Глава 35

Дом Сомервиллов сверкал огнями так, словно там был большой прием. Но вокруг стояла тишина, если не считать шума машин на бульварах.

Я нажал кнопку. Было слышно, как звенит звонок в доме. К двери проследовали быстрые шаги. Дверь открылась на цепочке.

— Это ты. Бен? — услышал я голос Элизабет.

— Это Арчер.

Помешкав, она скинула цепочку и открыла дверь.

— Входите. Я одна. Смит поехал в Пасифик-Пойнт забрать мужа и Мариан.

— Как она?

— Мариан плоха. Я решила, что ей не следует ночевать одной. Поэтому мы пригласили се пожить у нас. — Ее голубые глаза быстро оглядели меня в освещенном холле. — Судя по вашему виду, хороших новостей нет.

— Я не нашел Лорел. Но дело двигается. Оно оказалось куда сложнее. Это не простой киднеппинг с целью получения денег.

— Хорошо это или плохо?

— Непонятно. Мне еще много чего надо выяснить. Но на это нужно время. А у Гарольда в любой момент может лопнуть терпение. Деньги он получил, но, к сожалению, обменялся выстрелами с вашим братом. Шерри ранен, и я не знаю, как это отразится на сделке.

— Вы полагаете, он может убить Лорел?

— С него станется.

Она помрачнела.

— Что вы хотите от меня?

— Посмотрите на эту фотографию и скажите, не говорит ли она вам чего-нибудь?

Я вынул карточку Элли Рассо и протянул Элизабет. Ее взгляд стал пристально-напряженным.

— Узнаете?

— Боюсь, что нет. — Она вернула мне фотографию и осталась стоять с опущенной головой, словно на плечи ей упала тяжкая ноша. — Разве я должна кого-то узнать?

— Я на всякий случай.

— А кто это?

— Мать Тома Рассо. Элисон. Они звали ее Элли.

— Я не знала, что у Тома есть мать.

— Была. Как и у большинства людей, — заметил я. — Ее убили в Лос-Анджелесе весной сорок пятого. И у меня такое ощущение, что с этого-то и начались все ваши нынешние беды.

Элизабет опять взяла у меня карточку и стала рассматривать ее ближе к свету. На сей раз, возвращая ее, она посмотрела прямо мне в глаза и решительно заявила, что никогда не встречалась с этой женщиной. Но глаза ее глядели не столько на меня, сколько в открывшиеся бездны прошлого.

— В прошлый раз вы рассказывали мне о молодой женщине, явившейся к вам сюда с мальчиком вскоре после вашей женитьбы. Ваш муж тогда был, кажется, в море?

— Да, — слово прозвучало и как ответ, и как вопрос одновременно.

— Я решил, что, может, это и есть та женщина.

Я снова протянул ей фотографию. Она не сделала движения, чтобы взять ее.

— Нет, это не она. — Но потом вдруг добавила. — Даже если бы это и была она, какое отношение все это может иметь к Лорел?

— Это станет ясно, когда мы поймем, кто убил Элли Рассо.

— Вы подозреваете моего мужа?

— А вы?

— Нет, конечно. Я понятия не имела, что она умерла.

Но теперь она не могла отогнать от себя этот факт. Смерть отразилась в ее глазах. Элизабет провела меня в кабинет мужа и налила виски в два стакана. Она залпом опорожнила свой, а я решил погодить.

Виски вроде бы улучшило настроение Элизабет. Ее лицо стало обычного цвета. Но потайной мир, давший о себе знать во взгляде, менял очертания. Она не могла не говорить о нем.

— Какое отношение к нам имеет смерть Элли Рассо?

— Ее сын женился на вашей племяннице Лорел. Это во-первых.

— Это преступление? — осведомилась она каким-то ломким голосом.

— Нет, но, по-моему, это и не простое совпадение.

— Пожалуйста, объясните.

— Если бы я мог! Пока это всего-навсего смутное подозрение.

— А причастность моего мужа ко всему этому — еще одно смутное предположение?

— Не такое уж смутное.

Некоторое время она молчала, изучая и мое лицо, и оборот событий.

— Я понятия не имела, что Бен может быть как-то к этому причастен. Но что вы имели в виду, когда сказали, что подозрение не такое уж смутное?

— Если я попытаюсь объяснить, вы просто выставите меня из дома.

— Неужели я на такое способна?

— Думаю, что да. Так или иначе, вы сможете устроить мне сложную жизнь.

— Нет же, клянусь вам...

Я ей не верил. Сейчас у нее наступила реакция на вчерашний вечер, когда она выместила свои чувства на муже всеми доступными ей способами. Сегодня, напротив, она удалилась в Замок Брака, куда мне путь был закрыт. Она сказала:

— Вам достоверно известно, что Бен имел какое-то отношение к Элли Рассо?

— Нет, мне это не известно достоверно, и все же я полагаю, он был одним из тех, кто сыграл роковую роль в ее судьбе. Другим был Нельсон Бэгли.

— Первый раз слышу это имя.

— Он был посыльным на корабле вашего мужа. Когда корабль загорелся, он прыгнул за борт. И по внешне странному стечению обстоятельств сегодня утром оказался на берегу перед домом вашей матери.

— Этот старичок, перемазанный дегтем?

— Он самый. Нельсон Бэгли.

— Какое отношение он имел к Элли Рассо?

— Он мог убить ее. Он мог видеть, как ее убили.

— Но теперь он сам умер.

— Вот именно.

— Он действительно плавал на «Ханаане»?

— Да.

Она глядела сквозь меня на тот причудливый город, что вырос в ее сознании.

— Если Бэгли обвиняли в убийстве этой женщины, значит, «Ханаан» был здесь. Когда это случилось?

— Да. Корабль стоял в Лонг-Биче. Насколько я понимаю, Элли Рассо была убита второго мая 1945 года. На следующий день «Ханаан» отплыл в море.

Я прочитал в ее мозгу мысль, непосредственно вытекавшую из той информации — тем более, что я сам подумал то же самое. Если «Ханаан» стоял в порту в ту ночь, его капитан был еще одним подозреваемым.

— Как она погибла?

Я рассказал Элизабет, что знал. Я рассказал ей, как Том провел в пустом доме несколько дней наедине с трупом матери. Я хотел, чтобы она осознала последствия того давнего убийства. Она помотала головой, словно желая выбросить из нее услышанное.

— Мой муж, конечно, не святой. Но он не способен на подобное. Я точно знаю, что он не убивал. Мы провели вместе его последний день на суше — вечер тоже.

— Вы уверены, что вас не подводит память?

— Вполне. Более того, я могу это подтвердить. В первый год женитьбы я вела дневник. Он сохранился.

Она извинилась и вышла. Я отхлебнул из стакана, почувствовав в сложившихся обстоятельствах легкие угрызения совести: как-никак я пил виски капитана. В кабинет вошла Элизабет. В руках у нее была маленькая книжечка на замочке в переплете из белой кожи, на котором золотыми буквами было вытиснено: «1945 год. Дневник». Она отомкнула замок ключиком, положила дневник на письменный стол мужа и раскрыла его на записи 2 мая.

Я стал читать, перегнувшись через се плечо.

«Сейчас полночь, милый дневник, я очень устала и очень счастлива. Машина только что увезла Бена на корабль. Мы провели прекрасный, спокойный день в Эль-Ранчо, и я впервые почувствовала себя действительно замужем. Мы предоставили наш дом Джеку и Мариан в их полное распоряжение — у Джека это тоже последний день! — и поехали к отцу. Он прекрасно ладит с Беном. Это добрый знак на будущее. Я показала Бену школу Ривер-Вэлли — когда-нибудь мы отправим туда наших собственных детей, а Бен рассказывал мне о своих морских приключениях. Я ощущала себя Дездемоной, слушающей своего Отелло. И я его простила (тихо, милый дневник, не будем обсуждать это). Я простила ему ту, что заявилась к нам в марте с мальчиком. Я снова почувствовала себя женщиной. Но теперь, когда Бен уехал, а я осталась совсем одна, мне немножко страшно, милый дневник. На Окинаве идет ужасная война, а „Ханаан“, похоже, отправился именно туда. Возвращайся домой живым, дорогой муж!»

Элизабет подняла голову.

— Тогда мне было двадцать два года. Я была романтической особой. Но я просто должна была вам это показать. Это подтверждает, что Бен не имел отношения к смерти той женщины. Иначе и быть не могло. В тот день он не оставлял меня ни на минуту и отправился на корабль прямо из Эль-Ранчо.

— На чем он уехал?

— На военном фургоне.

— Кто был водителем?

Она ответила не сразу.

— Кто-то из моряков. Я не помню, кто именно.

— Не Смит?

— Может, и Смит. Наверное, он. Но прошу вас, не расспрашивайте его об этом.

— Почему? Если ваш муж невиновен...

— Он действительно невиновен.

— Тогда у вас не должно быть возражений — будь то Смит или кто-то еще.

Ее глаза потемнели от внезапного и бурного всплеска злости:

— Не объясняйте мне, что я должна делать, а чего нет. Вы находитесь в моем доме и копаетесь в моей жизни.

— У вас-то есть жизнь, а Элисон Рассо ее потеряла. Вот в чем дело!

Я взял дневник Элизабет в руки и стал листать. Она попыталась помешать мне, но передумала. Злость вдруг перешла во что-то более личное и неуловимое. Мне показалось, что ей хочется, чтобы все наконец выплыло наружу.

— Вы сказали, что женщина с мальчиком появилась у вас в марте?

— Да, в марте 1945-го.

Запись, датированная пятым марта, отыскалась легко.

"Сегодня случилось нечто странное. В дом пришла женщина с мальчиком лет четырех-пяти. Она рассказала мне что-то ужасное, но я не могу записать это, милый дневник. Я никогда не забуду этот день. Он сделал меня Фомой Неверующим. Кстати, мальчика, по словам женщины, звали Томасом[4]".

Я прочитал это вслух. Элизабет кивнула.

— Я не запомнила его имя. И забыла, что записала это.

Но я подумал, что, возможно, подсознание ее хранило память об этом и не исключено, что она и принесла дневник нарочно, чтобы я отыскал это место. Я сказал:

— Не хотите еще взглянуть на Элли Рассо?

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Зачем? Я сразу ее узнала, как только вы показали фотографию. Это она.

— Как часто она здесь бывала?

— Только один раз. После этого я переехала к отцу, а в доме поселились Джек, Мариан и Лорел. Пока не вернулся Бен. — Она протянула руку. — Разрешите взять дневник?

Я вернул ей книжечку. Крепко прижав ее к груди, она вышла из кабинета. Я молча попрощался с ее спиной.

Та ночь была событием, хоть не лишенным страсти, но не имеющим последствий. Кроме, пожалуй, одного-единственного. Я вряд ли когда-нибудь забуду Элизабет.

Глава 36

Через несколько минут в дом вернулся капитан Сомервилл. Я слышал, как они с Элизабет приглушенно переговаривались перед домом, но слов не разобрал. Затем он вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Вид у него был постаревший и усталый.

— Жена сказала, что вы хотите со мной переговорить.

— Если у вас есть минута.

— Это не может подождать до утра? Сейчас вообще-то поздно...

Упоминание позднего часа вызвало у него самого зевоту. По лицу прокатились слезинки усталости и раздражения. Борода его словно выросла за день. Она заблестела под лампой.

— Это вопрос приоритетов, — сказал я. — Вы пытаетесь ликвидировать аварию на вышке, ну а...

— И небезуспешно, — перебил он меня. — Через день-другой все будет в порядке.

— Дай Бог. Я же хочу ликвидировать другую беду — прервать цепь убийств и прочих преступлений.

— Цепь убийств?

— Мне известно три убийства. Первое произошло второго мая 1945 года, когда в своей спальне была застрелена Элисон Рассо. — Сомервилл вздрогнул, но я продолжал. — Вчера вечером или сегодня утром пациент одной из лос-анджелесских больниц Нельсон Бэгли был найден в море неподалеку от дома Сильвии Леннокс. Позже на том же берегу был найден с разбитой головой секретарь Сильвии Леннокс.

Лицо Сомервилла, и без того бледное, сделалось и вовсе как мел. Он прикрыл глаза и покачнулся, но успел судорожно вцепиться мне в руку повыше локтя.

— Кто рассказал вам про Элли Рассо?

Я стряхнул его руку.

— Это знают все. К тому же, ее сын — мой клиент.

— Муж Лорел?

— Да. От Лорел нет никаких вестей, ее жизнь в опасности. Не хватало, чтобы она стала четвертей жертвой.

В холле послышалось нечто очень похожее на повизгивание собаки, которую оставили одну. Дверь открылась, и в кабинет вошла Мариан Леннокс. Она была вся в темном и двигалась неуверенно и скованно.

— Вы говорили о Лорел?

— О Лорел тоже, — сказал я.

Она двинулась ко мне, вытянув руку, словно слепая, хотя глаза ее сверкали. В них был страх.

— Вы сказали, что Лорел — четвертая жертва?

— Я сказал, что существует такая опасность. Каковую хотелось бы предотвратить.

— Ты тут явно лишняя, — сказал ей Сомервилл. — У нас с мистером Арчером очень серьезный и личный разговор. По крайней мере, мы очень хотели бы поговорить наедине.

— Извините. Я просто услышала имя Лорел и подумала, что появились какие-то новости. — Она заглянула в лицо деверя, затем в мое. — Где она, мистер Арчер?

— Это знает Гарольд Шерри. А я нет — по крайней мере, пока.

— Где Гарольд Шерри?

— Скрывается в какой-нибудь глуши со своей раненой ногой.

— А Лорел? Она с ним?

— Возможно. По крайней мере, он знает, где Лорел.

— Как нам вернуть ее?

Сомервилл, мерявший шагами комнату, оказался между нами.

— Вот как раз об этом мы с Арчером и начали говорить, Мариан. Но тут появилась ты. — Он положил руки ей на плечи и заговорил гораздо мягче. — Я понимаю, что это был для тебя за день, и не хочу показаться бесчувственным. Но я очень советую тебе лечь. Ты спала этой ночью?

— Не помню. Кажется, нет.

Она прикрыла глаза и чуть опустила голову, словно его объятие приносило облегчение. Он чуть покачал ее.

— Ты же совсем сонная. Иди спать. Не хочешь немного выпить на сон грядущий?

— Нет, спасибо. Ты очень заботлив, Бен. Но алкоголь только возбудит меня. Элизабет обещала мне таблетку.

— Пусть даст тебе пару. Я всегда принимаю две, когда не могу расслабиться.

Он развернул ее и, поддерживая одной рукой, вывел в холл. Затем наклонился и поцеловал ее в щеку. Все это выглядело очень искренне, и я вдруг увидел Сомервилла под новым утлом. Несмотря на сложные и долгие отношения с женой, он любил женщин и в старой патриархальной манере неплохо руководил ими.

Общение с Мариан успокоило и его самого.

— Извините. Но моя золовка на грани срыва. За последние тридцать часов вся ее жизнь под угрозой краха.

— Как ее муж?

— Я видел его вечером. Физически он в порядке. Но он воспринимает все это очень тяжело, а Мариан еще хуже. Без него она совсем беспомощна. Представляете, как она переносит эту неопределенность с Лорел? — Он постучал костяшками кулаков. — Мы просто обязаны ее отыскать.

— Я, похоже, вышел на след. Но вы должны мне помочь.

— Скажите, как?

— Ответив на мои вопросы.

— Попробую.

Сомервилл выглянул в холл, затем прикрыл дверь. Мы сели, едва не соприкасаясь коленями, в кресла, где недавно сидел я с его женой. Я сказал:

— Вы знали Элли Рассо?

Его лицо помертвело.

— Не буду этого отрицать. Но я хочу, чтобы вы поняли одно: все, что я расскажу вам о ней — сведения конфиденциальные...

— А я хочу, чтобы вы поняли другое: если это важные сведения, они попадут в полицию.

— Кто будет определять степень их важности?

— Мы с вами.

Сомервилл беспокойно заерзал в кресле.

— Я не согласен.

— Вы предпочитаете объясняться непосредственно с лос-анджелесской полицией? — равнодушным тоном осведомился я. — Убийство Элисон Рассо случилось на территории, находящейся под их юрисдикцией, а они не закрывают дел об убийствах за давностью лет.

Рука Сомервилла мяла и тискала нижнюю часть лица так, словно он пытался изменить его форму.

— Я не причастен к ее смерти!

— Кто же причастен?

— Подозревали нескольких, в том числе и ее мужа. Оставив Рассо, она вела довольно беспорядочный образ жизни.

— Откуда вам это известно?

— Мы виделись время от времени.

— Вы видели ее в вечер гибели?

— Нет. Тот вечер я провел с женой в доме ее отца. Оттуда я уехал прямо на корабль, который на следующее утро отплыл к Окинаве.

— Когда вы отплывали, вам было известно, что ее нет в живых?

— Нет, конечно. Спросите жену, и она подтвердит.

— Она уже подтвердила.

— Тогда в чем же дело?

— Вы сказали, что хотите помочь.

— Хочу. Но я не собираюсь решать ваши проблемы, признаваясь в том, чего не совершал.

— Тогда поговорим о том, что вы совершили. Вы были любовником Элисон Рассо?

— Не то чтобы любовником. Но я, кажется, спал с ней несколько раз.

— Кажется?

— Ну спал. Какая разница. Я тогда еще не был женат. А она ушла от мужа. Мы были друзьями. Вот и все.

— Где вы познакомились?

— Один из членов моего экипажа попросил меня помочь. Она жила в гостинице Сиэтла с мальчиком, и он заболел гриппом. Я обеспечил врача, лечение...

— Как звали этого человека?

— Нельсон Бэгли, — сказал Сомервилл каким-то плоским голосом. — Бэгли был от нее без ума. Но судя по всему, он мало преуспел. Может, потому-то он ее и убил.

— Вы точно знаете, что ее убил он, так?

— Да, пожалуй.

— А вы там были, когда это случилось?

Сомервилл глубоко вздохнул и с шумом выдохнул.

— Нет, конечно, — сердито буркнул он.

— Вы узнали о ее смерти в ту же ночь?

Он нетерпеливо выбросил вперед руку, словно отталкивая самую идею об этом.

— Я этого не говорил. Я узнал, что Элли погибла только через три недели. Мы были у Окинавы. Битва за остров еще не закончилась, а «Ханаан» доставлял нашим войскам боеприпасы и все прочее...

— Так как насчет смерти Элли?

— Я к этому и веду. Мы вышли из зоны боев на дозаправку. Это было двадцать второго мая. С танкера нам передали почту. До того, как началась заправка. Моя личная почта состояла из одного-единственного конверта с газетной вырезкой, сообщавшей о гибели Элли. Какая-то добрая душа вырезала заметку и отправила мне. — Голос его был сухим и резким.

— Вы догадываетесь, кто эта добрая душа?

— В конверте не было ничего, что помогло бы установить личность отправителя. Я перебирал разные варианты — моя жена, муж Элли... — Сомервилл бросил на меня быстрый вопросительный взгляд.

— Вряд ли это была ваша жена. Вырезку скорее мог послать убийца.

Он покачал головой:

— Убийца был со мной на борту «Ханаана».

— Вы имеете в виду Бэгли?

— Да. В заметке содержалось довольно точное описание Бэгли. Один из соседей опознал его: в ту ночь он кружил вокруг дома Элли. Похоже, он следил за ней через окно, выходившее во двор. Как только я прочитал заметку, я вызвал Бэгли, но он не явился. Затем произошло нечто, заставившее меня забыть об этом.

— Вы имеете в виду пожар?

— Нет, пожар случился позже. И причем по вине Бэгли.

Я не спускал глаз с Сомервилла. Лицо его было мрачное и сосредоточенное. Я подумал, уж не стал ли для него Бэгли символом всего плохого, что было в его жизни — убийца любовницы, поджигатель корабля...

— Я слышал, что вас считают ответственным за пожар.

Капитан Сомервилл не выказал ни раздражения, ни удивления.

— Возможно, отчасти так оно и было.

— Вы весьма откровенны.

— Я хочу быть с вами честным. — Капитан танкера потом отметил в своем рапорте, что я приказал слишком увеличить давление в цистернах, и одна из них лопнула.

— Так и было?

Сомервилл поднял руку, словно ожившая статуя, но затем рука безвольно упала, словно процесс оживания оказался слишком трудным.

— Я не помню детали того вечера, хотя я провел бессонные ночи, пытаясь восстановить все, как было. Но я искренне не мог вспомнить, чтобы отдавал такой приказ. Возможно, я все-таки приказал повысить давление. Но что-то пошло наперекосяк. — В его взгляде было недоумение. — Я только что получил известие о смерти Элли. Это меня ошеломило, и я воспринимал происходящее как в тумане.

Это было настоящее признание. Впервые я услышал правду про то, как капитан Сомервилл потерял и корабль и любовницу.

— Но разве ответственность не была возложена на вашего офицера, ведающего горючим?

Капитан с трудом перевел взгляд на меня, словно глаза его были из камня:

— Вы что, проводили расследование причин пожара на «Ханаане»?

— Нет, но эта тема постоянно возникает.

— Эллис вам что-то рассказывал?

— Кое-что. Он тяжело воспринял смерть Бэгли. Он считает себя ответственным за случившееся тогда.

Теперь капитан смотрел в пол.

— Вы культивировали в нем чувство вины, капитан?

— Не было необходимости. Эллис в этом смысле был добровольцем. Да и ему в общем-то было все равно.

— Все равно? Посмотрели бы вы на него сегодня в морге!

Сомервилл коротко качнул головой.

— Я имел в виду то, что он не был кадровым офицером. Для него это была просто работа. Одна из возможных. Когда он ушел из флота, я позаботился о том, чтобы ему досталась работа получше. Но я перестал быть командиром. И утратил шансы когда-либо получить такую должность. До конца войны я просидел на берегу.

Некоторое время капитан молчал. Он оплакивал про себя то ли утерянную честь, то ли погибшую гордость. У меня возникло такое впечатление, что он по-прежнему сидит на берегу и ждет, когда же кончится война, а какое-то загадочное его второе "я" занимается делами мирного времени.

— По-вашему выходит, что корабль поджег Бэгли. Вы это утверждаете всерьез, капитан?

Капитан очнулся от своего сна.

— Уверяю вас, это не шутка. Бэгли достал из рубки оружие и попытался застрелиться. Он получил легкое ранение в голову, но ущерб кораблю оказался гигантским. Это случилось после того, как лопнула цистерна с авиационным бензином. Вспышка от выстрела Бэгли привела к пожару в одном из проходов, и он загорелся сам. Он бросился за борт. Мы его потеряли — было темно, и все матросы тушили пожар. Но его подобрал танкер — его и других матросов, прыгнувших за борт. Среди них был мой вестовой Смит. Несколько человек утонули, несколько человек скончались от ожогов.

Сомервилл тяжело дышал. Ему было очень непросто рассказывать мне о пожаре, уничтожившем и его корабль, и его карьеру. Он прикрыл глаза, словно пытаясь изгнать из памяти картины прошлого.

— Почему Бэгли решил застрелиться, капитан?

Сомервилл неохотно приоткрыл глаза.

— Тот, кто послал мне вырезку, явно послал такую же и Бэгли. Он понял, что игра окончена, украл пистолет и забравшись, в укромный угол, попытался покончить с собой.

— Как к нему попала вырезка? Разве матросы тоже успели получить почту?

— Нет, но Бэгли был связистом и имел особый допуск.

— Вы уверены, что он видел вырезку?

— Я не видел ее у него в руках. Но ее нашли в ящике комнаты связистов. Все это есть в официальных документах расследования причин пожара. Если вы мне не верите, можете навести справки.

Я и верил и не верил капитану. Я сам служил в армии и плавал на военных кораблях. Я неплохо знал, какой огромной властью обладают там капитаны. Они умели создавать на своих кораблях свой особый мир и влиять на ход расследований тех или иных инцидентов, даже когда их власть оканчивалась.

— Я все-таки не понимаю, — сказал я, — почему вы не вызвали, не допросили Бэгли.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил меня Сомервилл.

— Когда вы послали за ним, а он не явился...