой воды и смою кровь, хорошо?
      Он представил, как мисс Петерсон омывает его ноги, и под простыней в определенном месте явственно обозначилась выпуклость. Тетя Беа изумленно раскрыла рот.
      Он повернулся к няне. Она единственная имела любезность не смотреть на него.
      – Может кто-нибудь вразумительно объяснить, что тут стряслось? Няня?
      Няня заломила руки:
      – Ох, милорд! За всю жизнь так не пугалась! Мне показалось, я слышу шум, вот я и встала, чтобы взглянуть на дорогих крошек. Что-то белое было в холле. Я закричала. Оно поплыло по воздуху и исчезло где-то вот тут. – Она указала на стену, на которой висели полки. – Я слышала, как гремели и клацали его цепи, да, слышала!
      – Ясно.
      Так как тетя Беа держала кошку на руках, Эмма смогла отпустить Принни. Собака принялась обнюхивать пол в том углу, куда, по словам няни, скрылось привидение.
      – Значит, привидение исчезло там, где сейчас Принц?
      – Принц, милорд? – Няня выглядела растерянной. – Вон там, – указал Чарлз. – Где сейчас Принни – собака мисс Петерсон.
      – Собака мисс Петерсон? Ох, прошу прощения, милорд. – Няня убежала в свою спальню и вернулась с очками на носу. – Вот теперь вижу. Да, кажется, именно в том месте, где сейчас наша собачка.
      Чарлз пристально посмотрел на старушку:
      – Няня, а почему ты закричала, когда я вошел?
      – Я подумала, привидение вернулось, милорд. – Она вгляделась в Чарлза. – У вас такой вид… Чудной какой наряд! Это маскарадный костюм? Вы были на маскараде в виде одного из этих римлян?
      – Нет, няня. – Он искоса взглянул на мисс Петерсон. Она изучала пол под ногами – очень красивыми ногами, отметил он, – и издавала странные звуки, словно задыхалась. Она-то не забыла надеть очки. – А вы видели привидение, мисс Петерсон?
      – Нет. – Она отчаянно пыталась не рассмеяться. – Когда я вышла из своей комнаты, его уже не было.
      Она обхватила себя за талию и согнулась пополам, давясь от хохота.
      – Счастлив, что вам весело, мисс Петерсон.
      Эмма взмахнула рукой, явно не в состоянии сказать ни слова. По ее щекам бежали слезы.
      – У тебя такой смешной вид, Чарлз, – заметила тетка, – хотя, конечно, веселье мисс Петерсон мне кажется преувеличенным.
      – Простите, леди Б-Беатрис, – сказала Эмма и снова расхохоталась. Изабелл и Клер тоже хихикали.
      Наверное, привидение было плодом няниного воображения. Тем не менее в отличие от мисс Петерсон и девочек няне было не до смеха. Она пыталась улыбнуться, но дрожащие губы ей не повиновались. Взгляд оставался тревожным.
      – Дамы, если вы полагаете, что сможете провести остаток ночи здесь, завтра мы устроим вам спальни внизу, – предложил Чарлз. – Согласны?
      Мисс Петерсон наконец успокоилась.
      – Конечно, милорд. Не волнуйтесь за нас.
      – Тетя, у нас остались свободные комнаты внизу?
      – Почти все занято – завтра прибывают гости. Но мы что-нибудь найдем.
      – Отлично, Тогда позвольте пожелать вам спокойной ночи, леди.
      Чарлз подхватил порванную простыню и поднял руку, пропуская тетю Беа с Королевой Бесс вперед на лестницу. Не успел он дойти до первой площадки, как услышал нянин голос:
      – Простите, мисс Петерсон, но у его светлости и вправду красивые ноги.
 
      Эмма повесила в шкаф последнее платье, бальное. Она сделала глупость, прихватив его с собой в Найтсдейл, однако…
      Ей не следовало покупать эту ткань. Но не смогла устоять. Просто сошла с ума, увидев этот голубой атлас в магазине мистера Эшфорда. Ей непременно захотелось купить отрез. Даже Мэг понравился цвет. Напоминает послеполуденное небо ранней осенью, сказала сестра. Это было… когда же? Четыре года назад.
      Эмма погладила шелковистую ткань, провела пальцем по узкому лифу завышенной линии талии и прямой юбке. Допустим, покупку ткани еще как-то можно оправдать. Но отдать отрез миссис Крофт, деревенской портнихе, чтобы сшить такое платье, было чистым безумием. О чем она думала? О чем думала миссис Крофт? Платье вышло слишком откровенным для дочери викария, тем более не очень юной. Ткань едва прикрывала грудь и облегала тело. Эмма была шокирована, когда впервые примерила его.
      Шокирована, но и очарована. Женщина, глядевшая на нее из зеркала, казалась незнакомкой. Опытной, соблазнительной, восхитительной незнакомкой.
      Эмма спрятала платье подальше в шкаф, чтобы никогда его не надеть. Возможно, любоваться им время от времени, мечтать о нем, но надеть? Никогда.
      Она бросила на платье последний взгляд и захлопнула дверцу шкафа. Она наденет его на бал. Печально, что оно несколько вышло из моды. Несомненно, по сравнению с нарядами лондонских щеголих оно будет смотреться совсем заурядно. Тут уж ничего не поделаешь.
      И не стоит обманывать себя. Та женщина в зеркале не вернется. Прошло четыре года. Эмма не просто просидела в дальнем углу, она покрылась пылью. К тому же кто знает – может, она приукрашивает, вспоминая свое отражение в зеркале. Самонадеянно и глупо думать, что она может быть красивой. Та, в зеркале, была из тех, что должны нравиться Чарлзу. Такую не смутить поцелуем, когда мужской язык… Эмма покраснела и вздохнула. Эта женщина знает о поцелуях все.
      Но она-то решительно не из таких.
      Эмма уселась на подоконник, и утреннее солнце стало пригревать ей спину. Ее новая комната вряд ли была больше, чем прежняя, рядом с детской, но обставлена не в пример богаче. Изголовье кровати не буковое, а красного дерева. Гардероб, столик для умывания и бюро даже лучше, чем ее собственные в доме отца. А ведь это одна из самых маленьких спален, предназначенных для припозднившихся гостей или таких, как Эмма. Няне и девочкам досталась комната побольше, наискосок через холл.
      Эмма закрыла глаза, наслаждаясь теплом, ласкающим ее шею. Из-за дурацкого происшествия с привидением она почти не спала прошлой ночью. Почему она сразу не сообразила, что няня просто забыла надеть очки? Как глупо с ее стороны! Но ведь старушка решила, что в комнату пробрался чужой, а безопасность девочек прежде всего. Вот она и сделала что могла – отправила Клер к Чарлзу.
      Эмма улыбнулась, вспомнив его ночной наряд. Он выглядел так смешно. Смешно и невероятно привлекательно. Няня и леди Беатрис не ошибались: у Чарлза действительно красивые ноги. Восхитительные. Правда, ей никогда еще не приходилось видеть голых мужских ног.
      К тому же самое интересное было закрыто. Руки, шея, плечи, грудь. Он был как статуя греческого бога, только живая. Теплая. Из плоти и крови.
      Солнце вдруг сделалось нестерпимо жарким. Эмма пересела на стул в другом конце спальни.
      Что с ней творится? Неужели заболела? Всю ночь ей грезился Чарлз. Разумеется, она мечтала о нем и раньше. Теперь добавились новые подробности. Много подробностей, но хотелось еще больше! Она не могла разобраться в своих ощущениях. Эмма покраснела. Это же непристойно – ей хотелось коснуться его. И чтобы он трогал ее. Почувствовать его руки на талии. Провести рукой по мускулистой груди, пригладить пушистые волоски. Интересно, они мягкие или жесткие? А его кожа – чудесная, восхитительная– какой она была бы под ее пальцами?
      Ей чудились и его поцелуи тоже. Первый – мимолетное соприкосновение губ. Второй – жаркий и влажный, губы, рот, язык…
      Она принялась обмахиваться, ладонью. Ужасно жарко! Мысль о поцелуях как-то странно подействовала на ее тело. Прошлой ночью оно просто изнывало в одном месте. Сейчас там было влажно. Влажно и… нетерпеливо.
      Возможно, пришла пора выйти замуж. Она не думала об этом всерьез, но, как сказал Чарлз, сестре уже исполнилось семнадцать. Конечно, отец не нуждается больше в ее присутствии дома. У него есть миссис Грэм. Он не говорил ни слова, но Эмма была убеждена – отец будет счастлив, если она уедет. Это можно устроить, только если выйти замуж.
      Возможно, замужество утолит ее… новые желания.
      Но за Чарлза она не выйдет. Она не хочет быть просто подходящей невестой, за которую ее принимают Чарлз и его тетка. Вчера за обедом она чуть не сгорела от стыда. Леди Беатрис выражалась на этот счет слишком откровенно, хотя, может быть, к пользе самой Эммы. Оставалось надеяться, что при гостях она себе не позволит таких выступлений.
      Нет. Чарлз предложил ей выйти за него лишь потому, что не хотел тратить время на ухаживания за светской мисс, Сегодня все изменится. Будет прекрасный выбор юных леди. Ему не потребуется ни малейших усилий. Он может просто сидеть в кабинете, а они пройдут перед ним чередой. Так покупают лошадей. Разумеется, найдется особа, готовая продаться за титул.
      Она не из таких. И в любом случае смешно думать, что Чарлзу полюбится старая дева, когда рядом окажется множество молодых красоток.
      Эмма вернулась к окну. Отсюда открывался прекрасный вид на широкую подъездную аллею. Сейчас она была пуста. Но через несколько часов ее запрудят кареты, везущие драгоценный груз. Наверняка будут и свободные мужчины. Чарлз выберет одну из множества леди. Так должны же быть и мужчины на выбор?
      Что, если она понравится кому-то из них? Понравится сама по себе, а не как мать предполагаемых наследников. Почему бы и нет? В любом случае, это почти то же самое, что сезон в Лондоне. Другой возможности прогуляться по брачной ярмарке у нее может и не быть.
      И без покупки она не уйдет.
      – Мэг!
      Эмма заметила сестру и сбежала вниз ей навстречу. Мэг нахмурилась и прошипела:
      – Какой бес тебя попутал, Эмма?
      – Мэг! Как ты можешь так говорить? – Разумеется, Эмма не ждала, что сестра будет в восторге, узнав о приглашении на праздник. И все-таки разве это не прекрасная возможность побывать среди людей?
      – Ведь это ты, словно пчела, прожужжала папе все уши насчет приглашения?
      Эмма попробовала отшутиться:
      – Все уши? У него всего два уха…
      Но Мэг было не до смеха.
      – Ты прекрасно знаешь, что я имею, в виду. Это ведь ты притащила в дом известие, что меня приглашают на этот нелепый праздник?
      – Полагаю, лорд Найтсдейл решил, что приглашать нужно обеих сестер. И что здесь нелепого? Просто представится возможность немного побыть среди светских особ.
      – Не увиливай! Ты ведь там была. Могла бы отвертеться от приглашения. Я вовсе не хочу вращаться среди светских особ. Пустоголовые болваны да избалованные девицы – вот кто они такие. Лично мне гораздо интереснее на северном поле сквайра Бегли. Я нашла потрясающий экземпляр… Господи, кто это?
      Эмма обернулась. К ним приближалась леди Беатрис собственной персоной. Было отчего замереть на месте! Сочетание багрового и горохово-зеленого цветов на платье, целая коллекция страусовых перьев в седых буклях.
      Мэг потеряла дар речи. Она вытаращила глаза и изумленно взглянула на сестру. Эмма посмотрела на нее предостерегающе. Только бы Мэг хватило ума не критиковать своеобразные наряды хозяйки дома.
      – Леди Беатрис, позвольте представить вам мою сестру Мэг.
      Мэг присела в реверансе:
      – Благодарю за приглашение, леди Беатрис.
      – Рада видеть тебя, моя дорогая. – Леди повернулась к Ламберту: – Пусть Джордж отнесет вещи мисс Маргарет Петерсон в Желтую спальню.
      – Слушаюсь, миледи.
      Леди Беатрис лучезарно улыбнулась Мэг:
      – Знаешь, а у меня виды на твою сестрицу.
      Эмма окаменела.
      – Вот как? – Мэг усмехнулась. Несомненно, она заметила замешательство сестры. – И какие же виды?
      Эмма была бы рада, если бы пол разверзся под ее ногами. Провалиться бы куда подальше. Но – чудо из чудес! Леди Беатрис лишь загадочно повела бровями.
      – Еще рано говорить.
      Эмма вздохнула с облегчением.
      – Но разумеется, дело касается…
      – Леди Беатрис… з-э-э… Хорошо ли вы спали этой ночью?
      Перебивать хозяйку неприлично, но Эмма понимала, что лучше так, чем вообще ее придушить. Кроме того, упомянуть о событиях прошлого вечера было вполне естественным. Леди Беатрис нахмурилась:
      – Совсем нет! Я почти не сомкнула глаз. Мало этого привидения, так еще голова раскалывалась. Никогда не пей бренди, Мэг. Или хотя бы знай меру.
      – Бренди? Привидение? – пробормотала Мэг, глядя, как леди Беатрис растирает лоб. – Похоже, праздник выйдет не такой уж скучный.
      – Тише!
      – Что ты сказала, дорогая? Боюсь, я сегодня несколько рассеянна.
      – Ничего, леди Беатрис. Я просто счастлива, что ночные события не возымели особых последствий.
      По глазам сестры Эмма поняла, что она готова обрушить на ее голову тысячу вопросов. Но тут появился Чарлз – как нельзя более кстати.
      – Доброе утро, леди. Я не ослышался – это ваша сестра, мисс Петерсон?
      – Да, милорд.
      Чарлз взял руку Мэг:
      – Какое удовольствие видеть вас опять, мисс Маргарет! Последний раз мы с вами встречались, когда вы едва-едва научились ходить.
      Мэг округлила глаза, но нашла в себе силы улыбнуться:
      – Прошу вас, лорд Найтсдейл, зовите меня Мэг. Никто не называет меня Маргарет.
      – В таком случае, Мэг, полагаю, вы отыщете свою собаку в детской.
      – Мою собаку?
      – Принни, – напомнила Эмма. – Твой пес Принни.
      – Не знаю, Эмма, с чего ты решила, что Принни мой пес. Конечно, это я придумала ему имя, когда он был щенком, но он думает, его хозяйка ты. Вероятно, потому, что ты никогда не забываешь его покормить.
      Вот так всегда. Эмма вздохнула поглубже и заговорила, стараясь казаться спокойной:
      – Ты ведь знаешь, что мы специально завели Принни, чтобы он ходил с тобой по полям. Ты пропадаешь там целыми днями, и тебе нужен, защитник.
      – А Принни об этом сказали? Если он идет со мной, что бывает нечасто, так предпочитает гоняться за кроликами. И мне не нужно, чтобы он был рядом со мной. Он топчет образцы.
      – Образцы? – спросил Чарлз.
      – Растения – моя страсть, милорд.
      – Миледи, прибыл мистер Стокли, – вмешался Ламберт.
      – Ах, наш поклонник! – Мэг подмигнула сестре. – Будет нелегко избежать встречи с поклонником, если он в числе гостей. Не так ли, Эмма?
      – Поклонник? – Чарлз вскинул бровь, а леди Беатрис тем временем вышла, чтобы приветствовать нового гостя.
      Эмма с удовольствием свернула бы шею сестрице.
      – Ничего подобного, милорд. Мэг шутит. – Она бросила на Мэг убийственный взгляд, призывая, немедленно сменить тему разговора.
      Но Мэг не испугалась.
      – Мистер Стокли был частым, да что там, нашим постоянным гостем с тех самых пор, как поселился в доме мистера Атуэрта. И сразу же перестал путаться у нас под ногами, стоило Эмме перебраться сюда. Для него это было ударом.
      – Ясно. Тогда я рад, что мы встретили его по дороге и пригласили на праздник.
      – Да, очень удачно вышло. Идем, Мэг. Я помогу тебе устроиться. – Эмма схватила сестру за руку и бегом потащила наверх.
      – И что это значит?
      – Ты про что? – Эмма обвела взглядом комнату, отведенную сестре: чуть просторнее, чем у нее.
      – Этот галоп вверх по лестнице. У меня чуть сердце не выскочило!
      – Я тебя совсем не понимаю.
      Комната Мэг располагалась в задней части дома. Из окон открывался чудесный вид на сады и озеро.
      – Эмма, что происходит между тобой и маркизом?
      – Ничего! – Неужели она сорвалась на крик, отвечая сестре? Не может быть. – Как ты можешь думать, что между мной и лордом Найтсдейлом что-то происходит?
      – Эмма, конечно, мне редко удается бывать в обществе, но я не дура. Ты всегда такая степенная, как архиепископ. А сейчас внизу ты была, словно кошка на раскаленных углях. Будь любезна, объясни!
      – Нет! То есть нечего объяснять. Я всего лишь временно исполняю обязанности гувернантки.
      – Вот как? И где же дети?
      – Что?
      Мэг уперла руки в бока:
      – Дети. Гувернантки обычно присматривают за детьми, или я ошибаюсь?
      – Ох! Да, разумеется. Изабелл и Клер. Ты ведь их знаешь, Мэг.
      – Дорогая сестрица, конечно же, я их знаю. Но если ты гувернантка, пусть даже на время, тебе следует быть с ними.
      – Справедливо. Я ухожу. Добро пожаловать в Найтсдейл! – Эмма хлопнула дверью. Вдогонку ей раздавался смех сестры.
 
      Значит, Стокли имел виды на Эмму? В первый раз в жизни Чарлз обрадовался, что носит титул. Засунуть бы его в глотку этому наглецу. Он наблюдал, как Стокли извлекает из кармана монокль, чтобы рассмотреть огромную расписанную цветами вазу возле двери. Он дошел до того, что даже приподнял крышку и заглянул внутрь!
      – Что-то потеряли, Стокли?
      Щуплый деревенский щеголь так и подскочил. Ваза зашаталась. Чарлз едва успел ее подхватить.
      – Вы меня испугали, милорд. Я просто восхищался этим чудесным произведением искусства. Династия Мин, не так ли?
      – Не имею ни малейшего понятия. Интересуетесь фарфоровыми безделушками?
      – Искусством, милорд, искусством. Да, меня интересует все ценное: скульптура, живопись, драгоценности.
      – В самом, деле?
      Может, стоило запереть на ключ столовое серебро? О чем думал отец Эммы, позволяя молодцу разгуливать по всему дому? И о чем думал он сам, приглашая его в Найтсдейл? Придется глаз не спускать с Эммы. Это его долг хозяина по отношению к девушке.
      – Чарлз, прибыли дамы из Общества.
      – Хорошо, тетя. Иду. Стокли, надеюсь, пребывание в Найтсдейле доставит вам удовольствие. Помочь вам отыскать вашу комнату?
      – Нет, милорд, что вы. Я вполне способен сам найти туда дорогу. – Стокли поджал губы и поклонился. Чарлз смотрел, как он уходит.
      – Тетя, вы же не отвели ему комнату рядом со спальней Эммы?
      – Разумеется, нет, Чарлз. Ты принимаешь меня за полную дуру? Утром я поменяла его комнату на комнату мисс Рассел, когда пришлось переместить мисс Петерсон из детской. Так что он в дальнем конце восточного крыла. Мы ведь не хотим, чтобы он ночью случайно вошел не в ту дверь?
      – Решительно не хотим.
      Чарлз стоял возле окна кабинета, глядя на озеро и сад. Все гости прибыли. Странное сборище! Разумеется, не было ничего необычного в толпе мамаш, которым нужно подыскать мужей для дочек, а также холостых джентльменов. Но вот дамы – члены Общества, созданного Эммой… Остается добавить бренди, и выйдет совсем уж весело.
      – Чарлз, кого это я встретил в коридоре? Уж не близняшек ли Фартингтон?
      В кабинете появился Робби Гамильтон, граф Уэстбрук.
      Чарлз улыбнулся:
      – Они самые.
      – О Боже, мне нужен бренди! Где ты его держишь?
      – В том шкафу. Если там, конечно, что-то осталось. Только смотри, как бы близняшки не учуяли.
      Робби застыл на месте с пробкой в руке:
      – Бренди и Фартингтоны?
      Чарлз рассмеялся:
      – Наливают в чайные чашки до краев. Обнаружил вчера Общество в полном составе, за исключением мисс Петерсон, в гостиной пьяным в стельку. Пришлось грузить дам в мой экипаж, чтобы доставить домой.
      – С ума сойти. – Робби наполнил два стакана и подал Чарлзу его порцию. – Ну а как вообще дела, если не говорить о пьяных старых девах?
      – Все в порядке. – Он отпил из стакана янтарной жидкости, наслаждаясь разлившимся по груди теплом. – Кажется, Пол весьма разумно вкладывал деньги, так что бедность мне не грозит. Выяснил это еще в Лондоне.
      – Неплохо. А поместье?
      Чарлз пожал плечами:
      – Коулз, управляющий, по-моему, знает свое дело. Я приехал сюда лишь вчера, да еще мне пришлось улаживать одно… хм… дело. Я собирался принять его и выслушать все подробности завтра.
      Чарлз нахмурился и уставился в стакан, глядя, как покачивается в нем жидкость.
      Робби положил руку ему на плечо:
      – Ты же знаешь, что можешь мне довериться.
      Чарлз кивнул:
      – Знаю, Робби, – он благодарно сжал руку друга, – знаю.
      Робби усмехнулся:
      – Я уже привык к титулу и всему остальному. И по части управления поместьем у меня тоже есть опыт.
      – Конечно.
      – Коулз вообще ничего не сказал?
      – Только то, что Пол почти не бывал в поместье, как женился на Сесилии. Коулз достаточно ясно дал понять, что мне стоило бы приезжать сюда почаще.
      – Сесилия обожала Лондон.
      – И любые другие поместья, кроме собственного.
      Робби уселся в кресле у камина.
      – Ей было необходимо всеобщее восхищение.
      – И поэтому дети видели ее нечасто.
      – Именно. Многим детям приходится расти под присмотром слуг. Я помню, мне самому редко доводилось видеть родителей – пять-шесть раз в год. Кажется, и ты со своими проводил времени не больше моего.
      – Да. – Чарлз сел у камина напротив Робби. – Я не хотел видеть отца. Ты ведь помнишь его нрав.
      Робби кивнул.
      – А мать?
      Чарлз вздохнул:
      – Она была почти как Сесилия.
      – Тебя это огорчало?
      – Уже не помню. Но мои племянницы… – Чарлз отпил из стакана. – Знаешь, младшая зовет меня «папа Чарлз».
      – Что такое? – послышался голос в дверях. – Ты стал отцом? Поздравляю. Хотя, возможно, стоило бы сначала обзавестись женой, прежде чем заполнять, детскую.
      – Джеймес! – Чарлз вскочил, чтобы приветствовать герцога Олворда. – Как Сара?
      – Отлично, спасибо.
      – Слышал, ожидается появление нового герцога, – заметил Робби.
      Джеймс усмехнулся:
      – Возможно.
      – В самом деле? – Чарлз передал Джеймсу бутылку с бренди. – Это надо отметить.
      – Только убедись, что как следует закрыл дверь, Джеймс. Чарлз сказал, что близняшкам Фартингтон стоит только учуять бренди…
      – Вот как? Ни за что бы не подумал. А это мисс Рассел изучала скульптуры там наверху, или я ошибся?
      – Весьма возможно. А не было возле нее низкорослого мужчины?
      Брови Джеймса поползли вверх.
      – Неужели мисс Рассел обзавелась поклонником?
      Робби рассмеялся:
      – Если так, прием обещает быть занятным. Знаешь, что вчера Чарлз напоил почтенных леди?
      – Я их не поил, Робби. Это сделала тетя Беа. Меня и дома-то не было, когда они добрались до моих запасов.
      – Ясно. – Джеймс фыркнул. – То есть не совсем. Кто же тогда тот человечек, что приударяет за мисс Рассел?
      – Мистер Альберт Стокли, и он за ней не приударяет. Не успел он приехать, как я застал его за изучением вазы в холле. Наверное, вместе с мисс Рассел они наслаждаются произведениями искусства в Найтсдейле.
      – Думаешь, этот Стокли может оказаться нечистым на руку? – спросил Джеймс.
      Чарлз пожал плечами:
      – Не знаю. Мне он не нравится.
      – Зачем же пригласил? – удивился Робби. – Не тот ли это франт, что снял дом у Атуэрта?
      – Он самый. Ты знаешь что-нибудь о нем?
      – Только не я. Может быть, Джеймс?
      – Нет. – Джеймс усмехнулся. – У меня и без того дел полно.
      – Не спорю, что так и есть. – Робби выкатил глаза. – Твои дамы сбежали в Брайтон, чтобы дать тебе возможность, так сказать, заняться делом как следует.
      – Пришлось исполнить долг и позаботиться о преемнике. Однако вы будете счастливы узнать, что тетя Глэдис, леди Аманда и Лиззи вернулись домой. Лиззи приедет сюда завтра.
      – Значит, малышка Лиззи тоже примет участие в охоте на нового маркиза?
      – Не думаю, чтобы Лиззи интересовалась Чарлзом, Робби.
      – А мне безразличны все эти молодые леди, – заметил Чарлз.
      – Вот как? Тогда зачем ты созвал сюда эту стаю акул? Клянусь, сам видел, какими глазами сверлили друг друга леди Данли и миссис Фрамптон. Разве не ты тот холостяк, что предназначен им на съедение? – Робби воздел к потолку руку, в которой не было стакана с бренди. – Ведь не я же!
      – И не я, – сказал Джеймс. – Так что, если Чарлз не желает, готовься, Робби!
      – Нет. Я слишком молод, чтобы надевать кандалы. – Тут есть другие неженатые джентльмены, – возразил Чарлз. – Тебе нечего бояться.
      – Разве? Не уверен. Если леди поймут, что маркиза им не поймать, сойдет и простой граф. Придется просить лакея, чтобы он тщательно обыскал мою комнату перед сном – не притаилась ли там какая-нибудь мисс. Обязуюсь также избегать любых укромных уголков, что есть в твоем прекрасном имении. – Робби сделал глоток. – Может быть, стоит держаться поближе к твоей тете Беа? Она без труда прогонит любую предприимчивую даму и к тому же, как я подозреваю, не станет возражать против бренди.
      – Отличная мысль, Робби! – воскликнул Джеймс. – Но я все еще не понимаю, зачем ты назвал прорву народа, Чарлз, если не собираешься подыскивать невесту. Совершенно уверен, что прекрасная леди Данли и очаровательная миссис Фрамптон привезли своих милых дочек в Найтсдейл вовсе не для того, чтобы полюбоваться пейзажем. Вот если на фоне пейзажа ты наденешь одной из них на палец обручальное кольцо Найтсдейлов…
      – Да, понимаю. Я думал о невесте, но уже успел выбрать подходящую.
      – Вот это да! И кто же счастливица? – поинтересовался Джеймс.
      – Мисс Эмма Петерсон.
      – Дочь викария?
      – Не просто дочь викария, Джеймс, – сказал Робби, хихикая. – Тень!
      – Тень? Почему Тень? Ох, конечно же! Вспомнил! Малышка, которая, словно собачка, бегала за Чарлзом, когда мы были совсем детьми. Это и была мисс Петерсон?
      – Если ты еще не заметил, – усмехнулся Робби, – но, наверное, не заметил, ты ведь человек женатый, – мисс Петерсон больше не маленькая девочка.
      – Потише, Робби. – К собственному удивлению, Чарлза вдруг покоробил слегка развязный тон друга. – Я не допущу неуважения к мисс Петерсон.
      – Я всегда с почтением отношусь к старшим.
      – Мисс Петерсон всего двадцать шесть.
      – Ну да. Как и мне, друг мой, – сказал Робби. – Ты в свои тридцать совсем старикашка. Нет, кажется, мисс Петерсон двумя месяцами старше. Смутно припоминаю, что, когда мне исполнилось десять, мы с ней поспорили, кто кого должен слушаться.
      – Джентльмены, не будем впадать в детство. – Джеймс поднял бокал. – Пришла пора для поздравлений. Когда ты объявишь о помолвке, Чарлз?
      – Скоро.
      – На балу? – поинтересовался Робби. – Самое подходящее место. Возможно, если остальные будут в неведении до последнего момента, то есть до бала, они оставят меня в покое.
      – Именно. На балу. – Чарлзу вспомнилось, с каким треском развалилась на куски фарфоровая собачка, ударившись о дверь кабинета. – Скорее всего. Нужно еще уладить кое-какие нюансы.

      – Если лондонский сезон похож на это безобразие, я рада, что мне пришлось его пропустить.
      – Потише, Мэг. – Эмма подтолкнула сестру в спину, вталкивая ее в гостиную.
      Их поглотило море голосов. Элегантные лондонские леди, одетые по последнему слову моды, беседовали с джентльменами в безупречно сидящих фраках и искусно повязанных шейных платках. Эмма почувствовала себя неловко: ей показалось, что выглядит она слишком просто. Она огляделась – нет ли знакомых лиц? Вот и леди Беатрис, в ослепительном малиновом, платье, украшенном темно-зелеными лентами. Леди громогласно хохотала, стоя с миссис Бегли. Жидкость в их стаканах подозрительно смахивала на бренди.
      Где же остальные члены Общества содействия процветанию и образованию женщин? В дальнем углу близняшки Фартингтон рассматривали картину, на которой были изображены совершенно обнаженная женщина, почти полностью обнаженный мужчина и сонм пухлых херувимов. Мисс Эстер показывала пальцем на плечи мужчины, толкая сестру в бок локтем. По крайней мере обе трезвы. Неподалеку, на диванчике, восседала леди Рассел, а в руках у нее ни стакана, ни чайной чашки. Эмма почувствовала некоторое облегчение. Ей не хотелось развлекать лондонцев зрелищем подвыпивших провинциалок.
      – Только погляди на эту стаю гусынь, как они хохочут. – Мэг кивнула на молодых леди, столпившихся вокруг Чарлза. – Или лучше сказать «гогочут»? Как удачно, что лорд Найтсдейл коротко стрижет волосы. А то бы его прекрасные каштановые кудри запутались в колтуны – они так машут ресницами, что ветер поднимается.
      Эмма не стала спорить. Девушки просто вешались маркизу на шею! Отвратительно. И уж конечно, пойдет во вред Чарлзу – у него и без того раздутое самомнение. Но как он хорош! В вечернем костюме он просто ослепителен.
      Чарлз поднял голову. Его поразительные голубые глаза впились в нее, а правый уголок рта пополз вверх в полуулыбке. Эмма почувствовала, как ее накрывает теплая волна.
      – А вот и твой воздыхатель, Эмма. Не иначе караулил, у двери.
      – Мой кто? Ох!
      Через толпу змейкой к ней пробирался мистер Стокли. В нем действительно было что-то змеиное – как она раньше не замечала? Поразительно! Возможно, все дело в полном отсутствии выражения на лице. Или в его манере двигаться – медленно, крадучись?
      Смешно. Она недоспала прошлой ночью из-за странного происшествия в детской. Вот и чудится.
      – Так и ждешь – сейчас покажется раздвоенный язык, – пробормотала Мэг. – Полагаю, мне лучше удалиться и помочь мисс Рассел нагреть диван.
      Эмма едва сдержалась, чтобы не схватить сестру за локоть.
      – Мисс Петерсон, я в восторге, что лорд Найтсдейл позволил вам присоединиться к нашему обществу. Кто же присматривает за леди Изабелл и леди Клер?
      Эмма стиснула зубы.
      – С девочками няня, мистер Стокли.
      – Ах, няня! Пожилая, надежная женщина. Осмелюсь предположить, ваша комната находится рядом с детской и спальней няни?
      Слишком смелые предположения делает этот человек.
      – Не понимаю, отчего вы так интересуетесь расположением моей комнаты, мистер Стокли.
      Мистер Стокли притворно улыбнулся: – Не хочу показаться невежливым, мисс Петерсон. Уверен, что такая осмотрительная женщина, как вы, станет беречь репутацию. Просто… В общем… Вам не пристало бы жить на одном этаже с хозяином дома. Незамужняя женщина без компаньонки… вы же понимаете! Могут пойти пересуды. У людей такой мелкий ум.
      Эмма могла бы назвать одного обладателя такого, ума.
      – Сэр, никак не пойму, что угрожает моей, репутации? В конце концов, в доме находится леди Беатрис, а сейчас и вовсе дом полон гостей. Неужели вы думаете, что лорд Найтсдейл выломает дверь и возьмет меня, силой в моей собственной спальне?
      – Не перестаю удивляться, Уэстбрук, насколько мало мы знаем наших близких друзей. Кто бы мог подумать, что Найтсдейл приобрел привычку лишать невинности девушек?
      Эмма вспыхнула и обернулась. За ее спиной оказались герцог Олворд и граф Уэстбрук.
      – Ваша светлость, я не имела в виду…
      – Разумеется, вы ничего не имели в виду, мисс Петерсон. – Герцог улыбнулся девушке, но его лицо тут же приобрело суровое выражение, когда он обратился к мистеру Стокли. – Зато меня очень интересует, что имел в виду ваш собеседник?
      – Позвольте представиться, мистер Стокли. Ваша светлость, разумеется, я не хотел никаких оскорбительных намеков. Просто предостерегал мисс Петерсон на правах друга…
      – Друга? Странно. – Герцог взглянул на лорда Уэстбрука. – Поправь меня, если я ошибаюсь, Робби, но мне кажется, мисс Петерсон – подруга детства Найтсдейла, разве не так? Каждому ясно, что он счел бы своим долгом позаботиться, чтобы с ней ничего не произошло дурного, пока она в его доме.
      – Да, это так, – согласился лорд Уэстбрук.
      Эмма потеряла терпение.
      – Довольно! – Конечно, она была оскорблена словами мистера Стокли. Но в защите этих двоих она тоже не нуждалась. – Уверена, мистер Стокли просто пытался вести себя как джентльмен. Нет нужды бросаться поспешными выводами.
      – Мисс Петерсон, помилуйте. – Светло-карие глаза герцога, казалось, подмигивали ей. – Я вовсе не спешу.
      – Это правда. – Лорд Уэстбрук ухмыльнулся. – Олворд теперь недостаточно прыток. Ну еще бы, он ведь женат.
      – Мистер Стокли, – сказала Эмма, – как вы, наверное, уже поняли, я знала его светлость и лорда Уэстбрука в далеком детстве, хотя в те времена они едва меня замечали.
      Действительно, они почти не обращали на нее внимания. Отчего же теперь бросились на ее защиту?
      – Разумеется, мы вами пренебрегали, мисс Петерсон, – сказал герцог. – Вы были маленькой девочкой, а нас тогда девочки не интересовали.
      – Скажите спасибо мне, что они вообще вас терпели, – сказал Чарлз. Ему удалось отделаться от своего гарема. – Эти ребята никогда не хотели принимать вас в наши игры.
      Стокли был изгнан из их компании ловким маневром. Герцог сделал шажок в сторону, лорд Уэстбрук переместился немного вперед, и Стокли оказался за их широкими спинами. И детство вместе с ними он не мог вспоминать. Так что в. их кружке ему не было места – ни на паркете гостиной, ни в разговоре. Эмма видела, как он суетился около них, а потом исчез.
      – А где супруга вашей светлости? – спросила она.
      – Отдыхает. – Герцог радостно улыбнулся, напомнив ей мальчишку, которого она когда-то знала. – Теперь она быстро устает.
      – Олворд считает, что он семи пядей во лбу. Придумал, как сделать…
      – Робби! – Чарлз указал кивком на Эмму.
      Лорд Уэстбрук бросил на девушку взгляд и смутился.
      – Уверен, что вы догадались, Эмма, – сказал Чарлз. – Герцог и герцогиня ожидают первенца.
      – Прекрасная новость, ваша светлость! – Эмма была растрогана. – Надеюсь завтра познакомиться с вашей супругой.
      – Чарлз! – Возле них появилась леди Беатрис, таща за руку скрюченного старца. – Пора садиться за стол. Герцог, вы здесь самый титулованный кавалер. Вам вести к столу леди Августу.
      – С удовольствием.
      Лорд Уэстбрук фыркнул:
      – Какое тут удовольствие! Леди Августа уморит тебя скукой, не успеешь доесть черепаховый суп.
      Леди Беатрис ткнула украшенным перстнем пальцем в лорда Уэстбрука:
      – А вам, милорд, надлежит вести леди Барворт.
      – Только не леди Барворт! – Лорд Уэстбрук замахал руками, словно отбиваясь от невидимого врага. Герцог и Чарлз едва сдержались, чтобы не рассмеяться. – Умоляю, помилуйте! Я слишком молод, чтобы выслушивать подробный отчет о стариковской подагре и несварении! Я не вынесу этого ужаса.
      – Милорд, уверена, вы преувеличиваете.
      – Вы правы, тетя, – поддержал Чарлз. – Полагаю, леди Барворт расскажет также про болезни внуков.
      – Говорят, кстати, что младшенький Барворт едва оправился от кори, – сообщил герцог. – Так что тебя ожидает приятная беседа, Уэстбрук.
      – Вот черт! – Лорд Уэстбрук закатил глаза.
      Леди Беатрис строго взглянула на него:
      – Милорд, ведите себя прилично.
      – Разумеется. Обещаю не заснуть во время медицинского доклада леди Барворт, а если уж не удастся сопротивляться Морфею, обязуюсь не храпеть. – Лорд Уэстбрук ухмыльнулся: – По крайней мере громко.
      Леди Беатрис недовольно проворчала что-то и повернулась к Эмме:
      – А вот и ваш спутник, дорогая. – Она потрясла старика за руку и прокричала ему в ухо: – Это мисс Петерсон, мистер Максвелл! Вы поведете ее к столу! Вам рядом с ней сидеть!
      – Что? Худеть? – Мистера Максвелла так скрючило от старости, что считанные дюймы отделяли его лицо от груди Эммы. – Святотатство! Ни на унцию меньше, дорогая! Берегите их!
      Эмма поспешно отскочила. Как раз вовремя, иначе он испачкал бы ей лиф платья слюной.
      – Максвелл, вы забываетесь. – Чарлз помрачнел, словно грозовая туча.
      Мистер Максвелл изогнул шею, чтобы взглянуть вверх, на Чарлза.
      – Что? Не стоит злиться, милорд. Не знал, что вы положили на них взгляд. – Он захихикал. – Можно ведь просто посмотреть, не имея в виду ничего дурного.
      – Идем, Чарлз, – вмешалась леди Беатрис. – Веди меня к столу. Твоя мисс Петерсон в безопасности. Мистеру Максвеллу давно уже остается только смотреть.
      Если мистер Максвелл и услышал что-нибудь, то виду не подал. Зато Эмма точно знала – сейчас ее лицо краснее, чем платье леди Беатрис. Она смотрела, гак Чарлз ведет тетку в столовую.
      – Не пойти ли нам к столу? – Мистер Максвелл адресовал вопрос ее груди.
      – Кажется, у нас нет выбора, – ответила Эмма, стряхивая с бедер шаловливые пальцы мистера Максвелла.
 
      – Что-то не припомню, чтобы мне в этом сезоне попадались платья такого фасона, как у вас, мисс Петерсон. Кто ваша портниха? – Выпуклые глаза леди Оулдстон злорадно блеснули.
      Эмма вымученно улыбнулась:
      – Миссис Крофт – местная портниха.
      – Оно и видно.
      – Как мило – пользоваться услугами местных… хм… дарований! Никогда не пробовала. Вероятно, это было бы событием. – Леди Данли позволила себе улыбку настолько слабую, что ее внушительные щеки не колыхнулись.
      – Не помню, чтобы видела вас в Лондоне, мисс Петерсон, – зевая, вступила в беседу третья горгона, миссис Пелем. – Должно быть, вы дебютировали, – она сделала многозначительную паузу, вскинув брови, – много лет назад?
      – Уверена, что не видела ни вас, ни вашу сестру, – подхватила леди Оулдстон. – Я бы заметила, ведь мы вывозили нашу дорогую Аманду.
      Дорогая Аманда была похожа на помесь лошади с жабой: пучеглазая и с огромными зубами. В точности мать!
      – А я вывозила леди Каролину. – Леди Данли тонко намекнула на титул дочери.
      Леди Оулдстон покраснела. Она-то была всего лишь женой баронета, а леди Данли – графиней.
      Леди Каролина была еще толще матери. Она шепталась с мисс Амандой Оулдстон возле окна.
      – Весьма великодушно со стороны дорогого лорда Найтсдейла пригласить соседей, – сказала миссис Полем. – Не правда ли, мисс Петерсон? Для вас это, должно быть, целое событие.
      Эмма проворчала что-то – вежливо, как она надеялась. Леди, казалось, были рады заполучить в жертвы провинциалку.
      Имей она хоть каплю ума, додумалась бы сбежать сразу после обеда, как это сделала Мэг. Проще простого исчезнуть, выйдя из столовой, по пути в гостиную. Если бы кто-то заметил ее отступление, можно было ответить, что она идет проведать девочек.
      Она улыбнулась и рассеянно кивнула, выслушивая новые сентенции миссис Пелем, изрядно приправленные ядом.
      Не нужно лгать самой себе. Она пришла в гостиную в надежде увидеть Чарлза. Как она могла сделать такую глупость?
      Невероятная глупость, заключила она. И вдруг сердце ее подпрыгнуло – Чарлз переступил порог гостиной, отыскивая ее взглядом. Их глаза встретились.
      Леди Оулдстон вздохнула:
      – Это так романтично – как лорд Найтсдейл с порога высматривает дорогую Аманду! В этом сезоне в Лондоне он уделял ей особое внимание. Я совсем не удивилась, получив приглашение приехать на праздник.
      Миссис Пелем рассмеялась:
      – Ох, леди Оулдстон! Это же просто смешно. Вы прекрасно знаете, что маркиза интересует только моя Люсинда. Разумеется, Аманда – чудесная молодая девушка, но Люсинда… знаете, мистеру Пелему пришлось отказать графу и виконту. – Она вздохнула. – Мы считаем, что Люсинда слишком молода для замужества, но ради джентльмена, столь серьезного и достойного, как лорд Найтсдейл, думаю, муж согласится отпустить ее.
      – Единственная досада – эти сиротки, – заметила леди Данли. – Вот неудобство. Кто бы ни была избранница Найтсдейла, ей придется возиться с отпрысками его брата.
      Леди Пелем приторно улыбнулась:
      – На это есть гувернантки, не правда ли, мисс Петерсон?
      Эмма сжала зубы. Вот бы принесли чай! Если вылить чашку на голову миссис Пелем, ее наружность только выиграет.
      – Уверена, лорд Найтсдейл ждет, что девушка, на которой он женится, будет любить девочек и заботиться о них, – сказала Эмма.
      – Вам известно, что думает лорд Найтсдейл, мисс Петерсон? – спросила миссис Пелем. – Как… странно!
      – Дорогая, даже если вы попали в наше общество, не стоит терять головы и предаваться несбыточным мечтам, – молвила леди Оулдстон. – Понимаю, у вас нет матери, которая могла бы вами руководить. Хотя в вашем зрелом возрасте… Ну ладно, дайте-ка я шепну вам на ушко: маркизы не женятся на гувернантках.
      – Конечно, нет, – подхватила миссис Пелем. – Впрочем, если вы дожидаетесь предложения…
      – Вы его получите, – захихикала леди Данли. – Предложение второй роли.
      – Точно, – согласилась леди Оулдстон. – Тогда будут ожерелья, браслеты и кольца – только обручального не ждите.
      – Направьте внимание на кого-нибудь более подходящего, – продолжила миссис Пелем. – Например, мистера Стокли.
      – Мисс Петерсон!
      Эмма подняла голову. Возле чайного подноса стояла леди Беатрис с чашкой в руке.
      – Будьте так добры, налейте чаю.
      – Конечно. – Эмма согласилась бы отправиться в Индию собирать чайные листья, лишь бы отделаться от гарпий. – Прошу извинить меня, леди.
      – О чем вы думали, усаживаясь с этими фуриями? – спросила вполголоса леди Беатрис, как только Эмма подошла к ней.
      – Это они уселись рядом со мной. Я не знала, что они такие неприятные.
      – Неприятные? – фыркнула леди Беатрис. – Если это называется неприятным, тогда сатана всего лишь шаловливый малыш. Кажется, они даже не заметили, что Чарлз беседовал с вами до обеда – Чарлз и его друзья, Олворд и лорд Уэстбрук. – Она улыбнулась и придвинулась ближе к Эмме. – Дайте мне их чашки, мисс Петерсон. Я сегодня немного неуклюжа. Может быть, если облить этих дам горячим чаем, их ледяные сердца оттают.
      Эмма улыбнулась в ответ:
      – Прошу вас, осторожнее, леди Беатрис.
      – Конечно. Кого бы вы предложили мне облить?
      – Не могу выбрать.
      – А я могу. Мне никогда не нравился этот оттенок желтого, что сегодня на Виктории Пелем. Особенно как он смотрится на ней! В этом платье она похожа на пригоревший лимонный пирог. Я оказала бы ей услугу, вынудив пойти переодеться.
      Эмма улыбнулась. Она не ожидала, что леди Беатрис на самом деле решит исполнить свой выдающийся план, но через минуту услышала вопль.
      – Тете не понравилось что-то из сказанного миссис Пелем? – спросил Чарлз, принимая чашку из рук Эммы.
      – Скорее цвет ее платья.
      Они посмотрели на дам. Леди Беатрис ухитрилась попасть чаем на леди Оулдстон и леди Данли, пытаясь стряхнуть жидкость с платья миссис Пелем.
      – Она права. Миссис Пелем не идет желтое.
      Эмма хихикнула.
      – Лорд Найтсдейл, – Чарлзу мило улыбалась мисс Хейверфорд, – не поможете ли переворачивать ноты?
      – С удовольствием, мисс Хейверфорд. Одну минуту.
      – Мисс Хейверфорд кажется приятной молодой леди. – Эмма пыталась не поддаться ревности. Мисс Хейверфорд было семнадцать, и она могла похвастать чудесными золотыми кудрями и пленительными синими глазами. К тому же она была дочерью виконта.
      – Да, очень милая юная леди – как и Мэг.
      Эмма улыбнулась:
      – Не думаю, что Мэг можно назвать милой юной леди. То есть она милая и юная, и, конечно, леди. Но когда я думаю о сестре, эти слова мне на ум не приходят.
      – И какими же словами можно описать вашу сестру?
      – Не знаю. – Эмма нахмурилась. – Умная. Искренняя. Упрямая.
      Чарлз рассмеялся:
      – Это говорит старшая сестра. – И, понизив голос, добавил: – Мне нужно переговорить с вами, Эмма. Когда леди разойдутся по своим спальням, приходите в оранжерею. Придете?
      – Это неприлично.
      – Действительно. Но не беспокойтесь – речь пойдет о Клер и Изабелл.
      – А нельзя подождать до утра? – Эмма заметила, что мисс Хейверфорд села за пианино и машет Чарлзу рукой. – Кажется, мисс Хейверфорд теряет терпение.
      – Хорошо, – Чарлз помахал рукой в ответ. – Но ждать до утра нельзя. Обещайте, что придете.
      Эмма вздохнула:
      – Приду.
 
      Эмма ждала в тени оранжереи, вдыхая влажный теплый воздух, несущий запахи земли и цветов. Густая растительность заглушала звук шагов, даря иллюзию уединения. Она, должно быть, сошла с ума. Ей следует быть наверху, в своей спальне.
      На дорожке послышались чьи-то влаги и затихли в глубине оранжереи. Что, если кто-то обнаружит ее здесь? Как ей объяснять, почему она бродит среди кустов и деревьев?
      – Эмма?
      Голос Чарлза, тихий и такой глубокий.
      – Да?
      – Ага. – Он взял ее за руку и притянул к себе.
      – Милорд, вы собирались поговорить о племянницах.
      – Тише. Мы поговорим о них позже. Не хотелось бы, чтобы меня нашла какая-нибудь мисс или ее матушка.
      Эмма тоже зашептала:
      – Разве они еще не отправились спать?
      – Предполагается, что да. Но осторожность не помешает. – Чарлз скрылся под ветками высокого дерева с пестрыми листьями. – Вот здесь хорошо.
      Ее руки он так и не выпустил. Эмма попыталась отдернуть руку, но он крепче сжал пальцы и притянул девушку ближе.
      Стоять так близко к нему в пронизанной лунными лучами темноте, в надежном укрытии из листьев и ветвей – какая сокровенная близость. От его кожи пахло мылом, и этот аромат смешивался с запахом земли и цветов.
      – Милорд, это не совсем прилично.
      – Хм, лишь чуть-чуть. Совсем не так неприлично, как мне хотелось бы, мисс Петерсон.
      Ум говорил ей – отойди подальше! Но тело отказывалось повиноваться.
      – О чем вы собирались поговорить, милорд?
      – Чарлз.
      – Милорд.
      Уголки его рта приподнялись – прекрасного рта, который был на несколько дюймов выше ее собственного.
      – Если будете настаивать на «милорде», мне придется снова прибегнуть к особым мерам убеждения. Зовите меня по имени! Помните, как закончился вчерашний спор в коляске?
      Могла ли она забыть? Все ее тело – от кончиков пальцев на ногах до последнего непослушного кудрявого волоска – стыдливо трепетало при мысли о том поцелуе.
      – Ладно, Чарлз. Вы хотели поговорить о Клер и Изабелл.
      – Да. – Он медленно провел пальцем по ее губам. Прикосновение показалось ей слегка шершавым, сухим и теплым. У нее заныли губы, а внизу живота разлилось тепло.
      Эмма отстранилась:
      – Лорд Найтсдейл, вы желали поговорить о племянницах.
      Он усмехнулся:
      – Конечно. А еще я хотел вас поцеловать, Эмма. Мне понравилось вчера, а вам?
      Эмма не собиралась отвечать.
      – Итак, ваши племянницы?
      Чарлз вздохнул:
      – Я только хотел предложить взять их утром на рыбалку. Доберемся до речки – и обратно, гости будут еще сладко спать. Думаю, Изабелл и Клер понравится, да и мне будет полезно побыть с ними, потому что днем я должен встретиться с управляющим, а затем продолжить исполнять роль хозяина дома.
      – Это было бы чудесно. – Эмма улыбнулась. Если Чарлз действительно станет проводить время с девочками, может быть, он их не бросит. А он им так нужен. – Уверена, им понравится. Наверное, они еще ни разу не ходили ловить рыбу.
      – Нет? Жалко.
      – Но мне-то зачем идти с вами?
      – Это необходимо, Эмма. Мне кажется, девочки будут чувствовать себя увереннее, если вы будете рядом. Меня они еще плохо знают, – он улыбнулся уголком рта, – да и мне будет спокойнее. Я как-то не очень умею развлекать маленьких девочек.
      «Раньше ты умел, – подумала Эмма. – Ты всегда знал, как успокоить и внушить уверенность. Наверняка и сейчас не забыл…» Впрочем, отчасти он прав. Девочкам может быть неловко в его обществе. А если говорить начистоту, ей ужасно хотелось побыть с Чарлзом, Изабелл и Клер в тишине раннего утра, вдали от всех.
      Отчего ей так этого хотелось? Она боялась об этом думать.
      – Хорошо, милорд. В котором часу и где я должна с вами встретиться?
      – Я стукну вам в дверь. Не надо смотреть на меня так – все будут еще в постелях, ни единой души вокруг. Мы никого не шокируем.
      – А слуги?
      – Я же не собираюсь заходить в вашу комнату, Эмма. Мы поговорим через дверь, если это больше соответствует вашим представлениям о приличиях.
      – Очень хорошо. – Эмма решила, что в его плане действительно нет ничего предосудительного. Она всего лишь временно исполняющая обязанности гувернантки – старая дева двадцати шести лет. – Полагаю, мне пора отправляться к себе, лорд Найтсдейл. Придется рано вставать.
      Его зубы блеснули в темноте.
      – Эмма, вы все еще боитесь пауков?
      – Пауков? – Эмма судорожно сглотнула и прислушалась. В оранжерее больше никого не было, иначе они наверняка услышали бы ее крик. Червяки, жуки и всякие букашки – не страшно. Но пауки! Она так и не научилась преодолевать отвращение к этим созданиям. – Что вы хотите сказать?
      – Когда свидание назначают в кустах, есть одно неудобство. Время от времени приходится исполнять роль хозяина – в данном случае хозяйки – для непрошеных гостей. Позвольте-ка мне.
      Чарлз снял с ее платья огромного черного паука. Эмма вскрикнула, но вовсе не оттого, что увидела. Просто пальцы Чарлза скользнули по ее груди. К счастью, на ней было закрытое платье с высоким воротом. Никакой возможности паукам – или – пальцам – случайно проникнуть внутрь.
      Разве это из-за паука у нее в груди сжалось сердце самым странным образом?
      Он поднял отвратительное создание над ее головой.
      – Может, мне его уронить? – спросил он, смеясь. – Помню, как вы визжали, когда Робби посадил вам паука на спину.
      – Избавьтесь от него, прошу вас. – Эмма повернулась к нему спиной, не сводя глаз с руки с пауком. Не любила она этих тварей!
      – Конечно, дорогая. – Он бросил паука в кусты и обнял ее за талию, крепко прижав к себе. Она чувствовала его теплое дыхание на своей шее. – Позвольте отряхнуть вас. Нужно убедиться, что ни одно из гадких созданий не нашло пристанища на вашей особе.
      – Я боюсь только пауков. – Эмма едва могла говорить. Широкая ладонь Чарлза двинулась вниз по ее юбкам. Слава Богу, он не задержался в том месте, которое вдруг сделалось горячим и влажным. У Эммы подкашивались ноги. Онане упала лишь потому, что другой рукой Чарлз крепко прижимал ее к себе.
      Она задыхалась. Теперь его рука гладила лиф, теперь – о Боже! – мужские пальцы принялись обводить выпуклости и изгибы ее груди.
      Она почувствовала, как затвердели соски, превратившись в ноющие набухшие почки. Ей раньше казалось, она умрет на месте, увидев, а тем более почувствовав мужскую руку на своем платье. Однако жар, струящийся по телу, вовсе не навевал мысли о смерти. Напротив, у нее возникло в высшей степени странное желание – даже потребность, чтобы эта рука гладила обнаженную кожу. Эмма застонала.
      Он повернул Эмму лицом к себе, и она словно расплавилась, приникнув к его телу, обняв руками за плечи. Ощущать его тело было прекрасно – ее восхитило, какое оно твердое и что в живот упирается некая интригующая выпуклость. Она стала тереться об неё. Приподняться бы немного повыше… Тогда можно было бы прижаться тем местом, которое ныло еще сильнее.
      – Бог мой, Эмма! – Чарлз обнял ее за ягодицы и прижал к себе крепче. Другой рукой он ласкал ее подбородок, чувствительную кожу за ухом. Большой палец осторожно отогнул нижнюю губу. Она вздохнула, слегка раскрыв рот, и облизала губы. Ей так хотелось почувствовать прикосновение его губ!
      Она получила желаемое. Он наклонился, дразня короткими прикосновениями губ и языка. Эмме казалось, она сходит-с ума. Ей хотелось большего – прикосновений, движения… чего-то, чему она не знала названия. Она захныкала.
      Едва высказанная просьба была удовлетворена. Язык проник в рот, как и накануне. Обеими руками он прижимал к себе ее ягодицы, а потом руки двинулись вверх по талии, обхватив грудь. Маленькая остановка – и они скользнули ей за спину, зарылись в волосы.
      Ей хотелось самой касаться его, но мешал сюртук, и тогда она просунула руки под него. Там оказался жилет. Пальцы Эммы скользнули по спине и ниже, к самым брюкам. Она принялась изучать мускулистые округлости, спрятанные под этим предметом мужской одежды.
      – Милая, – хрипло прошептал Чарлз, – это прекрасно, но, боюсь, нам лучше остановиться. Пол оранжереи никак не подходит на роль ложа.
      – Что? – Эмма с трудом возвратилась к действительности. Ей всего-то нужно было продолжить свое осязательное исследование, и она провела рукой по его…
      Внезапно она отняла руки как ошпаренная. Что на нее нашло? Она толкнула Чарлза в грудь:
      – Я…
      – Тише. – Чарлз приложил палец к ее губам.
      – Но мои руки были на вашем… Я трогала ваше… – Эмме не хватало воздуха. – Простите, милорд. Я зашла слишком далеко…
      Она не могла найти слов, чтобы описать то, что делала минуту назад.
      – Простите меня, лорд Найтсдейл.
      Чарлз рассмеялся:
      – Не извиняйтесь, мисс Петерсон. Мне было очень приятно чувствовать ваши руки на…
      – Молчите!
      Чарлз фыркнул:
      – Ладно. Я промолчу на сей раз. Но я наслаждался каждым мигом нашего свидания: вашими прикосновениями, и моими тоже, и надеюсь продолжить этот опыт. В следующий раз нам не будет мешать одежда, и мы удобно устроимся в моей спальне.
      – Лорд Найтсдейл!
      – Эмма, прошу вас. Каждый раз, когда вы зовете меня лордом Найтсдейлом, мне кажется, что за спиной стоит брат. После нашего свидания – такого увлекательного – это особенно сбивает с толку.
      – Ох! Да, я понимаю. – Эмма ничего не понимала. Перед глазами стояла картина собственного обнаженного тела в постели Чарлза. Он тоже был там, голый, словно младенец. Но разумеется, он не был ребенком. Ее воображению недоставало некоторых подробностей, но общую картину она могла себе представить, вспомнив, каким он был, явившись в нянину комнату, чтобы прогнать привидение. Широкие плечи, могучие бугры мускулов, припорошенная волосами грудь, сильные ноги, бедра…
      Ей хотелось ощутить его тело собственной кожей, пробежаться пальцами по могучей плоти, скрытой под брюками, видеть эту загадочную выпуклость, о которую она терлась животом.
      Эмме казалось, она вот-вот задохнется. Она проглотила стоящий в горле комок и попыталась слушать, что говорит Чарлз.
      – Вы помните, что я предложил вам выйти за меня? Вы отказались – по крайней мере, полагаю, таков был истинный смысл вашего ответа, когда вы запустили мне в голову фарфоровой собачкой. Может быть, теперь вы пересмотрите свое решение?
      – Нет. – Эмма совершенно не способна была сейчас что-то пересматривать. Все ее тело ныло и дрожало. Разве могла она мыслить разумно? – Нет. Я… Полагаю, мне нужно идти. К себе. И я пойду одна.
      Чарлз взял руку Эммы и повел ее прочь из оранжереи. Выглядела она сейчас так, словно занималась в кустах увлекательным делом. Но его это не беспокоило. Все спят, и никто не заметит, какой у нее дикий вид.
      По правде говоря, если бы и увидели, вышло бы к лучшему. Девушка была бы скомпрометирована, что вынудило бы ее выйти за него замуж. Вынудило? Да не все ли равно, каким образом она окажется в его постели? Лишь бы поскорее.
      Боже, он еще ни разу не был так близок к тому, чтобы потерять над собой власть! Окажись рядом кушетка, вряд ли он остановился бы. И Эмма не сделала бы ничего, чтобы ему помешать.
      Он взглянул на нее. Подбородок вскинут вверх, глаза глядят прямо перед собой. Она старательно делала вид, что вообще не замечает его. Сейчас она выглядит холодной, чопорной, а какой пылкой была несколько минут назад! Он прикусил губу, чтобы не застонать: вспомнилось, как ее прекрасное тело прижималось к нему, а руки проникали под брюки.
      А он всего-навсего собирался договориться об утренней прогулке на речку! Вот и этаж с ее спальней.
      – Доброй ночи, лорд Найтсдейл. – Пожелание было обращено к его галстуку.
      – Я провожу вас до дверей вашей комнаты.
      Она резко подняла глаза, обежала взглядом его лицо, а потом снова уставилась на его одежду.
      – Нет необходимости, милорд. – Она попыталась уйти, ко он не выпустил ее руки.
      – Окажите мне честь.
      Ее глаза вспыхнули, она вот-вот готова была сорваться и убежать.
      – Мисс Петерсон, прошу вас. Я не собираюсь брать вас насильно.
      – Я и не думала… Разумеется, нет! Если у вас создалось такое впечатление, прошу меня извинить.
      – Тише. Достаточно! А то вы уже готовы завязаться узлом. Полагаю, вам можно простить некоторое волнение после того, что между нами было. Надеюсь, однако, вы понимаете – я бы пальцем вас не тронул против вашего желания.
      – Разумеется.
      – А вы отнюдь не сопротивлялись, дорогая.
      Эмма сдавленно вскрикнула, пытаясь освободить пальцы.
      Он улыбнулся. Вот и конец коридора. Назначить свидание в оранжерее было сумасбродством. Должно быть, он думал отнюдь не головой. Тем, другим, что изнывало сейчас от тоски. Похоже, стоит пойти окунуться в озеро после того, как он распрощается с ней на ночь.
      Эмма остановились возле двери спальни, и он подумал – не поцеловать ли ее еще раз? Уж если он собрался поплавать, не все ли равно, дойдет ли он до точки кипения. Жаль, что на ней это закрытое платье. Слишком высокий у него воротник. Вот если бы она надела что-нибудь с вырезом поглубже, открывающее ее грудь почти до сосков. Тогда ничего не стоило бы сорвать ткань – эту досадную помеху.
      – Милорд!
      – Что? – Попытаться убедить ее принять его предложение руки и сердца? Они стоят в дверях ее спальни. Что может быть удобнее? Они могли бы скрепить брачный обет в постели. Не нужно было бы ему нырять в ночное озеро, коль скоро самая пылающая часть его тела могла бы нырнуть в ее теплую влажность…
      – Милорд…
      …Много раз. Одного раза будет явно недостаточно, чтобы остудить пожар в крови. Но она ведь девственница. Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.
      Она оттолкнула его ладонь.
      – Лорд Найтсдейл! Послушайте же! – Она потрясла его за рукав. – Вы не чувствуете дыма?
      Чарлз принюхался. Кислый запах тлеющей ткани прогнал сладостные мечтания. Горело еще что-то, не только он.

      Чарлз сидел на кровати, уставившись на дверь, ведущую в спальню маркизы, то есть из его комнаты в комнату Эммы.
      Им очень повезло. Должно быть, одна из горничных оставила в спальне Эммы зажженную свечу. Отчего-то свеча упала и подожгла постель. Пожар не разгорелся – хватило воды в кувшине, чтобы погасить пламя. Даже не пришлось будить слуг. Тем не менее, спать в этой комнате было нельзя, и он предложил Эмме единственную незанятую спальню. Спальню, предназначенную для маркизы.
      Дверь в эту спальню была не заперта, потому что ключ потерялся. Он мог войти к Эмме в любую минуту – спала ли она, одевалась или принимала ванну – точно так же, как если бы он вошел к себе. Но он привык не верить в несбыточные мечты.
      Чарлз потер лоб. Он не выспался этой ночью. К сожалению, не потому вовсе, что предавался сладостным мечтам об Эмме. Он думал, как же могло случиться, что в комнате оставили гореть свечу. Надо попросить мистера Ламберта поговорить с горничными. Подобное, легкомыслие может дорого обойтись.
      Чарлз вздохнул и выбрался из постели. Прохладный воздух раннего утра приятно холодил голую кожу.
      Его даже не так пугала беспечность горничных. Гораздо страшнее другое. Что, если горящую свечу оставили намеренно?
      Он натягивал брюки, прикидывая так и эдак, но неизменно приходил к одному и тому же выводу: кто-то побывал в комнате Эммы. Иначе упавшая свеча давно спалила бы все дотла. За считанные мгновения огонь перекинулся бы с постели на занавеси и ковер. В Испании он видел, как быстро сгорает целый дом.
      Кто-то был в спальне Эммы за несколько мгновений до этого.
      Боже правый! Когда он стоял в коридоре, сгорая от страсти, кто-то находился в ее комнате за дверью. Кто-то подслушивал, а затем ушел, опрокинув свечу.
      Но как ему – или ей – удалось уйти? В спальне была единственная дверь, та самая, возле которой они стояли.
      Чарлз взъерошил волосы. Что случилось бы с Эммой, не задержи он ее в оранжерее? Если бы она спала в это время в своей постели?
      Он тяжело вздохнул и натянул через голову рубашку. Слишком много вопросов. Кто, что и как. По крайней мере теперь Эмма рядом. Стоит ей закричать, он тотчас же прибежит на помощь.
      Он осторожно постучал в дверь, соединяющую обе спальни:
      – Эмма?
      Ответа не последовало.
      Он колебался насколько мгновений, прежде чем осторожно приоткрыть дверь. Комната тонула в полумраке. Он тихонько пробрался к ее постели. Эмма спала, разметав по подушке копну кудрявых волос. Одеяло надвинуто по самый подбородок. Она улыбалась во сне, словно видела чудесный сон. Не хотелось ее будить, но если они задержатся, рыба перестанет клевать, зато, к сожалению, выйдут на охоту гости.
      Может, поцеловать ее, чтобы она проснулась? Не стоит – тогда они точно не доберутся до речки.
      – Эмма!
      Он взял прядь ее волос и пощекотал ей нос. Она пробормотала что-то и перевернулась на другой бок.
      – Эмма, радость моя, пора вставать. – Он осторожно потряс ее за плечо.
      – Что… – Она открыла глаза. – Ой!
      И накрылась одеялом с головой. Чарлз сдвинул одеяло назад на подбородок.
      – Вспомните, соня вы этакая, мы собирались повести Клер и Изабелл на рыбалку.
      – Так рано! И почему вы в моей комнате?
      – Знаю, что рано, но в самый раз, если мы хотим что-то поймать. Вставайте, одевайтесь и приведите девочек. Я пойду за удочками и буду ждать вас возле летнего домика. Идет?
      Эмма что-то проворчала в ответ.
      – Или вы снова уснете, стоит мне выйти из комнаты? Может, мне стащить с вас одеяло и пощекотать пятки?
      – Нет-нет! – Она нахмурилась. – Я уже проснулась. Идите.
      – Точно проснулись? Если вы заставите, себя долго ждать и утренняя прохлада проберет меня до костей, обещаю, что принесу сюда ведро воды из озера и окачу вас с ног до головы.
      – Уже встаю. Уходите.
      Веселый смех Чарлза заставил сжаться желудок. Хотя, наверное, не желудок – от странного голода, который испытывала Эмма, нельзя было спастись едой. Его мог утолить только сам Чарлз. Несомненно, только он мог бы… позволь она ему это сделать.
      Она выбралась из постели, лишь когда услышала, как щелкнула задвижка его двери. Что же ей теперь делать? Ночью она не раз просыпалась на сбитых в комья простынях. Кожа горела, все тело страдало, а уж в некоторых местах… Она жаждала его прикосновений. Вернуться бы в оранжерею, чтобы испытать все заново! Только зайти еще дальше.
      Это и есть вожделение? Раньше она думала, что лишь мужчины подвержены этой болезни. Но Чарлз, кажется, сумел ее заразить. Она фыркнула. Зря он заверял мистера Стокли, что она может не опасаться его животных инстинктов! Однако похоже, что сейчас в опасности сам Чарлз.
      Его не спасло бы и то, что она спала в комнате, предназначенной для маркизы. В чудесной комнате с просторной кроватью и замечательной дверью, ведущей в соседнюю комнату. Она могла бы войти к Чарлзу когда вздумается.
      Достаточно. Эмма подошла к умывальнику и плеснула водой в лицо. Холодная вода полезна для разгоряченной кожи. Сейчас она оденется и поднимет с кроватей девочек. Принни захочет прогуляться. Сегодня утром ей нечего бояться, что повторятся события ночи. Девочки послужат ей надежной защитой. И уж ока-то не допустит, чтобы ее животные инстинкты вырвались на свободу.
      Она надела самое поношенное платье, безжалостно зачесала назад волосы и уложила их в пучок при помощи многочисленных шпилек. Завершили ее облик пелерина неопределенного цвета и шляпа, которую она давно собиралась отдать мисс Рассел, чтобы та нарядила пугало в своем саду.
      Выйдя в коридор, она направилась в комнату девочек. Эмма, решительно отказывалась представлять себе Чарлза – лорда Найтсдейла – в качестве ином, нежели ее временный наниматель. Она не позволит себе думать, что может как-то упрочить свое положение в доме. Он не любит ее. Выгода – вот что его интересует. Иметь в одном лице гувернантку и мать наследников, которую легко укоренить в своих владениях, словно яблоню, и не вспоминать о ее существовании чаще, чем несколько раз в год.
      Не важно, что ей двадцать шесть и она деревенская простушка. Ей нечего отчаиваться. Титул ей не нужен. Пусть, лондонские девицы карабкаются по спинам друг друга, чтобы заглянуть в глаза высокого и высокородного маркиза.
      А она, возможно, узнает, как целуется мистер Стокли.
 
      – Папа Чарлз, я никогда раньше не была на рыбалке!
      Эмма с улыбкой смотрела, как Клер бежит к Чарлзу.
      Он улыбнулся девочке, и у Эммы защемило в груди. Маленькой Клер так хотелось иметь папу – не просто человека, которого можно звать отцом, а того, кто захочет посвятить ей часть жизни. Способен ли на это Чарлз?
      Нет – если он задумал жить в Лондоне, навещая имение лишь для того, чтобы продолжить род.
      Эмма покраснела, удивляясь собственным странным ощущениям. Ей неизвестно было в точности, как зачинают детей. Но она была уверена – дети имеют прямое отношение к тому, чем они с Чарлзом занимались в оранжерее.
      Принни тоже рванулся было приветствовать Чарлза, чуть не вывихнув Эмме плечо.
      – Вам обязательно нужно держать его на поводке? – поинтересовался Чарлз.
      – Да, если я не хочу его потерять. Я отпущу его побегать, когда он немного устанет. Если сделать это сейчас, он помчится за белкой, и мы его больше не увидим.
      – Что ж, тогда дайте поводок мне. Девочки, вы сумеете нести удочки? Тогда я помогу мисс Петерсон удержать Принни.
      – Конечно, дядя Чарлз. Мы никогда еще не держали в руках удочки.
      – Тогда вот. – Чарлз отдал удочки Клер и Изабелл и взял поводок, перекинув на левую руку корзину для будущего улова. – Знаете, мисс Петерсон и я ходили раньше вместе ловить рыбу. Когда я был чуть постарше тебя, Изабелл, а мисс Петерсон едва исполнилось шесть, мы в первый раз отправились рыбачить на это самое место.
      Клер вприпрыжку подбежала к Чарлзу:
      – Правда? А вы поймали тогда какую-нибудь рыбу, папа Чарлз?
      – Я-то да, а вот мисс Петерсон схватила простуду. – Он рассмеялся. – Она свалилась в воду, и мне пришлось ее вытаскивать.
      – Полагаю, меня скорее столкнули, милорд.
      – Ну, мы так и не смогли тогда прийти к единому мнению на сей счет. Робби утверждал, что вы споткнулись.
      – Да, с его помощью.
      Они вошли в лес и двинулись по узкой сырой тропинке. Здесь воздух был свеж и насыщен влагой. С ветки на ветку перепархивал королек. Эмма вдыхала терпкий аромат сосен, перемешанный с мягким запахом старой листвы. Впереди доносилось журчание речушки.
      В детстве она проводила в этом лесу много времени, следуя по пятам за мужчиной, который сейчас смеялся, слушая болтовню Клер. Даже Изабелл держалась поближе к Чарлзу.
      Чарлз Дрейсмит был всего лишь вторым сыном и получил титул по стечению обстоятельств. Но в одном его мизинце крылось очарования больше, чем в брате и отце, вместе взятых. Люди любили Чарлза: фермеры, лавочники, деревенская детвора. И маленькая Эмма Петерсон.
      Когда они играли в Робин Гуда или короля Артура, он разрешал ей быть Девой Марией или Гвиневерой. Правда, рыцари Круглого стола не обращали на нее внимания, но тем не менее она участвовала в игре. Герцог Олворд и граф Уэстбрук – в то время еще маркиз Уолтингем и виконт Мэндерс – терпели ее присутствие из-за Чарлза. По большей части они вели себя так, словно она была невидимкой. Разве что Робби взбредало в голову подшутить над ней. Чарлз прекращал их ссоры и выуживал ее из реки, когда она, так сказать, спотыкалась о ногу Робби.
      – Вот отличное место. Что скажешь, леди Клер? – Чарлз поставил корзину на берег. Клер домчалась к воде.
      – Я не вижу никакой рыбы, папа Чарлз!
      – Конечно, нет! Рыбки очень осторожны. Им не хочется, чтобы их поймали.
      – Потому что тогда из них сделают завтрак! – Клер захлопала в ладоши, подпрыгивая на одной ножке. – Можно, нам будет рыба на завтрак?
      – Если мы что-нибудь поймаем!
      Принни обнаружил белку и принялся лаять как безумный.
      – Собака, распугает все живое. Мисс Петерсон, не возьмете ли Принни? А я пока усажу девочек.
      Эмма оттащила собаку. Он полаял еще немногое знак протеста, а потом, успокоился, найдя, что-то интересное у корней березы.
      – Насадить тебе наживку на крючок, Изабелл?
      – Пожалуйста, дядя Чарлз.
      Клер встала, привалившись к Чарлзу, и стала наблюдать, как он сажает червяка на крючок.
      – Фу, червяк, – сказала она, сморщив носик.
      – Хочешь рассмотреть получше? – Чарлз быстро поднес извивающееся существо к лицу Клер. Она завизжала и с хохотом бросилась наутек.
      – Нет, папа Чарлз. Червяки скользкие и противные.
      – Значит, не хочешь наживлять свой крючок? Я мог бы тебе показать как.
      – Покажите мне, дядя Чарлз, – сказала Изабелл. – Я уже не маленькая.
      – И я тоже не маленькая! – Клер уперлась кулаками в бока и показала, сестре розовый язычок, – Покажи мне, папа Чарлз.
      – Леди. Клер, где ваши манеры? – сказал Чарлз, смеясь. – И чему только вас учила гувернантка?
      – Не вините мисс Петерсон, дядя Чарлз, – заметила Изабелл. – Не ее вина, что Клер плохая.
      – Никакая я не плохая! – Нижняя губа Клер задрожала. – Мама Петерсон, я хорошая? Мама говорила, что я плохая, но ведь я хорошая, правда?
      Эмма бросила поводок Принни и подбежала к девочке.
      – Ну конечно, ты хорошая, моя дорогая! И я точно знаю, что твоя мама говорила не всерьез. Взрослые иногда бывают немного раздражительны.
      – Нет, мисс Петерсон. – Изабелл серьезно смотрела Эмме в глаза. – Мама… Она говорила… Она хотела мальчика, понимаете, чтобы ей не пришлось еще иметь детей.
      Клер кивнула:
      – Если бы у нее был мальчик, она бы исполнила долг.
      – Папа хотел наследника, мисс Петерсон, а я и Клер не можем быть наследниками.
      Эмма встретила взгляд Чарлза над головкой Клер. Казалось, он был поражен не меньше, чем она.
      – Что ж, теперь я ваш папа, Изабелл, – заявил он. – Я люблю вас такими, какие вы есть. – Он приподнял подбородок девочки и наклонился, чтобы взглянуть в глаза малышки. – А ты вовсе не плохая, леди Клер. Ни в коем случае. Но тебе нужно учиться, как себя вести. Можешь представить, чтобы мисс Петерсон показала язык моей тете?
      Клер захихикала:
      – Мама Петерсон никогда так не сделает.
      – Именно. И вы должны учиться хорошему поведению, по крайней мере когда требуются манеры. Но они не нужны, когда вы на рыбалке. Я просто пошутил.
      – Нет? – Клер вытаращила глаза, казавшиеся такими, огромными на ее маленьком личике.
      – Нет. Рыбам все равно. Но только не спорьте и не кричите. Рыбки не любят ссор – слишком много шума. Вы их распугаете.
      – Мы не будем ссориться, – согласилась Клер.
      Чарлз посмотрел на Изабелл:
      – Кажется, я хотел научить вас обеих наживлять крючки до того, как мы отвлеклись на этот скучный разговор о манерах.
      Изабелл улыбнулась:
      – Да, па… дядя Чарлз!
      – Если хочешь, Изабелл, можешь звать меня «папа Чарлз».
      – Нет. Спасибо. Мне уже девять лет.
      – А мне тридцать, глупышка. Девять – не так уж и много. Самый возраст, когда человеку позарез нужен отец. – Чарлз протянул девочке руку. – Это будет наша тайна.
      Изабелл вложила ручку в ладонь Чарлза и покачала головой:
      – Покажите лучше, как наживлять крючок, дядя Чарлз!
      – И мне, – сказала Клер, придвигаясь ближе, – мне тоже покажи. А маму Петерсон ты научишь сажать противного червяка на крючок, папа Чарлз?
      – Много лет назад я учил мисс Петерсон. Она тогда была чуть-чуть постарше, чем ты сейчас, Клер.
      – В самом деле, – сказала Эмма, улыбаясь. – Ваш дядя очень хороший учитель.
      – Вы тоже будете ловить рыбу, мисс Петерсон?
      – Нет, Изабелл. Думаю, мне лучше посидеть с Принни.
      – Подождите, я расстелю для вас одеяло.
      – Благодарю, милорд, но я справлюсь сама.
      Эмма вытащила из корзины одеяло и расстелила его под березой. Уселась и стала смотреть, как Чарлз наставляет детей. Из него вышел бы прекрасный отец. Если бы только он согласился жить в Найтсдейле!
      – Теперь, девочки, смотрите, чтобы не запутались лески. А я пойду к мисс Петерсон. Вы будете ловить одни.
      – Хорошо, папа Чарлз. Мы поймаем целую кучу рыбы к завтраку!
      – Смотрите, чтобы поместилось в корзине!
      – Мы постараемся! – Клер улыбнулась и уставилась в воду, словно пытаясь приманить рыбу взглядом.
      Чарлз снял куртку и сел рядом с Эммой. Взглянув на девочек, он сказал:
      – Наверное, брат с женой были не лучшими родителями.
      Эмма вздохнула:
      – Не думаю, что они чем-то отличались от других любителей светской жизни. Знаю только, что девочкам их не хватало.
      – Может, оно и к лучшему, что ими особо не занимались. До сих пор не могу понять, как Сесилия не постеснялась сказать девочкам, что ей нужен сын, потому что она не хочет больше иметь детей.
      – Мы не можем знать наверняка, что она сказала в точности это, милорд. Дети часто понимают все не так. Слышат обрывки разговоров и пытаются склеить их в одно целое в меру собственного разумения. Но ведь они так мало знают о мире взрослых.
      Эмма ни на минуту не сомневалась, что Сесилия сказала именно то, что сказала. Мать девочек была до крайности тщеславна и думала лишь о себе. Чувства других ее не волновали.
      Чарлз пожал плечами:
      – Что бы Сесилия ни сказала, ясно – девочкам нужны родители.
      – Да. – Эмма была в нерешительности. Не ее это дело, но она чувствовала, что должна высказаться. Он должен понять – его место в Найтсдейле. – Милорд, когда вы женитесь…
      – Вы хотите сказать, когда мы с вами поженимся, Эмма? – Он повернулся и посмотрел ей в лицо. – Девочки вас любят. Они… – Он вдруг нахмурился: – Где вы раздобыли эту чудовищную шляпу?
      Значит, он только сейчас заметил, во что она одета? Нечего сказать – внимательный кавалер.
      – Вовсе она не чудовищная. Вполне подходящая шляпка, скажем, для вылазки на рыбалку.
      – Только если вы собираетесь ловить ею рыбу. Из нее выйдет прекрасный сачок или корзина. Избавьтесь от нее. Да я сам с радостью помогу вам это сделать.
      Он протянул руку к завязкам шляпки. Эмма закрыла их руками и отпрянула.
      – Вы этого не сделаете. Руки прочь, лорд Найтсдейл!
      В его глазах мелькнул злорадный огонек.
      – Какое же это было удовольствие прошлой ночью. – дать рукам волю!
      – Вы забываетесь, сэр.
      – Возможно…
      – Папа Чарлз, папа Чарлз, я поймала…
      Потом раздался громкий всплеск.
      – Дядя Чарлз, – закричала Изабелл, – Клер упала в воду, а она совсем не умеет плавать!
      Эмма вскочила на ноги, но Чарлз оказался намного проворнее. Эмма едва успела выпутаться из юбок, как Чарлз уже стоял на берегу с Клер на руках.
      – Клер, дорогая, – говорил он, – это рыбу надо тащить из воды, а не самой нырять в веду!
      Клер плевалась и кашляла.
      – Рыба уплыла, папа Чарлз.
      – Ну и ладно, в следующий раз поймаешь другую. А еще я научу тебя и Изабелл плавать. Хочешь?
      – Да!
      Эмма наконец добралась до берега и встала рядом с Изабелл. Клер, которую только что вытащили из воды, была хоть и напугана, но улыбалась, обнимая Чарлза за шею. Чарлз вымок до нитки. Рубашка и брюки прилипли к телу.
      Как он был хорош! Просто прекрасен! Желания прошлой ночи вернулись к Эмме. Не прыгнуть ли в воду и ей? Нужно как-то охладить разгоряченную кровь.
      Чарлз усадил Клер на плечи. Она болтала без умолку и смеялась. Казалось, купание никак не сказалось на ее настроении. Но Чарлз дал себе зарок при первой же возможности научить Клер и Изабелл плавать. В усадьбе есть озеро. Кто знает, что затеют девочки? Не дай Бог, произойдет несчастье. Клер еще маловата, но она должна уметь спастись, если снова свалится в воду. А уж Изабелл давно пора уметь это делать. Он научил плавать Эмму, когда той было шесть лет.
      Чарлз посмотрел на женщину, шагающую рядом. Он начал давать ей уроки после того, как Робби подставил ей подножку и она, как сейчас Клер, упала в речку. Другие мальчики сначала смеялись – Эмма и вправду выглядела забавно, когда ее юбки всплыли на поверхности воды. Но он увидел ужас в ее глазах!
      Вспомнив, как смело и самоотверженно Эмма училась плавать, Чарлз улыбнулся. Она твердо решила – в следующий раз Робби не удастся посмеяться над ней. Интересно, не разучилась ли она плавать сейчас? Его улыбка стала шире. Было бы любопытно оценить ее умения.
      Может быть, сегодня днем. В каком-нибудь укромном уголке озера. Она могла бы надеть сорочку…
      – Папа Чарлз! – Клер дернула его за волосы.
      Чарлз пересадил девочку на другое плечо и снова предался мечтам. Ему виделась Эмма в ночной рубашке, вся мокрая. Полупрозрачная рубашка не скрывала бы изгибов ее прекрасного тела и даже позволила бы ему увидеть – намеком – темные завитки между ног. Если будет прохладно, соски поднимутся маленькими горными вершинами под мокрой тканью, такие манящие…
      – Ох, леди Клер! Эти волосы растут на моей голове.
      – Прости, папа Чарлз. Просто ты не слушаешь.
      – Да?
      Он вдруг понял, что мокрые брюки отлично выдают его возбужденное состояние. Стоит бросить взгляд – и сразу станет ясно, о чем он мечтает. Он заставил себя думать о вещах, никак не связанных с Эммой. Например, об управлении имением. Помогло как по волшебству.
      Он снова взглянул на Эмму. Та внимательно изучала почву под ногами. По крайней мере, ему хотелось думать, что она занята именно этим – он не мог видеть ее лица. Ужасная шляпа! Ничего из-за нее не видно. Как будто ее соорудила не модистка, а какой-нибудь крестьянин, потому что она больше похожа на ведро, чем на дамскую шляпку. Нужно придумать предлог, чтобы избавить мир от этого кошмара.
      – Папа Чарлз, если мы не поймали ни одной рыбки, что же нам есть на завтрак? Я такая голодная.
      – Не волнуйся, леди Клер, – ответил он. – Мы зайдем к кухарке. У нее наверняка найдется что-нибудь вкусное.
      – Нельзя мешать кухарке, папа Чарлз.
      – Отчего нет, Изабелл? Бывало, я всегда забегал на кухню, когда был в твоем возрасте. Не правда ли, мисс Петерсон?
      – Да. – Эмма все еще избегала смотреть на него. – По крайней мере, когда я с вами познакомилась, вы вечно были голодны. Кажется, кухарка называла вас чертенком. Но она обязательно давала вам что-нибудь вкусное – самый большой кусок пирога или спелое яблоко.
      – Вам было завидно, мисс Петерсон?
      Эмма быстро взглянула на Чарлза и снова отвела глаза:
      – Разумеется, нет, милорд. Меня поражала ваша способность поглощать горы еды.
      – Ведь я был мальчиком, который быстро растет.
      – А я девочка, и я тоже расту, папа Чарлз, – заявила Клер, подпрыгивая у него на плече. – Как вы думаете, что найдется у кухарки вкусного?
      – Наверное, пирожки с крыжовником. Конечно, не совсем подходящая еда для завтрака, но у нашей кухарки эти пирожки выходят – просто объедение. Может быть, ей трудно угодить гостям из Лондона, когда приходится готовить столько блюд для светского приема, но кое-что она готовит отлично. – Он взглянул на старшую девочку: – Изабелл, ты когда-нибудь пробовала пирожки с крыжовником, что печет наша повариха?
      – Нет, дядя Чарлз. Мама говорила, мы растолстеем, если станем есть пирожки. Тогда нам трудно будет поймать мужа.
      Чарлз разинул рот:
      – Вот вздор! Тебе только девять, Изабелл. Несколько пирожков не могут помешать замужеству.
      – Мама говорила, никогда не рано думать о будущем. Мы ведь не можем жить в Найтсдейле всю жизнь.
      Чарлз уставился на девочку, не зная, смеяться ему или плакать. Неужели Пол не знал, что его жена внушает дочкам?
      – А я уже пробовала пирожки с крыжовником, папа Чарлз!
      – Клер! – возмутилась Изабелл. – Лгать нехорошо.
      – Я не лгу! Однажды я пробралась на кухню и взяла пирожок. Мне не понравилось. Он был горький.
      – А ты не знаешь, что нехорошо брать без спросу? – заметил Чарлз. – Мы войдем в кухню, пожелаем кухарке доброго утра и спросим, не найдется ли для нас чем перекусить.
      – А вы точно знаете, что нам можно, дядя Чарлз? – Изабелл нахмурила лоб. – Мама запрещала ходить к кухарке.
      – Я уверен. – Чарлз повернулся к Эмме. Та подняла голову, выражение лица у нее было серьезным. – Мисс Петерсон, вы гувернантка, что скажете? Прав ли я, если говорю, что нам можно безнаказанно пройти в кухню?
      – Конечно, милорд. – Эмма улыбнулась, но морщинка по-прежнему бороздила ее лоб. Чарлз был готов поспорить, что она не выдержит, если еще раз услышит «мама говорила». О мертвых нужно думать только хорошее. Но, ей-богу, ему нисколько не жаль, что Сесилии нет сейчас с ними.
      – Видите? – воскликнул он. – Если гувернантка так считает, значит, все правильно. Гувернантка никогда не разрешит проказничать, не так ли?
      – Милорд! – Эмма прикрыла рот руками. – Не нужно смеяться над благородной профессией гувернантки.
      Клер захихикала:
      – Но ведь правда, мама Петерсон! Наша гувернантка никогда не разрешает нам проказничать.
      – Разве я не разрешила вам отправиться на рыбалку?
      – Да, но вы не настоящая гувернантка, – возразила Изабелл. Она все еще беспокоилась.
      – Хорошо, зато я настоящий маркиз. – Чарлз снял Клер с плеча. – И я говорю вам, что мы можем пойти на кухню.
      Он расправил плечи, чтобы казаться внушительнее. Прямо как герцог Олворд, когда хочет произвести впечатление.
      – Ведь это кухня маркиза Найтсдейла, не так ли?
      – Маркиз Найтсдейл идет! – возвестила Клер. – Берегись, кухарка!
      – Думаю, леди Клер, кухарке не понравится, что ей угрожают, – заметила Эмма.
      – Справедливо, мисс Петерсон. Говорят же – мухи ловятся на мед, а не на уксус.
      Клер сморщила носик:
      – При чем здесь мухи, папа Чарлз?
      – Не глупи, Клер, – тоном разумной старшей сестры произнесла Изабелл. – Дядя Чарлз хотел сказать, что ты скорее получишь то, что хочешь, если станешь просить вежливо, а не заставлять.
      – Именно так. Если мы прикажем кухарке принести поесть, она повернется к нам спиной. Нужно действовать более тонко.
      Чарлз опустился на одно колено, чтобы видеть лица обеих девочек.
      – Очень хороший прием – разжалобить доброе сердце кухарки. Этот фокус удается всегда. Я и вы, леди Клер, мокрые и грязные после купания в речке. Уверен, кухарка нас пожалеет. Как вы считаете, у нас получится изобразить жалкий вид?
      – О да, папа Чарлз! – Клер выпучила глаза и жалобно скривила ротик. Даже Изабелл рассмеялась.
      – Отлично. Ты пойдешь во главе нашей скорбной процессии. Теперь твоя очередь, Изабелл. – Чарлз положил руки на плечи девочке. Какими хрупкими они казались под его широкими ладонями! – Тебе надлежит очаровать кухарку.
      – Очаровать? Как это, дядя Чарлз?
      – Я заметил – у тебя очаровательная улыбка.
      – Правда? – Изабелл порозовела.
      Чарлз улыбнулся:
      – Правда. Когда ты улыбаешься, твои глаза сияют, как ни у кого другого. Если ты улыбнешься кухарке, мы сможем угоститься вволю.
      – Неужели?
      Чарлз остолбенел. Он ведь шутил. Но вот Изабелл улыбнулась, и он увидел, что улыбка у нее и впрямь замечательная. Она озарила ее худое угловатое личико. Это было лицо феи. Просто дух захватывало. Он поклялся, что приучит девочку улыбаться чаще.
      – Теперь, мне кажется, мы готовы взять кухню приступом!
      Как же убедить Чарлза остаться в Найтсдейле? Он очень нужен девочкам.
 
      Эмма сидела на скамье за длинным кухонным столом, наблюдая, как Клер и Изабелл под руководством дяди расцветали на глазах. Они были в восторге, что на них обратил внимание мужчина. Папа никогда этого не делал! И Эмма была рада, что этим мужчиной оказался Чарлз. Он очаровал их так же, как очаровывал всех остальных. Как и ее саму, когда она была ребенком.
      Не успели они войти во владения кухарки, как добрая женщина преподнесла Принни кость. Собака радостно принялась ее грызть, уютно устроившись перед камином. Клер вскарабкалась на скамью поближе к Чарлзу. В те редкие минуты, когда она не болтала, малышка дергала дядю за рукав и прижималась щекой к плечу. Эмма подозревала, что девочка запросто могла бы забраться ему на колени, будь у нее хоть малейшая возможность.
      Изабелл сидела возле Эммы, наискосок от Чарлза. Слишком взрослая – ей же девять! – чтобы обниматься, она тем не менее не сводила с него глаз. Чарлз сделал ей небольшой комплимент – и щеки девочки окрасил нежный румянец. Эмма могла поспорить, что Изабелл почти влюбилась в своего дядю. Невинная влюбленность – скоро пройдет без следа!
      Не то что у Эммы.
      Она расправила плечи. Так не годится! Спору нет, Чарлз – само очарование, но он не для нее. Нужно поискать пару среди более подходящих кандидатов, решила Эмма. Вот, к примеру, мистер Стокли.
      Но сейчас она не будет думать о мистере Стокли. Сейчас можно просто наслаждаться обществом Чарлза и девочек.
      – Вот, леди Изабелл, возьмите еще хлеба, – уговаривала кухарка. Она положила на тарелку Изабелл большущий ломоть свежевыпеченного хлеба.
      – Спасибо! – Изабелл расцвела улыбкой, столь редкой на ее лице. Кухарка даже опешила, а потом широко улыбнулась Эмме.
      Она улыбнулась в ответ. Ей следовало давным-давно привести сюда девочек. Ей даже в голову не приходило, что Сесилия запрещала им приходить в этот райский уголок: высокие окна, полные солнечного света, теплый запах выпечки. Кухарка была простой, веселой женщиной, с широкой талией и душой. Может быть, ей не под силу было изготовить новомодный французский соус, зато она могла заставить девочку улыбнуться.
      – А можно мне варенья? Ну пожалуйста!
      Эмма была готова расхохотаться – какая у Клер умилительная рожица!
      – Конечно, можно, леди Клер. А не хотите ли отведать лимонного пирога?
      – О да, пожалуйста!
      – А у вас, случайно, пирожков с крыжовником сейчас нет? – Чарлз вытянул шею и жалобно посмотрел на кухарку. Не сей раз Эмме было не до смеха – она чуть не заплакала. Как же он красив – дух захватывает!
      – Есть. По чистой случайности, милорд.
      – Отлично! Можно мне один? – Он взглянул на Эмму: – А вы, мисс Петерсон? Не хотите ли скушать пирожок?
      – Нет, милорд, благодарю.
      – Вы уверены, мисс Петерсон? – спросила кухарка. – У меня их целая гора.
      – Нет, спасибо. Не люблю крыжовник. А вот кусочек вашего лимонного пирога я бы съела, если можно.
      – Не любите крыжовник, мисс Петерсон? – спросил Чарлз, когда кухарка пошла за пирожками. – Боюсь, у вас плохой вкус.
      – Не все обожают крыжовник, как вы, милорд.
      – Может, оно и к лучшему. Мне больше достанется.
      Кухарка поставила на стол блюдо с пирожками, и Чарлз взял один с самого верха. Эмма смотрела, как он кусает пирожок. Какие крепкие белые зубы. Не то что у мистера Стокли – кривые, желтоватые. Начинка вытекла ему на подбородок. Он слизнул ее языком. Проклятие, даже язык у него крепкий и сильный.
      Она не знала, что у людей бывают сильные языки. А вот этот, когда был у нее во рту….
      Эмма набросилась на свой кусок лимонного пирога.
      – Не хотите ли холодного молока, мисс Петерсон? Вы что-то раскраснелись.
      Эмма покачала головой – она не могла выдавить из себя ни слова. И рот был набит, и сама она словно оцепенела. Чарлз взглянул на нее и приподнял бровь – такую мужскую.
      Мужские брови? Ей захотелось стукнуться головой о стол – и посильнее. Вбить бы в нее немного здравого смысла или по крайней мере выбить оттуда похотливые мысли.
      – Мы ходили ловить рыбу, – стала рассказывать кухарке Клер. – Папа Чарлз показал, как сажать червяка на крючок. А потом я поймала рыбку и упала в речку, а папа Чарлз меня спас. И еще он хочет научить нас плавать – Изабелл и меня.
      Услышав «папа Чарлз», кухарка вытаращила глаза. Затем взглянула на лорда Найтсдейла и широко улыбнулась. У Чарлза покраснели уши. Отлично, значит, и его можно смутить! Изабелл тоже заговорила – весело и звонко, как и полагается девятилетней девочке, а не маленькой взрослой.
      Чарлз просто обязан остаться в Найтсдейле. Он принес девочкам радость, приключения и смех. Раньше они не тосковали по нему, потому что не знали. Что же будет теперь, если он решит проводить большую часть времени в Лондоне? Даже и думать не хотелось. Это разобьет им сердце.
      Но только ли у девочек будет разбито сердце?
      – Все было замечательно, но, боюсь, нам пора. – Чарлз встал, стряхивая, крошки, с брюк. – Полагаю, мне и Клер не помешало бы принять ванну.
      – Не хочу принимать ванну. Меня купают только по воскресеньям.
      – А еще в те дни, когда ты ныряешь в речку, – сказал Чарлз.
      Клер надулась и выпятила губу. Чарлз рассмеялся:
      – Только без крика и слез, леди Клер. Помнишь, рыбам это не нравится. Не по нраву и мне. Иди с мисс Петерсон. Пусть они с няней тебя отмоют.
      – Хочешь, я дам тебе моей лавандовой воды? – спросила Эмма.
      Словно солнце выглянуло из-за тучи.
      – Да! Тогда я буду пахнуть, как вы, правда?
      Эмма рассмеялась:
      – Да, тогда ты будешь пахнуть, как я.
      – А вы так хорошо пахнете. Папа Чарлз, вам нравится, как пахнет мисс Петерсон?
      Чарлз улыбнулся:
      – Да, конечно. Мисс Петерсон и в самом деле хорошо пахнет.
      Эмма могла бы поклясться – она покраснела от корней волос до пят.
      – Ладно, а теперь идем, Клер. Вперед, Принни.
      Эмма нагнулась, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику собаки. В доме много посторонних – не стоит рисковать, Чарлз, довольно улыбаясь, шагнул в сторону, давая им пройти к лестнице.
      – Увидимся позже, мисс Петерсон.
      – А с нами ты увидишься, папа Чарлз?
      Чарлз потрепал Клер по головке:
      – Я буду заглядывать в детскую, как смогу, плутовка. У меня встреча с мистером Коулзом, управляющим. А потом придется изображать гостеприимного хозяина для всех этих лондонских леди и джентльменов. Вот почему мы ходили ловить рыбу так рано утром – чтобы я смог повидаться с вами, прежде чем приступить к другим обязанностям.
      – Ну, пожалуйста! Ты должен прийти повидать меня. Ведь я буду пахнуть, как мама Петерсон.
      Чарлз усмехнулся:
      – Ради такого удовольствия, разумеется, я приду. Может быть, удастся урвать пару минут до обеда. Теперь беги, да прямиком в ванную!
      Эмма с девочками направились в детскую и были почти в безопасности. Почти, потому что Эмме пришлось зайти к себе и взять лавандовой воды. И когда до детской им оставалось несколько шагов, им наперерез выскочили две хихикающие девицы. Принни залаял и рванулся вперед. Девушки – мисс Оулдстон и леди Каролина – завизжали.
      – Не пугайтесь, – сказала Клер. – Принни добрый.
      Леди Каролина фыркнула, и ее толстые щеки затряслись. А когда она презрительно задрала курносый нос, то удивительно напомнила призовую свинью, что была у сквайра Бегли. Сквайр обычно звал ее «эта чертова Айви».
      – Я не боюсь. Просто терпеть не могу собак. Мерзкие, грязные создания.
      Мисс Оулдстон расхохоталась, показывая свои лошадиные зубы:
      – Скажи спасибо, что это не кошка. А то бы тебя раздуло, чесалась бы все время.
      Леди Каролина окрысилась на мисс Оулдстон:
      – Право же, Аманда. Тебе следует следить за собой. Ты похожа на лошадь и ржешь как лошадь.
      – Это лучше, чем быть похожей на свинью. Если ты хочешь, чтобы Найтсдейл на тебя посмотрел, поменьше ешь пирожных с заварным кремом.
      – Ну, уж тощую кобылу вроде тебя он точно не выберет.
      – Папа Чарлз выберет маму Петерсон.
      Воцарилось молчание столь напряженное, что человека слабого мог бы хватить удар. Эмма уж точно была готова лишиться чувств. Леди Каролина стояла с разинутым ртом. Выпученные глаза мисс Оулдстон, казалось, сейчас вовсе вылезут из орбит. Эмма закрыла глаза. Ей хотелось провалиться под землю.
      – Папа Чарлз? – обрела дар речи мисс Оулдстон.
      – Мама Петерсон? – Маленькие глазки леди Каролины сверлили Эмму.
      – Клер, дядя Чарлз просил не называть его папой при посторонних, – сказала Изабелл.
      Клер пожала плечами:
      – Но ведь им нужно объяснить! – Она взглянула на леди Каролину и мисс Оулдстон: – Мои мама и папа умерли в Та… – она замолчала, припоминая, как правильно сказать, – в Италии. Теперь дядя Чарлз нам папа. И он женится на мисс Петерсон.
      – Вот как? – Леди Каролина не спеша осмотрела старое платье Эммы, ее поношенную пелерину и жуткую шляпу. – Странно, должно быть, я пропустила оглашение. А ты слышала, Аманда?
      – Леди Каролина, мисс Оулдстон, – вмешалась Эмма, – леди Клер всего четыре годика. Она любит сочинять.
      – Мама Петерсон, я ничего не сочиняю. Вы с папой Чарлзом были на одеяле – я же видела!
      – На одеяле?!
      – Да. Леди Каролина, утром мы ходили ловить рыбу. Естественно, что лорд Найтсдейл хочет проводить больше времени с племянницами, чтобы лучше их узнать. Ведь теперь он их опекун. Я заменяю девочкам гувернантку, пока настоящая гувернантка ухаживает за больной матерью. – Жалкий лепет, подумала Эмма. Ничего она не обязана им объяснять! Но нельзя же допустить, чтобы поползли слухи. – А сейчас я веду девочек в детскую, чтобы привести их в порядок после рыбалки. Леди Клер упала в воду.
      – Ясно. Как мило со стороны лорда Найтсдейла заниматься сиротами! Не так ли, Аманда?
      – Да, Каро, очень мило.
      – Уверена, однако, что все изменится, как только лорд женится. – Леди Каролина снисходительно засмеялась.
      – Уверена, что ничего не изменится, леди Каролина, – приняла вызов Эмма.
      Как могут эти избалованные девчонки говорить такое при Клер и Изабелл? Спустить бы Принни с поводка! Пусть бы вцепился в толстый зад леди Каролины.
      – Мисс Петерсон, – леди Каролина со смешком покачала головой, – вот и видно, что вы не были представлены высшему обществу. Тогда вы бы лучше знали его порядки.
      Принни придется дожидаться своей очереди. Эмме самой захотелось укусить леди Каролину, вцепиться в нее собственными зубами.
      – Может, я плохо знаю привычки высшего общества, леди Каролина, но я знаю лорда Найтсдейла с детства. Он ни за что не оставит племянниц! Даже если уедет в Лондон. Пусть не телом, так душой он всегда будет с ними. Чарлз позаботится, чтобы у девочек было все, чего бы им ни захотелось, не сомневайтесь!
      – А вы… так близко… знаете привычки лорда Найтсдейла?
      – Нет, конечно, леди Каролина. Я только хотела сказать…
      – Никого не интересует, что вы хотели сказать, мисс Петерсон. Кажется, вы забываете самое важное. Найтсдейлу нужна жена. Сомневаюсь, что кто-нибудь из наших леди захочет терпеть сопливых девчонок.
      – Вы злая! – крикнула Клер. Казалось, девочка вот-вот заплачет. Изабелл стояла бледная как полотно.
      – А ты ведешь себя отвратительно, – заявила леди Каролина. – Следи за своими манерами, иначе кончишь работным домом.
      С Эммы было довольно. Она отпустила поводок. Собака радостно бросилась на штурм внушительных муслиновых юбок леди Каролины. После рыбалки его лапы были щедро перемазаны чудесной кентской грязью.
 
      – Клер, мы должны что-то сделать! – Изабелл сидела на кровати сестры. Мисс Петерсон спустилась вниз, к гостям. Няня задремала. Предполагалось, что Клер тоже будет спать, а Изабелл сядет за книгу. Однако старшая сестра решила, что дело срочное. – Мы не можем допустить, чтобы дядя Чарлз женился на ком-нибудь из Лондона.
      Клер села на постели и потерлась щекой о гладкий уголок своего старого одеяльца.
      – Папа Чарлз женится на маме Петерсон!
      – Надеюсь, но мы не можем сидеть сложа руки и ждать, что все случится само собой. Клер, нам нужно что-то придумать. Сделать так, чтобы они наверняка поженились.
      Притопал Принни и вскочил на постель Клер. После долгой прогулки на речку и восхитительной погони за мисс Оулдстон и леди Каролиной пес был само умиротворение. Он положил голову на колени Изабелл, чтобы та почесала его за ухом.
      – Что же нам делать, Изабелл?
      Этот вопрос мучил Изабелл с той минуты, как мисс Петерсон притащила их в детскую. Она была так сердита, что едва могла внятно разговаривать. Спотыкаясь, она бормотала себе под нос обрывки каких-то фраз – ругательств в адрес злобных лондонских леди.
      – Я думаю, нужно как можно чаще сводить мисс Петерсон и дядю Чарлза вместе.
      – Давай ходить ловить рыбу каждый день! Мне понравилось.
      – Нет, Клер. Мне кажется, их нужно оставлять наедине. Только он и она.
      – Почему?
      Изабелл пожала плечами:
      – Точно не знаю. На прошлой неделе миссис Ламберт рассказывала няне о мисс Уэндл. Она живет в доме, где работает сестра миссис Ламберт. Так вот, мисс Уэндл побыла наедине с лордом Не-помню-как-его-зовут, и они сразу поженились. Миссис Ламберт хотела еще что-то рассказать няне, но заметила меня и замолчала.
      Клер обхватила ноги руками и положила подбородок на колени.
      – Мама Петерсон спит в маминой спальне. Если открыть дверь, то окажешься в спальне папы Чарлза.
      Изабелл кивнула:
      – Если мы положим что-нибудь из вещей мисс Петерсон – что-нибудь нужное, скажем, щетку для волос – в комнату дяди Чарлза, ей придется туда пойти.
      – И давай выбросим эту ужасную шляпу, которую она сегодня надела.
      Изабелл вздохнула:
      – Давай. Жаль, нельзя выкинуть ее платья. Смотри, как разряжены лондонские дамы!
      – Папе Чарлзу все равно.
      – Не знаю, Клер. Мне кажется, мужчинам нравится, когда женщины красиво одеваются. Мама всегда требовала наряды по последней моде. Однажды я слышала, как она спорит с папой из-за платьев.
      – Раз они спорили, значит, папе не нравились наряды.
      – Они спорили не о нарядах, а из-за потраченных на них денег. А когда они договорились, они пошли вместе в спальню мамы. – Изабелл погладила Принни. – Хорошо, что спальни мисс Петерсон и дяди Чарлза рядом. Надо сделать так, чтобы они бывали там чаще. Тогда, может быть, и без нарядов обойдемся.
      – Хорошо! Тогда давай займемся этим, когда я посплю. Няня сказала, что гости пойдут прогуляться к озеру. Значит, папы Чарлза и мамы Петерсон не будет в комнатах.
      Изабелл кивнула, но мысли о нарядах ее занимали по-прежнему. Жаль, что у мисс Петерсон нет красивых платьев. Но тут им с Клер ничего не сделать. А если подпортить внешность дам из Лондона? Девочка весело улыбнулась:
      – Давай тогда сделаем уродками этих злюк!
      Клер возразила:
      – Ту жирную безобразнее уже не сделать. Точь-в-точь свинья!
      – Да, свинья в нарядном платье.
      – Уже не таком нарядном, после того, как Принни испачкал его лапами. – Клер нагнулась и потрепала собаку по голове: – Хорошая собачка!
      Принни лизнул девочке руку.
      – Да, но ты помнишь, что говорила леди с лошадиными зубами – мисс Оулдстон? Хорошо, что Принни не кошка!
      Клер закивала:
      – Она сказала, что от кошек толстая леди делается красной и вся чешется!
      – И что она распухает. Хотя куда уж толще!
      Клер захихикала:
      – У нас же есть Королева Бесс!
      – Именно, – фыркнула Изабелл, – Спорю, ей понравится в спальне леди Каролины.

      Эмма еще кипела от злости, когда присоединилась к толпе гостей. Общество собиралось прогуляться возле озера. Она держалась как можно дальше от леди Каролины и мисс Оулдстон, что означало, и от Чарлза тоже. Девицы так и липли к нему как мухи.
      Как осмелились эти избалованные нахалки говорить гадости при Изабелл и Клер? Невероятно! Или они думают, что девочки глухие? Или совсем глупые? Хорошо, что Принни испачкал им платья, а не то бы Эмма… Что бы она сделала? Она всего-навсего заменяет гувернантку.
      – Чудесный день, не правда ли, мисс Петерсон?
      Она бы приняла предложение Чарлза. Вот бы тогда увидеть лица мерзавок, когда они услышат о помолвке. А если Эмма станет маркизой, гарпии вообще откусят себе языки.
      – Мисс Петерсон!
      Эмма тряхнула головой, возвращаясь к действительности. Рядом стоял мистер Стокли, взгляд у него был обеспокоенный.
      – Простите, сэр. Я задумалась. Вы что-то сказали?
      – Я позволил себе заметить, что погода чудесная, мисс Петерсон.
      – Погода? Да, разумеется. Просто прекрасная.
      Эмма огляделась – кто бы спас ее от занудного разговора с мистером Стокли? Вокруг ни одного спасителя! Джентльмены по большей части толпятся около молодых леди, а те, в свою очередь, – вокруг Чарлза.
      Леди Беатрис и члены Общества содействия процветанию и образованию женщин предпочли поболтать в доме. Хорошо, что Чарлз догадался закрыть на ключ запасы бренди! Герцог Олворд остался сторожить сон жены. По крайней мере так он сказал. Но на его лице Эмма заметила то же сладостное выражение, что было у Чарлза в оранжерее. Граф Уэстбрук отбыл за сестрой Олворда Лиззи. Мэг, вероятно, изучала растительность имения Найтсдейл.
      – Вам нравится гостить в Найтсдейле, мисс Петерсон?
      – Хм… Да, конечно. А вам, сэр? Довольны своей комнатой?
      Еще бы Стокли не понравилась комната. У мистера Атуэрта, конечно, уютный дом, но до роскоши Найтсдейла ему далеко.
      – Весьма доволен. Меня интересуют такие имения, знаете ли. Архитектура, мебель, скульптура.
      – Вот как?
      – О да! У вас, наверное, была возможность изучить Найтсдейл, мисс Петерсон? Сейчас, когда вы замещаете гувернантку, или же в юности? Как я понял, вы с маркизом друзья детства? Наверное, играли на чердаке или в подвалах, забирались в уютные местечки…
      Глаза мистера Стокли загорелись. Должно быть, Мэг приходила в такой же восторг из-за какой-нибудь былинки. Страсть к красивым домам была даже понятнее, чем ее увлечение сорняками. Имение Найтсдейл произведет впечатление на кого угодно!
      – Нет, мистер Стокли. Мы с девочками обитаем в своих комнатах в главной части дома. А лорду Найтсдейлу я никогда не была подругой детства – скорее, помехой детства. Лорд Уэстбрук или его светлость могут подтвердить. Если хотите, можете попросить лорда Найтсдейла показать вам дом.
      Мистер Стокли хихикнул:
      – Не думаю, что лорд Найтсдейл ко мне особо расположен.
      Это еще мягко сказано. Чарлз смотрел на мистера Стокли почти как Королева Бесс на Принни: с отвращением, презрением.
      – Уверена, мистер Стокли, что лорд Найтсдейл показал бы вам дом, если бы вы его попросили. Возможно, эконом, мистер Ламберт, окажет вам любезность.
      – А вы, мисс Петерсон? Вы могли бы оказать мне любезность?
      – Мистер Стокли, уверяю вас, экскурсовод из меня плохой.
      Дорожка сделала крутой поворот, и гости оказались на полянке, где стоял домик в готическом стиле.
      Леди и джентльмены бросились к нему, чтобы рассмотреть диковину поближе. Чарлз остался стоять с недоуменным видом, уперев руки в бока. Найдя взглядом Эмму, чуть не выругался.
      – Что за че… – Он кашлянул. – Что это такое?
      – Готический домик, милорд.
      – Сам вижу, мисс Петерсон. Вопрос в другом – откуда он здесь взялся? – Он обвел рукой окрестности – лес и озеро.
      – Вы его раньше не видели, милорд? – поинтересовался мистер Стокли.
      – Нет.
      – Неудивительно, – заметила Эмма. – Его тут не было, когда вы приезжали в последний раз, милорд. Маркиза приказала его выстроить сразу после свадьбы с вашим братом.
      Чарлз горько усмехнулся:
      – Какие еще чудовищные строения оскверняют пейзаж моего имения?
      – Из новых – никаких, милорд. Остальные выстроили ваш отец, дед и, кажется, прадед.
      – Хвала Богу за это. А то я уж испугался, что наткнусь где-нибудь на копию брайтонской конюшни принца-регента.
      Удивительно. Такой любитель архитектуры, как мистер Стокли, непременно должен был присоединиться к толпе ахающих гостей, осматривающих строение. Но, услышав, что дом выстроили совсем недавно, он едва удостоил его взглядом и прошел вперед. Эмма вздохнула с облегчением.
      – Рады, что отделались от дружка, мисс Петерсон? – спросил Чарлз.
      – Тише, – Эмма оглянулась на остальных гостей, но они все еще восторгались витражами окон, – мистер Стокли мне вовсе не дружок.
      – Дорогая, я весьма рад это слышать.
      Чарлзу совсем не хотелось вести эту дурацкую процессию вокруг озера. Провести бы время с Эммой. Наедине. Убедить принять его ухаживания. Они могли бы проверить, нет ли в потешном псевдоготическом сооружении удобной кровати и надежного замка? Нужно будет обязательно туда зайти. Никогда не знаешь, где тебя застанет буря.
      Хорошо хоть Стокли убрался куда подальше. Чарлз взял руку Эммы. Ему нравилось чувствовать ее рядом. К тому же, если на его руке лежит рука Эммы, в него уже не вцепится кто-нибудь из хихикающих барышень.
      Олворд и Уэстбрук благоразумно уклонились от познавательной прогулки. Когда он их встретит, непременно скажет пару любезных слов. Кроме мистера Стокли, дам сопровождали всего трое джентльменов. Хотя каких там джентльменов – трое набитых болванов… Мистер Уильям Данли, тучный юнец, известный под прозвищем Щекач, был вторым сыном графа Данли. Прыщавый мистер Фрамптон, которого так и звали Прыщ, являлся старшим сыном барона. И наконец, мистер Оулдстон, наследник сэра Томаса, которого природа одарила выпученными глазами – семейная черта, – носил прозвище Жаба. Все трое посещали один университет и, как показалось Чарлзу, умудрились окончить его, не засорив мозги даже ничтожной крупицей знаний.
      Где его тетка сумела найти таких идиотов? Если эти юнцы и глупенькие мисс и есть сливки высшего сословия, Британию ждет печальная участь. Взгляните-ка, Щекач, Прыщ и Жаба затеяли кидаться друг в друга лютиками. Их сюртуки и брюки покрылись репьями. Глупые девицы наблюдали за происходящим с таким восторгом, словно в жизни не видали ничего занятнее.
      – Не пройти ли нам вперед, мисс Петерсон?
      – Это было бы чудесно.
      – Эмма, вы обязаны спасти меня от этих идиотов, – сказал он, когда они отошли подальше, где их никому не было слышно.
      – Они еще слишком молоды.
      – Молоды? В Испании я командовал ребятами, которые были намного моложе, чем та троица. Некоторые были совсем юны, но сражались так храбро, что все восхищались ими.
      – Думаю, на войне люди быстро взрослеют.
      – Да, тут вы правы. – Он посмотрел вдаль, поверх озерной глади, припоминая время, когда в последний раз шел по этой дорожке. Ему тогда было немногим меньше, чем этим троим фиглярам. Неужели он был таким же болваном?
      Чарлз закрыл глаза, отгоняя воспоминания. Вероятно, он был ничуть не умнее. Да и невинной его глупость тоже никак было не назвать. После университета он не знал, куда себя деть, и злился на весь мир. Нужно было что-то делать – и успокоение находилось в пьянстве, игре и разврате.
      Когда Сара, жена Джеймса, американка и ярая сторонница республиканцев, поносила британскую систему первородства, Чарлз спорил, доказывая, что не все таковы, как негодяй Ричард, двоюродный брат Джеймса. Тот был готов убить за титул! Чарлз утверждал, что не завидует брату.
      Он говорил искренне, И лгал одновременно.
      Чарлз помог Эмме перебраться через корни дерева, перегородившие тропинку.
      Он никогда не мечтал заполучить титул, это так. Но он завидовал Полу. Пол знал, в чем его предназначение! У него с детства была определенная цель. Двадцатилетний Чарлз, успев узнать, чего стоит высший свет, отчаянно завидовал миссии брата.
      – Не отправился бы я в армию вслед за Джеймсом, не знаю, что бы со мной было. Вероятно, превратился бы в бездумного распутника.
      – Неправда. Уверена, вы нашли бы свой путь. Стоило лишь попытаться.
      Он взглянул на девушку. Она говорила так просто и ненаигранно, словно была уверена – ему действительно все по плечу.
      – Вы и вправду в это верите?
      – Конечно. – Ее чистые карие с золотом глаза посмотрели на него из-за стекол очков. Ему вспомнилось, как она девчонкой смотрела на него. С обожанием, как на героя. Теперь ее взгляд изменился. В нем появилась уверенность взрослой женщины. Она верила в него.
      Конечно, ее вера ни на что не опиралась – только на свои ощущения. Она же совсем его не знала. Не видела, как он жил эти двадцать лет. Но Чарлзу очень хотелось думать, что она права в своей вере. Эта девушка должна быть рядом, заражая его своей уверенностью, – рядом всегда.
      – Выходите за меня, Эмма! Пожалуйста.
      Наверное, он слишком настойчив. Она должна счесть его сумасшедшим. Но разве ей было бы плохо? Чарлз понизил голос:
      – Наш брак прекрасно всех устроит. Избавимся от лондонских шутов, племянницы получат маму, а у вас будет собственный дом. Ваш отец сможет жениться на миссис Грэм, не доставляя вам ни малейшего стеснения. – Он улыбнулся и склонился к уху девушки. – А я бы получил возможность – много замечательных возможностей – произвести на свет наследника. Что скажете?
      Звонкая пощечина была ему ответом.
 
      – Клади рыбу на подушку, Клер! Так будет лучше всего.
      Изабелл стояла возле постели в спальне леди Каролины с Королевой Бесс на руках. Ее величество любезно согласилась последовать за девочками, после того как Изабелл угостила ее кусочком форели. Сейчас кошка мяукала и пыталась вырваться. Изабелл схватила ее покрепче.
      – Потерпи, кисонька. Сейчас Клер приготовит тебе чудесную закуску.
      – Мяу!
      – На подушку, Клер! Клади на подушку. Туда леди лежит лицом.
      – Знаю. – Клер улыбнулась. – Я хочу, чтобы лицо у нашей свинки раздулось.
      – Правильно, но не клади слишком много! Если она почувствует, что пахнет рыбой, то заподозрит неладное. И не ляжет на подушку.
      – Кухарка сказала, что рыбка свежая. – Клер выложила еще пару аппетитных ломтиков на подушку. – Все, готово!
      Изабелл отпустила Королеву Бесс. Ее величество не спеша прошла по покрывалу, подобралась к подушке и аккуратно слизала угощение, все до кусочка. Походила вокруг в поисках лакомства, но ничего больше не нашла. Поэтому облизала лапы, зевнула, потянулась, спрыгнула с кровати и выскользнула за дверь.
      Изабелл сказала:
      – Должно получиться!
      Клер вприпрыжку побежала к двери.
      – Скорее бы свинка вернулась с озера!
 
      Эмма была так рассержена, что не видела, куда идет. Чарлз звал ее, но она не оборачивалась. Затем с ним заговорила одна из лондонских прелестниц. Надо думать, свинообразная леди Каролина. Так ему и надо – пусть надутый болван наслаждается обществом гарпии!
      Жаль, нет под рукой фарфоровой собачки. Она бы разбила ее о голову лорда Высокомерие! Выйти за него, чтобы облегчить ему жизнь? Избавить его от искательниц счастья, подарить наследника? Самонадеянный дурак, баранья голова, пустоголовый осел! Он еще осмеливается говорить о миссис Грэм! Да в чем тут проблема? Отец и без того никогда не женится на этой женщине. Слишком уважает свою семью.
      Жаль, что она сейчас не дома. Она должна заботиться об отце. Но она нужна и Клер с Изабелл! Не бросать же их на произвол бессердечных, язвительных, злобных лондонских девиц.
      Что, если Чарлз женится на ком-нибудь из них? Что будет тогда с бедными Изабелл и Клер?
      Она могла бы выйти за Чарлза только для того, чтобы уберечь его племянниц, но стоит ли?
      Запинаясь, она шла по берегу озера к гроту. Она всегда любила его мирный покой. Сейчас ей просто необходимо уединиться в тишине и обрести душевное спокойствие.
      К несчастью, она оказалась не единственной искательницей уединения. Эмма замерла у входа в грот, увидев рядом со статуей Посейдона мистера Стокли, который вел себя престранным образом. Сначала он что было сил дергал трезубец Посейдона, потом попытался скрутить статуе руку, постучал богу в грудь, заглянул ему в рот. Даже сунул руку в маленький бассейн у ног Посейдона и пошарил в воде. Наконец мистер Стокли выпрямился, вытер ладони о брюки и, недовольно пожав плечами, подошел к стене и сунул палец в щель между камнями кладки.
      Он явно не хотел быть увиденным. Эмма повернулась, чтобы уйти, но ногой зацепила камушек. Он поскакал и ударился о каменную стену. Мистер Стокли ахнул и быстро повернулся к Эмме.
      – Простите, сэр. Я не хотела вас беспокоить. Мне казалось, тут никого нет. Я уже ухожу.
      – Нет, прошу вас, мисс Петерсон. – Мистер Стокли шумно вздохнул и одернул сюртук. – Никак не ожидал. Вы застали меня врасплох. – Он улыбнулся самым противным образом, а голос вдруг сделался тягучим, как масло. – Входите же, – он многозначительно приподнял брови, – я тут один.
      Неужели он вообразил, что она пришла сюда за ним? Очевидно, лорд Найтсдейл не единственный высокомерный тупица в округе.
      – Нет-нет, право, я не…
      Мистер Стокли придвинулся ближе. Эмма подавила нервный смешок. Он был похож на петуха, который выступал на заднем, дворе. С другой стороны, что-то змеиное было в этом человеке.
      – Вот не думал… Вы же не поощряли… – Мистер Стокли скривил рот. – Вам нужен мужчина, не правда ли?
      – Что-о-о?
      – Мужчина. Все вы, леди, одинаковы. Чопорные снаружи, но страстные внутри! Особенно такие, как вы.
      – Как я? – Эмма почти кричала. Она отступила было назад, но мистер Стокли схватил ее за руку.
      – Да, как вы. Сколько вам лет – тридцать?
      – Двадцать шесть. – Она ответила не с целью уточнить, а чтобы ей не прибавляли лишние годы.
      – Двадцать шесть. Старая дева. Вряд ли вам удастся утолить свои порывы на супружеском ложе. А вас ведь мучают порывы, не так ли?
      Эмма боялась, что кивнет против воли. Ни за что не призналась бы она в таком вульгарном предположении. Порывы? Может быть, тоска… Хорошо, пусть даже она испытывала иногда страстные, порывы с тех пор, как Чарлз ее поцеловал, а особенно после свидания в оранжерее. Теперь она только и мечтала, чтобы открыть дверь, соединяющую их спальни.
      – Мистер Стокли, понятия не имею, о чем вы.
      – Тогда позвольте вам объяснить.
      Но объяснение мистера Стокли вышло вовсе не словесным. Он схватил ее за плечи и прижал к себе. Затем впился губами в ее рот.
      Эмме стало любопытно, ведь, кроме Чарлза, ее никто не целовал. Поэтому она решила выяснить, поцелуй сам по себе увлекательное занятие или все дело в умении того, кто тебя целует.
      С маркизом Высокомерие ей сейчас точно не хотелось целоваться. Не внесет ли мистер Стокли приятное разнообразие? Может даже, он станет противоядием, которое избавит ее от досадного влечения к лорду Пустой Голове.
      Ничего не вышло.
      От мистера Стокли несло луком и капустой, а еще потом. Он больно сжимал руки и чуть не кусал губы. Ничего хотя бы отдаленно напоминающего то чудесное жаркое чувство, что испытывала она в объятиях Чарлза. Ей было скучно и неудобно. Надо уходить. Она плотно сжала губы. Скорее бы он закончил.
      – Приходите ночью ко мне в спальню. – В устах мистера Стокли слова прозвучали особенно пошло. – Я вывешу на дверь специальный знак, чтобы вам меня отыскать. – Его руки принялись блуждать по ее телу. Эмма попыталась выскользнуть, но сопротивление, казалось, его лишь раззадорило. Девушка испугалась.
      – Эмма?
      Мистер Стокли отдернул руки и отскочил, словно ужаленный.
      – Вы здесь, Эмма?
      – Да. – Эмме пришлось откашляться и сделать пару глубоких вдохов, чтобы голос обрел обычное звучание. – Да, лорд Найтсдейл. Я здесь с мистером Стокли.
      У входа в грот появился Чарлз. Казалось, он оценивает расстояние между нею и мистером Стокли. Она проглотила стоящий в горле комок.
      – Мы просто це… хм… целую гору камешков отсюда убрали, чтобы никто не споткнулся. – Она посмотрела вниз, чтобы найти подтверждение своим словам, но, как назло, под ногами не было даже крошечной гальки. – Мистер Стокли очень интересуется старыми де… деревьями. А еще всякими скульптурами. Я поры… хм… помогала ему найти здесь, знаете ли, какую-нибудь интересную… статую, что ли.
      Она чувствовала, что заливается краской, а щеки пылают так, что вполне могут осветить самый дальний уголок темного грота. Чарлз и мистер Стокли посмотрели на нее во все глаза. Эмма невинно улыбнулась.
      Потом Чарлз повернулся к статуе Посейдона.
      – А эту статую в центре вы заметили?
      – Заметили. Но мы хотели найти другие, – ответила Эмма и опустила глаза.
      Чарлз осмотрел маленькую пещерку.
      – Здесь, внутри?
      – Нет, конечно, нет. Я имела в виду – вообще. Как-нибудь потом. То есть где-нибудь еще.
      – Да, где-нибудь еще, когда-нибудь потом. – Мистер Стокли поклонился. – Позвольте удалиться, милорд.
      Чарлз кивнул. Мистер Стокли выскочил из грота.
      – Эмма, – сказал Чарлз, когда они остались одни, – будьте любезны, объясните, что вы тут наговорили?
      Эмма широко улыбнулась:
      – Ничего.
      Что-то здесь было не так. Эмма явно нервничала, словно необъезженная лошадь. Чем же они тут с мистером Стокли занимались? Неужели она целовалась с этим болваном?
      Чарлз шагнул к ней. Эмма отступила.
      – Эмма, с вами все в порядке?
      – Конечно, все прекрасно. Разве может быть иначе?
      – Не знаю. Вам, кажется, не по себе? Неужели Стокли вас чем-то смутил?
      – Нет! – Эмма глубоко вздохнула, отчего ее грудь соблазнительно приподнялась. – Клянусь вам, мистер Стокли нисколько меня не смутил. Все было замечательно. Что за странные мысли у вас, милорд?
      – Хм… и он не пытался вас поцеловать?
      – Поцеловать? – Эмма сорвалась на крик, когда Чарлз сделал еще шаг вперед. Она отступила и уперлась спиной в стену грота.
      – Теперь вам некуда идти, дорогая.
      – Что за чепуха? Я вовсе не собиралась уходить.
      – Нет? – Он наклонился вперед, и его ладони оперлись о стену по обе стороны от лица. – Рад слышать, милая. Нам как раз нужно поговорить! Почему вы меня ударили?
      Эмма рассматривала его галстук.
      – Простите. Глупая выходка с моей стороны.
      – Вы не ответили на мой вопрос, Эмма. – Ребром ладони он приподнял ее подбородок. – Я не оскорбил вас тогда?
      – Нет, конечно, нет. – Она храбро встретилась с ним взглядом, потом опустила глаза и сказала тихо, почти шепотом: – Не следует ли нам вернуться к остальным? Леди Каролина наверняка гадает, куда вы пропали.
      – Я уверен, что так и есть. Весьма вероятно даже, что в эту самую минуту она топает по тропинке прямо сюда. Взяла след.
      Эмма права – их могут найти с минуты на минуту. Его ладонь скользнула по щеке девушки. Может быть, еще миг – и кто-нибудь нарушит их уединение. Зачем терять драгоценные мгновения на разговоры? Он еще успеет выяснить, отчего она дала ему пощечину. Чарлз улыбнулся. Пусть лучше ударит снова. Он готов заплатить такую цену. Глупо быть рядом, наедине, и не сорвать поцелуй.
      Он склонился к ее губам, вдыхая ее аромат, сладкий, свежий. Она пахла лимоном и лавандой. Какая мягкая у нее кожа! И как изящно очерчен подбородок! Он пощекотал языком ее губы, и она тихонько застонала. Ее руки легли ему на грудь. Сначала он далее немного испугался – не собирается ли она толкнуть его? Затем пальцы Эммы поднялись вверх, к шее, потом запутались в его волосах.
      Он привлек ее к себе. Мягкие груди распластались по его груди. Он очертил ее губы языком, дразня и лаская. Она раскрыла рот, и его язык скользнул внутрь.
      У нее был чудесный ротик. Теплый и влажный. Язык Чарлза скользил по восхитительному нёбу, а затем вдоль ее языка. Она была слишком невинна и не знала, что делать. Зато он знал и был готов научить. Поцелуи сделались настойчивее, и она тихо, но страстно застонала. Ее голова откинулась назад, на его руку, рот раскрылся шире, приглашая продолжать увлекательное путешествие.
      Она была такая… щедрая.
      На своем веку он повидал и доступных девиц, и благовоспитанных вдовушек. Приятные встречи-соития для удовлетворения похоти и ради наслаждения. Что в них было? Иногда дружба. Чаще – жажда плотских удовольствий. Но щедрость? Искреннее желание отдать ему всю себя, доверие… Никогда не испытывал он ничего подобного.
      И это возбуждало.
      Губы Чарлза двинулись ниже, чтобы поцеловать ее шею, за ушком. Может, расстегнуть наконец проклятый воротник? Черт, у него нет на это времени! Стокли охотно расскажет всем желающим, где можно отыскать господина маркиза.
      Совсем нет времени! Услышав шорох шагов на дорожке, Чарлз выпрямился.
      – Эмма!
      – Да?
      – Эмма, любовь моя, у нас скоро будут посетители.
      – Какие посетители?
      – Сюда идут. – Он крепко поцеловал ее в губы. – Давайте продолжим нашу очень интересную… беседу позже, Если, конечно, вы не хотите шокировать того, кто вот-вот ворвется к нам в этот уютный грот. Вам бы принять вид посерьезнее – иначе сразу поймут, что я вас целовал.
      Эмма широко раскрыла глаза и выпрямилась. Вовремя – голос леди Каролины, окликающий Чарлза, раздался прямо у нее над ухом.
      Эмме оставалось лишь надеяться, что выглядит она не столь растрепанно, как ее смятенные чувства. Леди Каролина действительно наградила ее пристальным взглядом, но тут же обратилась к Чарлзу:
      – Милорд, мы без вас соскучились.
      – Зачем льстить, леди Каролина? Вы не видели меня всего несколько минут.
      – Минута без вас кажется вечностью, милорд.
      Эмма осмотрела Каролину с ног до головы. Ее не беспокоило, что та заметит непочтительность: леди не сводила глаз с Чарлза. Вряд ли Эмма вообще для нее существовала сейчас. Это на руку. Ей нужно немного времени, чтобы прийти в себя.
      Что ж, она получила ответ на вопрос, целоваться с мистером Стокли так же приятно, как вылить на себя нечистоты из горшка. А вот целоваться с Чарлзом…
      О Боже! Совсем не скуку испытывала Эмма, когда их губы соприкасались. По правде говоря, она совсем растерялась, когда Чарлз появился в гроте. Достаточно было увидеть его – и прощай, здравый смысл. Он ведь хотел поговорить? Так почему же она не высказала все, что на самом деле думает о его предложении руки и сердца – если, конечно, это можно так назвать?
      Куда делась ее рассудительность? Стоило увидеть Чарлза, как все в ней затрепетало. Рот перестал быть органом речи, он нужен был ей совсем для другого. Когда мистер Стокли наконец удалился и они остались с Чарлзом наедине, у нее захватило дух. Сердце билось, словно птица в клетке, рвущаяся на свободу. И еще эта странная теплая влага – стыдно даже подумать…
      Да что с ней творится? Ведь она зла на этого человека! Предложить замужество удобства ради, а вовсе не потому, что он ее любит! Подвернулась особа женского пола, простая и доступная, которая может заполнить брешь в его жизни, притом без особых усилий с его стороны. Ей легко сделать ребенка, а потом оставить в деревне.
      Сделать ребенка – вот как! Когда он прижимал ее к себе, она была готова на что угодно. Прикажи он, и она пошла бы в Лондон пешком, вперед спиной. И уж конечно, не отказала бы ему в главном. Должно быть, он уверен: она не будет сопротивляться и безропотно выполнит все его прихоти, когда он захочет сделать ребенка. Неужели у нее совсем нет гордости?
      Значит, нет. Эмма стояла между леди Каролиной и статуей Посейдона и смотрела на Чарлза, чувствуя загадочную теплую влагу. Как она могла – сначала дать пощечину, а в следующую минуту судорожно обнимать его за шею, словно боясь потерять? Безмозглая дура!
      – Не вернуться ли нам к гостям, леди Каролина?
      Эмма прищурилась. Если он способен любезничать с этой змеей, может любезничать с кем угодно. Даже с подругой детских забав. Вот что ей следует помнить. Он законченный дамский угодник. И ведь не в книгах же почерпнул он подобное умение. И не в битвах с Наполеоном. Нет, это годы практики.
      Что ж, пусть оттачивает искусство обольщения на ком-нибудь другом. Но только бы не на леди Каролине! Нельзя допустить, чтобы он женился на этой гарпии. Иначе Изабелл и Клер придется туго. Нельзя ему жениться и на мисс Оулдстон – по той же причине. Мисс Пелем? Только не это! Ее мать просто злобная фурия. Если дочка пошла в матушку… А бедняжка мисс Фрамптон прыщава, как и ее брат.
      Вот разве что мисс Хейверфорд. Ведет себя мило, и возражений, пожалуй, у Эммы к ней нет. Разве что несколько пресновата. Но возможно, с возрастом она выработает характер.
      – Мисс Петерсон…
      Чарлз смотрел на нее выжидательно – похоже, он уже давно пытается привлечь ее внимание. Эмма улыбнулась и приняла предложенную руку. На другой руке повисла леди Каролина.
      – Не скучаете ли вы по Лондону, лорд Найтсдейл? – поинтересовалась леди Каролина. – Театры, приемы, балы… – Краем глаза она взглянула на Эмму: – Простите, мисс Петерсон, вы бывали в Лондоне?
      Эмма скрипнула зубами.
      – Нет, леди Каролина. Не довелось испытать такого счастья.
      – Нет? – Леди Каролина пыталась изобразить сочувствие, но ее выдавал злобный взгляд маленьких глазок. – Вот жалость. Могу, однако, предположить, что жизнь в деревне имеет свои преимущества. Не так ли? Никакой спешки, привычный круг обязанностей. Это, должно быть, очень… удобно, – она посмотрела на Чарлза, – для некоторых людей.
      «Да, например, для таких старых дев, как я», – подумала Эмма. Леди Каролина, конечно же, не произнесла вслух эти слова, но и так было понятно, на что она намекает.
      Чарлз рассмеялся:
      – Я очень люблю деревенскую жизнь, леди Каролина. Я, знаете ли, как-то устал от Лондона. – Он улыбнулся Эмме: – Тем не менее, мисс Петерсон, я уверен – поездка в Лондон вам бы понравилась. Возможно, это даже произойдет весьма скоро.
      Леди Каролина бросила на Эмму взгляд, который мог бы убить на месте. Эмма ответила:
      – Не думаю, милорд, что в будущем мне светит такая поездка.
      – Готов поспорить, мисс Петерсон. Я бы даже заключил пари.
      – Вы хотите показать город племянницам, милорд? – Леди Каролина оскалила зубы. – Это так познавательно: музеи, Опера, Тауэр. Вам понравится, мисс Петерсон. Для простой гувернантки это будет райское удовольствие!
      Чарлз фыркнул.
      – Именно. – В его глазах скакали чертики. – Мисс Петерсон, ради вашего самообразования я далее готов преподать несколько уроков.
      Разумеется, готов, подумала Эмма. Но вот что это будут за уроки? Вроде того, что он преподал ей только что в гроте? Тогда она будет вынуждена выйти за него. Интересно, как тогда изменится лицо драгоценной леди Каролины?
      Не сошла ли она с ума? Что за мысли лезут в голову! Никаких уроков от лорда Найтсдейла!
 
      – Изабелл! Я нашла шляпу!
      – Хорошо. А щетку?
      Клер оглядела туалетный столик Эммы.
      – Вот она. Какая-то некрасивая…
      – Не важно. Вечером она ей все равно понадобится. Идем, положим ее в спальне дяди Чарлза.
      Изабелл открыла дверь, соединяющую обе спальни, и чуть не столкнулась с Хендерсоном. Лакей развешивал галстуки. Девочка быстро шагнула назад, наступив на ногу младшей сестре.
      – Ай!
      Лакей поднял голову.
      – Вам что-нибудь нужно, леди Изабелл?
      Девочке пришлось выйти к нему.
      – Мы просто искали дядю Чарлза.
      – Да? А что вы собираетесь делать со шляпой мисс Петерсон?
      – Она некрасивая, – ответила Клер, напяливая шляпу себе на голову. – Вам не кажется, что она как ведро?
      Хендерсон скривился, словно учуяв дурной запах.
      – Не мое дело судить о нарядах мисс Петерсон.
      – А все же, мистер Хендерсон? – спросила Изабелл. – Правда, не слишком модная шляпа?
      Помявшись, Хендерсон вздохнул и сказал:
      – Не могу сказать, что мне нравится фасон этой шляпы.
      – Думаю, она не украсит мисс Петерсон. Как вам кажется?
      – Леди Изабелл!
      – Просто мы не хотим, чтобы она выглядела плохо рядом с лондонскими дамами, мистер Хендерсон, – пояснила Клер.
      – Я понимаю…
      – А лондонские дамы – злюки!
      Изабелл улыбнулась и подтолкнула сестру к двери в комнату мисс Петерсон.
      – Ну, раз дяди Чарлза тут нет, мы пойдем. До свидания, мистер Хендерсон. – Она захлопнула дверь и вздохнула: – Не повезло. Если бы не мистер Хендерсон…
      Клер пожала плечами:
      – Пока вы разговаривали, я сунула щетку мамы Петерсон под бумаги на столе папы Чарлза.
      Изабелл просияла:
      – Ты молодец!
      Клер вприпрыжку понеслась к холлу, размахивая шляпой.
      – Спорим, мисс Рассел будет рада заполучить наряд для огородного пугала в своем саду?

      Эмма увидела миссис Грэм в ту же минуту, как вошла в дом, вернувшись с прогулки к озеру. Женщина стояла вместе с ее отцом в холле поместья Найтсдейл и смеялась.
      Эмма почувствовала, как у нее сжалось сердце. Леди Каролина не единственная гарпия, что летает по имению, высматривая добычу.
      – Благодарю за чудесную прогулку, милорд, – послышался, гол ос леди Каролины за спиной. Эмма обернулась. Нахалка хлопала ресницами, приложив руку к своей внушительной груди. Другой рукой она все еще цеплялась за Чарлза. – Однако я немного утомилась.
      Полагаю, мне стоит пойти вздремнуть.
      Может, она ждет, что Чарлз отправится вместе с ней?
      – Идем, Каро. – Мисс Оулдстон была раздосадована не меньше Эммы.
      – Еще увидимся, милорд. – Леди Каролина прошуршала юбками мимо Эммы и прошла наверх за мисс Оулдстон.
      Эмма стиснула зубы. Жаль, нет у нее с собой колючих репьев, которые на прогулке украшали брюки мистера Щекача. Она бы воткнула парочку в окорока леди Каролины.
      Эмма испустила глубокий вздох. Что за ребячество! Разве можно предаваться столь недостойным мыслям?
      Эмма взглянула на миссис Грэм и снова разозлилась. Эта женщина имеет наглость ей улыбаться! Точно глупая леди Каролина. Хотя что Эмме делить с миссис Харриет Грэм? Совершенно нечего. Кроме папы. Он улыбнулся миссис Грэм, и у Эммы снова сжалось сердце. Не надо нервничать, это простая вежливость. Он не приведет в семью эту женщину. Он этого не сделает.
      – Преподобный Петерсон, а я как раз хотел с вами поговорить! – воскликнул Чарлз. – Миссис Грэм, добро пожаловать в Найтсдейл! Не возражаете, если я украду вашего спутника на несколько минут? Мне необходимо обсудить с ним одно важное дело.
      – Разумеется, не возражаю, милорд. – Миссис Грэм улыбнулась Чарлзу. Только что ресницами не захлопала.
      – Прекрасно. Ламберт! – Чарлз позвал лакея, который околачивался поблизости. – Проводите миссис Грэм в Голубую гостиную. – Он снова ей улыбнулся. – Это не займет много времени, мадам.
      – Как вам будет угодно, милорд. Я вас не тороплю. – Миссис Грэм взглянула на Эмму, и та еще крепче стиснула зубы. – Составите мне компанию, Эмма?
      – Нет.
      Эмма видела, что Чарлз замер. Отец нахмурился. Наверное, она слишком резка.
      – Нет, благодарю. Я немного устала. – Она что, берет пример с леди Каролины? Как низко пала! – Простите, просто…
      – Хорошо, Эмма, – поспешила успокоить ее миссис Грэм. – Я посижу одна.
      – Мадам, в гостиной леди Беатрис и пожилые дамы, – заметил Ламберт.
      Чарлз нахмурился:
      – Дамы, Ламберт? Не хочешь ли сказать, дамы из Общества содействия процветанию и образованию женщин?
      – Да, милорд. – Ламберт деликатно кашлянул. – Я взял на себя смелость спрятать бренди, милорд.
      – Отлично.
      Отец смотрел на Эмму укоризненно. И ей стало стыдно. Это ведь ее папа!
      – Хорошо, я смогу найти несколько минут и составить компанию миссис Грэм. С вашего позволения, папа.
      Отец благодарно улыбнулся. Эмма пошла за миссис Грэм в Голубую гостиную.
      – Могу предложить вам бренди, викарий. – Чарлз провел преподобного Петерсона в кабинет.
      – Полагаете, мне не помешает, милорд?
      Чарлз усмехнулся:
      – Не знаю.
      – Тогда, пожалуй, я выпью стаканчик.
      Чарлз подал ему стакан и жестом попросил садиться. Сам же отвернулся к камину. Ему вдруг стало не по себе. Не усидеть ему сейчас на месте. Он и не предполагал, что так разнервничается.
      Викарий сделал глоток. Чарлз чувствовал на себе его пристальный взгляд.
      – Лорд Найтсдейл, я не собираюсь спрашивать у вас склонения, не нужно также спрягать глаголы или переводить речи Цезаря.
      Чарлз рассмеялся:
      – Вот и хорошо. Вряд ли удалось бы вас порадовать.
      – Чепуха. Вы были отличным учеником. Когда старались. Полагаю, вы и в университете неплохо справлялись?
      Чарлз пожал плечами. Он собирался говорить вовсе не о латыни.
      – Сэр, причина, по которой я хотел вас видеть… то есть поговорить… Я хотел бы просить вашего разрешения…
      – Ну же? Смелее, мальчик мой. Вы ведь не хотите сказать ничего дурного, не так ли?
      – Сэр, я хотел бы жениться на вашей дочери.
      Преподобный Петерсон выпрямился. Его лицо застыло.
      – На Эмме?
      – Разумеется, на Эмме. Мэг еще слишком молода.
      – Не так уж и молода, но, согласен, Эмма подходит больше. Насколько могу судить, Мэг вообще не интересует замужество. Эмму – да, хотя она не хочет в этом признаться.
      – Значит, вы позволите мне посвататься?
      – Конечно. Хотя решать все равно Эмме.
      – Разумеется. Но я пока не готов ее спрашивать.
      – Боитесь, откажет?
      Чарлз улыбнулся:
      – По правде говоря, он уже отказала, но со временем, надеюсь, я смогу ее уговорить.
      Преподобный Петерсон кивнул:
      – Вы же знаете, она обожала вас много лет назад.
      – Да-да. Я знаю. Но сейчас она ведет себя вовсе не как влюбленная женщина.
      Преподобный Петерсон вздохнул:
      – Эмма не очень счастлива, лорд Найтсдейл, и, боюсь, тут есть моя вина.
      – О чем вы, сэр?
      Теперь в замешательстве был викарий. Ему пришлось сделать глоток бренди – большой.
      – Вы знаете, что моя жена умерла, когда Мэг не было и года. Роды были тяжелые, и Кэтрин так и не оправилась. Я был в отчаянии, как и Эмма, разумеется. Ей тогда едва исполнилось девять, но она взяла на себя обязанности матери и хозяйки дома. Ей пришлось заботиться о Мэг, вести хозяйство. Мне не следовало этого допускать. Но с другой стороны, время было такое – ей нужно было чем-то себя занять. Понимаете? И я…
      Викарий закрыл глаза и сжал губы, словно от приступа резкой боли.
      – Сэр, ненужно… Преподобный Петерсон поднял руку:
      – Нет, милорд, нужно. – Он вздохнул и поставил стакан на стол. – Я не хотел приводить в дом новую жену. Эмма оказалась прекрасной хозяйкой, а я. с головой ушел в научные изыскания, у меня были мои греческие и римские писатели. Мне казалось, что я счастлив. А еще – что Эмма и Мэг счастливы тоже.
      – Уверен, так и было..
      – Может быть. Но жизнь идет своим чередом. Все меняется. Не слишком оригинальное замечание, но это так. В деревне появилась Харриет – ей достался небольшой дом в наследство, и она переехала сюда после смерти мужа. Когда я увидел ее впервые после службы… Во мне ожили чувства, которые, казалось, ушли безвозвратно. Она вызвалась помогать в церкви. Не для того, чтобы выделиться. Ей нравилось работать с цветами, украшать алтарь и все остальное. Работа приносила ей покой, умиротворение. Мы подружились. А потом дружба перешла в иное чувство.
      – Понимаю, сэр. Не нужно вдаваться в подробности, о которых вы бы предпочли умолчать.
      Викарий рассмеялся и слегка покраснел.
      – Не бойтесь, я не собираюсь этого делать. – Он покачал головой. – Мы не нарушали законов церкви. Но с каждым днем нам становится труднее сдерживать чувства. Уверен, вы меня понимаете.
      Чарлз улыбнулся:
      – Полагаю, да.
      Викарий улыбнулся в ответ.
      – Значит, вам не кажется, что… что я слишком стар, чтобы… Ладно, это к слову. Дело в том, что я хотел бы жениться на Харриет. И она хотела бы выйти за меня. Но Эмма ее невзлюбила! Я чувствую себя предателем по отношению к дочке.
      – Действительно. Могу подтвердить, что она не питает теплых чувств к миссис Грэм.
      Викарий фыркнул:
      – Мягко сказано. – Он пригладил седеющие волосы. – Мы с Харриет говорили об этом. Мы не совсем понимаем почему… Харриет уверена – она не сделала ничего, чтобы обидеть Эмму. Скажу больше – они были в дружеских отношениях, пока наш взаимный интерес друг к другу не стал очевиден.
      – А что о вашем браке думает Мэг? Она знает, что вы хотели бы пожениться?
      – Да. Мэг относится иначе. Но это понятно, ей ведь не пришлось взваливать на себя обязанности хозяйки дома. Думаю, Мэг по большому счету все равно, лишь бы наш брак не помешал ей и дальше собирать травки да корешки. В этом отношении она пошла в меня, с той разницей, что моя страсть – античная литература, а ее – ботаника. – Преподобный Петерсон смущенно заерзал в своем кресле, – Я думал… то есть и сейчас так думаю… – Отец Эммы посмотрел Чарлзу прямо в глаза: – Не поймите меня превратно, молодой человек. Речь не о том, чтобы вы позволили что-то лишнее в отношении моей дочери. Но я прихожу к мысли, что Эмме не помешало бы побольше узнать о том, что такое любовь мужчины и женщины. Тогда она, возможно, поймет меня. Если ей доведется узнать… влечение… к мужчине, может быть, тогда она согласится, что брак – нечто большее, чем… поймет, что такое любовь в браке. Что любовь, которую мы с Харриет питаем друг к другу, никоим образом, не умаляет любви к ней и ее сестре. Я не предаю память о ее матери и по-прежнему благодарен за тот нелегкий труд, на который обрек ее после смерти жены, – место Эммы в моем сердце не займет никто – для этого, нет нужды продолжать следить за хозяйством.
      Чарлз сел напротив викария.
      – У Эммы никогда не было возлюбленного?
      – Нет. Я не лгал, когда говорил вам, что она вас обожала. – Викарий вздохнул. – Нужно было, настоять, чтобы она провела сезон в Лондоне. Одна из моих сестер была рада взять ее под свое крыло. Но Эмма не хотела оставлять Мэг, а мне не хотелось менять что-то в привычном укладе жизни. – Он горько добавил: – Вот расплата за мой эгоизм.
      – Нет, сэр, не корите себя, прошу вас. В какой-то мере вы даже оказали мне услугу. Считаю, мы с Эммой отлично поладим. – Чарлз улыбнулся. – Осталось лишь убедить ее в этом.
 
      Зачем она туда идет, недоумевала Эмма. Но мистер Ламберт уже распахнул двери Голубой гостиной. Делать нечего – придется войти вслед за миссис Грэм. Сразу надо было подумать, как только мистер Ламберт объявил, что в гостиной дамы – члены Общества. Неужели чувство вины затмило ей разум?
      – Харриет! – Миссис Бегли приветственно подняла чайную чашку, завидев миссис Грэм с Эммой. – И мисс Петерсон! Чудесно. Леди Беатрис, вы знакомы с миссис Грэм?
      Эмма оглядела комнату. Кажется, мистер Ламберт сказал, что спрятал бренди под замок? Что-то у дам подозрительно ярко блестят глаза. Близняшки Фартингтон сидят бок о бок на кушетке и хихикают. Мисс Рассел блаженно улыбается, глядя на розы в вазе.
      – Рада познакомиться, миссис Грэм. – На леди Беатрис был желто-зеленый наряд со сливовыми вставками. В общем и целом она производила впечатление подгнившей сливы. – Не хотите ли чаю, дамы?
      – Да, благодарю вас, – отозвалась миссис Грэм. – Это было бы чудесно.
      Леди Беатрис разлила чай и сунула руку в корзинку. На свет явилась бутылка бренди.
      – Не добавить ли капельку французских сливок?
      Миссис Грэм рассмеялась:
      – Не стоит! А то засну с недопитым чаем в руке.
      Эмма, нахмурившись, убрала свою чашку.
      – Мистер Ламберт сказал, что спрятал бренди. – Она прикусила губу. Не ее дело наводить здесь порядок.
      Леди Беатрис пожала плечами и убрала бутылку назад в корзину.
      – Может быть, мистер Ламберт и отличный дворецкий, но куда ему до меня, если я задумала пошалить!
      – Полно вам, мисс Петерсон! Не расстраивайтесь вы так, – заметила миссис Бегли. – Мы ведь не каждый день. Вчера, например, не выпили ни капли. Правда, леди?
      – Ни капли! – Мисс Эстер Фартингтон грустно покачала головой.
      – И сегодня только одну каплю, не больше, – вздохнула мисс Рейчел Фартингтон.
      Мисс Рассел улыбалась розам.
      – Позволю себе заметить, мисс Петерсон, вы слишком часто тревожитесь по пустякам. – Миссис Бегли указала чашкой на-Эмму, и близнецы согласно закивали. – Вам всего двадцать шесть, а не шестьдесят шесть. Но ведете вы себя как старуха.
      Близнецы внезапно перестали кивать. На их лицах появилась совершенно одинаковая гримаса.
      – Лавиния, шестьдесят шесть – это не старушечий возраст. – Мисс Эстер со стуком поставила чашку на стол. – Нам семьдесят, но мы далеко не старухи.
      – И я так считаю! – Мисс Рейчел погрозила пальцем. – Восемьдесят шесть – куда ни шло, но не шестьдесят шесть!
      Миссис Бегли от волнения чуть не перевернула свою чашку.
      – Я хотела сказать, мисс Петерсон, что вы не замужем, хотя вы привлекательная, умная, достойная, поэтому ведете себя… – С каждым словом близнецы надувались все больше, напоминая сердитых воробьев со взъерошенными перьями. Миссис Бегли тревожно взглянула на них. – Я имею в виду – вы еще достаточно молоды – слишком молоды, чтобы следить за приличиями.
      Миссис Грэм хмыкнула:
      – Я считала, что как раз молодым девушкам и нужно заботиться о соблюдении приличий, Лавиния.
      – Я не такая уж и молодая, – возразила Эмма. Что за глупости! – Вот моя сестра Мэг – та действительно совсем молоденькая.
      – Ваша сестра Мэг – сущее дитя. Дети ее возраста нуждаются в том, чтобы ими руководили. А вы… – Миссис Бегли замолчала, чашка звякнула о зубы.
      – Вы распустившийся бутон, – произнесла мисс Рассел.
      Все изумленно воззрились на нее, словно заговорил один из стульев. Мисс Рассел сохраняла невозмутимость.
      – Что ты имеешь в виду, Бланш? – спросила миссис Бегли.
      – Мисс Петерсон, ваши лепестки уже распустились, совсем немного. Не так плотно сжаты и макушка раскрылась.
      Леди Беатрис фыркнула:
      – Что-то не похоже.
      – А я поняла, что хочет сказать Бланш, – возразила мисс Рассел. – И она права.
      Мисс Эстер закивала:
      – Мэг – нераскрывшийся бутон, тугой…
      – А Эмма уже побыла на солнце. Качалась на ветерке.
      – И к ней прилетали пчелы!
      Миссис Грэм возмутилась:
      – Мисс Эстер! Не понимаю, к чему вы клоните, но ваша метафора звучит не совсем прилично.
      Миссис Бегли возразила:
      – Они только хотят сказать, что Эмма достаточно опытна, чтобы казаться интересной, – и добавила: – Я с этим согласна!
      Эмма сидела как на иголках.
      – И в чем же моя опытность?
      – Разумеется, речь не о делах интимного свойства. По крайней мере я говорила не об этом…
      – Лавиния!
      – Согласитесь, Харриет, что она старше и опытнее сестры, – продолжила миссис Бегли.
      Уши. Эммы горели огнем – слово «интимный» все еще звенело, в ее голове. Она фыркнула, чтобы дамам показалось, что она следит за ходом разговора:
      – Да, я прожила больше на девять лет.
      – И каждый год из этих девяти значит многое, мисс. Знаете ли, брак совершается не на простынях. С мужчиной нужно не только спать, но и есть, разговаривать, читать газеты. Гораздо приятнее иметь жену, в голове которой водятся интересные мысли. Или которого, если мы говорим о кандидатах в мужья.
      Простыни? Эмма чувствовала, что покраснела до самой шеи. Вспомнился лорд Найтсдейл, едва прикрытый простыней, в ту ночь, когда в детской объявилось привидение.
      – Вы… пикантны, мисс Петерсон, – продолжала миссис Бегли, – и намного привлекательнее для мужчины с развитым вкусом.
      – Миссис Бегли, – снова вмешалась миссис Грэм, – вы говорите об Эмме, словно она бифштекс.
      – Надо и мне добавить пикантности, а то я уже что-то ничего не понимаю. – Леди Беатрис подлила бренди в чай. – Лавиния права, мисс Петерсон. Вас слишком заботят приличия. А вам нужно расслабиться! Вы не юная дебютантка, знаю-знаю. Вас ни разу не выводили в свет, но дело не в этом. Общество, по крайней мере здесь, в деревне, дает вам некоторую свободу. А вы не хотите ею воспользоваться. – Она взмахнула краденой бутылкой. – Небольшое приключение – вот что вам нужно, мисс Петерсон! Ужасно скучна та женщина, которая ни на минуту не забывает о приличиях.
      – А мужчины терпеть не могут зануд, – добавила миссис Бегли.
      – Особенно мой племянник, – уточнила леди Беатрис.
      Эмма поперхнулась чаем.
      – Я что-то пропустила? – спросила миссис Грэм.
      – Нет. Ничего вы не пропустили. Совсем ничего. Леди Беатрис налила в чай слишком много бренди. Она все перепутала. Плохо понимает, что говорит.
      Эмма была в ужасе. Теперь Общество в полном составе знает о матримониальных планах тетки Чарлза. Дамы, у которых язык что помело.
      – Ничего я не путаю, мисс. Чарлзу нужен наследник. Его племянницам – мама. Кого еще ему выбрать? Только взгляните на соперниц. Леди Каролина…
      Мисс Эстер хрюкнула.
      – Мисс Оулдстон?
      Мисс Рейчел заржала.
      Леди Беатрис кивнула:
      – И она тоже похожа на жабу. Вся семейка такая. Мисс Фрамптон?
      – Вся в прыщах! – Миссис Бегли сморщила нос.
      – Мисс Пелем?
      – У нее омерзительная мамаша.
      Все снова уставились на мисс Рассел.
      – Разве нет? У мисс Пелем совершенно жуткая мать. Не хотела бы я заполучить ее в мачехи.
      – Именно. – Леди Беатрис величественно кивнула, и перья на ее голове заколыхались. – Остаетесь только вы.
      – Есть еще Мэг, Лиззи, да и мисс Хейверфорд. А также бесчисленные дамы, которых сюда не пригласили.
      Леди Беатрис удивленно вытаращила глаза:
      – Мэг интересуют лишь травки, Лиззи – исключительно лорд Уэстбрук. Мисс Хейверфорд – один из бутончиков мисс Рассел. Слишком юна. Не могу представить, как Чарлз будет делать ей предложение.
      – Не так уж и юна, – возразила Эмма. – Мисс Хейверфорд семнадцать, как Мэг и Лиззи. Подходящий для замужества возраст.
      Леди Беатрис презрительно фыркнула:
      – Только не для Чарлза. Ему будет с ней так скучно, что он заснет, не успев…
      – Леди Беатрис, прошу вас. – Миссис Грэм укоризненно взглянула на тетку Чарлза. – Эмма воспитана в скромности, и она не замужем.
      Леди Беатрис скорчила недовольную гримасу:
      – И не выйдет замуж, если не возьмется за дело как следует. Чарлз – словно спелый фрукт на ветке: ждет, когда его сорвут. И он может достаться ей – было бы желание. Холостяки – что твои сливы: протяни руку и возьми.
      Миссис Бегли схватила бутылку.
      – Черт побери, леди Беа! Не надо нам поэтических образов.
      – А разве я не права? Когда хочешь заполучить мужа, первым делом нужно найти того, кто уже вполне созрел. Чарлз созрел. Титул гнет его к земле. И года не пройдет, как его сорвет кто-нибудь, так почему бы не мисс Петерсон? – Леди Беатрис склонилась к Эмме: – Давай, девочка. Хватай мужчину, пока тебя не опередили.
      Эмма изумленно смотрела на леди Беатрис. Что отвечать на подобное заявление? Что не этого она ждет от брака?
      Не этого? А чего же? Любви, разумеется. Но куда же деть то волнительное ощущение, которое заполняло ее всю, стоило лишь вспомнить, как она прижималась к Чарлзу?
      – Что ж, бутоны, спелые сливы – полагаю, достаточно уже гулять в этом саду, – улыбнулась миссис Грэм. – Наши рассуждения беспочвенны, пока лорд Найтсдейл не сделал Эмме предложения. А если сделает, то она обдумает его наедине, сама с собой, не так ли, дорогая?
      Эмма пробурчала что-то в ответ, что можно было счесть согласием. Миссис Грэм увела разговор в сторону. Слова жужжали вокруг Эммы – сплетни о соседях, лондонских гостях. Эмма была благодарна миссис Грэм – впервые теплое чувство зашевелилось в ней с тех пор, как она поняла, что миссис Грэм для отца не просто одна из прихожанок.
      Эмма попыталась собраться с мыслями. Но разве могла она забыть волнующие подробности встречи с лордом Найтсдейлом там, в гроте? Его запах, вкус, шелковистую грубость языка, касающегося ее нёба.
      Ей стало жарко. Она потекла, как масло.
      Уставившись в собственную чашку, Эмма подумала: неужели отвратительный мистер Стокли был прав, и она действительно испытывает… порывы вожделения? А эта дверь, соединяющая их спальни? Ключа-то нет. Дверь всегда открыта…
      Она досадливо взмахнула рукой, пытаясь остудить разгоряченное воображение.
      – Дорогая, все в порядке? – мягко спросила миссис Грэм.
      Эмма кивнула. Хоть бы никто из дам не заметил, что щеки у нее пылают. Что бы они сказали, узнав, что в некотором роде предложение она уже получила? Несомненно, леди Беатрис сочла бы его полноценным предложением руки и сердца. Но Эмма думала иначе. Все решает любовь, а не соображения удобства. Страсть, а не практичность. Или она слишком многого требует?
      Возможно. Чарлз как-никак маркиз. Брак для него – дело долга.
      Согласилась бы она, доведись ей услышать от него слова любви?
      Смешно. Напрасные мечты. Скорее рак на горе свистнет.
 
      Что это? Эмма выглянула в коридор из спальни. Что, Бога ради, за вопль?
      – А-а-а-а-а! Мама! У-у-у-у-у! А-а-а-а-а!
      Из своей комнаты вылетела леди Каролина и бросилась прочь, визжа и чихая. Открывались двери, высовывались головы. Эмма заметила Мэг и подошла к ее двери.
      – Эмма, что происходит?
      Они смотрели, как леди Каролина что было сил колотит в дверь спальни матери.
      – Понятия не имею.
      Наконец появилась горничная леди Данли.
      – Да, миледи? Ох! Ах! Боже мой! – Горничная закрыла лицо фартуком и запричитала.
      – Ради Бога, Мэри! – Пронзительный голос леди Данли перекрыл всеобщий гам. – Что за концерт? Неужели нельзя побыть минутку в тишине? – Затем она появилась в дверях. Один взгляд на дочь – и она, вытаращив глаза, завизжала.
      Мимо Эммы прошествовала леди Беатрис. За ней по пятам лениво следовала Королева Бесс.
      – Леди Данли, успокойтесь, прошу вас.
      – Успокоиться? Успокоиться! Я-то успокоюсь. Взгляните на мою дочь!
      Эмма, как и все, кто находился в коридоре, посмотрела в указанном направлении. Глаза леди Каролины превратились в щелки на распухшем лице, сплошь покрытом выпуклыми ярко-красными пятнами. Она чихала, сморкалась и чесалась.
      – Вижу. – Леди Беатрис прочистила горло. – Мне жаль, что леди Каролине нездоровится.
      – Нездоровится? Вы называете это нездоровьем? Да это ужасное несчастье!
      – Разумеется, это весьма печально. Может, девушке полегчает, если она ляжет в постель?
      Леди Каролина взвизгнула и спрятала лицо на груди у матери.
      – Нет? – Леди Беатрис покачнулась, – А что, собственно, с ней такое, леди Данли?
      – Вот! – Леди Данли ткнула пальцем в Королеву Бесс, которая решила присесть возле хозяйки и облизать заднюю лапу. – Вот в чем причина! Это ужасное создание!
      – Леди Данли, не стоит столь бесцеремонно тыкать в мою кошку. – Леди Беатрис загородила Королеву Бесс юбками. – Чем она могла навредить вашей дочери?
      – Ха! Да будет вам известно, у леди Каролины болезненная чувствительность к кошкам!
      – Мама, она была на моей подушке. Я знаю, что она там была! Я прекрасно себя чувствовала, пока не легла в постель!
      Леди Данли выпрямилась во весь рост.
      – Что кошка делала на постели моей дочери?
      – Понятия не имею. Королева Бесс не любит свинину.
      – Свинину? – Брови леди Данли почти сошлись на переносице. – При чем тут свинина?
      – При том, что Бесс очень тонкая натура. Думаю, ей хватило одного взгляда на вашу дочь, чтобы понять – ее спальню надо обходить стороной.
      Возмущенная леди Данли набрала в грудь побольше воздуха.
      – Леди Беатрис! Вы сравниваете мою дочь со… со свиньей?
      – Именно.
      Зрители сдавленно засмеялись. Леди Каролина разразилась новыми рыданиями.
      – Пусть соберут вещи моего мужа и сына и подадут нашу карету, – приказала леди Данли. – Мы уезжаем.
      – Счастливого пути, – ехидно улыбнулась леди Беатрис.
 
      – Бедненькая леди Каролина!
      Мэг фыркнула:
      – Неужели тебе ее жаль?
      Эмма рассмеялась:
      – Нет. Хотя, наверное, я должна была ей посочувствовать. Какой у нее был жалкий вид! Теперь лицо леди Каролины в точности соответствует ее безобразным манерам. Весьма неприятная молодая леди.
      – Это точно. – Мэг повернулась, чтобы идти к себе.
      – Мэг, послушай…
      – Да?
      Эмма смущенно теребила юбку.
      – Я все гадаю – как же кошка попала в комнату леди Каролины? Мне кажется, она никогда не забывала хорошенько закрыть дверь.
      Сестра пожала плечами:
      – Значит, на этот раз забыла. – Мэг вошла в свою комнату.
      Эмма осталась стоять на пороге.
      – Мэг, тебе здесь весело? Я тебя почти не вижу. – Мэг повернулась к сестре:
      – Может быть, войдешь?
      – Да, если ты не против. У меня есть несколько минут. Было бы приятно с тобой поболтать. Интересно, чем ты тут занимаешься? Гулять на озеро не пошла…
      – Я не пошла гулять, потому что тащиться с гостями со скоростью черепахи, очень скучно. Я уже была на озере и в более приятной компании.
      – Компании?
      – В компании самой себя. Без этих безмозглых лондонских мисс и их придурковатых спутников.
      – Но мы предполагали, что ты приобретешь светский лоск.
      – Не нужен мне лоск. Я не беру еду с тарелки руками, не разговариваю с набитым ртом. А учиться, как строить козни и говорить гадости, я не хочу.
      – Но…
      Эмма впервые оглядела комнату Мэг. И растерянно заморгала: каждый кусочек свободной поверхности был занят растениями. На письменном столе Мэг разложила гербарные листы с цветами и стеблями. Полочка под подоконником была уставлена горшочками с зеленью. На туалетном столике красовалась целая коллекция листьев.
      – Ох, Мэг!
      – Не начинай, Эмма.
      – Но что же ты делаешь?
      – А как по-твоему? Собираю образцы, разумеется. Не так уж часто мне приходится бывать в Найтсдейле, знаешь ли. Я отыскала здесь несколько интересных растений.
      Эмма снова осмотрела царящий в спальне беспорядок. Она уже решила, что не станет спорить с сестрой. В конце концов, она ей не мать. При этой мысли глаза вдруг защипало от слез. Она смахнула их движением ресниц.
      – Мэг, что ты думаешь о миссис Грэм?
      Мэг бросила на нее пристальный взгляд:
      – Почему ты спрашиваешь?
      Эмма подошла к окну и стала рассматривать горшочки с растениями.
      – Думаешь, папа хочет на ней жениться?
      – Наверное.
      – И тебя это нисколько не волнует? Тебе все равно, что она займет место мамы?
      – Эмма… – Мэг сцепила руки за спиной и тяжело вздохнула. – Может, присядешь?
      – Не могу.
      Мэг огляделась. Даже стулья были заняты ее находками.
      – Ах да. Извини. Можешь сесть на кровать.
      – Я не это имела в виду. Просто я слишком волнуюсь – не усидеть мне на месте.
      – Понятно. Видишь ли, Эмма. Я не помню маму. Когда она умерла, мне и года не исполнилось. Ты была мне матерью.
      – И тебе безразлично, что миссис Грэм… – ей снова захотелось заплакать, – что миссис Грэм займет мое место?
      – Эмма. – Мэг потерла лоб. – Я уже давно обхожусь без матери. Ты моя сестра. Всегда ею будешь. Ты всегда сможешь прямо сказать мне о моем поведении, поинтересоваться моими планами, будущим. Не думаю, что наши отношения сильно изменятся.
      – Правда?
      – Правда.
      Эмма шмыгнула носом и села на кровать. Сестра уселась с другого края.
      – Мне кажется, миссис Грэм подходит папе, – сказала она.
      – Как это? Что может быть в ней хорошего?
      – Она ему нравится, Эмма. Думаю, он ее любит. Он стал чаще улыбаться.
      – Как будто он не улыбался раньше!
      – Да, но сейчас по-другому. Он выглядит… счастливее. Его радует что-то… помимо пыльных книг и переводов.
      – Но у него есть мы! – Эмма вцепилась в край стеганого покрывала.
      – Наверное, он понимает, что мы не всегда будем рядом. Когда-нибудь мы выйдем замуж, и тогда он; останется один.
      – Нет!
      – Именно так, Эмма. Конечно, я не собираюсь пока замуж. Но это случится в один прекрасный день. Тебе тоже следует подумать насчет замужества. Я знаю, папа вовсе не хочет, чтобы ты посвятила ему жизнь. Не нужно жертвовать собой. Ты и без того сделала достаточно.
      – Я не жертвую собой. Что за странная мысль.
      – Да, тебе это не кажется жертвой. Но поразмысли – разве не хочется тебе иметь свой дом?
      – У меня есть дом отца.
      – А дети? О детях ты думала?
      – Может быть. – Эмма считала Мэг ребенком, почти как Изабелл с Клер. Она любила детей. Но если она останется в доме отца и примется вести хозяйство, ей не завести детей. Это так! А женись отец на миссис Грэм, у нее не будет даже дома, которым можно заниматься… Ее существование лишится всякого смысла. Она обхватила себя руками.
      – Папа не женится на миссис Грэм против нашего желания!
      – Возможно. Но ты ведь не станешь распоряжаться его жизнью, не так ли? Запрещать? С нами он так не поступал. Всегда говорил – поступайте, как велит сердце.
      – Что ты хочешь сказать? Что значит «как велит сердце»? Мы все еще живем в родительском доме!
      – Папа разрешил мне бродить по полям, собирать растения и все такое. Он не настаивал, чтобы ты поехала в Лондон, и меня не заставлял, хотя было довольно просто отправить меня вместе с Лиззи этой весной. Он ни разу не заикнулся, что тебе пора замуж. А ведь ты засиделась в девицах. Другой отец бы…
      Эмма отвернулась.
      – Мне никто не делал предложения.
      – Это оттого, что тебя не интересовал никто из наших соседей.
      – Ну и что? – Эмма нахмурилась. – Я танцевала на всех праздниках, была вежлива и приветлива со всеми.
      – Да, вежлива и приветлива. Ни намека на страсть.
      – Мэг! Что ты знаешь о страсти?
      – Да ничего. Но у меня есть глаза. Я наблюдаю. Я очень наблюдательна, потому что занимаюсь ботаникой. Иначе как мне найти различия между похожими растениями? В любом случае я сразу вижу, когда пахнет любовью. Когда девушка влюблена, она словно светится изнутри. Глаза сияют, кожа розовеет, а сердце бьется, как у пойманной птички. Ее душа расцветает. А ты всегда одинакова – разговариваешь ли с пожилой дамой или молодым симпатичным лордом.
      – Забавно. Но ты ошибаешься, я уверена. Мне кажется, папа не настаивал, чтобы мы пустились в плавание по бурным волнам, потому что был слишком занят своими книгами.
      Мэг рассмеялась:
      – Справедливо. Он предпочитал, чтобы его не беспокоили. До недавних пор. Пока не появилась миссис Грэм, он был доволен, что ничего не меняется. Но, думаю, теперь он сам очень хотел бы кое-что изменить.
      – Вот как? – Эмма не замечала каких-либо изменений в отце. Был, конечно, тот случай, когда она вошла в кабинет и застала его с миссис Грэм. Она предпочитала не вспоминать тот злосчастный, день.
      – Эмма, если папа действительно любит миссис Грэм, ему следует на ней жениться.
      – Чепуха. Какая любовь? Он ослеплен, вот и все. Конечно, миссис Грэм довольно привлекательна для женщины ее возраста. Она знает, как обольстить мужчину! И я ее не виню. Жизнь вдовы не сахар. Но пусть она найдет себе другую жертву. Мужчину, который обеспечит ее будущее.
      – Эмма, ты сама веришь в то, что говоришь?
      Эмма пожала плечами:
      – Не знаю, во что я верю. Но твердо уверена – я не смогу жить с этой женщиной под одной крышей.
      – Тебе и не придется.
      – Нет? – Эмма вздохнула с облегчением и улыбнулась. – Ты считаешь, папа опомнится?
      – Это не папе нужно опомниться.
      Эмма нахмурилась:
      – Кому же?
      – Думаю, тебе недолго осталось жить в отцовском доме. Говорю же, я весьма наблюдательна. Хотя тут и слепой бы заметил. Стоит тебе заговорить с лордом Найтсдейлом – и ты меняешься. Сразу видно, лорд Найтсдейл – это не пожилая дама.
      – О чем ты?
      – Твои глаза сияют, щеки розовеют, а грудь так красиво поднимается…
      Эмма вытаращила глаза и разинула рот. Неужели Мэг… Нет, она не наговаривает.
      – Сейчас, я еще кое-что подниму, и ты у меня получишь! Тоже мне, сестра называется!
      Эмма схватила подушку и бросила в Мэг. Обе с хохотом повалились на кровать.

      Чарлз обозревал гору бумаг на своем письменном столе. Ему необходим секретарь!
      Нет, ему нужна жена. Эмма. Он довольно-таки продвинулся в своих ухаживаниях. Жаль, леди Каролина выследила их в гроте.
      В дверь постучали.
      – Войдите!
      Появился мистер Ламберт с грудой писем.
      – Почта, милорд.
      – Положите на стол, Ламберт.
      Ламберт осмотрел бумажную гору.
      – Куда, милорд?
      Чарлз вздохнул:
      – Хороший вопрос. Ламберт. Просто дайте письма мне.
      – Слушаюсь, милорд. Полагаю, вы слышали новость? Лорд Данли с семьей отбыл восвояси.
      – В самом деле? Несколько неожиданно. Он указал почему?
      – Полагаю, на отъезде настояла леди Данли.
      – Леди Данли? Господи, что случилось? Она же мечтала побывать на балу.
      Мечтала? Да, такой взгляд, как у нее, Чарлз видел только у французских офицеров на поле боя. Он всерьез опасался, что она решительно настроена сосватать ему в жены свою дочку с поросячьим лицом.
      Ламберт деликатно кашлянул.
      – Одна из горничных с верхнего этажа шепнула миссис Ламберт, что леди Каролину оскорбила леди Беатрис.
      Чарлз приподнял бровь:
      – Странно. Не знал, что тетя Беа жестоко обращается с молодыми девицами.
      – Смею думать, леди Каролина плохо отозвалась о Королеве Бесс.
      – Королеве Бесс? Зачем тетя Беа ввязалась в спор на историческую тему?
      – Речь не о королеве Елизавете, милорд. О кошке по кличке Королева Бесс. Очевидно, леди Каролина болезненно чувствительна к кошкам. Любимица леди Беатрис забралась к ней в постель. Что привело к прискорбным последствиям – для леди Каролины, разумеется, не для кошки. Девица… покрылась пятнами. Так говорит миссис Ламберт.
      – Понятно. Спасибо за обстоятельный рассказ, Ламберт.
      Значит, одной соискательницей меньше, подумал Чарлз, оставшись один. Жаль, что леди Каролина и тетя Беа не поссорились раньше. Уехать бы семейству Данли до прогулки на озеро, и сцена в гроте могла выйти куда более увлекательной. Возможно, он мог бы уже объявить о предстоящем браке!
      Нужно тщательнее разработать план наступления. Судя по тому, как Эмма отвечала на его ласки, он ей вовсе не безразличен. Просто она с причудами. Так и не объяснила, почему дала ему пощечину. А он ведь всего-навсего попросил выйти за него замуж. Даже не поцеловал. Зато потом, в гроте, она не выказала ни малейшего желания ударить его снова.
      Ни малейшего! Он заерзал в кресле, вспоминая… тело Эммы, такое мягкое и жаркое. Оно плавилось в его объятиях, раскрывалось навстречу. Боже! Эмма сама виновата, что он ее поцеловал. Каким голодным взглядом пожирала она его рот! Разве мог он отказать ей в небольшом угощении?
      Он был бы счастлив дать ей больше. Ему самому ужасно хотелось распробовать каждый дюйм, каждый закоулок ее тела. Особенно его потайные места.
      – Чарлз! Ты занят?
      Чарлз стряхнул сладкое наваждение.
      – Не особенно. Входи, Робби.
      Робби осмотрел заваленный бумагами стол.
      – А может, стоило бы поработать?
      – Наверное. Главное, я успел разобраться с самыми важными делами, но, может быть, что-то и упустил. – Чарлз грустно посмотрел на гору бумаг.
      – Тебе нужен секретарь.
      – Знаю, черт подери! Мне вообще много что нужно с тех пор, как брат умер, а я унаследовал проклятый титул. Не могу решать все дела скопом.
      – Правильно, – Робби потянулся к графину с бренди, – поэтому сначала тебе нужно выпить.
      – Благодарю. – Чарлз взял стакан. – Ты оказал мне плохую услугу, сбежав сегодня днем. Мне пришлось изображать няньку для толпы молодых мисс и пустоголовых юнцов. Где тетя Беа откопала таких гостей?
      Робби с усмешкой опустился в кресло подле письменного стола.
      – А ты думаешь, почему я так легко согласился съездить за сестрой Олворда? Потому что мне вовсе не хотелось бродить возле твоего прекрасного озера со стадом баранов.
      – А я думал, ты хотел побыть в обществе обольстительной Лиззи.
      – Это Лиззи-то обольстительная? – Робби рассмеялся. – Малышка Лиззи мне как сестра. Ты же знаешь это, Чарлз. Она чудесная, очаровательная, но обольстительной ее не назовешь. Она еще совсем дитя.
      – Не совсем, Робби. Ей уже семнадцать. Она дебютировала в этом сезоне. Олворд может принимать предложения руки и сердца. Не иначе как у него их уже десяток.
      Робби нахмурился и пожал плечами:
      – Нет. Лиззи не готова выйти замуж. Уверен. А Джеймс не станет настаивать. Знаешь… Ох, что это?
      Чарлз тоже услышал стук.
      – Не знаю. Но это не в коридоре.
      – Точно, не оттуда. – Робби встал и открыл дверь кабинета. – В холле пусто. А за окном?
      – Нет, не с улицы. – Чарлз все-таки выглянул в окно. – Тишина! Звук был какой-то деревянный…
      – Наверное, у тебя завелись гигантские крысы.
      Чарлз хмуро осмотрел старинный книжный шкаф.
      – Искренне надеюсь, что нет.
 
      После обеда Эмма сидела в гостиной рядом с Сарой, герцогиней Олворд. Ей сразу понравилась эта высокая рыжеволосая американка. Примерно одного с ней возраста, ну, может быть, моложе на год или два.
      – Муж рассказывал, что вы подруга его детства, мисс Петерсон.
      – Да, ваша светлость. Хотя я не уверена, что меня следует называть подругой. Я скорее была для них чем-то вроде собачки. Лорд Найтсдейл сказал, что герцог и лорд Уэстбрук прозвали меня Тенью.
      Герцогиня рассмеялась.
      – Ваша сестра и Лиззи, кажется, ровесницы, не так ли? И к тому же подруги.
      – Да. – Эмма перевела взгляд на гостиную. Впервые Мэг не убежала прочь, а сидела бок о бок с Лиззи. Девушки весело смеялись. – Мы с папой хотели отправить Мэг в Лондон, но ее не интересуют ни балы, ни приемы.
      – Нет?
      – Нисколько. Она предпочитает бродить по полям, собирая растения для своего гербария.
      – Рада, что у нее есть такая страсть. Но я не удивлюсь, если совсем скоро ее начнут интересовать и мужчины. Так бывает у большинства девушек. – Герцогиня засмеялась. – Я жила и училась в пансионе для молодых леди в Филадельфии, так что знаю, о чем говорю.
      – Возможно. – Эмма согласно кивнула. Ей не очень верилось в это. Хотя сегодня Мэг сказала, что в один прекрасный день выйдет замуж. Значит, начало положено! Справедливо также, что сестре просто не из кого было выбирать. Мистер Щекач – сомнительный приз! Да и тот отбыл восвояси. Господам Жабе и Прыщу понадобится не один год, чтобы приобрести необходимый лоск. Хорошая добыча – лорд Уэстбрук. Но в него безумно влюблена Лиззи. Правда, граф, кажется, не подозревает о ее чувствах.
      Нужно отвезти Мэг в Лондон и вывести в свет. Как просто! Действительно, просто, если она, Эмма, выйдет за Чарлза. И совсем непросто, если положиться в этом на сестер отца.
      Но она не собирается замуж за лорда Найтсдейла!
      – А как поживает новый лорд Найтсдейл, мисс Петерсон?
      – Что? – Эмма недоуменно посмотрела на герцогиню. – Что вы имеете в виду?
      – Я имею в виду Чарлза. Как он справляется? Когда мы в последний раз виделись с ним в Лондоне, у меня сложилось впечатление, что он не хочет быть маркизом. Разумеется, в то время о титуле речи не шло. Его брат был молод и полон сил. Как у него получается быть маркизом?
      – Ваша светлость… – Значит, Чарлз никогда не хотел быть маркизом? Он не говорил… Разумеется, он не знал, что унаследует титул… Может, поэтому он так торопится с женитьбой, чтобы покончить поскорее с неприятным делом и вернуться к привычной жизни. – По правде говоря, я не знаю. Лорд Найтсдейл не посвящает меня в свои дела.
      – Разве? Я была уверена, что Джеймс говорил мне… – Герцогиня задумалась, потом покачала головой: – Не важно. Должно быть, я что-то спутала. Прошу меня извинить. – Она мило покраснела. – Сейчас я сама не своя.
      Эмма улыбнулась:
      – Не стоит извиняться, ваша светлость. Как вы себя чувствуете?
      – Хорошо. Только вот быстро устаю. Но доктора заверяют, что это скоро пройдет. – Герцогиня улыбнулась. – Полагаю, вы знаете, что мы ждем прибавления в семействе?
      – Да. Боюсь, это ни для кого не секрет.
      – В свете не бывает тайн, не так ли? – Герцогиня засмеялась. – Мне нет особой нужды скрывать мое положение. Но я привыкла к уединенной жизни. Однако теперь я жена английского герцога, а это ко многому обязывает.
      – Да, здесь совсем другая жизнь. – Эмма попыталась представить, каково это – покинуть семью в родные края, чтобы переплыть Атлантику. – Наверное, вы ужасно скучаете по дому?
      – Нет. – Герцогиня расправила юбки. – Конечно, иногда меня охватывает тоска по родине, но ведь в Соединенных Штатах у меня больше нет дома. Я потеряла маму еще в детстве. Отец умер в прошлом году – это его смерть заставила меня отправиться в Англию. – Она подняла голову и улыбнулась кому-то за спиной Эммы. Эмма обернулась. В гостиную вошел герцог Олворд.
      – Нет, – услышала Эмма голос герцогини, – теперь мой дом в Англии.
      Герцог увидел жену и расцвел в улыбке.
      Было ясно, что герцог безумно влюблен в Сару. Эмма, извинившись, уступила ему место на диванчике рядом с женой. Весь вечер она украдкой наблюдала за герцогом. Вежливо-сдержанный в разговоре с другими гостями, он совершенно менялся, когда обращался к жене. Выражение лица смягчалось, в глазах загорались огоньки.
      Вот если бы кто-то смотрел на нее, Эмму, с такой же любовью! Способен ли на это Чарлз? Она фыркнула. Мисс Рассел прервала увлекательное повествование о напастях, поджидающих садовода, и тревожно посмотрела на Эмму. Эмма улыбнулась и деланно закашлялась. Пусть думают, что у нее першит в горле.
      Чарлзу нужна мать для его будущих детей и нянька для племянниц. Она отыскала его глазами. Чарлз беседовал с сэром Томасом и лордом Хейверфордом. Их взгляды встретились. Чарлз улыбнулся.
      Она опустила глаза. Только бы никто не услышал, как сильно стучит ее сердце.
      Ей хотелось иметь детей. Тут Мэг права. Ей бы хотелось малыша с прозрачными голубыми глазами, как у Чарлза.
      В гостиную заглянул мистер Столи, и девушка поспешно отвернулась, пересев на диванчик в дальнем углу. Вот бы избежать его раздражающего внимания.
      Интересно, а если бы Эмма ждала ребенка, был бы Чарлз так же горд, заботлив и предупредителен, как герцог? Вряд ли. Скорее всего его попросту не будет в Найтсдейле. И он не приедет. Зачем? Лучше торчать в Лондоне, пить и веселиться. Она судорожно вцепилась в собственную юбку. Он приедет, когда решит, что пора сделать нового Дрейсмита.
      – Мисс Петерсон, вы хорошо себя чувствуете?
      – Что? – Эмма подняла голову. На нее, хмурясь, смотрел Чарлз-. – Конечно. Все в порядке. Почему вы спрашиваете?
      – Вы снова что-то бормотали.
      – Я никогда ничего не бормочу.
      – Нет? Хм… Может быть, вы стонали?
      Эмма вспыхнула:
      – Разумеется, я не стонала!
      – Нет? С удовольствием заставил бы вас это сделать.
      «Ты уже заставил один раз!» Эмма хлопнула себя по губам. Лорд Найтсдейл смотрел на нее все также. Значит, она только подумала…
      – Можно мне сесть рядом? – Я могу вам запретить?
      Он засмеялся и сел совсем близко – ближе, чем позволяли приличия. Его нога запуталась в ее юбках, и хотя не касалась тела, Эмма могла бы поклясться – она чувствует жар его кожи.
      А вдруг это ее собственное тело горит, как в огне? Что, если он чувствует, как… Она решила встать и уйти.
      – Вы рассержены, мисс Петерсон?
      – Нет, не рассержена. – Должно быть, она заговорила слишком громко, потому что леди Беатрис посмотрела в их сторону. Эмма почувствовала облегчение, даже радость, когда увидела, что тетка Чарлза собирается нарушить их уединение с лордом Найтсдейлом.
      – Чарлз, ты обижаешь мисс Петерсон?
      – Конечно, нет, тетя. А вы что скажете, мисс Петерсон?
      – Нет.
      Это совсем не так называется! Когда мужчина просто садится рядом, и сердце начинает биться, словно хочет выскочить из груди. Он не обижает. Волнует – да. Сводит с ума – еще точнее.
      – Кстати, об обидах, тетя. Тебе полагается приз! Ламберт сказал, что ты так разозлила леди Каролину, что она и ее семейство предпочли покинуть Найтсдейл.
      Леди Беатрис пожала плечами:
      – Она оскорбила Королеву Бесс.
      – Боже правый, тетя! Ты не лучше Клер. Королева Бесс всего лишь кошка.
      – Зато леди Каролина – свинья.
      Эмма подавила смешок. Лорд Найтсдейл взглянул на нее удивленно:
      – Я так понимаю, вы согласны с замечанием тети Беа?
      – Хм…
      – Разумеется, она согласна. Со мной согласится любой, у кого есть глаза. И прегадкая свинья вдобавок. Без нее лучше. – Улыбаясь, леди Беатрис принялась лорнировать гостей. – Тут есть еще немало болванов, от которых неплохо бы избавиться.
      На глаза ей попались Жаба и Прыщ, которые хихикали в дверях, ведущих в сад.
      – Интересно, что затевают эти двое?
      – Подозреваю, ничего хорошего. Пойти проверить?
      – Погоди, Может быть, они сейчас утихомирятся.
      Затем лорнет леди Беатрис задержался на мистере Стокли.
      – А ведь знакомое лицо!
      – Он тут со вчерашнего утра.
      – Знаю, Чарлз. Нет. Где-то я его видела! Вертится в голове. Никак не вспомню. Что вы знаете о нем, мисс Петерсон?
      – Почти ничего, леди Беатрис. Он снимает дом мистера Атуэрта, пока тот живет в Лондоне.
      – Никто не остается в Лондоне после окончания сезона, – нахмурилась леди Беатрис. – Как странно!
      – Но вы, кажется, остались, леди Беатрис?
      – Нет-нет. Жить в Лондоне летом ужасно! Скучно, как в болоте.
      – Но мне показалось, вы приехали сюда из Лондона?
      – Я была там проездом.
      Чарлз улыбнулся:
      – Я жил в Лондоне летом, мисс Петерсон. Занимался делами брата. Вполне могу жить в городе, когда там нет светской жизни. Не то что тетя.
      – А кто такой мистер Атуэрт? – снова задумалась леди Беатрис. – Не припомню такого имени.
      – Тетя Беа, бедняга Стокли вот-вот загорится. Ваш взгляд просто испепеляет, да еще через стекло лорнета…
      – И пусть бы сгорел, – отвечала леди Беатрис, но лорнет все-таки опустила.
      – Мистер Атуэрт поселился здесь недавно, – пояснила Эмма. – Кажется, выиграл свой дом в карты у наследника Баннистера вскоре после того, как старый мистер Баннистер умер.
      – Баннистер, ага! Этого я помню. Ты тоже должен его знать, Чарлз. Кажется, вы ровесники с наследником?
      – Думаю, он одного возраста с Полом.
      – Хм… А откуда мистер Стокли берет деньги?
      – Точно не знаю, – сказала Эмма. – Я его не спрашивала.
      Леди Беатрис выгнула дугой бровь:
      – Но о чем-то вы же его спрашивали? Во время обычных бесед.
      Эмма пожала плечами:
      – Кажется, он сказал, что его семья занимается морскими перевозками.
      – Ах, перевозками, – произнесла леди Беатрис недоверчиво.
      – Наверное, папа знает больше.
      – Надеюсь, если он позволил парню разгуливать по всему дому.
      – Леди Беатрис, мистер Стокли не…
      Ей на колено легла рука лорда Найтсдейла. Пораженная Эмма замолчала на полуслове.
      – Слишком волнуетесь, мисс Петерсон. Вам стоит говорить тише.
      Он еще осмеливается указывать ей, как себя вести! Чарлз тихо засмеялся:
      – Прошу, не нападайте на меня. Сделайте медленный выдох. Буду рад предоставить вам возможность поработать языком в другой раз. – И добавил ей на ухо: – Знаете, можно по-разному использовать язык…
      – Лорд Найтсдейл! – Эмма не поняла, что он имеет в виду, но подозревала – что-то не совсем приличное.
      – Стокли, Стокли… Со временем я обязательно вспомню.
      – Конечно, тетя. Однако мне нужно потолковать с господами Фрамптоном и Оулдстоном, пока их коварная задумка не принесла плоды. С вашего позволения, дамы.
      Лорд Найтсдейл успел вовремя. Мистер Фрамптон как раз собирался запустить в гостиную поросенка.
 
      – Поверить не могу, что на свете есть такие идиоты, Хендерсон. О чем они думали, когда хотели запустить в дом свинью?
      – По моему опыту, милорд, могу сказать, молодые господа в возрасте мистера Оулдстона и мистера Фрамптона вообще редко думают.
      – Неужели и я был так же глуп?
      Хендерсон кашлянул в кулак и повернулся к хозяину спиной, чтобы убрать в шкаф сюртук.
      – Кажется, раз или два вы поступали не совсем обдуманно, милорд. Обошлось, однако, без домашней скотины.
      – Хм… возможно. Но…
      Кто-то тихонько постучал в дверь, соединяющую обе спальни. Кровь прилила к его лицу, и не только к лицу. Стараясь не выдать голосом волнения, он приказал лакею:
      – На сегодня все, Хендерсон. С остальным я справлюсь сам.
      Хендерсон кашлянул:
      – Уверен, что справитесь, милорд. Не наделайте только глупостей, прошу вас.
      – Постараюсь. Спокойной ночи.
      Он махнул рукой лакею и направился к двери, соединяющей его спальню со спальней Эммы. Перед тем как открыть дверь, он секунду помедлил.
      – Спокойной ночи, мистер Хендерсон, – повторил он. – Эмма, что… – начал было Чарлз и замолчал. Мисс Петерсон стояла перед ним в ночной рубашке, ее темно-золотые кудри рассыпались по плечам. Чарлз затаил дыхание, а его способность мыслить трезво куда-то улетучилась. Ему не давало покоя то, что она стояла на пороге его спальни. От этого одна из частей его тела пришла в сильное волнение, намекая, чем можно заняться на любой из двух имеющихся удобных кроватей.
      – Что такое, мисс Петерсон?
      Эмма откинула волосы назад, и ночная сорочка на миг обтянула грудь. Чарлз закрыл глаза, призывая себя к самообладанию. Затем потер лоб и проглотил комок в горле. Не хватало еще пустить слюну.
      – Милорд, пропала моя шляпа, а также щетка для волос. Я искала везде, но не нашла ни того ни другого.
      Судя по голосу, она отошла от него подальше. Чарлз открыл глаза. Эмма стояла возле камина.
      Боже, дай сил! Ее тонкая поношенная ночная рубашка почти не скрывала роскошных форм. Огонь камина просвечивал ее насквозь так, что была видна грудь и темные соски. Он разглядывал осиную талию – удивительно тонкий переход между полной грудью и округлыми бедрами. Ее бедра, крепкие ягодицы, чудесная тень, что легла между…
      Джентльмен непременно подал бы даме халат.
      Однако это так скучно – быть джентльменом!
      Она резко сказала:
      – Что это с вами?
      Ее руки принялись нервно разглаживать ночную рубашку, что лишь усугубило положение.
      – Вы стоите как громом пораженный.
      – Простите. – Чарлз отвел глаза и принялся изучать постель. Неудачный выбор! Он уставился в пол, заодно убедившись, что его волнение не слишком себя выдает. К счастью, он уже переоделся на ночь, а в складках халата можно было спрятать что угодно. – Я засмо… задумался. Что вас привело сюда?
      – Моя шляпа! Кто-то утащил мою шляпу. – Эмма кивнула на раскрытый гардероб.
      – Вы уверены?
      Какое облегчение: можно отвлечься от сладострастных мечтаний. Чарлз подошел к ее гардеробу и вытащил шляпу, которая была на Эмме во время прогулки к озеру.
      – Да вот же она!
      – Не эта! Другая.
      – Другая?
      – Та, в которой я ходила на рыбалку.
      Чарлз растерянно заморгал.
      – Мисс Петерсон, ни один уважающий себя вор не польстится на вашу шляпу. Просто сачок для ловли рыбы!
      – Да, но она пропала!
      – Может быть, горничная решила, что вы хотите ее выбросить?
      – Как она могла такое подумать!
      – Потому что ее следовало давным-давно выбросить. Последняя нищенка в Лондоне постеснялась бы носить такое.
      – Да как вам не…
      – Мисс Петерсон, вы в самом деле думаете, что это была симпатичная шляпка?
      Эмма покраснела. Ей хотелось ответить искренне, но, с другой стороны, так же искренне хотелось поставить Чарлза на место.
      – Нет, – ответила она наконец. – Но мне все равно не нравится, что кто-то берет мои вещи.
      – Понимаю, это может сбить с толку. – Чарлз упивался ее ароматом. В нем смешались запахи лаванды, лимона и еще один – запах женщины. – Кажется, пропала не только шляпа. Что еще?
      – Моя щетка для волос.
      Он нахмурился:
      – Дорогая?
      – Конечно, нет.
      – Может, вы сами куда-то ее убрали?
      – Куда? – Эмма показала на свой туалетный столик. Он был совершенно пуст.
      – Может, она упала на пол?
      Чарлз опустился на колени, чтобы посмотреть под туалетным столиком. Эмма подошла ближе и попыталась заглянуть ему через плечо. Край ночной рубашки скользнул по его руке. Чарлз повернул голову.
      О Боже! Его лицо оказалось как раз на уровне чудесного, восхитительного, поразительного свода ее бедер. Под тонкой тканью виднелись темные волоски… Надо сделать вдох поглубже, чтобы успокоиться. Он вдохнул и ощутил мускусный аромат ее сокровенного места. Казалось, ничего не стоит обнять ее круглые ягодицы и зарыться лицом в этот уголок между ног. А потом отправить туда еще одну часть себя.
      Мисс Петерсон между тем спросила:
      – Я ничего не вижу. А вы?
      – Что…
      Чарлз попытался рывком вскочить на ноги и ударился головой о нижний ящик туалетного столика. В глазах заплясали звездочки. В следующее мгновение над ним склонилась Эмма, и он увидел ее грудь.
      – Покажите, где вы ударились?
      Она притянула его голову к себе. Может быть, сделать вид, что он потерял сознание, и упасть лицом прямо в расщелину между мягкими полушариями, что соблазнительно раскачивались у него перед глазами, дразня темными сосками. Наверное, они сладкие на вкус, хотя не такие сладкие, как…
      – Все в порядке, – проговорил он хрипло, высвобождаясь из ее рук. Но прежде чем встать, убедился, что полы халата запахнуты как следует. К счастью, его свободный покрой успешно скрывал все, что нужно было скрыть.
      – Вы уверены? У вас странный вид.
      – Да-да. – Он кашлянул. – Все в порядке, правда! Только чуть шишку не набил. – Он потрогал собственную макушку и поморщился.
      – Видите, значит, вам все-таки плохо. – Эмма протянула руку к его голове. Однако плохо было совсем не голове. Чарлз поспешно отскочил – она могла случайно задеть то, что так жаждало ее прикосновений. Еще бы шаг назад, потом нарочно споткнуться – и упасть в ее постель, ощущая на себе восхитительную тяжесть ее тела. – Видите, вам очень плохо, вы даже вспотели.
      Он схватил Эмму за плечи и, развернув спиной к себе, стал толкать в направлении своей спальни. Прочь из ее комнаты, от ее постели, иначе он овладеет ею, как зверь. Он и чувствовал себя зверем.
      – Мисс Петерсон, со мной все хорошо, просто прекрасно, как нельзя лучше.
      – Но что вы делаете?
      – Нужно же вам расчесать волосы? У меня наверняка найдется лишняя щетка для волос. Я готов даже сам поработать вашей горничной.
      Он причешет ее волосы, чего бы это ему ни стоило! По крайней мере это менее опасно, чем воплощать прочие идеи, терзающие его воспаленное воображение.
 
      Лорд Найтсдейл вел себя в высшей степени странно. Зачем он притащил ее в свою спальню? Задумал что-то дурное? Тогда ей следует упираться, сопротивляться.
      Но сопротивляться не хотелось. Ей не было страшно – ни капельки. Зато было любопытно. Эмме хотелось рассмотреть его комнату. Какая она? Конечно, он живет здесь совсем недавно. И все-таки это его личная территория, укрытие, убежище, где не бывает посторонних. Нет ничего страшного в том, что она туда просто заглянет. Может быть, миссис Бегли и леди Беатрис правы? Она соблюдала приличия слишком долго и слишком строго. Пора наконец испытать небольшое приключение.
      На пороге комнаты она задержалась: тяжелая мебель темного дерева, синие с золотом занавеси – наверное, остались от отца или Пола. Однако ощущалось и присутствие самого Чарлза: разбросанные на столике галстучные булавки, бумаги на письменном столе… А это что?
      – Взгляните-ка! – Эмма сунула руку в кипу бумаг и выудила свою щетку. – Как она сюда попала?
      – Не знаю. – Чарлз взял у нее щетку и осмотрел. – Простите мне эти слова, но вор вряд ли польстился бы на такое.
      – Но как она попала в вашу комнату? Может, кто-то рылся в ваших письмах?
      – Одновременно причесываясь? Сомневаюсь. – Чарлз осмотрел бумажную гору. – Похоже, все в порядке.
      – Вы называете это порядком?
      Чарлз усмехнулся:
      – Выражаясь точнее, похоже, что ничего не украли.
      – Отлично. Тогда я беру мою щетку и отправляюсь к себе.
      Чарлз поднял щетку повыше, чтобы ей было не достать.
      – Не думаю. Я обещал, что исполню роль вашей горничной, и я не отступлюсь от своей затеи.
      У Эммы сердце ушло в пятки.
      – Но это же просто смешно. Я сама прекрасно расчешу волосы.
      – Разумеется, вы справитесь. – Чарлз заставил ее сесть за туалетный столик, провел рукой по кудрявым волосам. – Тем не менее сегодня их расчешу я. Это цена, которую вы должны заплатить за то, что нарушили мой ночной покой.
      – Я не хотела вас беспокоить!
      Чарлз рассмеялся:
      – Мисс Петерсон! Если бы вы только захотели!
      Он принялся действовать щеткой. Эмма закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать долгие движения щетки по волосам. Щетка двигалась уверенно и в то же время достаточно деликатно. Щетинки массировали кожу головы и разделяли каждый волос, не причиняя ни малейшего неудобства. Широкая ладонь Чарлза забирала волосы со лба, заправляла за уши, приподнимала над шеей.
      – Вы делаете это не в первый раз?
      – Возможно.
      – Но у вас нет ни сестры, ни жены….
      – Вы задаете слишком много вопросов.
      Значит, он расчесывал волосы своим подружкам. Стоило ей об этом подумать – и процедура потеряла часть своей прелести.
      – Милая, не хмурьтесь. – Его губы коснулись ее лба, и она в испуге открыла глаза. Чарлз улыбался. – Доверьтесь мне. Такого, как с вами, у меня никогда не было. – Его голос захрипел. – Теперь все иначе.
      Губы Чарлза коснулись виска и двинулись вниз по щеке. Она пропищала что-то и наклонила голову вбок. Он засмеялся и стал целовать ее за ухом.
      Она чувствовала, что задыхается. Чувствовала странное стеснение в груди. Что происходит с ее сосками? Неужели они набухают? Ей было страшно открыть глаза и посмотреть в зеркало. А еще она чувствовала влагу, текущую между ног.
      – Милорд…
      – Тише, Эмма. Не бойтесь. Мы всего лишь играем. Обещаю, что буду целовать вас только выше плеч и держать руки выше талии.
      – О-о-о-о!
      Руки Чарлза легли ей на грудь. Она застонала.
      – Чудесно. У вас такая красивая грудь. Само совершенство.
      – Но…
      – Ни о чем не беспокойтесь. Расслабьтесь. Разве вам не приятно?
      Разумеется, ей было приятно. Страшно приятно. Чарлз ласкал ее груди, брал в ладони, чтобы ощутить их тяжесть. Его пальцы описывали их по окружности. Эмма откинула голову назад, ему на грудь. Выгнула дугой спину, выставив грудь вперед.
      – Вот так, милая, вам же приятно.
      Его губы ласкали подбородок.
      – Дорогая, откройте глаза, посмотрите в зеркало.
      – Нет…
      Когда она все-таки осмелилась, Ее потрясла открывшаяся картина: она сидела вся раскрасневшаяся, с открытым ртом. Чарлз прижался к ее лицу: темная щетина, сверкающие глаза, тяжелый взгляд… Это огонь желания? Загорелые руки на фоне светлой ночной рубашки, и палец играет через ткань с соском. Она задрожала.
      – Эмма! – Чарлз развернул ее, увлек в объятия. Два полушария крепко прижались к каменной поверхности его груди, ладони обхватили лицо, а губы раскрылись, ожидая вторжения языка. Эмма вцепилась в его плечи, чтобы не упасть, и почти повисла.
      Руки Чарлза скользили по спине, но остановились на талии. Губы покрывали поцелуями шею сверху вниз, доходя до ключицы. У нее вдруг возникло дикое желание… чтобы он ласкал бедра, целовал грудь. Не лишилась ли она рассудка?
      Она толкнула его в плечо. Чарлз опустил руки.
      – Что вы со мной делаете? – Эмма едва могла говорить.
      Чарлз перевел вопрос:
      – А что вы со мной делаете?
      – Вам лучше знать, – возразила она, – у вас это уже было.
      Он рассмеялся:
      – Не совсем. – Затем вздохнул и стал объяснять: – Мы соблазняем друг друга, милая. С удовольствием бы взял вас на руки и отнес вон в ту чудесную постель. Мы могли бы продолжить наши изыскания. Вам ведь тоже этого хочется?
      – Нет!
      – Лгунья! – Он поцеловал ее и развернул лицом к ее спальне. – Вероятно, вы правы. Вам следует отправиться в постель. Одной.
      Эмма почти бегом бросилась к себе.
      – Не доверяете мне, милая? Или себя боитесь?
      – Спокойной ночи, – буркнула она, хлопнув дверью. Вдогонку ей раздавался его смех.
      – Приятных снов, – шепнул он в замочную скважину.
      Эмма осторожно погладила дверь и решительно направилась в свою пустую постель.
      Какие там сны – вряд ли ей удастся сомкнуть глаза.

      Чарлз вздохнул и уставился на полог постели. Светало. Надо сходить поплавать, подумал Чарлз. Следовало отправиться к озеру сразу после того, как ушла Эмма. Охладил бы разгоряченную кровь, так, глядишь, удалось бы поспать. Вместо того он всю ночь проворочался, тело никак не желало успокоиться. Пришлось прижать подушкой самую беспокойную его часть.
      И все-таки, должно быть, он ненадолго уснул, потому что ему привиделся чудеснейший из снов. Хотя что может быть чудеснее, чем тяжесть полной, мягкой груди Эммы в его ладонях? Разве только вкус ее сосков. Когда он дотрагивался до них, она дрожала. Интересно, она закричала бы, осмелься он их поцеловать?
      Чарлз закрыл глаза и улыбнулся. Он отдал бы полжизни, чтобы поцеловать ее груди, зарыться лицом в ложбинку между ними, пробежать рукой по округлой лодыжке, подняться выше, чтобы приласкать молочно-белую кожу бедер. А вот и чудесная темная поросль, что так дразнила его вчера. Поцеловать ее там…
      Он сбросил подушку на пол. Самое время идти к озеру.
      Чарлз спустил ноги на пол, натянул брюки, застегнув их на все пуговицы, надел через голову рубаху.
      Жаль, что он вел себя как джентльмен. Иначе Эмма давно оказалась бы в его постели. Он мог заполучить ее совсем легко. Еще несколько поцелуев, несколько страстных касаний… Отпусти он руки – и губы – в увлекательное путешествие по ее телу… Чарлз закрыл глаза, представляя себе ее шелковистую влажность.
      А ведь можно было довести дело до конца, не посягая на ее девственность. Доставить себе такое удовольствие. И, кто знает, он мог бы научить ее, как доставить удовольствие ему.
      Только бы озеро оказалось достаточно холодным.
      Чарлз выскользнул в коридор. Ему не хотелось никого будить. А то станут потом гадать – с чего это вдруг маркизу заблагорассудилось бродить в неурочный час? А ведь этот час он мог бы провести так чудесно в теплой постели Эммы.
      Почему она его оттолкнула? Ясно ведь – ей были приятны его ласки. Может, она испугалась? Может, по этой причине отказывается выйти за него замуж?
      Нужно помочь ей успокоить девичий страх.
      Надо ее немного подразнить. Случайно дотрагиваться до нее, держаться как можно ближе, слегка прижиматься во время разговора. Чарлз ухмыльнулся. И еще можно прятать вещицы из ее комнаты.
      Но каким же образом ее щетка оказалась среди бумаг на письменном столе? Он пожал плечами. Странно. И как нельзя более кстати. Так что да здравствуют странности! Пусть случаются почаще.
 
      Эмма провела щеткой по волосам и вспомнила, как это делал Чарлз. В его руках щетка была не предметом туалета, а… Она не находила слова. Все, что он вытворял, было неописуемо, Эмма вспоминала его руки, распутывающие кудри, широкие, ладони, успокаивающие кожу головы, пальцы… Она судорожно вздохнула.
      Затем положила щетку и спрятала в ладонях пылающее лицо. Его пальцы касались ее груди. Более того, ласкали ее… Она запретила себе думать об этом. Но забыть свои ощущения не могла. Тело не могло забыть.
      По крайней мере, на ней была ночная рубашка.
      А если бы не было? Его пальцы ласкали бы обнаженную кожу…
      Эмма глубоко вздохнула и стала обмахиваться ладонью. Всю ночь она проворочалась в постели, сбивая в ком простыни. Никак не могла устроиться поудобнее. Ее тело стало невероятно чувствительным. Лучше бы Чарлз открыл эту проклятую дверь и завершил начатое. Не важно, чем бы это закончилось.
      Мистер Стокли говорил о жажде. Эмма истерически рассмеялась. То, что испытывала она, нельзя было назвать жаждой. Это была лихорадка, болезнь, безумие. Исцелить ее мог лишь тот, кто спал в смежной комнате.
      Может, ей самой распахнуть эту дверь и сказать «да»? Она станет его женой, если он утихомирит пожар в крови, который сам же и разжег?
      Она будет счастлива подчиниться.
      И потом, что в этом плохого? Вероятно, именно так зачинают детей. Но она же любит детей. И ему нужен наследник. Так что оба получат то, что хотят.
      А потом он уедет в Лондон.
      Интересно, происходит ли зачатие с первого же раза? Или придется пробовать не раз и не два? Много раз? Тогда, может, Чарлз задержится в Найтсдейле. Девочки будут рады.
      А она?
      Она же хотела любви!
      Эмма бросила взгляд на щетку на туалетном столике Мысли путались. Пожалуй, надо взять Принни и совершить утреннюю прогулку. Изабелл тогда сможет поспать подольше. Это Эмме не спалось.
      Она оделась, взяла хорошую шляпку и осторожно двинулась по коридору к спальне девочек. Принни решил сегодня спать у них. Эмма подозревала, что Клер выманивает у кухарки лакомые косточки и украдкой проносит к себе в комнату.
      Собака спала на кровати Клер.
      – Принни! – шепотом позвала она. Пес навострил уши и поднял голову. – Идем гулять!
      Когти собаки клацнули по полу. Клер не проснулась.
      Эмма надела на Принни поводок. Пусть пока погуляет с ним, а потом, когда истратит часть сил и они уже будут далеко от дома, можно будет его отпустить. Наконец она решила, что пора это сделать, и освободила собаку, Принни бросился вперед в погоню за белкой.
      Может быть, Мэг тоже бродит сейчас по имению, собирая образцы? Бывало, она очень рано уходила в свои экспедиции.
      Эмма остановилась на полянке и оглянулась назад, на дом. Солнце только-только осветило каменные стены, зажгло ослепительным огнем окна. Эмме всегда нравился строгий фасад дома, У соседей было совсем не то. Уэстбруки в течение многих столетий пристраивали к дому крыло за крылом, как заблагорассудится. Теперь их дом можно было счесть кошмаром архитектора. Замок Олвордов производил впечатление темницы.
      Стоит ей выйти за Чарлза, и она сделается хозяйкой Найтсдейла.
      Эмма шла по тропинке, ведущей к озеру.
      Ей нравилась экономка, миссис Ламберт. Они бы отлично поладили. Она любила Клер с Изабелл. Мэг была бы рядом, так что можно было бы по-прежнему за ней присматривать. И конечно, рядом был бы отец.
      О чем она мечтает больше всего? Дом, дети – все это не в счет. Ей нужен лишь Чарлз. Любит ли он ее или просто она очень кстати подвернулась под руку? Простое решение неотложного вопроса. Брак, затеянный по соображениям удобства. Смирится ли она с таким положением вещей?
      Нет. От Чарлза ей нужно гораздо больше: вся его нежность и любовь, его страстные ласки.
      Она же будет висеть на нем, стоит ему приехать погостить в Найтсдейл. Тосковать, когда он уедет в Лондон.
      Впереди послышалось тявканье собаки.
      – Принни!
      Тявканье сделалось яростнее. Неужели он обнаружил Мэг? Может, ей нужна помощь? Эмма подхватила юбки и побежала.
      Она слышала Принни, но не видела, где он. Наверное, за теми кустами впереди. Эмма пригнулась, чтобы пролезть под веткой, потом протиснулась между двумя большими кустами.
      – Принни…
      Она встала как вкопанная.
      – Доброе утро, мисс Петерсон.
      Эмма поспешно закрыла глаза, плотно сжав веки. Потом решилась посмотреть. Видение не исчезло. Под деревом на берегу озера стоял маркиз Найтсдейл, голый, как в день своего появления на свет. Ну, не совсем голый. Вокруг бедер он повязал полотенце. Но это самое полотенце Принни пытался с него стащить.
      Во рту у девушки вдруг пересохло. Она достаточно налюбовалась им в ту ночь, когда он пришел в детскую прогонять привидение. Впрочем, тогда он был завернут в простыню. Сегодня ее взгляду открылось намного больше: сильная шея, широкие плечи. Когда он вцепился руками в полотенце, вздыбились могучие мышцы. Грудь покрывали золотистые волоски, спускаясь к животу и ниже. Интересно куда? Ниже начиналось полотенце. К счастью. Да, ей повезло, что полотенце закрывало то, что было ниже.
      Принни вновь совершил атаку на полотенце, и оно немного сползло.
      – Будьте так любезны, дорогая, попытайтесь отозвать пса. Или вы хотите увидеть меня целиком? Разумеется, я не возражаю. Желание дамы превыше всего. Так я отдаю Принни полотенце?
      – Нет! – Эмма бросилась вперед, чтобы схватить собаку за ошейник. Взяла его на поводок, но уговорить пса уйти без трофея оказалось невозможно. Эмма изо всех сил старалась смотреть на Принни, а не на голые ноги Чарлза. – Принни, какой ты нехороший! – пропищала она. Только не смотреть на голые ноги маркиза! – Принни, пошли домой!
      Пес зарычал. У него были свои планы.
      – Простите, милорд, – сказала она, глядя снизу вверх, так как сидела на корточках возле пса. – Просто Принни… Ой, что это? – Она уставилась на полотенце, под которым явно что-то вспухало. – У вас вывих?
      – Что?
      – Милорд, тут что-то не то. Посмотрите! – Она протянула руку к загадочному объекту.
      – Не трогайте!
      Эмма отпрянула назад.
      – Не нужно кричать. Вам очень больно?
      Он покраснел – покраснело все, что было открыто ее взору.
      – Да. Мне ужасно больно. Я умру в ближайшие пять секунд, если вы немедленно не отвернетесь и не закроете глаза.
      Голос звучал прерывисто. Она взглянула ему в лицо. Напряженная гримаса, стиснутые зубы.
      – Могу я чем-то помочь?
      – Можете. Именно вы можете меня исцелить, но не сегодня. А сейчас вы отвернетесь, закроете глаза руками и будете стоять так, пока я не разрешу смотреть. И не подглядывать! Понятно?
      – Я вам не солдат.
      – Черт, делайте, что вам говорят, мисс Петерсон! Ну пожалуйста. Будьте так добры.
      – Хорошо.
      Эмма не хотела приносить ему дополнительные страдания, но ей не понравилось, что на нее кричат. Тем не менее, она решила извинить его, раз ему больно. Эмма отвернулась, но закрыть глаза руками не получилось – иначе пришлось бы выпустить собачий поводок.
      – Милорд, – начала она, невольно оборачиваясь.
      – Мисс Петерсон!
      – Но… Ох!
      Пес вырвался из рук и бросился прочь, волоча за собой злосчастное полотенце. Эмма закрыла лицо руками.
 
      Чарлз пытался натянуть брюки, с тоской глядя на озерную гладь. Надо бы снова окунуться в ледяную воду. После того как Эмма разглядывала его… Это было словно медленная пытка. А она даже не понимала, что с ним творится. Что на самом деле видит. Он с радостью объяснил бы ей. Затащить бы ее в свою постель. Кое-как ему наконец удалось застегнуть чертовы брюки.
      Надо поскорее на ней жениться, иначе он сойдет с ума.
      – Милорд, не следует разгуливать голышом.
      – Мисс Петерсон, вы говорите как образцовая гувернантка. – Он застегнул последнюю пуговицу. – А вы подсматривали?
      – Нет! – жалобно воскликнула ока. – Но вас могут увидеть!
      – Да, уже увидели. – Чарлз натянул через голову рубашку.
      – Именно. Возможно, где-то неподалеку ходит Мэг, собирает растения. Что, если б она на вас наткнулась? Или мисс Оулдстон. Или мисс Пелем. Или…
      – Или дамы-патронессы. Милая, да лондонские леди полдня проводят в постели. А когда все-таки решают встать, не бегут сломя, голову на прогулку. Им надо напиться шоколаду, навести красоту. Может, даже позавтракать. Мне не грозит встреча с какой-нибудь мисс. Солнце едва встало.
      – Тогда Мэг…
      – Когда я уходил, Мэг была на кухне, разговаривала с кухаркой. Я предупредил ее, что собираюсь поплавать.
      Чарлз улыбнулся, вспомнив понимающую усмешку Мэг. Он был уверен – Мэг догадалась, зачем ему вздумалось бежать на озеро с утра пораньше. Решительно эта девушка смыслит больше, чем ее наивная сестра.
      – Можете смотреть, Эмма. Теперь я выгляжу вполне прилично.
      Эмма повернулась. Ее взгляд задержался на застежке брюк.
      – Уверены, что с вами все в порядке, милорд? – Она снова протянула руку, словно собираясь до него дотронуться. Чарлз ждал. Но она одумалась и отдернула руку. – Да, кажется, прошло. Но что-то было не так. Вы заметили? – Эмма покраснела и расправила плечи. – Знаю, не мое дело задавать вопросы личного характера. Но мне казалось, вы так страдаете! Вы показывались хирургу?
      – Помилосердствуйте, женщина. Повторяю, со мной все в порядке. И я докажу вам, как только вы согласитесь стать моей женой. – Он вдруг обнял ее. – Но если вы не прекратите донимать меня подобным образом, придется доказывать раньше.
      – Милорд!
      Довольно разговоров! Пора перейти от слов к делу, давно уже пора.
      Сначала Эмма вырывалась, потом прильнула к нему. Рот с готовностью открылся, стоило коснуться его губами. Она усвоила урок.
      Он целовал медленно, со смаком. Спешить было некуда. Их укрывали кусты и озеро, и посетителей в столь ранний час ждать не приходилось. А если бы все-таки пришел кто-нибудь и мисс Петерсон была бы скомпрометирована? Хорошо, что у него серьезные намерения. Весьма серьезные.
      Она замурлыкала, словно кошка. Чарлз привалился спиной к дереву, увлекая Эмму за собой. Потом он погладил ее грудь, и она напряглась, выгибая дугой спину. Большими пальцами он приласкал соски, и ее тело обмякло. Рука прошлась по ее спине, обняла ягодицы, прижимая их к тому самому месту, которое ужасно болело.
      Жаль, нет здесь удобной кровати.
      Эмма таяла. Тело налилось тяжестью, а ноги были словно вата. Она не могла стоять. Внизу живота образовалась болезненная пустота, и знакомая влага заструилась между ног. Может, она заболела? Действительно, ее всю лихорадит. Нужно отойти от Чарлза подальше, Стоит лишь взять волю в кулак.
      А потом палец Чарлза коснулся ее соска, и она уже ничего не могла соображать. Лишь чувствовать. Боже, как она хотела почувствовать! Как ей необходимо было почувствовать его целиком!
      Губы Чарлза ласкали ее подбородок. Она немного повернулась, откинула голову назад, на его плечо, предоставляя губам свободу действий. Пусть целует где хочет. Там, где хочется ей.
      Он дотронулся до ее затылка. Эмма почувствовала, как накатывают теплые волны желания. Губы Чарлза скользнули вниз по шее, оставляя цепочку теплых влажных следов. Ей стало нечем дышать. Она застонала.
      Ей было так хорошо. Груди набухли. Пусть бы он приласкал и их. Ей снова захотелось ощутить прикосновение его рук, как прошлой ночью. Она выгнула спину, прижимаясь к нему грудью, без слов умоляя приласкать ее тоже.
      Он понял. Одна рука стала гладить ее лицо, шею, плечи. Другая плотнее обхватила бедра. Она почувствовала его ногу между своих ног. Чудесно!
      – Вот так, любимая, Эмма, дорогая моя.
      Его рука расстегнула ворот платья и стащила его вниз. Его пальцы – теплые пальцы – прикасались к ее коже. Ощущение было поразительным. То есть было бы таким, сохрани она способность чему-либо поражаться. Однако ей было не до того. Что за странная, лихорадочная жажда пожирает ее всю?
      А потом губы Чарлза коснулись ее груди. Она запустила пальцы в волосы и прижала его голову к себе. Она упивалась движением его языка, губ. Мужская рука сжимала ее бедра, побуждая прислониться к нему еще ближе.
      С ней начало твориться что-то неописуемое.
      – Чарлз! – тоненько позвала она.
      – Тише, Эмма. Все хорошо. Не волнуйся, дорогая. Я знаю, вы можете. Я здесь. С вами. Я вас не отпущу.
      На нее накатывало безумие. Неистовство. Отчаяние.
      С ней что-то происходило, Она была так напряжена! Чарлз целовал ее груди, то одну, то другую. Прохладный утренний воздух и солнце ласкали ее соски. Эмма была открыта навстречу всему миру, навстречу Чарлзу. Пусть ее увидят – ей было безразлично. Она была во власти одного желания. Тяжело дыша, она извивалась в его руках. Чарлз схватил ее бедра обеими руками, и она принялась тереться о его ногу.
      Мало. Чего-то ей не хватало.
      Чарлз прижал ее к себе, просунув руку между бедер. Пальцы сквозь ткань нащупали чувствительную точку и начали настойчиво массировать ее.
      Эмма содрогнулась. Могучая волна подхватила ее, и Чарлз впился губами в ее рот, не давая закричать. Потом тело обмякло. Ей было не поднять даже головы. Эмма прижалась лицом к его груди, стараясь унять бешеный стук сердца.
      – Вы были прекрасны, Эмма, – прошептал Чарлз. – Прекрасны.
      Мужские руки сжали ее бедра, затем пригладили волосы. Она все еще вздрагивала от пережитого, закрыв глаза. Ей не хотелось двигаться. Стоять бы так вечно. Возле этого чудесного озера, обнимая маркиза Найтсдейла, с платьем, спущенным к талии. Открытая взорам любого, кому заблагорассудится пройти по дороге.
      Она вдруг ойкнула, отскочила от Чарлза и со всех ног бросилась к дому, натягивая на бегу платье.
 
      – Что ты сделал с Эммой, Чарлз?
      – О чем вы, тетя? Что я мог сделать с Эммой?
      Чарлз поднял голову от бумаг. Этим утром тетя выбрала наряд фиолетового и яблочно-зеленого цветов. Он задался вопросом – не в первый раз, – как тетина портниха осмеливается раз за разом совершать преступление против хорошего вкуса?
      – Она отказывается выходить из своей комнаты. Говорит, ей нездоровится.
      – Вот как? А при чем здесь я?
      Тетя Беатрис наклонилась над столом, сверля его глазами:
      – Сегодня утром Лавиния Бегли сказала, что видела, как Эмма сломя голову бежала от озера. Что-то там было не в порядке с ее платьем. А потом, пару минут спустя, появился ты, ведя на поводке Принни.
      Чарлз боялся, что покраснеет и выдаст себя.
      – У мисс Петерсон вышла… неприятность с платьем. Я взял у нее собаку, чтобы она могла немедленно вернуться домой и переодеться.
      Тетя Беа фыркнула:
      – Или, возможно, она вернулась, чтобы одеться. Что именно случилось с ее платьем?
      – Боюсь, не могу вам сказать.
      – Не можешь сказать? Скорее, не хочешь.
      – Тетя, надеюсь, ты не думаешь, что я допустил вольность в обращении с мисс Петерсон?
      Вольность? Да, он вел себя нахально до неприличия.
      – У меня самые чистые намерения.
      – Спустись на землю. Я тебя ни в чем не обвиняю. Хочешь ухаживать за девушкой – пожалуйста, делай, что считаешь нужным. Не забудь только сначала надеть ей на палец колечко, прежде чем начнешь ее раздевать.
      – Тетя!
      – Бога ради, Чарлз! Не строй из себя девственника, или ты и впрямь невинен?
      – Не твое дело, тетя. Ты сама-то хоть раз в жизни…
      Чарлз осекся. Тетя Беа покраснела, что было совсем ей не к лицу, учитывая цвета ее наряда.
      – Вот это, – сказала она, – точно не твое дело.
      – Согласен. Меня это не касается.
      Ему вспомнилось… О тетке ходили кое-какие слухи. Впрочем, зачем вспоминать? К тому же, если у нее и был любовник, у парня, видимо, не все в порядке со зрением. Хотя дамы все равно снимают платье, когда дело доходит до главного… Не стоит об этом думать!
      – Зато Эмма наверняка девственница. – Тетка многозначительно замолчала, вскинув бровь. – Девственница ли? То есть все еще? Ты ведь не…
      – Нет!
      – Хорошо. Полагаю, однако, ты что-то с ней сделал. – Она пожала плечами. – Сейчас молодые девушки столь впечатлительны! Может быть, ты поцеловал ее слишком крепко, хотя, принимая во внимание беспорядок в одежде…
      Тетя Беа внимательно смотрела на племянника. Тот сохранял невозмутимый вид.
      – Хм… что бы там ни произошло, мисс Петерсон очень расстроилась. Пойди наверх и извинись. Веди себя почтительно. Тщательно выбирай слова. На балу я хочу объявить о вашей помолвке.
 
      Поднимаясь по лестнице, Чарлз подумал, что утром действительно позволил страсти выйти за пределы дозволенного. Он не мог ошибаться – их поцелуй в экипаже был для Эммы первым в жизни. Да и какой это был поцелуй – мимолетный, невинный. Впрочем, с Эммой не могло быть ничего мимолетного. Что, однако, не оправдывало его поведения на озере. Он явно зашел слишком далеко на пути соблазна. Чарлз постучал.
      – Эмма?
      – Уходите.
      Он оглянулся по сторонам. Так и есть, его с интересом разглядывают обе мисс Фартингтон. Чарлз поклонился и вошел в свою спальню. Постучал в общую дверь.
      – Эмма!
      – Уходите.
      – Милая, нам надо поговорить! – Он толкнул дверь – она не поддалась. – Вы чем-то загородили дверь, Эмма?
      – Да.
      Голос ее звучал приглушенно, словно она плакала.
      – Дорогая, вам не нужно меня бояться. Позвольте войти. Обещаю, мы поговорим, и все. Я и пальцем вас не трону, ничем не обижу. – Тишина была ему ответом. Чарлз решил, что это обнадеживающий знак. – Эмма, вам наверняка хочется кое-что спросить. Вы поняли, что произошло на озере?
      – Нет! – Усталый жалобный голос. Затем сдавленный всхлип. У Чарлза возникло такое чувство, будто сердце его вот-вот выпрыгнет из груди.
      – Разрешите мне войти, Эмма, Мы сможем спокойно поговорить. Вы же не хотите, чтобы кто-то подслушал наш разговор, не так ли?
      – Нет, – Теперь Эмма была явно напугана. Он услышал, как она подошла к двери и отодвинула что-то тяжелое! Дверь распахнулась. Бедняжка, ее глаза опухли от слез.
      – Эмма! – Чарлз нарушил обещание, едва успев войти. Он ловко обогнул комод, которым она пыталась загородить дверь, и осторожно привлек к себе. – Эмма, радость моя. Простите, что обидел вас. Я не хотел.
      Она вздохнула, склонив голову к его груди.
      – Ну же, успокойтесь. – Он сел в кресло у камина, усадив девушку себе на колени. Голова легла ему на плечо, и он принялся гладить ее волосы, как гладил бы Изабелл или Клер.
      Ему нравилось чувствовать приятную тяжесть ее тела. Поразительно – он не испытывал желания. То есть испытывал, конечно, но… не так, как раньше. Было такое чувство, будто выходишь на террасу посреди бала и до тебя доносится музыка оркестра, играющего на балконе. Чудесная, волшебная музыка, но откуда-то издали…
      Чарлз чувствовал умиротворение, покой. Он прижался щекой к ее головке, поцеловал макушку, наслаждаясь сладким ароматом.
      – Что вы делали со мной? – шепнула Эмма ему в плечо.
      – Занимался с вами любовью, милая.
      Он почувствовал, как она напряглась.
      – Значит, я… неужели… я в положении?
      Он мог бы счесть это забавным, если бы не был так расстроен.
      – Нет, Эмма. Вы не беременны.
      – Точно?
      – Совершенно точно, дорогая. Вы никоим образом не могли зачать.
      – Но со мной было… что-то очень странное. – Она снова заговорила шепотом. Ему пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать слова. – Я чувствовала, что схожу с ума. Меня охватило… желание. Мне до смерти хотелось, чтобы вы… Не знаю, как сказать. Чтобы вы… наполнили меня.
      Чарлз судорожно вздохнул. Страсть вновь пробудилась. Как бы не рухнули его чистые намерения. Ведь он точно знал, как ее можно наполнить.
      – Вы прижимались к моей груди. Словно младенец… А потом… что-то разорвалось во мне. Я. задрожала, все стало горячим… А потом у меня не осталось сил.
      – Да, – он едва владел собой, – да, вы чувствовали себя несколько необычно. А вам понравилось, милая?
      Она молчала, а Чарлз боялся, что у него разорвется сердце.
      – Да, – наконец шепнула она. – Мне понравилось.
      Он вздохнул и обнял ее крепче.
      – Рад слышать.
      – Но откуда вы знаете, что я не в положении?
      – Потому что…
      Что он мог сказать? Вряд ли она готова узнать подробности.
      – Милая, потому что со мной, в свою очередь, тоже должно кое-что произойти. Только тогда получится ребенок. Но сегодня этого не было.
      – Ох, – она взглянула ему в лицо, – вам жаль, что этого не случилось?
      Черт, он просто должен ее поцеловать. Он коснулся губами ее лба.
      – Немного жаль, дорогая, потому что это приятно. Но пока не время.
      Она опустила голову, и он не успел поцеловать ее в губы. Эмма принялась теребить пуговицу на его жилете.
      – Значит, вы делали детей раньше?
      – Нет! – Чарлз был уверен – ни одна из его подружек не осчастливила его отцовством.
      – Тогда откуда вы знаете, что это приятно?
      Чарлз был близок к отчаянию.
      – Знаю, и все. Поверьте на слово, Эмма. Мужчины знают такие вещи.
      – Похоже, вы со мной нечестны.
      – Неправда. Но скажите, вы простите мне то, что произошло утром?
      Эмма кивнула:
      – Думаю, да. Но у меня есть еще один вопрос.
      – Какой же? – У него упало сердце, когда он увидел, как она закрывает лицо ладонями. Наверное, вопрос будет не из легких.
      – Вы сказали, что занимались со мной любовью.
      – Да.
      – Значит ли это, что вы меня любите?
      Чарлза словно с размаху ударили в живот.
 
      Эмма была страшно напугана и смущена. Ей становилось стыдно, когда она припоминала, как вела себя у озера, и страшно, когда подумала, что беременна. Она ведь не замужем. Как же она станет воспитывать ребенка? Где жить? Какой позор! Для отца и Мэг это будет ударом. И разочарованием.
      Страшно даже вообразить, что скажет отец.
      Она закрыла на замок дверь, ведущую в коридор. К двери в комнату Чарлза придвинула комод. Она не хотела больше видеть Чарлза. Эмма прижала руки к пылающим щекам. О Боже! Он видел ее голые груди. Целовал, ласкал. Эмма зажмурилась. Он касался ее, а она извивалась в его объятиях, как… Она не знала, как это назвать. У нее совсем не было опыта, тем более такого…
      Даже вспоминать произошедшее на озере не стоило, а ведь она только и делала, что думала об этом. В те минуты, когда не рыдала из-за страха, что беременна.
      Только и думала о Чарлзе. Просто наваждение какое-то, одержимость. Стоило закрыть глаза, как он представал перед ней, словно образ, выжженный на веках. Она видела его в утреннем свете, похожего на греческого бога: с могучими плечами, сильными руками, широкой грудью, загорелой кожей.
      А стоило обхватить себя руками, и Эмма вновь чувствовала, как мужские руки скользят по ее телу. Гладят бедра, грудь. Она ощущала прикосновение его губ, языка, жадные движения рта. А потом влажную, ноющую пустоту между ног. Разгоряченная плоть вновь обретала небывалую чувствительность.
      Что же это такое? Это не предвкушение, которое снедало ее в оранжерее. И не «порывы», как сказал мистер Стокли. Безумие – иначе не назовешь.
      Потому, когда Чарлз постучал в ее дверь, она не знала, чего боится больше – что он войдет или что уйдет. Когда же она увидела его в дверях, то так и не смогла решить, кто он для нее – спасение или проклятие. Не важно. Он ей нужен!
      Эмма чуть не закричала от радости, когда он обнял ее и привлек к себе. Уткнувшись лицом в грудь, она вдыхала его запах. Чистый запах льняного белья и мыла, и еще чего-то очень мужского.
      Он был уверен в себе. Его руки и голос гладили и успокаивали ее, отчего растаял тугой ком страха, замешанного на стыде.
      Это был Чарлз! Мальчик, которого обожала маленькая Эмма. Это он осушил слезы, когда она плакала возле речки в лесу. Это о нем грезила юная Эмма, когда его не было рядом. Это он стал первым мужчиной, которого она поцеловала. Единственным, кто сумел дотронуться до нее.
      Когда Чарлз усадил ее к себе на колени, Эмма быстро согрелась, почувствовав себя в безопасности. Ее уже не смущало то, что произошло на озере. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. Ее щека лежала на его твердом плече, а руки гладили ее волосы. Где-то глубоко внутри гулко забилась жилка.
      – Что вы со мной делали? – спросила она.
      Он ответил:
      – Занимался с вами, любовью, мила».
      Эмма замерла. Эти самые слова однажды произнесла миссис Ламберт, распекая подгулявшую горничную: «Ах, девочка, значит, он занимался с тобой любовью? А потом бросил? Теперь жди расплаты, когда через несколько месяцев окажешься с ревущим младенцем на руках».
      – Значит, я… я в положении?
      – Нет, Эмма, вы не беременны.
      Он был так уверен! Он должен знать наверняка, мужчины разбираются в таких вещах.
      У нее гора свалилась с плеч. И тогда она набралась смелости рассказать, что чувствовала там, на озере, когда позволила безумию взять верх. Он не удивился. Вероятно, для него это было обычным делом. Он делал это с другими женщинами. Много раз.
      Какой ужас! У нее защемило сердце. И тогда она решилась задать главный вопрос:
      – Вы сказали, что занимались со мной любовью.
      – Да.
      – Значит ли это, что вы меня любите?
      Его молчание было красноречивым. Эмма выразила свои чувства не менее ясно. Она дала ему пощечину.

      – Изабелл, кажется, у нас ничего не вышло. Мама Петерсон и папа Чарлз поссорились.
      Изабелл кивнула. Они с Клер сидели на площадке лестницы, наблюдая, как гости отправляются на пикник.
      Как только дядя Чарлз подходил к мисс Петерсон, а делал он это не раз, она резко отворачивалась.
      – Клер, мы должны придумать что-нибудь еще. – Изабелл нахмурилась. Она была уверена, что спрятанная щетка для волос сблизит дядю Чарлза и мисс Петерсон. – Может быть, нам еще что-то спрятать?
      – Может, ее ночную рубашку? Давай спрячем ночную рубашку!
      Старшая сестра кивнула:
      – Ночная рубашка ей необходима. Думаю, другой у нее нет.
      – А если и есть, мы спрячем их все. – Клер вскочила. – Гости ушли. Идем скорее! Спрячем их так, чтобы маме Петерсон и папе Чарлзу искать подольше!
 
      – Лавиния, мне все это не нравится.
      – По-моему, еще есть надежда, леди Беа. Кто соперницы? Лорд Найтсдейл вовсе не глуп. Вряд ли его заинтересует дичь вроде Люсинды Пелем или Аманды Оулдстон.
      – Мисс Хейверфорд – очень милая девушка, – пожала плечами леди Беатрис. – Уверена, у нее вполне может получиться.
      – Возможно. Однако, как вы сами заметили, она слишком молода.
      Леди Беатрис кивнула. Они с миссис Бегли пили утренний чай. Просто чай!
      – Мне бы так хотелось, чтобы Чарлз думал головой, а не… ну, да сами знаете. Если он женится лишь для того, чтобы обеспечить себе наследника, то не останется в Найтсдейле надолго. Только пока не сделает жене ребенка. Поместью, однако, требуется хозяин. А уж как Чарлз нужен девочкам!
      – Согласна. Так что, думаю, лучше мисс Петерсон не найти.
      – Итак, что мы можем сделать, чтобы мой идиот племянник сделал правильный выбор?
      – Хм… Не знаю. Нужно подумать. Возможно, стоит подключить Общество?
      Леди Беа фыркнула, а затем кивнула:
      – Не помешает. Вместо того чтобы действовать, мальчишка топчется на одном месте.
 
      Эмма была в ярости. Чем больше она размышляла над последним разговором с Чарлзом в спальне, тем больше злилась. Лорд Найтсдейл позволил себе неслыханную дерзость по отношению к ее особе и при этом не знает, любит или нет. Мямлил что-то невразумительное, когда она выставляла его за дверь. Как только он оказался на пороге, она захлопнула за ним дверь. На себя Эмма тоже сердилась. Как же она сразу не поняла, что для него это было просто плотское влечение? Эмма фыркнула. Кто она? Жалкая наивная девственница двадцати шести лет от роду. Почему же тогда он выбрал ее? Неужели для Чарлза она ничем не лучше девицы легкого поведения?
      Эмма поднялась в детскую. За окном накрапывал дождь. Гости решили перенести место пикника в «Пантеон» – смехотворное подобие настоящего Пантеона, – который имел глупость выстроить прадедушка Чарлза. Эмме вовсе не хотелось выслушивать ахи и охи по поводу сего сооружения. Поэтому она вернулась в дом.
      – Няня, где девочки? – Заслышав ее голос, из детской выбежал Принни, лая как безумный. – Тише, сэр! Вы слишком шумите.
      – Отправились к кухарке. Да тише ты, негодная животина!
      Эмма задумалась. Когда в последний раз у Изабелл и Клер были занятия? Она пренебрегала своими обязанностями самым бессовестным образом. Что ж, пора опомниться. Завтра с утра они отправятся в классную комнату.
      – Очень хорошо. Я отведу Принни вниз, в длинную галерею. Пусть побегает. Гости пошли на пикник в «Пантеон».
      Дойдя до галереи, Эмма поняла, что не все гости на пикнике. Мистер Стокли появился в галерее раньше ее. Он восхищенно разглядывал длинный ряд предков Найтсдейла, чьи портреты в художественном беспорядке теснились на стенах. Эмма остановилась и взяла собаку за ошейник. Ей решительно не хотелось, чтобы мистер Стокли воспроизвел сцену в гроте. Тем более после маленького спектакля на озере с участием негодяя маркиза. Она собиралась было уйти, но остановилась в изумлении. Мистер Стокли вел себя весьма странно.
      Он смотрел не на картины. Он заглядывал под них. Эмма растерянно заморгала, не веря глазам. Но это было так! Он осторожно приподнимал раму и заглядывал под холст. Потом проводил рукой вверх и вниз по стене. Чем он тут занимается? Деятельность мистера Стокли показалась подозрительной и псу. Он залаял. Мистер Стокли подпрыгнул от неожиданности и чуть не свалил с постамента бюст двоюродного дедушки Чарлза Рэндалла.
      – Мисс Петерсон. Я думал, вы отправились на пикник.
      Эмма вошла в галерею. Что ей оставалось делать, если Принни решил непременно проникнуть в тайну странного поведения мистера Стокли? Эмма не стала сопротивляться и выпустила ошейник. Пес бросился обнюхивать сапоги мистера Стокли. Потом сморщил нос и сделал шаг назад.
      – Мисс Петерсон, отзовите собаку!
      – Принни не кусается, мистер Стокли.
      – Пусть так. Тем не менее должен заметить, что я не любитель животных.
      – Понимаю. – Эмма вовсе не удивилась. Она давно знала, что мистер Стокли никого не любит. Она нагнулась, чтобы взять собаку за ошейник, но пес увернулся. – Ко мне, Принни, сейчас же!
      Принни чихнул. Но, внезапно потеряв интерес к мистеру Стокли, начал обнюхивать стену за бюстом дедушки Рэндалла.
      – Не сказал бы, мисс Петерсон, что ваша собака вас слушается.
      – На самом деле это собака моей сестры.
      Мистер Стокли поиграл бровями, явно сомневаясь в словах Эммы.
      – Тогда понятно.
      Затем скривил рот и заговорил масляным голосом. О Боже! Он опять строит ей гримасы, как в гроте.
      – Я также вижу, что мы совсем одни. Вы, очевидно, заметили, что я ушел из «Пантеона», не правда ли?
      – Мистер Стокли!
      Он засмеялся и положил руки ей на плечи. Эмма попыталась освободиться. Он схватил крепче.
      – В прошлый раз, когда мы улучили несколько минут, чтобы побыть наедине, нас прервали. Я ждал, что вы придете в мою комнату. – Он притянул ее ближе. – Не важно, я счастлив видеть вас здесь.
      – Прошу вас, не надо! – Эмма задыхалась. Как она могла целоваться с ним в гроте? Мужчина явно нечасто пользовался зубным порошком. У Принни из пасти и то пахло лучше. – Мистер Стокли, уверяю вас…
      – Полно, мисс Петерсон… Эмма. Вы ведь не молоденькая девушка. К чему притворное сопротивление?
      – Я не притворяюсь. Пустите меня, сэр.
      – Запустить руку к вам под юбки? С радостью подчинюсь.
      Под юбки! Даже Чарлз не осмелился этого сделать, хотя ей, может быть, и хотелось. С Чарлзом, а не с этой скользкой змеей.
      – Только попробуйте. Я закричу.
      – И кто вас услышит? Может быть, ваша глупая собачонка? – Мистер Стокли презрительно фыркнул. – И что она сделает? Вызовет меня на дуэль? Ой, как страшно! Весь дрожу. – Он нагнулся к ее лицу, глаза злобно блеснули. – Но спасибо, что предупредили. Постараюсь заткнуть вам рот, прежде чем заткну вам…
      Эмма не стала слушать до конца. Набрала в грудь побольше воздуха, чтобы закричать, но мистер Стокли оказался проворнее. Он впился в ее рот, едва она успела пискнуть.
      И все-таки их услышали. Это мистер Стокли отпустил Эмму и завопил. Она не смогла бы крикнуть так громко! Ее спаситель Принни злобно зарычал.
      – Ты, проклятая…
      Принни выплюнул лоскут синей материи брюк и кусок оленьей кожи сапог. После чего, оскалив зубы, дал понять, что готов повторить атаку на ногу мистера Стокли. Впрочем, у того хватило ума не ждать повторения. Он развернулся, и побежал, давая Эмме и псу возможность полюбоваться мертвенно-бледной кожей своего мягкого места.
 
      – Доброе утро, мисс Петерсон.
      – Где ваш поклонник?
      Эмма подняла голову от книги и уставилась на близняшек Фартингтон:
      – Простите, что?
      – Мисс Петерсон, они говорят про папу Чарлза.
      Эмма грозно посмотрела на Клер:
      – Пишите буквы, мисс.
      Близняшки захихикали.
      – Папа Чарлз? – воскликнула мисс Эстер.
      Мисс Рейчел широко улыбнулась:
      – Спорим, что из лорда Найтсдейла выйдет отличный папа!
      – Думаю, он будет стараться стать папой, если ты понимаешь, о чем я, – прошептала мисс Эстер, ткнув сестру локтем в бок.
      Леди засмеялись:
      – О Боже! Разумеется. Только посмотри на эти плечи…
      – На эти ноги!
      – А как превосходно сидят на нем брюки, ты заметила?
      – Леди, прошу вас! – Эмма покраснела. Она взглянула на Клер. Малышка и ее сестра горящими глазами уставились на близняшек. – Вам что-то нужно в классной?
      – Нет-нет.
      – Просто шли мимо.
      Ну да, просто так забирались на верхний этаж дома Найтсдейлов.
      – Мы уже уходим.
      – Мы скажем маркизу, где он может вас найти.
      – Не стоит, Прошу вас.
      Обе почтенные дамы направились к выходу. Эмма надеялась, что они сумеют благополучно доковылять вниз по многочисленным ступеням.
      – Что же это такое?
      Клер и Изабелл, захихикали.

* * *

      – Я только что видела, как лорд Найтсдейл вошел в кабинет.
      Эмма пристроила красную розу с длинным стеблем в центр букета, который украшал гостиную.
      – Спасибо, что предупредили, мисс Рассел.
      – Я не предупреждаю. Просто сообщаю. – Мисс Рассел нагнулась к ее уху: – Он один!
      – Вот как?
      Леди энергично закивала:
      – Самое время для… Вы понимаете?
      Эмма поправила очки.
      – Нет, не понимаю.
      – Не понимаете? – Мисс Рассел нахмурилась. – Лавиния говорила, что видела, как вы возвращались с озера. Платье на вас едва держалось!
      – Благодарю вас, мисс Рассел. Я приму к сведению местонахождение лорда Найтсдейла. Очень мило с вашей стороны.
      Мисс Рассел просияла:
      – Так и знала, что вам будет интересно. Я расставлю цветы вместо вас.
      – Спасибо. Вы очень любезны.
      Эмма улыбнулась и выскочила из комнаты с твердым намерением убежать от кабинета лорда Найтсдейла как можно дальше.
 
      – Мисс Петерсон, Эмма! У вас есть свободная минутка?
      Эмма высунула голову из стоящего в классной книжного шкафа, содержимое которого изучала.
      – И вы тоже, миссис Бегли? Ох, не надо!
      – Не понимаю, о чем вы. – Миссис Бегли взглянула на Клер с Изабелл. – Девочки, почему бы вам не прогуляться с собакой? Мне нужно поговорить с мисс Петерсон с глазу на глаз.
      – Насчет дяди Чарлза? – Изабелл улыбнулась.
      А Клер весело сообщила:
      – Две мисс Фартингтон только что рассказывали маме Петерсон, каким он будет хорошим папой!
      – Правда? Ну что ж. Я действительно хочу поговорить о лорде Найтсдейле, так что будьте душками, бегите на улицу.
      – Девочки!
      – Мы скоро вернемся, мама Петерсон.
      – Мисс Петерсон, Принни хочет погулять.
      Эмма беспомощно смотрела, как девочки уходят, затем повернулась к миссис Бегли.
      – Мама? Мама Петерсон?
      Эмма вспыхнула.
      – Леди Клер очень тоскует, что у нее нет мамы. Мне показалось, я подумала… пусть уж зовет меня мамой. Впрочем, мы договаривались, что девочка не будет называть меня так при посторонних.
      Миссис Бегли кивнула и многозначительно откашлялась.
      – Значит, близняшки Фартингтон уже заглядывали? Иногда они бывают удивительно бестолковы.
      Эмма кивнула:
      – Это точно.
      – Но в данном случае они совершенно правы. Из лорда Найтсдейла выйдет отличный папа.
      – Леди Бегли!
      Леди Бегли протестующе подняла руку:
      – Нет, мисс Петерсон, выслушайте меня, прошу вас. У вас нет матери, которая могла бы дать вам хороший совет. Ас миссис Грэм, насколько я знаю, вы не очень ладите.
      – Миссис Бегли, умоляю…
      – Вам необходимо поговорить с замужней дамой, мисс Петерсон, о… как бы выразиться… супружеской жизни. О супружеской постели. О том, что в этой постели происходит.
      – Миссис Бегли! – Эмме казалось, что сейчас в классной начнется пожар – так горели ее щеки.
      – Я знаю, вам почти тридцать.
      – Мне двадцать шесть, миссис Бегли.
      – Пусть будет двадцать шесть. Большинство девушек вашего возраста – замужние женщины с кучей детей. Вы вели жизнь затворницы, потому как приходилось ухаживать за отцом и сестрой.
      – Да, именно так!
      – Просто мне не хочется, чтобы вы боялись… ну, вы понимаете.
      – Ничего я не боюсь.
      – Видите ли, некоторым женщинам… это не особенно нравится. Мне кажется, если рядом не тот мужчина, это и в самом деле… неудобно, даже неприятно.
      – Мне не нужно…
      – Но супружеская постель может быть местом весьма притягательным. Вы ведь знаете, чем занимаются в постели супруги?
      – Ну…
      – Вам никто не рассказывал? Так вот, у мужчины есть… одна вещь: – миссис Бегли сделала неопределенный жест в области талии, – и он вводит ее туда, куда она помещается лучше всего. – Еще один жест. – Сначала может быть немного больно, зато потом очень даже хорошо. Прибавьте еще поцелуи, объятия. И не просто поцелуи. И не только в губы. – Мечтательное выражение застыло на лице миссис Бегли. – Знаете, сквайр – большой искусник в этих делах.
      – Нет! Прошу вас…
      Эмма боялась представить, как тучный сквайр Бегли и миссис Бегли занимаются чем-то таким в постели… с использованием загадочной вещи, которая располагается где-то на талии. Тем более что у сквайра Бегли давно не наблюдалось никакой талии.
      Миссис Бегли усмехнулась:
      – Просто волшебник. Как раз прошлой ночью… – Она вздохнула и покачала головой: – Но это к слову. Я говорю о том, мисс Петерсон, что брачное ложе может быть весьма увлекательным местом. И я уверена, что лорд Найтсдейл сумеет доставить женщине удовольствие. Знаете, не будь я замужем за моим сквайром да скинуть бы несколько годков…
      – Благодарю. Я вас поняла.
      Миссис Бегли наклонилась к уху Эммы:
      – Вы же понимаете, это лучший шанс в вашей жизни! Может быть, единственный. Не хочу показаться грубой, мисс Петерсон, но тридцатилетние женщины…
      – Мне двадцать шесть!
      Миссис Бегли пренебрежительно махнула рукой:
      – …двадцатишестилетние, если вам так угодно, стоят в брачном магазине на дальней полке. Редко когда джентльмен выбирает себе такую жену. Если это вообще бывает. Зачем? Ведь они могут выбрать из нового урожая свежих, молоденьких девушек. Я хочу спросить: для чего вы себя бережете?
 
      Эмма сделала круг по саду, прислушиваясь к любому шороху. Попадись ей на глаза еще кто-нибудь из Обществами она с визгом бросится наутек. Эмма завернула за угол. Так и есть – леди Беатрис. К счастью, тетка Чарлза ее не заметила. Эмма спряталась за розовым кустом.
      – Мисс Петерсон.
      Она обернулась. Кто это шепчет? Непохоже, чтобы кто-то из Общества.
      – Идите сюда, мисс Петерсон.
      Со скамьи под деревом ей махала рукой, герцогиня Олворд.
      – От кого прячетесь? – смеясь, спросила она, едва Эмма подошла ближе.
      Эмма улыбнулась в ответ:
      – От леди Беатрис.
      – Тогда сядьте рядом. Притворимся, что у нас увлекательный разговор. Если она сюда придет, правила хорошего тона не позволят ей вмешаться.
      Эмма вовсе не была в этом уверена. К счастью, леди Беатрис так и не появилась.
      – Простите, что спрашиваю, мисс Петерсон. Но почему вы прячетесь от леди Беатрис?
      – Боюсь, что она начнет уговаривать меня выйти замуж за ее племянника. – Щеки Эммы порозовели. – Думаете, я слишком хорошо о себе думаю? Но сегодня уже четыре знакомые дамы затевали разговор на эту тему. Думаю, тетя лорда Найтсдейл а заговорит о том же.
      – Интересно. А вы не хотите замуж за Чарлза?
      Эмма задумчиво смотрела на герцогиню. Эта женщина – молодая женщина – скорее всего ее поймет. Сразу видно, она обожает своего мужа. Да и герцог без ума от супруги.
      – Лорд Найтсдейл меня не любит.
      Герцогиня удивилась:
      – Он вам так сказал?
      – Нет, но это же видно, не так ли?
      – Я не вижу. Напротив, Джеймс говорил, что Чарлз очень даже интересуется вами.
      Эмма покачала головой:
      – Ему просто нужна жена. Теперь, когда он маркиз, ему необходимо жениться. Я подходящая партия. Вот и все.
      – Вы уверены? Я видела, как он на вас смотрит.
      Эмма покраснела.
      – Вам показалось.
      – Нет, не думаю. – Герцогиня улыбнулась, – Он выказывал вам знаки внимания? Выслеживал, когда вы были одна? Может быть, даже целовал вас? – Она рассмеялась. – Не обязательно отвечать. Я не хочу вмешиваться в вашу личную жизнь.
      Эмма расправила платье на коленях. Мистер Стокли ее тоже целовал, но он-то решительно не влюблен. Питал к ней вожделение, может быть, но не любил. Почему она должна думать, что мотивы поступков Чарлза другие?
      Хотя бы потому, что Чарлз сделал ей предложение.
      Эмма была ужасно смущена. Но ей так хотелось поговорить! Она решила во что бы то ни стало довериться герцогине.
      – Лорд Найтсдейл действительно проявлял ко мне… хм… особое внимание. И я… – Язык не поворачивался выговорить это! Герцогиня молча ждала. «Эмма, тебе же нужен совет». – Я… спросила, любит ли он меня, а он…
      – Сказал, что нет? – Казалось, герцогиня поражена. – Но вы только что сказали – он не говорил, что не любит вас!
      – Нет! Да. Не знаю. Он не сказал прямо, что не любит. Просто сидел и смотрел на меня с разинутым ртом, как полный болван. – Эмма с ужасом поняла, что плачет. Она смахнула слезы и прикусила губу.
      Больше всего ей хотелось закрыть лицо руками и разрыдаться. Она чувствовала себя маленькой девочкой вроде Клер, заброшенной, никому не нужной.
      – Он сказал, что я ему нравлюсь, и, конечно, я ему дорога. Он говорил и говорил и совсем запутался в собственных словах. – Ее лицо пылало, но Эмма смогла прошептать: – Думаю… он меня хочет. Вот и все.
      – Мисс Петерсон, Эмма! – Герцогиня погладила ее плечо. – Успокойтесь, не все так плохо. Наоборот, все хорошо. Вот, возьмите, утрите слезы.
      Эмма взяла носовой платок, который протягивала ей герцогиня – ее личный платок, – и вытерла слезы.
      – Где вы разговаривали?
      Эмма снова покраснела.
      – У меня в комнате.
      – В вашей спальне?
      – Да. Вас, должно быть, это удивляет, знаю, но…
      – Нет, я не удивлена. – Она улыбнулась. – Впервые муж увидел меня в номере гостиницы. В постели. Голую.
      Эмма разинула рот. Впрочем, герцогиня ведь американка. Поэтому возможно… Нет, нельзя представить себе, чтобы американские нравы так сильно отличались от английских.
      Герцогиня рассмеялась.
      – Произошла череда смешных ошибок, и потребовалось немало времени, прежде чем мы во всем разобрались. Однако я просто счастлива, что Джеймс воспылал желанием в тот же миг, как меня увидел, – герцогиня покраснела, – а он увидел достаточно! И я тоже очень его хотела. Плотское влечение – это не так уж плохо, если приводит к свадьбе.
      – Похоть – это хорошо? – Такого ее отец никогда не говорил в проповедях!
      – Да, я так думаю, если называть похотью сильное влечение друг к другу.
      Эмма не помнила, как жили ее родители в браке. Она была слишком мала, когда мама умерла. Но миссис Бегли только что намекала на неизбежность поцелуев… и чего-то еще. И уж конечно, ее встречи с Чарлзом были не только духовными. Например, встреча на озере.
      – Поймите, без плотского общения не было бы детей. – Герцогиня улыбнулась и положила руку на живот. – Не следует забывать также, Эмма, что мужчины часто не находят нужных слов. Намного лучше у них получается действовать.
      – Как это – действовать?
      – Я хочу сказать – мужчины во многом отличаются от женщин. Разумеется, я не знаток мужчин. Но в последнее время много думала об этом.
      – Ну, это я понимаю. – Эмма постаралась скрыть разочарование. Ей-то хотелось получить ответы, а не выслушивать избитые истины.
      Герцогиня засмеялась.
      – Не считайте меня идиоткой. Разумеется, всем ясно, что у мужчин другая внешность. Но многие женщины даже не подозревают, насколько мужчины отличаются от нас внутренне.
      – Я вас не до конца понимаю.
      – Конечно, не понимаете. Потому что в это трудно поверить. Я тратила недели – да что там, месяцы – на споры с Джеймсом, пытаясь с ним хоть как-то договориться, хотела выяснить, как устроена голова у английского аристократа, – трудная задача для республиканки из Штатов, уверяю вас. Например, мне никогда не понять британской системы первородства или… Ну, да это к делу не относится. – Она склонилась ближе: – Мужчины мыслят по-другому, не так, как мы, Эмма. Представьте, что одна из прихожанок после службы в церкви сделала вид, что вас не видит. То есть не то чтобы она явно выказала пренебрежение, нет! Просто не поздоровалась. Что бы вы подумали?
      – Наверное, попыталась бы вспомнить, не обидела ли я чем-нибудь эту даму.
      – Именно. Вы бы встревожились и стали думать, что такого вы ей сделали.
      – Наверное, так и было бы.
      Герцогиня кивнула:
      – Женщины вникают в каждое событие, разбирают малейшее движение чувств, стараясь угадать их смысл, значение. А мужчины – нет. Уверена, если бы какой-нибудь джентльмен прошел мимо Джеймса не поздоровавшись – правда, такого я не припомню, наоборот, кругом сплошные льстецы… Если бы такое случилось с Джеймсом, он решил бы, что парень его просто не заметил. – Улыбнувшись, герцогиня добавила: – На самом деле так легче жить.
      Эмма нахмурилась:
      – Я все-таки не понимаю. При чем тут Чарлз?
      – Когда вы спросили Чарлза, любит ли он вас, вы заставили его разбираться в своем чувстве к вам. Вероятно, он не знал ответа, потому что не задавался подобным вопросом. Он просто знал, что хочет вас, вот и все. – Герцогиня усмехнулась: – Могу предположить, что во время разговора вы не сидели чинно в другом углу комнаты?
      Эмма вспыхнула.
      – Нет, но… Как можно отличить, что чувствует мужчина – любовь или просто похоть?
      – Эмма, вы все еще рассуждаете как женщина. Вероятно, сейчас для Чарлза это почти одно и то же. Стоит ему получить то, что хочет, и он сможет подумать и понять, любит ли он вас Сейчас он думает отнюдь не головой. Кое-чем другим. – Герцогиня порозовела.
      – Кое-чем другим?
      – Я уверена, что Чарлз сам с удовольствием объяснит это. Я и пытаться не стану.
      – Сара!
      Герцогиня обернулась и радостно улыбнулась:
      – Я здесь, Джеймс.
      К ним шел герцог. Его лицо сияло – он смотрел только на жену. Однако Эмма заметила в его взгляде кое-что еще.
      Знакомый блеск – она видела такой же в глазах Чарлза, когда он смотрел на нее.

      Чарлз сидел в кабинете, заваленном бумагами. Как же ему нужен был сейчас секретарь! Он мог бы поклясться, что в прошлый раз, когда он сидел в кабинете, бумаг было значительно меньше. Они что, плодились, как мыши?
      Чарлз откинулся на спинку кресла, сцепив руки за головой. Что он был бы рад делать, так это плодить с Эммой маленьких Дрейсмитов. На озере она была такая отзывчивая, чувственная. При виде ее невинной страсти он чуть не выплеснул семя себе в брюки.
      Он умирал от желания обнимать ее, но чтобы одежда им больше не мешала. Чувствовать ее кожу своим телом. Проникнуть внутрь…
      Ему стало неудобно в кресле.
      Когда Эмма оказывалась в его объятиях, он чувствовал себя, как в раю. Нет, скорее, в чистилище. Рай будет в постели, чудесной мягкой постели, куда они отправятся вместе.
      А как он провел время в ее комнате? Не лучшим образом. Чарлз нахмурился, взъерошив волосы. Все шло прекрасно, пока она не спросила, любит ли он ее. Следовало ожидать этого вопроса, но он оказался к нему не готов.
      Ответ на этот вопрос он старательно обходил многие годы.
      Почему женщины так любят говорить о любви? Когда он был моложе, многие его подружки норовили задать этот вопрос после любовных утех. Любит ли он их? И он чувствовал, что его загоняют в ловушку. Утехи теряли свою притягательность. Женщины всегда чего-то ждали – обещаний, побрякушек. Деревенским девушкам хотелось лишнюю монетку-другую. Вдовам – предложения руки и сердца.
      Однако все хотели оставить себе и частицу его сердца. Он не мог дать им этого. Он не хотел связывать себя. Слишком ценил свободу.
      Вскоре он понял, что лучше иметь дело с продажными женщинами. Они давали ему любовные утехи в обмен на деньги и не строили иллюзий. Играли по правилам. И в условия этих постельных игр не входили чувства. Только физическое удовольствие. Иногда дружба.
      Но теперь дело касалось не только постели. Речь шла о браке, детях и многом другом.
      Странно. С тех пор как он познакомился с Эммой, ярмо титула перестало давить ему на плечи. Ушла гнетущая тоска – спутница тех дней, когда он думал, что связан с Найтсдейлом навечно.
      А теперь он был полон… предвкушения.
      Благодаря Эмме!
      Не застрели неизвестный итальянский бандит Пола и Сесилию в Альпах и не спусти в пропасть их карету, Чарлз не вернулся бы в Найтсдейл, не встретил взрослую Эмму Петерсон. Не узнал бы, что в Кенте живет такое сокровище, как Эмма. И это стало бы трагедией всей его жизни. Если бы сейчас на пороге появился брат, Чарлз был бы счастлив его видеть. Был бы рад избавиться от обязанностей маркиза и уехал бы с Эммой, если бы она согласилась. Перед отъездом дал бы совет Полу, как ему воспитывать девочек.
      Любит ли он Эмму? А что такое любовь? Всепоглощающее желание, что терзает его дни напролет и особенно ночи? Страсть, которую он едва держит в узде, стоит ему оказаться рядом с Эммой? Если так, то он ее любит. Она нужна ему в постели, и не один раз, а каждый день. Много раз в день. И каждый раз по-новому. Чарлз мечтательно улыбнулся. Будет так приятно учить ее радостям супружеского ложа.
      Да и сам он познает новые удовольствия. Он сможет погружаться в нее бесконечно, и семя прольется в ее чрево, и ему не нужны будут дурацкие меры предосторожности. Она девственная и плодородная почва. Он посеет в нее детей.
      А потом станет наблюдать, как она отяжелеет, вынашивая их. Он хотел видеть, как она будет баюкать их возле своей груди. Она вырастит Изабелл и Клер. А проснувшись утром, он найдет ее голову рядом со своей на подушке. Он состарится вместе с ней, покроется морщинами, но за это время узнает ее тело как свое собственное или даже лучше.
      Чарлз радостно улыбнулся. Да, это любовь.
      Все это он скажет Эмме и наденет ей на палец обручальное кольцо Найтсдейлов. Чарлз решил достать кольцо прямо сейчас. Оно хранилось в сейфе в его кабинете.
      Убийца почему-то не взял его. Когда тело Сесилии доставили в Англию, кольцо было у нее на пальце.
      Чарлз погрустнел. Поверенный так и не смог определить, что именно было украдено. Тем не менее, он настаивал, что брат с женой погибли от рук итальянского грабителя. Были убиты не только Пол и Сесилия, но и их слуги. Свидетелей не осталось. Крандт, поверенный, основывался на выводах итальянской полиции, которая расследовала преступление и обнаружила, что весь багаж перевернут вверх дном, словно вор что-то искал. Негодяй даже вспорол сиденья кареты, выпотрошив набивку.
      Зачем? Неужели Пол занимался контрабандой? Или вез секретные документы? Чарлз ничего не смог разузнать в Лондоне и бросил расследование. К чему? Брата не вернешь.
      Он открыл сейф. Все семейные драгоценности лежали на месте. Ну, может, не совсем все. Чарлз засмеялся, взял обручальное кольцо и сунул его в карман. В то лето, когда ему исполнилось семь – это было до приезда Эммы, – в Найтсдейл прибыл погостить двоюродный дедушка Рэндалл. Чарлз и Пол решили, что он пират. Все лето они провели в поисках спрятанных в имении драгоценностей и золотых дублонов, вырыв немало ям. Двоюродный дедушка Рэндалл наверняка до колик смеялся над их поисками в те редкие дни, когда был трезв.
      Чарлз закрыл сейф. Что, если где-нибудь в Найтсдейле действительно спрятаны сокровища? В двоюродном дедушке Рэндалле и впрямь было что-то сатанинское. Это сумел уловить скульптор, ваявший в то лето дедушкин бюст.
      Чарлз рассмеялся и вышел из кабинета. Должно быть, Клер будет счастлива, если они устроят поиск пиратских сокровищ.
 
      За обедом Эмма то и дело поглядывала на Чарлза и каждый раз ловила его ответный взгляд. Это сбивало с толку. Она гоняла по тарелке фасолину и пыталась слушать рассказ сквайра Бегли об охотничьих собаках. Если ей случалось посмотреть на сквайра, ей тут же вспоминались откровения его жены. Эмма краснела, как только ее взгляд оказывался в районе талии, и поэтому она старалась смотреть ему в лицо. Но тут были его губы… Целующиеся сквайр Бегли и миссис Бегли? Их объятия? Неужели это то же самое, что делал с ней Чарлз?
      Эмма загнала фасолину под капустный лист. Ей не хотелось есть.
      Она повернулась, чтобы задать вопрос мистеру Фрамптону, сидящему по другую руку от нее. И мистер Фрамптон с готовностью ответил, демонстрируя Эмме ком полупрожеванного мяса во рту. Ей пришлось снова заняться фасолью.
      Неужели герцогиня Олворд права? Чарлз действительно питает к ней чувства?
      Она снова взглянула в его сторону. Он склонился к леди Хейверфорд, вежливо выслушивая ее рассказ. Заметив взгляд Эммы, улыбнулся, и на правой щеке сложилась очаровательная складочка.
      Боже! Эмма снова уткнулась взглядом в тарелку. Скорее бы подали следующее блюдо. Ей необходима смена декораций.
      Она заметила в глазах Чарлза знакомый блеск. Взгляд был пристальный, словно никого, кроме нее, не существовало в комнате. И даже леди Хейверфорд перестала существовать.
      – Джентльмены, – провозгласила леди Беатрис, когда наконец подали сладкое. – Забудьте сегодня про портвейн и сразу после обеда присоединяйтесь к дамам в гостиной. Мы будем играть в шарады.
      В ответ раздались недовольные возгласы.
      – Никаких шарад, леди Беа! – вскричал граф Уэстбрук. – Помилосердствуйте!
      Герцог Олворд рассмеялся:
      – Держу пари, Уэстбрук, что в тебе погиб автор-неудачник.
      – Ты сам проиграешь, Олворд. Ненавижу неясность, а разгадывать загадки тем паче.
      – Тетя, – сказал Чарлз, – ты должна развлекать гостей, а не пытать их.
      – А я люблю шарады, леди Беатрис, – подала голос с другого конца стола мисс Пелем. – Я очень хорошо умею загадывать шарады. Можно, я буду в команде лорда Уэстбрука? – Молодая леди захлопала ресницами:
      Лорд Уэстбрук почувствовал себя загнанной дичью.
      Эмма взглянула на Мэг. Сестра вытаращила глаза и кивнула в сторону леди Элизабет. Глаза Лиззи метали молнии, рот вытянулся в тонкую нитку.
      – Мы ведь будем играть, правда. Рейчел? – прочирикала мисс Эстер Фартингтон из-под левого локтя мистера Максвелла.
      – Конечно, будем, но в разных командах, – отозвалась мисс Рейчел Фартингтон, сидящая справа от мистера Максвелла.
      Сам мистер Максвелл продолжал опустошать поднос с пирожными, который неосмотрительный лакей поставил прямо возле старого джентльмена.
      – Мы ссоримся, когда играем в одной команде, – поведала всему столу мисс Эстер.
      – Ни в чем не соглашаемся друг с другом!
      – Ужасно ссоримся!
      – Лучше нас разделить.
      Близняшки Фартингтон улыбнулись одновременно и совершенно одинаково. Общество изумленно посмотрело на них.
      – Итак, – леди Беатрис нарушила воцарившееся молчание, – обед закончен, все собираются в гостиной. Мистер Максвелл. Мистер Максвелл! Мы идем играть в шарады!
      – Парады? Не люблю парады. Мне нравятся вот эти маленькие корзиночки. А еще есть?
      – Нет, – Леди Беатрис встала, положив конец дальнейшим препирательствам, и повела дам в гостиную. За ними, недовольно ворча, последовали мужчины, – Я распределю игроков. Сколько нас тут? – Леди Беатрис оглядела комнату.
      – Максвелла считать нельзя, – шепнул Чарлз на ухо Эмме. – Он захрапит, как только усядется в кресло.
      – Чарлз, не мог бы ты вразумить тетушку? – прошипел им в спину лорд Уэстбрук. – Шарады! Помилуй Боже!
      Эмма заметила:
      – Зато близняшки, кажется, в восторге.
      Лорд Уэстбрук буркнул:
      – Еще бы.
      – Робби, ты же слышал, что сказала мисс Пелем. У нее богатый опыт. Она будет счастлива помочь тебе, чем сумеет, – съязвил Чарлз.
      – Какое там, Чарлз! Девица решила, что тебя захомутать не получится, и положила глаз на меня. Целый день пытаюсь от нее скрыться. Пришлось забраться под крылышко Лиззи, чтобы мисс Пелем не напала на меня в «Пантеоне». Лиззи и Мэг охраняли меня не хуже сторожевых псов. Лишь благодаря этому прыткой девице до сих пор не удалось загнать меня в угол и скомпрометировать.
      – Неужели все так страшно, лорд Уэстбрук?
      – Да, мисс Петерсон, все ужасно! Почему вы всегда обращаетесь ко мне столь официально? Вы не величали меня «милордом», когда Чарлз достал вас из реки пару лет назад.
      – Пару лет назад? Мне было тогда шесть лет, и вы столкнули меня туда!
      – Неправда. Вы прекрасно видели мою ногу, я ее не прятал. При чем же тут я, если вы сами о нее споткнулись?
      – Вашу ногу я увидела, только когда вы сделали подсечку.
      – Дети, – перебил Чарлз, – не пора ли прекратить этот спор? Или вы собираетесь пререкаться, пока вам не стукнет семьдесят, как сестрам Фартингтон?
      – Не знаю. Мне просто нравится смотреть, как злится Эмма.
      Эмма открыла было рот, чтобы возмутиться, но осеклась, заметив в глазах Робби смешливый огонек.
      – Можно мне наконец извиниться, мисс Петерсон? Признаться – как настоящему джентльмену, – что я действительно виноват?
      Он опять ее дразнил. Все эти годы она с грустью думала, что он ее ненавидит. А он просто дразнил! Перепалка доставляла ему удовольствие, забавляла.
      Эмма улыбнулась. Неужели она воспринимает все слишком серьёзно? Возможно. Смешно ссориться из-за детской обиды.
      – Я вас прощаю, особенно за ваше стремление прослыть джентльменом.
      Робби сделал вид, что вытирает пот со лба.
      – Просто камень с души! А то мне нельзя долго притворяться джентльменом. Здоровье не позволяет.
      – Да уж, ноша не по плечу, – заметил Чарлз.
      – Лорд Уэстбрук, – замахала рукой леди Беатрис. – Не прячьтесь! Вы будете с мистером Оулдстоном, мисс Рейчел Фартингтон, мисс Маргарет Петерсон, леди Элизабет, мисс Фрамптон и мисс Пелем.
      – Какой кошмар, – пробормотал Робби. – Похоже, я не выйду живым из комнаты. Разве только если меня будут охранять Лиззи и Мэг. Где моя защита? Я требую защиты!
      Эмма засмеялась:
      – Вас тоже нужно охранять, лорд Найтсдейл? Вы более завидная добыча, чем бедняга Робби.
      Чарлз вздохнул:
      – Эмма, дорогая моя, почему вы продолжаете звать меня «лорд Найтсдейл»? У вас очень хорошо получается имя «Робби». Кроме того, кажется, я слышал, как ваши губы произносили «Чарлз». – И добавил шепотом: – Кажется, я даже пробовал свое имя на вкус.
      – Милорд, ведите себя прилично. Мы на людях.
      – Значит, когда вокруг никого не будет, мне можно вести себя неприлично?
      Эмма покраснела, вспомнив, какой неприличный вид был у Чарлза на озере.
      – Милая, вы, кажется, немного покраснели. Неужели вспоминаете нашу маленькую встречу сегодня утром? Должен сказать, что я вел себя весьма прилично. Поверьте, Эмма.
      – Милорд, как вы можете такое говорить?
      – Потому что точно знаю, что сделал бы, не веди я себя прилично. Я сумел себя обуздать. Точно так же я повел себя вчера в вашей комнате. Любовь моя, нам нужно поговорить.
      Эмма затаила дыхание. Что он хочет сказать на сей раз? Блеск в глазах Чарлза был более чем красноречив.
      – Чарлз, перестань шептаться с мисс Петерсон и иди сюда, – крикнула леди Беатрис.
      Эмма закрыла глаза. Оказаться бы сейчас в своей спальне. Одной. Но, открыв глаза, она увидела, что леди Беатрис машет ей рукой:
      – Скорее же! Чарлз и мисс Петерсон, ваши партнеры – мистер Стоклм, мистер Фрамптон, мисс Эстер Фартингтон, мисс Оулдстон и мисс Хейверфорд.
      – А почему не играет Олворд? – Робби пытался отгородиться диванчиком от мисс Пелем.
      – Уэстбрук, женатые старики не в счет, – Герцог сел возле жены. – Пусть молодежь резвится.
      – Смешно, сквайр, а вы? Не присоединитесь?
      – Нет-нет, Уэстбрук. Удовольствуюсь ролью зрителя. Впрочем, я буду держать вашу сторону.
      – Мисс Рассел? Уж вы-то наверняка, хотите участвовать.
      – Нет-нет, милорд! Нет благодарю.
      Робби оглядел гостиную.
      – Мистер Максвелл?
      Громкий храп.
      – Что я вам говорил? – пробормотал Чарлз на ухо Эмме.
      – Не задерживайте нас, сэр. – Леди Беатрис подала Робби листок бумага. – Вы с мисс Пелем…
      Эмма закрыла, рот рукой, чтобы скрыть смех. Ну и лицо сейчас у Робби! Бедняга, мягко говоря, был в ужасе. Леди Беатрис, кажется, тоже это заметила. Она замолчала, выразительно уставившись на Робби.
      – Пусть разыгрывают леди Элизабет и мистер Оулдстон.
      – Сядем, мисс Петерсон? Это может оказаться забавнее, чем лучшие фарсы в «Друри-Лейн».
      Эмма приняла предложение Чарлза сесть на диванчик. Но на него тут же проворно уселся мистер Стокли.
      – Прошу вас, садитесь рядом, мисс Петерсон. – Он похлопал по дивану рукой.
      Было, бы грубо отказываться. Эмма села на краешек дивана с другой стороны, как можно дальше от мистера Стокли. Но диван был мал. Единственное, чему Эмма порадовалась, так это тому, как болезненно перекашивается лицо мистера Стокли при малейшем перемещении по сиденью. Принни хорошо поработал! Наглец десять раз теперь подумает, прежде чем пугать ее своими бровями.
      И еще двадцать, видя пристальный взгляд Чарлза, который сел на соседний стул.
      Робби передал листок бумаги мисс Пелем, сложил руки на груди и застыл, стоя возле каминной полки. У мисс Пелем и мистера Оулдстона завязался ожесточенный спор; Подошла Лиззи, послушала немного и встала рядом с Робби.
      – Ах, мисс Петерсон! – Мистер Стокли бросил неприязненный взгляд на Чарлза и склонился к уху Эммы: – Днем в галерее – ох!
      Эмма усмехнулась:
      – Не ушиблись ли вы, мистер Стокли?
      – Совсем чуть-чуть. Не беспокойтесь.
      Жаль, нет поблизости Принни. Пса не пришлось бы долго уговаривать отхватить от мистера Стокли кусок побольше.
      – Днем в галерее? – Брови Чарлза почти сошлись на переносице. – Стокли, разве вы не ходили в «Пантеон»?
      Стокли поморщился, переминаясь с боку на бок.
      – Милорд, я ходил, но пробыл там недолго.
      – Я встретила мистера Стокли в длинной галерее, милорд. Он осматривал портреты. – Эмма взглянула на мистера Стокли. – Очень внимательно осматривал.
      – Стокли, вы знаток живописи?
      – Едва ли, милорд. Лучше сказать, я только учусь. Всегда стремлюсь познать… что-то новое.
      Эмма взглянула на него внимательнее. Отчего в голосе этого человека вновь зазвучали угрожающие ноты?
      – Вот как? – Чарлз явно начинал злиться. – Очень интересно, каких знаний вы тут набираетесь, особенно если речь идет о мисс Петерсон.
      Эмма удивленно захлопала ресницами. Чарлз почти рычал, словно вставший на дыбы цепной пес.
      – Похищение!
      Эмма повернулась к игрокам. Мисс Рейчел Фартингтон с криками подпрыгивала на своем стуле. Мистер Оулдстон обхватил руками мисс Пелем, которая отчаянно сопротивлялась. Робби и Лиззи давились от хохота, держась за бока.
      – Какого черта? – Чарлз рванулся было вперед, но мистер Оулдстон уже отпустил мисс Пелем. Теперь они оба спустились к ногам мисс Рейчел, улыбаясь и подбадривая ее.
      Чарлз недоуменно взглянул на леди Беатрис:
      – Тетя, вы ведь не… не разрешили им разыгрывать «Похищение сабинянок»?
      – Милорд, – раздраженно заявила мисс Пелем, – вы выдали наш замысел!
 
      Эмма убежала к себе, как только представилась возможность. Игра в шарады не удалась. Чарлз изучил все записки, чтобы проверить, какие еще сцены тетка запланировала для игроков. Все они были объявлены неподходящими. Леди Беатрис возражала, и им пришлось выйти спорить в холл. Как только фиолетово-оранжевое одеяние скрылось за порогом гостиной, мужчины сбежали в бильярдную. Когда леди Беатрис с Чарлзом вернулись, число игроков значительно сократилось.
      Жаль, что не ушел мистер Стокли. Он так и вился вокруг Эммы, отчего Чарлз злился все сильнее. Мистер Стокли не нравился Эмме. Но, оказывается, их постоянная перепалка с Чарлзом не нравится ей еще больше. Выслушав очередное резкое замечание Чарлза, девушка поняла, что у нее жутко болит голова.
      Ну вот, теперь и ночная рубашка куда-то подевалась! Она дважды обшарила весь гардероб. Бесполезно. Тем более что вещей-то в гардеробе почти не было. Она бы сразу нашла рубашку, будь она здесь. Что же делать? Не спать же в платье! Она решила, что ляжет в сорочке.
      Слава Богу, хоть щетка для волос не пустилась в странствия. Эмма села за туалетный столик и начала разбирать прическу. Затем посмотрела на дверь в спальню Чарлза. Как могла щетка оказаться среди бумаг на его Письменном столе? Может, там же она отыщет и ночную рубашку?
      Ее кожа горела огнем. Зачем ей ночная рубашка? Сегодня ей даже в сорочке будет жарко.
      Эмма посмотрела на себя в зеркало, и в голову закралась коварная мысль.
      Что, если она не наденет даже сорочку? Только простыни будут ей прикрытием. Никто же этого не узнает.
      От сладкого предвкушения кожу начало пощипывать престранным образом.
      Эмме двадцать шесть лет. Она взрослая женщина. Кто будет возражать, если она решит разгуливать по собственной спальне в чем мать родила? У нее нет даже горничной, так что некого шокировать.
      Боясь передумать, она встала и поспешно сдернула с себя сорочку. На руках выступила гусиная кожа – ночной воздух был прохладен. Соски затвердели, словно мелкие камушки.
      Она опустилась назад в кресло. Шелковая обивка, гладкая и скользкая, слегка грубоватая, холодила разгоряченную кожу ягодиц. Эмма поежилась и выпрямила спину.
      Взяв щетку, принялась сосредоточенно расчесывать длинные кудрявые волосы. Сначала она смотрела прямо в глаза своему отражению и старалась не обращать внимания на то, что было ниже. Словно боялась окаменеть, увидев свое обнаженное тело.
      Да зачем смотреть? Она его чувствовала. Закрыв глаза, Эмма наслаждалась новыми ощущениями. Огонь в камине согревал голую кожу… Волосы струились по плечам, ласкали грудь, дразнили соски… Тело было свободно, оно могло лететь по воздуху, не обремененное ни одним лоскутом одежды.
      Грудь отяжелела, приобрела особую чувствительность. Соски ныли. Ныло и в другом месте. Она едва могла терпеть. Пришлось открыть глаза. Эмма изумленно ахнула.
      В черном стекле зеркала она увидела кудрявые темно-золотистые волосы, за ними проглядывала светлая кожа. Эмма собрала тяжелую массу волос и подняла вверх, чтобы рассмотреть себя получше. Она видела, как вслед за руками поднялись груди. Большие, золотистые от света огня, с круглыми упругими сосками.
      Эмма знала, что мужчинам нравится ее грудь. Она выросла отнюдь не в монастыре. Не раз ловила взгляды, направленные на ее лиф. Ей хотелось укрыться от похотливых взоров, и она выбирала платья с высоким воротом, как и приличествует дочери викария. Эмма посмотрела, в сторону гардероба. Единственным исключением стало синее атласное платье. Она надела его лишь однажды – в примерочной. Хватит ли у нее смелости надеть его на бал?
      Понравится ли оно Чарлзу? Вырез такой глубокий. Хватит мига, чтобы стянуть его до талии.
      Она снова распустила волосы и, поколебавшись немного, обняла груди ладонями. Слегка приподняла, оценивая их тяжесть. Так делал Чарлз в ту ночь, когда расчесывал волосы. Тогда на ней была ночная рубашка. Но он гладил ее обнаженную грудь на озере. Видел ее в свете раннего утра. Ласкал соски губами и языком.
      Между ног снова появилась влага, и Эмма поспешно вскочила с кресла. Не хотелось испачкать чудесную шелковую обивку.
      Затем она посмотрела на сброшенную сорочку. Ей совсем не холодно. Можно спать и без нее. Эмма забралась в постель, сняла очки и задула свечу.
      Ей никак не удавалось устроиться поудобнее. Тело приобрело странную чувствительность. Стоило лечь на спину, как грудь и низ живота начинали изнывать, соприкасаясь с грубой тканью одеяла и простыни. Она вытягивала ноги и чувствовала пульсирующую боль неутоленного желания. Это желание просто испепеляло. Эмма поворачивалась на бок, но бесполезно. Лежать на животе было еще хуже. Хотелось тереться о кровать, извиваясь и постанывая. Ей было жарко. Тело пылало, как от лихорадки.
      Может, стоит самой потрогать себя там, где трогал ее Чарлз, где ныло сильнее всего? Может, тогда она получит желанное облегчение?
      Нет, на это у нее не хватит духу. Слишком уж неприлично. Хотя что может быть неприличнее, чем то, что происходит сейчас? Распутная старая дева изнывает от страсти, лежа обнаженная в постели.
      Наконец Эмма задремала. Ей снился Чарлз, голый, каким он был на озере. Снились его плечи, мышцы рук, грудь, покрытая рыжеватыми волосками, спускающимися ниже, к пупку, и еще ниже – под полотенце. Тут Эмма пробудилась от отчаяния. Ее воображению все еще не хватало подробностей.
      После пятого или шестого внезапного пробуждения она сдалась. Нужно надеть сорочку, тогда она сможет уснуть.
      Эмма потянулась за очками и вдруг услышала скрип, а затем шорох. Она села, подтянув к подбородку одеяло. В противоположном углу комнаты явно было какое-то движение. А затем что-то белое вышло прямо из стены.
      Она хотела набрать в грудь побольше воздуха и закричать изо всех сил. Но голос ей отказал. Тогда она нырнула под одеяло и начала читать молитвы, как благочестивая дочь викария, какой она когда-то была.
      «Я снова стану такой, как раньше, – говорила она себе. – Если переживу эту ночь».

      Чарлз отложил книгу. Эту страницу он читал уже в двадцатый раз, не в силах вникнуть в смысл прочитанного.
      Какого черта делал Стокли в длинной галерее, и почему он так и кружит вокруг Эммы, как надоедливая муха? Эмма не выказывала никаких признаков того, что ей нравится присутствие этого молодца.
      Черт, ей лучше сразу забыть о других мужчинах. Она принадлежит ему. Осталось только закрепить право собственности.
      Чарлз посмотрел на дверь, соединяющую их спальни. Вот бы пойти туда, к Эмме. Ему необходимо видеть ее, говорить с ней, держать в объятиях, а еще…
      Чарлзу стало неудобно сидеть. Придется опять идти на озеро. Он так возбужден, что ему не уснуть. Да что там – ему, наверное, и брюки-то теперь не натянуть. Нужно убедить Эмму выйти за него, пока этот своевольный орган не разорвался, как пушечное ядро. Тогда прощай, наследник. Род Дрейсмитов прервется.
      Он спустил ноги на пол, поморщился. Нет, это невыносимо. Нужно получить разрядку. В местной гостинице есть женщины. Нэн сумеет о нем позаботиться – он и раньше пользовался ее услугами.
      Но ему не хотелось идти в гостиницу!
      Ему нужна только Эмма. Поэтому озеро – единственный вариант. Эмма его просто околдовала! Если она не станет его женой, прядется ему бегать на озеро каждую ночь.
      Он потянулся за брюками. Что это? Сдавленный крик из комнаты Эммы. Он замер, сердце глухо колотилось в груди. Такие сдавленные крики он слышал на войне. Так кричали женщины, когда от ужаса им не хватало дыхания.
      Чарлз выскочил из постели, забыв про брюки. Схватил тяжелый бронзовый подсвечник. Этой штукой можно прекрасно проломить череп, если будет необходимо.
      Распахнув дверь и подняв свечу повыше, он осмотрелся. Никого. Он проверил всю комнату, но не увидел даже Эммы. Чарлз подошел ближе к ее постели. В центре возвышался большой холм. Маркиз осторожно отогнул край одеяла и быстрым движением сдернул его.
      Тут и обнаружилась Эмма. Она сидела на коленях, лицом вниз. Чудесные волосы разметались. Красивые, мягкие, белые обнаженные ягодицы были открыты его взору.
      Чарлза чуть не хватил удар. Эмма вскочила, оказавшись с ним лицом к лицу.
      Чарлз остолбенел – он не дыша смотрел, как двигаются ее прекрасные полные груди. Во рту пересохло, зато другая часть его тела…
      Он видел ее грудь утром на озере, но сейчас она выглядела намного соблазнительнее. Он любовался линией ее длинной шеи, изящными ключицами, молочно-белой грудью, тонкими ребрами.
      – Эмма… – простонал он.
      – Чарлз? – Она потянулась за очками. – Вы голый!
      – Как и вы, моя дорогая.
      Боже, она смотрела ему вовсе не в лицо! Она уставилась на то, что было предметом его мужской гордости.
      – Это и было под полотенцем?
      – Да. – Чарлза разбирал истерический смех. – Как правило, я ношу это с собой.
      – Но как оно помещается в брюках?
      – Оно опадает, когда его отправляют на хранение. – Чарлз пристроил свечу сбоку от постели. – Не хотите ли потрогать?
      Его голос охрип.
      Эмма колебалась – ей было любопытно.
      – А можно?
      – Прошу вас.
      Она нерешительно протянула руку. Он смотрел, как приближаются к нему ее тонкие пальцы. А закрыв глаза, почувствовал легкое касание – словно бабочка присела. Волшебное ощущение, но слишком уж недолгое.
      – Такой… придаток… есть у всех мужчин?
      Сейчас он прольет семя прямо ей в руки.
      – Да, милая. И им делают детей. Потрогайте его снова. Уверяю, мне не будет больно.
      Это уж точно. Скорее, сведет с ума от страсти.
      Эмма снова протянула руку. На сей раз ее пальцы были смелее. Пробежали по всей длине, оценили объем, погладили висящие между ног мешочки. Он придвинулся, чтобы ей было удобнее, расставил ноги. Крепко обхватил руками столбик кровати, кусая губы. По спине тек пот. Теперь у Чарлза не осталось сомнений – он вот-вот взорвется. Единственная надежда на спасение – погрузиться в тело Эммы, пока не поздно.
      – Он двигается, когда я делаю вот так! – воскликнула Эмма.
      Чарлз сжал зубы. Его орган сам поместился ей в ладонь. Он почувствовал первую волну наслаждения.
      – Такой твердый и гладкий, а кончик мягкий и влажный. – Ее палец размазал влагу по всей его длине, и Чарлз застонал. Эмма издала смешок, погрузив пальцы в густые завитки у основания. – Тут волосы кудрявятся еще больше, чем на голове!
      Он проворчал что-то неразборчивое, и она отдернула руку.
      – Вам точно не больно?
      – Совершенно. – Он чувствовал, что весь дрожит, а голос стал хриплым. – Совершенно не больно!
      – У вас что-то с голосом.
      Конечно, ведь он с ума сходит от желания. Даже ноги подкашивались. Сейчас он рухнет прямо на постель. Но прежде нужно кое-что принести.
      – Эмма… – Какое счастье, что он еще в состоянии связно выражать мысли! – Эмма, оставайтесь так – не двигайтесь, вы слышите? Не меняйте позы. Я сейчас вернусь. Поклянитесь, что не двинетесь с места!
      – Обещаю. – Эмма покраснела и пошарила вокруг себя на постели. – Где же одеяло?
      – Я принесу его потом. Сейчас оно вам не нужно. Совершенно ни к чему. Даже будет мешать. Вы прекрасны. Зачем оно вам? Не двигайтесь!
      Она выдохнула:
      – Хорошо…
      – Отлично! Чудесно! Прекрасно! Только не двигайтесь!
      Чарлз отходил к двери, не сводя с Эммы глаз. Она сидела не шевелясь, не в силах оторвать взгляд от самой выдающейся части его тела. А эта часть продолжала увеличиваться в размерах. Где же предел? Он и без того в полной боевой готовности.
      Сегодня он получит желаемое. Освободится от мук. Если нет, он умрет. Нет, правда, если она не позволит ему погрузиться в свое теплое тугое тело, он… Он не хотел думать, что тогда с ним будет. Точно ничего хорошего. Самое малое, разрыдается. А скорее всего выбежит голый в коридор и помчится с воем по залам Найтсдейла, окончательно лишившись рассудка.
      – Вы не забыли? Не двигайтесь. Сидите так. – Чарлз вошел к себе. – Только не двигайтесь.
      Понадобилась секунда, чтобы взять обручальное кольцо. Сейчас он наденет его ей на палец. А потом возьмет ее тело – не сразу, ведь для нее это будет в первый раз. Он не станет торопиться, будет томить ее, пока она не начнет его умолять.
      Но сможет ли он ждать? Вот вопрос. Он умел оттягивать нужный момент сколько угодно и очень гордился этим. Но сегодня…
      Сегодня он не сможет этого сделать. Эмма так его возбуждает! Гораздо сильнее, чем другие. Похоже, сегодня и для него будет все по-новому.
      – Не двигайтесь, – повторил он.
      Эмма подняла руку, чтобы убрать с лица волосы. Ее грудь тоже поднялась, слегка покачиваясь. Очень красиво.
      – Уже иду!
      Он умрет, умрет на месте, стоит ей вдруг вспомнить, что она чопорная английская мисс.
      Эмма смотрела, как Чарлз пятится к двери. Что за чудная штука у него между ног, она и представить себе такого не могла. Торчит прямо из туловища и немного раскачивается при ходьбе. Он дал понять, что ему нравится, когда она трогает эту вещь. Но когда она взяла ее в руки, с ним стало твориться что-то странное.
      На ощупь она была твердая и гладкая, горячая и влажная.
      Что ему понадобилось в той комнате?
      Наверное, пошел взять оружие. Он ведь прибежал, потому что услышал ее крик. Просто он растерялся, увидев ее обнаженной.
      Она снова стала искать одеяло. Где оно? Эмма заглянула под кровать. Вот оно, лежит на полу с торца кровати.
      – Вы обещали не двигаться.
      Она быстро подняла голову. Чарлз стоял в дверях по-прежнему голый. Он улыбнулся:
      – Но я не сержусь. Сейчас у вас такая возбуждающая поза.
      Его глаза горели. Она стояла на четвереньках, и он видел каждый дюйм ее тела. Она бросилась на постель ничком. Он засмеялся и подошел ближе.
      – Вы по-прежнему раздеты, – пробормотала она, уткнувшись в матрас. Простыни приятно холодили горящие щеки.
      – Правильно. В обозримом будущем одежда нам не понадобится. И даже будет мешать.
      О Боже, широкая ладонь Чарлза легла ей на спину и принялась гладить от шеи до самых ног! Матрас слегка прогнулся, и Чарлз стал ласкать ее обеими руками. Внизу живота сладко заныло. Эмма зарылась лицом в матрас. Руки Чарлза гладили ей бока, щекотали грудь, ласкали бедра. Эмма вытянула ноги. Ей вдруг захотелось приподняться, чтобы его руки могли подхватить ее снизу.
      – А где оружие?
      Она ахнула, когда его палец прошел по ягодицам.
      – Какое оружие?
      Эмма застонала. Рука Чарлза гладила ее бедра, совсем рядом с тем местом, которое…
      – Милая, вам больно?
      Она не услышала веселые нотки в его голосе.
      – Нет. А разве не за оружием вы ходили к себе в спальню? – Ему не удастся ее отвлечь. Пусть отвечает. – Вы ведь пришли ко мне, потому что я кричала?
      – Вы правы. – Он перевернул ее на спину, и она чуть не закричала. Загадочный орган вызывающе торчал, словно хотел, чтобы она взяла его в рот. Она спряталась за простыню, чтобы от него отгородиться. – От чего же вас было спасать, Эмма? Не вижу здесь ничего опасного.
      Эмма приподнялась. Пришлось признать – действительно никого.
      – Я видела что-то вон там. – Она кивнула. – Что-то белое, и оно выходило прямо из той стены.
      – Выходило из стены?
      Эмма покраснела.
      – На мне не было очков.
      – Значит, нас посетило нянино привидение?
      – Нет. Но я уверена – я что-то видела!
      Она действительно видела – только что?
      – Здесь, говорите? – У Чарлза была очень красивая спина. Он водил рукой по стене, и под кожей перекатывались мышцы. – Вы здесь его видели, Эмма?
      – Да.
      Его тело сужалось книзу – от широких плеч до стройной талии к мускулистых ягодиц. Она гладила их в оранжерее. Только тогда на нем были брюки. Как бы они ощущались теперь под ее ладонями… без брюк?
      – Я ничего не вижу, Эмма.
      Страстное желание снедало Эмму, и она не могла ни о чем думать. Только бы он скорее вернулся в постель, к ней. Пусть делает что хочет. Она должна узнать все до конца.
      Даже если он ее не любит.
      Не важно – она-то его любит.
      Она никогда не обращала внимания на других мужчин, только на Чарлза! Мэг права, ей безразличны все молодые господа, кроме одного лорда.
      Она полюбила его сразу, как увидела в лесу, когда ей было шесть лет. Он позволил бегать за ним тенью, хотя Робби и Джеймс смеялись над ним. Он был ее Ланселот. Ее Робин Гуд.
      Когда Эмма стала старше, он сделался героем всех книжек издательства «Минерва пресс», которые она украдкой читала, закрывшись у себя в комнате. Чарлз приходил в ее сны, утешал, спасая от тоски и усталости, ведь домашние заботы и воспитание Мэг порой отнимали все силы. Сначала он просто обнимал ее за плечи. Целовал в лоб. Потом, когда она увидела его с неизвестной женщиной на террасе в день свадьбы брата, мечты стали смелее. Чарлз прижимал ее к себе, целовал в губы.
      А теперь? О Боже! Теперь ее сны сделались жаркими, но мучительными. Она приходила в отчаяние, потому что не могла представить себе все до конца. Недоставало решающих подробностей.
      Сегодня Эмма узнает все, и да простит ее за это Бог. Она была готова разрыдаться – почему он медлит? Ей уже двадцать шесть. Она еще ни разу не была с мужчиной. Как сказала миссис Бегли, для чего она себя бережет?
      Она не встанет с этой постели девственницей, даже если ей придется умолять Чарлза взять ее.
      Он повернулся к ней лицом, и она улыбнулась. Ей не придется умолять.
      – Не вижу ни одного привидения, милая.
      – Да, я тоже…
      О Боже, Эмма не отрываясь смотрит на самую страждущую часть его тела! Чарлз улыбнулся. Он жаждал Эмму не только этим органом. К ней стремилось его сердце. Возможно ли такое? Если Эмма захочет, он будет просто держать ее в объятиях, баюкать ее…
      Но ему отчаянно хотелось, чтобы она потребовала большего. Намного большего. Его всего целиком. И тогда он отдаст ей каждый дюйм своего тела.
      Он кашлянул, чтобы прочистить горло, а заодно и мысли.
      – Полагаю, сегодня мне лучше остаться с вами, чтобы защищать вас. Как вам кажется?
      Она медленно подняла взгляд от его бедер к лицу, то и дело останавливаясь на животе, плечах, груди. Когда наконец их глаза встретились, он прочел в них желание.
      – Да. – Она облизнула пересохшие губы. – Да, это неплохая мысль.
      – Поверьте, милая, это отличная мысль. – Он сел к ней на постель. – Я сделаю так, что вы забудете обо всех привидениях на свете.
      – Правда? – шепнула Эмма, – И как же это у вас получится?
      Он протянул руку к ее груди.
      – Я вас прикрою.
      Эмма закрыла глаза. Язычок снова облизал губы.
      – Хорошо.
      Чарлз положил руку ей на плечо; и осторожно уложил на спину.
      – Я согласна.
      Он дотронулся до другой груди, и она легла в его ладонь. Большой палец описал круг вокруг соска. Застонав, Эмма выгнула спину, готовая отдать ему все.
      – Милая, вы само совершенство.
      – Я… мне жарко, – прошептала она. Он видел, как двигалось ее горло, когда она сглатывала слюну. – Прошу вас. Вы мне так нужны. Мне нужно… чтобы вы меня гладили. Везде.
      Он провел пальцем между грудями, поднявшись к самой шее, где билась жилка.
      – Милая, вы и представить себе не можете, как я рад это слышать! И я буду просто счастлив выполнить вашу просьбу. Через минуту.
      – Нет, сейчас!
      – Ах, милая, вы очень требовательны! Вижу, мне уготована участь раба. И я буду вашим рабом, но при одном условии…
      – Каком?
      – Будьте моей женой. – Он взял со столика обручальное кольцо Найтсдейлов. – Не дотронусь до вас и пальцем, пока не согласитесь выйти за меня.
      – Хорошо. – Эмма, потянулась к кольцу.
      Чарлз отвел руку назад:
      – Нет-нет, моя нетерпеливая возлюбленная. Вам нужно решить раз и навсегда. Подумайте хорошенько, если сможете. Как только кольцо окажется у вас на пальце, вы обречены. Вы станете моей женой. Матерью моих детей.
      Чарлз замолчал, задумавшись над собственными словами. Свечной огонек играл, на гранях вставленного в кольцо сапфира. Сейчас он отдаст его Эмме, и это станет новым звеном в цепи, приковывающей его к Найтсдейлу. Ему должно быть не по себе, ведь он попался в ловушку. Почему же не сосет под ложечкой?
      Однако ничего подобного. Наверное, потому, что он уверен – эта женщина создана только для него. А он для нее. Ее прекрасное тело лежит перед ним на постели, озаренное пламенем свечи. И как только он наденет кольцо ей на палец…
      – Скажите же «да», Эмма! Я так хочу вас!
      Она взглянула на кольцо.
      – Но любите ли вы меня?
      Он усмехнулся:
      – Да, милая. Думаю, что да. У меня к вам такое чувство, которого я никогда раньше не испытывал. Стоит подумать о вас – и я уже счастлив. А еще…
      – Что же еще?
      Чарлз рассмеялся:
      – Я схожу с ума от страсти. Меня бросает в жар. А мой приятель становится большим и твердым.
      – Это, должно быть, несколько неудобно.
      – Неудобно. Но единственное лекарство – брак с вами, дорогая. Если вы меня отвергнете, я испущу дух прямо тут, на вашей постели. Вполне вероятно, это будет конец рода Дрейсмитов. Титул перейдет к кузену Обри, который, если верить тете Беатрис, то ли не желает, то ли вообще не в состоянии обеспечить наследника.
      – Вы шутите, милорд?
      – Я вовсе не шучу, мисс Петерсон. Я совершенно искренен. Я в отчаянии. Сейчас начнется агония. Если вы не согласны выйти за меня прямо сейчас, я сойду с ума. Помяните мое слово!
      – Этого не может быть.
      – Очень даже может, милая, поверьте. Вот я говорю с вами, а мой разум утекает как вода. Скажите же, что будете моей женой, прошу вас.
      Эмма улыбнулась:
      – Да.
      Чарлз засмеялся:
      – Да? И все?
      – Да, я выйду за вас.
      – А вам не кажется, что вы меня любите?
      – Не кажется.
      Чарлз нахмурился. Он-то думал… Если он любит ее, она, конечно же… Конечно же, нет.
      Эмма перевернулась на бок, оперлась о локоть и протянула руку, чтобы разгладить недовольную морщинку на его лбу.
      – Мне не кажется, что я вас люблю. Я это знаю, глупенький. Я полюбила вас, когда мне было шесть лет. Правда, тогда все было немного иначе…
      – Да уж, тогда было по-другому.
      От счастья голова шла кругом.
      – Я старалась бороться с этим чувством, делать вид, что его нет. Но оно никак не желало уходить. Даже когда вы не сказали, что любите меня.
      – Простите…
      Эмма поднесла палец к его губам:
      – Хватит разговоров. Я тоже схожу с ума. Вы обещали, что будете меня ласкать, если я соглашусь стать вашей женой. Я согласилась, так что…
      – Ах да. Как неучтиво с моей стороны заставлять даму ждать! Дайте мне левую руку, милая. – Кольцо скользнуло на палец Эммы. – Вот так. – Он поцеловал ее ладонь. – Вы выполнили мое условие. Значит, теперь дело за мной.
      – Да, прошу вас, поскорее.
      – Приказывайте – я ваш раб. Куда мне направиться первым делом?
      Эмма покраснела.
      – Я должна говорить?
      – Хорошо, попробую угадать. Нос? Брови? Щеки? – Чарлз касался губами ее носа, бровей, щек. Сняв с нее очки, положил на ночной столик.
      – Нет. Да! Ох…
      – Вы непоследовательны, мисс Петерсон. Сами не знаете, чего хотите?
      Эмма покраснела еще сильнее, но храбро взглянула ему в глаза:
      – Грудь, лорд Найтсдейл. Я хочу, чтобы вы приласкали мою грудь.
      – Ах грудь. Отличная мысль. У вас очень красивая грудь. Буду счастлив ласкать ее. Очень счастлив.
      Он коснулся ее груди, и она выгнула спину дугой. Кажется, ночь обещает быть чудесной.
      Какие чудесные у него руки! Большие и теплые. Когда они двигались по ее телу, то возбуждали еще больше, чем на озере. Закрытая дверь и мягкая постель делали любовную игру намного приятнее. Как и отсутствие одежды. Именно так! Эмма погладила могучие плечи Чарлза.
      Но вот незадача. Руки Чарлза почему-то избегали одного уголка ее тела, который больше всего жаждал их прикосновений. Эмма жалобно застонала и приподняла ягодицы, пытаясь намекнуть ему. Чарлз тихо засмеялся:
      – Милая, вы слишком нетерпеливы. У нас впереди ночь.
      – Я хочу сейчас.
      – Кажется, я женился на ведьме, которая любит приказывать. – Палец Чарлза двинулся от ее ребер к соску. – У нее крутой нрав! – Он обвел сосок пальцем. – Да она просто мегера!
      Его рука легла на самое чувствительное место груди, и Эмма застонала, извиваясь всем телом.
      – Это знак одобрения?
      О да! Эмма захотела снова почувствовать его рот, язык.
      – Прошу вас, сделайте, как на озере!
      – Вот так?
      Он склонился над Эммой. Его язык наконец накрыл ноющий сосок. Он лизал его и посасывал, а она стонала от удовольствия, чувствуя, как между ног разгорается пожар. Ее пальцы запутались в его волосах, она прижала его голову к груди. Только бы он не останавливался!
      Рука Чарлза легла ей на живот. Эмма заерзала. Если бы он сдвинул руку чуть ниже…
      – Милая, вы можете извиваться, сколько душе угодно. Это игра. Я вас дразню.
      Голос у него был такой довольный, такой уверенный. Эмма погладила его по щеке. Он поцеловал ее ладонь, усмехнулся:
      – Каждая ласка подводит вас к самому краю… Все ближе и ближе. Шажок-другой, и вы упадете в пропасть.
      – Значит, мне тоже следует вас ласкать? – Эмма гладила его грудь, изучала соски, затем провела рукой вдоль загадочной полосы рыжеватых волос, которая спускалась вниз живота.
      Он судорожно вдохнул и отпрянул. Ему стало не до смеха.
      – Хотите, чтобы я вас трогала?
      – Эмма… В следующий раз это будет чудесно! А сейчас мне не выдержать. К тому же мне хочется, чтобы вам была хорошо. – Он склонился к ее груди. – Как можно лучше для первого раза.
      Эмма не поняла, но замерла, почувствовав, как губы Чарлза коснулись ее соска. А потом палец скользнул в жаркую влажную пещеру. Она приподняла бедра, вцепившись ему в плечи. Нужно было держаться за что-то твердое, чтобы не унес чувственный водоворот, в который он бросил ее так безжалостно!
      Эмма задыхалась. Ей невыносимо хотелось быть с ним одним целым. Словно прочитав ее мысли, Чарлз крепко прижал ее к себе. Пальцы продолжили игру, подбираясь к чувствительному бугорку, спрятанному в недрах ее тела. Она и представить не могла… Все было намного лучше, чем на озере. Это было… великолепно. Из нее потекла жаркая влага, соски вздыбились, словно горные пики.
      – Сейчас, милая, – шепнул он, – сейчас, пока вы влажная.
      Загадочный торчащий предмет оказался между ее ног, там, где только что гостили пальцы. Он медленно пошел на штурм.
      – Что?
      – Тише, дорогая. Не волнуйтесь.
      – Вы там не поместитесь!
      – Тише. Не волнуйтесь. Я войду. О, Эмма, вы такая тугая.
      – Это хорошо?
      Ей стало немного больно.
      – Это… прекрасно.
      Еще толчок – и он оказался в ней.
      – О-о-о! – Эмма пыталась сдвинуться, но он пригвоздил ее к постели.
      – Не шевелитесь. – Чарлз уткнулся лицом в ее шею.
      Она немного пришла в себя. Боль утихала. Ей стало приятно. Приятно чувствовать его в себе… Его спина была вся потная. Эмма погладила ее обеими руками.
      – Вот так и делают детей, моя дорогая.
      Он приподнялся на локте.
      – Я проливаю семя… – его бедра двинулись вперед, – глубоко… – новый толчок, снова и снова, – в вас.
      Он замер. Эмма почувствовала, как внутри бьет жаркая струя.
      Чарлз обмяк. Эмма гладила его волосы. Ей было трудно дышать, но она была довольна. Ее наполняло чувство полноты, а также тяжести его тела сверху. Главное – Чарлз был с ней и даже внутри ее.
      Это была не только плотская близость. Что-то еще связало их прочными узами. Она не понимала, что именно, да и не хотела понимать. Просто знала – это произошло.
      Она почувствовала себя замужней дамой.
      – О Боже, Эмма!
      Чарлз поднял голову и улыбнулся. Ее сердце подскочило. Кто он теперь для нее – хозяин? Нет, не совсем. Он принял ее в свою жизнь. Она словно вошла в дверь и сразу же оказалась с ним вдвоем, наедине. Эмма улыбнулась в ответ.
      Затем Чарлз нагнулся и подарил ей долгий поцелуй. На сей раз это был действительно знак обладания. Он заполнил ее всю – языком и телом.
      – Вам тяжело. – Он поднялся, и Эмме внезапно стало холодно. – И наверное, больно.
      – Нет.
      – Да. – Он встал с постели.
      – Куда вы? – Неужели остаток ночи она проведет одна? – Вы обещали меня охранять.
      – Не тревожьтесь, дорогая. Я скоро вернусь.
      Чарлз исчез за дверью. Эмма слышала, как он шарит в гардеробе.
      – Вот так. Я запер свою дверь на ключ. Мы ведь не хотим смутить беднягу Хендерсона, правда?
      Эмма покраснела.
      – Конечно, нет.
      Ее дверь он запер тоже, а потом вернулся к ней в постель, держа что-то в руке.
      – Что это?
      – Мой шейный платок. Простите, что вода слишком холодная. – Он просунул руку между ее ног.
      – Что вы делаете? – Эмма попыталась сдвинуть ноги, но рука Чарлза уже была там. – Холодно!
      – Знаю, любимая. Простите. Но мне нужно вас вытереть.
      – Вытереть?
      Чарлз показал ей платок, испачканный кровью.
      – Ваша девственность. Просто немного крови, но это только в первый раз.
      – Позвольте, я сама. – Эмма пришла в ужас. Она и месячные-то ненавидела.
      – Нет, любовь моя. Мне это нравится. Вам было очень больно?
      – Совсем чуть-чуть.
      – Простите. Поверьте, когда мы будем делать это в следующий раз, больно не будет. Будет сладко.
      Чарлз продолжал вытирать кровь. Было так… странно, что он делает что-то в ее самом сокровенном месте. Холодная вода, грубоватая льняная ткань… Чарлз взглянул ей в лицо, продолжая разглаживать волоски. Но это же совсем неприлично…
      Что он такое говорил? О Боже, его пальцы… раздвинули ее… губы… Ах!
      – Было так хорошо вначале, – еле выговорила Эмма. Она пыталась свести ноги, но он не давал. Новая ласка заставила ее вздрогнуть всем телом.
      – В следующий раз будет хорошо и в начале, и в середине, и в конце. – Он бросил грязный платок на пол. – Знаете, я должен поцеловать вас там, где болит. Тогда боль уйдет.
      – Что? Что вы хотите сделать?
      – Вот это.
      Не в силах поверить собственным глазам, Эмма поняла, что его голова склоняется к… Нет, это невозможно.
      Она почувствовала в потайном уголке его теплое дыхание и влажную шершавость языка…

      Чарлзу снилось, что женская рука легла на самую чувствительную часть его тела, Это было не похоже на смелое касание опытной распутницы. Нет, рука двигалась неуверенно, словно ее хозяйка боялась делать то, что делала. «Не бойся! Ради Бога, не бойся!» Чарлз медленно перевернулся на спину, чтобы поощрить робкие прикосновения. Волшебные прикосновения! Потому что они творили волшебство.
      Пальцы, нежно пощекотав, быстро спрятались. «Вернитесь, вернитесь же!» Чарлз задержал дыхание, лежа совершенно неподвижно. Пусть эта маленькая ручка вернется! Она вернулась, и пальцы прошлись по всей длине; скользнули между ног. Мягкая ладонь накрыла сверху, приподняла, погладила. Слишком легкое касание, слишком дразнящее… Он хотел большего. Пальцы описали окружность, и он вздрогнул. Пальцы вновь пропали. Опять вернулись. Слава Богу! Затем скользнули нерешительно, осторожно. Затем… Боже всемогущий! Он мог бы поклясться – его ласкают языком. Неуловимое касание маленького влажного язычка. Словно котенок лизнул.
      На груди выступил пот. Чресла загорелись жарким пламенем. «Прошу тебя, прошу, умоляю!» Пусть возьмет его в рот. Он застонал.
      – Я сделала вам больно?
      Он открыл глаза. Так это не сон! Под одеялом большой горб – как раз размером с Эмму. Он заглянул под одеяло и увидел ее широко распахнутые глаза. Маленькая ручка все еще ласкала его сокровище.
      – Нет, – отозвался он. – Вовсе нет. Прошу вас, продолжайте, я не хотел вас отвлекать.
      Эмма улыбнулась:
      – Он увеличивается! Как странно! Когда я только начала, он был намного меньше. Я могла накрыть его ладонью. А теперь смотрите, какой огромный. И он был мягче, – она положила на него ладонь, измеряя длину, – а теперь намного длиннее и толще. И он… затвердел.
      – Правильно. – Чарлз находил этот разговор невероятно возбуждающим.
      – Можно, я сделаю вам также, как вы мне прошлой ночью?
      – О чем вы? – Он немало чего с ней проделал. Не все, что хотел, но все-таки…
      – Поцеловать вас. Вот сюда. – Она погладила его опять.
      – О да! Конечно. Я разрешаю вам целовать любую часть моей особы. Прошу вас. – Он попытался набрать в грудь побольше воздуха. – Буду счастлив, если вы поцелуете меня там. Или просто… лизнете…
      – Так?
      От прикосновения языка его бедра дрогнули. Чарлз вцепился в простыни.
      – Да. Именно так. Так.
      Она сделала это еще раз, и он понял, что не может больше терпеть. Он схватил ее в объятия и привлек к себе.
      – Но я не закончила!
      – В другой раз, дорогая. А сейчас я не могу ждать.
      – Чего ждать?
      – Вот этого.
      Он уложил ее на спину, надеясь, что прошлой ночью ей не было очень уж больно. Потому что ждать он действительно больше не мог. Никогда раньше ни с одной женщиной не чувствовал он такой одержимости. Он поцеловал ее, и их языки сплелись, а пальцы скользнули вниз живота. Она была влажная. Он чуть не закричал от радости.
      Он наслаждался вкусом ее губ, трением грудей о его тело. Оторвавшись от нее, он принялся ласкать соски. Она тяжело задышала, выгнула спину, стала извиваться. Его язык двинулся ниже. Эмма раздвинула ноги. Он приподнял ее бедра и проник языком внутрь, лаская маленький бугорок. Эмма застонала, и тогда он вошел в нее, скользнув в узкий коридор, который уже смыкался вокруг него, приветствуя поток семени, хлынувший в ее чрево.
      Прошло несколько минут, прежде чем они пришли в себя.
      – Чудесный способ просыпаться, – сказал наконец Чарлз и поцеловал Эмму. – Вы и дальше собираетесь будить меня подобным образом?
      Она улыбнулась:
      – Может быть. – Слегка нахмурившись, добавила: – А вас это не изумило?
      – Нет, – шепнул он и поцеловал кончик ее носа. – Вы можете вытворять в моей постели что угодно, дорогая. Мое тело к вашим услугам. Но к сожалению, не сейчас. Если я вскоре не появлюсь перед гостями, мы с вами изумим весь свет.
      – Ой! Действительно. – У нее даже грудь покраснела. – Что подумает леди Оулдстон?
      – Леди Оулдстон и миссис Пелем бегом помчатся в Лондон, чтобы разнести интереснейшую новость. Новый лорд Найтсдейл провел день в постели дочери викария! Уверен, особенно это порадует леди Данли.
      Эмма простонала, закрыв глаза.
      – Не волнуйтесь. Наш брак заставит всех замолчать. – Чарлз взял левую руку Эммы и повернул ладонь, так что оба могли полюбоваться обручальным кольцом Найтсдейлов. – Милая, мы всего лишь немножко предвосхитили наши брачные обеты. Впрочем, боюсь, нам придется предвосхитить их еще не раз, прежде чем ваш отец даст согласие. Но это не важно. Мы поженимся очень скоро. Если вы понесете, ребенок появится на свет всего лишь на месяц-другой раньше. – Чарлз поцеловал ее палец с обручальным кольцом. – Надеюсь, вы не настаиваете на пышной свадебной церемонии?
      – Разумеется, нет.
      – Отлично. – Чарлз поцеловал ее в последний раз и сел на постели. Если он не встанет тотчас же, ему снова захочется заняться любовью. Он не боялся злых языков. Но ему хотелось поберечь Эмму.
      – Надо сказать девочкам.
      Чарлз кивнул:
      – Это будет первое, что мы сделаем. Потом скажем тете Беа и, конечно, Мэг. Ваш отец узнает вечером, когда приедет на бал.
      – Как вы думаете, он удивится?
      – Думаю, он совсем не удивится. – Чарлз не хотел говорить ей, что викарий даже обрадуется. – Я уже просил у него позволения ухаживать за вами.
      – Правда?
      – Конечно! За кого вы меня принимаете? Неужели я бы стал ухаживать за девушкой столь недвусмысленным образом, не поговорив сначала с ее отцом?
      – Ну… – Эмма пожала плечами, отчего ее грудь завораживающе качнулась, – я как-то об этом не подумала.
      Чарлз проворчал что-то себе под нос и нехотя встал. Стоило ему еще раз взглянуть на Эмму, и все пропало. Он уставился в пол. Что это там блестит? Чарлз нагнулся.
      В темноте, где ночью Эмме почудилось привидение, валялся вполне обычный брелок, от часов.
      – Что это? – Эмма приподнялась на постели, чтобы рассмотреть предмет, который Чарлз держал в руках.
      – Брелок от часов. – Он протянул на ладони золотой кругляшок. – Испанский дублон. – Чарлз подкинул его. – Довольно тяжелый для привидения.
      Эмма смотрела на золотой брелок. От ладони взгляд поднялся выше – к сильным рукам, мускулистым плечам, голой груди…
      – Может, вы накинете что-нибудь из одежды?
      – Вот как? – Чарлз улыбнулся. – Милая, я вас смущаю? Сбиваю с толку?
      Эмма села, разведя колени, и собрала в пучок свои густые волосы, подняв их над плечами. Лицо Чарлза окаменело. Он не мог оторвать глаз от ее груди. Потом посмотрел ниже, на темное пятно между ее разведенных бедер.
      – Я бы сказала, что это вы отвлекаетесь, лорд Найтедейл. Совсем сбиты с толку.
      – Вы правы. Пойду надену брюки.
      – Если сможете.
      За последние несколько часов она многому научилась!
      Чарлз остановился.
      – Не хотите ли помочь мне одеться? Боюсь, брюки действительно с трудом на меня налезут.
      Эмма соскользнула с кровати и медленно подошла к нему. Она могла бы испугаться собственной храбрости. Куда подевалась дочь, викария, чопорная старая дева? Когда леди Беатрис советовала ей испытать небольшое приключение, она уж точно имела в виду не это. Подумать только, обнаженная Эмма идет навстречу ее племяннику, голому, как в день появления на свет.
      – С радостью помогу вам справиться, – ответила она, прижимая ладони к его мужскому достоинству и поглаживая его кончик.
      – Милая, – Чарлз коснулся ее груди, – нам… необходимо одеться. – Он осторожно высвободился из ее рук. – Мне очень жаль. Но то, что вы сейчас делали, у вас будет возможность повторить. Ночью, после бала.
      – Но мы же не женаты.
      – Любовь моя, я умру за эти несколько недель, которые пройдут, пока ваш отец не объявит нас мужем и женой. Не гоните меня сегодня ночью, умоляю.
      Эмме пришлось признаться самой себе – она не хочет ждать несколько недель. Она боялась, что не сможет выдержать даже до вечера.
      – Посмотрим…
      – Мы помолвлены. – Чарлз поцеловал палец с кольцом. – Мы в ближайшее время поженимся. Но это произойдет не так скоро, как хотелось бы. Неужели мне придется проводить ночи в одиночестве? Нет, если вы настаиваете… если хотите подождать, я… попробую.
      Эмма рассмеялась. Чарлз был в таком отчаянии!
      – Глупо иметь в своем распоряжении незапертую дверь и не воспользоваться тем преимуществом, что она дает! Однако если мне вдруг не захочется вас видеть, я просто запру ее, вот и все.
      – И в самом деле. – Чарлз поцеловал ее шею, потом ушко. – У вас чудесный ум и роскошное тело. Конечно, нам следует спать вместе. Как же мы раньше не догадались?
      Эмма лизнула его сосок.
      – Лично я больше не хочу терять время, а вы?
      – Ни одной минуты! Впрочем, нам все-таки следует заняться и другими делами. – Он шлепнул ее по голым ягодицам. – Одевайтесь. Сейчас же!
 
      Чарлз заправил рубашку в брюки. Хорошо, что они все же решили одеться. А то контролировать себя становилось все труднее. Он остановился на пороге комнаты Эммы.
      – К вам можно?
      – Да. Входите, не бойтесь.
      Волосы Эммы разметались по плечам, но все остальное было надежно упрятано. Чарлз присел на корточки возле того места, где нашел брелок.
      – Что еще вы можете рассказать про привидение? – Чарлз провел рукой по ковру, но других улик не обнаружил.
      – На мне не было очков, так что я не разглядела его… или ее. Привидения ведь бывают женского пола?
      – Эмма!
      – Я слышала скрип и шорох. Словно открывали дверь – дверь, у которой заржавели петли. Потом из стены появилось что-то белое. А потом я закричала и спряталась под одеяло.
      – Хм… – Чарлз оглядел стену. – Привидение вышло отсюда?
      – Кажется, да.
      Чарлз стал изучать поверхность стены.
      – В одно прекрасное лето – я тогда был совсем мальчишкой – к нам приехал погостить двоюродный дедушка Рэндалл. Вас тогда еще не было в Найтсдейле. – Он тщательно ощупывал стену – нет ли где выступа или, напротив, щели? – Так вот, двоюродный дедушка Рэндалл был паршивой овцой в нашем семействе. Отец всегда очень злился, когда этот человек появлялся в нашем доме. А уж когда он задержался на все лето, да еще заплатил целое состояние местному скульптору, чтобы тот увековечил его образ в камне…
      – Я видела его бюст в длинной галерее.
      – Он был не самым привлекательным в роду Дрейсмитов, надо сказать.
      – Да уж, куда ему до нынешнего маркиза!
      Чарлз рассмеялся:
      – Браво! Всегда помните эти слова, дорогая. Я хочу, чтобы ваше сердечко трепетало, стоит вам обо мне подумать. Сердце, да и все остальное тоже…
      – Лучше мне молчать. А то, боюсь, вы совсем загордитесь.
      – Прошу вас, не сдерживайте чувств. Я согласен тащить на себе тяжелую ношу ваших восторгов. – Чарлз нахмурился. На проклятой стене не обнаруживалось ни выступа, ни ямки. – Во всяком случае, двоюродный дедушка Рзндалл большую часть лета провел, уничтожая запасы бренди. Мы с Полом решили, что он пират. Может даже, он рассказывал нам истории о далеких морях. Но, так как он почти все время был навеселе, мы ему не очень верили. Зато мы отлично провели лето в поисках сокровищ. Хотя обычно Пол не очень жаловал мое присутствие.
      – Пол многих недолюбливал.
      Чарлз пожал плечами:
      – Вы его почти не знали. Нелегко, знаете ли, принимать титул и груз ответственности в столь юном возрасте. Ведь ему было всего четырнадцать, когда умер отец.
      – Да, думаю, вы правы…
      Чарлз сунул руки в карманы и вновь внимательно осмотрел стену. Может, пнуть ее ногой, да что толку?
      – Кроме пиратских историй, двоюродный дедушка Рэндалл рассказал кое-что еще. Что вроде бы в стенах Найтсдейла есть сеть потайных ходов. В один дождливый день мы с братом пытались найти вход, но не нашли. Тогда мы решили, что это фантазия дедушки, как и его истории о пиратах. Теперь я думаю – а вдруг он говорил правду?
      Похоже, что так. Нянино привидение, свеча в комнате Эммы, появление призрака прошлой ночью… Определенно кто-то разгуливает по Найтсдейлу, где ему заблагорассудится. Только никакое это не привидение. Но где же, черт подери, проклятый вход?
      – Постойте-ка. Вчера мистер Стокли шарил под портретами в длинной галерее, – сказала Эмма, разглядывая висящий на стене пейзаж.
      – В самом деле? – Чарлз стукнул по стене кулаком.
      – Да. Ив гроте он тоже вел себя престранным образом – Эмма приподняла угол картины.
      – Он не единственный, кто вел себя в гроте престранным образом. Вы-то уж точно были сама не своя, когда я вас встретил. Вид у вас был почти виноватый.
      – Не понимаю, о чем вы. Ой, смотрите!
      – Что там такое?
      – Тут что-то вроде рычажка. Держите. Я не могу…
      – Дайте взглянуть.
      – Не толкайтесь. Это здесь.
      Чарлз ощупывал стену, следуя за пальцами Эммы. Картина была слишком тяжелая, чтобы удерживать ее на весу, но они смогли отодвинуть ее достаточно, чтобы просунуть руки. Да, вот и рычаг, почти сразу за рамой. Сюда вполне можно было дотянуться.
      – Не получается повернуть. Я правильно делаю, что опускаю его вниз? – Эмма пыталась что-нибудь разглядеть за картиной.
      – Думаю, да. – Чарлз потянул рукоятку вниз.
      Раздался скрип.
      – Смотрите! – Эмма в испуге налетела на него. Часть стены отошла – открылся лаз.
      – Подоприте чем-нибудь стену, а то закроется, если я отпущу рычаг.
      Эмма схватила щетку для волос:
      – Готово!
      Он выпустил рукоять рычага. Стена не шелохнулась. И. Эмма тут же решила узнать, куда ведет открывшийся проход.
      – Что вы делаете? – Чарлз поспешно схватил Эмму за руку. – Выбирайтесь оттуда немедленно. Вы точно Принни, который лезет в барсучьи норы.
      – Чарлз! Тут очень пыльно и темно. Принесите свечу!
      Ему не понравилось, что им командуют столь бесцеремонно.
      – Теперь понятно, почему Мэг думает, что вы ею помыкаете.
      Эмма высунула голову из лаза:
      – Что вы хотите сказать?
      – Я хочу сказать, что не собираюсь приносить вам свечу, пока вы не вернетесь назад в комнату.
      Она вскинула подбородок:
      – Значит, нет?
      Чарлз ждал, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Этому приему он научился в армии, когда нужно было призвать к порядку самонадеянных юнцов. Частенько в таких случаях лучшим средством убеждения было молчание.
      – Что ж, очень хорошо, если вам угодно упрямиться…
      – Да, угодно.
      Эмма вернулась назад.
      – Не думайте, что вам удастся удержать меня. Вы должны по крайней мере позволить мне заглянуть туда одним глазком.
      – Вот как? – Чарлз зажег свечу.
      – Да. Ведь если бы не я, вам не догадаться, как открыть вход.
      – Ну, со временем, я думаю, догадался бы. – Он шагнул в потайной лаз.
      – Чарлз! Я не собираюсь разгуливать по подземельям Найтсдейла. Я хочу лишь заглянуть туда вместе с вами.
      – Тут очень тесно. – Коридор был действительно очень узок – не более полутора футов в ширину. Чарлзу пришлось протискиваться боком. – И очень грязно!
      – Подумаешь, немного пыли.
      Чарлз посмотрел на рукав своей некогда белой рубашки.
      – Пыли здесь как раз очень много. Горничные, знаете ли, сюда не заглядывали.
      – Разумеется. Но вам меня не переубедить. Пустите.
      – Хорошо. Только соберите волосы и наденьте чепец. Вы же не хотите, чтобы в ваших кудрях поселились пауки.
      Эмма застыла на месте.
      – Тут есть пауки?
      – Конечно. Сотни пауков. Жирные черные и тощие коричневые, с длинными лапами.
      – Вы уверены, что тут пауки?
      Чарлз пожал плечами. Как он раньше не вспомнил, что Эмма до смерти боится пауков?
      – И полно паутины. Помните, как противно паутина липнет к лицу и рукам, как трудно ее отлепить?
      – Может быть, мне не стоит… Лучше я останусь снаружи. Если вы застрянете, я смогу позвать на помощь.
      Чарлз усмехнулся:
      – Отлично придумано.
      Эмма попыталась заправить волосы за уши. Бесполезно – густую массу кудрей можно было уложить только при помощи шпилек.
      – У вас есть план здания, Чарлз? Вы же не будете бродить там наугад.
      – Да, по коридорам, где кишат пауки.
      Эмма поежилась.
      – Точно. Поэтому вам нужен план, – она прикусила губу, – иначе легко заблудиться.
      Тут Эмма была права. Прежде чем лезть в ход, надо все обдумать. Чарлз вернулся в спальню.
      – Надеюсь, это не ваша лучшая рубашка!
      Он рассмеялся:
      – Теперь уже точно нет.
      – Думаю, вам надо будет тихо от нее избавиться, после того как все закончится. Вы же не хотите, чтобы мистера Хендерсона хватил удар?
      – Вы правы. – Чарлз попытался, отряхнуться, – Смотрите, вот один из ваших пауков.
      Эмма пискнула и отскочила.
      – Убейте его!
      – Какая вы кровожадная! Думаете, надо его убить?
      – Да.
      Он засмеялся и размазал, бедного паука но полу.
      – А я-то думал, вы нежная, чувствительная натура.
      – Да, но на пауков это не распространяется. – Она взглянула на пятно на полу.
      – Он совсем мертвый, дорогая. – Чарлз, ухмыльнулся.
      – Я вижу. А как вам кажется, куда, ведет этот коридор? Может, в любую из комнат в доме можно попасть через потайной ход?
      – Вряд ли. Мне кажется, он ведет от комнат лорда и леди куда-то за пределы дома. Там должен быть секретный выход.
      – А как же привидение, которое няня видела в детской?
      – Точно. А еще я часто думал, как в вашей комнате оказалась зажженная свеча. Впрочем, благодаря ей вы здесь.
      Эмма покраснела.
      – Я могла бы поселиться вместе с Мэг.
      – Вы не могли поселиться у Мэг. Ее комната слишком мала, там только одна маленькая кровать… Кроме того если я правильно понял перешептывания горничных комната завалена всякой растительностью.
      – Ну да…
      – А если бы вы все-таки, поселились там с сестрой, мне не было бы так уютно, как сейчас.
      – И это было бы очень-хорошо, – ответила Эмма и густо покраснела.
      – Что же тут хорошего?
      Тогда не было бы прошлой ночи и сегодняшнего утра. Ему не хотелось даже думать об этом.
      – Не важно. Вернемся к нашему разговору. А о чем мы только что говорили?
      – Об узких потайных ходах, моя дорогая, – Чарлз усмехнулся, – к сожалению, в архитектурных сооружениях.
      Эмма покраснела. Она хотела было что-то ответить, но передумала. Очевидно, ей нужно лучше следить за собственным языком.
      – Должны быть и другие входы, – заметил Чарлз. – Впрочем, единственный способ что-то узнать – это пойти и проверить.
      – Вы уверены, что сможете выбраться назад?
      – Надо найти, где открывается дверь.
      Эмма раскрыла потайную дверь пошире, нервно поглядывая в кишащую пауками темноту.
      – Я ничего не вижу.
      – Вероятно, ручка находится на стене внутри. Она должна быть на виду, иначе бессмысленно. Не будешь же, стоя в темном проходе, судорожно гадать, как же выйти на свободу.
      – Да, но если ее спрятали от посторонних?
      – Справедливо, – Чарлз поднял свечу повыше. Тот, кто открывал эту дверь раньше, вряд ли был выше его ростом. Значит, механизм не должен располагаться на стене слишком высоко. И не слишком далеко от двери. Проход узкий, толком и не развернешься. Значит, искать нужно где-то вот здесь… Но он ничего не видел.
      – Закройте дверь. Посмотрим, смогу ли я открыть ее.
      – Нет!
      – Как еще я смогу найти потайной механизм?
      – Не знаю. Я только знаю, что эта дверь останется открытой. Если я ее закрою, а вы не сможете выбраться… Даже подумать боюсь.
      – Но, Эмма…
      – Нет. И не смотрите на меня так. Я не собираюсь этого делать, рискуя замуровать вас заживо в стенах Найтсдейла.
      – Упрямица.
      – Да, я это уже слышала.
      Они посмотрели друг на друга. Чарлз понял – тут уж она не отступит.
      – Что вы предлагаете?
      – Почему бы вместо этого не проверить, нет ли отсюда хода в детскую? Там тоже должна быть дверь, потому что няня видела привидение. Если я пойду к Изабелл и Клер и они с Принни устроят шум и гам, это поможет вам найти дорогу?
      – Думаю, да.
      – А эту дверь оставим открытой. Попросим мистера Хендерсона ее посторожить. Так что никто не придет и не закроет дверь у вас за спиной.
      – Ну, это маловероятно.
      Эмма схватила его за руку:
      – Как вы можете говорить такое? Творится что-то странное. Мы не знаем, кто за этим стоит.
      – Не знаем? Готов поспорить, что это Стокли. Думаю, мне стоит отрядить одного из лакеев присматривать за молодцом. Мне он сразу очень не понравился.
      – Но мистер Стокли живет здесь совсем недавно. Откуда ему знать о потайных ходах?
      – Интересный вопрос. Подозреваю, ответ на него не менее интересен. Теперь, если позволите…
      Эмма повисла у него на руке.
      – Приведите сюда сначала мистера Хендерсона!
      – Эмма!
      – Позовите сначала мистера Хендерсона. Не то я стану визжать и упираться.
      Чарлз усмехнулся. Он не мог себе представить, чтобы Эмма закатила истерику. Но у нее был такой решительный вид.
      – Приведите мистера Хендерсона, Чарлз.
      – Хорошо, если вы настаиваете.

      Эмма наблюдала за Чарлзом, который забирался в лаз.
      – Смотрите, никого не подпускайте к двери, хорошо, мистер Хендерсон?
      – Да, мисс Петерсон.
      Она осмотрелась, нет ли пауков, затем заглянула в темный проход. Чарлз не успел далеко уйти.
      – Будьте осторожны.
      Он оглянулся:
      – Непременно. Здесь слишком узко, трудно двигаться вперед.
      – Вы не застрянете?
      – Нет. Но, если что, вы меня спасете? Не испугаетесь пауков?
      – Я непременно отправлю к вам кого-нибудь. – Эмму вовсе не радовала мысль о том, что он может застрять в стенах Найтсдейла. Сразу начинали мерещиться скелеты, привидения, как в готических романах. – Стукните посильнее по стене.
      – Зачем?
      – Стукните, и все.
      – Сейчас. Тут мало места – не размахнешься. Выйдет только вежливое постукивание.
      Чарлз постучал.
      – Хорошо. Мы вас слышим. Стучите, если застрянете или заблудитесь, и мы вас разыщем. Если понадобится, я заставлю слуг разобрать дом по камешку, чтобы вас вызволить.
      – Не знаю, Эмма, стоит ли? Вам разве не жалко дома, которому уже сотни лет?
      – Прекратите паясничать, милорд. Я говорю серьезно. А теперь ступайте. Мистер Хендерсон останется караулить дверь. А я пойду встречать вас в детской. Смотрите не заблудитесь.
      – Да, мэм. Постараюсь!
      Эмма выбралась из лаза и поспешно отряхнулась – нет ли где восьминогих тварей?
      – Стерегите вход, мистер Хендерсон. Никто не должен его закрыть.
      – Слушаюсь, мисс Петерсон. Не беспокойтесь. Никто не закроет ход.
      – Происходят непонятные вещи, мистер Хендерсон. Лишняя осторожность не помешает.
      – Понимаю, мисс Петерсон. Я не допущу, чтобы с его светлостью что-нибудь случилось.
      – Конечно-конечно. – Воображение уже нарисовало ей ужасные картины. – Просто я немного волнуюсь. Не каждый день обнаруживаешь потайной ход в собственной комнате.
      Мистер Хендерсон улыбнулся:
      – Вот тут вы правы, мисс. А сейчас, осмелюсь напомнить, вам пора в детскую, чтобы встретить милорда.
      – Да-да. Уже иду.
      – И попросите его вернуться как можно скорее, – крикнул мистер Хендерсон вслед Эмме. – Боюсь, мне надо будет заняться его одеждой.
      Эмма почти бегом пересекла холл. Где сейчас Чарлз? Насколько ему удалось продвинуться? Не застрял ли он? Нет, конечно, он не застрянет. Глупо беспокоиться. Ведь ходит же там кто-то и не застревает. Чарлз все же не такой толстый, как сквайр Бегли.
      Принки приветствовал ее, как всегда, сумасшедшим лаем.
      – Мисс Петерсон, я уже водила его гулять.
      – Молодец, Изабелл. Извини, что взвалила на тебя заботу о собаке. Ужасная нерадивость с моей стороны. – Эмма присела, чтобы погладить пса.
      – Ничего, Я люблю с ним гулять.
      Эмма подняла голову. Девочки смотрели на нее как-то странно.
      – Мама Петерсон, вы хорошо спали ночью?
      Изабелл толкнула сестру локтем. Эмма покраснела.
      Но ведь девочки ничего не могут знать о ее ночном приключении. Однако ей все равно стало неловко. Она промолчала.
      – Девочки, помните, няня видела привидение? Где именно, не скажете?
      – Вон там, мама Петерсон. В классной комнате. Возле полки с куклами.
      – Думаю, ты права, Клер. – Эмма стукнула кулаком по стене и прислушалась. Ничего.
      – Мисс Петерсон, что вы делаете?
      – Изабелл, ват дядя нашел проход в стене. Он решил пройти по нему. Мы думаем, что где-то здесь должна быть дверь.
      – Потайной ход! – Клер весело запрыгала, хлопая в ладоши.
      – Вы и ногой туда не ступите, леди Клер, – возразила Эмма. – Там темно, грязно и полно пауков.
      – Я люблю пауков.
      Эмма изумилась:
      – Любишь пауков?
      Клер энергично закивала:
      – Да! Ой, поглядите на Принни!
      Пес уже несколько минут заинтересованно обнюхивал стену. Потом начал лаять и царапать стену передними лапами, словно хотел проделать дыру в деревянной панели.
      – Принни, что там такое? – Клер нагнулась к собаке.
      Эмма попыталась выяснить по-своему. Она заколотила кулаком по стене:
      – Чарлз!
      Она стучала что было сил, даже руку отбила.
      – Чарлз, вы там? Тише, Принни, я ничего не слышу. Чарлз!
      – Мисс Петерсон, – сказала Изабелл, – если дядя Чарлз сейчас выйдет из стены, нам нужно немного отойти.
      Эмма вздохнула:
      – Наверное, ты права. – Она отошла назад. – Клер, позови собаку.
      Эмма ждала. Ничего. Принни лаял и рвался к стене, но Клер держала крепко.
      – Вам не кажется, что ему давно пора уже появиться? – спросила Эмма, ни к кому особо не обращаясь.
      – Мы ждем совсем недолго, мама Петерсон.
      «Мы ждем уже вечность», – хотелось ей выпалить. Но не кричать же на девочку.
      – Смотри, чтобы Принни не вырвался. Если – то есть когда – дверь откроется, он может броситься в проход. Мы тогда потеряем его навсегда.
      – Справедливо, – раздался мужской голос.
      – Чарлз!
      Часть стены отошла. В открывшемся проходе стоял Чарлз, весь перемазанный грязью. С волос свисала паутина. Все равно красавец! Эмма хотела было броситься к нему, обнять…
      Должно быть, он понял это по выражению ее лица. Улыбнувшись, он раскинул руки:
      – Как, Эмма, вы меня не поцелуете? Неужели так испугались пыли и парочки пауков?
      – Чарлз! То есть лорд Найтсдейл. – Эмма кивнула в сторону девочек. Изабелл и Клер с изумлением наблюдал и за их перепалкой.
      – Дядя, вы хотите поцеловать мисс Петерсон?
      – Именно!
      – Конечно, нет! – возмутилась Эмма.
      – Но вы же тоже хотите его поцеловать, мама Петерсон?
      Эмма не могла лгать. Она густо покраснела.
      – Получилось! – Клер подскочила, выпустив ошейник собаки. – Изабелл, у нас получилось!
      – Принни! – Эмма попыталась остановить пса. Чарлз ухватил Принни за заднюю лапу, прежде чем тот успел нырнуть в лаз.
      – Надо было ее сразу закрыть. – Чарлз толкнул стену, закрывая проход. – Клер, что у вас получилось?
      Изабелл встряла:
      – Клер, держала бы ты рот на замке…
      Но Клер было не остановить. От радости она пустилась в пляс.
      – Изабелл такая умная! Она сказала, что вам нужно побыть вместе наедине. Тогда мы спрятали щетку мамы Петерсон в твоей комнате, папа Чарлз. Но ничего не вышло. Тогда мы спрятали ночную рубашку мамы Петерсон, и у нас получилось! Теперь вы поженитесь!
      – Клер, дядя Чарлз просто хочет поцеловать мисс Петерсон. Это не значит, что они собираются пожениться.
      – Неужели, Изабелл? – сказал Чарлз. – Надеюсь, тебе не взбредет в голову целоваться с мужчиной, за которого ты не собираешься замуж?
      – Нет, но… – Изабелл заправила за ухо белокурую прядь, – дядя Чарлз, вы собираетесь жениться на мисс Петерсон?
      – Да. И вы с Клер будете жить с нами, как наши старшие дети. Хотите?
      Изабелл кивнула. Она прикусила губу, немного подумала, а затем обхватила руками шею Чарлза.
      – Да, – ответила она, чуть не плача от радости, – очень хочу!
      Чарлз заставил девочек пообещать, что они ничего никому не расскажут до завтрашнего дня. Первыми о помолвке должны узнать тетя Беа и отец Эммы, а вовсе не слуги или гости. Официальное объявление будет сделано во время бала. Сначала, однако, Чарлзу нужно привести себя в порядок. Он весь перемазался в грязи и паутине, не говоря уж о пауках!
      – Мне казалось, вы бродите там целую вечность, – призналась Эмма. Они возвращались из детской. – Принни почувствовал ваше присутствие. Он лаял.
      – Да, я слышал. Хватило пары минут, чтобы догадаться, как выйти. Там тоже рычаг, но расположен ниже, чем я думал, и его надо толкать книзу, а не вверх. А еще он хорошо смазан.
      – Я заметила, что дверь не скрипнула. Не то, что в моей комнате.
      – Да. Подозреваю, что после переселения няни и вас с девочками ниже наш таинственный посетитель сделал верхний этаж своим форпостом для ночных вылазок.
      – Хорошо, что вы придвинули к стене тяжелое кресло. Однако сколько же всего таких дверей может быть в доме?
      – Кто знает? Я решительно настроен приставить какого-нибудь дюжего молодца из наших лакеев следить за мистером Стокли.
      – А если он ни в чем не виноват? А если виноват – что ему нужно?
      – Не знаю. Впрочем, ждать осталось недолго. Как только мы объявим о помолвке, добрая половина гостей тут же соберет саквояжи и отправится на новые охотничьи угодья. Здешнюю лису уже поймали в капкан.
      – Доброе утро, Чарлз, мисс Петерсон. – Из своей комнаты показалась леди Беатрис. – Что тут насчет загнанной в капкан лисы?
      Леди Беатрис не сводила глаз с левой руки Эммы. Чарлз усмехнулся. Он мог поспорить на что угодно – его тетка заметила бы реликвию Найтсдейлов, даже находясь на другом конце бального зала.
      – Тетя, мы как раз хотели с вами поговорить. У вас найдется минутка?
      – Можешь располагать мной, Чарлз. Прошу, заходите в гостиную.
      – Прекрасно. – Чарлз пропустил женщин вперед, переступил порог теткиных покоев и плотно закрыл за собой дверь.
      Гостиная тети Беа была декорирована предметами приятных глазу зеленых тонов. Единственным ярким акцентом была рыжая кошка, свернувшаяся клубком на подоконнике, Королева Бесс зевнула, дотянулась и снова задремала. Тетя Беа по-прежнему не сводила глаз с кольца на руке Эммы.
      – Как вы наверняка заметили, тетя, на пальце Эммы кольцо Найтсдейлов.
      Леди Беа просияла:
      – Да, заметила. И я счастлива!
      Она обняла Эмму и Чарлза, а затем схватила в охапку Королеву Бесс. Ее величеству пришлось не по нраву, что ее побеспокоили во время сна. Она соскочила на пол и с достоинством удалилась в соседнюю комнату.
      – Когда мы объявим о помолвке? – спросила тетя Беа. – Думаю, на балу будет как раз.
      – Да, так лучше всего. На ужин перед балом прибудет преподобный Петерсон. Я уже просил у него позволения посвататься к его дочери. Сегодня мы – Эмма и я – сообщим ему, что она приняла мое предложение.
      – Чудесно! И вы поженитесь в следующем году в церкви Святого Георга на Ганновер-сквер. – Тетя радовалась, как ребенок. – Это будет главным событием сезона!
      – Жаль разочаровывать вас, тетя, но это невозможно. Мы поженимся в Найтсдейле сразу после церковного оглашения.
      Тетя Беа застыла посреди гостиной:
      – Нельзя жениться столь поспешно! Пойдут пересуды.
      – На здоровье.
      Тетя Беатрис повернулась к Эмме:
      – Мисс Петерсон, то есть Эмма! Вам разве не хочется пышной свадьбы в Лондоне?
      – Лучше, если нас поженит папа здесь, в Найтсдейле. Я никогда не была в Лондоне, леди Беатрис. У меня голова пойдет кругом.
      – Понимаю… Но играть свадьбу столь поспешно…
      – Мне уже двадцать шесть. Куда еще откладывать?
      – Да, конечно. – Тетка бросила быстрый взгляд на Чарлза. Тот лукаво приподнял бровь и сцепил за спиной руки. – Эмма, я знаю, у вас нет матери, вам некому дать совет. Вы не понимаете… – Она колебалась, затем продолжила: – Вы не понимаете, как могут истолковать брак, заключенный в спешке. Люди решат, что вы… потеряли девственность еще до свадьбы.
      Эмма сделалась малиновой, как утреннее платье леди Беатрис.
      Тетя снова взглянула на племянника:
      – Ну что ж. Ничего не поделаешь. Пусть свадьба будет через месяц.
      – Думаю, так лучше всего, – согласился Чарлз. – Теперь о другом. Тетя, помните, вы говорили, что имя Стокли вам знакомо? Вы ничего не вспомнили?
      Тетя Беа кивнула и опустилась в роскошное кресло.
      – Сядьте, прошу вас.
      Чарлз и Эмма устроились на канапе.
      – Признаюсь, в последнее время я думала только об одном. – Она радостно улыбнулась племяннику и Эмме. – Но дело завершилось к полному моему удовольствию. Так вот, о мистере Стокли.
      Хмурясь, она смотрела на покрытые цветочным орнаментом стены.
      – Думаю, он как-то связан с дядюшкой Рэндаллом.
      – Двоюродный дедушка Рэндалл! – воскликнул Чарлз. Он никогда и ни с кем не говорил о Рэндалле. Только с Полом, когда они играли в пиратов. Впрочем, он пытался однажды расспросить отца, но тот пришел в такое негодование, что у мальчика пропала всякая охота задавать вопросы. – Правда, что он был пиратом?
      – Думаю, он предпочел бы именоваться капером. Но это не так важно, Чарлз. В ранней молодости Рэндалл действительно плавал по морям. Вы его не видели, Эмма?
      – Полагаю, нет.
      – Мисс Петерсон не могла его знать. В последний раз, когда он к нам приезжал, мне было семь. А вскоре после того он умер. Налакался дешевого джина и свалился с пирса.
      Тетя Беатрис презрительно фыркнула:
      – Так рассказал тебе отец.
      – А есть другая версия? Никогда не слышал.
      – Я тоже. – Она пожала плечами. – Просто не верю в эту байку. Разумеется, Рэндалл любил выпить. Иногда увлекался. Но у него была светлая голова. Я никогда не поверю, что он допился до того, что не видел, куда идёт. Нет, кто-то ему помог.
      – Вы думаете, его убили? – Чарлз был поражен. – Вы говорили отцу о своих подозрениях?
      – Разумеется, говорила, Джордж только посмеялся надо мной. Он был счастлив – одной головной болью меньше. – Тетя Беа повернулась к. Эмме: – Брат и дядя Рэндалл не ладили. Они были ровесниками, а росли мы все вместе. Дело в том, что когда мне было два, а Джорджу четыре, умер наш отец, и заботу о нас взял на себя дедушка, женившийся к тому времени на молодой леди. Маме совсем не нравилась вторая жена дедушки – мать Рэндалла. К тому же она была на год или два моложе ее, что выглядело совсем уж неестественно.
      В комнату вошла Королева Бесс и прыгнула тете Беа на колени.
      – Рэндалл настаивал, – продолжила тетя Беа, рассеянно поглаживая кошку, – чтобы Джордж звал его «дядей Рэндаллом». Думаю, чтобы позлить Джорджа. Рэндалл обожал пошутить, а у моего брата чувства юмора не было в помине. Отношения натянулись еще больше, когда Джордж унаследовал титул. Рэндалл не выказывал Джорджу того почтения, на которое тот рассчитывал. Мне нравился Рэндалл, но, когда он отправился в плавание, все, и я в том числе, вздохнули с облегчением.
      – Да, помню, отцу ужасно не нравились визиты Рэндалла, – заметил Чарлз, – но мне даже в голову не приходило… Отца вообще редко что радовало.
      – Согласна. Джордж всегда был черствым сухарем, – заметила тетя Беа. – Злобный старый пень. Я частенько жалела, что мой брат Джордж, а не Рэндалл.
      – Тем не менее не могу поверить, что он обрадовался, узнав, что дядю, вероятно, убили. Не важно, что они не ладили.
      – Разумеется. Поверь Джордж в убийство, он провел бы расследование. Такая смерть не для Дрейсмита. А вот несчастный случай мог произойти с кем угодно. Тем более в такой неспокойной семейке, как Дрейсмиты. Джорджа устроило то объяснение, что лежало на поверхности.
      – Но не вас, тетя Беа? – спросила Эмма.
      – Нет. – Пожилая дама затрясла седыми буклями. – Конечно, я в это не поверила. – Несколько минут она молча гладила Королеву Бесс. – Когда Рэндалл в последний раз приезжал домой, он был очень встревожен, – сказала она наконец. – Клянусь. Может, поэтому он столько пил.
      – Он был пьян почти все время, – заметил Чарлз.
      Тетя Беа вздохнула:
      – Правильно. И это было необычно. Что-то его беспокоило. – Она прикусила губу. – Он даже, помнится, заявил, что скоро умрет. Я думала, он шутит, как всегда. Но потом он раскопал этого коротышку, скульптора, чтобы тот сделал его бюст. Говорил, что: долго не протянет, вот и хочет увековечить себя для потомков.
      Голос ее задрожал.
      – Тетя Беа, не нужно рассказывать, если это наводит вас на грустные воспоминания.
      Женщина промокнула глаза носовым платком. Сейчас она впервые выглядела на свои шестьдесят лет.
      – Нет, я хочу рассказать. Нечасто я вспоминаю Рэндалла. Но когда все-таки думаю о нем, мне становится ужасно грустно. Неизвестность – вот что угнетает меня больше всего. Уверена, с Рэндаллом поступили несправедливо, и его душа не может упокоиться с миром.
      – Но не думаете же вы, что это его дух ночами бродит по Найтсдейлу?
      Чарлз обрадовался, что Эмма спросила. Неужели тетя в самом деле думает, что в Найтсдейле есть привидение?
      – Разумеется, нет, дорогая. Я говорила образно. – Она улыбнулась и покачала головой: – Если тут кому и бродить, то Джорджу. Бюст Рэндалла приводил его в бешенство, Подумать только, заказать его у никому не известного местного скульптора! Уж если Рэндаллу приспичило добавить свой образ к череде предков в длинной галерее, мог бы выписать из Лондона маститого художника. Джордж решительно не хотел выставлять работу в Найтсдейле, но проиграл эту битву, потому что всегда проигрывал Рэндаллу. И это вовсе не улучшало его характер.
      Чарлз решил, что пора перевести разговор на более насущную тему.
      – Но я спрашивал вас о Стокли, тетя.
      – Это меня просто убивает! Уверена, Рэндалл упоминал это имя, когда приезжал сюда в последний раз. Но что он говорил? Не помню.
      – Но, леди Беатрис, мистер Стокли слишком молод. Он не может иметь отношения к смерти лорда Рэндалла.
      – Конечно, нет. То есть не этот Стокли. Возможно, Рэндалл был знаком с его отцом.
      – Как же они могли познакомиться? – Чарлз презрительно фыркнул. – Вряд ли Стокли вхож в высшее общество.
      – Чарлз, Рэндалл не жаловал свет. Вспомни, он ушел в море совсем мальчишкой. – Тетя Беа засмеялась. – Не могу представить себе Рэндалла в светском салоне. Все равно, что представить Джорджа… в публичном доме. Разве что в каком-нибудь особенном публичном доме. Хотя нет, для этих нужд Джордж посещал миссис Борден.
      Чарлз вытаращил глаза. Миссис Борден? Приятная пожилая леди, которая жила когда-то в доме у большого дуба и угощала его лимонными леденцами?
      – Кажется, Стокли говорил, что его семья перевозит грузы по морю? – вспомнила Эмма. – Возможно, Рэндалл плавал на одном из их судов.
      – Чушь, – категорично заявила леди Беа. – Сомневаюсь, что у семейки Стокли есть хоть один корабль. Слишком жалким он выглядит. Сущим бедняком. Судовладельцы – люди не бедные, знаете ли.
      – Уверен, я никогда раньше не слышал о нашем мистере Стокли. – Чарлз никак не мог отделаться от мысли о собственном отце и миссис Борден. Стокли? Он непременно запомнил бы молодца, если бы им довелось встретиться где-нибудь в Лондоне. – Я запомнил бы его, доведись нам встретиться.
      – Конечно. – Тетя Беа нахмурилась. Рука, гладящая кошку, замерла. Королеве Бесс не понравилось, что про нее забыли. Мяукнув, она принялась тереться головой о хозяйку. Тетя Беа провела пальцем от носа до кончика хвоста ее высочества. – Как жаль, что я не могу вспомнить!
      – Жаль, нельзя выставить его за дверь.
      Чарлзу решительно не нравилось, что по дому разгуливает столь подозрительная личность. Да еще имеет наглость строить глазки Эмме! А особенно что у него есть средство проникать в ее комнату по ночам. Впрочем, это не беда. Вздумай Стокли посетить ее спальню еще раз, нарвется на неприятности. Больше Эмма не будет слать одна.
      – Леди Беатрис, – сказала Эмма, – вы знали, что в стенах Найтсдейла есть потайные ходы?
      – Что? – Леди Беатрис, очевидно, все еще была во власти воспоминаний. – Потайные ходы? Я думала, Джордж забил их наглухо, когда унаследовал титул.
      – Так вы знали?
      – Разумеется, Чарлз! Тоже мне тайна. Мы пользовались ими, чтобы сбежать с уроков.
      – А я ничего не знал. Думал, они плод больного воображения пьяницы Рэндалла.
      Тетя Беа пожала плечами:
      – Я уже сказала – мне казалось, Джордж велел их закрыть. Потайные ходы никак не вязались с его представлениями о приличиях. Ведь гости могли, воспользовавшись ими, предаваться порокам. Что, собственно, они и делали. А почему ты спрашиваешь?
      – Потому что кто-то решил воспользоваться ими снова.

      Кто же может бродить по потайным ходам, размышляла Эмма, пока Бетти – горничная леди Элизабет – укладывала ей волосы перед балом. Чарлз был уверен, что это мистер Стокли. Возможно, из-за того, что недолюбливал этого человека. Эмме мистер Стокли тоже не нравился, но это же не говорит о том, что это именно он ходит по Найтсдейлу, вынашивая коварный план. Да, она видела – он ведет себя странно. Зачем гостю обшаривать стены под портретами? А ломать руку статуе в гроте? Словно он что-то искал. Но что?
      Жаль, леди Беатрис никак не вспомнит, что же лорд Рэндалл говорил о Стокли много лет назад.
      – Вы недовольны прической, мисс?
      – Нет, Бетти. Вы справились чудесно. – Очнувшись от раздумий, Эмма взглянула на себя в зеркало и ахнула: – О Боже! Не просто чудесно, Бетти! Потрясающе!
      – Ну, я так и старалась.
      Эмма едва расслышала слова девушки. Она, не отрываясь, смотрела на собственное отражение в зеркале. Леди Беатрис хотела послать Эмме свою Клодетту. К счастью, рядом стояла Лиззи, которая заметила выражение лица Эммы и поспешила на помощь, предложив свою горничную Бетти. Слава Богу! Эмме совсем не хотелось выглядеть на своем первом балу как тетя Беатрис. Но такого чуда она не ожидала!
      – Мне пора, мисс. Нужно причесать леди Маргарет и леди Элизабет.
      – Идите, Бетти. Вы просто волшебница. Спасибо.
      Бетти вышла, а Эмма так и сидела, не в силах отвести взгляда от своего отражения в зеркале. Должно быть, девушка посчитала ее деревенской простушкой. Но ей все равно!
      Она никогда не думала, что может так выглядеть. И представить не могла, что когда-нибудь будет такой красавицей. Бетти укротила ее непослушные кудри, и прическа стала выглядеть элегантно и даже… игриво. Волосы были уложены так искусно и в то же время естественно, что казалось, они только и ждут, когда придет мужчина, вытащит шпильку-другую, и они обрушатся на плечи и грудь роскошным каскадом. Эмма покраснела. Она подумала о мужчине, который мог бы это сделать.
      Пусть голубому атласному платью уже четыре года, но оно такое красивое… Вот только понравится ли Чарлзу? Соблазнит ли его глубокий вырез на груди? Эмма закрыла глаза. Ей этого очень хотелось. Будет так чудесно почувствовать его руки на своих плечах, груди. Она представила – вот его пальцы скользят по ее обнаженной коже, губы спускаются все ниже… Ее соски отвердели, по телу прошла дрожь.
      – Отличный способ встречать меня, милая!
      Эмма почувствовала его теплое дыхание над своей ключицей. Пальцы проникли под лиф и принялись ласкать соски. Она жаждала прикосновения его губ. Повернулась к нему – его брюки были прямо возле ее щеки. Его плотно облегающие брюки. Они ничего не скрывали. Эмма улыбнулась и положила на брюки свою ладонь.
      Чарлз вздрогнул и отстранился.
      – Эмма, вы так смелы…
      – Простите, что…
      – Не извиняйтесь. Мне нравится ваша смелость. Но к несчастью, мы не можем дать ей волю. Пора идти на бал, а на балу нужно выглядеть пристойно. Никаких подозрительных складок или пятен. – Он усмехнулся. – Но после бала будьте как можно смелее, прошу вас. А если вам откажет воображение, я буду счастлив подсказать что-то. – Он прикусил мочку ее уха. – Эмма, приходите сегодня ко мне. Будем любить друг друга на родовой постели Дрейсмитов.
      – Хорошо. – У Эммы голова шла кругом, она была во власти желания. – Зачем нам вообще идти сегодня на бал?
      – Потому что это наш бал. И люди будут весьма удивлены, если я, хозяин дома, не появлюсь там. А еще мы хотим сообщить вашему отцу, что собираемся пожениться. Думаю, ему будет приятно узнать.
      – Ах да. – Эмма грустно вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок и не думать о Чарлзе и о том, что скрывают его чудесные брюки.
      – Эмма!
      – Да?
      Его голос посерьезнел.
      – На балу будет и миссис Грэм.
      – Вот как? – Упоминание имени миссис Грэм обычно всегда вызывало в ней неприятные чувства. Но не сейчас. Страсть не оставила места в ее душе ни для чего больше. – Миссис Грэм, ну и что? – Ей было все равно. Вспомнилось даже, как миссис Грэм защищала ее в Голубой гостиной от кавалерийских наскоков Общества.
      – Думаю, вашего отца обрадует, если вы будете милы с миссис Грэм. Полагаю, он ждет вашего благословения – хотя бы одобрения – его брака с миссис Грэм.
      Брака с миссис Грэм? Совершенно никаких уколов ревности. Эмме даже стало приятно – она подумала о собственной свадьбе.
      – Хорошо.
      Может быть, она снова разозлится, когда увидит миссис Грэм?
 
      Чарлз предпочел бы сорвать с Эммы ее чудесное платье и опустить ее на постель вместо того, чтобы… Однако стоило соблюсти приличия и появиться перед гостями. Тем более что было необходимо увидеться с отцом Эммы и договориться о церковном оглашении, которое Чарлзу хотелось устроить как можно раньше. Кольцо Найтсдейлов – это одно, но ведь надо надеть на палец Эммы и обручальное кольцо, прежде чем в ее чреве зародится наследник. Хотя вряд ли это получится. Он ведь не будет спать один. Ну ничего, бывает же, что малыши рождаются восьмимесячными.
      Как она прекрасна сегодня! Когда он вошел к Эмме, она сидела с закрытыми глазами, откинув голову назад. Ее грудь поднялась, под тонким атласом явственно проступали соски. А потом она положила руку ему меж бедер.
      Как ему выдержать эту пытку? А этот голубой атлас – просто наваждение. Платье не давало мужчине повода для воображения – вся красота женского тела была перед его глазами. И Чарлз залюбовался, с трудом оторвав себя от мыслей о простынях и обнаженной Эмме.
      – Эмма, я принес вам подарок. – Он вытащил из кармана ожерелье. – Оно подходит к кольцу. Есть еще браслет и диадема, но, думаю, сегодня этого будет вполне достаточно.
      Сапфиры легли ей на шею. Чарлз щелкнул замочком.
      – Чарлз! – Пальцы Эммы прошлись по сверкающим камням. – Оно прекрасно! Но я не могу его принять.
      – Разумеется, можете. Скоро вы станете моей женой, маркизой.
      Скажи ему в Лондоне кто-нибудь, что он вскоре произнесет слова «жена» и «маркиза» без содрогания! Он вызвал бы нахала на дуэль. Как все изменилось!
      – Могу вас успокоить. Ожерелье ваше лишь на время. Оно прилагается к титулу. Когда-нибудь вам придется отдать его жене нашего сына.
      – Это меняет дело. Но все равно мне нужно хорошенько подумать.
      – Не ломайте себе голову. Просто улыбнитесь и носите ожерелье.
      Он привлек ее к себе, стараясь не помять платье, и поцеловал в губы.
      – Пойдемте посмотрим, не приехал ли ваш отец.
 
      Эмма удивилась, когда поняла – она еще способна чувствовать что-то, помимо желания. Она стояла около двери в кабинет, сжимая руку Чарлза. Волнение, тревога, смущение и раскаяние – все смешалось в ее душе.
      – Спасибо, что позвали отца в кабинет. Я бы просто не выдержала, если бы нас слышал кто-то еще.
      – Вероятно, с ним миссис Грэм. Может, стоит попросить ее выйти?
      – Да. Нет. Ох, не знаю. – Эмма прикусила губу. – Сама не понимаю, что со мной.
      – Тогда, полагаю, нам пора туда войти. Думаю, отец поймет ваши чувства. Но может быть, вы хотите поговорить с ним без меня?
      – Ни за что.
      – Отлично. Входите первая, мисс Петерсон.
      Эмма вдруг остановилась, преградив ему дорогу.
      – Может, нам следует сначала постучать? То есть, если они…
      Чарлз усмехнулся:
      – Вряд ли ваш отец станет заниматься в моем кабинете чем-то таким, Эмма. Тем более что там есть моя библиотека.
      – Вы полагаете? Дверь-то закрыта.
      – Уверен. К тому же они нас ждут, так что вряд ли им сейчас придет в голову целоваться. Зато у меня возник вопрос. Не намекаете ли вы, что моя добродетель будет подвергаться покушению каждый раз, как мы окажемся за закрытой дверью?
      – Разумеется, нет!
      – Я разочарован.
      Чарлз распахнул дверь. Эмма переступила через порог. Отец был один. Он стоял возле стола, убрав руки в карманы. Он показался ей одиноким и немного грустным. Она заметила, что он уже совсем седой. Конечно, он не мог поседеть так быстро, за то время, что она прожила в Найтсдейле.
      Когда в последний раз она смотрела на него внимательно? И смотрела ли вообще?
      – Папа!
      Он повернулся к ней и улыбнулся:
      – Эмма! Лорд Найтсдейл…
      – Прошу вас, сэр. Называйте меня по имени. Вы ведь станете моим тестем, и говорить «милорд» все время будет очень неудобно.
      Лицо отца просияло.
      – Эмма, ты выходишь замуж за Чарлза?
      – Да, папа.
      Отчего же ей кажется, что ноги приросли к полу? Ей бы броситься к отцу в объятия. Наверняка он этого ждал.
      – А где же миссис Грэм?
      – В соседней комнате. Она подумала… она ведь не член семьи.
      – И напрасно.
      Отец застыл на месте:
      – Что ты сказала?
      – Я сказала, что ей следует войти в нашу семью, папа, если ты ее любишь. А ведь ты ее любишь, правда?
      Отец глубоко вздохнул:
      – Да, я ее люблю. Но ни я, ни она не хотим… Ты моя дочь, Эмма. Мой главный долг – беречь тебя.
      – Нет. – Эмма говорила, не веря собственным ушам. Неужели это ее собственные слова? И она сама отпускает отца на свободу? – Нет, папа, я думаю, прежде всего ты должен думать о себе. По крайней мере, в этом вопросе. И о миссис Грэм. Харриет. – Она перевела дух. – Мэг тоже считает, что ты должен жениться на Харриет. Она поняла это раньше меня. Заметила, что ты стал чаще улыбаться, стал счастливее.
      – Эмма!
      – Тебя теперь радуют не только пыльные книги. Думаю, Мэг права. Мне тоже следовало это понять, но я думала только о себе. Поступай, как велит тебе сердце. Я не встану на твоем пути.
      По ее лицу текли слезы. Растаял ледяной комок в груди. Отец раскрыл ей объятия, и она бросилась к нему, не чуя под собой ног. Она обняла его крепко-крепко. Взглянула в лицо – оно было мокрым от слез.
 
      – Как… интересно, мисс Петерсон! – Слова давались леди Оулдстон нелегко. Так Королева Бесс выплевывала из глотки комок шерсти.
      – В самом деле, – фыркнула миссис Пелем. – Кто бы мог подумать! Но ведь вы подруга детства, не так ли?
      – Да, очень давняя подруга, – улыбнулась леди Оулдстон, делая ударение на слове «давняя». – Старые друзья – это так романтично, не правда ли?
      Мисс Оулдстон и миссис Пелем молча таращили глаза. Эмма натянуто улыбалась.
      Зато радовалось Общество. Дамы окружили Эмму, оттеснив лондонских леди.
      – Дело сделано, – сказала миссис Бегли. – Рада, что вы последовали моему совету.
      – Через девять месяцев ждем наследника, – сообщила мисс Рейчел Фартингтон.
      – Или раньше. – Мисс Эстер подтолкнула сестру локтем. Обе захихикали.
      – Вижу, в кабинете вы не теряли времени понапрасну, – шепнула мисс Рассел. – Вот он идет!
      – Соблюдайте приличия, дамы! – сказала миссис Бегли. Все стали смотреть на Чарлза и улыбаться. Его бровь удивленно поднялась, но он заставил себя улыбнуться в ответ:
      – Добрый вечер, дамы. Прошу отпустить Эмму. Нам с ней пора открывать бал..
      – Разумеется.
      – Вперед!
      – Конечно. О Боже!
      – А брюки на нем сидят и вправду хорошо. – Замечание леди Эстер понеслось им вдогонку сквозь шум бального зала. Музыканты взялись за инструменты.
      – Кажется, я краснею, – заметил Чарлз, приглашая Эмму на танец.
      – Но ведь она права. – Эмма представила то, что скрывали эти туго обтягивающие брюки. Голос Чарлза опустился до шепота.
      – Как очаровательно вы сами покраснели! Интересно, что за мысль пришла вам в голову? Скажите мне.
      – Нет, не могу. – Эмме казалось, если она признается, то ее поразит молния или, что еще хуже, подслушает леди Оулдстон или миссис Пелем.
      – Зато я знаю, о чем думаю я. Как вы прекрасны в этом платье! Но без него вы будете еще прекраснее.
      – Чарлз!
      – Представляю, как вы будете лежать в моей постели нагая.
      – Чарлз! – Она, должно быть, разговаривала слишком громко, потому что на нее обернулся герцог Олворд, а герцогиня улыбнулась.
      – Ваша молочно-белая кожа на фоне простыней, чудесные кудри струятся по подушке…
      – Чарлз! – Эмма испуганно оглянулась по сторонам.
      Не подслушивает ли кто?
      – Ваши чудесные полные груди умоляют о поцелуе…
      У Эммы подкашивались ноги.
      – А ваша талия! Бедра! И тот островок между ножек, покрытый чудесными завитками. Ах, эти ножки! Гладкие, белые, они раздвигаются, приветствуя, приглашая…
      – Чарлз, – шепнула Эмма. Она едва смогла выговорить его имя. Что за вещи он говорит ей прямо тут, в бальном зале, где их могут услышать…
      – Я хочу зарыться туда лицом, вдыхать ваш запах, пробовать на вкус…
      – Чарлз, если ты сейчас же не замолчишь, я… я… не знаю, что именно я сделаю, но в любом случае нечто очень непристойное. Крайне возмутительное.
      – Правда? Заманчиво.
      – Чарлз…
      – Не беспокойтесь. Я буду вести себя подобающе. Но позже, в постели… – он приблизил губы к ее уху, – буду таким неприличным, что вы и представить себе не можете.
      Лицо Эммы залила краска.
 
      За время бала она танцевала с лордом Уэстбруком и герцогом Олвордом, а один танец подарила сквайру Бегли, один – отцу. А потом к ней подошел мистер Стокли.
      – Примите мои поздравления, мисс Петерсон. Значит, вам достался главный приз?
      – Простите?
      – Теперь я понимаю, почему вы не пришли в мою комнату. Были слишком заняты в спальне лорда Найтсдейла?
      – Мистер Стокли, вы забываетесь!
      Мистер Стокли пожал плечами:
      – Ах, простите! И в мыслях не было вас оскорбить. Просто восхищен вашей ловкостью. – Его взгляд задержался на ее шее. – Красивое ожерелье.
      Этот взгляд мог бы смутить Эмму. Но она понимала – Стокли смотрит только на ожерелье.
      – Благодарю вас.
      – Подарок к помолвке?
      – Да. Это часть гарнитура.
      – Вот как?
      Музыка вновь заиграла. Каждый раз, когда Эмма проносилась в танце мимо мистера Стокли, его глаза сверкали, как сапфиры Найтсдейлов. Ей стало неуютно. Она даже обрадовалась, когда танец закончился. Неприятно чувствовать себя витриной музея. Хотя вряд ли в мире нашелся бы экспонат, который сумел бы отвлечь мистера Стокли от созерцания ожерелья на ее шее.
 
      Эмма стояла у окна в сад, когда слуга принес ей записку.
      – Благодарю вас. – Она взяла с подноса сложенный вчетверо листок бумаги. – Лицо лакея было ей незнакомо. Наверное, это временный слуга, нанятый для праздника.
      Почерк был ей также незнаком. Но сейчас было не до почерка – ее встревожило содержание записки:
      «Идите в детскую к Клер. Приходите немедленно».
      Почему в детскую? Клер не должна быть в детской в столь поздний час. В. чем дело? И где няня?
      Не важно. Нужно идти, если ее зовет Клер. Может быть, малышке просто стало грустно. Она поцелует ее на ночь, пожелает спокойной ночи. И никто не заметит – Эмма вернется через несколько минут. Никто ее не хватится.
      Она побежала вверх по лестнице.
      – Клер! Клер! Это мама Петерсон! Где ты?
      В детской было темно и тихо. Что-то не так. Эмма перевела дух. Она стояла в детской совершенно одна. Нужно было предупредить Чарлза, куда она идет. Или отправиться наверх вместе с ним. В крайнем случае он мог бы задержаться возле няниной комнаты. Эмма повернулась, чтобы выйти.
      – Не торопитесь. – Рука мистера Стокли закрыла ей рот. Другой рукой он прижал ее к себе. Он оказался на удивление силен для такого тщедушного мужчины. – Мисс Петерсон, у меня нож.
      Что-то острое кольнуло ее бок под левой грудью.
      – Только пикните – и я воткну его в вас. Кивните если вам понятно.
      Эмма кивнула.
      – Отлично. – Он ослабил хватку, продолжая держать нож возле ее тела. – А теперь снимайте это чудесное ожерелье.
      Эмма не могла справиться с застежкой.
      – Это вы выходили из стены, мистер Стокли?
      – Да, но толку из этого не вышло. Скорее! Чего вы копаетесь?
      – Замочек расстегивается тяжело. – Пальцы Эммы дрожали, и ей никак было не справиться. – А где Клер?
      – Клер?
      – Я получила записку…
      – Только так можно было выманить вас наверх. Насколько мне известно, малышка Клер крепко спит в собственной кроватке. Да быстрей же!
      Нож мистера Стокли надавил сильнее. Эмма закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Наконец замочек щелкнул. Мистер Стокли схватил вожделенную драгоценность.
      – Теперь говорите, откуда Найтсдейл взял ожерелье. – Еще один укол ножом. – Где сейф?
      – Не знаю. Ожерелье было у него в кармане. Я не видела никакого сейфа.
      – Тогда придется спросить его самого. – Он схватил ее правую руку и завернул ей за спину, не отнимая ножа от груди. – Полагаю, у нас выйдет чудная беседа.
      Только не поддаваться панике!
      – Я не понимаю. Если вы вор…
      Мистер Стокли дернул ее руку, и она замолчала, хватая ртом воздух.
      – Я не просто вор. Я вообще не вор. Это принадлежит мне.
      – Ожерелье?
      – Нет. – Он потащил ее в глубь детской. – Не только ожерелье. Все остальное тоже. Ожерелья, серьги, булавки, кольца, тиары. Не могу их найти! Но ведь я искал. Черт возьми, я искал! Я знаю, они где-то рядом. Я заставлю Найтсдейла сказать. Покажу ему ожерелье и скажу: ему не увидеть вас больше, если не отдаст мне драгоценности. Думаю, он заговорит очень быстро. Я видел, как он на вас смотрит.
      Эмма попыталась замедлить их движение. Куда он ее тащит?
      – Я пока не все поняла. В Найтсдейле спрятаны сокровища?
      – Да. Рэндалл украл их у моего отца.
      – Вы уверены? – На одной из полок она заметила увесистый подсвечник. Нельзя ли…
      Он снова дернул ее за руку.
      – Вам незачем знать. Пока я не собираюсь вас убивать, но убью, если придет нужда. Я убивал и раньше. Так что рука у меня не дрогнет.
      Мистер Стокли отодвинул от стены тяжелое кресло.
      – Но вы не могли убить лорда Рэндалла! Вы были тогда слишком малы.
      Он толкнул Эмму к стене, придавив своим телом. Левой рукой он пошарил за полками.
      – Разумеется, его убил не я. Мой отец.
      – А где Уильям? – Эмме стало дурно. Неужели мистер Стокли убил лакея, которого Чарлз приставил следить за ним?
      – Лакей? Я просто его оглушил. Такие здоровяки, как ваш Уильям, часто недооценивают мою силу и ловкость. Я надежно запер его в своем гардеробе. Ага!
      Стена раскрылась. Эмма смотрела в грязный, темный коридор, несомненно, населенный пауками. Неужели мистер Стокли запрет ее здесь?
      – Наверное, вы уже догадались, что это я убил брата нынешнего маркиза. Убил его жену и слуг. Я хорошо заплатил Атуэрту, чтобы он следил за ними. Он сказал, что они взяли драгоценности с собой в Италию. Я вывернул карету наизнанку, но ничего не нашел. Атуэрт солгал. Он хотел сам украсть драгоценности. Он сознался, прежде чем я его заколол.
      Нож мистера Стокли кольнул опять. Эмма была уверена – сейчас потечет кровь. – Понятно.
      – Я скоро вернусь.
      Он втолкнул ее в проход, и она упала.
      – Надеюсь, вы не боитесь темноты, мисс Петерсон. Я забыл принести свечу.
      – Вы не можете…
      – Очень даже могу.
      Дверь захлопнулась перед ее носом. Она слышала, как скрипит тяжелое кресло, которое Стокли поставил на место.
      Эмма кусала губы. Она не доставит мистеру Стокли такого удовольствия. Она не закричит.

      Куда, черт возьми, подевалась Эмма? Чарлз кружил по бальному залу. Никак не найти ее среди гостей. Она ведь такая крошка.
      – Тетя, вы не видели Эмму?
      – Нет. Действительно, что-то я ее давно не вижу. Может, пошла в дамскую комнату? Уверена, она скоро появится.
      Чарлз кивнул и продолжил исполнять роль хозяина, пригласив на танец мисс Рассел. Он уже протанцевал с обеими сестрами Фартингтон. То есть скорее всего с обеими, а не дважды с одной и той же. Сегодня они нарядились одинаково. Даже ленты в волосах одного цвета.
      Мисс Рассел то ли из робости, то ли из деликатности не стала упрекать Чарлза, что он вместо танца принялся в очередной раз высматривать среди гостей Эмму. Нет ее! Не может же она битых полчаса отдыхать в дамской комнате?
      Стокли тоже не видно. Проклятие! Хорошо, что его сторожит Уильям, боксер-любитель. Случись что, он справится. Тем не менее отсутствие безобразной физиономии Стокли в бальном зале настораживало.
      Он сдал мисс Рассел на руки близняшкам Фартингтон. Нужно отыскать герцогиню Олворд. Пусть она посмотрит в дамской комнате.
      Сара стояла вместе с мужем и Робби.
      – А, молодожен, – приветствовал его Джеймс. – Прими поздравления. Очень рад, что ты теперь женатый человек. Это отличный статус. Всем рекомендую.
      Робби сделал страшные глаза:
      – Видимо, мне придется обзаводиться новыми друзьями. Вы оба становитесь скучны, как отчет управляющего.
      Джеймс усмехнулся:
      – А не последовать ли тебе нашему примеру?
      Робби отчаянно замотал головой:
      – Ни за что. Я слишком молод, чтобы доставаться на ужин кошке. – Он засмеялся. – Чарлз, а где Эмма? Странно, что она не с тобой.
      – Сам удивляюсь. Вы ее не видели?
      – Нет. – Сара нахмурилась. – Может, мне пойти поискать ее в дамской комнате?
      – Прошу вас!
      – Чарлз, ты не боишься, что с ней что-то случилось? – спросил герцог, когда его жена вышла из зала.
      – Нет. То есть да. И Стокли я тоже не вижу… – Хоть мошенника караулит Уильям, на сердце у Чарлза все равно было тревожно.
      – Ты решил, что Эмма может предпочесть тебе Стокли? – Робби взял у лакея очередной бокал шампанского. – Разве она сумасшедшая?
      – Нет. Дело не в этом.
      – Думаешь, Стокли может быть опасен? – резко спросил Джеймс.
      – Возможно.
      Не иначе как Джеймс припомнил кузена Ричарда, подумал Чарлз. Весной негодяй предпринял попытку похитить Сару и чуть не обесчестил ее.
      – Уверен, это не то, что довелось пережить тебе. Просто этот человек мне не нравится.
      Где же Эмма? Он снова обвел взглядом бальный зал. Эмме давно пора вернуться.
      – И? – спросил Робби.
      – Что?
      – Очевидно, ты чего-то недоговариваешь.
      Чарлз пожал плечами:
      – Понимаешь, в доме происходит что-то непонятное.
      – Непонятное? – Брови Джеймса поползли вверх.
      – Именно. Кто-то разгуливает по потайным ходам Найтсдейла.
      Робби поперхнулся шампанским.
      – Не знал, что в Найтсдейле действительно есть потайные ходы.
      – Я и сам не знал. Но кто бы там ни бродил, этот человек явно знает мое имение лучше меня.
      – Ну, это неудивительно. – Робби сделал щедрый глоток. – И отец, и брат не посвящали тебя в семейные тайны.
      – Честно признаться, я и не интересовался.
      Чарлза дернули за рукав. Сара! Почему с ней нет Эммы?
      – Простите, Чарлз. Я не смогла ее найти. Зато я расспросила слугу. Он говорит, что полчаса назад она получила записку и поспешно убежала.
      – Черт! Ах, простите, Сара!
      Ему решительно не нравилось, что Стокли не было в зале! Кто бы мог прислать ей записку? Джеймс дотронулся до его плеча:
      – Чем мы можем помочь, Чарлз? Робби и я готовы отправиться на поиски Эммы.
      – Или Стокли, – добавил Робби.
      – Нет. Надеюсь, это простое совпадение, что их обоих нет. Скорее всего Эмма срочно понадобилась одной из моих племянниц. Пойду наверх. Уверен, мы зря беспокоимся.
      – Хорошо, – сказал Джеймс. – Если через полчаса вы оба не вернетесь, мы с Робби идем тебя искать.
      – Я вернусь. Но если нет… Рассчитываю на вашу помощь.
      Нарочито спокойной походкой Чарлз вышел из бального зала. Незачем давать пищу для сплетен леди Оулдстон, миссис Пелем и остальным. Все равно, что свору собак спустить на лакомую кость. Вот и лестница. Теперь бегом.
      Он помчался наверх, перепрыгивая через две ступени.
      Добравшись до длинной галереи, он остановился. В грудь ему целился пистолет. Мистер Стокли улыбнулся:
      – А я как раз вас искал.
 
      Эмма медленно досчитала до десяти. Потом принялась ощупывать стену. Где же рычаг, о котором говорил Чарлз? Жаль, она не расспросила как следует. Чарлз сказал, что рычаг располагается ниже, чем он ожидал. Но он выше ее ростом. Где же этот проклятый рычаг?
      Ее рука наткнулась на что-то ползающее. Эмма взвизгнула и отскочила, ударившись спиной о грязную стену коридора. Что-то скользкое опустилось ей на лицо.
      Боже всемогущий! Пауки. Она не могла подумать о них без содрогания. Да и стоит ли ей сейчас о них думать? Стокли – вот истинный паук. Если она не найдет выход, Стокли заманит Чарлза в свою паутину. Этот человек одержим! Он убийца! Не может она терять время, мучаясь пустыми страхами.
      Эмма снова подошла к двери и осторожно провела рукой по стене. Вот что-то справа. Рычаг! Чарлз говорил, его нужно толкать книзу, не вверх. Рукоять повернулась совсем легко. Дверь приоткрылась – чуть-чуть. Эмма налегла на нее изо всех сил.
      Бесполезно. Ни на дюйм шире. Путь надежно закрывало тяжелое кресло, которое поставил сюда сначала Чарлз, а потом мистер Стокли.
      Она могла бы закричать, но на всем этаже никого нет. Никто не услышит до утра, когда сюда поднимутся няня с девочками. Но утром будет поздно. Стокли сбежит, а Чарлз… Ей не хотелось думать, что будет с Чарлзом.
      Придется выбираться самой, а значит, искать другую дверь, еще идти по длинному темному коридору, где полным-полно пауков.
      Возможно, от успеха ее предприятия зависит жизнь Чарлза.
      Она тщательно ощупала стену вокруг двери. В кромешной тьме ей ничего не увидеть, так что действовать нужно на ощупь.
      Ну почему она тогда не спросила Чарлза, есть ли на этом уровне другие двери? Маловероятно – если потайной ход предназначался для того, чтобы хозяин и его семья могли спастись. На этом этаже нет других комнат, предназначенных для членов семьи. Значит, она должна попасть на этаж ниже. Не обязательно, что там будут ступеньки. Возможно, придется спускаться по лестнице. Платье будет мешать.
      Хорошо, что вырез бального платья такой глубокий. Легче из него выбраться. Правда, оно представляло собой хоть какую-то защиту от пауков. Но ничего не поделаешь. Сейчас не время думать о пауках. Она вспомнит о них позже, после того как предупредит Чарлза.
      Эмма медленно двинулась в направлении холла, ведя ладонью по стене. То есть она надеялась, что попадет в холл. Очень легко заблудиться во тьме!
      Эту мысль она также прогнала.
      Как медленно она перемещается! Однако терпение. Вряд ли она поможет Чарлзу, если бросится вперед и свернет себе шею.
      Хорошо, что Эмма была осторожна. Через минуту ее нога повисла в пустоте. Она быстро отскочила и прижалась к стене, чтобы успокоить тяжелый стук сердца.
      Как только ноги перестали дрожать, Эмма встала на четвереньки и принялась ощупывать пол. Вот и лестница.
      Судорожно вцепившись в лестницу, Эмма начала осторожно спускаться. Темнота вокруг стала кромешной. Наконец ее нога коснулась пола. Эмма облегченно вздохнула. Минуту она простояла возле лестницы, переводя дух. Затем сделала шаг вперед.
      И попала прямо в центр огромной паутины.
 
      Чарлз мог бы поклясться, что слышал крик Эммы. Но Стокли если его и слышал, то виду не подал. Наверное, Чарлзу показалось. Когда стоишь перед дулом пистолета, может почудиться что угодно.
      – Где Эмма?
      Стокли пожал плечами:
      – Наверху. Я не тронул ее… Пока. Помогите мне, и она останется цела и невредима.
      Чарлз негодовал и едва сдерживал ярость.
      – Что вам нужно?
      Надо отвлечь внимание негодяя разговорами. Через полчаса сюда примчатся Робби с Джеймсом. Друзья умеют держать слово.
      – Мне нужны драгоценности, которые Рэндалл украл у моего отца.
      – Драгоценности? Стокли, я не знаю, о чем вы говорите.
      – Не лгите.
      Чарлзу очень не нравилось, что Стокли водил пистолетом туда-сюда. Оставалось лишь надеяться, что курок у него достаточно тугой.
      – Я не лгу. Я и вправду не понимаю, о чем вы толкуете. Мне было всего семь лет, когда Рэндалл умер. Он приходился мне двоюродным дедушкой и большую часть жизни провел в море, – Чарлз осторожно отодвигался подальше от пистолета. – А вы, похоже, знаете Найтсдейл гораздо лучше меня. Например, про потайные ходы. Я и не подозревал, что они существуют на самом деле. Зато вы, кажется, знаете их, как свои пять пальцев. Откуда?
      Стокли снова пожал плечами, следуя за Чарлзом вдоль череды мраморных Дрейсмитов. План Чарлза состоял в том, чтобы отвлечь Стокли и опрокинуть на него один из бюстов. Ненадежный план, но выбора у него пока не было.
      – В бумагах отца я нашел чертежи. Отец и Рэндалл были партнерами. – Стокли фыркнул. – Папаша свалял дурака, полагаясь на честное слово Рэндалла. Предполагалось, что они поделят сокровища пополам. Но Рэндалл забрал все. Наверное, думал, что его защитит племянник-аристократ. Только почему-то сей замечательный племянник не схватил его за шиворот, когда Рэндалл споткнулся и полетел в воду.
      – А может, кто-то помог ему?
      – Черт возьми, вы правы. Будь у папаши хоть на унцию мозгов, он сначала бы украл драгоценности, а уж потом бил Рэндалла по голове.
      – Вот как. Однако с тех пор прошло больше двадцати лет. Я нахожу ваш внезапный интерес весьма странным. – Стокли стоял рядом с бюстом двоюродного дедушки Рэндалла. Будет забавно, если Стокли пришибет бюст именно этого Дрейсмита! Чарлз сделал к нему шаг.
      – Назад! – Стокли взмахнул пистолетом.
      Чарлз вернулся назад. Неразумно спорить с вооруженным врагом.
      – Не такой уж он и странный. Отец умер этой весной. Удивительно, что он протянул так долго. – Стокли нахмурился. – Боже, что бы мы могли сделать, заполучи тогда драгоценности! Будьте уверены – знай я о сокровищах, приехал бы сюда еще раньше. Но я не знал! После смерти отца я нашел под кроватью ящик с бумагами. Вот тогда-то мне все и открылось.
      Стокли почти шептал, но пистолет был по-прежнему нацелен на Чарлза.
      – Проклятие! Я думал, ваш брат взял драгоценности с собой. Я отправился в Италию, выпотрошил карету. Найтсдейл пытался выглядеть героем. Его жена кричала, словно одержимая бесом. Застрелил ее первой, чтобы замолчала. Пришлось убить и слуг. Но проклятых драгоценностей там не оказалось! – Он вновь взмахнул пистолетом.
      Чарлз сделал вторую попытку подобраться к бюсту.
      – Я сказал – назад, ублюдок! – Пистолет Стокли уперся Чарлзу в грудь. – Хочешь жить – говори, где они!
      Чарлз прикинул на глаз расстояние между Стокли и бюстом. Стокли стоял совсем рядом, но что с того? Не успеет он потянуться к мраморному Рэндаллу, как будет мертв. Разве что Стокли – неважный стрелок. Наверное, тридцать минут еще не прошли, потому что Робби и Джеймс не торопятся на помощь.
      – Говори же, черт тебя дери!
      Чарлз набрал в грудь побольше воздуха.
      – Боюсь, не все так просто, мистер Стокли. Говорю же вам, понятия не имею, где спрятаны драгоценности.
      – Лжец! Проклятый лжец! – Стокли нацелил пистолет прямо в лоб Чарлза. – Это твоя последняя ложь, Найтсдейл.
 
      Постепенно сознание вернулось. Эмма поежилась и сжала кулаки, чтобы унять дрожь. Она сняла с лица последние липкие нити. Их уже не было, но ей все еще чудились их мерзкие прикосновения.
      Наверное, паутина осталась в волосах. Может быть, даже вместе с пауками.
      Ее затошнило от ужаса. Но она сумела овладеть собой. Ей нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало. Она должна найти Чарлза.
      Но где она теперь находится? Она потеряла ориентиры, попав в паутину. Боже правый, когда лицо и волосы облепили липкие нити, Эмма словно обезумела. Она завизжала, стала прыгать и вертеться, пытаясь высвободиться. Терла лицо руками, потом вытирала руки о стену. Эмму передернуло.
      Нужно идти. Сгодится любое направление. Где-нибудь да отыщется дверь. Главное – не поддаваться страху.
      Она пошла вдоль стены и почти сразу же услышала мужские голоса. Неизвестно, есть ли там дверь, но можно ведь заколотить по стене что есть сил, чтобы привлечь внимание. Она расскажет про Стокли. Сможет предупредить Чарлза.
      Голоса сделались громче. Слава Богу, она идет в правильном направлении Эмма ускорила шаг. Рука наткнулась на торчащую из стены деревянную планку. Дверь! Она облегченно привалилась к ней спиной, переводя дух.
      И услышала крик. Эмма приложила ухо к двери. Стокли! Он был совсем близко, за стеной. Ей почти удавалось разобрать слова. Сердитый, угрожающий голос! Затем спокойный ответ Чарлза. Стокли опять кричит.
      Сейчас произойдет непоправимое!
      Пальцы Эммы лихорадочно ощупывали стену. Как же открыть дверь? Ее обуял смертельный страх. Эмма попыталась сосредоточиться. Вот же рычаг – немного правее! Она дернула вверх. Ничего. Эту дверь не открывали уже много лет.
      Стокли закричал снова. На сей раз она разобрала слова:
      – Это твоя последняя ложь, Найтсдейл!
      Неужели она опоздала? В отчаянии Эмма вцепилась в рычаг и навалилась на дверь всем телом. Дверь подалась и открылась. Эмма услышала треск, а затем звук выстрела. Она бросилась на пол.
 
      Чарлз смотрел на дуло пистолета Стокли. Но это не продлится долго, и надо быть готовым броситься в сторону, когда негодяй решится нажать на спусковой крючок. Однако надеяться можно было лишь на чудо.
      И чудо произошло. За спиной Стокли отошла стена, оттолкнув бюст двоюродного дедушки Рэндалла прямо в руки мистера Стокли. Пистолет выстрелил. Пуля угодила в портрет основателя рода Дрейсмитов.
      Чарлз набросился на Стокли, уложил его на пол лицом вниз и заломил руки за спину.
      – Проклятие! Мы пропустили потеху, Робби. – На площадке лестницы возник герцог Олворд.
      – Джеймс, разве я не говорил, что твои часы отстают? – Робби повернулся к Чарлзу: – Послушай он меня, и мы прибежали бы сюда пять минут назад. Но нет, герцогу Олворду все недосуг купить приличные часы.
      – А я-то гадал, куда вы запропастились. – Стокли дернулся, и Чарлзу пришлось заломить вверх его руку. – Помогите усмирить этого молодца, будьте так любезны.
      – С удовольствием, правда, Джеймс? А что произошло?
      – Точно не знаю. Но если вы займетесь Стокли, я смогу…
      – Навести здесь порядок, – закончил фразу герцог. – Как я тебя понимаю! Просто безобразие – изумруды и бриллианты разбросаны по всему полу! Нехорошо, да, мисс Петерсон?
      Чарлз резко обернулся. Эмма сидела на полу вся в грязи и паутине. Лицо закрывали волосы. И все же она была прекрасна.
      – Эмма!
      Джеймс схватил Стокли. Чарлз вскочил.
      – Смотри под ноги! – крикнул Джеймс.
      Чарлз с трудом оторвал взгляд от Эммы. Пол был усеян тиарами, браслетами, ожерельями и кольцами, золотом и драгоценными камнями. Бюст двоюродного дедушки Рэндалла треснул пополам, явив миру свое содержимое.
      – Что ж, – сказал Чарлз, – похоже, мы нашли сокровища мистера Стокли.

      – Неожиданный финал, ничего не скажешь!
      Эмма сидела возле камина и сушила волосы. Она поднялась к себе, как только Чарлз забрал ее из царящего в галерее хаоса. Крепко поцеловав, отправил ее наверх, сам он занялся Стокли. Кроме того, нужно было успокоить обеспокоенных гостей. Многие слышали выстрел. Кое-кто из мужчин бросился наверх.
      Эмма приняла ванну, смыв с себя последние остатки паутины. Ей хотелось, чтобы даже воспоминаний не осталось! Жаль, вода быстро остыла. А так она просидела бы в ванне еще пару часов. Потом стала дожидаться, когда придет Чарлз. Ждать пришлось недолго. Эмма услышала, как он разговаривает с Хендерсоном у себя в комнате. Отослав лакея, Чарлз пришел к ней.
      Она хотела было броситься ему на шею, но не решилась. Какое грустное у него лицо! Чарлз опустился в кресло возле камина и уставился на огонь, спрятав руки в карманах халата.
      – Что вы сделали с мистером Стокли?
      – Им занимается Джеймс. Стокли предстанет перед судом по обвинению в убийстве моего брата. Не сомневаюсь, что его ждет виселица.
      Эмма изучала его профиль. Губы Чарлза сложились в горькую улыбку.
      – Мало того что я потерял брата, так теперь узнаю, что его убили…
      Эмма опустилась перед ним на колени.
      – Не думайте об этом. Что случилось, то случилось. Ничего не поправить.
      – Я вел себя слишком легкомысленно. Нужно было настоять на тщательном расследовании, как только я получил печальное известие.
      – Зачем? Расследование никого бы не воскресило. – Но мы могли бы выйти на Стокли. И вам не пришлось бы бродить среди пауков.
      – А вам не пришлось бы стоять под прицелом пистолета мистера Стокли.
      Чарлз пожал плечами. Он смотрел на огонь, а Эмма не сводила глаз с него самого. Потом Чарлз тихо сказал:
      – Когда мне сказали, что Пол погиб, я так разозлился! Я думал вовсе не о брате. Я думал только о том, что его смерть означает лично для меня. Мне казалось, что я угодил в ловушку.
      – Чарлз, мы не можем приказывать чувствам. Вы сделали все, что должны были. Все думали, что смерть Пола – просто трагический случай. Если кому-то и нужно винить себя, так это мне. Я не давала отцу стать счастливым с миссис Грэм.
      Чарлз погрустнел еще больше. Затем взглянул ей в лицо:
      – Ваши чувства можно понять…
      – Я вела себя как избалованный ребенок. Теперь я это понимаю. Но не могу ничего изменить, как бы мне этого ни хотелось. И вы не можете вернуться в прошлое.
      – Мы можем лишь идти вперед.
      Он дернул плечом.
      – Я не знаю…
      – Зато я знаю. Ненавижу плохо отзываться о мертвых, тем более не хотелось бы говорить о вашем брате и его жене, но… думаю, девочкам будет гораздо лучше с вами. И поместью будет лучше. Вы ведь останетесь жить в Найтсдейле, не так ли?
      – Я думаю проводить здесь несколько месяцев в году.
      – Только несколько месяцев?
      Наконец-то он улыбнулся:
      – Полагаю, мне следует всерьез отнестись к моему общественному положению. Занять свое место в палате лордов. Да и вам надо провести сезон в Лондоне. Девочкам наверняка понравится цирк Эстли и Гайд-парк. Мне кажется, нет ничего дурного в том, если мы будем уезжать из Найтсдейла на некоторое время, не так ли?
      – Да. – Эмма улыбнулась в ответ. – Разрешаю вам уезжать из Найтсдейла, но не от нас!
      – Об этом не беспокойтесь, милая. – Он лукаво взглянул на нее: – Мне ведь нужен наследник, помните? Кажется, мы уже установили – ничего из этой затеи не выйдет, если я буду жить в Лондоне, а вы в Кенте.
      Ее окатило сладкой волной. Теперь она вполне поняла смысл этой фразы. Чарлз подошел ближе.
      – Ну что? Чем вы запустите мне в голову на сей раз? Или в доме не осталось ни одной фарфоровой собачки?
      – К сожалению, нет. – Эмма видела, ему все еще грустно. Она улыбнулась. Ей был известен отличный способ разогнать тоску. – Тогда я очень на вас рассердилась. А теперь не сержусь.
      – Нет?
      – Нет. Сейчас меня одолевают другие чувства.
      – Правда? Звучит интригующе.
      – Правда. А вот вы пообещали мне кое-что, но слова не сдержали.
      Чарлз недоверчиво приподнял бровь:
      – Обещал? Что же я обещал?
      Эмма встала перед ним, и банное полотенце упало к ее ногам. Она стояла нагая на фоне пламени камина и улыбалась, глядя ему в глаза. Он больше не грустил. Теперь в его глазах она видела любовь, страсть.
      – Вы обещали вести себя очень неприлично. Так, как я и представить себе не могу.
      Чарлз протянул к ней руки. Эмма чувствовала – он весь горит. Она слегка расставила ноги.
      – Предупреждаю, – промурлыкала она, – у меня весьма бурное воображение.
      Он не мог говорить, едва мог думать. Просто смотрел на белую кожу, на темный островок между сверкающих бедер, ощущал жар ее тела. Она раздвинула ноги, и палец Чарлза скользнул внутрь.
      – Эмма!
      Опираясь о ручки кресла, она наклонилась к нему, чтобы поцеловать. Язык облизал его губы, проник внутрь. Он обхватил ладонями ее полные груди, так соблазнительно раскачивающиеся перед ним. Эмма тихо застонала и раздвинула ноги шире, усаживаясь ему на колени. Раздвинула полы его халата, и он почувствовал ее руки на своем разгоряченном теле.
      Он не хотел брать ее в кресле. Ему хотелось сделать это в постели. В родовой постели Дрейсмитов. Пусть уходят призраки прошлого!
      Он оторвался от ее губ.
      – Кажется, это я обещал вести себя плохо…
      – Что?
      – Я говорю, что это я обещал вести себя плохо. Хуже, чем вы можете вообразить; Но это вы плохая девочка, мисс Петерсон. Вы хуже, чем я мог себе представить.
      Эмма довольно улыбнулась. Он легонько шлепнул ее по округлой выпуклости, а она засмеялась и показала ему язык.
      – Любовь моя, я не позволю вам соблазнить меня прямо здесь. – Он подхватам ее на руки и поставил на пол. – Когда-нибудь, но не сегодня. – Он сбросил халат. Усмехнувшись, Эмма потянулась к самой выступающей части его тела… – Ведите себя прилично, дорогая.
      – Заставьте меня.
      – С удовольствием. – Он схватил ее и понес в свою спальню.
      Эмма лежала на постели, протягивая к нему руки. Когда она обняла его, Чарлз наконец понял – он дома.