— Ее дом на Лоренцо-драйв. — Конни подвела меня к двери и показала рукой на долину. — Розовый оштукатуренный дом, стоит отдельно на холме. По-моему, бедняжка живет там совсем одна. В этих местах немало одиноких женщин. Они приезжают сюда с мужьями, свято веря, что те будут заботиться о них до конца дней. Но потом что-то случается, иллюзии рушатся...
Конни Хэпгуд говорила с таким чувством, словно речь шла о ней самой. Я не мог определить, была ли она жестким человеком, у которого бывали моменты слабины, или, напротив, слабым человеком, который иногда делался жестким. Женщины в этом смысле совершенно загадочные существа.
Я поблагодарил ее за уделенное мне время и пошел к «кадиллаку». За рулем сидел Уильям Леннокс, и его не было видно от парадной двери, где стояла Конни Хэпгуд. Он сменил свой щегольской наряд на темный костюм и фетровую шляпу. Вид у нею был древний и весьма официальный, словно он собрался на похороны.
Леннокс посмотрел на меня довольно свирепо, но у меня возникло впечатление, что он свалится с ног от легкого порыва ветра, а удар — в физическом или моральном смысле — вообще прикончит его.
— Я хочу, чтобы вы отвезли меня в город, — буркнул он. — Похоже, кому-то надо собирать черепки, и судя по всему, этот человек я. Джек вышел из игры, а Бену Сомервиллу цена ломаный грош. Это прирожденный неудачник. Он начал с того, что погубил свой корабль, а кончит тем, что погубит мой нефтяной бизнес.
Уильям Леннокс слегка шепелявил и глотал слова. Вообще, он говорил как-то слишком быстро, словно хотел выговориться, до того как забудет, что хотел сказать. То ли это действительно транквилизатор, то ли в нем произошла за эти минуты какая-то внутренняя перемена.
— Поехали, — сказал он. — Время не ждет. Я хочу видеть своего сына. Он тяжело ранен?
— Не думаю. Но вряд ли ему сейчас до гостей. Может, вам лучше остаться с миссис Хэпгуд?
— Мне надо принять ряд решений.
— Но вы можете принять их здесь.
Он побагровел.
— Если вы не повезете меня, я сам поеду. В конце концов это машина моего сына!
— Вам вряд ли следует вести машину.
Он снял шляпу и ударил по ней тощим костлявым кулаком.
— Черт возьми, перестаньте объяснять мне, чего делать и чего не делать! Я запрещаю вам это. Вылезайте из машины!
Слова сами по себе были достаточно внушительны, но в голосе сквозила неуверенность. Его седые волосы напоминали воду под ветром. Он угодил в старую ловушку стариков: он был слишком слаб, чтобы ехать, но слишком взволнован, чтобы бездействовать.
Он испытал и гнев и облегчение одновременно, когда Конни подошла к машине и сказала:
— Мистер Арчер не едет в город. Ему надо сделать здесь кое-что еще. Да и тебе все равно надо отдохнуть.
— Кому это надо отдохнуть?
— Тебе. И мне тоже. Нам обоим. Пошли, Уильям, или я напущу на тебя доктора Лангсдейла.
Она говорила и как мать, и как соблазнительница. Он вылез из машины и нахлобучил на голову помятую шляпу. Она рассмеялась и натянула шляпу ему на самые уши. Он тоже рассмеялся. Ему понравилась ее грубоватая шутка. Они пошли к дому бок о бок, пара мало сыгранных, но старающихся вовсю комедиантов.
Когда я съезжал в долину, то подумал, что во всем этом есть что-то настоящее. Они, несомненно, заключили своеобразную сделку. Она ухаживает за ним до его смерти, а после его смерти за ней будут ухаживать его деньги.
Глава 24
У розового дома на Лоренцо-драйв был немного заброшенный вид. Кустарники и цветы вокруг него отчасти переросли, отчасти погибали, и когда я выключил мотор «кадиллака», в воздухе повисла тишина.
Я обошел дом и заглянул в гараж. Там были пожилой «мерседес», женский велосипед и садовые инструменты. Ни зеленого «фалькона», ни кровавых следов.
Тогда снова вернулся к парадной двери и постучал. Миссис Шерри отозвалась не скоро. Наконец я услышал ее тихое шевеление в доме. В замке повернулся ключ, и дверь открылась на цепочке.
Это была сильно полинявшая женщина, и она заслонялась от света ладонью так, словно весь день провела впотьмах.
— Что вам угодно?
— Поговорить с вами немного.
— Кто вы?
— Частный детектив. — Я назвался.
— Вы насчет Гарольда?
— Боюсь, что да. Разрешите войти, миссис Шерри.
— А зачем? Он больше здесь не живет. Недавно мы с сыном решили жить каждый своей жизнью. — Она говорила, как женщина, положившая конец неудачному роману или едва выжившая после тяжелой болезни.
— Но вы сразу догадались, что я явился сюда именно из-за него?
— Вы так думаете? — она была искренне удивлена. — Вы ошибаетесь. Я понятия не имела — и не имею, что вас ко мне привело.
— Вот об этом я и хотел бы поговорить. Так я могу зайти, миссис Шерри?
Она колебалась. Вокруг рта и глаз кожа натянулась. Она явно собиралась с силами, чтобы захлопнуть дверь перед моим носом...
— Гарольд, судя по всему, ранен.
Лицо ее исказила чуть заметная гримаса. Похоже, ей не раз случалось получать от жизни такие удары, и она уже научилась сносить их. Если запрятать душу подальше, с глаз долой, больше шансов сохранить ее от полного уничтожения. Но тогда возникает опасность, что душа ослепнет в потемках внутреннего Я.
Она неловко загремела цепочкой и наконец открыла дверь.
— Входите и рассказывайте. — Она задала главный вопрос, лишь когда мы уселись в ее тусклой, симметричной гостиной. — Гарольд может умереть?
— Не думаю.
— Где он?
— Не знаю. Сегодня утром на озере Сэндхилл я видел человека, похожего на него. Он ехал в зеленом «фальконе».
— Тогда это не Гарольд. У моего сына нет такой машины. У него вообще нет машины.
— Откуда вы знаете, если потеряли с ним контакт?
— Я этого не говорила. Он дает о себе знать. — И она добавила с неожиданной безжалостностью. — Когда ему от меня что-то надо.
— Вы сегодня с ним говорили?
— Вчера.
— Что он хотел?
— Одолжить мою машину. Я отказала. — Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, словно этот отказ мог сделать ее бесчувственной к новой боли.
— Зачем ему понадобилась ваша машина?
— Он не сказал. Но я поняла: что-то неладно.
— Как вам это удалось?
— Я знаю сына. Он был жутко возбужден. Оно охватывает его всегда, когда его посещает очередная великая идея.
Еще один псевдо-киднэппинг, чуть было не сказал я вслух, но вовремя удержался. Жизнь и без меня сильно потрепала ей нервы. Я не хотел ее слишком травмировать, я не хотел ее терять. Кроме того, опять возникла опасность ошибки — я мог говорить не о том человеке и не с той матерью.
Она тем временем достаточно совладала с нервами, чтобы спросить:
— Что все-таки случилось на озере Сэндхилл? Мой муж... отец Гарольда там бывало охотился.
— Там была стрельба. Перестрелка.
Она поднесла руку к горлу, словно желая задержать вопрос, но он все равно вырвался наружу:
— Гарольд тоже в кого-то стрелял?
— Да, похоже. Но прежде чем задавать новые вопросы, я бы хотел взглянуть на какую-нибудь его фотографию.
Она повеселела.
— Вы все-таки, значит, не уверены, что в этом замешан Гарольд?
— Не на сто процентов. У вас есть какая-нибудь недавняя его фотокарточка?
— Да, есть, сделанная пару лет назад. Она у меня в спальне.
Она вынесла ее так, словно это была бомба, которую надо обезвредить. Маленькая фотокарточка молодого человека, который заметно потерял в весе и приобрел в возрасте с тех пор, как снимался для ежегодника школы Ривер-Вэлли. Это, безусловно, был человек, которого я видел в ресторане Бланш, и, скорее всего, тот, кто подстерег Джека Леннокса в башне на озере Сэндхилл.
— Боюсь, это он. — Я положил карточку на соседний столик.
— В кого он стрелял?
— В Джека Леннокса.
Жизнь покинула ее лицо. Миссис Шерри упала в кресло и стала покачиваться из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Значит, — сказала она, — все начинается сначала.
— Я вас не понимаю.
— Неприятности с семьей Ленноксов. Все началось, когда Гарольд был еще мальчишкой. Он не был тем преступником, которым его выставили. Физически он был старше своих лет, это была его главная беда. Он хотел жениться на Лорел. Потому-то они и поехали в Лас-Вегас. Они думали найти там священника, который бы их обвенчал. Но у них кончились деньги, тогда Лорел пришла блестящая идея притвориться, будто ее похитили. Идея принадлежала Лорел, но отвечать пришлось Гарольду. Ее отец приехал в Лас-Вегас, отыскал их, страшно избил Гарольда и отправил его за решетку. Гарольду было лишь восемнадцать лет. Он так и не оправился от той травмы. Есть врачи, готовые показать это под присягой в суде. В моей семье и в семье его отца все окончили колледж, но Гарольд так и не окончил школу. Где сейчас Гарольд?
— Если бы я знал!
— Но вы сказали, его ранили.
— Он покинул озеро своим ходом. Джека Леннокса увезла скорая помощь.
— Мистер Леннокс ранен серьезно?
— Не знаю. Он ранен в голову. Мне показалось, что рана поверхностная, но я не врач.
— Лорел имеет к этому какое-то отношение?
— Боюсь, что да, миссис Шерри. Ее опять похитили. Ваш сын встретился на озере с ее отцом, чтобы получить от него выкуп. Сумма значительно возросла со времен Лас-Вегаса. На сей раз это сто тысяч долларов.
— Гарольд потребовал у Ленноксов эту сумму?
— Не только потребовал, но и получил. Их привез ему на озере Сэндхилл Джек Леннокс. Сегодня днем. Судя по всему, между вашим сыном и Джеком Ленноксом завязалась перестрелка.
Она помотала головой, словно стараясь отринуть услышанное.
— Жаль, что я вообще родила его, — Но когда она услышала самое себя, ее окатило ледяной волной одиночества. — Но его подставила Лорел. Поймите, тогда это была ее идея.
— Может быть. Но это случилось давно, а люди меняются. На этот раз похищение могло стать настоящим.
— Думаете, он похитил Лорел?
— Похоже. Он потребовал у ее отца выкуп.
— Так чего вы хотите? Вернуть деньги?
— Не деньги, а Лорел. Это главное. О деньгах никто особо не волнуется. Если вы могли бы передать это Гарольду, вы бы очень помогли делу.
— Я не знаю, как его найти. — Но она взглянула на меня, как секретный агент, готовый выгодно продать информацию.
— Вы говорили, он вам вчера звонил?
— Да, он хотел мою машину.
— Откуда он звонил?
— Он не сказал.
— Звонок был междугородный?
— Не знаю. Разговор длился с минуту. Когда я отказалась дать ему машину, он рассердился и швырнул трубку. — Ее лицо исказилось такой болью, словно трубка только что ударила ее по уху. — Но я рада, что не дала ему машину.
— Вы сказали, что сразу поняли: что-то неладно.
— Я ничего толком не поняла. Но он был возбужден. А я уже научилась с подозрением относиться к такому его состоянию. Мой сын слишком молод для своих лет и очень легко возбуждается.
— Гарольду лет тридцать, так?
Она взглянула на меня с таким удивлением, словно лет десять-пятнадцать его жизни прошли ею незамеченными. Ее губы слегка шевелились, пока она производила подсчеты:
— Ему тридцать три.
— Он не мальчик. На что же он живет?
— Во-первых, я ему помогаю. К тому же он работал. Его никак не назовешь лентяем.
— Где он работал?
— Недавно он служил помощником официанта и искал место получше.
— Где он сейчас живет, миссис Шерри?
— Не знаю. Где-то на побережье.
— Побережье у нас большое, — заметил я. — От Исла-Висты до Сан-Диего.
— Одно время он жил в Исла-Висте. Но потом вернулся в Лос-Анджелес. Я не знаю, где он живет сейчас, он не говорил. Когда ему от меня ничего не нужно, он обращается со мной так, словно я его заклятый враг.
— У него есть девушки?
— Да, он говорил об одной. Но я ее не знаю. По-моему, Гарольд стесняется ее.
— Почему вам так кажется?
— Он отказывается отвечать на вопросы о ней. Похоже, она замужем.
— Лорел тоже замужем. Гарольд виделся с Лорел?
— Да. Судя по всему, он встретил ее в Лос-Анджелесе и она пригласила его к себе в дом. Я предупреждала его, чтобы он с ней не связывался. Она всегда оказывала на него дурное влияние.
— Откуда вам известно, что она пригласила его к себе в дом?
— Он сам мне это сказал.
— Вчера?
— Неделю или две тому назад.
— Значит, вы все-таки поддерживаете с ним отношения?
— Он приезжает ко мне за деньгами. Но в последнее время я не могу много давать. Все то, что у меня есть, вложено в дело, но проценты невелики, и доход не тот, что прежде.
— Когда он упоминал Лорел, как он о ней говорил?
— С благодарностью, — в ее голосе звучало презрение. — Он был благодарен за то, что она пригласила его к себе на обед. Я сказала, что после того, что сделала с ним его семья, ему следовало бы иметь больше гордости. Я сказала Гарольду, что он унижает себя, принимая что-то от Лорел Леннокс.
— Как он на это отреагировал?
— Не знаю. Прямо он не сказал ничего. Но я почувствовала, что дала ему материал для размышлений.
Она сидела, молчала и явно пыталась осмыслить свою жизнь. Ее тело дергалось, словно от приступов боли. Мне показалось, что между ней и сыном существует осязаемая связь, нечто вроде пуповины, тянущейся из этой гостиной туда, где он оставил кровавые следы.
— Не знаю, что теперь будет, — наконец подала голос миссис Шерри.
— Я тоже. Остается надеяться, что самое худшее уже произошло.
— Я тоже. — Она увидела в моих словах оптимистический прогноз. — И я надеюсь, что он... что с Лорел не случилось ничего худого.
— Мне надо отыскать ее. Пока этого не произошло. Но где мне искать ее, миссис Шерри?
— Понятия не имею.
— Он не давал адреса или телефона?
— Давал, но он все время меняет место жительства. По-моему, он опять переехал на прошлой неделе.
— После того, как побывал на обеде в доме Лорел?
Она подумала над вопросом и ответила утвердительно.
— А какой его последний адрес?
— Он жил где-то в Лонг-Биче. Не знаю, где именно. По-моему, у него там была женщина.
— Почему вы так решили?
— В таких случаях он меняет отношение ко мне. Делается более независимым. Но это обычно скоро кончается.
— Он когда-нибудь говорил вам об этой женщине?
— Нет.
— Куда он может обратиться со своим ранением?
— Понятия не имею.
— У него есть свой доктор?
— Был. Я просила его присылать счета мне. Он брал вполне умеренные деньги. Доктор Лоренс Брокау. — Она встала, приняв вдруг решение. — Сейчас погляжу, где у меня его адрес.
Вскоре миссис Шерри вернулась с голубым листком бумаги с неровными краями — на нем она записала адрес доктора Брокау в Лонг-Биче.
Почерк у нее был мелкий и изящный. Она нервно смотрела на меня, когда я читал адрес.
— Вы не расскажете доктору Брокау обо всем этом?
— О чем?
— О киднэппинге. О фальшивом киднэппинге. В конце концов это была идея Лорел. Зачем обливать грязью имя моего сына еще раз?
Она попыталась улыбнуться, но была так напряжена, что из улыбки ничего не вышло. Я сложил листок и сунул в карман.
— Совершено преступление, возможно, тяжкое. Похищена молодая женщина, ваш сын получил за нее выкуп. Он ранен. А вас пугает дурная слава.
— Меня пугает и многое другое. Но я знаю, что может натворить дурная слава с юношей и его близкими. Я уже испытала это однажды. Гарольд с тех пор стал совсем другим человеком. Да и я тоже.
— Что случилось с отцом Гарольда?
— Он работал инженером в компании «Леннокс ойл». Естественно, после тех событий он потерял работу и с трудом нашел другую. Теперь Роджер живет где-то в Техасе, на побережье. С другой женщиной, — горько добавила она.
— Вы в разводе?
— Да, я развелась с Роджером. Он возненавидел своего собственного сына. — Она некоторое время молчала и затем сказала: — Роджер сейчас уже совсем старик. Он гораздо старше меня, а я ведь не девочка.
— Все мы стареем. Когда я вчера увидел Гарольда в Пасифик-Пойнте, он был со стариком в твидовом костюме. Старик был почти совсем лыс. Было такое впечатление, что когда-то он сильно обгорел. На лице и голове у него были следы ожогов.
— У него, наверное, был жуткий вид, — сказала миссис Шерри с гримасой.
— Да в общем-то нет. Это был старик, который видел и лучшие дни, но они прошли. Вы когда-нибудь встречали такого человека?
— Нет.
— Вы не могли бы предположить, кто это такой?
— Понятия не имею. По крайней мере, это не отец Гарольда, если вы к этому клоните. Роджер — крупный мужчина, у него пышные волосы и никаких ожогов. Кроме того, он ни за что на свете не появился бы на людях в обществе Гарольда.
Прежде чем распрощаться, я попросил у нее фотографию Гарольда. Я думал, она мне откажет. Но похоже, она сознавала, что Гарольда надо непременно разыскать, и я тот самый человек, кто в состоянии это сделать.
Глава 25
Когда я проезжал мимо озера Сэндхилл уже в обратном направлении, вокруг него кишели люди в синей форме. Было такое впечатление, что Ассоциация содействия службе шерифа устроила свой ежегодный пикник. Я проехал мимо. Если бы я остановился, мне бы пришлось рассказать им о Гарольде Шерри.
Я отправился прямехонько на Сихорс-лейн и застал Элизабет в явно пустом доме. Она приветствовала меня довольно прохладно и молча провела в переднюю гостиную. Большие окна, выходящие на океан, были теперь сильно перепачканы нефтью. Сквозь них я увидел, что отлив превратил берег в нечто темное и поблескивающее, словно накрыл его гигантской черной клеенкой.
— Где вы были? — в ее интонациях чуть заметный упрек.
— В Эль-Ранчо.
— Вы выбрали не самое удачное время для визита.
— Тем не менее поездка оказалась полезной, хотя и не в том смысле, в каком я предполагал. Где ваша мать?
— У себя. Она в плохой форме.
— Из-за Джека?
— Это, конечно, было для нее ударом. А теперь пропал Тони Лашман. Я думаю, уж не замешан ли он в похищении Лорел. Мама, по-видимому, опасается того же.
— Как же он исчез?
— Наверное, ушел пешком, по берегу. У него нет машины.
— Где остальные?
— Мой муж отвез Мариан в больницу к Джеку.
— Как ваш брат?
— Рана не смертельная, вот и все, что мне известно. — Она пристально и холодно посмотрела на меня. — Я что-то никак не возьму в толк, чем занимались вы, когда Джек был ранен.
Теперь в ее голосе уже безошибочно звучала злость. Она была направлена против мира вообще и против меня как его представителя. Перемена, которая произошла в ней, возможно, отражала перемены в семье. Один из них был похищен, другой ранен, и все они чувствовали себя на осадном положении.
— Я видел все, что произошло на озере, но с далекого расстояния. — Я описал все подробно. — Я сам видел, как был ранен ваш брат, но у меня есть серьезные основания подозревать в стрелявшем этого человека. — Я извлек фото Гарольда из внутреннего кармана пиджака. — Вы не узнаете его?
Она поднесла карточку к одному из замазанных нефтью окон и сказала:
— Это же Гарольд Шерри, так?
— Да.
— Я так и думала.
— Он был у нас в Бельэре и нес какую-то чушь.
— Когда это было?
— На прошлой неделе.
— Что именно он сказал?
— Мне бы не хотелось вам этого повторять.
— Мне бы не хотелось быть в этом доме...
Уже сказав это, я понял, до чего сердит на нее. Невероятно сердит в глубине души. Накануне ночью между нами возникла близость, причем не столько в физическом, сколько в каком-то ином смысле. Но утро и день развели нас далеко друг от друга, и мы явно винили друг друга за эту возникшую дистанцию.
— Вас здесь никто не держит, — сказала она.
— Я не совсем удачно выразился.
— Зато я говорю именно то, что думаю.
Я сел, не спуская с нее глаз.
— Мы оба в чудовищном напряжении. Мы оба хотим вернуть Лорел. Это главное. Разве я не прав?
Элизабет глубоко вздохнула:
— Вы правы. Но где она?
— Я уверен, что это знает Гарольд.
— Тогда где Гарольд?
— В этом-то и вопрос. Но то, что он вам сказал, могло бы помочь нам понять это.
Она глядела на фотографию так, словно это было зеркало, в котором она обнаружила, что потеряла былую красоту.
— Имел ли Гарольд обыкновение бывать в вашем доме?
— Ни в коем случае! Я не видела его много лет. Я и не узнала его, пока он не назвался. С тех пор он явно похорошел. И вес же внутренне он совсем не изменился.
— Что именно вы имеете в виду?
— Он пришел как бы с дружеским визитом, чтобы помириться со мной за его прошлые грехи. Он до этого виделся с Лорел, и она ему все простила. По крайней мере так он сказал. Но я уверена, что пришел он вовсе не с мирными целями. — Она замолчала и помрачнела лицом, вспоминая разговор. — По-моему, он хотел выведать наши семейные тайны.
— Какие же?
— Одну из них вы знаете, — сказала она, прикрывая глаза. — Мне не следовало рассказывать вам о Бене и той женщине, что заявилась в наш дом с мальчиком. Я прошу вас никому об этом не говорить.
— Я и не собираюсь. А что, это заинтересовало Гарольда?
— Да, но он все перепутал. Гарольд Шерри из тех людей, у кого все выходит шиворот-навыворот. Он решил, что любовником этой женщины был Джек Леннокс. Если бы! — закончила она с вялой улыбкой.
— Вы уверены, что этого не могло быть?
— Абсолютно. Джек в то время был еще на востоке в школе связистов. И речь совершенно определенно шла о Бене, когда та женщина возникла в Бельэре.
— Гарольд не говорил, откуда у него эта информация — или, если угодно, дезинформация?
— Как я сказала, он встречался с Лорел. Но мне трудно поверить, чтобы она говорила в таких выражениях о своем отце. Скорее всего, Гарольд слышал эту историю от других — и все перепутал. Он ненавидит Джека...
— Это понятно. Важнее то, что он сказал о Лорел.
Некоторое время она сидела и молчала. Я только слышал, как за окном прибой медленно отсчитывал промежутки времени.
— Он сообщил, что они снова друзья. Он обедал у нее в доме и сказал, что ему понравился ее муж.
— Думаете, он сказал это искренне?
— Даже не знаю. Люди типа Гарольда редко бывают до конца честными. Он и себя-то не любит, что уж говорить об остальных. И к тому же в его голове всегда одинаково варятся разные идеи.
— Например?
— Он не говорил мне — по крайней мере открытым текстом. Но я могу представить, что у него на уме. Мошенничество, вымогательство и так далее. Гарольд такой человек.
— Я понимаю. Но меня интересует другое. Действительно ли он похитил Лорел, как утверждает? Или же они опять уехали вдвоем и потребовали деньги у ее родителей?
— Я просто не могу поверить, что Лорел на такое способна.
— Но однажды она так поступила.
— Тогда ей было пятнадцать. С тех пор она изменилась. И вообще она в основе своей хороший человек. Она хочет делать добро. К тому же, она чаще бывала в роли жертвы, чем злодея.
Снова мы вернулись к загадке Лорел.
— Возможно, — сказал я, — и дело не в том, кто она сознательно — жертва или злодей. Главный тут Гарольд. Не исключено, что он обладает гипнотическим воздействием на нее — еще с юности. Такое бывает с девушками, особенно с теми, кто не ладит с родителями.
— Я ее понимаю, — задумчиво сказала Элизабет. — С Джеком и впрямь ладить непросто.
— Скажите вот что. Когда Гарольд был у вас, он не говорил, где живет? Не давал телефон, по которому его можно найти?
— Нет, не давал, — сказала она, подумав.
— В какой он был машине?
— В небольшой такой, зеленой. И старой.
В комнате был телефон, и с разрешения Элизабет я позвонил в Лонг-Бич доктору Брокау. Мне ответил женский голос, доктор принимал пациента. Если я оставлю телефон, то он мне отзвонит.
В этот момент в комнату вошла Сильвия Леннокс. Она внимательно стала вглядываться мне в глаза, словно опасаясь того, что увидит в моем взгляде.
— Что случилось с моим сыном, мистер Арчер?
— Его ранил человек по имени Гарольд Шерри. — Теперь я в этом уже не сомневался.
— Но я же специально отправила вас приглядывать за ним.
— За ним требовался куда более серьезный присмотр, чем тот, на который я был способен. Он слишком уж хотел все сделать сам.
Она будто и не услышала меня. Ее мысли блуждали, словно бескрылые птицы в зарослях бед и тревог.
— А теперь от меня сбежал и Тони Лашман. Что, на ваш взгляд, могло с ним стрястись?
— Не знаю. Когда вы его видели в последний раз?
— Утром, когда я поставила его на место.
Она прошла между мной и дочерью к окну. Ее худое морщинистое лицо показалось мне смягчившимся и потерявшим острые очертания, словно обрушившиеся на нее удары были не морального, но физического свойства. Она произнесла тонким скорбным голосом, окрашенным всплесками с трудом сдерживаемой ярости:
— Всю жизнь я пыталась выполнять свой долг и вот чем это кончилось. Мой единственный сын ранен. Мой берег запачкан нефтью. Моя внучка пропала. А Тони бросил меня, не попрощавшись. — Она отвернулась от окна, и в ее расширившихся глазах зияла пустота. — А во всем виноваты мужчины.
— Какие мужчины?
— Все мужчины. Я только и делала, что всю жизнь сидела и смотрела, как они обделывают свои дела. Если им понадобится женщина, она заводят ее. Как, например, Уильям. Бен поставил нефтяную вышку там, где ее не должно быть. Полюбуйтесь, во что он превратил мою землю. А Джек получил пулю. Я хочу поехать к нему.
Элизабет обняла мать за плечи.
— Останься со мной. Тебе не понравится больничная обстановка, мама.
— Думаешь, мне нравится здешняя обстановка? — Она обернулась ко мне и спросила уже вполне нормальным тоном: — Вы, кажется, сказали, что в Джека стрелял Гарольд Шерри?
— Да.
Старуха мрачно кивнула головой.
— Я предупреждала Джека, чтобы он оставил мальчишку в покое. Я говорила, что если девочка сбегает с мальчиком, то нельзя во всем обвинять одного мальчика. Но Джек решил уничтожить его. Он сделал все, чтобы суд не отнесся к Гарольду как к несовершеннолетнему. А Уильям использовал свое влияние, чтобы парня отправили за решетку. Ну а теперь он нанес нам ответный удар. — Она передернула плечами и помотала головой. — Я вовсе не желаю во всем этом участвовать. Я выхожу из игры. Пусть разбираются мужчины. Это их дело.
Она повернулась и неуверенными шагами пошла к двери. Она не выдержала напряжения, и годы взяли свое.
— Мама действительно всегда так думала, — сказала Элизабет, когда Сильвия вышла. — Она никогда не выражала это так открыто, но именно такова ее философия брака. Пусть мужчины действуют и совершают ошибки. А потом женщины получат возможность ощутить над ними превосходство. Плохая разновидность невинности.
— Невинность лучше виновности.
— Мне тоже так раньше казалось. Но теперь я стала в этом сомневаться. Невинность нельзя хранить в сундуке.
Она говорила тихо и как-то очень интимно. Она говорила о себе, своей матери, и голос у нее сделался какой-то совсем юный.
— Что вас так мучит, Бет?
Она вскинула голову, услышав свое имя.
— Не то, что вам кажется. Дело в том, что я доставила мужу немало трудных минут — с тех пор как пообщалась с Гарольдом Шерри. Визит той женщины стал для меня страшным потрясением, и я как могла выместила мою злость на Бене. Но теперь я начинаю думать, что, может, из-за этого-то он и допустил ту роковую ошибку, что привела к аварии.
— Это тоже философия вашей матери, только шиворот-навыворот, — сказал я. — Вы хотите почувствовать себя виноватой.
— Потому что так оно и есть. Если Бен в чем-то виноват, то и я тоже не без греха.
— Откуда вы знаете, что он совершил ошибку?
— Он сам мне сказал. Он позволил, чтобы скважину бурили, не укрепив как следует стенки. И даже при первых признаках утечки он не остановил бурение.
— Но это его ошибка. Вы-то тут при чем?
— Я тоже виновата.
— Вам просто очень хочется взять на себя вину.
— Да, потому что я действительно виновата.
Рядом со мной зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Это доктор Брокау. Вы мне звонили? — Голос молодой, с легким придыханием.
— Да, я насчет вашего пациента.
— Кого именно?
— Гарольда Шерри. С ним случилась неприятность.
В трубке воцарилось молчание. Затем я услышал:
— Печально. Это серьезно?
— Весьма. Его разыскивают по подозрению в киднеппинге. Он получил ранение и скрылся. Я решил, что он мог обратиться к вам.
— Вы ошиблись. Вы не из полиции?
— Я частный детектив. У вас есть его адрес?
— Кажется, да.
— Не могли бы вы мне его дать?
В трубке возникла новая пауза, поделенная на равные доли его дыхания. Наконец он сказал:
— Боюсь, я не могу дать вам адреса, тем более по телефону.
— Даже если похищена молодая женщина?
— Вы говорите, что вы частный детектив. Если это похищение, почему ко мне не обратилась полиция?
— Только у меня есть ваши координаты. Мне сообщила их мать Гарольда. Если вы желаете, чтобы я передал их полиции, то...
— Нет, погодите. Где вы сейчас?
— В Пасифик-Пойнте.
— Не могли бы вы ко мне приехать? Я закончу с моими другими... с моими пациентами к половине шестого. Тогда и поговорим о Гарольде. — И он положил трубку.
Элизабет подошла и встала надо мной со стиснутыми кулаками.
— Он готов помочь?
— Надеюсь.
— Если это местный доктор, наша семья может оказать на него давление.
— Нет, он не из местных. Он работает в Лонг-Биче. И я попробую разобраться с ним сам.
Снова ее злость обрушилась на меня одного.
— Вы что-то слишком в себе уверены. И совершенно напрасно. Учитывая то, что вы не сумели защитить моего брата...
— Единственный способ защитить вашего брата — это надеть на него кандалы. Он не хотел, чтобы я ехал с ним на озеро Сэндхилл. Похоже, он жаждал устроить стрельбу. Так или иначе перестрелка состоялась. И я не несу за это никакой ответственности. Ваш брат заставил меня вылезти из его машины под дулом револьвера.