Глава 6

— Виноват… — Морган, донельзя озадаченный этой ее выходкой, не знал, что и сказать.

Серенити одарила его озорной улыбкой.

— Ох, простите, капитан. Я просто пошутила. Пусть и очень неудачно. Но мне так хотелось увидеть, какое у вас будет лицо… Ради этого стоило выставить себя круглой дурой. — Не удержавшись, она прыснула со смеху.

Он процедил сквозь зубы нечто неразборчивое. Удивительно, как мало нужно некоторым людям для счастья…

— Если вы вдоволь натешились такого рода играми, я с вашего позволения вернусь к своим прямым обязанностям.

— Целиком и полностью поддерживаю эту разумную идею! — И она вытащила из кармана записную книжку и карандаш. — Вы, кажется, собирались…

— Простите, но что это за новая затея? Она с укором взглянула на него и пояснила:

— Вам надлежит заняться своим делом, а мне — своим. Вы командуете кораблем, а я пишу рассказы.

Вот так штука! Неужели после всего пережитого она способна безмятежно сочинять очередную романтическую историю?

— Не это ли занятие стало причиной ваших неприятностей?

Лицо ее просветлело.

— Вы попали в самую точку, мистер Дрейк. И если мне суждено пройти через тернии, я не намерена свершать этот путь в молчании. Напротив, я подробно опишу пережитые муки в романе, за который сейчас же и примусь.

— Муки? — Его покоробило это слово. Даже учитывая мечтательность и страстность ее натуры, привычку все преувеличивать, она могла бы выбрать выражение помягче. Ведь пока что ему удавалось ограждать ее даже от малейших неудобств. Но если она видит себя мученицей, что ж… Это можно устроить…

Но тут он напомнил себе, что бедняжка привыкла жить в неге и холе и те лишения, которые она испытывает на борту его корабля, ей и впрямь доставляют страдания. А если еще представить себе, что ждет ее в дальнейшем, какой грязью обольют ее почтенные матроны, когда она возвратится под родительский кров…

— Ну, пусть приключения, — миролюбиво согласилась Серенити. — Видите ли, никто, наверное, не взялся бы с точностью предсказать, чем обернется для меня эта история, пока она не завершится, — мукой или приключением. Но сейчас это не имеет значения. — Она водрузила на нос очки и так воинственно нацелила на Моргана острие карандаша, как если бы это было дуло мушкета. — А теперь я хочу наверх.

Я тоже. И чтобы вы очутились внизу, — едва слышно пробормотал Морган.

Серенити захлопала глазами. Его высказывание не ускользнуло от ее слуха. Возможно, лишь частично. Иначе вид у нее был бы не растерянный, как теперь, а глубоко оскорбленный. Надо было срочно исправлять положение.

— Что-что?

Морган с деланным равнодушием пожал плечами:

— Я сказал, что тоже хочу наверх. А то недолго и обезуметь. От вашей болтовни, прошу прощения.

Он с улыбкой следил, как, морща от напряжения лоб, она старалась сопоставить его последние слова с ритмическим рисунком предыдущей фразы. Но вот она сердито нахмурилась, разгадав его хитрость.

Морган покинул каюту в глубокой задумчивости. Серенити следовала за ним по пятам. Он достаточно владел собой, чтобы не выбраниться. Подойдя к лесенке, она спросила:

— Вы ведь сейчас думаете: «Ну почему все это выпало именно мне?» Верно?

Он едва не присвистнул от изумления.

— Как вы догадались?

— Просто у вас, когда вы выходили из каюты, лицо было в точности такое, какое бывает у папы, когда он собирается задать этот вопрос покойной маме.

— И часто он это проделывает по вашей милости?

— Да нет, не то чтобы… Эй! — Она скорчила гримасу, подметив на его лице торжествующую улыбку. — Вы несносны. Наше краткое знакомство не дает вам права на такие серьезные выводы о моем характере. Вы ведь совсем меня не знаете.

— Ну, это дело поправимое.

Серенити, вздохнув, призналась ему, что с превеликим удовольствием толкнула бы его, чтобы он кубарем скатился вниз по лестнице. И едва слышно прибавила:

— Погоди, вот я тебе покажу!

«Сделай милость», — подумал Морган, чей слух оказался не менее острым, чем у нее. Пожалуй, ему сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы мисс Серенити Джеймс осуществила угрозу и действительно показала ему все, чем наградила ее природа.

— Не забыли правило номер два? — спросил он, взбегая по лесенке вслед за ней. — Если свалитесь за борт, никто не потрудится бросить вам канат.

— Помнится, вы пообещали, что спасете меня.

— Ничего подобного. Я сказал, что не говорил, что не приду к вам на помощь. Но теперь я это произнес.

— Значит, на этом мы и порешим, — невозмутимо отозвалась Серенити. — А теперь, пока я еще на корабле, а не за бортом, давайте взглянем, много ли бед способно натворить одно мое появление среди ваших людей.

Именно об этом он как раз и подумал. Страшно помыслить, к чему могло привести ее пребывание на корабле, команда которого состояла в основном из бывших пиратов.

Морган осторожно придержал ее за локоть.

— Не забудьте, Серенити, о нашем недавнем разговоре. Матросы — народ грубый. А я, к несчастью, нарушил одну из десяти пиратских заповедей.

— Которую же?

— Никаких женщин на борту. Особа женского пола на корабле — это все равно что рожок с порохом, положенный у самого очага в камбузе.

Серенити задумчиво посмотрела на него, и тут только он сообразил, что невольно проговорился. Но быть может, она не заметила его оплошности?

— Значит, это не выдумки, — полувопросительно произнесла она, — что у пиратов есть свои правила, собственный кодекс чести?

— Нет, это правда, — кивнул он в надежде, что беда миновала.

— Но откуда вам это известно?

Ах, проклятие! Ее не проведешь. Слишком уж умна. И наблюдательна. Но Морган не собирался посвящать ее в свое прошлое.

— Я много чего знаю о морских традициях. Почти вся моя жизнь прошла на кораблях.

— Но сами-то вы не пират. — Она окинула его испытующим взглядом. — Или я ошибаюсь?

Морган не стал кривить душой.

— Это как посмотреть…

И, не желая продолжать разговор на столь щекотливую тему, он перешел на корму, чтобы приветствовать Джейка.

— Прекрасно, — прошептала Серенити. — Делайте что хотите, капитан Дрейк, пускайтесь на любые хитрости, но уж я вызнаю все ваши секреты. Все до единого, можете не сомневаться.

Она обвела глазами палубу, матросов, которые были заняты повседневными делами. Те украдкой поглядывали на нее и тотчас же возвращались к работе. Никто из них не был расположен к разговору.

«Итак, сначала определим, кто из членов экипажа наиболее перспективен», — сказала себе Серенити.

Она перешла на середину палубы. Белоснежные паруса надувал свежий ветер. Бриз немилосердно трепал ей волосы и игриво вскидывал подол платья, так что ей приходилось его придерживать.

Проследив взглядом за одним из молодых матросов, взбиравшимся на мачту с веревкой, обвязанной вокруг пояса, она отчего-то решила, что он с охотой вступил бы с ней в беседу, поведал бы ей о себе. Но… Не могла же она пуститься за ним вдогонку.

«Ладно, это отложим на потом».

Слева от нее трое дюжих молодцов сворачивали полотнища парусов, еще один усердно драил палубу. А справа высокий мускулистый негр проделывал что-то непонятное с толстым канатом и металлическим инструментом, который походил на гигантскую швейную иглу.

Вот на него-то, несмотря на зловещее выражение черного лица, она и решила сделать ставку. У этого великана наверняка найдется, что ей рассказать.

Сделав несколько шагов, она остановилась как раз напротив табурета, на котором он сидел, и изобразила на лице любезнейшую из улыбок.

— Доброе утро.

Он смерил ее недовольным взглядом и пробурчал:

— Я отправил на тот свет больше сотни человек. Половину из них — только за то, что они пожелали мне доброго утра.

Сердце ее упало.

«Беги, Серенити! Спасайся!»

«Нет», — приказала она себе. Настоящий писатель не испугается словесных угроз. Ради интересного материала он еще и не на такое пойдет.

Вдобавок, несмотря на внешнее недружелюбие чернокожего матроса и его свирепую речь, огромные глаза лучились добротой. Серенити даже показалось, она уловила в них юмор. И это придало ей бодрости.

Не осмелится же он напасть на нее при стольких свидетелях!

Сделав глубокий вдох, она со всей невозмутимостью, на какую была способна, спросила его:

— Вы так приветствуете всякого, кто подходит к вам здороваться?

Негр задумчиво оглядел ее с ног до головы и после некоторой паузы важно произнес:

— Вы маджана. А может, вас следует величать еще и ушакии. — Он добродушно усмехнулся.

У Серенити отлегло от сердца.

— А что такое «маджана»?

— На моем родном языке это означает «прекрасное дитя».

— А-а-а, ясно. — Она что-то быстро записала в блокноте. — Что это за язык?

— Кисуахили.

Серенити опустилась на колени у его табурета.

— Можете произнести по буквам?

Он исполнил ее просьбу. Сделав еще одну запись в блокноте, она протянула чернокожему ладонь:

— Меня зовут Серенити Джеймс.

Он легонько сжал ее пальцы огромной ручищей:

— А меня называйте Ушакии, что означает «смелый».

— Рада с вами познакомиться, мистер Ушакии.

— Пожалуйста, маджана, зовите меня просто Ушакии. — Теперь в голосе его звучали неподдельное расположение и симпатия.

Серенити несколько мгновений наблюдала за тем, как он с помощью странного инструмента делит веревку на волокна.

— Что это вы делаете?

— Я ее сначала должен расплести, а потом снова заплету, тогда она станет крепче.

— Вы только этим занимаетесь на корабле? Негр незлобиво усмехнулся:

— Нет, дел у меня здесь хватает. Но только это нынче самое что ни на есть важное. Того и гляди, грянет шторм и веревок понадобится немало. — Он с любопытством воззрился на ее блокнот, в котором она что-то торопливо записывала, и, в свою очередь, не удержался от вопроса: — А вы что делаете, маджана?

— А я собираю материал, чтобы написать повесть о капитане Дрейке и его команде.

Во взгляде его мелькнуло недоверие. С некоторым оттенком мужского превосходства.

— Это для газеты, которую издает мой отец, — поспешила добавить Серенити, чувствуя себя довольно неуютно.

Разумеется, в том, что она работала в газете отца, не было ничего зазорного. То же самое делал и ее брат Джонатан. И все же она то и дело, говоря с кем-либо о собственных литературных опытах, ловила себя на том, что словно бы в оправдание упоминает о злосчастной газете и своей должности редактора. Будто внутренне соглашается со многими, кто полагает, что женщине не пристало быть писательницей.

В который уже раз поразмыслив над этим, она упрямо тряхнула головой и продолжила интервью:

— Вы и в самом деле убили больше ста человек?

Он раскатисто засмеялся, и было очевидно, что ему пришлась по душе ее наивность.

— Да нет же, маджана, разумеется, ничего подобного я не делал. Но пусть это будет нашей с вами тайной, хорошо? Мужчина ведь славен не тем, что он есть, а тем, что о нем думают.

Она с улыбкой пыталась осмыслить его слова. Примерно то же любил повторять ее отец: репутация — самое драгоценное достояние каждого из людей.

Она ненавидела лицемерие, но не могла не признать справедливости этих слов. Мнение окружающих много значило и для нее самой. И все же, как нелепо устроен мир: человек может быть злодеем, закоренелым негодяем, предателем, но если он сумеет казаться иным, перед ним будут открыты все двери, а до подлинной его сущности никому не будет дела.

— Ну, тогда, чтобы только вам угодить, — усмехнулась она, — я запишу у себя в блокноте, что вы умертвили две сотни человек. — И карандаш ее проворно заскользил по бумаге. — А почему для вас так важно прослыть хладнокровным убийцей?

Негр пожал плечами:

— Как вам сказать… Чтобы меня зря не беспокоили. Серенити, поразмыслив над этими словами, осторожно спросила:

— Но если все раз и навсегда оставят вас в покое, вам не будет одиноко?

Он поднял на нее веселые и умные глаза.

— Можно быть одиноким даже в густой толпе, маджана. Мне нравится одиночество. Да и вам тоже. Это же сразу видно. А еще вы, похоже, знаете, чего хотите.

— Временами — да.

Он понимающе кивнул.

— А что привело вас сюда, если не секрет?

— Собственная глупость и неосторожность.

Ушакии вопросительно поднял бровь.

Серенити не хотелось посвящать его в свои проблемы. Но благожелательное внимание, с каким он до сих пор к ней относился, все же располагало хотя бы к некоторой откровенности. Серенити почему-то была уверена, что он, в отличие от многих других, ее не высмеет.

— С вами можно говорить напрямик, Ушакии?

— Это будет только данью справедливости. Ведь я же был честен с вами.

— Я хочу стать знаменитой писательницей. Чтобы мое имя стало известно тысячам читателей, которые искренне оплакивали бы меня, когда я покину этот мир. И чтобы моя слава надолго меня пережила.

— Но ведь вы женщина. Пристало ли вам грезить о таком?

Ну вот. Он все же высмеял ее чаяния.

— Да, я женщина. Но это мне ни в чем не помешает, вот увидите.

Ушакии кивнул с понимающей улыбкой:

— Вы совсем как Лу. — Лу?

Негр кивнул на паренька, взобравшегося на мачту:

— Лу завербовался в матросы, потому что душа его жаждала приключений. Он не желал быть фермером, как его отец с братом. Но он молод. Надеюсь, со временем поймет, что море слишком зыбко и обманчиво, что куда надежней стоять на твердой почве, смотреть, как подрастают всходы. А не паруса поднимать.

«Что за странные речи для моряка», — подумала Се-ренити.

— Но почему же тогда вы сами не подыщете себе какое-нибудь занятие на суше?

— А на что оно мне? Я ведь не чета Л у. Этот корабль — мой дом родной, а команда — мои братья. Другой семьи у меня нет.

Серенити торопливо сделала запись в блокноте и деловито осведомилась:

— А как вы попали на «Месть Тритона»? Если, конечно, это не секрет.

При воспоминании о минувших событиях взгляд Ушакии вдруг сделался злобным.

— Однажды в Каире капитан увидал, как работорговец сек меня плетью, — сердито сопя, проговорил он. — И тотчас же выкупил.

— Так вы что же, его раб? Он помотал головой.

— Нет, он даровал мне свободу. Он считает, что один человек не может принадлежать другому, словно вещь. Сказал мне, что я могу делать что пожелаю.

— Но тогда почему вы не вернулись к себе домой? Он со вздохом обратил взгляд на море.

— Мою деревню разграбили и сожгли воины враждебного племени. Мне некуда возвращаться.

— Простите мне мое назойливое любопытство. — Она положила руку ему на плечо. — Я вас расстроила.

Он дружески сжал ее пальцы огромной ладонью:

— Нет, мне не о чем жалеть, маджана. Мне дарована эта жизнь, и я не должен ее тратить на сожаления о том, чего уже не поправишь. Надо стараться провести ее как можно лучше, достойней. Я счастлив ходить под парусом с нашим капитаном. Это интересная жизнь, поверьте.

Серенити улыбнулась:

— Я понимаю, о чем вы.

Морган, бросив рассеянный взгляд через плечо Джейка, едва не подпрыгнул от изумления: Серенити оживленно рассуждала о чем-то с Ушакии!

Джейк проследил за его взглядом и тихонько присвистнул.

— Да-а, вот это номер! А мне он казался упрямым молчуном, который никогда и рта не раскрывает!

— Он такой и есть.

— Но тогда, Дрейк, тебе пора уже начать волноваться. Если твоя женщина оказалась способна разговорить молчуна Ушакии, она из кого хочешь вытянет всю его подноготную. А заодно и твою. И мою, кстати сказать.

Увидев взбежавшего на палубу Кита, они обменялись многозначительными взглядами. Каждый без труда прочитал мысли другого.

Кит с его простодушием и открытостью в любой момент мог стать легкой добычей Серенити, которая, похоже, активно приступила к сбору информации о команде и капитане «Тритона».

Но еще хуже было то, что Кит, единственный из матросов, знал всю правду о Моргане и Джейке.

— Что? Что случилось? — всполошился он, видя, с какой хмурой озабоченностью оба они воззрились на него.

— Держись подальше от Серенити, — сказали капитаны хором.

При других обстоятельствах это бы их всех рассмешило.

— Влюби ее в себя и соблазни, Дрейк, — посоветовал Дадли, окидывая взглядом стройную фигуру Серенити. — Влюбленная женщина скорее даст себя прирезать, чем позволит волосу упасть с головы дружка.

Морган хмуро покачал головой и возразил:

— А обиженная женщина разболтает всему миру тайны обидчика. Если я соблазню Серенити и откажусь на ней жениться, она в точности так и поступит.

— Так женись, — пожал плечами Джейк. — Пусть ждет тебя дома, вечно беременная и с кучей ребятишек, чтоб ей было чем заняться в твое отсутствие.

Мысль сама по себе была неплохой. И даже очень ценной. Но Морган однажды уже последовал именно этим путем. И всем, чего он достиг, стали ночные кошмары, чувство вины и горькое разочарование.

Жена его умерла, когда он был в море. И он ни в коем случае не желает, чтобы подобное повторилось еще раз.

Тут в разговор вклинился Кит:

— С вашего позволения, капитан, вы, по-моему, зря беспокоитесь. Она так носится с этим Морским Волком, он для нее прямо свет в окошке. Пусть себе пишет о нем, вам-то что задело?

Морган набрал полную грудь воздуха.

— Серенити известно о Морском Волке лишь то, что он прорывал блокаду в Войне за независимость, а теперь освобождает американцев из британской неволи. Но она понятия не имеет, кто я на самом деле.

— Вернее, кто мы такие, — поправил его Джейк. Он скользнул по ней холодным взглядом своих блеклых глаз и с угрозой произнес: — А как только она это узнает, я перережу ей глотку, и ты не сможешь мне помешать, Дрейк, так и знай!

Глава 7

К полудню небо заволокли тяжелые черные тучи. Ветер настолько окреп, что Серенити с трудом удерживалась на ногах под его свирепыми порывами. Корабль бросало в волнах, словно камешек, пущенный чьей-то умелой рукой подпрыгивать над гладью озера. Всякий раз, как он нырял носом вниз, у Серенити душа уходила в пятки.

— Задраить люки! — скомандовал Морган. — Пошевеливайся, ребята. — И, обратившись к Серенити, приказал: — Вам пора спуститься вниз, мисс Джеймс. Пока вас не смыло за борт.

Она с тревогой оглянулась на волны, которые по высоте едва ли не превосходили «Месть Тритона».

— Поскольку купальный сезон еще не открыт, я склонна согласиться.

Морган подхватил ее под локоть и повел к лесенке. Надвигавшийся шторм все утро был предметом обсуждения между Морганом и Дрейком. Серенити узнала об этом из тех коротких, отрывистых фраз, которыми обменивались матросы, пока, она находилась на палубе.

Через несколько минут они подошли к каюте Моргана.

— Ваш корабль выдержит этот шторм? — с беспокойством спросила она.

Он уверенно кивнул:

— Все будет в порядке. Мы и не такое видали на своем веку.

Она старалась держать себя в руках. Но реальность надвигавшейся угрозы наводила на мрачные мысли.

— «Уиллоувуд» затонул в прошлом году как раз в такое же время, — прошептала она. — Он пошел ко дну всего в нескольких милях от Саванны, не выдержав шторма. Потом на берег выбросило доски от шлюпок, а никого из погибших так и не нашли. — Она тяжело сглотнула. — Никого.

Морган взял ее ладонь обеими руками и сжал так крепко, что ей едва не сделалось больно.

— Постарайтесь обойтись без света, и ложитесь-ка на койку. Быть может, вам удастся заснуть. Обещаю, обойдется.

Она принужденно рассмеялась:

— И часто вы сулите то, что не в состоянии выполнить?

Самообладание изменило Моргану, и он крепко прижал ее к груди. Серенити вздрогнула, но вовсе не от страха. И он это почувствовал. Она трепетала от желания, которое он счастлив был бы удовлетворить. Тепло ее тела, которое он ощущал сквозь одежду, заставило его на миг позабыть о надвигавшемся шторме, о том, что он как капитан обязан быть на палубе, да и обо всем остальном на свете.

«Я мог бы заставить тебя позабыть страх». Если бы не чувство чести, не доводы разума, он бы так и поступил.

— Поверьте, Серенити, если я и постиг что-либо в совершенстве, то это наука выживания.

— Значит, я могу вам безоговорочно верить, капитан Дрейк. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

Он усмехнулся. Она пытается шутить. Что ж, это хороший знак.

— Я приду вас проведать, мисс Джеймс, как только смогу.

Серенити с неохотой разжала руки и, когда он ушел, долго смотрела ему вслед, призывая на помощь всю свою храбрость.

«Кого ты пытаешься обмануть? Ведь тебя просто трясет от ужаса!»

А разве есть хоть один человек на свете, кто, окажись на ее месте, и бровью бы не повел?

Нервы Серенити разыгрались вовсю. Стуча зубами от страха, она подошла к койке и без сил на нее опустилась. Но только ей удалось устроиться поудобнее, как дверь каюты распахнулась.

В проеме показалась лысая голова Барни. Усмехнувшись, он дружелюбно спросил:

— Напугались, поди, а?

— О, еще как! — откровенно ответила она.

— Вот и капитан наш то же самое сказал, и мы с Пести решили заявиться к вам незваными. Может, вам в нашей компании полегче станет. — И с этими словами он ввалился в каюту. На плече у него восседала птица, которую, казалось, только что ощипали для супа.

Лишь несколько жалких перьев украшали некогда роскошный хвост.

— Пести — это, полагаю, ваша птица? — с трудом удерживаясь от смеха, спросила Серенити.

— Ага. Она у меня с… — Он наморщил лоб, пытаясь припомнить точную дату. — В общем, давненько я ее заполучил. Может, когда вас еще и на свете-то не было. Я служил на «Мерри Тайд», мы привозили в Англию диковинных птиц, которых раскупали богачи.

Он придвинул к койке стул и, кряхтя, уселся на него. Пести взмахнула голыми крыльями и скрипучим голосом потребовала:

— Каролинских бобов, Каролинских бобов!

— Ш-ш-ш! — Барни осторожно коснулся ладонью ее лысой головы. — Я рассказываю этой мисс одну байку.

Птица запрыгала на его тощем плече, приговаривая:

— Байку. Байку. Байку про Ямайку.

Серенити засмеялась, откинув голову назад. Птица забавными выходками привела ее в хорошее расположение духа.

Барни дружески улыбнулся ей.

— Что вам сказать, голубушка? Она не дает мне раскиснуть.

— Раскиснуть, раскиснуть, — подхватила птица. — Раскиснуть и прокиснуть.

— Как великодушно было со стороны ваших хозяев подарить вам ее, — умилилась Серенити.

— А никто мне ее не дарил. — Барни помотал головой. — Еще чего! Просто она подхватила какую-то хворь, и капитан мне велел свернуть ей голову. Но бедняжка такая была махонькая, жалкая, что у меня, знаете, рука не поднялась. Я ее отнес к себе в каморку и стал потихоньку выхаживать. Вот с тех пор мы и вместе.