Глава 3

Где-то и когда-то он слышал хоровой вой. Он звучал сквозь темноту над лесом и холмами, над озером и поляной, на которой среди одуванчиков лежали трупы. Волчье пение взмывало вверх, разбиваясь на нестройные звуки, и опять возвращалось к гармонии. И Михаил слышал свой собственный стон среди грубого соревнования волчьих голосов, когда боль терзала его тело. Он чувствовал пот на своем лице, невыносимое жжение в ране. Он попытался открыть глаза, но веки слиплись от засохших слез. В ноздрях стояла вонь крови и мяса, и он ощутил на лице жаркое дыхание. Рядом что-то ворошилось.

И опять над ним сомкнулась милостивая тьма, и он ускользнул в ее бархатные объятия.

Высокое радостное пение птиц разбудило его. Он знал, что находится в сознании, но на мгновение удивился, не на небесах ли он. Но если бы это было так, Бог залечил бы его плечо, ангелы выцеловали бы горючие слезы с его глаз. Ему пришлось чуть ли не расцеплять веки. Солнечный свет и мрак. Холодный камень и запах давно высохшей глины. Он уселся, плечо заныло.

Нет, это не рай. Это по-прежнему вчерашний ад. Или, подумал он, возможно, прошло более суток. Светило золотое утреннее солнце, ярко сверкавшее сквозь сплетение веток и стеблей, он видел его через большое овальное окно без стекол. Ветвь дерева заглядывала в окно, вьюны облепляли стены, на которых очертания фигур, державших свечи, превратились в неразличимые тени.

Он посмотрел вверх, мышцы шеи были еще напряжены и болели. Над ним был высокий потолок с пересекавшимися деревянными балками. Он сидел на каменном полу огромного помещения, сквозь окна струился солнечный свет, в некоторых из них еще сохранились осколки темно-красного стекла. Вьюны, опьяневшие от весеннего солнца, украшали стены и свисали с потолка. Через одно из окон просунулась дубовая ветвь, на стропилах ворковали голуби.

Ему стало казаться, что он просто забрался далеко от дома.

Мама, подумал он. Отец. Лиза. Сердце замерло, и новые слезы полились из глаз. Глаза жгло, как будто их опалило. Все мертвы. Все пропало. Он пытался успокоить себя, глядя в пустоту. Все мертвы. Все исчезло. Прощайте все.

Он потянул носом, и в носу защекотало. Тут он опять сел, его сознание обожгло страхом.

Волки. Где волки?

Он может отсидеться тут, в этом месте, решил он. Сидеть тут до тех пор, пока кто-нибудь за ним не придет. Долго сидеть не придется. Кто-нибудь наверняка придет. Разве не так?

Он уловил металлический дух в воздухе и глянул направо. Рядом с ним на камне, покрытом мхом, лежал окровавленный кусок мяса, который мог быть печенью. Возле него лежало с десяток ягод голубики.

Михаил почувствовал, как перехватило дыхание. Крик ужаса застрял в горле. Он откатился от отвратительного дара, стеная, как зверь, нашел угол и забился в него. Его трясло и стошнило остатками съеденного на пикнике.

Никого нет, чтобы прийти сюда, думал он. И никогда не будет. Он задрожал и застонал. Волки были здесь, и они очень скоро могут вернуться. Если он собирается выжить, ему нужно найти дорогу отсюда. Он сидел, съежившись и дрожа всем телом, пока не собрался с силами, чтобы встать. Ноги едва держали и вот-вот могли подвернуться. Но потом он все-таки распрямился и, держась рукой за ноющую рану на плече, неверными шагами вышел в коридор, выложенный мозаикой, с покрытыми мхом статуями без голов и рук.

Слева Михаил увидел выход и вышел через портал. Он оказался в месте, которое могло много лет — десятилетий — назад быть садом. Он зарос и был занесен опавшей листвой и гниющими стеблями цветов, но там и сям какой-нибудь сильный цветок пробивался из почвы. Вокруг еще сохранились статуи, запечатленные в движении, похожие на молчаливых часовых. У развилки тропинок был фонтан из белого камня с чашей, заполненной талой водой. Михаил остановился, опустил в него сложенные пригоршней ладони и напился. Потом плеснул водой на лицо и рану, рваную мякоть зажгло, и от этого по щекам потекли слезы. Но он закусил губу и крепился, потом стал оглядываться кругом, чтобы понять, где же он находится.

Солнце освещало и наводило тени по стенам и башенкам дворца из белого камня. Камни его уже приобрели оттенок обветренной кости, а крыши его минаретов и куполов луковкой были светло-зеленого цвета старинной бронзы. Башенки дворца доходили до верхушек деревьев. Каменные лесенки винтом поднимались к смотровым площадкам. Большая часть окон была разбита, разломана проросшими через них ветвями дубов, но некоторые сохранились; они были застеклены разноцветными стеклышками, образовывавшими что-то вроде мозаики, темно-красные, голубые, изумрудного цвета, фиолетового и желтого. Дворец, опустевшее царство, огородился стенами из белого камня, но не выстоял против леса. Через проходящие в геометрическом порядке дорожки проросли дубы, разрушившие человеческую гармонию вторжением дикой природы. Сквозь трещины в стенах пролезли змеями вьющиеся растения, раздвинув многопудовые камни. Заросли терновника выросли под ногами статуи, сбросили ее, сломав ей шею, и обвили свою жертву. Михаил прошел по зеленому запустенью и увидел впереди погнутые бронзовые ворота. Он пробрался к ним и изо всех сил стал тянуть тяжелую, вычурную металлическую створку. Петли заскрипели. И перед ним предстала другая стена, образованная густым лесом. В той стене ворот не было. И никаких следов, ведущих домой. Ничего, кроме леса, там не было, и Михаил сразу понял, что лес этот мог тянуться на многие версты, и на каждой из них ему могла повстречаться смерть.

Пели птицы, счастливые до глупости. Михаил услышал и другой звук: трепещущий шум, странно знакомый. Он посмотрел на крышу дворца, подняв глаза к верхушкам деревьев. И тут он увидел его.

Нить его змея обмоталась вокруг острого шпиля на вершине купола луковкой. Змей трепетал на ветру, как белый флаг.

Что-то на земле справа от него шевельнулось.

Михаил раскрыл рот, отступил на шаг назад и наткнулся на стену. За фонтаном, метрах в тридцати, стояла девочка в рыже-бурой одежде.

Она была старше, чем Лиза, вероятно, лет пятнадцати-шестнадцати. Ее длинные белокурые волосы свисали на плечи, она несколько секунд рассматривала Михаила голубыми ледяными глазами, потом молча скользнула к краю фонтана, нагнулась и прильнула губами к воде. Михаил увидел, что она лакала воду языком. Она снова пристально посмотрела на него, потом продолжила пить. Затем вытерла рот рукой, смахнула с лица золотые пряди волос и, выпрямившись, отошла от фонтана. Она повернулась и пошла назад к порталу, откуда вышел ранее и Михаил.

— Подожди! — позвал он.

Она не остановилась и молча скрылась в белом дворце.

Михаил опять был один. Я, должно быть, все еще во сне, подумал он. Сон просто перешел в явь, и все вернулось в дремоту. Но ноющая боль в плече была достаточно реальной, и такой же была острая боль в других ранах. Его воспоминания — они тоже были страшно реальными. И такой же, решил он, должна быть и девочка.

Он крадучись пересек заросший сад и вернулся к дворцу.

Девочки нигде не было видно.

— Эй! — позвал он, стоя в длинном коридоре. — Ты где?

Ответа не было. Он прошел мимо помещения, в котором проснулся. Нашел другие комнаты, кельи с высокими потолками, в большинстве своем без мебели, в других были грубо сколоченные из дерева столы и лавки. Одно помещение оказалось огромной столовой, в ней по давно не тронутым оловянным тарелкам и стаканам шныряли ящерицы.

— Эй! — продолжал звать Михаил. — Я не обижу тебя! — обещал он.

Он свернул в другой коридор, темный и узкий, ведущий вглубь дворца. С серых камней капала вода, стены, пол и потолок покрылись мхом.

— Эй! — крикнул Михаил, голос у него охрип. — Где ты?

— Здесь, рядом, — пришел ответ из-за спины.

Он обернулся, сердце у него замерло, и он вжался в стену.

Говоривший был стройным мужчиной с русыми, подернутыми сединой волосами и запущенной бородой. На нем была такая же рыжевато-бурая одежда, что и на девочке, шкура животного, с которой отскоблили шерсть.

— Из-за чего такой шум? — спросил он с некоторым раздражением в голосе.

— Я…

Я не знаю…

Где я?

— Ты здесь, — ответил он, будто бы объяснив этим все.

Кто-то подошел и тронул его за плечо.

— Это новый ребенок, Франко, — сказала женщина.

— Это был твой выбор. Ты и будь помягче. Как можно спать при таком гаме? — Франко рыгнул, резко повернулся и ушел, оставив Михаила лицом к лицу с невысокой полноватой женщиной с длинными рыжевато-каштановыми волосами. Она была старше, чем его мать, решил Михаил. Ее лицо избороздила сеть глубоких морщин. Крепкое крестьянское тело с тяжелыми руками и ногами совершенно отличалось от хрупкой фигуры его матери. Эта женщина напоминала поле с черноземом, таким же, как у нее под ногтями. На ней тоже была одежда из шкуры животного.

— Меня зовут Рената, — сказала женщина. — А тебя?

Михаил не мог говорить. Он прижался к стене, поросшей мхом, боясь шевельнуться.

— Я тебя не укушу, — сказала Рената. Взгляд ее томных темно-карих глаз задержался на раненом плече мальчика, потом вернулся к его лицу. — Сколько тебе лет?

— Се… Нет, не так. Восемь, — вспомнил он.

— Восемь, — повторила она. — А какое имя следует называть, если петь в честь дня твоего рождения?

— Михаил, — сказал он. И слегка вздернул подбородок. — Михаил Галатинов.

— О, а ты — гордый маленький паршивец, правда?

Она улыбнулась, показав неровные, но очень белые зубы; улыбка у нее была сдержанная, хотя и не враждебная.

— Ну, Михаил, кое-кому хочется тебя повидать.

— Кому?

— Кое-кому, кто ответит на твои вопросы. Ты ведь очень хотел знать, куда ты попал, так ведь?

— Я разве…

Не на небесах? — удалось спросить ему.

— Боюсь, что нет. — Она протянула ему руку. — Пошли, детка. Давай пойдем вместе.

Михаил заколебался. Ее рука ждала его. Волки! — подумал он. Где волки? А затем он подал свою руку, и жесткая рука сжала ее. Она повела его вглубь дворца.

Они подошли к спускавшимся вниз каменным ступенькам, освещенным лучами света, пробивавшимися через окна без стекол.

— Ступай осторожно, — сказала она, и они стали спускаться. Ниже стоял дымный мрак, запустенье коридоров и помещений, пахнувших могилой. Тут и там лежали кучки тлевших сосновых шишек, отмечавших дорогу по катакомбам. По обеим сторонам были кельи, таблички на дверях потускнели от времени. Затем мальчик и женщина вышли из катакомб в большой зал, где на решетке горел костер из сосновых поленьев и едкий дым поднимался в воздух в поисках выхода.

— Вот он, Виктор, — объявила Рената.

На полу, вокруг костра, съежившись, сидели фигуры, на всех было то, что казалось похожим на одежду из оленьих шкур. Они задвигались, поглядели в сторону арочного входа, и Михаил увидел, как у них заблестели глаза.

— Подведи его поближе, — сказал человек в кресле, сидя на границе света от костра и тьмы.

Рената ощутила, как дрожит ребенок.

— Смелее, — шепнула она и подтолкнула его вперед.

Глава 4

Человек, названный Виктором, сидел, с нетерпением глядя, как мальчик появляется в красноватом свете. Виктор был покрыт одеждой из оленьей шкуры, высокий воротник ее был из белого меха зимнего зайца. На ногах сандалии из оленьей шкуры, на шее — ожерелье из мелких косточек. Рената встала рядом, держа рукой Михаила за здоровое плечо.

— Его зовут Михаил, — сказала она. — Фамилия…

— Здесь нет фамилий, — оборвал ее Виктор, и тон его голоса выдавал привычку требовать повиновения. Его янтарные глаза блестели отраженным огнем, когда он осматривал Михаила от грязных ботинок до спутанных черных волос. В то же самое время Михаил изучал того, кто, казалось, представлял власть подземного мира. Виктор был крупный мужчина с широкими плечами и бычьей шеей. Голова в форме желудя была лысой, и у него была борода, закрывавшая почти всю грудь. Михаил заметил, что под одеждой на мужчине не было никакого белья. Лицо Виктора состояло из костлявых углов и резких морщин, нос был острый, с оттопыренными ноздрями. Его глубоко посаженные глаза не мигая уставились на Михаила.

— Он слишком юн, Рената, — сказал кто-то другой. — Выбрось его обратно.

Послышался взрыв хохота, и Михаил поглядел на остальных присутствующих. У человека, сказавшего это, — тоже почти мальчика, около девятнадцати-двадцати лет — были темно-рыжие волосы; заглаженные назад и открывавшие юношеское лицо, они свободно росли до плеч. Ему было неудобно поворачиваться, потому что, будучи тонкокостным и хрупким на вид, он почти тонул в своей одежде. Рядом с ним сидела худая молодая женщина, почти одного с ним возраста, у нее были волнистые темно-каштановые волосы и неподвижные серо-стальные глаза. За костром, напротив Михаила, сидела женщина с белокурыми волосами. Неподалеку от нее ссутулился другой мужчина, этому вероятно было лет около тридцати, он был черноволосый, с явно азиатскими монголоидными чертами лица. Позади костра лежала скрючившаяся под кучей одежды фигура.

Виктор наклонился вперед.

— Расскажи нам, Михаил, — сказал он. — Кто были те люди и как ты оказался в нашем лесу?

Нашем лесу, подумал Михаил. Такое было странно слышать.

— Мои…

Мама и папа, — прошептал он. — Моя сестра. Все они…

— Мертвы, — без эмоций сказал Виктор. — Убиты, судя по их виду. У тебя есть родственники? Люди, которые будут тебя искать?

Дмитрий, было первой мыслью. Нет, Дмитрий был там, у озера, с ружьем в руках и не поднял его против убийц. Поэтому он тоже должен быть убийцей, хотя и молчаливым. Софья? Она одна ни за что не пойдет сюда. Убил ее Дмитрий или она тоже была молчаливой убийцей?

— Я не… — голос у него дрогнул, но он взял себя в руки. — Я думаю, что нет, сударь, — ответил он.

— Сударь, — поддразнил рыжеволосый юноша и снова захохотал.

Взгляд Виктора метнулся в его сторону, глаза сверкнули, как медяки, и смех оборвался.

— Расскажи, Михаил, свою историю, — пригласил Виктор.

— Мы… — это было трудно сделать. Воспоминания резали, как бритвы, и ранили глубоко. — Мы приехали на пикник, — начал он. Потом рассказал про улетевшего змея, револьверные выстрелы, свое бегство в лес и терзавших тела волков. Слезы ползли по его щекам, и в пустом желудке бурчало.

— Проснулся я тут, — сказал он. — И рядом…

Со мной…

Было что-то, все окровавленное… Я думаю, что оно от кого-то из тех людей.

— Проклятье! — нахмурился Виктор. — Белый, я же сказал тебе его приготовить!

— Я забыл, как, — ответил рыжеволосый юноша, беспомощно пожимая плечами.

— Надо водить им над огнем, пока оно не подгорит! Тогда кровь не убежит! Что, мне самому надо все делать?

Виктор вновь обратился к Михаилу.

— Но ягоды ты съел, да?

Голубику, вспомнил Михаил. Тут была еще одна странность, он не упоминал про ягоды. Как бы Виктору знать про них, если только…

— Ты их не касался, верно? — человек вздернул свои густые седые брови. — Ну, наверно, я тебя не виню. Этот Белый — круглый дурак. Но тебе нужно чего-нибудь съесть, Михаил. Кушать очень важно для твоего здоровья.

Михаил подумал, что у него от удивления наверное раскрылся рот, но может быть, и нет.

— Сними рубашку, — скомандовал Виктор.

Прежде чем оцепеневшие пальцы Михаила смогли найти маленькие деревянные пуговички, Рената подошла и расстегнула их. Она осторожно отняла рубашку от раны на его плече и сняла ее. Потом поднесла испачканную одежку к своему носу и втянула ее запахи.

Виктор поднялся с кресла, он был высок, около двух метров, и подошел к Михаилу, великан по сравнению с ним. Михаил отступил на шаг, но Рената схватила его за руки и вернула на место. Виктор не слишком нежно взялся за раненое плечо и осмотрел покрытую корочкой и кровоточащую рану.

— Скверно, — сказал Виктор женщине. — Может произойти заражение. Чуть глубже — и он бы не мог пользоваться рукой. Ты что, не понимала, что делала?

— Нет, — созналась она. — Он просто казался достаточно вкусным для еды.

— В таком случае, твое намерение было страшным.

Он надавил на мякоть, и Михаил стиснул зубы, чтобы удержать стон. Глаза Виктора блеснули.

— Посмотрите-ка на него. Он не плачет.

Он еще раз сдавил рану, и из нее потекла густая жидкость. Она пахла скверно. Михаил смигнул слезы.

— Так, ты не очень боишься небольшой боли, правда? — спросил Виктор. — Это хорошо.

Он отпустил плечо мальчика.

— Если ты сможешь подружиться с болью, то у тебя будет друг на всю жизнь.

— Да, сударь, — хрипло сказал Михаил. Он воззрился на мужчину и выпрямился. — Когда…

Когда я могу уйти домой, пожалуйста?

Виктор проигнорировал этот вопрос.

— Я хочу познакомить тебя с остальными, Михаил. Нашего дурня, Белого, ты знаешь. Рядом с ним его сестра Поля. — Он кивнул в сторону худой юной девушки. — Это — Никита. Монгол. За костром — Олеся. Что скалишь зубы, дорогая?

Светлая девушка слегка улыбнулась, улыбкой голодного.

— Кажется, ты наверняка уже знаком с Франко. Он предпочитает спать наверху. Ты знаешь Ренату и знаешь меня.

Раздался глухой кашель, и Виктор движением руки указал на фигуру, лежавшую под одеждами.

— Андрей сегодня не очень хорошо себя чувствует. Съел что-то нехорошее.

Болезненный кашель продолжался, и Никита с Полей подошли и присели около фигуры.

— Я бы хотел уйти сейчас домой, — настаивал Михаил.

— Ах, да. — Виктор кивнул, и Михаил увидел, как его взгляд затуманился. — Вопрос о доме. — Он прошел назад, к костру, где встал на колени и протянул руки к огню. — Михаил, — тихо сказал он, когда кашель Андрея стих. — Очень скоро ты будешь… — Он остановился, подбирая точное слово. — В интересах удобства, — было то, что он нашел. — В интересах…

Скажем так…

Нашей семьи.

— У меня…

Есть…

Он не закончил. Его семья лежала мертвой, там, на поляне. Рана на плече у него снова заныла.

Виктор сунул руку в костер и вытащил кусок горящей ветки, держа ее в том месте, где она еще не обуглилась.

— Истина похожа на огонь, Михаил, — сказал он. — Она либо оздоровляет, либо разрушает. Но она никогда — никогда — не оставляет то, чего касается, неизменным. — Голова его медленно повернулась, и он уставился на мальчика. — Ты сможешь выдержать пламя истины, Михаил?

Михаил не ответил, не мог ответить.

— Думаю, что сможешь, — сказал Виктор. — Если нет…

Тогда ты уже был бы мертв.

Он бросил ветку обратно в огонь и встал. Он сбросил сандалии, вытянул из одежды свои жилистые руки, оставив ее висеть на плечах. Закрыл глаза.

— Отойди назад. — Рената оттолкнула Михаила, в голосе ее послышалась резкость. — Дай ему место.

Позади костра Олеся уселась на корточки, ясная блондинка с ногами, светившимися, словно они были выточены из золота. Никита и Поля наблюдали, стоя на коленях по сторонам Андрея. Белый тер рукой губы, его бледное лицо порозовело и горело нетерпением.

Глаза Виктора открылись. Они были мечтательными, остановившимися на чем-то очень далеком — нетронутой пустыне, вероятно, разума. На его груди и лице сверкал пот, как будто он тужился в каких-то внутренних усилиях.

Михаил сказал:

— Чт…

Но Рената резко шикнула на него.

Виктор еще раз закрыл глаза. Его плечевые мышцы задрожали и красновато-бурая одежда с белоснежным заячьим воротником сползла на пол. Потом он прогнул тело вперед, спина изогнулась, и кончики его пальцев коснулись земли. Он глубоко вздохнул, за этим последовало быстрое заполнение легких. Борода его опустилась до земли.

Год назад, в июне, Михаила с сестрой родители возили на поезде на цирковое представление в Минск. Там был артист, чей необычный талант запомнился Михаилу. Гуттаперчевый Человек согнулся точно в такое положение, какое теперь принял Виктор, и позвоночник Гуттаперчевого Человека растягивался с легким хрустом, как будто ступали по веткам. Эти же звуки исходили теперь из позвоночника Виктора, но в следующие несколько секунд стало видно, что вместо удлинения его торс сократился. Мышечные связки обтянули его грудную клетку и сбежали по его ляжкам, как натянутые пучки рояльных струн. Пот блестел на спине и плечах человека, а чернота его волос вдруг стала растекаться по гладкой коже, как облака, наплывающие на летнее поле. Плечи его выгнулись, мускулы заиграли под кожей. Затрещали кости, легкими веселыми щелчками, и послышались звуки, исходившие от сухожилий, изгибавшихся и принимавших другую форму, подобно шарнирам.

Михаил отступил назад, столкнувшись с Ренатой. Она взяла его за руку, и он стоял, наблюдая, как демон ада вырывается из плоти человека.

На темени Виктора появилась короткая серая шерсть, а также на его загривке, на руках и ляжках, бедрах и икрах. Щеки и лоб покрылись шерстью, а борода поползла по шее и груди, как фантастическая лоза. Капли пота стекали с носа Виктора; он весь трещал, вызывая у себя рычание, и стал менять свою форму. Он поднял руки к лицу, и Михаил увидел, что мякоть его пальцев в серой шерсти сморщилась.

Михаил сделал попытку повернуться и убежать, но Рената сказала:

— Нет, — и крепче ухватила его.

Он больше не мог выносить это зрелище, ему казалось, что его мозг лопнет, а то, что вытечет из головы, будет черным, как болотная тина. Он поднял руку и пальцами закрыл глаза — но оставил между ними узенькую щелочку и сквозь нее смотрел, как на стене изменяется образовавшаяся от колеблющегося пламени костра тень Виктора.

Тень пока была еще тенью человека, но быстро становилась похожей на нечто другое. Михаил не мог закрыть ушей; хруст костей и сопротивлявшихся изменению сухожилий чуть не сводил его с ума, а в дымном воздухе стало противно пахнуть псиной и мочой, как в клетке зверя. Он увидел, как исказившаяся тень подняла руки, будто бы в мольбе. Послышалось короткое неглубокое дыхание. Михаил сжал пальцы. Дыхание стало замедляться и становиться более глубоким, перейдя в хрип, потом, наконец, в ровный шум, как у кузнечных мехов.

— Смотри на него, — сказала Рената.

Слезы ужаса выступили у него на глазах. Он прошептал: — Нет…

Пожалуйста… Не заставляйте меня!

— Я не заставляю. — Рената отпустила его руку. — Смотри, если хочешь. Если нет…

То нет…

Михаил снова прижал ладони к глазам. Шум нагнетавших воздух мехов был рядом. Жаром ему обдавало пальцы. Потом шум дыхания стал слабее, потому что существо отступило назад. Михаил дрожал, подавляя рыдание. Истина — как огонь, — подумал он. Он уже ощущал себя грудой пепла, образовавшейся после осознания того, что произошло.

— Я же говорил вам, что он слишком юн, — издевался на весь зал Белый.

Звук этого издевающегося голоса раздул пламя из искорки, жившей среди тепла. Еще осталось кое-что, годное для горения. Михаил сделал глубокий вдох и задержал его, тело его дрожало. Потом он выдохнул и убрал руки от лица.

Не дальше пяти метров сидел покрытый гладкой серой шерстью волк с горящими янтарем глазами, наблюдавший за ним с напряженным вниманием.

— Ох, — прошептал Михаил, и колени у него подогнулись. Он осел на пол, голова у него пошла кругом. Рената двинулась ему на помощь, но волк издал рык, запрятанный глубоко в глотке, и она осталась на месте.

Михаилу пришлось вставать самому. Волк наблюдал, склонив голову набок, пока Михаил вставал на колени, а на большее сейчас он не был способен. Плечо его было сплошной болью, а сознание колыхалось как змей, нуждающийся в привязи для равновесия.

— Глядите на него, — сказал Белый. — Он не знает, что ему делать: плакать или какать.

Волк резко повернулся в сторону Белого, и челюсти его щелкнули в двух сантиметрах перед носом юнца. Ехидная улыбка исчезла с его лица. Михаил поднялся.

Виктор повернулся к нему и подошел. Михаил сделал единственный шаг к отступлению, потом остановился. Если ему придется умереть, то он соединится с родителями и сестрой на небесах, куда добираться совсем не долго. Он ждал того, чему быть.

Виктор приблизился к нему, остановился, — и обнюхал руку. Михаил не осмелился шевельнуться. Потом, удовлетворенный запахом, волк поднял заднюю ногу и брызнул струей мочи на левый ботинок Михаила. Теплая, кисло пахнущая жидкость попала на штаны Михаила и смочила их насквозь.

Волк выполнил свое дело и отступил назад. Он широко раскрыл пасть, сверкнули клыки, и он поднял морду к потолку.

Михаил, борясь с приступом еще одного обморока, почувствовал, как крепкая рука Ренаты сжала его ладонь. — Пошли, — понудила она его. — Он хочет, чтобы ты чего-нибудь поел. Сначала попробуем ягоды.

Михаил позволил ей вывести себя из помещения, ноги его одеревенели. — Теперь все будет хорошо, — сказала она с облегчением. — Он пометил тебя. Это значит, что ты находишься под его защитой.

Прежде чем они далеко отошли от арочного входа, Михаил оглянулся. На стене он увидел кривившуюся от пламени тень, вставшую на ноги. Рената взяла его под руку, и они пошли вверх по каменным ступеням.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЗНАМЕНАТЕЛЬНОЕ НАЧАЛО