Глава 1

Когда, напившись кофе, я возвращался к себе, оказалось, что у дверей меня ждут. В темном коридоре второго этажа я часто наталкивался на девиц, надеявшихся, что им улыбнется удача в агентстве по найму манекенщиц, расположенном рядом с моей конторой. Но эта женщина не имела с ними ничего общего. Ее манера держаться плохо сочеталась с ее гримом, и она была примерно моей ровесницей. Когда вы стареете, ваши женщины, если вы понимаете толк в жизни, тоже стареют. К сожалению, большинство из них — мужние жены.

— Я миссис Блекуэлл, — представилась она. — А вы, наверное, мистер Арчер?

Пришлось признаться, что это так.

— Примерно через полчаса у вас должен быть мой муж. — Она взглянула на ручные часы, засверкавшие крошечными бриллиантиками. — Точнее, через тридцать пять минут. Я вас давно жду.

— Извините, но я не знал, что меня ожидает такая приятная встреча. На сегодняшнее утро у меня запланирован только полковник Блекуэлл.

— Отлично. Значит, мы сможем поговорить.

Она не пыталась очаровать меня. Она просто была очаровательна. Я отпер входную дверь, провел ее через приемную в свой офис и подал стул.

Она села прямо, зажав под мышкой кожаную сумочку, стараясь занимать на стуле как можно меньше места. Ее взгляд заскользил по фотографиям уголовников на стенах — лица, что являются обычно в кошмарных снах. Снимки, похоже, сразу вернули ее на нашу грешную землю, напомнив, что это за контора, кто ее хозяин и чем он зарабатывает на жизнь.

Мне понравилось ее лицо. Темные глаза, умные и способные к сочувствию. В уголках рта печаль. Лицо это уже было знакомо со страданием и, кажется, отражало страдание вновь.

— Оставь надежду всяк сюда входящий, — сказал я наугад.

Она слегка покраснела.

— Вы наблюдательны — или всем это говорите?

— Мне приходилось пользоваться этой формулой.

— Не без помощи Данте. — Она помолчала, потом снова заговорила, уже с другими интонациями: — Придя к вам, я поставила себя в странное положение. Не подумайте, что у нас с мужем плохие отношения. В общем, у нас все в порядке. Но то, что он задумал, может привести к непредсказуемым последствиям.

— По телефону он был предельно краток. Речь не идет о разводе?

— Слава Богу, нет. В этом смысле все нормально. — Протест получился подозрительно категоричным. — Меня очень беспокоит дочь моего мужа. Беспокоит нас обоих...

— Вы имеете в виду вашу падчерицу?

— Да, хотя мне не нравится это слово. Я пыталась быть лучше и добрее, чем мачеха из сказки. Но Гарриет в моей жизни появилась слишком поздно. Она лишилась матери еще ребенком.

— Ее мать умерла?

— Нет, Полина вполне жива. Но она развелась с Марком давным-давно, когда Гарриет было всего двенадцать. Развод родителей — тяжкое испытание для девочки, особенно в период созревания. Я мало чем могла помочь Гарриет. Она уже взрослая женщина и, естественно, относится ко мне настороженно.

— Почему «естественно»?

— Потому что ее отец женился второй раз. Она была очень близка с отцом. Пока мы с Марком не поженились, у меня были с ней куда более теплые отношения. — Она замялась и решила перенести внимание со своей особы на меня. — У вас есть дети, мистер Арчер?

— Нет.

— Вы были когда-нибудь женаты?

— Да, но не вижу тут никакой связи... Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мою частную жизнь. Вы, впрочем, так и не объяснили, зачем пришли, а ведь с минуты на минуту может появиться ваш муж.

Она взглянула на часы и встала, как мне показалось, совершенно неосознанно, словно ее подняло то напряжение, в котором она пребывала.

Я предложил ей сигарету и, когда она отказалась, закурил сам.

— У меня такое впечатление, что вы его побаиваетесь.

— Вы абсолютно не правы, — уверенно возразила она, но после этого замолчала, словно решимость оставила ее. — Я боюсь его подвести. Марк должен рассчитывать на мою поддержку. Я не хочу ничего делать за его спиной.

— И все-таки вы пришли ко мне.

— Пришла. — Она снова опустилась на стул.

— Что возвращает нас к вопросу: зачем?

— Буду с вами откровенна, мистер Арчер. Мне не нравится план кампании, разработанный Марком. — Она постаралась вложить в слова побольше иронии. — Я прямо сказала ему об этом. Я работала в сфере социального обеспечения и знаю, каково живется молодым женщинам в современном мире. Я считаю, что лучше полагаться на естественный ход событий. Если Гарриет влюблена — пусть выходит за этого человека замуж. Но Марк не в силах этого понять. Он решительно настроен и готов на самые крутые меры.

— Я и есть «крутые меры»?

— По крайне мере, это один из вариантов. В запасе есть еще пистолет и хлыст. Впрочем, — поспешила добавить она, — я не склонна относиться ко всему, что он говорит, серьезно.

— Когда речь заходит о пистолете, я привык относиться к этому всерьез. Чем же я могу вам помочь?

Ее взгляд снова скользнул по фотографиям на стене. Убийцы, растратчики, двоеженцы, мошенники смотрели на нее без тени смущения. Она положила сумочку на колени.

— Я вряд ли могу просить вас отказать ему. Это ни к чему не приведет. Он просто обратится к другому частному детективу и напустит его на Гарриет и ее друга. Я всего лишь хотела... немного подготовить вас. Потому что мнение Марка, вероятно, будет весьма предвзятым.

— Пока я не услышал от вас ничего, кроме намеков.

— Попробую исправиться, — сказала она с натянутой улыбкой. — Месяц с лишним назад Гарриет поехала в Мексику. Сказала, что собирается навестить свою мать — Полина живет на озере Чапала — и немного порисовать. Но вообще-то с матерью у нее натянутые отношения, да и художница из нее так себе. Насколько я понимаю, она поехала туда, чтобы найти себе мужчину. Кого угодно.

Если это покажется вам циничным, добавлю, что я в подобных обстоятельствах поступила бы точно так же.

— В каких обстоятельствах?

— Я имею в виду второй брак ее отца. Совершенно ясно, что Гарриет трудно живется с нами. К счастью для нее и для всех нас, ее мексиканская экспедиция оказалась удачной. Она нашла мужчину и привезла его домой в целости и сохранности.

— У добычи есть имя?

— Его зовут Берк Дэмис. Молодой художник. С точки зрения положения в обществе он ничего собой не представляет. К сожалению, мой муж очень об этом печется. Но он недурен собой. У него нет денег — еще один повод для неудовольствия Марка. Зато у него есть талант — в отличие от Гарриет, о чем она прекрасно знает. Но у нее будут деньги — хватит с лихвой на двоих. С его талантом и внешностью и ее деньгами они имеют все шансы на счастливый брак.

— Говорите, у нее будут деньги?

— И немалые. Одна из ее теток оставила ей неплохое состояние. Когда Гарриет исполнится двадцать пять лет, она получит наследство.

— Сколько ей сейчас?

— Двадцать четыре. Достаточно, чтобы знать, чего она хочет, жить своей жизнью и не терпеть деспотию Марка.

— Деспотия — серьезное слово, — заметил я.

— Простите, обмолвилась. Я не хочу чернить мужа за его спиной. Он достойнейший человек, но, как и многие мужчины, порой проявляет эмоциональную глухоту. Он не впервые пытается поломать романы Гарриет. Раньше ему это удавалось. Если он и сейчас в этом преуспеет, мы получим очень и очень несчастную дочь...

— Вы действительно так беспокоитесь из-за Гарриет?

— Я беспокоюсь из-за всех нас. Плохо, если она так и будет прозябать в тени отца, а я молча смотреть на это. Я не из тех, кто будет сидеть и помалкивать. Если так будет продолжаться, жди беды. Гарриет очень ранима, а Марк обожает командовать.

Словно в подтверждение этих слов в приемной загремел мужской голос:

— Изобел, это ты?

Она дернулась словно от удара молнии и как-то съежилась.

— Отсюда нет другого выхода? — прошептала она.

— К сожалению, нет. Спровадить его?

— Лучше не надо. Это приведет к новым осложнениям.

Ее муж стоял у самой двери, за матовым стеклом угадывались очертания его фигуры.

— Изобел! Я сразу понял, что ты здесь, когда увидел твою машину!

Она промолчала. Подойдя к окну, она глянула сквозь полоски жалюзи на бульвар Сансет. В полосатом освещении она показалась хрупкой и беззащитной, вызвав во мне желание как-то ей помочь. Слегка приоткрыв дверь, я протиснулся в приемную, притворив за собой дверь.

Полковника я видел впервые. До этого мы только однажды, накануне, поговорили по телефону. Загорелое лицо лишь подчеркивало преждевременность седины. Потом я узнал из справочника, что он служил в армии, но сразу после войны вышел в отставку, никак себя не проявив.

Крупный мужчина, с возрастом он стал явно сдавать. Держался он прямо, но тело утратило былую упругость. Шотландский свитер обвис на плечах, воротничок рубашки казался великоватым для жилистой шеи.

На лице выделялись брови, придававшие ему сходство с императором раннего периода римской истории. Черные на фоне седой шевелюры, они срослись в дугу, окаймлявшую лоб, словно стальная скоба. Тем более неожиданными казались робкие глаза. Он попытался скрыть смущение под громкими интонациями.

— Я хочу знать, что тут происходит. Моя жена у вас, не так ли?

Я удивленно уставился на него.

— Ваша жена? Мы разве знакомы?

— Я полковник Блекуэлл. Мы с вами вчера говорили по телефону.

— Ясно. У вас случайно нет при себе какого-нибудь удостоверения?

— Мне не нужны документы, удостоверяющие личность. Я сам себя удостоверяю.

Он говорил так, словно в него вселился дух старшего сержанта. Его коричневое лицо сначала побагровело, затем полиловело. Я спросил багрового Блекуэлла:

— Вы действительно полковник Блекуэлл? По тому, как вы сюда ворвались, можно подумать, что вы псих. У нас часто здесь бывают психи.

В приемную заглянула женщина с розовыми волосами, теребящая руками нитку искусственного жемчуга. Это была мисс Дитмар из агентства, ведающего манекенщицами.

— У вас все в порядке?

— Ситуация под контролем, — успокоил я ее. — Просто мы устроили состязание, кто кого перекричит. Этот джентльмен победил.

Полковник Блекуэлл не мог вынести, чтобы о нем так говорили в его присутствии. Он повернулся ко мне спиной и уставился в стену. Мисс Дитмар понимающе махнула рукой, мотнула розовой гривой и удалилась, оставив в кабинете облачко парфюмерного смога.

Дверь внутреннего кабинета отворилась. Миссис Блекуэлл явно пришла в себя, что, собственно, и требовалось.

— Это был мираж? — спросила она.

— Не мираж, а мисс Дитмар. Ее контора рядом. Явилась на шум. Она очень боится, чтобы меня не обидели.

— Я хочу извиниться за нас обоих, — сказала миссис Блекуэлл, выразительно посмотрев на мужа. — Я не должна была сюда приходить. Я поставила вас в сложное положение.

— Я часто оказываюсь в сложных положениях. Мне это даже нравится.

— Вы очень любезны.

Блекуэлл обернулся так, словно его вращало специальное устройство, и мы увидели новое лицо. Его перестал искажать гнев, оно приняло нормальное выражение. Лишь в глазах была горькая обида, словно его жена только что заявила, что разводится с ним и выходит за меня. Обиду он скрывал под широкой и смущенной улыбкой.

— Может, начнем все сначала, без повышенных интонаций?

— Меня это вполне устраивает, полковник.

— Вот и отлично.

Услышав от меня обращение «полковник», он и вовсе успокоился. Он коротко повел рукой в знак того, что вполне владеет собой. Он окинул мою комнату таким взглядом, словно подумывал, не сделать ли в ней ремонт. Затем, посмотрев примерно так же и на меня самого, сказал:

— Я сейчас вернусь. Только провожу до машины миссис Блекуэлл.

— Это вовсе ни к чему, Марк. Я сама...

— Я провожу!

Он выставил локоть, она взяла его под руку, и они покинули мою контору. Хотя он говорил громко и был выше ее, у меня сложилось впечатление, что она помогала ему идти.

Сквозь жалюзи я наблюдал, как они вышли на улицу и зашагали по тротуару чинно, как на похоронах.

Мне понравилась Изобел Блекуэлл. И мне очень не хотелось, чтобы ее муж вернулся.

Глава 2

Но он все-таки вернулся. Он выглядел так, словно ему удалось избавиться от ноши, но от какой именно, я не мог понять. Я пожал его руку, протянутую через стол, продолжая испытывать к нему неприязнь.

Как ни странно для человека его рода деятельности и темперамента, он это почувствовал и попытался косвенно объясниться:

— Вы не представляете, в каком я живу напряжении. Мои женщины общими усилиями... — Он замолчал и счел за благо не развивать мысль.

— Миссис Блекуэлл кое-что разъяснила мне насчет постоянного напряжения.

— В самом деле? Она пришла сюда из лучших побуждений. Но, черт побери, женщины в таких ситуациях теряют голову!

— Насколько я понял, вы не сходитесь в оценке вашего без пяти минут зятя?

— Берк Дэмис не является моим будущим зятем. Я не допущу этот брак!

— Почему?

Он замолчал, шевеля языком так, словно нащупывал какие-то посторонние предметы во рту.

— Моя жена придерживается традиционного заблуждения, что все браки совершаются на небесах. Похоже, она заразила этим и вас.

— Я задал ей конкретный вопрос, касающийся этого брака. Может, вы присядете, полковник?

Он уселся на тот самый стул, где раньше сидела его жена.

— Этот тип — охотник за приданым, а то и похуже. По-моему, он из тех прохвостов, что делают карьеру, женясь на дурочках.

— У вас есть доказательства?

— Доказательства на его физиономии, в его манерах, в том, как он обращается с моей дочерью. Он не сумеет дать ей ничего хорошего. И это еще мягко сказано.

В его голосе звучала обеспокоенность, недавняя самоуверенность исчезла. Это уже был не манекен, за который я его вначале принял. По крайней мере, это был оживший манекен.

— Что же вам не нравится в их отношениях?

Он пододвинул стул вперед.

— Они напоминают улицу с односторонним движением. Гарриет дает все: деньги, любовь, привлекательную наружность. Дэмис — ровным счетом ничего. Он и сам «ничего», человек ниоткуда, инопланетянин. Он считает себя большим художником, но я кое-что смыслю в живописи и не позвал бы его даже покрасить сарай. О нем никто никогда не слышал — я наводил справки.

— Насколько подробные?

— Я обратился к одному человеку из картинной галереи. Он специалист по современной американской живописи. Имя Берка Дэмиса ему ничего не сказало.

— Но в наши дни кинешь палку — попадешь в современного американского художника...

— Да, причем большинство из них мошенники и самозванцы. Берк Дэмис один из них. Уверен, что это не настоящее его имя. Он им прикрывается.

— Почему вы в этом уверены?

— Потому что он не дает повода заподозрить обратное. Я пытался разузнать его биографию. Ответы получил очень невнятные. Когда я спросил его, откуда он, то услышал — из Гвадалахары. Но Дэмис не мексиканец и сам сказал, что родился в Штатах. Он и словом не обмолвился ни кто его отец, ни как он зарабатывал на жизнь, ни есть ли у него какие-то родственники. Когда я стал проявлять настойчивость, Дэмис сказал, что он сирота.

— Может, так оно и есть? Для бедного юноши перекрестный допрос может оказаться тяжким испытанием.

— Он не бедный юноша и раним не более, чем боров.

— Значит, я попал пальцем в небо.

Полковник откинулся на спинку стула, не улыбнувшись, и провел рукой по волосам. Сделал он это осторожно, не нарушая аккуратного пробора в тщательно причесанных волосах.

— Вы не пытаетесь скрыть своего отрицательного отношения к моей точке зрения. Уверяю вас, напрасно! Не знаю, что успела наговорить вам моя жена и насколько это соответствует действительности, но факт остается фактом — моя горячо любимая дочь совершенно не разбирается в мужчинах.

— Миссис Блекуэлл упомянула, — сказал я, — что похожие ситуации бывали и прежде.

— Да, и не раз. Гарриет очень хочется замуж. К несчастью, у нее удивительный талант выбирать не того человека. Поймите меня правильно, я не против ее замужества. Я очень хочу, чтобы моя дочь вышла замуж — в подходящий момент, за хорошего человека. Но самая мысль о том, что она возьмет и выскочит замуж за этого... — Как давно она знает Дэмиса?

— Меньше месяца. Она познакомилась с ним в Ахихике, на озере Чапала. Я и сам бывал в Мексике, знаю, на кого там можно напороться, если не проявлять осторожность. Мексика не самая подходящая страна для одинокой молодой женщины. Теперь я понимаю, что не должен был допускать этой поездки.

— Вы могли ей воспрепятствовать?

Его взор затуманился.

— Беда в том, что даже не попытался. У Гарриет была трудная зима, и я видел, что ей нужна перемена. Мне показалось, что она решила пожить у матери, моей бывшей жены, проживающей в Ахихике. Я оказался слишком наивным — разве можно полагаться на Полину? Я предполагал, что она окружит Гарриет заботой. Но она бросила ее на произвол судьбы одну в незнакомом месте.

— Простите мою тупость, но у меня складывается впечатление, что ваша дочь не может отвечать за свои поступки. Она что, умственно отсталая?

— Боже упаси! Гарриет нормальная девушка с неплохо развитым интеллектом. Я сам занимался ее образованием, — добавил он в качестве пояснения. — После того, как Полина бросила нас, я стал для Гарриет отцом и матерью одновременно. Она все поставила на эту карту, и мне горько говорить: нет. Но их брак не продержится и полугода. Точнее, именно полгода он и продержится, ровно столько, сколько потребуется ее муженьку, чтобы прикарманить ее деньги. — Блекуэлл уронил голову, щекой опершись о кулак, отчего один глаз его полузакрылся. — Моя жена успела сообщить вам, что тут замешаны деньги?

— Она не уточняла сумму.

— Моя покойная сестра Ада оставила Гарриет полмиллиона. Когда Гарриет исполнится двадцать пять, деньги поступят в ее полное распоряжение. Примерно столько же она получит, когда... когда не станет и меня.

Мысль о собственной смерти опечалила полковника. Но печаль быстро уступала место гневу. Он вдруг подался вперед и так стукнул кулаком по столу, что чернильный прибор подскочил.

— И эти деньги не достанутся проходимцу!

— Вы уверены, что Берк Дэмис проходимец?

— Я знаю жизнь, мистер Арчер.

— Расскажите мне о других мужчинах, за которых Гарриет собиралась замуж. Это поможет обнаружить в ее поведении последовательность. А также последовательность в отношении к этому ее отца.

— Мне это больно вспоминать. Но раз вы настаиваете... Одному было за сорок, в прошлом две неудачные женитьбы и куча детей. Затем появился тип, именовавший себя исполнителем народных песен. Бородатое ничтожество. Третий — декоратор из Беверли-Хиллз. Редкий слюнтяй. Всех интересовали только ее деньги. Когда я сообщал им, что мне понятны их мотивы, они вежливо раскланивались и исчезали навсегда.

— А что Гарриет?

— Она понимала меня. Теперь она относится к этим людям так, как я с самого начала. Главное, удержать ее сейчас от необдуманных действий. Потом она раскусит и Берка Дэмиса.

— У вас рентгеновский луч, а не глаз.

Он злобно посмотрел на меня из-под черных бровей:

— Мне не нравится эта реплика. Вы не только оскорбляете меня, но и проявляете равнодушие к моим проблемам. Моя жена неплохо поработала...

— Ваша жена очаровательна и умна.

— Возможно. Иногда. Но Берк Дэмис загипнотизировал ее. Что ж, она в конце концов всего-навсего женщина. Странно, что мне вас рекомендовали. Мне сказали, что вы лучший детектив в Лос-Анджелесе.

— Кто же сказал такое?

— Питер Колтон из окружной прокуратуры. Уверял меня, что лучше вас мне все равно никого не найти. Но я не вижу в вас темперамента ищейки.

— Зато у вас его хватает на двоих.

— Как вас прикажете понимать?

— Вы уже все решили за меня, не дав мне возможности сделать и шага. Но вы не сообщили никаких фактов.

— Собрать факты — ваша обязанность.

— Если они существуют в природе. Я не собираюсь их фабриковать или так компоновать, чтобы укрепить ваши подозрения. Я готов разобраться с Дэмисом, но игральные кости должны выпастьтак, как того хочет случай.

Полковник окинул мою контору взглядом римского императора. Взгляд оторвался от зеленого ящика-картотеки, скользнул по жалюзи и, упав на фотографии преступников, осудил их без снисхождения.

— Вы можете позволить себе диктовать условия вашим клиентам?

— Есть вещи сами по себе очевидные. Но порой приходится и в них тыкать пальцем. Я ведь рискую не только лицензией, но и репутацией.

Его лицо снова стало менять оттенки. Только сначала он порозовел.

— Если во мне вы видите угрозу вашей репутации...

— Этого я не говорил. Просто я напомнил, что имею определенную репутацию, которую хотел бы сохранить.

Он пытался меня переглядеть. Он пользовался мимикой по-актерски: то грозно хмурился, то метал молнии из-под полуприкрытых век. Но он быстро устал от игры. Ему нужна была моя помощь.

— Я хочу только честного, непредвзятого расследования, — примирительно сказал он. — Если у вас возникло иное впечатление, вы меня неправильно поняли. Мне очень дорога моя дочь.

— Мне бы не помешала еще кое-какая информация о ней. Давно ли она вернулась из Мексики?

— С неделю.

— Сегодня семнадцатое июня. Значит, она вернулась десятого?

— Минуточку. Это было в понедельник. Да, она прилетела десятого в понедельник. Я встретил их в аэропорту днем.

— Дэмис был с ней?

— Увы! В этом-то и беда.

— Почему беда? Что-то произошло?

— Ничего такого не было, если не считать... споров, Гарриет заупрямилась, а Изобел взяла сторону влюбленных голубков.

— Вы говорили с Дэмисом?

— Раза два. Во-первых, в понедельник мы перекусили в аэропорту. Дэмис не закрывал рта. Рассуждал об искусстве и подобных материях. Гарриет слушала его разинув рот. Я не был в восторге. Но по-настоящему я заподозрил неладное в субботу вечером, когда он пришел к нам обедать. Гарриет уже успела признаться, что они подумывают о женитьбе, и я улучил момент, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Тогда-то я и услышал все эти уклончивые ответы. Только в одном вопросе он был прям. Сказал, что у него нет ни цента. В то же время он оглядывал мой дом так, словно являлся уже его полноправным хозяином. Но я сказал, что это возможно только через мой труп.

— Так прямо и сказали?

— Другими словами, но суть та же, — ответил Блекуэлл. — Это случилось после обеда. Он вел себя за столом прескверно. Я сказал, что род Блекуэллов — это триста лет традиций, уходящих корнями к основанию Массачусетской колонии. Дэмису это показалось забавным. Он отпустил колкость насчет колониальных дам, к которым принадлежит, кстати, моя мать, и сказал, что все это наводит на него смертную скуку. Я сказал, что если он станет моим зятем, то ему придется сильно скучать, и он согласился. Позже я застал этого молодца в моей спальне. Он буквально обыскивал мой гардероб. Я возмутился и спросил, что он, собственно, тут делает. В ответ услышал, что он, дескать, пытается понять, как живет другая половина человечества. Я уверил его, что ему это выяснить не удастся — ни за мой счет, ни за счет моих близких. Я попросил его покинуть мой дом, а заодно и тот, где он поселился, тоже принадлежащий мне. Но тут влетела Гарриет и заставила меня отменить... взять назад слова.

— Он живет в вашем доме?

— Временно. В первый же день Гарриет уговорила меня пойти на это. Ему, видите ли, требовалось место для работы, и я позволил ему пожить в нашем летнем доме на побережье.

— Он сейчас там?

— Наверное. Они еще не поженились, но он использует нас вовсю. Говорю вам, это мошенник!

— Если это и так, то не самого крупного калибра. Я встречал художников. Молодые непризнанные дарования охотно живут на чужой счет. Но только для того, чтобы иметь возможность творить. Большинству из них нужно очень мало: хорошее освещение и деньги на краски и еду.

— Кстати о деньгах, — перебил меня полковник. — Гарриет ему их дала. Позвонив вам, я посмотрел ее чековую книжку. — Он заколебался. — Вообще-то я не вмешиваюсь в чужие дела, но поскольку речь идет о защите ее...

— От кого вы хотите ее защитить?

— От беды. — Он перешел на зловещий шепот. — От ужасной беды в личной жизни. У меня есть кое-какой жизненный опыт, и я знаю, что случается, когда люди неудачно выходят замуж или женятся...

Я ждал, что он пояснит сказанное, рассказав о своем первом браке. Но этого не случилось. Он сказал:

— Молодежь не учится на ошибках взрослых. В этом их трагедия. Я твердил об этом Гарриет до посинения. Но этот тип вертит ею, как хочет. В тот вечер она сказала, что, если придется выбирать между мной и Дэмисом, она предпочтет его, даже если я лишу ее наследства.

— Тема лишения наследства возникала?

— Да, я сам коснулся ее. Увы, я не распоряжаюсь суммой, оставленной ей теткой. Аде следовало сделать меня опекуном.

Мне это показалось весьма спорным. Запутавшийся в проблемах Блекуэлл мало годился на роль Всевышнего. Но чем труднее складывается жизнь у некоторых людей, тем сильней они жаждут власти. Даже самые несчастные убеждены, что обладают ею.

— Кстати о деньгах... — произнес я.

Мы обсудили мой гонорар. Полковник вручил мне двести долларов аванса, сообщив адреса его домов в Бель-Эр и Малибу. И еще я получил от него то, о чем не догадался попросить, — ключ от дома на побережье, который он снял со связки и протянул мне.

Глава 3

Дом был в маленьком поселке к северу от Малибу. Шоссе шло поверху, а внизу, под нависавшими бурыми утесами, сгрудилось полтора десятка домов, словно надеясь скопом отбить наступление океана. Утро выдалось тихое, был отлив, но небо затянуло облаками, и вид у поселка был мрачноватый.

Я свернул с шоссе налево и покатил по разбитой асфальтовой дороге, упиравшейся в тупик. У белой перекладины, отмечавшей конец пути, стояли машины, среди которых я приметил новенький зеленый «бьюик» Гарриет Блекуэлл.

От стоянки вдоль домов тянулась дощатая дорожка-настил. В узких просветах между строениями серо поблескивал океан. Наконец я отыскал нужный дом — серое сборное сооружение с остроконечной крышей — и постучал в тяжелую, повидавшую виды дверь.

В доме что-то невнятно прокричал мужчина. Я еще раз постучал и по легкому скрипу досок понял, что кто-то неохотно побрел к двери.

— Кто там? — услышал я через дверь.

— Моя фамилия Арчер. Я приехал посмотреть дом.

Он открыл дверь:

— А что стряслось с домом?

— Надеюсь, ничего. Просто я хочу снять его.

— Старик небось подослал?

— Старик?

— Полковник Блекуэлл. — Он произнес фамилию так отчетливо, словно это было бранное слово, которое я непременно должен был запомнить.

— На этот счет мне ничего не известно. Дом мне порекомендовали в агентстве по продаже и аренде недвижимости в Малибу. Они не сказали, что в доме кто-то живет.

— Еще бы! Они следят за мной.

В дверном проеме стоял молодой брюнет с плоским животом и широкой грудью. Из-за спадавших прядей то ли мокрых, то ли засаленных волос лоб его казался узким. Глаза были синие, выразительные и слегка угрюмые. В его взгляде чувствовалась сдержанная сила, которую он не хотел применять. Он напоминал подростка, пытавшегося забыть о том, что он хорош собой. Впрочем, это был отнюдь не подросток. Ему было лет тридцать, и он повидал виды.

Руки его были в свежей краске. В краске было и лицо, и босые ноги. На нем были перепачканные и задубевшие от высохшей краски джинсы.

— Если честно, так он, конечно, в своем праве. Я все равно на днях съезжаю. — Он посмотрел на свои руки и пошевелил разноцветными пальцами. — Кончу работу, и поминай как звали!

— Вы красите дом?

Он взглянул на меня с легким презрением:

— Пишу картину, amigo[1].

— Ясно. Вы художник?

— В известном смысле. Раз уж приехали, посмотрите дом. Как вас, простите, звать-то?

— Арчер. Вы очень любезны.

— Нищие не выбирают, — сообщил он не столько мне, сколько сам себе. Отойдя в сторону, он пропустил меня в большую комнату. Если не считать кухни за перегородкой слева, комната занимала весь этаж. Просторная, с высоким потолком и дубовым паркетом, недавно натертым. Мебель плетеная, с обивкой из бежевой кожи. Справа лестница вниз, устланная ковровой дорожкой, с чугунными перилами. Напротив камин из красного кирпича.

В дальнем конце комнаты, выходившем на океан, по эту сторону от раздвижной стеклянной двери, на запачканном краской брезенте — мольберт с холстом.

— Неплохой дом, — подал голос молодой человек. — Сколько они хотят с вас слупить?

— Пятьсот — за август.

Он присвистнул.

— Вы платите меньше?

— Я не плачу ни цента. Nada[2]. Я гость хозяина. — Его ухмылка незаметно перешла в гримасу боли. — С вашего разрешения, я немного поработаю. А вы не торопитесь, вы мне не мешаете.

Он двинулся через комнату с грацией хищника, выслеживающего добычу, и расположился перед мольбертом. Его небрежное радушие меня слегка сбило с толку. Я ожидал другого: криков, может, даже применения силы. Он был в напряжении, но умело это скрывал. Он смотрел на холст так, словно был готов разорвать его на куски. Быстрым движением он схватил похожую на поднос палитру, повозил кистью в пятне краски, а потом стал водить ею по холсту с такой силой, что напряглись мускулы на плече.

Через вращающиеся двери я прошел на кухню. Газовая плита, холодильник, мойка из нержавеющей стали — все невероятной чистоты. Я заглянул в кухонные шкафы. Масса консервных банок — от консервированных бобов до трюфелей. Гарриет явно увлеченно играла в домохозяйку.

Я подошел к лестнице. Человек у мольберта крикнул: «А-а!», но не мне, а холсту. Мягко ступая, я спустился вниз. Там была узкая дверь, за которой начинались ступеньки, что вели на пляж.

Внизу было две спальни, ближняя побольше, дальняя поменьше, а между ними ванная. Во второй спальне не было ничего, кроме двуспальной кровати с голым матрасом и подушками без наволочек. В ванной — розовый умывальник и ванна с занавеской. На умывальнике бритвенный прибор в потертом кожаном футляре с тисненными золотом инициалами Б.К. Я расстегнул «молнию». Бритвой недавно пользовались.

В большой спальне, как и верхней комнате, были раздвижные стеклянные двери, что вели на балкон. Большая кровать с желтым покрывалом, на ней аккуратно сложена женская одежда: шерстяная клетчатая юбка, кашемировый свитер, нижнее белье. На комоде сумочка из змеиной кожи, с золотой застежкой, похоже, сделанная в Мексике. Я открыл ее, обнаружив внутри красный кожаный бумажник, а в нем несколько крупных и мелких купюр и водительские права Гарриет Блекуэлл.

Я заглянул в шкаф. В нем не было женской одежды и очень мало мужской. Одиноко висел костюм из светлой шерсти с ярлыком портного Калле Хуареса из Гвадалахары. Брюки и пиджак, висевшие рядом, были куплены в обычном универмаге Лос-Анджелеса, равно как и новые туфли на полочке внизу. В самом углу стоял потертый коричневый чемодан с биркой мексиканской авиакомпании на ручке.

Чемодан был заперт. Я приподнял его. Похоже, он был пуст. За моей спиной отворилась дверь с улицы. Появилась блондинка в белом купальнике и больших темных очках. Меня она заметила, только войдя в комнату.

— Кто вы такой? — встревожено спросила она.

Я и сам слегка заволновался. Это была крупная девица. На ней были плоские пляжные сандалии, но она была одного роста со мной. Улыбнувшись темным очкам, я повторил свою легенду и принес извинения.

— Отец никогда не сдавал этот дом.

— Значит, он изменил своим привычкам.

— Я понимаю, почему. — Для такой крупной девицы голос был высокий, даже тонкий.

— Почему же?

— Вас это не касается.

Она смахнула с лица очки, открыв миру сердитый взгляд и еще кое-что. Я понял, почему отец был убежден, что ни один мужчина не способен любить ее до гробовой доски. Больно уж она была на него похожа.

Кажется, она знала об этом. Не исключено, что она постоянно об этом думала. Она провела по лицу пальцами с серебряными ноготками и стерла с него злобное выражение. Но ей не под силу было стереть уродливый костистый выступ над переносицей.

Я еще раз извинился за вторжение, а также — мысленно — за то, что она была нехороша собой, и прошел наверх. Ее жених, если это был он, мастихином накладывал на холст кобальт. Он был в испарине и полностью погружен в себя. Я остановился у него за спиной и стал смотреть. Это была одна из тех картин, про которую только автор знает, окончена она или нет. Я в жизни не видел ничего подобного; клубящаяся тучей темная масса была по краям окаймлена чем-то ярким — воплощение страха или надежды. Картина была либо гениальной, либо прескверной, — так или иначе у меня она вызывала озноб.

Автор отбросил мастихин и отступил назад, натолкнувшись на меня. Он пропах потом и краской. Обернувшись, он окинул меня угрюмым сосредоточенным взглядом. Глаза, впрочем, быстро потухли.

— Извините, не заметил вас. Все посмотрели?

— В общем, да.

— Понравилось?

— Очень. Когда вы съезжаете?

— Не знаю. Это не от меня зависит. — Вместо недавней сосредоточенности во взгляде снова появилось напряжение.

— Вы хотите съехать в августе?

— Может, и раньше.

Снизу донесся голос девушки:

— Мистер Дэмис уедет до конца недели.

Он повернулся в ее сторону с насмешливой улыбкой.

— Это приказ, госпожа полковничья дочь?

— Что ты, что ты, милый! Разве я когда-нибудь приказывала? Но ты же знаешь, какие у нас планы.

— Я знаю, какие у нас были планы.

Она ринулась к нему так, как ребенок бежит к обожаемому взрослому. Ее юбка развевалась как флаг.

— Ты что, передумал?

Он опустил голову и помотал ею. Тревога перекочевала из глаз к уголкам губ.

— Прости, детка, но я с трудом принимаю решения, особенно когда работаю. Но у нас все остается в силе.

— Прекрасно. Теперь я счастлива.

— Тебя нетрудно осчастливить.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Она забыла о моем присутствии, а может, это ее не волновало. Она попыталась его обнять. Он легонько оттолкнул ее ребрами ладоней, расставив пальцы, чтобы не запачкать ее свитер.

— Не прикасайся ко мне, я грязный.

— Я обожаю, когда ты грязный.

— Дурочка, — сказал он не особенно ласково.

— Люблю тебя, обожаю, готова съесть тебя грязным!

Она наклонилась — на каблуках она была выше, чем он, — и поцеловала его в губы. Он стоял и не сопротивлялся ее порыву, расставив руки. Он смотрел в сторону, на меня. Его глаза были широко раскрыты и печальны.

Глава 4

Когда наконец она его отпустила, он сказал:

— Вам что-то еще угодно, мистер Арчер?

— Вас зовут Арчер? — удивленно спросила Гарриет.

Я подтвердил, что это так. Она повернулась ко мне спиной, очень напомнив отца. Дэмис вернулся к мольберту.

Я двинулся из дома, размышляя, не свалял ли дурака, заявившись к ним собственной персоной. Через минуту я понял, что нет. Не успев дойти до машины, я услышал цокот каблучков по деревянному настилу. Меня нагнала Гарриет.

— Приехали шпионить, да?

Она схватила меня за руку и стала трясти. Ее сумочка из змеиной кожи упала на землю между нами. Я поднял ее и миролюбивым жестом протянул хозяйке. Она резко выхватила ее у меня из рук.

— Что вы хотите? Что я вам сделала?

— Ничего, мисс Блекуэлл. И я вам ничего не сделаю плохого.

— Ложь! Отец нанял вас, чтобы вы отвадили Берка. Я слышала вчера, как он говорил с вами по телефону.

— В вашем доме принято следить друг за другом?

— Я имею право защищаться, когда против меня интригуют.

— Ваш отец считает, что это он вас защищает.

— Тем, что пытается разрушить мое счастье? — В ее голосе зазвучали истерические нотки. — Отец притворяется, что любит меня, но в глубине души хочет мне зла. Он хочет, чтобы я была несчастна и одинока.

— Вы говорите необдуманно.

— Зато вы поступаете обдуманно. — Она чуть изменила интонации. — Шляетесь по чужим домам, прикидываетесь бог знает кем...

— Неловко получилось, согласен.

— Ага, значит, вы со мной согласны!

— Мне надо было придумать что-то другое.

— Вы циник. — Она скривила губы совсем по-детски. — Как вы только сами себя терпите?

— Я пытался выполнить задание. Потерпел неудачу. Придется все начинать сначала.

— Мне вам больше нечего сказать.

— Зато у меня кое-что для вас есть. Не хотите сесть в машину и послушать?

— Говорите здесь.

— Не хочу, чтобы нам помешали. — Я оглянулся на дом.

— Можете не опасаться Берка. Я ему не сказала, кто вы. Я стараюсь не огорчать его, когда он работает.

Она говорила, как жена или без пяти минут жена. Я поделился с ней своими наблюдениями. Ей это явно понравилось.

— Я люблю его. Это не секрет. Запишите это в вашу черную книжечку и доложите отцу. Я люблю Берка и хочу выйти за него замуж.

— Когда же?

— Очень скоро. — Она укрыла свои слова завесой таинственности. — Я не скажу вам ни даты, ни места. Иначе отец вызовет национальную гвардию.

— Вы выходите замуж, потому что вам этого хочется или назло отцу?

Она непонимающе уставилась на меня. Вопрос я задал правильный, просто у нее не было готового ответа.

— Хорошо, забудем о вашем отце, — предложил я.

— Разве это возможно? Он сделает все, чтобы расстроить наши планы. Он сам мне это сказал.

— Я здесь не для того, чтобы расстроить ваш брак, мисс Блекуэлл.

— Тогда зачем же?

— Чтобы выяснить, что собой представляет ваш жених.

— Чтобы отец использовал против него добытую вами информацию?

— Вы полагаете, кое-что может быть использовано?

— Это вы полагаете!

— Нет, я сразу заявил полковнику, что не намерен обливать никого грязью и не стану собирать факты для шантажа. Хочу, чтобы вы мне поверили.

— Думаете, я вам поверю?

— Почему бы нет? Я ведь ничего не имею против вас или вашего друга. Если вы готовы мне помочь...

— Разбежались! — Она взглянула на меня так, словно я предложил что-то непристойное. — Вы ловкач, как я погляжу!

— Просто я пытаюсь исправить совершенные ошибки. С вашей помощью можно было бы все быстро закончить. Мне и самому не больно нравится это поручение.

— Кто заставлял вас соглашаться? Вы просто хотели заработать деньги. — В ее голосе послышалось высокомерие человека, которому никогда не приходилось ничего делать ради денег. — Сколько же платит вам отец?

— Сто долларов в день.

— Я дам вам пятьсот, ваш заработок за пять дней, если вы забудете о своем поручении и оставите нас в покое.

Она вынула красный бумажник и помахала им в воздухе.

— Это невозможно, мисс Блекуэлл. Да и вам от этого не будет выгоды. Отец наймет другого детектива. Если вы считаете, что я назойлив, советую вам познакомиться с моими коллегами.

Облокотившись на белую перекладину, она молча изучала меня. За ее спиной начинался прилив, прибой усилился, и над волнами зашныряли песчаники. Гарриет спросила невидимого собеседника, расположившегося где-то между мною и птицами:

— Остались ли еще честные люди?

— Думаю, — отозвался я, — честных больше не делают.

Ни тени улыбки. Похоже, она вообще никогда не улыбалась.

— Не знаю, что сказать. Разве вы не видите, что сложилась нелепая ситуация?

— Что тут нелепого? Разве вас не интересует биография вашего жениха?

— Все, что мне нужно, я уже знаю.

— Что именно?

— То, что он обаятелен, талантлив и много испытал. Теперь, когда он получил возможность спокойно заниматься живописью, он многого добьется. Я хочу помочь ему самоосуществиться в творческом плане.

— Где он учился живописи?

— Я не спрашивала.

— Давно вы знакомы?

— Достаточно.

— А конкретней?

— Недели три-четыре.

— Этого хватило, чтобы принять решение о замужестве?

— Я имею право выйти за того, за кого хочу. Я не ребенок, и Берк тоже.

— Насчет Берка согласен.

— Мне двадцать четыре, — запальчиво возразила она. — А в декабре исполнится двадцать пять.

— И тогда вы получите наследство?

— Отец хорошо вас информировал. Жаль только, кое о чем еще он не удосужился сообщить. Берк равнодушен к деньгам. Он их презирает. Мы поедем в Европу или в Южную Америку и будем жить скромно и просто. Он станет писать картины, а я вести хозяйство. Вот так мы будем жить. — В ее глазах появился блеск далеких звезд. — Если бы деньги помешали мне выйти за любимого человека, я бы сама от них отказалась.

— Одобрил бы вас Берк?

— Он был бы счастлив.

— Вы обсуждали с ним такой вариант?

— Мы обсуждали с ним все! Мы очень откровенны друг с другом.

Снова наступила пауза. Гарриет переминалась у перекладины так, словно я загнал ее в угол. Далекие звезды вдруг угасли. Несмотря на все сказанное, она была чем-то обеспокоена. Она жила в той самой эйфории, которая может оказаться хуже любого наркотика.

— Берк не любит говорить о прошлом. Оно его тяготит.

— Потому что он сирота?

— Отчасти.

— Ему около тридцати. Мужчина перестает быть сиротой в двадцать один год. Что он делал с тех пор?

— Он всегда занимался одним и тем же — живописью.

— И в Мексике?

— И в Мексике.

— Долго он жил в Мексике?

— Не знаю. Наверное, долго.

— Зачем он туда приехал?

— Чтобы заниматься живописью.

Мы двигались по кругу. Описывали круги, внутри которых пустота. Я сказал:

— Мы беседуем уже долго, но вы не сказали пока ничего конкретного о вашем друге.

— Ну и что? Я не сую нос в чужие дела. Я не сыщик.

— Зато я сыщик. Но вы заставляете меня чувствовать себя слюнтяем.

— Наверное, потому, что так оно и есть. Иначе вы плюнули бы на ваше поручение. Возвращайтесь и скажите отцу, что вас постигла неудача.

Ее слова не то чтобы задели за живое, но я счел необходимым ответить:

— Послушайте, мисс Блекуэлл. Я понимаю ваше желание освободиться от семейных оков, начать самостоятельную жизнь. Но стоит ли впадать в крайность, нестись опрометью наугад?

— Вы говорите точь-в-точь как мой отец. Мне надоело, когда меня учат, чего делать, а чего нет. Так ему и передайте.

Она волновалась все сильней. Я чувствовал, что еще немного, и разговор оборвется. Ее внутренняя растерянность словно воплотилась в ее позе: она полусидела на перекладине, нервно покачивая ногой. У нее было красивое сильное тело, не предназначенное для старой девы. Но я не мог избавиться от ощущения, что Гарриет со своим красивым телом и хорошим наследством не была предназначена и для Берка Дэмиса. Та маленькая любовная сцена, свидетелем которой я стал, действительно походила на улицу с односторонним движением. Ее лицо омрачилось. Она отвернулась.

— Почему вы так странно на меня смотрите?

— Пытаюсь понять.

— Зря стараетесь. Все и так ясно. Я очень простой человек.

— Мне тоже так показалось.

— Это оскорбление?

— Боже упаси, хотя ваш друг Берк Дэмис вовсе не прост. Но это тоже не оскорбление.

— А что же?

— Скорее предупреждение. Будь вы моей дочерью — а по возрасту это вполне возможно, — я бы очень огорчился, видя, что вы очертя голову делаете что-то лишь потому, что этого не одобряет отец.

— Не в этом дело. Все гораздо серьезнее.

— Так или иначе, вы можете угодить в омут.

Она взглянула в морские дали, где в пучине водились страшные акулы, и процитировала: «Платье повесь на ореховый куст, но не приближайся к воде». Так, что ли? Я уже это слышала.

— Можете даже не раздеваться...

Она снова окинула меня фирменным мрачным взглядом семейства Блекуэлл.

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?

— Слово не воробей... Простите.

— Вы несносны.

— Раз я несносен, то, может, вы объясните одно несоответствие. На футляре бритвенного прибора я заметил инициалы Б.К. Это не совпадает с именем Берк Дэмис.

— Я не обратила на это внимания.

— Вам не кажется это любопытным?

— Нет. — Она вдруг побледнела. — Наверное, это футляр того, кто гостил здесь раньше. Здесь бывали многие.

— Назовите кого-нибудь с инициалами Б.К.

— Билл Кемпбелл, — сказала она.

— Тогда там скорее было бы У.К. — Уильям Кемпбелл. А кто такой Билл Кемпбелл?

— Приятель отца. Не знаю, бывал он здесь или нет.

— И вообще, существует ли он в природе?

Я переусердствовал — и потерял ее. Она сползла с перекладины, оправила юбку и двинулась назад к дому. Я смотрел ей вслед. Почему-то вспомнилось — простота хуже воровства...

Глава 5

Я подъехал по разбитому асфальту к автомагистрали. Через перекресток, на стене закусочной, большой и полинявший плакат рекламировал «Креветки Джимбо». Я вышел из машины, и в ноздри ударил запах чего-то горелого.

Полная женщина за стойкой держалась так, словно всю жизнь прождала кого-то, только не меня.

Я устроился в будочке у окна, отчасти заслоненного неработавшей неоновой рекламой пива. Женщина положила передо мной нож, вилку, бумажную салфетку и поставила стакан с водой. Других посетителей не было.

— Креветки Джимбо? — осведомилась она.

— Нет, спасибо, я выпью кофе.

— Двадцать центов, если не заказываете еды, — сухо обронила она и забрала нож, вилку и салфетку. Я сидел, неторопливо попивая кофе и поглядывая на дорогу, ведущую от берега.

Серое небо стало потихоньку проясняться. В облаках показалось солнце, больше похожее на маленькую водянистую луну, очистился горизонт, море из серого сделалось серо-голубым. Прибой так усилился, что его было слышно даже здесь.

Со стороны поселка проехало несколько машин, но зеленого «бьюика» не было. Чтобы скоротать время, я заказал еще кофе. Добавка обошлась мне в десять центов.

Черно-белый, похожий на зебру катафалк подъехал к закусочной. Из кабины и кузова появились четверо парней и две девицы, выглядевшие на удивление похоже. Волосы, выцветшие от солнца и перекиси водорода, были длинными у ребят и короткими у девиц. Поверх купальников и плавок у них были голубые свитера. Это все напоминало форму. Лица были загорелыми и неприветливыми.

Они вошли в закусочную, уселись вокруг одного из столов, заказали шесть кружек пива и стали попивать его, закусывая большими сандвичами, которые девицы понаделали из длинных французских батонов и припасов, что они захватили с собой в бумажных пакетах. Ели они размеренно, но с большим аппетитом. Время от времени высокий, державшийся суверенностью вожака, отпускал реплики начет прибоя. Складывалось впечатление, что речь шла о верховном божестве их племени.

Затем, как по команде, они встали и все разом двинулись к катафалку. Двое ребят уселись впереди, остальные сзади, где у них лежали доски для серфинга. Одна из девиц, хорошенькая, глянула в окошко и высунула язык. Сам не знаю почему, я ответил тем же. Катафалк выехал на дорогу, ведущую в поселок.

— Береговая шпана! — фыркнула женщина за стойкой. Она говорила сама с собой. Тот, кто заказывает два кофе за час, вполне может быть отнесен к упомянутой категории. То ли выпитый кофе, то ли ожидание взвинтили мои нервы. Для успокоения я заказал пива и снова уставился в окно.

Женщина продолжала бубнить себе под нос:

— Подумаешь, раскрасили катафалк, как зебру. Ну и что с того? Неужели они думают, что к ним будут лучше относиться? Им наплевать и на живых и на мертвых. Как мне, интересно, сводить концы с концами, если все начнут приносить жратву с собой? Куда катится мир?

Из-за крутого поворота на склоне показалась машина Гарриет. Когда «бьюик» выехал на шоссе, я заметил, что за рулем была Гарриет, а ее приятель сидел рядом. На нем был серый костюм и рубашка с галстуком, и он сильно смахивал на манекен в витрине магазина мужской одежды. Зеленый «бьюик» повернул на юг, в сторону Лос-Анджелеса.

Я поехал за ними. В Малибу им пришлось сбросить скорость, и я оказался у них на хвосте, когда они въезжали в Лос-Анджелес. Затем они свернули влево, к бульвару Сансет. Когда я собирался сделать то же самое, загорелся красный свет. Пока я ждал зеленого, «бьюик» скрылся из вида. Я пытался его нагнать, но на извилистой трассе было трудно разогнаться.

Я помнил, что Блекуэллы жили где-то на горе недалеко от Сансета. Вдруг Гарриет едет к родителям, подумал я, и свернул в роскошные ворота Бель-Эра. Но дом полковника мне отыскать самому не удалось и пришлось заехать в отель навести справки.

Дом был виден из бара отеля. Бармен в белой куртке показал его мне — красивый особняк в испанском стиле на самой верхотуре. Вручив бармену доллар из денег полковника, я спросил его, не знает ли он, что за человек Блекуэлл.

— В общем-то нет. Он не из тех, кто любит поболтать за рюмкой.

— Как же он пьет?

— Молча.

Я снова сел в машину и поехал в гору по извилистой дороге. Перед домом за живой изгородью розовый сад. На полукруглой аллее стоял зеленый «бьюик».

Над крышей «бьюика» возвышалась седая голова полковника. Он что-то громко говорил. Мне с улицы были слышны отдельные слова, в том числе: «мерзавец и нахлебник».

Я подошел ближе и увидел, что в руках у Блекуэлла была двустволка. Берк Дэмис вылез из машины и что-то ему сказал. Что именно, я не слышал, но после этого двустволка уперлась ему в грудь. Берк Дэмис попытался ухватиться за стволы. Полковник сделал шаг назад, прижимая приклад к плечу. Дэмис сделал шаг вперед, как бы вызывая огонь на себя.

— Давайте, стреляйте. По крайней мере, тогда-то они выведут вас на чистую воду.

— Предупреждаю, что мое терпение может лопнуть.

Дэмис рассмеялся:

— Это еще только цветочки, приятель!

После этого обмена любезностями я вылез из машины и медленно двинулся к ним. Мне хотелось сохранить крайне неустойчивое равновесие. Было очень тихо. Тишину нарушало только их тяжелое дыхание, шум гравия под моими ногами и курлыканье горлицы на телевизионной антенне.

Я поравнялся с Берком Дэмисом и Блекуэллом, но они даже не взглянули на меня. Они не касались друг друга, но на их лицах было такое выражение, словно они сошлись в смертельной схватке. Дуло двустволки взирало на происходящее, словно пустые безумные глаза маньяка.

— На крыше горлица, — миролюбиво заметил я. — Если у вас руки чешутся кого-нибудь подстрелить, почему бы не выстрелить в птицу. Или в ваших краях это запрещено законом? Я помню, что у вас есть какой-то такой закон...

Полковник повернул ко мне искаженное злобой лицо. Ружье тоже повернулось в мою сторону. Я ухватил рукой ружье и направил его в мирное небо. Затем я вынул двустволку из рук полковника и открыл затвор. В каждом стволе было по патрону. Разряжая двустволку, я сломал ноготь.

— Верните ружье, — потребовал полковник.

Я вернул ему разряженную двустволку.

— Стрельбой еще никто ничего не решил. Разве на войне вы это не поняли?

— Этот тип нанес мне оскорбление.

— По-моему, оскорбления были взаимные.

— Но вы не слышали, что он мне сказал. Он сделал грязный намек...

— Значит, вы предпочитаете большие грязные заголовки в газетах и длинный грязный процесс в Верховном суде?

— Чем грязнее, тем лучше, — вставил Берк Дэмис.

Я обернулся к нему:

— Помолчите!

Его взгляд был пристален и мрачен.

— Вы не можете заставить меня молчать. И он тоже.

— Ему это почти удалось. Один-два выстрела с такого расстояния успокоили бы вас надолго.

— Это вы ему скажите. Мне наплевать.

У него был вид человека, которому действительно наплевать. И на себя, и на всех остальных. Но под моим взглядом он чуть поостыл. Он сел в машину рядом с Гарриет и захлопнул дверь. В его действиях смелость сочеталась с какой-то таинственностью.

Блекуэлл зашагал к дому, я двинулся следом. Веранда была вся в фуксиях, которые цвели в подвесных красных кадках мамонтового дерева. Мне померещилось, что в кадках переливается кровь и течет через край.

— Вы чуть было не убили человека, полковник. Ружье следует держать разряженным и под замком.

— Я обычно так и поступаю.

— Вам следовало бы выбросить ключ в окно.

Он посмотрел на двустволку, словно не понимая, как она могла оказаться у него в руках. Под глазами полковника набрякли мешки.

— Как это получилось? — спросил я.

— Предысторию вы знаете. Он вторгся в мой дом, пытаясь завладеть самым дорогим моим достоянием.

— Дочь все-таки не достояние.

— Я должен ее защищать. Если не я, то кто? Несколько минут назад она сообщила, что собирается обручиться с этим типом. Я попробовал ее урезонить. Она назвала меня маленьким Гитлером, учредившим частное гестапо. Такое обвинение из уст родной дочери причиняет боль, но этот, — он злобно посмотрел в сторону «бьюика», — высказался еще похлеще.

— Что же он сказал?

— Я не могу повторить это на людях. Он облил меня грязью. Это гнусная ложь! Я всегда был честен с другими людьми, и уж особенно с моей дочерью!

— Я в этом не сомневаюсь. Просто хотелось бы понять, что творится в голове Дэмиса.

— Взбалмошный тип, — сказал Блекуэлл. — Он может быть опасен.

«Оба вы хороши», подумал я.

Хлопнула дверь на веранду, и среди фуксий появилась Гарриет. Она переоделась в светлый костюм акульей кожи и шляпку с серой вуалью. Вуаль мне не понравилась — она напоминала одновременно и о невестах и о вдовах. В одной руке у нее была голубая шляпная картонка, в другой тяжелый голубой чемодан.

Отец встретил ее на ступеньках и потянулся к чемодану:

— Разреши, я помогу тебе, дорогая.

Она отпрянула от него.

— Спасибо, управлюсь сама.

— Это все, что ты можешь мне сказать?

— Все уже сказано. Мы знаем, как ты к нам относишься. Мы уезжаем туда, где ты нас не будешь преследовать. — Ее холодный взгляд упал на меня, потом на двустволку. — Здесь я не чувствую себя в безопасности.

— Ружье разряжено, — сказал я. — Никто не пострадал и не пострадает. Может, вы передумаете, мисс Блекуэлл? Подумайте хотя бы день.

Она не удостоила меня ответом.

— Отзови своих легавых, — сказала она отцу. — Мы с Берком решили пожениться, и ты не имеешь права нам мешать. Должен же быть какой-то предел, даже если ты отец...

— Но дорогая, я не хочу делать ничего такого...

— Вот и не делай!

Меня удивила его кротость. Но у него не хватило сил продолжать в том же духе. В него снова вселился злой демон:

— Ты сделала выбор. Я умываю руки. Отправляйся со своим любовником куда хочешь. Барахтайся с ним в грязи. Я и пальцем о палец не ударю, чтобы тебя вытащить.

Гарриет отвечала со сдержанной яростью:

— Ты говоришь ерунду, отец. Что за бес тебя обуял?

Она зашагала к машине, размахивая своими пожитками, как оружием. Дэмис взял коробку и чемодан и поставил в багажник, где уже стоял его чемодан.

Из дому вышла Изобел Блекуэлл и стала спускаться по ступенькам веранды. Проходя между мной и своим мужем, она пожала ему руку выше локтя, в знак сочувствия, а может, и порицания. Она подошла к Гарриет:

— Зря ты так поступаешь с отцом.

— Я тут ни при чем.

— Его это очень огорчает. Он же любит тебя.

— Зато я его не люблю.

— Ты раскаешься в этих словах, Гарриет. И когда это произойдет, пожалуйста, дай ему знать.

— Это еще зачем? У него же есть ты.

Изобел пожала плечами так, словно давала понять, что не представляет собой большой ценности.

— Ты для него важнее. Ты можешь разбить ему сердце.

— Придется ему это пережить. Извини, если я обидела тебя. — Гарриет порывисто обняла мачеху. — Ты удивительно ко мне относилась, гораздо лучше, чем я заслуживаю.

Изобел похлопала ее по спине, глядя на Дэмиса. У того был вид любителя скачек, рискнувшего небольшой суммой.

— Надеюсь, вы будете заботиться о ней, мистер Дэмис.

— Постараюсь.

— Куда вы ее везете?

— Подальше отсюда.

— А если поточнее?

— Это ни к чему. Мы живем в большой и свободной стране. Пошли, Гарриет.

Она оторвалась от мачехи, села в машину на место водителя. Дэмис сел рядом. На всякий случай я запомнил номер. Они уехали, не оглянувшись.

Блекуэлл подошел к нам, неуверенно ступая по гравию. Казалось, его туловище съежилось, а голова выросла.

— Вы их упустили! — осуждающе бросил он мне.

— Я же не мог применить силу! Как иначе их было остановить?

— Почему вы за ними не поехали?

— С какой стати? Вы же сказали, что умываете руки.

— Может, все к лучшему, Марк, — подала голос его жена. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то сойдешь с ума. Надо принимать вещи как есть.

— И не собираюсь! И с ума я не сойду. В жизни не чувствовал себя лучше. Мне не нравятся намеки насчет моей психики!

В его голосе опять послышались бредовые нотки. Жена положила ему руку на плечо.

— Пойдем в дом. Тебе надо прийти в себя.

— Оставь меня в покое! — Он смахнул ее руку и повернулся ко мне: — Я хочу, чтобы Дэмис оказался за решеткой, слышите?

— Для этого надо доказать, что он совершил преступление.

— Он с девушкой пересек границу штата в аморальных целях[3].

— Разве?

— Он привез мою дочь из Мексики в Калифорнию.

— Но разве брак — аморальное деяние?

Изобел хмыкнула. Муж сердито повернулся к ней.

— Что тут смешного?

— В общем-то ничего. Но лучше смеяться, чем плакать. Лучше выйти замуж, чем умереть. Я всего лишь цитирую то, что ты говорил мне. Разве ты забыл?

Изобел говорила вроде бы на полном серьезе, но в словах ее таилась ирония. Блекуэлл зашагал к дому с ружьем в руках. Он хлопнул дверью с такой силой, что горлица взлетела с антенны. Изобел развела руками так, словно упустила птицу покрупнее.

— Ну что с ним делать?

— Дайте ему транквилизатор.

— Он уже целую неделю на транквилизаторах. И все без толку. Если так будет продолжаться, он совсем развалится.

— Меня беспокоит не он один...

— Вы имеете в виду этого самого Дэмиса?

— Я имею в виду тех, кто встретится ему на пути.

Она легонько тронула меня за руку.

— Вы думаете, он может причинить кому-то вред?

— Вы знаете его лучше, чем я.

— Мне казалось, что я прекрасно знаю Марка. Но за последний год он сильно изменился. Его всегда отличала деликатность. Даже не верилось, что он имел какое-то отношение к армии. Собственно, военные явно тоже так считали. Сразу после войны его отправили на пенсию, как он ни сопротивлялся. Примерно тогда же его бросила Полина, его первая жена.

— Почему, если вы простите мое любопытство?

— Лучше спросить у нее самой. В один прекрасный день она отправилась в Неваду, получила развод и вышла за другого. За Кейта Хэтчена, зубного врача на пенсии. С тех пор они живут в Мексике. Разумеется, Полина с ее дантистом имеют право на счастливую семейную жизнь. Но с ее уходом у Марка не осталось ничего, кроме ружей, спорта и семейной истории рода Блекуэллов, которую он все эти годы пытается написать.

— И еще Гарриет?

— И еще Гарриет.

— Теперь я кое-что начинаю понимать. Значит, за этот год он сильно изменился. Что еще случилось, кроме того, что Гарриет познакомилась с Берком Дэмисом?

— Прошлой осенью Марк женился на мне, — сказала она с кривой усмешкой.

— Но вы не можете ни на кого дурно влиять!

— Спасибо. Может, вы и правы.

— Мне показалось, что вы гораздо дольше замужем. — Фраза прозвучала как вопрос и в то же время как выражение сочувствия.

— Вы так считаете? Конечно, я была до этого замужем. И я давно знала Марка — с тех самых пор, как Гарриет была еще в пеленках. Мой покойный муж очень дружил с Марком. Рональд был его двоюродным братом. — Тогда вы знаете много больше того, что рассказали. — Как и всякая женщина. Разве ваш опыт не подсказывает вам этого, мистер Арчер?

Мне нравилась ее сдержанная ироничная манера, хотя это и мешало получить новые сведения. Я описал рукой дугу, обведя дом, розы и то место, где еще недавно стояла машина Гарриет, и спросил:

— Ваше мнение: продолжать ли мне этим заниматься?

— Пожалуй, да, — задумчиво ответила она. — Марку очень нужен человек, на которого он мог бы опереться, с кем посоветоваться, хотя он не из тех, кто любит слушаться. Но мне понравилось, как вы пытались погасить скандал. Все могло плохо кончиться.

— Если бы ваш муж это понимал!

— Я уверена, что он все прекрасно понимает, хотя и не подает вида. — В ее темных глазах была тревога, — Вы очень выручили нас, мистер Арчер, и выручите еще, если не покинете нас. Узнайте все, что можно, о Дэмисе. Если вам удастся подтвердить его, так сказать, моральную кредитоспособность, это очень примирит Марка с браком. — Вы не хотите «отмыть» Берка Дэмиса во что бы то ни стало?

— Нет, конечно. Меня интересует правда, какой бы она ни была. И не только меня. А теперь прошу извинить — я посмотрю, как там мой муж. Поддерживать его — вот мое предназначение сейчас.

Она не жаловалась, хотя в голосе послышались покорные нотки. Она повернулась, чтобы идти, а я, глядя на ее стройную фигурку, пытался прикинуть возраст. Если она знала Блекуэлла, когда Гарриет была еще в пеленках, а познакомилась через первого мужа, то, стало быть, первый раз вышла замуж лет двадцать назад. Это означало, что сейчас ей за сорок.

Как, впрочем, и мне.

Глава 6

Воспользовавшись ключом, оставленным мне Блекуэллом, я снова проник в его летний дом на побережье.

В комнате наверху ничего не изменилось, только в камине были полусгоревшие бумаги. Я поддел их на совок, они рассыпались. Поблескивая непросохшей краской, картина по-прежнему стояла на мольберте. При свете, проникавшем через стеклянные двери, кобальтовое пятно смотрело на меня как внимательный синий глаз.

Я отошел подальше, чтобы как следует разглядеть картину и понять ее. Затем я спустился в большую спальню. Дверцы шкафа были распахнуты. Внутри не было ничего. Комод тоже был пуст, в ванной — только чистые полотенца. Ничего не было и в маленькой спальне.

Я вернулся в большую спальню и тщательно ее прочесал. Корзина для бумаг была пуста, этим объяснялось наличие остатков бумаги в камине наверху. Дэмис не пожалел усилий, чтобы замести следы.

Но все-таки он оставил клочок бумаги. Он был засунут между стеклянной дверью и дверной рамой, чтобы дверь не хлопала. Это была плотная бумага, сложенная в несколько раз. Развернув ее, я понял, что это конверт, в каких пассажирам вручают билеты некоторые авиакомпании.

Этот конверт принадлежал компании «Мексикана эрлайнз», инструкции были напечатаны на внутренней стороне. Согласно им, мистер К.Р.Симпсон должен был вылететь из аэропорта Гвадалахары в 8 часов 40 минут утра 10 июня и приземлиться в международном аэропорту Лос-Анджелеса в час тридцать.

Я еще поработал в спальне, но ничего не обнаружил, кроме пыли под кроватями. Я поднялся наверх. Картина притягивала меня. Каждый раз она вызывала у меня новые чувства. На сей раз я поразился, какая в ней дьявольская мощь. Возможно, я кое-что нафантазировал, но мне показалось, что за мрачным колоритом притаилась Смерть.

Меня так и подмывало взять картину с собой и показать знающим людям. Если Дэмис — художник с именем, его руку должны узнать. Но я не мог унести картину из дома. Краски еще не высохли и могли смазаться.

Я пошел к машине за фотоаппаратом. Рядом с ней стоял пустой полосатый катафалк. Светило солнце, и на песке бездыханными трупами валялись загорающие. За линией прибоя боролись с волнами шестеро серфистов на своих досках.

Надвинулась огромная волна. Пятеро въехали на гребень — статуи на самоходной горе. Шестая — девица — оказалась не так проворна, волна сбила ее, и ей пришлось плыть вдогонку за ускользнувшей доской. Вместо того чтобы снова отправиться на поединок со стихией, она выбралась на берег и пошла, неся доску на голове. Оставив ее на берегу, куда не доставали волны, она стала карабкаться по скалистым уступам к стоянке. У нее был бюст и плечи амазонки, но она дрожала мелкой дрожью — вот-вот расплачется.

Это была та самая девица, которая тогда показала мне язык. Между нами протянулась какая-то незримая ниточка, и я сказал:

— Вам пришлось несладко.

Она взглянула на меня, словно видела впервые, не проявив никакого интереса. Я был существом из другого мира. Ее глаза были влажными и испуганными, как у тюленя. Она взяла из катафалка мужское пальто и надела его. Пальто было из дорогого твида, но на нем выступили блестки соли, словно его искупали в море. Дрожавшими пальцами девушка перебирала кожаные пуговицы. Одной, верхней, не было. Она подняла воротник, спрятав в него золотистую головку в шлеме коротких мокрых волос.

— Если вы замерзли, то у меня в машине печка, — сказал я.

На это она только фыркнула и повернулась ко мне твидовой спиной.

Я зарядил фотоаппарат цветной пленкой и сделал несколько снимков картины Дэмиса. По пути в аэропорт я оставил кассету у знакомого фотографа в Санта-Монике. Он обещал быстро проявить пленку.

Вежливый молодой мексиканец за стойкой «Мексикана эрлайнз» провел изыскания, занявшие у него несколько минут, и сообщил, что К.Р.Симпсон действительно прилетел из Гвадалахары десятого июня. Равно как и Гарриет Блекуэлл. Берка Дэмиса в списке не было.

Мое предварительное заключение, которое я пока решил держать при себе, заключалось в следующем: Берк Дэмис прилетел в Штаты под именем К.Р.Симпсона. Поскольку он не мог уехать из Мексики без туристской карты и въехать в США без документа, подтверждающего его гражданство, скорее всего, это и было его настоящее имя.

Учтивый молодой мексиканец сообщил также, что самолет, выполнявший рейс десятого, из Гвадалахары, прилетел и сегодня. Первый и второй пилот в конторе, но они не знают ничего о пассажирах. Зато стюард и стюардесса в курсе, но они уже ушли. Если я завтра приеду в аэропорт пораньше, они, конечно же, найдут время, чтобы поговорить со мной о моем друге сеньоре Симпсоне.

Воодушевленный его романской вежливостью, я вернулся в зал, где были таможня и паспортный контроль. Дежурные чиновники по очереди взглянули на мою лицензию с таким видом, словно я нашел ее в пакете с овсяными хлопьями.

Испытывая необходимость в контакте с властями дружественными, я поехал в город. Питер Колтон был у себя в окружной прокуратуре. На двери его кабинета висела табличка «Главный инспектор по уголовным делам».

Питер состарился на службе. Время, события и размышления по их поводу избороздили сабельными шрамами его щеки. Его треугольные глаза уставились на меня поверх очков, соскользнувших на кончик его большого агрессивного носа.

Он дочитал какую-то бумагу, расписался в углу и бросил ее в корзинку исходящей почты.

— Присаживайся, Лью. Как дела?

— Нормально. Зашел поблагодарить за рекомендацию полковнику Блекуэллу.

Он вопросительно на меня посмотрел:

— Ты серьезно? Что, Блеки оказался трудным клиентом?

— Трудности имеются. Он задал мне задачу. Не могу взять в толк, есть тут что-то серьезное или у него разыгралось воображение.

— Он, кажется, не страдает от избытка воображения.

— Ты давно с ним знаком?

— За грехи мне пришлось служить под его началом в Баварии сразу после войны. Он был в военной администрации, а я возглавлял уголовный отдел военной полиции.

— Как тебе служилось под его началом?

— Так себе, — признался Колтон и добавил задумчиво: — Блекуэлл слишком любил командовать. Не накомандовался в войну. Друг или враг в Вашингтоне продержал его в тылу. То ли чтобы поберечь Блекуэлла, то ли тех, кем он мог бы командовать. Это его огорчало, и он часто задавал жару подчиненным. Вообще-то он был порядочным ослом, мы его всерьез не воспринимали.

— Как он задавал жару своим людям?

— По-разному. Он следил за неукоснительным соблюдением буквы закона. Например, чтобы не было контактов военных с местным населением. Мои ребята занимались убийствами, изнасилованиями, черным рынком. А он посылал патрули по кабаре, проверять, чтобы не было «контактов». Его сводила с ума мысль о том, какие контакты могут быть между американскими юношами и хищными фройляйн.

— Он сексуальный маньяк?

— Что ты! — Питер Колтон оскалился по-волчьи. — Его предки были пуритане, и сам он пуританин. Да и проблема «контактов» носила для него личный характер. Его жена очень интересовалась мужчинами. Она с ним развелась.

— Что она собой представляла?

— В те дни была очень лихая дамочка. Но я с ней не был близко знаком. Она тебя интересует?

— Отчасти. Ее дочь Гарриет поехала навестить ее в Мексике, где и установила нежелательный контакт. Так, по крайней мере, кое-кому показалось. Это художник, Берк Дэмис, или К.Р.Симпсон. Она привезла его в Штаты с намерением выйти за него замуж. Блекуэлл убежден, что художника интересуют только ее деньги. Он нанял меня во всем этом разобраться, во всяком случае, побольше узнать об этом Дэмисе.

— Или К.Р.Симпсоне, так? Дэмис — это псевдоним?

— Я еще не выяснил. Похоже, он прибыл неделю назад в Штаты под именем Симпсона. Возможно, это его настоящее имя.

— И ты хочешь, чтобы я тебе помог?

— Было бы любезно с твоей стороны.

Колтон погрозил мне шариковой ручкой:

— А разве тебе не известно, что я не имею права тратить общественное время и деньги на подобные просьбы?

— Даже для старинного приятеля?

— Блекуэлл мне не приятель. Я послал его к тебе, чтобы от него отвязаться.

— Я имел в виду себя и ошибся, — пояснил я. — Простой запрос в Бюро уголовной регистрации не займет много времени, а сколько он его мне сэкономит! Ты всегда говорил, что куда лучше предотвратить преступление, чем наказывать преступника.

— О каком преступлении ты говоришь?

— Например, об убийстве в корыстных целях. Я не утверждаю, что оно обязательно случится. Просто мне хотелось бы избавить от неприятностей молодую женщину.

— А себя от лишней беготни?

— Беготни и так хватает. Но я могу ходить из дома в дом по всей Калифорнии, и все без толку.

— Что именно тебя интересует?

— Есть ли криминальное досье на Берка Дэмиса или К. Р. Симпсона.

— Колтон записал в блокнот фамилии. Мне удалось пробудить его профессиональное любопытство.

— Пожалуй, позвоню в Сакраменто. — Он взглянул на стенные часы. Было почти четыре. — Если линия не перегружена, мы получим ответ до конца рабочего дня. Подожди где-нибудь у нас.

В приемной я раскрыл полицейский журнал. В некоторых городах новобранцам предлагалось аж по 450 долларов в месяц.

Ровно в пять часов дверь кабинета Колтона отворилась, и хозяин поманил меня. В руке у него шелестел телетайпный листок.

— Насчет Берка Дэмиса — ничего, — сказал он. — С Квинси Ральфом Симпсоном лучше. Вот уже две недели значится среди без вести пропавших. Его жена утверждает, что он исчез куда раньше.

— Его жена?

— Она-то и заявила о его исчезновении. Она живет в округе Сан-Матео.

Глава 7

Самолет садился уже в сумерках. Огни городов по берегу Калифорнийского залива были разбросаны словно бусины ожерелья. Вдалеке сверкал как город мечты Сан-Франциско, прикрепленный к реальности двумя мостами, если Марин и Беркли были реальностью.

В Редвуд-Сити я приехал на такси. В городском управлении полиции я подошел к дежурному, молодому человеку с бесцветными глазами и пухлыми щечками, как у бурундука. Он равнодушно оглядел меня, пытаясь понять, что за птица к ним пожаловала.

Показав свою лицензию, я сказал ему, что меня интересует человек по имени Квинси Ральф Симпсон.

— В окружной прокуратуре Лос-Анджелеса мне сообщили, что две недели назад вы объявили его розыск.

— Напали на след? — осведомился он, помолчав.

— Может быть.

— Где?

— В районе Лос-Анджелеса. У вас есть его фотография?

— Сейчас посмотрю. — Он подошел к столу в дальней части комнаты, стал рыться в бумагах и наконец вернулся с пустыми руками.

— Ничего нет. Лучше я вам его так опишу. Рост средний, телосложение обычное, волосы черные. Цвет глаз не знаю. Шрамов и других примет нет.

— Возраст?

— Мой ровесник. Мне двадцать девять. Совпадает?

— Возможно. Почему его разыскивают — он что-то натворил?

— Точно не знаю. Может, не оказывал помощь семье. Почему вы решили, что речь идет о преступлении?

— Потому что вы знаете наизусть его описание.

— Так я его встречал. В нашем управлении.

— Что он делал?

Молодой человек облокотился о барьер с чуть враждебной доверительностью:

— Я не обязан докладывать обо всем, что знаю, приятель. Сначала надо получить разрешение у ребят этажом выше.

— Капитан Ройал у себя?

— Дома. Не хочу беспокоить его в нерабочее время. Вы знакомы?

— Встречались на одном деле.

— На каком?

— Не обязан докладывать, дружище. Дай адрес миссис Симпсон.

Пошарив под стойкой, он извлек телефонную книгу и пихнул в мою сторону. К.Р.Симпсон проживал на Марвиста-драйв. 2160. Таксист сказал, что это поселок на окраине на другом конце города, по направлению Луна-Бей, и поездка обойдется мне в пятерку.

Покружив среди темных холмов, мы свернули с шоссе у обшарпанного плаката с надписью: «Безналичный расчет. Льготные условия». Домики были новенькие, одинаковые, но район быстро превращался в трущобы. Порыскав по грязным улочкам, словно моторизованные крысы, мы наконец отыскали нужный дом.

Он стоял между двух нежилых домов и сам выглядел нежилым. Фары высветили бурый, высохший газон. У дома стоял «форд» 1952 года выпуска без заднего стекла.

Велев таксисту подождать, я нажал кнопку звонка. Дверь оказалась кривой, и понадобилось время и силы, чтобы с ней справиться. Открыла мне молодая женщина. Жгучая брюнетка, миниатюрная, с ярко накрашенным ртом, голодными темными глазами, очень худая и взволнованная. На ней было короткое черное облегающее платье, открывавшее худые коленки и не очень скрывавшее прочие прелести.

Она знала о том, что прелести существуют.

— Тут вам не бесплатное шоу! Чего надо?

— Если вы миссис Симпсон, я хотел бы поговорить о вашем муже.

— Давайте, говорите. Я с интересом слушаю. — Она склонила голову набок, изображая живейший интерес.

— Вы заявляли о его исчезновении?

— Да, представьте! Я не видела его два месяца. Это меня вполне устраивало. Кому он нужен? — В ее голосе злость соединялась с печалью. Она уставилась мимо меня на бурый газон. — А кто там в такси?

— Шофер. Я просил его подождать.

— Я думала, это Ральф, — произнесла она другим тоном. — Решила, что боится войти в дом.

— Нет, это не Ральф. Значит, его нет уже два месяца, но вы заявили о его исчезновении лишь две недели назад?

— Я дала ему возможность вернуться по-хорошему. Он и раньше пропадал, но так надолго никогда. Мистер Хейли из мотеля посоветовал обратиться в полицию. Мне пришлось снова пойти работать в мотель. Но даже теперь мне одной не расплатиться за дом. А от полиции никакого толку. Они начинают шевелиться, только если чуют преступление. — Она выразительно скривила верхнюю губу. — Вы тоже из полиции?

— Я частный детектив. — Я назвался. — Сегодня я встретил человека, который вполне может быть вашим мужем. Можно войти?

— Входите.

Она боком прошла в гостиную, озираясь по сторонам, словно очутилась тут впервые. Маленькая, чистенькая гостиная была обставлена той дешевой дрянью из пластика, за которую вы все еще платите в рассрочку, а ее пора выкинуть на помойку. Она зажгла люстру в три рожка и предложила мне сесть на диван. Сама расположилась на другом его краю, уставив острые локти на коленях и подавшись вперед.

— Где же вы его видели?

— В Малибу.

Я говорил, совершенно не вдумываясь в слова, глядя по сторонам. На стене над телевизором висела картина в раме. Хотя в женщине и можно было узнать миссис Симпсон, портрет показался мне любительским. Я подошел и стал всматриваться.

— Считается, что это я, — подала голос хозяйка с дивана.

— Похоже. Работа вашего мужа?

— Да. Живопись — его хобби. Когда-то он думал заняться ею всерьез, но его друг, настоящий художник, отсоветовал. Сказал, что у него нет таланта. Так всю жизнь — сначала надежда, потом разочарование. Вот и теперь он прохлаждается в Малибу, а я вкалываю здесь до седьмого пота. Чем он занимается — загорает на пляже?

Я ответил не сразу. На телевизоре лежала затрепанная книга в бумажной обложке «Искусство сыска». Других книг в комнате не было. Я взял ее и стал листать.

Страницы были испещрены пометками, попадались рисунки карандашом — неуклюжие карикатуры.

— Еще одно увлечение Ральфа, — пояснила женщина. — Мечтал стать Великим Сыщиком и заработать кучу денег. Ничего не вышло. Мечта так и осталась мечтой. Один из знакомых в полиции сказал, что с его прошлым... — Она спешно прикрыла рот рукой.

— У Ральфа есть судимости? — спросил я, положив книгу.

— Нет, это я так... — В ее глазах вспыхнули огоньки защитного рефлекса. — Вы не сказали, что он делал в Малибу.

— Я даже не уверен, что это был ваш муж.

— Как он выглядел?

Я описал Берка Дэмиса. Мне показалось, что описание было для нее знакомым. Но она решительно сказала:

— Это не он.

— Хорошо бы в этом удостовериться. У вас есть фотографии Ральфа?

— Нет, он никогда не снимался.

— Даже когда вы поженились?

— Нас фотографировали, но Ральф так и не выкупил снимки. Это было в Рино, а Ральфу двадцати долларов хватает ненадолго. Когда он в Рино, его так и тянет в казино.

— Он там часто бывает?

— Как только выдается свободное время. Раньше я тоже с ним ездила. Мне это нравилось. Теперь все иначе. Из-за казино у нас и нет ничего за душой.

Я подошел к дивану и сел рядом с ней:

— Как Ральф зарабатывает на жизнь?

— По-разному. Он не окончил школы, и это теперь ему выходит боком. Он неплохой повар, но не любит этим долго заниматься. Работал барменом — тоже быстро надоедало. Ему предлагали работу в богатых домах чуть ли не по всей Калифорнии. Но он слишком гордый. Говорит, что терпеть не может быть лакеем. Может быть, — добавила она с горечью, — он просто не любит работать, потому-то и удрал.

— Как давно это случилось?

— Я уже говорила — два месяца назад. Он исчез вечером восемнадцатого мая. Он только приехал из Невады и в тот же день отправился в Лос-Анджелес. Он и вернулся-то, чтобы выклянчить у меня машину. Но я сказала, что без машины не останусь. Тогда он сдался и сказал, что поедет автобусом. Я отвезла его на автостанцию.

— Что он собирался делать в Лос-Анджелесе?

— Не знаю. Он сплел историю, чтоб получить машину, но я ему не верю. Сказал, что кого-то выслеживает. Я уже слышала от него эту песню, когда он работал в драйв-ине на Камино-Реаль. Полицейские, по его словам, платили ему за информацию.

— О чем?

— О подростках, курящих марихуану, и так далее. Не знаю, можно ли ему верить. Мне казалось, он рассказывает это, чтобы выглядеть важной персоной. Он всегда хотел работать в полиции. У него не было криминального досье.

— Вы же говорили...

— Вам показалось. И вообще я устала. Мне все это надоело.

Она резко встала и подошла к двери, словно предлагая мне уйти. Я остался сидеть на диване.

— Вы можете идти, — сказала она. — В Малибу вы встретили кого-то другого.

— У меня на этот счет другое мнение.

— Вы уж мне поверьте!

— Хорошо. Попробую. — Бессмысленно препираться с тем, кто может сообщить тебе какие-то важные сведения. — Но меня по-прежнему занимает судьба Ральфа. А вас?

— Естественно. Это же мой муж. По крайне мере, формально. Но у меня тут странное предчувствие, — ее левая рука поднялась к сердцу, — что он обменял меня на новейшую модель. В этом и заключалась его секретная работа.

— У вас есть предположения, кто эта новая женщина? — Нет, только предчувствие. С чего бы ему исчезать так надолго?

Я попытался было ответить на этот вопрос, но вовремя решил, что не стоит делиться соображениями вслух.

— Уезжая, Ральф не говорил о намерении посетить Малибу?

— Мне не говорил.

— Он там когда-нибудь бывал?

— Вряд ли. Он бы мне сказал.

— Он когда-нибудь говорил о желании уехать из Штатов?

— В последнее время нет. Когда-то давно он поговаривал, что неплохо бы поехать в Японию. Он там побывал во время корейской войны. Погодите. Он взял с собой свидетельство о рождении. Выходит, он вполне мог уехать из Штатов?

— Вполне. Значит, он взял с собой в Лос-Анджелес свидетельство о рождении?

— По крайней мере, мог взять. Недели две назад он попросил меня найти свою метрику. Еле нашла. Хотел взять ее с собой в Неваду. Сказал, что может пригодиться, если подвернется работа.

— Какая работа?

— Понятия не имею. Может, он просто морочил мне голову. — Она поежилась и подошла ко мне. — Думаю, он уехал за границу.

Прежде чем я успел ответить, зазвонил телефон в другой части дома. Она напряглась и вышла из комнаты. Я услышал, как она сказала: «Вики Симпсон слушает».

Затем наступила долгая пауза.

— Не верю, — сказала она. И снова молчание.

— Это не он, — сказала она. — Он не мог умереть.

На звук ее голоса я пришел в кухню. Облокотившись на желтый пластиковый столик, она держала телефонную трубку на расстоянии от уха, словно это была хищная птица. Зрачки ее глаз были расширены, как у незрячей.

— Кто это, миссис Симпсон?

Ее губы шевелились в поисках нужных слов:

— Это... это полиция. Говорят, Ральф убит. Не может быть.

— Дайте я с ним поговорю.

Она передала мне трубку. Я сказал:

— Это Лью Арчер, частный детектив, работающий в контакте с окружной прокуратурой Лос-Анджелеса.

— Они как раз сегодня нам звонили. — Слова звучали медленно и неуверенно. — У нас неопознанный труп. Звонил их главный, Колтон, вы его знаете?

— Да. С кем я говорю?

— С сержантом Леонардом. Уэсли Леонардом. Я провожу опознание по распоряжению шерифа. Мы сотрудничаем с Лос-Анджелесом и попросили их помощи и теперь. Колтон спрашивал, не труп ли это того Ральфа Симпсона, который числится в списках пропавших. Циркуляр о его розыске у нас куда-то запропастился, — добавил он извиняющимся тоном, — а может, мы его и вовсе не получали. — Бывает.

— Да. Так или иначе нам надо установить, кто это. Не могла бы миссис Симпсон приехать к нам?

— Наверное. Труп соответствует описанию Ральфа Симпсона?

— Да. Рост, вес, примерный возраст...

— Как он погиб?

— Трудно сказать. Когда его выгреб бульдозер, он был сильно подпорчен.

— Бульдозер?

— Да. Они прокладывали шоссе в западной части города. Несколько зданий были назначены на слом, а беднягу закопали на задворках одного из домов. Но не глубоко. На прошлой неделе они стали ломать дома, вот бульдозер и выудил его.

— Сколько он там пролежал?

— Доктор считает, месяца два. Было сухо, и труп хорошо сохранился. Главное — понять, кто это. Когда сможет прибыть миссис Симпсон?

— Сегодня же, если удастся достать билеты на самолет.

— Отлично. Я в здании суда Цитрус-Хиллз. Сержант Леонард.

Когда я повесил трубку, она сказала:

— Нет, нет, никуда я не поеду.

Она стала растерянно пятиться, пока не оказалась в углу возле холодильника.

— Это может быть Ральф, Вики.

— Не верю. А если это он, не хочу на него смотреть.

— Но кто-то должен его опознать.

— Вы и опознавайте.

— Но я его не знаю.

Ее грим пополз. Она руками вытирала глаза, размазывая слезы по щекам.

— Не хочу видеть его мертвым. Боюсь мертвецов!

— Мертвецы не опасны. В отличие от живых.

Я коснулся ее руки, покрытой гусиной кожей. Она спешно отдернула ее.

— Вам будет лучше, если вы что-нибудь выпьете, — сказал я. — В доме есть что-нибудь выпить?

— Я не пью, — отрезала она.

Я открыл буфет, нашел стакан, налил воды из-под крана. Она расплескала воду и стала злобно тереть подбородок кухонным полотенцем.

— Я не поеду. Меня стошнит!

Но в конце концов она согласилась и, пока я звонил в аэропорт, пошла переодеться. Для нас нашлись места на самолете, улетавшем в Лос-Анджелес в 10.30. К полуночи мы уже подъезжали к Цитрус-Хиллз в машине, которая ждала меня в международном аэропорту.

По обе стороны шоссе тянулись апельсиновые рощи, потом пошли пустыри, где велось строительство. Бульдозеры и грейдеры застыли в темноте, словно спящие ящеры.

Шоссе превратилось в главную улицу. Несмотря на свою близость к Лос-Анджелесу, городок был захолустный. Все было закрыто, не считая двух баров. Несколько человек в рабочей одежде брели по улице, пошатываясь под двойным бременем алкоголя и одиночества.

— Мне здесь не нравится, — подала голос Вики. — Дыра какая-то!

— Мы ненадолго.

— Точно? У меня, между прочим, нет денег.

— В полиции об этом позаботятся. Немного подождем, скоро все выяснится.

Металлический купол здания суда в свете звезд напоминал отполированный мыльный пузырь. Внутри было темно и пахло как в старом чемодане. Дежурного я нашел на первом этаже. Он сказал, что сержант Леонард в морге за углом.

Возле белого трехэтажного дома в колониальном стиле на газоне стоял знак: «Похоронное бюро Нортона».

Когда мы вышли из машины, Вики увидела знак и попятилась. Я взял ее под руку и провел в вестибюль, где пахло гвоздиками и формальдегидом. Она обвисла у меня на руке:

— Я не могу!

— Надо. Может, это не Ральф.

— Тогда зачем я здесь?

— А вдруг это все же Ральф?

Мы вошли в комнату, где не было ничего, кроме гроба на постаменте у стены. Вики пугливо озиралась по сторонам.

— Он там?

— Нет. Возьмите себя в руки. Минутное дело — и все.

— А что мне делать потом?

На этот вопрос я не мог ответить. Отворилась еще одна дверь, и вошел человек с нашивками сержанта. Пожилой, живот свисает над ремнем, взгляд спокойный, дружелюбный. Внешность соответствовала голосу, что я слышал по телефону.

— Я сержант Леонард.

— А я Арчер. А это миссис Симпсон.

Сержант поклонился с подчеркнутой учтивостью:

— Рад познакомиться, мэм. Очень любезно с вашей стороны, что вы к нам приехали.

— Пришлось... Где он?

— Над ним колдуют врачи.

— Так он жив?

— Он давно умер. Доктор Уайт производит вскрытие, чтобы установить причину смерти.

Вики стала оседать на пол. Я успел подхватить ее под мышки. С помощью сержанта я оттащил ее в соседнюю комнату, где горел ночник и сильней пахло гвоздиками. Она прилегла на кушетке, поджав под себя ноги в туфлях.

— Немного подождите, мэм, доктор Уайт сейчас подготовит его для опознания. — В голосе Леонарда послышались слащавые нотки, навеянные обстановкой. — Хотите что-нибудь выпить?

— Бальзамирующей жидкости.

Он удивленно поцокал языком.

— Уйдите и оставьте меня в покое.

Я пошел за Леонардом в комнату, где шло вскрытие. Труп лежал на белом эмалированном столе. Не буду описывать убитого. Время, проведенное в земле, а потом на этом столе, не украсило его. Он не был похож на Берка Дэмиса. Это был другой человек.

Доктор Уайт зашивал крестообразный разрез. Его руки в перчатках двигались, как клешни робота. Это был высокий лысый человек с вислыми щеками и усами табачного цвета. Во рту у него была зажженная сигара, и он покачал головой, чтобы дым не лез в глаза. Он уходил вверх спиралями.

Я подождал, пока доктор не кончил зашивать и не накрыл тело до подбородка прорезиненной тканью.

— Что удалось установить, доктор?

— Прокол сердца — левый желудочек. Похоже на колотую рану ледорубом. — Он стащил резиновые перчатки и пошел к раковине. Зашумела вода, но доктор говорил, заглушая шум: — Ушибы головы получены после смерти, похоже, долгое время спустя.

— Бульдозер?

— Очень может быть.

— Когда его откопали?

— Кажется, в пятницу. Так, Уэсли?

Сержант кивнул:

— В пятницу днем.

— Вы проводили тогда предварительный осмотр?

Доктор Уайт повернулся ко мне, вытирая полотенцем руки.

— Не было указаний. Окружной прокурор и шериф, он же коронер, оба в Сакраменто на конференции.

— Кроме того, — подал голос Леонард, спасая профессиональную репутацию, — раны не было видно снаружи. Маленькая точка слева на груди, и все.

Не мне было их учить. Я не хотел портить отношений.

— Ледоруб нашли?

Сержант только развел руками.

— Посте того как там поработали бульдозеры, не осталось ничего. Вы не видели развороченную, землю при въезде в город?

— Видел. Ну что, можно впускать миссис Симпсон?

Я обращался к доктору и сержанту, но вопрос повис в воздухе, словно отвечать на него должен был труп на столе. Мне даже показалось, что он сейчас ответит. Комнатка сводила меня с ума.

Я ввел Вики Симпсон. За это время она пришла в себя. У нее хватило сил дойти до середины комнаты, встать у стола и взглянуть на изуродованную голову.

— Это он, Ральф.

Словно в подтверждение всего этого она погладила его пыльные волосы. Затем посмотрела на сержанта и спросила:

— Что с ним случилось?

— Его закололи ледорубом, мэм, месяца два назад.

— Два месяца назад?

— Да, мэм.

Два месяца напрасного ожидания затуманили ей глаза пеленой. Она повернулась как слепая, не зная, куда идти. Я отвел ее обратно в комнату с ночником.

— Как по-вашему, Вики, кто мог его убить?

— Понятия не имею. Я никогда не была в этой дыре, как там ее...

— Вы говорили, что полицейские платили Ральфу за информацию.

— Так он мне говорил. Не знаю, выдумывал или нет. Но это было давно.

— У него были связи с уголовным миром?

— Нет, не такой он был человек.

— А как же криминальное досье?

Она покачала головой.

— Мне вы можете сказать. Ему уже нельзя повредить.

— Это все ерунда, — сказала она. — Мальчишкой он связался с дурной компанией. В школе. Как-то их поймали курящими марихуану и отправили в колонию. Вот и все.

— И больше ничего?

— Ничего. Честное слово.

— Он никогда не упоминал имени Берка Дэмиса?

— Берка Дэмиса?

— В Малибу я встретил Дэмиса. Я вам его описывал. Художник, который, похоже, воспользовался именем вашего мужа.

— Зачем?

— Возможно, потому, что он стыдился своего собственного имени. Он, похоже, воспользовался именем Ральфа, чтобы въехать из Мексики в Штаты на прошлой неделе. Вы уверены, что имя Берка Дэмиса вам ничего не говорит?

— Абсолютно.

— И словесный портрет тоже?

— Тоже ничего. Сейчас я не узнала бы и родного брата, если бы он вошел в эту дверь. Вы оставите меня в покое?

В комнату вошел Леонард. Он явно подслушивал за дверью и выбрал момент, чтобы прервать допрос. Он был отзывчивый человек и сказал, что они с женой присмотрят за Вики этой ночью.

Я поехал домой в Лос-Анджелес к горячему душу, холодному виски и темной спальне.

Глава 8

Мне приснился сон, уже давно повторявшийся в разных вариантах. Снова я учился в школе в выпускном классе. Девочка за соседней партой высокомерно улыбнулась:

— Бедный Лью! Ты провалишься на экзаменах.

Надо сказать, что это имело под собой основания. Экзамены маячили впереди в виде чистилища, охраняемого авторами книг, которых я не читал.

— Лично я собираюсь в колледж, — продолжала нахалка. — А ты?

Я не знал, что ответить. Часть моего дремлющего сознания знала, что я сорокалетний человек, которому снится сон. Средняя школа была уже мне не страшна. И все же я сидел в классе мистера Меррита и с ужасом думал об экзаменах и о том, что со мной будет, если я их завалю.

— Тебе придется освоить профессию, — не унималась девица.

Сон развивался по обычному сценарию. Потом что-то случилось, потому что я сказал высокомерно девице:

— У меня есть профессия, детка. Я детектив. Ты прочитаешь обо мне в газетах.

Я проснулся с приятным, теплым чувством в груди. На улице, за серым прямоугольником окна, щебетали птицы. Раньше сон никогда так не заканчивался. Неужели это знак того, что я добился успеха? Вряд ли. Всю жизнь мы карабкаемся в гору, только тропинки разные.

Я вспомнил о деле Блекуэлла, и это разом заглушило щебет птиц и затушило приятную теплоту. Собственно, было два дела: одним занимался я, другим власти, но они были связаны. Связь была не явной, но оттого не менее реальной: конверт из-под авиабилетов на имя К.Р.Симпсона, оставленный Берком Дэмисом или кем-то еще в доме на побережье полковника Блекуэлла. Мне хотелось проследить ниточку дальше самостоятельно, чтобы не мешала полиция. Дэмис мог воспользоваться и билетами, и чужим именем, не совершив никакого преступления.

Уже совсем рассвело, и птицы закончили свои упражнения. Я снова заснул. Надеялся ли я на новый приятный сон? Нет, скорее я подсознательно составлял расписание так, чтобы не успеть отчитаться перед Питером Колтоном. Проснулся я поздно.

Я начинал делаться завсегдатаем аэропортов. Прежде чем отправиться в аэропорт на сей раз, я вытащил из сейфа в спальне свое свидетельство о рождении и захватил с собой на всякий случай.

Вежливый молодой человек из «Мексиканы» приветствовал меня так, словно обрел давно потерянного брата. Он быстро ввел меня в курс дела. Пилоты нужного мне экипажа готовились к полету, а стюард и стюардесса пили кофе в ресторане. Он уверил меня, что я не ошибусь: он высокий и смуглый, она маленькая, пухленькая, хорошенькая, рыжеволосая. Оба в форме «Мексиканы».

Я обнаружил их в одном из закоулков шумного ресторана, склонившихся над чашками. Рядом с девушкой была пустая табуретка, на которую я и плюхнулся. Девушка действительно была ничего, хотя рыжие волосы, выбивавшиеся из-под шапочки, оказались крашеными. Глаза томные, рот чувственный. Как и все стюардессы на американских линиях, она была так размалевана, что хоть сейчас на сцену. Они говорили по-испански, и я ждал, пока не возникнет пауза.

— Мисс Гомес?

— Да, сэр, чем могу быть полезна? — любезно отозвалась девушка.

— Мне нужно кое-что выяснить. Неделю назад вашим самолетом из Гвадалахары сюда прилетели мужчина и женщина. Десятого июня в понедельник. Женщина — высокая блондинка, примерно ваша ровесница. Носит дорогую одежду, часто надевает темные очки. Зовут Гарриет Блекуэлл.

Стюардесса выразительно закивала головой.

— Помню мисс Блекуэлл, очень симпатичная! Когда мы пролетали над Мацатланом, нас стало сильно качать, даме рядом сделалось нехорошо, и мисс Блекуэлл занялась ее ребенком. — Она обратилась к своему спутнику: — Помнишь высокую девушку, которая так хорошо обращалась с ребенком?

— Si[4], — коротко ответил тот.

— С мисс Блекуэлл все в порядке? — заботливо осведомилась стюардесса.

— Надеюсь. А почему вы это спросили?

— Я вспоминала ее и потом. А теперь вот и вы ею интересуетесь.

— Почему она вам так запомнилась?

— Я... Вы не говорите по-испански? Так мне проще говорить.

— Ваш английский в десять раз лучше моего испанского.

— Gracias, senor![5] — ослепительно улыбнулась она. — Я видела, как она проходила таможню. Она страшно волновалась. Я даже подошла и спросила, все ли в порядке. Мне показалось, еще немного, и она упадет в обморок. Ее спутник сказал, что все нормально. Ему не понравилось, что я спрашиваю, и я ушла.

— Можете его описать?

— Да. — И она дала портрет Берка Дэмиса. — Красивый мужчина. — В голосе послышалась ирония.

— Как его звали?

— Я не запомнила.

Она обернулась к своему спутнику и быстро заговорила по-испански. Тот пожал плечами. Он тоже не помнил.

— Кто может знать?

— Вы, — кокетливо отозвалась она. — Вы говорите, что это ваши друзья.

— Я просто сказал, что их знаю.

— Вот как! У них неприятности?

— Интересно, почему вы решили спросить об этом?

— Из-за вас. Вы не представляете для них неприятности?

— Разве что для него. Но уж никак не для нее. В самолете они сидели рядом?

— Да. Они сразу сели вместе. Я их с самого начала заметила. Но у них были разные имена.

— Какое имя было у него?

— Говорю вам, не запомнила. Если бы посмотреть в списке пассажиров...

— Окажите любезность.

— Вы полицейский.

— Детектив.

— А! Где вас найти?

— В вашем самолете, если для меня отыщется местечко. — Я посмотрел на часы. До отлета оставалось полчаса.

— В середине недели всегда есть свободные места.

Она оказалась права. Мой вежливый друг продал мне билет до Гвадалахары и обратно с открытой датой. В соседнем отделе я попросил оформить туристскую карту для Мексики. Замотанный клерк, взявший мою анкету, и не взглянул на метрику.

— Сейчас напечатаю карту, — сказал он. — Скоро ваш рейс.

Я был готов к отлету. Я даже успел позвонить полковнику. Блекуэлл схватил трубку, словно только и ждал моего звонка.

— Говорит полковник Блекуэлл.

— Это Арчер. У вас нет никаких сведений о Гарриет?

— Нет, я их и не ожидал. — Он был очень печален. — У вас, похоже, тоже нет ничего нового?

— Нет, но я работаю. Вчера я был в районе Залива.

— Думаете, они поехали туда?

— Возможно, но оказался я там по другому поводу. Я узнал про убийство, к которому мог быть причастен Дэмис.

— Убийство? — Он перешел на шепот. — Вы не хотите сказать, что убили Гарриет? — прошелестел он.

— Нет. Два месяца назад был заколот ледорубом некто Симпсон. В Цитрус-Хиллз. Я пытаюсь выяснить, не был ли он знаком с Дэмисом, а также установить личность и прояснить биографию самого Дэмиса. Напрашивается следующий шаг — поехать туда, где познакомилась с ним Гарриет, и уже танцевать оттуда. Если вы не против, я вылетаю в Мексику.

В трубке воцарилось долгое молчание. Объявили мой рейс.

— Вы меня слышите, полковник?

— Слышу. Вы хотите лететь в Мексику? Когда?

— Через пять минут. Это обойдется вам сотни в две.

— Деньги не имеют значения. Если вы считаете, что это нужно, летите.

— Я не гарантирую успеха, но есть смысл попытаться. Вы не могли бы дать адрес вашей первой жены в Ахихике?

— Адреса у меня нет. Но любой из живущих там американцев скажет, как ее найти. Полина не живет затворницей.

— Ее фамилия Хэтчен?

— Да. Желаю удачи. — В его голосе звучала безнадежность.

Самолет был полупустым. Я сидел у окна над левым крылом. Когда рыжеволосая стюардесса усаживала меня, она как-то странно поглядела на меня.

Изломанная береговая линия Лос-Анджелеса исчезла в коричневом смоге. Когда самолет набрал высоту, стюардесса села рядом со мной на свободное место. В руке у нее была сложенная газета. Под гримом я заметил нездоровый цвет лица.

— Я нашла список пассажиров и схему мест от десятого июня. Рядом с Гарриет Блекуэлл сидел Симпсон. Р.К.Симпсон.

— Я так и думал.

— Вы так и думали? — Она смотрела на меня с укоризной. — Почему же вы не сказали, что он умер?

— Я не знал об этом. — Это была полуправда или полуложь, в зависимости от того, как смотреть. — Откуда вам известно об этом, мисс Гомес?

Она сунула мне под нос сегодняшний выпуск «Лос-Анджелес таймс», кроваво красным облупленным ногтем ткнув в заметку внизу первой страницы.

«Опознан труп», — гласил один из заголовков.

«Тело Квинси Р. Симпсона, заколотого ледорубом и найденного в пятницу закопанным в Цитрус-Хиллз, было опознано вчера вечером его вдовий. Погибший пропал без вести два месяца назад и был жителем округа Сан-Матео. По мнению сержанта Уэсли Леонарда, он мог стать жертвой гангстеров».

— Видите! — сказала миссис Гомес. — Он мертв. Его убили.

— Вижу.

— Вы сказали, что вы детектив. Расследуете это убийство?

— Судя по всему.

— Подозреваете кого-то в Мексике? — патриотически обеспокоилась стюардесса.

— Кого-то из Штатов.

Это успокоило ее, но ненадолго.

— Бедняжка мисс Блекуэлл! Она была так влюблена в него. Когда она сидела с ребенком, она смотрела на своего спутника так, словно это святой.

— Кем-кем, а святым он не был.

— Он был гангстером?

— Вряд ли.

— Но сказано же, что это жертва гангстеров.

— Гангстеры не убивают простых граждан.

Она задумалась над услышанным, нахмурив черные бровки.

Подобная неопределенность действовала мне на нервы, а может, дело было в том, что я не мог определить своего отношения к Дэмису. Факты были против него, но я хотел оставаться беспристрастным.

Я вздохнул с облегчением, когда девица пошла исполнять свои обязанности. Всякий раз, проходя мимо, она отводила взгляд. Она явно боялась, что смерть заразна и я могу оказаться переносчиком инфекции.

Мы летели над морем, но земля была видна. Воздух был прозрачен. Берега Калифорнийского залива напоминали берега ада — ни деревца, ни дома, ни души. Солнце клонилось к западу, тени от желтых холмов удлинялись и убегали в высохшие долины. Приятно порадовали первые квадратики обрабатываемой земли. Пустыня не всесильна.

Когда мисс Гомес принесла мне обед, она спросила:

— Как проходит полет?

Я ответил, что прекрасно.

Был багровый закат, когда мы описали круг над Масатланом. Три скалистых острова выступали из сердитого багрового моря. Одно грузовое и три рыбачьих судна стояли в гавани. На другом конце города, возле аэропорта, новые многоквартирные дома выстроились вдоль моря, напоминая Копакабану.

Нас загнали в здание аэровокзала, чтобы проверить наши туристские карты. Мальчик продавал — или пытался продать — куклы, висевшие на веревочках. Голые руки продавца были тоненькими, как у кукол.

Очередь медленно двигалась в духоте. Наконец и я подошел к похожему на кафедру столу, где восседал человек в рубашке с открытым воротом. Его лицо, покрытое оспинами, сделало вопрос, который он мне задал, весьма актуальным:

— Certificado de vacunation senor[6].

Прививку я не сделал. Меня об этом не предупредили. Признаваться было глупо, но я именно так и поступил. Он наклонился ко мне и произнес не в гневе, но в печали:

— Вы должны сделать прививку. Иначе я не могу позволить вам...

— Где же я ее сделаю?

— Прямо здесь.

Он вызвал служащего в форме оливкового цвета, который отвел меня в комнату в дальнем крыле. Смуглая полная женщина, сидевшая за столом, одарила меня материнской улыбкой. Белая каменная стена за ее спиной была вся в трещинах.

— Прививка?

— Увы.

Она записала на карточке мою фамилию и адрес.

— Не бойтесь. Это не больно. Я делаю хорошо. Пожалуйста, снимите пиджак и засучите левый рукав.

Ловким ударом она вогнала иголку.

— Вы храбрый, — заметила она. — Кое-кто падает в обморок.

— Вы хорошо говорите по-английски.

— Почему бы и нет? Я шесть лет проработала во Фриско младшей медсестрой, а потом поступила на курсы. В Лос-Анджелесе у меня живет дочь, она замужем. Можете опустить рукав. Реакция наступит завтра.

— И много вы делаете таких прививок? — спросил я, застегнув рукав и надевая пиджак.

— Две-три в день, а когда и больше. Правительство относится к этому очень серьезно. Приезжие либо забывают свои справки, либо вообще не знают про прививки. В Лос-Анджелесе аэропорт так перегружен, что некому и сообщить.

А вдруг повезет, решил я и спросил:

— Пару месяцев назад приезжал сюда один мой приятель из Лос-Анджелеса. Интересно, ему вы тоже делали прививку?

— Какой он из себя?

Я описал Берка Дэмиса.

Она задумчиво скривила рот.

— Вроде делала. У него такие же мощные бицепсы, как у вас. Но ему не понравилось, что надо сделать укол. Изо всех сил пытался отвертеться.

— Когда это было?

— Если скажете его имя, могу сообщить точную дату.

— Квинси Ральф Симпсон.

Открыв один из ящиков стола, она начала просматривать картотеку, затем извлекла одну из карточек.

— Вот, пожалуйста. Симпсон. Двадцатого мая.

Это означало, что Берк Дэмис прибыл в Мексику через два дня после того, как настоящий Ральф Симпсон в последний раз приехал домой. И еще это означало, что Симпсон скорее всего был убит между восемнадцатым и двадцатым мая — возможно, тем человеком, что воспользовался его именем.

— Очень симпатичный молодой человек, — сказала женщина. — Когда я сделала ему прививку, мы очень мило побеседовали.

— О чем?

— О том, что у меня в Лос-Анджелесе дочь. Еще он интересовался, не от землетрясения ли это. — Она показала рукой на трещины в стене.

— Я хотел спросить то же самое.

— Это не землетрясение. Это ураган. Он чуть не вырвал из земли эту часть здания. Вы не поверите, что его построили десять лет назад.

Снова возник человек в оливковой форме, приведший новых жертв, супружескую парочку, ссылавшуюся на то, что их предупреждали: все формальности можно уладить непосредственно в Мехико-Сити. Женщина одарила их материнской улыбкой.

Глава 9

Когда мы сели в Гвадалахаре, начался ливень, словно наш самолет прорвал перепонку в нижних слоях атмосферы. Пока мы шли от самолета к зданию аэропорта, я держал над головой газету, но все равно промок насквозь и одежда липла к телу.

Обменяв мокрые доллары на сухие песо, я попросил кассира подыскать мне таксиста, говорящего по-английски. Тот перепоручил это носильщику, вскоре вернувшемуся с человеком в пластиковом плаще, улыбавшимся из-под мокрых усов.

— Куда прикажете, сэр?

— В Ахихику, если там есть отель.

— Есть, сэр, и очень симпатичный.

Через покрытую лужами стоянку он провел меня к почти новой «симке». Я сел на переднее сиденье.

— Мокрая погодка!

— Да, сэр.

Около получаса он угощал меня отрывками своей биографии. Как и медсестра, он выучил английский, когда жил в Центральной долине.

— Я был мокроспинником[7], — сообщил он не без гордости. — Трижды переходил границу. Дважды меня ловили и возвращали обратно на автобусе. Третий раз повезло, я добрался до Мерседа. Там и работал на полях четыре года. Знаете Мерсед?

— Знаю. Как условия труда?

— Не очень. Но платили хорошо. Я заработал достаточно, чтобы вернуться домой и завести свое дело. — Он похлопал по рулю «симки».

Черные холмы остались позади, мы выехали к озеру. Тускло заблестела водяная гладь, испещренная волнами. Из-под самых фар врассыпную бросилась стайка ослов. Я глянул на них в заднее стекло, залитое потоками дождя: они казались странными карикатурами на лошадей.

Из темноты впереди стали выступать башни церкви, а за ними дома пониже. Дождь лил не так сильно, а когда мы доехали до городка, и вовсе прекратился. Хотя был уже одиннадцатый час вечера, у дверей домов копошилась детвора. Взрослые прогуливались по моментально просохшим улицам, мощенным булыжником.

На углу центральной площади старуха в платке продавала что-то вроде рагу из большого горшка, стоявшего на деревянном столике. Я успел почувствовать странный пряный запах кушанья, когда мы проезжали мимо: в этом запахе была надежда и сомнения. Короче, запах Мексики.

Когда мы оказались в posada[8], я почувствовал себя ближе к дому. Ночной портье оказался американцем средних лет по имени Стэси. Он обрадовался моему появлению. Вестибюль с колоннами имел запущенный вид. Стэси, я и мой таксист, зашедший в отель, были единственными живыми существами в обозримом пространстве.

Стэси обхаживал меня так, словно совмещал в себе весь обслуживающий персонал отеля.

— Ну, разумеется, для вас найдется место, мистер Арчер, — говорил он. — Можете выбирать любой из очень милых отдельных домиков.

— Мне все равно. Я проведу, скорее всего, одну ночь.

Это сообщение не обрадовало его, но он вежливо сказал:

— Сейчас вышлю человека за вашим багажом.

— У меня нет багажа.

— Но вы промокли насквозь.

— Знаю, но мой костюм быстро сохнет.

— Нельзя же, чтобы он сох на вас. — Он сочувственно поцокал языком. — Послушайте, мы же с вами почти одного роста. Могу одолжить вам брюки и свитер. Если вы, конечно, не хотите сразу же завалиться спать.

— Нет, пока не собираюсь. Вы очень любезны.

— Для соотечественника я готов на все, — усмехнулся он, но в общем-то не шутил.

Через мокрый от дождя сад он провел меня к одному из коттеджей. Домик был чистый, просторный, с камином. Прежде чем уйти, Стэси предупредил меня, что пользоваться можно только кипяченой водой и для питья, и для чистки зубов. Я зажег камин и повесил сушиться мокрый пиджак на крючок над каминной полкой.

Вскоре вернулся Стэси с охапкой сухой одежды.

Его крупное лицо с пористой кожей светилось от щедрости и пропущенного между прочим стаканчика. Фланелевые брюки оказались чуть широковаты в поясе. Я подпоясался своим ремнем и надел голубой свитер Стэси с высоким воротом. Слева, где сердце, было вышито большое "С", наподобие мишени. От свитера пахло тем сосновым дезодорантом, что навязывают покупателям, желающим выглядеть настоящими мужчинами.

— А вам идет, — заметил Стэси.

Он смотрел на меня с завистью. Возможно, он видел во мне самого себя с татией поуже, плечами пошире и десятью лишними годами, которые можно прожить по-другому. Узнав, что я собираюсь в город, он еще больше расстроился, ибо предвкушал разговор о смысле жизни у камина.

Стэси знал, где живут Хэтчены, и объяснил таксисту по-испански, как проехать. Мы оказались на улице без названия. На стене углового дома краской было выведено: «Crisuanismo si. Communismo no»[9]. Писал непрофессионал.

Ворота дома Хэтченов были заперты на ночь. Прежде чем хозяева отозвались, пришлось долго стучать. Впрочем, это было не единственным нарушением ночной тиши. Дальше по улице в доме орало радио, зацокали копыта, причудливо заржал осел. Часы для тех, кто не расслышал. Взвизгнула свинья.

Приоткрылась верхняя часть плетеных ворот, и в лицо мне ударил свет фонарика.

— Queries?[10] Вы американец?

— Да. Меня зовут Арчер. А вы мистер Хэтчен?

— Доктор Хэтчен. Мы вроде бы не знакомы. Что случилось?

— Ничего особенного. Дочь вашей жены Гарриет сбежала с молодым человеком Берком Дэмисом, которого вы, наверное, знаете. По просьбе полковника Блекуэлла я приехал сюда, чтобы понять, что собой представляет этот Дэмис. Готовы ли вы и миссис Хэтчен ответить на мои вопросы?

— Думаю, что да. Приходите утром.

— Утром меня уже здесь не будет. С вашего позволения я бы сделал это сейчас. Я постараюсь быть кратким.

— Хорошо.

Хэтчен стал отпирать ворота, а я расплатился с таксистом. Хэтчен повел меня через сад по мощенной кирпичом дорожке. Фонарик освещал выбоины. Худой стареющий человек ступал с немалым трудом.

Перед фонарем у входа в дом он остановился:

— Что именно вы имели в виду, сказав, что Гарриет сбежала с Берком Дэмисом?

— Она собирается за него замуж.

— Что тут плохого?

— Все зависит от того, что мне удастся про него узнать. Я уже натолкнулся на кое-что сомнительное.

— Например? — На остром сморщенном лице пронзительно блеснули глаза.

— По-видимому, он приехал сюда под чужим именем.

— Такое бывает. Леса вокруг озера Чапала кишат людьми, живущими инкогнито. Но вы входите. Жене будет интересно.

Он включил свет в крытой галерее, через которую провел меня в комнату. На кушетке сидела в элегантной позе женщина, ее светлые волосы были затейливо причесаны, черный халат подчеркивал белизну и пухлость плеч. Время слегка размыло безупречные линии шеи и подбородка.

— Мистер Арчер. Моя жена Полина, — гордо возвестил Хэтчен.

Она пожала мне руку с видом королевы, лишенной трона, и не отпускала, зажав с помощью приема восточной борьбы, пока я не сел рядом на диван.

— Присаживайтесь, — сказала она, что было уже необязательно. — Чем обязана?

— Мистер Арчер — эмиссар старины Марка, — подсказал муж.

— Какая прелесть! Что же на сей раз задумал старина Марк? Подождите, не говорите! Попробую угадать! — Она поднесла палец к носу. — Его волнует судьба Гарриет, так?

— В самое яблочко, миссис Хэтчен.

— Старая история, — произнесла она с кислой улыбкой. — Он всегда кудахтал вокруг нее, словно наседка.

— Гарриет сбежала с Дэмисом, — вставил Хэтчен.

— И правильно сделала. Рада, что у нее хватило отваги. Раньше ей сильно недоставало отваги и стойкости матери. — Она подняла вверх палец. — Мы с Кейтом собирались выпить на сон грядущий. Не присоединитесь?

Муж, все еще стоявший посреди комнаты, удивленно сказал:

— Ты уже выполнила сегодняшнюю норму, дорогая. Помнишь, что говорил доктор?

— Доктор в Гвадалахаре, а я здесь.

— Но и я здесь.

— Тогда не будь занудой и принеси нам выпить. Ты не забыл, что я люблю?

Он пожал плечами и обратился ко мне:

— А вы что будете пить?

— Виски.

— Я бы порекомендовал джин. Он здесь лучше.

— Прекрасно, тогда джин с тоником.

Он вышел из комнаты, бросив тревожный взгляд на жену, словно та замыслила побег. Она же направила все свои чары на меня.

— Вы, наверное, думаете: что за мать, которой наплевать на то, как идут дела у дочери! Но я беженка. Я давно сбежала от Марка, от его образа жизни. Мы не виделись тринадцать лет, и слава Богу! Я перевернула страницу, начала новую главу. Главу о любви и свободе. — Романтика задребезжала в ее голосе, напомнив плохо настроенную эолову арфу.

— Мне не очень понятно, почему вы от него ушли.

Мои слова ее не удивили.

— Брак был ошибкой. У нас мало общего. Я всегда любила людей веселых, понимающих толк в жизни. — Она покосилась на меня. — Вы производите впечатление человека, умеющего жить. Странно, что вы приятель Марка. Он проводил досуг, сочиняя историю рода Блекуэллов. Вы представляете?

— Я не говорил, что я приятель Марка.

— Но разве он вас не прислал?..

— Я частный детектив, миссис Хэтчен. Он нанял меня выяснить, кто такой Берк Дэмис. Надеюсь, вы не откажетесь помочь.

— Я его плохо знала. Хотя Гарриет влюбилась в него по уши. С первого взгляда.

— Когда был брошен первый взгляд?

— Месяц назад. Почти сразу после ее приезда. Я ей так обрадовалась. Потом наступило небольшое разочарование...

— Почему?

— По разным причинам. Я очень надеялась, что она преодолеет стадию гадкого утенка. В какой-то степени это произошло. Она ведь моя дочь! — Ее неугомонный палец уперся в лоб, потом съехал по носу мимо рта к подбородку, задорно при этом вскинувшемуся. — Меня очень огорчало, что между нами так мало общего. Мы очень старались, чтобы ей было у нас хорошо, но не прошло и недели, как она от нас ушла.

— К Дэмису?

— На такое она не пошла бы! Она воспитана в старых традициях. Она сняла коттедж у озера. У Дэмиса, похоже, тоже был домик где-то рядом. Они явно проводили большую часть времени вместе.

— Вы знали до этого Берка Дэмиса?

— Нет, она встретилась с ним не у нас. Мы, конечно, видели его мельком пару раз, но познакомила нас Гарриет. Это случилось через несколько дней после ее приезда.

— А где вы до этого его видели?

— В основном в «Кантино». Там, наверное, и Гарриет его встретила. В «Кантино» околачиваются все эти свободные художники.

— Значит, вы встречали его в «Кантино» до того, как он и Гарриет познакомились?

— Да, несколько раз. Он хорош собой, его сразу заметно.

— Он называл себя Берком Дэмисом?

— Наверное. Можете спросить людей из «Кантино». Это дальше по нашей улице.

— Спрошу. Пытался ли Дэмис познакомиться с вами до приезда Гарриет?

— Нет, мы его совсем не знали. — Ее глаза внезапно сузились. — Не хочет ли Марк повесить на нас...

— Нет, просто мне хотелось бы знать, не наметил ли Дэмис себе в жертвы Гарриет еще до того, как она здесь появилась.

— Наметил в жертвы?

— Как богатую невесту.

— От нас он не получал такой информации, если вы это имеете в виду.

— Значит, у вас нет сведений, что он искал с ней встречи?

— Сомневаюсь. Он подцепил ее в «Кантино», и бедняжка была на седьмом небе от счастья.

— Почему бедняжка?

— Мне всегда было жаль Гарриет. Ей досталось и от меня, и от отца. Конечно, это выглядит с моей стороны эгоизмом — бросила Гарриет, когда она была маленькой. Но у меня не было иного выбора, если я хотела спасти душу.

Я задал себе вопрос, удалось ли это ей, и надеялся, что она пояснит свои слова. В ее глазах появилось жесткое выражение человека, в жизни которого были всякие перемены, кроме перемен к лучшему.

— Короче, я получила развод в Рино. Мне очень не хотелось так поступать. При мысли, что я бросаю дочь, у меня сердце кровью обливалось. Но Гарриет была папиной дочкой. Мне ничего не оставалось делать — разве что убить ее отца. И эта мысль приходила мне в голову, но развод в Неваде все же выглядел цивилизованнее. Кейт, — она махнула рукой в сторону кухни, где муж колол лед, — побывал в Неваде по тому же поводу. Куда это он запропастился?

— Может, он дает нам возможность поговорить?

— Наверное. Он такой тактичный! С Кейтом я была счастлива, учтите! — Это прозвучало как вызов. — Но не думайте, что я не чувствовала вины перед дочерью. Это чувство только усилилось, когда она к нам приехала в прошлом месяце. Она чего-то от меня хотела — очень хотела. Того, что я не могла ей дать, а если бы дала, то она отказалась бы принять. Гарриет все еще винит меня за то, что я бросила отца в беде, это ее выражение. Я пыталась все объяснить, но она не желала слышать никаких упреков в адрес отца. В ее жизни он был главным. Она закатила мне истерику, а я, признаться, ответила тем же. Разгорелся скандал, и она от нас ушла.

— Похоже, это и толкнуло ее к Дэмису. Такие, как он, поджидают девушек и женщин, оказавшихся без поддержки родных и близких.

— Вас послушать, так он большой хитрец.

— Он и есть хитрец. Имя Квинси Ральфа Симпсона что-нибудь вам говорит? Квинси Ральф Симпсон.

Она покачала головой, и ее прическа рассыпалась. Казалось, все в ней держится при помощи шпилек.

— Я обязана знать это имя?

— Нет, я вовсе не ожидаю этого от вас.

— Какое имя? — спросил от дверей ее муж. Он вошел с медным подносом ручной работы, на котором три бокала с розовым питьем составили треугольную композицию.

— Имя, под которым Берк Дэмис пересекал границу. Квинси Ральф Симпсон.

— Первый раз слышу.

— О нем трубят калифорнийские газеты.

— Но мы их не читаем. — Он галантно вручил мне бокал. — Мы успешно скрывается здесь от калифорнийских газет, атомных бомб и подоходного налога.

— И дорогих спиртных напитков, — подхватила его супруга, как актриса в водевиле.

— Этот джин обходится мне в сорок американских центов за литр. А впрочем, сколько бы ни стоил... Салют! — Он поднял бокал.

Я отпил из своего. Джин был неплохой, но теплей от него не стало. От комнаты и ее хозяев веяло холодом. Хэтчены напоминали перелетных птиц, присевших отдохнуть, утративших чувство дома, завороженных идеей вечного полета — на одном месте. По крайней мере, такая картина рисовалась мне через дно стакана с джином.

Я поставил стакан и встал. Поднялся и Хэтчен.

— Так что там насчет этого Симпсона и газет?

— Месяца два назад его закололи ледорубом. А на прошлой неделе был найден труп.

— Говорите, Дэмис воспользовался его именем?

— Да.

— Его подозревают в убийстве Симпсона?

— Да. Это я его подозреваю.

— Бедняжка Гарриет, — сказала Полина и отпила из стакана.

Глава 10

Ресторан «Кантино» состоял из нескольких сообщающихся залов и выглядел так, словно раньше это был частный дом. В половине двенадцатого во вторник он снова стал частным домом. В углу у эстрады сидел крупный человек с прядями падавших на воротник длинных седых волос и выпивал. Кроме него, в зале не было ни души.

По стенам висели небольшие картины — работы маслом. Точки, пятна, завихрения, квадраты, похожие на те, что мелькают перед глазами, когда засыпаешь или просыпаешься. Мне показалось, что Дэмис где-то близко. Переходя от картины к картине, я надеялся узнать его руку — или увидеть подпись.

— Las pinturas[11] продаются, сеньор, — раздалось у меня за спиной.

Я обернулся. Говорил молодой официант-мексиканец. У него был перебитый нос, плотно сжатые, как от обиды, губы и смышленые черные глаза.

— Простите, но я не покупаю картины.

— Никто никогда их не покупает. Каркнул ворон: «Никогда».

— Читали По?

— В школе, сеньор, — улыбнулся он. — «У моря на крае земли я девушку знал, я ее назову Аннабель Ли». Учился сам, хотел стать преподавателем, но отец разорился — и вот, пожалуйста! Денег нет, работы мало. Туристов по пальцам перечесть.

— Почему?

— Кто нам расскажет о повадках перелетных птиц? Знаю одно: трудно жить, честно зарабатывая свой хлеб. Я попробовал заняться боксом, но это оказалось не по моей части. — Он дотронулся до поврежденного носа. Свою биографию он выложил легко и быстро. Я ожидал завершающего аккорда — просьбу о вспомоществовании. Впрочем, он мне понравился. Его лицо было озарено каким-то странным светом, словно в его глазах собрались воедино разбросанные огоньки этого темного города.

— Не желаете ли что-нибудь выпить, сеньор?

— Разве что пива.

— Темного, светлого?

— Светлого.

— Отлично! Темного у нас все равно нет. Наши запасы — три бутылки светлого и литр текилы. Лед кончился. Но пиво холодное. Я его припрятал.

Он улыбнулся, зашел в боковую дверь и вернулся с бутылкой и стаканом. Потом виртуозным движением наполнил стакан.

— Хорошо наливаете!

— Да, сэр! Я умею делать мартини, «Маргариты», другие коктейли. Иногда меня нанимают работать на приемах, там-то я и выучился болтать по-английски. Если вашим друзьям понадобится первоклассный cantinero[12], передайте, что Хосе Перес из «Кантино» всегда к их услугам.

— Боюсь, в этих местах у меня нет друзей. — Вы турист?

— Отчасти. Я здесь проездом.

— Художник, por ventura?[13] — осведомился он, покосившись на свитер с буквой "С". — У нас здесь раньше бывало много художников. — Он посмотрел в угол, где маячила одинокая фигура. — Мой хозяин тоже художник.

— Я бы хотел с ним поговорить.

— Я передам ему, сеньор.

Хосе быстро подошел к длинноволосому и что-то сказал ему по-испански. Тот взял свой стакан и побрел ко мне так, словно был по колено в воде или по брови в текилье. Вязаный пояс с серебряной пряжкой разделял его огромный живот на два полушария.

— Мои маленькие глазки заприметили соотечественника из Штатов! — сказал он.

— Они вас не обманули. Кстати, меня зовут Арчер. — Он покачивался надо мной, словно Пизанская башня. — Почему бы вам не присесть?

— Спасибо. — Он опустился в кресло. — Я Чанси Рейнольдс. Никакого отношения к Джошуа Рейнольдсу, хоть и балуюсь живописью. Я всегда считал сэра Джошуа сначала критиком и только потом художником. Вы со мной не согласны? — Он подался вперед с воинственным видом.

— Даже не знаю, что и ответить, мистер Рейнольдс. Я не специалист.

— А я решил, что вы специалист, раз заинтересовались картинами. Приятно видеть покупателя.

— Куда делись прочие покупатели?

— Ou sont les neiges d'anlan[14]. Когда я купил ресторан, он ломился от посетителей. Я решил, что набрел на золотую жилу. — Он взглянул на свои ручищи так, словно был удивлен, что в них ничего нет. — Затем люди перестали приходить. Если ручеек совсем пересохнет, я закрою ресторан и снова начну писать картины. — Казалось, он предъявил сам себе ультиматум.

— Вы зарабатываете на жизнь живописью?

— Я пишу картины. Слава богу, у меня есть иной доход. Кто нынче зарабатывает живописью? Чтобы картины начали приносить доход, надо сперва помереть. Ван Гог, Модильяни — все великие сначала отдали Богу душу...

— Как насчет Пикассо?

— Исключение, только подтверждающее правило. — Он поднял стакан и отпил. — А вы что поделываете, мистер Арчер?

— Я детектив.

Он брякнул стакан на стол. Его налитые кровью глазки недоверчиво уставились на меня. Так раненый бык смотрит на querencia[15]. Что, Гледис послала? Откуда она узнала, где я?

— Я не знаю никакой Гледис.

— Честно?

— И от вас слышу впервые. Кто такая Гледис?

— Моя бывшая жена. Развелся с ней в Хуаресе. Но в штате Нью-Йорк этого не признали. Потому-то, дружище, я здесь застрял на всю оставшуюся жизнь. — У него это прозвучало как «надолго».

— Меня интересует молодой человек по имени Берк Дэмис.

— За что его разыскивают?

— Его никто не разыскивает.

— Не надо заливать. Я достаточно прочитал детективов долгими бессонными ночами и по лицу могу сказать, кто есть кто. У тебя вид сыщика, готового схватить за руку подлого негодяя.

— Красиво изъясняетесь, мистер Рейнольдс. Вы знали Дэмиса?

— Отдаленно. Он заходил сюда еще до того, как я влип с этой верандой... тьфу!.. арендой. — Он подался вперед, и его длинные пряди взметнулись и упали, как сломанные крылья. — Почему, по-твоему, они перестали сюда приходить? Скажи мне, беспристрастный и зоркий наблюдатель. У меня что, отпугивающая внешность?

— Хосе говорит, с этим сейчас всюду туго, — уклончиво сказал я. — Загадочные законы жизни перелетных птиц.

Он обернулся, посмотрел на Хосе, который стоял, облокотившись о стену, подозвал его и велел еще налить. Хосе наполнил его стакан из бутылки с текильей.

— Вы когда-нибудь общались с Дэмисом?

— Так, говорили о пустяках. Симпатичный парень, но мы знакомы отдаленно. Он бывал здесь с приятелями. Он все еще в Ахихике?

— Нет, а с какими он бывал приятелями?

— Чаше всего с Биллом Уилкинсоном.

— А где мне его найти?

— В «Уголке». Говорят, он теперь там обосновался после того, как мы с ним немножко повздорили.

— Из-за чего же?

— Не столько с ним, сколько с миссис Уилкинсон. Она из тех штучек, что мнят себя коллекционерами, потому что у них водятся деньги. Я сообщил ей, куда она может засунуть свои деньги, чтобы они не пропали. И Биллу то же самое посоветовал. Я не женоненавистник, но...

— Как и Берк Дэмис. Вы видели его с женщинами?

— Постоянно. Берк часто проводил время с Анной Касл. Еще до того, как он познакомился с блондинкой, как там ее... — Он вступил в отчаянную схватку с памятью.

— Не важно. Кто такая Анна Касл?

— У нее художественный салон на той стороне площади. А у Дэмиса рядом была студия. Соседство и сделало свое черное дело. Анна вполне ничего, если вам нравятся серьезные смуглянки. Но потом появилась большая блондиночка, и он бросил Анну.

— Что значит «большая блондиночка»?

— Крупное тело, но мелкая личность. Она еще не стала женщиной. — Глоток текилы освежил его красноречие. — Когда станет, из нее, может, что-то и получится. Красота не в чертах лица, но в душе! Потому-то так трудно писать портреты.

— Вы очень наблюдательны. — Я решил, что немножко лести не повредит.

— Люблю изучать людей, дружище. Если ты и правда детектив, то должен меня понять.

— Я следопыт, — сказал я. — Похоже, вы неплохо присмотрелись к блондинке.

— О да! Как там ее звали... Мисс Блекуэлл вроде бы. Нас недавно познакомила ее мамаша. Мне всегда нравились высокие, потому что я и сам не карлик. В Гледис, между прочим, почти шесть футов, mirabile dictu[16]. Когда-то она блистала на Бродвее, но я, болван, вытащил ее оттуда и сделал натурщицей. В результате я теперь гнию в своем личном Бауэри[17]. — Он обвел взглядом пустой зал.

— Спасибо за информацию. Не скажете, как попасть в «Уголок»?

— Конечно, скажу, но послушай — мы хорошо сидим. Допивай свое пиво, и я велю Хосе сделать тебе настоящую выпивку. Где Хосе?! Хосе!

— Не стоит беспокоиться. Я хочу переговорить с Биллом Уилкинсоном.

— Ну смотри. — Он неуклюже поднялся на ноги. — Не хочешь рассказать мне, что все-таки стряслось?

— Я мог бы кое-что присочинить, но это займет много времени. — Я вытащил бумажник. — Сколько с меня за пиво?

— Нисколько! — Он сделал величественный жест рукой, отчего чуть не потерял равновесие. — Ты мой гость. Я не могу взять с тебя денег. Сдается мне, ты принесешь удачу.

— Пока мне это не удавалось, мистер Рейнольдс.

Он объяснил мне, как пройти в «Уголок», и я двинулся в путь по ночным улицам. Дети разбежались по домам, прохожих попадалось мало — в основном мужчины. В своих накидках и высоких конусообразных шляпах они смахивали на заговорщиков. Однако когда я сказал очередной стайке: «Buenas noches»[18], вдогонку услышал хоровое: «Buenas noches».

Глава 11

«Уголок» был уже закрыт. Руководствуясь интуицией и боем городских часов, отбивающих четверти, я вернулся на главную площадь. Там не было ни души, не считая человека за решеткой местной тюрьмы, состоящей из одной камеры-клетки.

Под взглядом его индейских глаз я обошел площадь. Уже описав было полный круг, я обнаружил на доме вывеску, написанную по-английски: «Изделия местных художественных промыслов. Салон Анны Касл». Ставни были закрыты, но из-под них выбивался свет и доносились какие-то размеренные звуки.

Когда я постучал в ставень, звуки прекратились. По камням зацокали каблучки, и тяжелая дверь со скрипом отворилась. На меня смотрела миниатюрная женщина. — Что вам угодно? Уже поздно.

— Я понимаю, мисс Касл. Но я улетаю завтра утром, а поскольку вы не спите, я решил...

— Я знаю, кто вы такой. — В ее голосе была укоризна. — В вашем городке новости узнают мгновенно. — А вы как думали! Поверьте мне, вы зря тратите время. Берк Дэмис уже давно уехал. Я действительно какое-то время сдавала ему студию. Но мне нечего вам рассказать о нем.

— Странно. Вы меня никогда не видели, но все обо мне знаете.

— Ничего странного. Официант из «Кантино» мой знакомый. Я научила ткать его сестру.

— Мило с вашей стороны.

— Это естественная часть моей жизни и моей работы. А вы вот нечто инородное. И если вы уберете с порога вашу ножищу, я смогу вернуться к ткацкому станку.

Я не шелохнулся:

— Работаете допоздна?

— Я работаю все время.

— Я тоже, когда расследую дело. Вот мы нашли что-то общее. Мы в чем-то схожи.

— Даже не знаю, в чем именно.

— Нас обоих волнует судьба Берка Дэмиса.

— Волнует! Меня? — В ее голосе зазвенел металл. — Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я тоже, мисс Касл. Может, вы мне все расскажете?

— Ничего я вам не скажу.

— Вы любите Берка Дэмиса?

— Конечно, нет, — возразила она с таким пылом, что все сразу стало понятно. — Это самое нелепое утверждение... вопрос, который мне когда-либо задавали.

— У меня много таких нелепых вопросов. Может, разрешите войти в дом и задать их вам?

— Почему это?

— А потому, что вы серьезная женщина, а вокруг творятся серьезные вещи. Я прилетел из Лос-Анджелеса не шутки шутить.

— Что же произошло?

— Среди прочего Берк Дэмис сбежал с молодой особой, которая из-за него потеряла голову.

Анна долго молчала, потом сказала:

— Я знаю Гарриет Блекуэлл и согласна с вашей оценкой. Она эмоционально неуравновешенна и действительно потеряла из-за него голову. Тут я ничем не могу помочь и не желаю.

— Даже если ее жизнь в опасности?

— Из-за Берка? Какая ерунда.

— Это не ерунда. Я об этом много думал.

Она чуть приблизилась ко мне. Я заметил блеск в ее глазах и почувствовал ее аромат, свежий, чистый, без следов парфюмерии.

— Вы действительно приехали из Штатов, чтобы расспросить меня о Берке?

— Да.

— Он что-то сделал Гарриет?

— Не знаю. Они исчезли вдвоем.

— И вы заподозрили неладное?

— Я охотно поделюсь с вами соображениями, если и вы мне кое-что расскажете. Похоже, мы одинаково смотрим на вещи.

— Нет, вы просто приписываете мне свои слова.

— Если вы будете откровенны, я не стану этого делать.

— Пожалуй, придется так и поступить, — сказала она мне и своей собственной совести. — Входите, мистер Арчер! — Она уже знала, как меня зовут.

Я проследовал за ней в комнату в задней части магазина. В углу стоял ткацкий станок, а на нем рос кусок затейливой ткани. На стенах и на мебели были ткани похожей фактуры и великолепной расцветки.

Анна Касл тоже была по-своему великолепна. На ней была пестрая мексиканская юбка, вышитая кофточка, а в ушах — огромные золотые кольца, больше похожие на обручи. Короткая стрижка подчеркивала ее миниатюрность и своеобразие. Глаза карие, очень неглупые — и гораздо более приятные, нежели голос, которым она со мной говорила.

Мы сели на диван, и она сказала:

— Вы собирались рассказать мне, что сделал Берк.

— По психологическим соображениям я бы сперва послушал вас.

— Вы боитесь, что, выслушав вас, я вообще откажусь говорить?

— Что-то в этом роде.

— Речь идет о чем-то ужасном?

— Может быть. Пока я не знаю.

— Убийство? — Она походила на ребенка, который нарочно упоминает вслух о том, чего боится больше всего, — о мертвеце, гуляющем по чердаку, о скелете в шкафу, — желая, чтобы его утешили, сказав, что всего этого не существует.

— Не исключено. А почему вы допускаете такую возможность?

— Вы же сами сказали, что Гарриет Блекуэлл в опасности.

— И все?

— Конечно. — Скелет напугал ее. Она прикрыла свое паническое бегство протестом. — Вы явно ошибаетесь. Они так любят друг друга. Да и Берк не способен на насилие.

— Вы хорошо его знали, мисс Касл?

Она заколебалась:

— Вы уже спрашивали, не была ли я в него влюблена.

— Извините за глупый вопрос.

— Мне все равно. Но неужели это так заметно? Или Чанси Рейнольдс нафантазировал?

— Он только сказал, что вы часто бывали вместе, пока на сцене не появилась Гарриет Блекуэлл.

— Да. С тех пор я пытаюсь выкинуть его из головы. Без особого успеха. — Она поглядела на станок в углу. — Зато я хорошо поработала.

— Может, вы расскажете все с самого начала?

— Если вы настаиваете. Хотя непонятно, чем это может вам помочь.

— Как вы познакомились?

— Самым обычным образом. Как-то он зашел ко мне в магазин — на следующий день посте приезда. Ему не нравилась его комната в отеле из-за плохого освещения. Он искал место, где мог бы работать. Он сказал, что долго был лишен возможности заниматься живописью, и теперь горел желанием скорей начать. У меня есть студия, которой я не пользовалась, и я согласилась сдать ему ее на месяц.

— Он сам попросил на месяц?

— На месяц-другой. Мы не уточняли.

— А сюда он приехал месяца два назад, так?

— Ровно два месяца. Когда я думаю, что произошло за это время... — В ее глазах отразились все эти перемены. — Так или иначе в тот самый день мне пришлось срочно уехать в Гвадалахару. У одной из моих учениц разыгрался ревмокардит, потребовалась срочная медицинская помощь. Берк поехал со мной, и меня удивило, как бережно он обращался с девочкой. Это одна из моих лучших учениц. Мы отвезли ее в больницу и зашли в ресторанчик. Там и разговорились.

Он рассказывал мне о своих творческих замыслах. Он работает в абстрактной манере, пытается с ее помощью лучше понять и точнее выразить жизнь. Он говорил, что большинство американцев подсознательно переживают трагедию, не подозревая, что страдают, не понимая причин страдания. Он убежден, что дело в сексуальной жизни... — Она внезапно покраснела. — Для художника он очень красноречив.

— Я этого не заметил, — сказал я. — А кто платил?

Она покраснела еще сильней.

— Вы успели его неплохо узнать. Ну, я платила. У него не было денег. Потом мы зашли в магазин для художников, и он взял там красок на четыреста песо — тоже за мой счет. Он не просил, я сама предложила... в долг.

— Он вернул долг?

— Конечно.

— До того как познакомился с Гарриет или после?

— До того. По крайней мере, за неделю.

— Как он раздобыл деньги?

— Продал картину Биллу Уилкинсону, точнее, его жене. У нее есть деньги. Я пыталась убедить его не продавать картину или, на худой конец, продать ее мне, но он твердо решил продать картину ей, а она — купить. Она заплатила ему тридцать пять тысяч песо, чего я не могла себе позволить. Потом он жалел, что продал, пытался выкупить картину у Уилкинсонов. Они даже повздорили из-за этого.

— Когда это случилось?

— Недели две назад. Я слышала, как об этом говорили. Мы с Берком уже не разговаривали, а с Уилкинсонами я отношений не поддерживаю. Билл Уилкинсон — алкоголик. Он женился на женщине много старше себя и живет на ее счет. — Она вдруг замолчала, видно почувствовав, что сказанное может иметь отношение к ней самой и к Дэмису. — Это опасные люди.

— Насколько я понимаю, Билл Уилкинсон был главным приятелем Берка?

— Некоторое время. Билл Уилкинсон обладает прекрасным нюхом на слабости других, и на какое-то время Берк оказался у него в плену.

— Не наоборот?

— Это не тот случай. Что человек типа Берка может получить от Уилкинсона?

— Он продал его жене картину за тридцать пять тысяч.

— Это хорошая картина, — возразила Анна, — стоит дороже. Берк не склонен переоценивать свое творчество, но и он признал, что получилось настоящее трагическое полотно, то, чего ему очень хотелось добиться. В отличие от остальных его вещей эта написана в традиционной манере.

— Да?

— Это портрет, — пояснила Анна Касл. — Портрет очаровательной девушки. Он назвал картину «Портрет незнакомки». Я спросила его, знал ли он когда-нибудь такую женщину. Он ответил, что, может, знал, а может, придумал.

— А вы что по этому поводу думаете?

— Думаю, что знал и написал портрет по памяти. В жизни не видела, чтобы художник работал с таким остервенением. Вкалывал по двенадцать — четырнадцать часов в день. Мне буквально приходилось силком заставлять его делать перерывы, чтобы поесть. Я входила в студию с comido[19], а он работал, обливаясь слезами и потом. Он писал до изнеможения, а потом шел в город и напивался. Поздно ночью я укладывала его спать, а рано утром он вставал и снова шел работать.

— Он задал вам хлопот!

— Это было прекрасное время, — горячо возразила Анна. — Я любила его, да и сейчас люблю.

Это было серьезное признание. Если внутри и бушевала истерика, Анна прекрасно держала себя в руках. Все было нормально, если не считать того, что она работала как одержимая.

Мы сидели и натянуто улыбались друг другу. Анна была привлекательной женщиной, в ней была какая-то удивительная открытость, которая облагораживает черты. Я вспомнил слова, сказанные в припадке пьяной мудрости Чанси Рейнольдсом о Гарриет: она не стала женщиной. Анна Касл была настоящей женщиной.

Я слишком долго таращился на нее. Анна встала и как птичка порхнула к бару у стены.

— Не желаете чего-нибудь, мистер Арчер?

— Нет, спасибо, у меня трудная ночь впереди. После того как мы с вами обо всем переговорим, я пойду еще к Уилкинсонам. Кроме того, мне хотелось бы взглянуть на портрет.

Она резко захлопнула дверцу бара:

— Разве мы не закончили?

— Боюсь, что нет, мисс Касл.

Она снова села на диван.

— Что вам еще угодно?

— Мне по-прежнему непонятно, кто такой Берк Дэмис. Он когда-нибудь рассказывал вам о своем прошлом?

— Очень мало. Он откуда-то со Среднего Запада. Учился в нескольких художественных школах.

— Он их не называл?

— Если и называл, то я не запомнила. Вроде бы упоминал Чикаго. Он хорошо знает картинную галерею Чикагского института искусств. Но ее знают очень многие.

— Где он жил до приезда в Мексику?

— В Соединенных Штатах, в самых разных местах. Как и большинство из нас.

— Вы имеете в виду большинство из здешних американцев?

Она кивнула:

— Это наш пятьдесят первый штат. Пожив в остальных пятидесяти, мы приезжаем сюда.

— Мы знаем, что сюда Берк приехал из Калифорнии. Он не упоминал округ Сан-Матео или район Залива?

— Некоторое время он жил в Сан-Франциско. Он хорошо знает Эль Греко в тамошнем музее.

— В основном он говорил о живописи?

— Он говорил обо всем на свете, — сказала Анна. — Кроме своего прошлого. Об этом он помалкивал. Говорил только, что жил трудной жизнью и что со мной он счастлив так, как до этого был счастлив в детстве.

— Почему же тогда он так внезапно бросил вас?

— Это очень трудный вопрос, мистер Арчер.

— Знаю. И прошу меня извинить. Просто мне надо понять, как возникла в его жизни Гарриет Блекуэлл.

— Не знаю, — вздохнула Анна. — Она появилась внезапно.

— Он упоминал о ней до ее приезда?

— Нет, они познакомились здесь.

— Значит, до этого они не были знакомы?

— Нет. Вы намекаете, что он ждал ее приезда или вышло что-то еще более мелодраматическое?

— Ни на что я не намекаю. Я просто задаю вопросы. Вам случайно не известно, где они познакомились?

— На вечеринке у Хелен Уилкинсон. Я там не была и не знаю, кого кому представляли и кто, так сказать, был агрессором. Я только знаю, что это была любовь с первого взгляда. — Она сухо добавила: — С ее стороны.

— А что было с его стороны?

Ее ясный лоб наморщился, на мгновение сделав ее почти уродливой.

— Трудно сказать. Когда она появилась, он отшвырнул меня, как перчатку. Забросил работу. Проводил все время с ней. Неделю за неделей. А потом они вместе уехали. Но в те моменты, когда я видела их вместе — он жил здесь же, хотя я старалась с ним не сталкиваться, — у меня создавалось впечатление, что он не слишком влюблен.

— У вас есть доказательства?

— Доказательства — слишком сильное слово. Дело в том, как он на нее смотрел и как не смотрел. Мне показалось, что он холодно делает свое дело, хотя, может я и сочиняю.

Она не сочиняла. Я хорошо помнил сцену в Малибу, когда Гарриет кинулась к нему через всю комнату.

— По-моему, вы правы, мисс Касл.

— Да? Но они разговаривали друг с другом совсем не как влюбленные. Как разговаривали мы с Берком, когда... были вместе. — Снова она наморщила лоб. — Они говорили о том, сколько у ее отца денег, какой красивый дом на озере Тахо. Больше ни о чем, — презрительно добавила она.

— А что они говорили о доме на озере Тахо?

— Гарриет описывала его так подробно, словно работала в фирме по продаже недвижимости. Может, я к ней несправедлива, но слушать это было тяжело. Она говорила о дубовых стропилах, об огромном камине, в котором можно зажарить быка, о том, какой роскошный вид на озеро открывается из окон. Самое грустное, Берк слушал эту рекламу с живейшим интересом.

— Она не собиралась его туда свозить?

— Вроде бы собиралась. Она, кажется, сказала, что это идеальное место для медового месяца.

— Это самое ценное сведение, что я от вас получил, — сказал я. — Кстати, как вам удалось это услышать?

Она смущенно подергала себя за одно из золотых колец-серег.

— Я сболтнула лишнее. Но раз уж начала признаваться выложу все. Я подслушивала. Я не собиралась этим заниматься, но он приводил ее в студию несколько вечеров подряд, и все мои добрые намерения пошли прахом. Я хотела знать, о чем они говорят. — В ее голосе послышались иронические нотки. — Она говорила, что у папаши денег куры не клюют, что у него три дома, а Берк слушал развесив уши. Может, конечно, тяжелое детство дает о себе знать...

— Самое смешное, что многие мошенники — выходцы из вполне респектабельных семей.

— Он не мошенник. Он хороший художник.

— Лично я не могу понять, кто он. И вам советовал бы не быть столь категоричной.

— Я пыталась — последние недели. Но это так трудно, если... — Она беспомощно развела руками.

— Мне бы хотелось посмотреть студию. Это возможно?

— Если это вам как-то поможет...

В дальнем углу двора, у забора, где ночевал «Фольксваген», высилось кирпичное строение с большим окном. Анна Касл открыла дверь и включила свет. В большой комнате с голыми стенами пахло дезинфекцией. Пол кафельный. Несколько явно неуместных здесь кресел, обитых свиной кожей. В углу кровать с матрасом. Единственным напоминанием об уюте были шторы на большом окне.

— Он жил очень скромно, — сказала Анна. — Как монах в келье. — Снова явная ирония. — Конечно, когда он съехал, я убрала лишнее. Это случилось неделю назад, в прошлое воскресенье.

— Но в Лос-Анджелес он вылетел в понедельник, так?

— Наверное, последнюю ночь он провел у нее.

— Они спали вместе?

— В одном помещении — да. Не знаю уж, чем они там занимались. Я не выдержала только однажды. — Сложив руки на груди, исполненная решимости никогда больше не поддаваться слабости, она стояла словно маленький монумент. — Я раздета донага перед вами, мистер Арчер. Классический случай: домовладелица, влюбившаяся в жильца и получившая отставку.

— Я вас в этом качестве не рассматриваю.

— Как же еще меня можно рассматривать?

— Удивитесь, когда услышите. Вы были замужем?

— Однажды. Окончив Вассар, я вышла за поэта. Кому рассказать! Ничего хорошего из этого не вышло.

— И вы отправились в изгнание, в Мексику?

— Все гораздо сложнее. И я не так просто устроена, — отозвалась она, загадочно улыбнувшись. — Вам, наверное, трудно понять, какие чувства у меня вызывает эта страна. Древняя, как эти горы, новая, как Эдем. Это настоящий Новый Свет, и я рада быть частью всего этого. — И, не умея отвлечься от навязчивой идеи, добавила грустно: — Мне казалось, Берк думает так же.

Я обошел комнату, заглянул в уборную. Чисто, прибрано и не за что уцепиться. Я вернулся к хозяйке.

— Дэмис что-нибудь оставил?

— Личных вещей — нет, если вы об этом. Когда он сюда приехал, у него не было ничего, и уехал он тоже налегке, если не считать кистей.

— Он приехал совсем без вещей?

— Поношенная одежда, и все. Я уговорила его сшить костюм в Гвадалахаре. Понятно, за мой счет.

— Вы для него много сделали.

— Nada.

— Он вам что-нибудь оставил?

— Мне ничего от него не нужно.

— Ну хотя бы какой-то пустяк на память, сувенир?

Она заколебалась.

— Он оставил маленький автопортрет. Эскиз. Он хотел его выбросить. Я упросила дать мне.

— Можно взглянуть?

— Пожалуйста.

Анна Касл заперла студию, и мы пошли назад в дом. В спальне на стене над гладко застеленной кроватью висел портрет в бамбуковой рамке, написанный в черно-белых тонах. Вещь была стилизована. Один глаз почему-то больше другого, но Берк Дэмис и в таком виде оставался собой. Из клубка перекрещивающихся линий он мрачно взирал на мир.

Под его взглядом Анна снова сложила руки на груди, как бы принимая вызов.

— Я хочу попросить вас об одолжении. О большом одолжении.

— Вам нужен эскиз? — спросила Анна.

— Я обязательно его верну.

— Вы уже знаете, как выглядит Берк. Вы его видели, так?

— Видал, но не знаю, кого именно.

— Думаете, у него другое имя?

— Похоже, он пользуется чужими именами — Берк Дэмис одно, Квинси Ральф Симпсон — другое. Он не пользовался при вас именем Симпсона?

Она покачала головой. В глазах появилось ожидание.

— В Мексику он приехал как Симпсон. Под тем же именем и вернулся в Штаты. Но человек, носивший это имя, погиб. Странно...

— Как он погиб? — Она чуть подалась вперед.

— Два месяца назад был заколот ледорубом — в городке неподалеку от Лос-Анджелеса. Цитрус-Хиллз. Берк не упоминал Цитрус-Хиллз?

— Никогда. — Ее руки бессильно упали, как плети. Она взглянула на кровать и присела на нее. — Хотите сказать, его убил Берк?

— Пока Берк — главный подозреваемый, точнее, единственный подозреваемый. Штаты он покинул вскоре после гибели Симпсона. Достоверно установлено, что он воспользовался его документами.

— Кто такой Симпсон?

— Маленький человек, мечтавший стать детективом.

— Он следил за Берком? — В ее голосе было напряжение. Мертвец снова гулял по чердаку. Скелет выглянул из шкафа.

— Вы уже затрагивали тему убийства, — напомнил я. — Боитесь, что Берк в нем замешан?

Она посмотрела на меня, потом на картину на стене и опять на меня. Затем сказала жалким голосом:

— Берк убил женщину?

— Вовсе не обязательно, — сказал я нейтральным тоном.

— Вы ее знаете?

— Нет, а вы?

— Он не называл ее имени, не говорил, кто она такая. Он лишь сказал... — Она выпрямилась, пытаясь привести в порядок мысли. — Сейчас я попробую восстановить его слова. Это была наша первая ночь вместе. Он много пил и был в плохом настроении. Tristesse[20] после соития — так, кажется, это называют? — Она не щадила себя. Ее пальцы теребили край покрывала. Левая рука поднялась к груди. Анна больше не смотрела на меня.

— Вы хотели сказать мне, что он говорил, мисс Касл.

— Не могу.

— В каком-то смысле вы уже все сказали.

— Мне бы лучше вообще помолчать. Брошенная домовладелица стучит на демонического любовника. Оказывается, это мое амплуа! Ну и ну! — пробормотала она и бросилась на кровать, лицом в подушку, ноги касались пола.

Ноги, кстати, были очень даже ничего. Я сразу же отметил это в мозгу и где-то еще. Меня пронзило странное чувство. Мне очень хотелось как-то утешить ее, погладить. Но я не коснулся ее и пальцем. Слишком много у нее было воспоминаний, да и у меня тоже.

Воспоминание, особенно меня интересовавшее, получилось прерывистым, полузаглушенным подушкой.

— Он сказал, что приносит своим женщинам несчастье. Он советовал мне с ним не связываться, если я не хочу, чтобы мне свернули шею, как случилось с одной из его женщин. С последней.

— Что именно произошло?

— Она была задушена. Потому-то и пришлось уехать из Штатов.

— Выходит, он виноват в ее смерти. Он в этом признался?

— Нет, прямо он ничего не сказал. Это скорее прозвучало как угроза или предупреждение. Берк бросал мне вызов. Кстати, физически он очень силен. Он мог сделать со мной что угодно.

— Он еще раз повторял это признание или угрозу?

— Нет, но я часто это вспоминала. Хотя и не заводила разговор. С тех пор я его побаивалась. Но это не мешало мне его любить. Я любила бы его, что бы он ни сделал.

— Два убийства не шутка, и далеко не каждый способен на такое.

Она оторвалась от спасительной подушки и села, пригладив сначала прическу, потом юбку. Она была бледной и растерянной, словно пережила тяжкий внутренний кризис.

— Я не верю, что Берк на такое способен.

— Все женщины говорят это о любимом человеке.

— Какие против него улики?

— То, что я вам рассказал, и то, что вы рассказали мне.

— Но это ни о чем не говорит. Он мог просто так болтать.

— Тогда, да и потом, вам так не показалось. Вы спросили меня, не идет ли тут речь об убийстве. Я вас уверяю, что оно имело место — двадцать четыре часа назад я видел тело Симпсона.

— Но вы не знаете, кто была та женщина?

— Пока не знаю. Мне неизвестно прошлое Дэмиса. Потому-то я и прилетел сюда, потому-то и хочу взять с собой картину.

— Зачем?

— В одной из лос-анджелесских газет работает мой знакомый искусствовед. Он хорошо знает работы молодых художников, со многими знаком лично. Хочу, чтобы он взглянул на портрет, вдруг назовет имя автора.

— Разве Берк Дэмис не настоящее имя?

— Если он в бегах, а так, похоже, и обстоит дело, он вряд ли пользуется своим именем. В Мексику он приехал как Симпсон. Но есть зацепка. Вы не заметили у него бритвенный прибор в кожаном футляре?

— Заметила. Это, по-моему, его единственная собственность.

— Инициалы на нем не помните?

— Нет.

— Б.К. Не сходятся с именем Берк Дэмис. С каким именем они сходятся, вот вопрос. Картина может помочь.

— Берите, — решительно сказала она. — И можете не возвращать. Зря я ее повесила. Что толку заниматься самоистязанием. — Она сняла эскиз с гвоздя и вручила мне. Потом, не переставая говорить, стала выводить меня из комнаты, а себя из болевого шока: — Я обожаю, когда меня истязают. Но если тебе так необходима хорошая порка, лучше высечь себя самой. Очень удобно, не надо нанимать специального человека...

— Вы много говорите, Анна.

— Наверное, даже слишком, да?

Но при всей говорливости она оказалась очень услужливой. Дала мне мешочек со стружками, чтобы упаковать картину. Несмотря на мои протесты, вывела на улицу свой «фольксваген» и отвезла меня к дому Уилкинсонов у озера. Был второй час ночи, но Анна сказала, что скорее всего Билл и его жена не спят. Они поздно просыпаются и пьют допоздна.

Машина свернула на аллею, ведущую к их дому. В свете фар «Фольксвагена» я открыл ворота, поверх которых была натянута колючая проволока. Анна коротко просигналила и уехала.

Я подумал, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся, — и от этого на душе было грустно.

Глава 12

В доме играла музыка. Старая романтическая мелодия двадцатых годов, приторная, как жасмин. Сад вокруг дома зарос кустами и деревьями. Затем начинался пологий спуск к озеру, поблескивающему вдали.

Я стукнулся лбом о низко висящий фрукт — скорее всего, манго. Над деревьями маленькими гроздьями сверкали звезды, словно экзотические плоды, до которых не дотянуться.

Я постучал в дверь. Заглушая музыку, крикнула женщина:

— Это ты, Билл?!

Я не ответил. Через минуту-другую дверь открылась. На пороге стояла стройная блондинка в чем-то прозрачном. В ее правой руке был револьвер калибра 0,38, нацеленный мне в живот.

— Что вам угодно?

— Немного потолковать. Меня зовут Арчер, я приехал сюда на одну ночь. Я понимаю, что не вовремя, но...

— Вы не сказали, что вам угодно!

— Я частный детектив, расследую преступление...

— У нас не совершалось преступлений, — резко возразила она.

— Преступление произошло на севере, в Штатах.

— Почему вы думаете, что мне что-то об этом известно?

— Просто мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

Отступив на шаг, она командирски махнула револьвером.

— Пройдите вон туда, где лампа, я на вас взгляну.

Я оказался в настолько большой комнате, что ее углы скрывала темнота. Из большой стереосистемы у стены ностальгическим каскадом обрушивался Гершвин. Блондинка была сильно и старомодно накрашена. В ее треугольном лице была та самая неподвижность, что часто возникает после пластической операции.

Она посмотрела мне на ноги, затем ее глаза, словно пара прожекторов, взмыли вверх, к моему лицу. Я сразу узнал этот взгляд. Я не раз видел его в старых фильмах, особенно в те годы, когда я был юным завсегдатаем кинотеатров на Лонг-Бич, а она героиней вестернов, строившей глазки лошадям и всадникам.

Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить ее экранное имя, но ничего не вышло.

— А вы ничего, — сказала она. — На вас свитер Клода Стэси?

— Он мне его одолжил. Моя одежда промокла.

— Вы друг Клода Стэси?

— Не очень близкий.

— Слава Богу. Вы на него не похожи. Вам нравятся женщины?

— Уберите пушку, и я вам скажу правду, — пообещал я с улыбкой, отнюдь не лишней в данной ситуации.

Она тоже ответила улыбкой — 1929 года рождения, выглядевшей, словно сноска в учебнике истории.

— Пусть вас не пугает револьвер. Я научилась обращаться с оружием, еще когда играла в вестернах. Муж настаивает, чтобы я держала его под рукой, когда остаюсь одна. Собственно, я почти все время одна... — Она положила револьвер на столик у двери, повернувшись ко мне спиной. — Вы так и не ответили на мой вопрос насчет женщин.

— Я люблю самостоятельных женщин. Например, мне нравились вы, причем так долго, что просто стыдно признаться. — Тут я вспомнил ее экранное имя. — Вы ведь Хелен Холмс?

— Вы меня помните? — Она вспыхнула холодным и ярким светом. — Я думала, меня уже все забыли.

— Я был вашим горячим поклонником, — сказал я, надеясь, что это не перебор.

— Какая прелесть! — Обхватив себя за плечи, она подпрыгнула, оторвавшись обеими ногами от пола на несколько дюймов. — За это я разрешаю вам сесть. Сейчас я приготовлю вам выпить и расскажу обо всем, что вас интересует. Только не о себе. Какую отраву предпочитаете?

— Джин с тоником, раз вы так любезны.

— Джин с тоником один раз! — пропела она и поглядела в потолок, где меж деревянных перекрытий висела золотая люстра, словно трофей в логове варваров. Комната, забитая мебелью разных эпох и стран, вообще смахивала на аукцион. У дальней стены помещался затейливый резной работы бар, полный бутылок, а перед ним стояло полдюжины табуреток, обитых кожей.

— Сядьте у бара. Там уютнее.

Я сел и стал смотреть, как она делает мне коктейль. Себе она сочинила что-то из гренадина и текильи, посыпав края стакана солью. Она так и осталась у бара, облокотившись на стойку и выставив бюст, словно барменша, решившая соблазнить клиента.

— Не буду ходить вокруг да около. Меня интересует Берк Дэмис. Вы ведь его знаете, миссис Уилкинсон?

— Слегка. Это приятель моего мужа, бывший приятель.

— Почему бывший?

— Незадолго до отъезда мистера Дэмиса они поругались.

— Из-за чего?

— Вы задаете нескромные вопросы.

— Мне некогда проявлять мою обычную деликатность.

— Это, наверное, что-то потрясающее!

— Еще бы. Так из-за чего же у них вышел сыр-бор?

— Из-за меня, если вы так любопытны. Из-за бедной старенькой меня. — Она поморгала длинными ресницами. — Признаться, я испугалась, что они друг друга поубивают. Но Билл ограничился тем, что сжег картину. И тем самым насолил нам обоим. — Она воздела руку вверх, словно свидетель на суде. — Только не спрашивайте почему. Просто так. Биллу порой наш брак доставляет большие мучения.

— Он сжег «Портрет незнакомки»?

— Да, и этого я ему еще не простила, — сообщила она, явно гордясь собой. — Сломал раму, порвал холст, бросил и то и другое в камин и поджег. Порой он способен на отчаянные поступки.

Она прихлебывала из стакана, слизывая соль бледным острым языком, напоминая кошку, не домашнюю кошку, а крупное дикое животное, способное напасть на человека. Ее яркие губы, казалось, смаковали только что описанную ею сцену.

— Дэмис знал об этом?

— Я рассказала ему. Представляете, он заплакал.

— С чего бы это?

— Он сказал, что это его лучшая работа. Мне она тоже понравилась.

— Он вроде бы пытался ее выкупить?

— Да, но я не собиралась с ней расставаться. — За накрашенными веками настороженно поблескивали глаза. — С кем вы уже успели поговорить?

— Кое с кем из местных.

— С Клодом Стэси?

— С ним как раз не успел.

— Почему вас интересует эта картина?

— Меня интересует все, связанное с Дэмисом.

— Вы упомянули о каком-то преступлении там, в Штатах. Почему вы не хотите о нем рассказать? Я, между прочим, ничего от вас не скрывала.

Я рассказал ей все, что случилось с Квинси Ральфом Симпсоном. Она была разочарована, будто ждала чего-то более жуткого.

— Первый раз слышу, — протянула она. — Но о Симпсоне мне вам нечего рассказать.

— Тогда давайте вернемся к картине. Дэмис называл ее портретом. Он не говорил, кто эта женщина?

— Никогда! — отрезала она.

— У вас нет никаких идей на этот счет?

Хелен Уилкинсон пожала плечами и скорчила гримасу, отчего уголки рта опустились.

— У вас должны были быть причины для того, чтобы купить картину и не желать с ней расстаться. У вашего мужа должна была быть причина ее сжечь.

— Я не знаю, кто эта женщина, — с нажимом произнесла она.

— А по-моему, знаете.

— Как вам угодно. Вы начинаете мне надоедать. Уже поздно, а у меня болит голова. — Она провела рукой по лбу. — Почему бы вам не допить стакан и не оставить меня в покое.

Я поставил стакан на стойку, разделявшую нас.

— Извините, если проявил излишнее любопытство. Я не хотел...

— Не хотели? — Она залпом допила свой стакан и вышла из-за стойки, облизывая губы. — Идемте, я вас провожу.

Вечеринка окончилась внезапно. Нехотя я поплелся за ней к дверям.

— Я еще хотел спросить вас о Гарриет Блекуэлл. Ведь Дэмис познакомился с ней в вашем доме...

— Ну и что? — сказала она, распахивая входную дверь. — Ступайте.

Дверь захлопнулась. Во дворе я еще раз стукнулся о чертов фрукт. Я сорвал его — действительно манго! — и прихватил с собой в качестве сувенира.

Обратно я шел долго, но с удовольствием. Среди прочего прогулка давала мне время поразмыслить о Хелен Уилкинсон. Наш непрочный контакт, возникший на почве свитера Клода Стэси и того, что я вспомнил ее экранное имя, рухнул при попытке установить, чей был портрет. Я не сомневался, что Хелен знала, кто эта женщина и в каких отношениях она с Дэмисом.

Интересно, а в каких отношениях состояла с Дэмисом Хелен?

Со стороны городка показалась автомашина с зажженными фарами. Жукообразный «порше» мчался на большой скорости, виляя из стороны в сторону. Мне пришлось отскочить в кювет, чтобы не угодить под колеса. Когда машина поравнялась со мной, я увидел бледное лицо длинноволосого водителя. Я запустил в лихача манго.

Часы на башне отбили две четверти — стало быть, половина третьего. Я подошел к отелю. В комнатке за конторкой на кушетке, накрытой мохеровым пледом, спал Клод Стэси. Это была кушетка с высоким изголовьем, какой пользуются для сеансов психоанализа. Стэси спал, скрючившись, как зародыш. Я потряс его за плечо. Он скорчил гримасу и зафыркал, словно огромное пожилое дитя, недовольное, что его родили.

— Что такое?

— Встретил вашу знакомую Хелен Уилкинсон. Она упоминала вас.

— Правда? — Он вынул из кармана расческу и провел по редеющим волосам. — Надеюсь, в положительном смысле?

— Разумеется, — соврал я.

Он грелся в лучах несуществующего комплимента.

— Мы с Хелен прекрасно ладим. Не будь Билла, я бы подумал, не предложить ли ей руку и сердце. — Он подумал об этом сейчас. — Она снималась в кино и кое-что скопила. Но меня не интересуют ее деньги. Я и сам когда-то играл...

— Как Билл Уилкинсон зарабатывает на жизнь?

— А никак. Ему лет на двадцать меньше, чем Хелен, — сообщил он в виде объяснения. — Никогда этого не скажешь. Она чудесно сохранилась. А Билл вот сильно сдал. Раньше это был античный бог, честное слово.

— Вы давно знакомы?

— Порядком. Через него я и познакомился с Хелен. Он женился на ней года два назад, когда родители перестали высылать ему деньги. Не то чтобы на ней он женился из-за денег, но что он женился на деньгах, уж это точно! — Стэси захихикал. — Билла бесит, когда Хелен даже смотрит на другого мужчину.

— А это случается?

— Боюсь, что да. Когда-то она меня самого волновала. — Он тщеславно усмехнулся. — Конечно, я не возжелаю жены ближнего своего. Билл это знает. Мы с ним старые приятели.

— Сегодня вы его видели?

— Нет. Он вроде бы поехал на вечеринку в Гвадалахару. У него неплохие связи. Его родители большие люди в Техасе.

— Он водит «порше»?

— Если это можно назвать вождением. Из-за этого ему и пришлось уехать из Техаса.

— Готов поверить. Он чуть не сшиб меня на шоссе.

— Бедняга Билл. Рано или поздно он окажется в кювете со сломанной шеей. А я тогда, глядишь, женюсь на Хелен. — Произнес он это без воодушевления. — Мне нужно выпить, старина. Не составите компанию?

— Придется. Похоже, пьянка — любимый спорт местных жителей.

Он пристально посмотрел на меня, чтобы удостоверяться, что я не обвиняю его в пьянстве. Я улыбнулся. Он пожал плечами и вытащил из-под кушетки бутылку рома «баккарди». Из шкафчика он достал бумажные стаканчики и плеснул в них рома. Я разбавил свой ром водой из бутылки, что стояла в том же шкафчике.

— Салют! — сказал он. — Если не секрет, как вы попали в дом к Хелен Уилкинсон?

— Взял и пришел.

— Прямо ни с того ни с сего?

— Я частный детектив.

Он выпрямился. Ром стал переливаться через край стакана. Какие старые грехи вызвали у него такую реакцию?

— Я думал, вы турист, — насупившись, сказал он.

— Нет, я детектив и приехал сюда, чтобы понять, кто такой человек, именующий себя Берком Дэмисом. Он провел у вас несколько дней?

— Одну ночь. Значит, все это правда. А мне не верилось. Такой приятный молодой человек!

— Не верилось во что?

— В то, что он убил свою жену. Вы ведь из-за этого пожаловали, не так ли?

Ром с водой помог мне найти верный тон.

— Слухами земля полнится. Где вы об этом слышали?

— То здесь, то там. Похоже, все началось с того, что Билл поделился с кем-то из «Уголка» о своем нежелании донести на Дэмиса как на «нежелательного иностранца». — Клод Стэси знал толк в слухах. Похоже, он собирал их, как другие коллекционируют афоризмы, картины, женщин. — Правительство взялось за иностранцев. Чуть что, их хватают и высылают за границу. Словно мокроспинников из Штатов.

— Уилкинсон донес на Дэмиса?

— Думаю, что нет, хотя и угрожал. Может, потому-то Дэмис так поспешно и смотал удочки. Значит, закон гонится за ним по пятам?

— Не совсем по пятам. Любопытный стух. Что именно говорили о Дэмисе?

— Только то, что Дэмис не его настоящее имя и что он разыскивается за убийство жены.

— Откуда известно, что это не его настоящее имя?

— Понятия не имею. Бродит такой слух... Я пытался расспросить Билла и Хелен, но они как воды в рот набрали.

— Думаете, они знают кое-что еще?

— Уверен.

— С чего?

— Я сам задавал этот вопрос, и не раз. Я знаю, что в мае они выезжали в Штаты и провели неделю в Калифорнии. Тогда-то и произошло убийство. Может, они узнали об этом из газет. Но если они про это знали, непонятно, почему они так подружились с этим типом. Их ведь водой было не разлить, пока Билл не разозлился на Дэмиса. Хелен им очень интересовалась.

— Но у Дэмиса была своя девушка. Или две. А может, и три.

Клод Стэси снисходительно улыбнулся:

— Для Хелен это не помеха.

— А вы знали девушку, с которой уехал Дэмис? Гарриет Блекуэлл?

— Однажды видел в гостях.

— Где с ней познакомился Дэмис?

— В доме Хелен. Она сказала, что Дэмис просил ее позвать Гарриет.

— Дэмис просил позвать Гарриет?

— Да.

— Он хотел с ней познакомиться?

— Наверное. Мне об этом известно понаслышке.

Разговор стал меня утомлять. У Стэси было такое выражение, словно он питался кусочками сплетен. Возможно, и я был предназначен на съедение.

Он подлил себе еще «баккарди», предложив и мне. Я вежливо отказался. Если я хотел вернуться в Калифорнию завтра утром — и, похоже, теперь это было просто необходимо, — мне предстояло еще здесь побегать.

— Скажите, мистер Стэси, в городке есть такси? — Есть тут один, но вам придется потрудиться, чтобы разбудить его в три утра. А что вы хотите?

— Мне надо еще раз к Уилкинсонам, а пешком идти не хочется.

— Я сам вас отвезу.

— Вы очень гостеприимны.

— Что вы! Вы меня заинтриговали. Я отвезу вас при условии, что вы не расскажете Биллу или Хелен, что я к этому имею отношение. Я дорожу знакомством с ними.

— Договорились.

Он подъехал к дверям отеля в старом «форде» и мы вскоре оказались на шоссе, что вело вокруг озера.

В темноте надрывались петухи. Стэси высадил меня у поворота к дому Уилкинсонов, и дальше я пошел пешком.

Уилкинсоны скандалили так громко, что было слышно издалека. Я стоял у дверей и слушал.

Она назвала его алкоголиком. Он заявил, что она не смеет так разговаривать с ковбоем. Она возразила, что одной шляпы, чтобы быть ковбоем, мало и что он такой же ковбой, как она Дочь Американской Революции[21].

Он назвал ее сексуальной маньячкой. Она ответила, что если он будет много себе позволять, то она выставит его на улицу, где он будет просить милостыню. Он сказал, что будет только рад, ибо жизнь с ней — мука адова.

Затем перепалка стала стихать, и я опять услышал вопли петухов. Собрав все силы в кулак, я постучал им в дверь.

На этот раз мне открыл Билл Уилкинсон. Крупный мужчина лет тридцати, он выглядел гораздо старше. Его мексиканская одежда и прическа придавали ему устрашающий вид. Он был пропитан алкоголем — красные глазки, перегар, заплетающийся язык.

— Я вас не знаю. Ух-ходите!

— Минуточку. Я частный детектив, прилетел из Лос-Анджелеса, чтобы разобраться, кто такой Берк Дэмис. Вы ведь дружили?

— Брехня! Он приехал, чтобы погулять за чужой счет. Но он меня рассердил, и я его вытурил — вот и все. — У него была противная, гнусавая манера говорить. В его красных глазках светилось кое-что посильнее обычного опьянения — может, безумие.

— Чем же не угодил вам Берк Дэмис?

— Он втерся ко мне в доверие, чтобы приударить за моей женой. Этого я не потерпел.

Он сделал рубящее движение рукой, задел дверной косяк и сунул ребро ладони в рот.

— По слухам, он убил свою жену.

— Это не слух... Весной мы были в Сан-Франциско, и я читал об этом в газете. Убитая женщина и так далее. Писали, что он ее задушил. Но мы не знали, что он за птица. Поняли, когда увидели картину, которую он написал.

— Портрет его жены?

— Именно Хелен сразу узнала бедняжку. Этот змей задушил ее своими собственными руками.

Уилкинсон замахал руками, словно ему приснился плохой сон, где то ли его душили, то ли он сам кого-то душил. Откуда-то из глубины дома раздался голос жены:

— Кто там, Билл? С кем ты разговариваешь?

— С человеком из Лос-Анджелеса. Утверждает, что он детектив.

— Не говори ему ничего! — крикнула она и бросилась к нам.

— Хочу — говорю, хочу — молчу, — изрек Билл с видом надутого ребенка. — Я занес Дэмиса в черный список.

— Не лезь не в свое дело.

— Ты сама меня в это впутала. Если б ты его не шантажировала...

— Замолчи, болван.

Они глядели друг на друга с такой яростью, что между ними возникло нечто вроде разреженного пространства. Он был в два раза больше и значительно моложе ее, она лучше контролировала себя. Ее гладкое блестящее лицо не выражало никаких эмоций.

— Послушай, Билл. Этот человек был здесь час назад. Я попросила его покинуть наш дом.

— Почему?

— Он ко мне приставал.

Он медленно повернулся ко мне:

— Это правда?

— Не верьте ей.

— Теперь он называет меня лгуньей. — Ее белое треугольное лицо было на уровне его плеча. — И ты спустишь ему такое?

Билл замахнулся на меня и сделал выпад. Увернувшись от его кулака, я двинул его по корпусу. Он осел, схватившись за живот. Я пожалел, что ударил его. Он рыгнул.

— Ах ты, мерзавец! — сказала женщина. Она схватила со столика револьвер и выстрелила в меня.

Пуля задела свободно висевший край свитера Стэси. Я ринулся наутек.

Глава 13

Утром Стэси отвез меня в аэропорт. Он наотрез отказался взять с меня деньги за ночлег и сквозную дырку в свитере. Он сказал, что заполучил отменную историю.

Зато он попросил меня, если выдастся свободная минута, позвонить его приятелю, владельцу маленького отеля в Лагуна-Бич, и передать, что Клод в порядке и не обижается.

В самолете я продремал большую часть полета до Лос-Анджелеса. Мы приземлились в начале второго. Было жарко, жарче, чем в Мексике. Город был накрыт смогом, как скороварка крышкой.

Я зашел в телефон-автомат и позвонил по нескольким номерам. У полковника Блекуэлла не было никаких новостей о Гарриет. Он считал, что она с Дэмисом поехала на озеро Тахо. Там, на территории штата Невада, был его охотничий домик.

Все его тревожные вопросы я прервал обещанием навестить его и все рассказать. Затем я позвонил в Рино Арни Уолтерсу. Он возглавлял частное детективное агентство, работавшее в этой части Невады. Трубку сняла его жена и помощница Анри. Филлис Уолтерс говорила официальным голосом бывшего сотрудника полиции, но и он не мог скрыть бьющей через край женственности.

— Как дела, Арчи? Где шастаешь?

— По всей карте. Вчера побывал в Мексике.

— Неплохо. Арни сейчас нет. Ты по делу или просто так?

— По делу и срочному. Не запишешь?

— Давай валяй.

Я продиктовал описания Гарриет и Дэмиса и попросил проверить, нет ли их в районе Тахо и Рино, обратив особое внимание на охотничий домик Блекуэлла, а также церкви, где происходят бракосочетания. Я попросил Арни и его ребят задержать Дэмиса, если наткнутся на него — одного или с девушкой.

— Но ты же знаешь, мы не имеем права задерживать...

— Зато вы можете сдать его ближайшему полицейскому. Он в розыске по подозрению в убийстве.

— Кого же он убил?

— Похоже, жену. Надеюсь сегодня узнать подробности. А пока передай Арни, что этот человек может быть опасен.

— Будет сделано.

— Умница. Я тебе позже перезвоню, Филлис.

Я позвонил фотографу, у которого оставил кассету со снимками картины Дэмиса. Слайды были готовы. Затем я позвонил критику и искусствоведу Мэнни Мейеру. Он сказал, что будет дома через час и посмотрит на вещдоки. Я забрал слайды в Санта-Монике и поехал к Мэнни Мейеру.

Мейер жил на горе в одном из новых многоквартирных домов. Окна одной из комнат выходили на кампус Калифорнийского университета. Это была комната человека, ничем, кроме искусства, не интересующегося. Водопады книг переливались с полок на стулья, пол и даже рояль. Стены были заклеены репродукциями с картин XIX века и современными оригиналами. Войти в эту комнату было все равно, что оказаться в голове Мэнни Мейера.

Это был маленький человечек в мятом замшевом пиджаке. За очками были обманчиво сонные глаза. Он глядел на меня с тихим спокойствием, словно я являл собой материал для художника.

— Присаживайся, Лью! — Он показал рукой на заваленные книгами стулья. Я остался стоять.

— Значит, хочешь, чтобы я определил автора? Это не всегда легко. Знаешь, сколько в стране художников? Бьюсь об заклад, в радиусе мили их отыщется полтысячи, а может, и тысяча. — Он улыбнулся. — И все как один гении.

— Этот гений написал автопортрет, что может облегчить задачу.

— Если я его встречал.

Вынув из мешочка картину, я протянул ее Мейеру. Он подержал ее в руках, вглядываясь в нее так, как иные из нас смотрят на себя в зеркало, пытаясь различить симптомы опасной болезни.

— Кажется, я действительно видел его работы. Дай-ка теперь взглянуть на слайды.

Я вытащил их из конверта. Он по очереди посмотрел их на свет.

— Да, я его знаю. У него свой оригинальный стиль, хотя есть изменения в худшую сторону. И не удивительно. — Когда он обернулся ко мне, в его глазах была печаль. — Его зовут Брюс Кэмпион. Я видел несколько его работ на выставке молодых художников в Сан-Франциско в прошлом году, Кроме того, однажды я коротко виделся с ним. Говорят, у него потом были неприятности. Его разыскивает полиция по подозрению в убийстве жены. Об этом писали сан-францисские газеты.

— Я не читаю сан-францисские газеты.

— И напрасно. Ты бы сэкономил время и силы. — Он сложил эскиз и слайды и вернул их мне. — Ты идешь по горячему следу?

— Напротив, след сильно остыл.

— Слава Богу. Кэмпион — хороший художник.

— Насколько хороший?

— Настолько, что меня не волнует, как он обошелся с женой, — мягко сказал Мэнни. — Ты живешь в мире контрастов, где только два цвета, черный и белый. Я же вижу множество оттенков, и система наказания преступников, принятая у нас, мне ненавистна. Зуб за зуб. Око за око. Это же закон первобытных племен. Проявляй мы последовательность, то вообще остались бы без глаз и зубов. Надеюсь, он обведет вас вокруг пальца и снова займется живописью.

— Есть опасность, что он еще кого-то убьет?

— Сомневаюсь. Насколько я понимаю, убийцы принадлежат к той категории преступников, кто редко повторяет преступление. Ну а теперь извини, мне надо писать о выставке.

Мэнни Мейер попрощался со мной с кроткой улыбкой. Он не верил в зло. Отец его погиб в Бухенвальде, а сын не верил в зло.

Глава 14

Я проехал по бульвару Сансет, а потом по извилистой улице к дому Блекуэлла в Бель-Эр. Блекуэлл сам открыл мне, отпихнув маленькую горничную в форме. Его взгляд блуждал по моему лицу — так слепой тщетно пытается различить хотя бы проблеск света.

— Ну, что-нибудь узнали?

— Приятного мало.

Он схватил меня за руки выше локтей и принялся меня трясти, словно у него начался приступ пляски святого Витта. Я еле-еле отцепился от него.

— Успокойтесь, я все вам расскажу.

— Как я могу успокоиться? Моей дочери нет уже двое суток. Почему я не помешал им? Почему я не застрелил его?

— Что за чушь, — сказал я. — Давайте потолкуем. Может, присядем?

Он заморгал, словно проснулся от кошмарного сна.

— Разумеется.

Мы оказались в гостиной, обставленной в стиле ампир, что придавало ей сходство с музеем.

Высокомерные Блекуэллы глядели на меня сверху вниз со стен. Один из них, офицер в форме времен войны 1812 года[22], был, похоже, изображен Гилбертом Стюартом[23].

Под этим портретом и разместился в кресле полковник, словно давая мне возможность получить наглядное представление о преемственности традиций. Я без приглашения уселся на красный диван с резной спинкой и начал отчет о мексиканских похождениях.

— Добыв новые факты и сопоставив их с тем, что узнал от вас, я пришел к выводу относительно Дэмиса. Этот человек пользуется несколькими именами, и его разыскивает полиция. Его настоящее имя Брюс Кэмпион, и его подозревают в убийстве.

У Блекуэлла отвисла челюсть, обнажив розовое нутро рта.

— Что вы сказали?

— Настоящее имя Дэмиса — Брюс Кэмпион. Полиция Сан-Матео разыскивает его по подозрению в убийстве жены, совершенном весной.

Лицо Блекуэлла стало напоминать потрескавшуюся штукатурку, глаза сделались пустыми. Он стал медленно сползать с кресла — сначала на колени, потом повалился на бок. Седые волосы красиво рассыпались по розовому ковру.

Я подошел к двери и подозвал служанку. Она примчалась бегом на мой зов, маленькие грудки прыгали под форменной блузкой. Увидев распростертого полковника, она воскликнула:

— Что это, он умер?

— В обмороке, радость моя. Принесите воды и губку.

Через полминуты она вернулась с тазиком воды, которую пролила на ковер. Я брызнул водой на полковника и протер губкой его вытянутый лоб. Он приоткрыл глаза, увидев меня, вспомнил, что я ему сказал, и, простонав, попытался снова потерять сознание.

Я похлопал его по лицу мокрым полотенцем. Служаночка стояла и большими голубыми глазами смотрела на это святотатство.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Летти.

— Где миссис Блекуэлл, Летти?

— Раз в неделю она работает в больнице. Как раз сегодня она там.

— Попробуй ее найти.

— Хорошо. Может, пригласить доктора?

— Ему не нужен доктор, если у него все в порядке по части кардиологии.

— По части кардиологии? — не поняла она.

— У него не было сердечных приступов или инфаркта?

— Первый раз со мной такое, — подал голос сам смущенный полковник. Он не без усилия присел, опираясь спиной о кресло. — Годы уже не те. То, что вы сказали, страшный удар для меня.

— Из этого вовсе не следует, что Гарриет умерла.

— Правда? Значит, я сделал поспешные выводы. — Он заметил, что рядом горничная, пригладил волосы и напустил на себя важный вид: — Можете идти, мисс Флевин. И, пожалуйста, захватите этот тазик, он здесь совершенно не к месту.

— Слушаю, сэр! — Она подобрала принесенные предметы и ушла.

Блекуэлл перебрался в кресло.

— Надо что-то делать, — неуверенно пробормотал он.

— Рад, что вы так думаете. Я уже предупредил детективов из Рино. Думаю, что в зону поисков надо включить весь юго-запад, если не всю страну. Это потребует денег.

Он вяло помахал руками:

— Ради Бога. Деньги не играют роли.

— Пора вводить в действие полицию, рассказать им все, что нам известно. Думаю, для начала вам надо позвонить Питеру Колтону.

— Позвоню. — Он встал, пошатываясь, словно на его плечи вдруг свалилось бремя возраста. — Только немного приду в себя. В голове полная неразбериха.

— Вам надо что-нибудь выпить. А пока я позвоню по важному делу. Можно позвонить от вас?

— Телефон в комнате Изобел. Там вам будет удобнее.

Это была маленькая приятная комната, застекленная дверь вела на отдельную веранду. Мебель скорее старая, чем старинная, составляла контраст с роскошной гостиной. Похоже, Изобел сохранила ее от прежней жизни на память.

Я сел за простой дубовый стол и позвонил в Рейвуд-Сити капитану Ройалу. Он возглавлял отдел по расследованию убийств в полиции округа Сан-Матео, и мы с ним уже однажды работали.

— Чем могу помочь? — поинтересовался Ройал после обмена приветствиями.

— У меня есть сведения о Брюсе Кэмпионе, который, судя по всему, в мае убил свою жену. Это ваше преступление?

— Да. Случилось пятого мая. Что вы об этом знаете?

Раздался щелчок: похоже, Ройал включил магнитофон. Потом я услышал второй щелчок. Кто-то снял трубку параллельного телефона.

— Я проследил маршрут Кэмпиона. Двадцатого мая он вылетел из Лос-Анджелеса в Гвадалахару.

— Его должны были задержать в аэропорту.

— Он воспользовался чужими документами на имя Квинси Ральфа Симпсона. Фамилия вам что-нибудь говорит?

— Да. Вчера мне передали, что Симпсона закололи ледорубом два месяца назад в Цитрус-Хиллз. Думаете, работа Кэмпиона?

— По крайней мере, очень похоже. Он пересекал границу с документами Симпсона, когда того уже не было в живых.

— Кэмпион еще в Мексике?

— Нет. Под именем Берка Дэмиса он провел два месяца на озере Чапала, где его опознали. Там он познакомился с молодой американкой Гарриет Блекуэлл, которая в него влюбилась. Девять дней назад они вместе прилетели в Лос-Анджелес. Кэмпион опять воспользовался документами Симпсона. Потом он снова сделался Дэмисом и провел неделю в летнем доме полковника Блекуэлла в Малибу. Возможно, Гарриет Блекуэлл знает о его прошлом и помогает ему скрываться от закона. Кэмпион здорово вскружил ей голову, но она не может не обратить внимание на то, как он меняет имена.

— Она сейчас с ним?

— Надеюсь, что нет. Но не исключено, что да. Они оба покинули дом ее отца сорок восемь часов назад после серьезного скандала, чуть было не закончившегося кровопролитием. Уехали в ее машине, новом зеленом «бьюике». Я назвал номер машины.

— Кто кому угрожал?

— Начал ее отец, полковник Блекуэлл. Он в отставке, но у него есть деньги и, похоже, связи во влиятельных кругах. Я звоню из его дома в Бель-Эр.

— Блекуэлл ваш клиент?

— Да. Наша пресложная задача — найти девушку и отвести от нее опасность. Ее легко заметить. Крупная блондинка, короткая прическа. Двадцать четыре года, почти шесть футов роста — на каблуках, слегка сутулится. Дорого одевается. Хорошая фигура, но лицо слегка изуродовано костистым выступом над переносицей. Генетический дефект.

— Что, что?

— Костистые дуги — семейная черта. То же самое у папаши и у всех предков. Часто носит темные очки. Как выглядит Кэмпион, вы, наверное, знаете?

— Выучили наизусть.

— По фотографии?

— Фотографии не было. Потому-то он и смог удрать за границу.

— Зато у меня есть его портрет. Постараюсь, чтобы завтра у вас оказалась копия. Не исключено, что Кэмпион и Гарриет вернулись в Мексику, но, может, они и в Неваде. Они собирались пожениться, а в Неваде это раз плюнуть. Возможно, они уже поженились или выдают себя за женатую пару.

— Девица рехнулась, — изрек Ройал, — если знает, как он поступил со своей прежней половиной, и рвется за него замуж.

— Не уверен, что она про это знает. Возможно, он сплел какую-нибудь историю, чтобы оправдать смену имен, и она легко поверила. Если она и рехнулась, то от любви. И еще она восстала против отца. Ей двадцать четыре, а он обращается с ней, словно ей четыре годика.

— Не поздно ли восставать в двадцать четыре?

— Гарриет жила на оккупированной территории. Она беженка. От несправедливости.

— И сошлась с беженцем от правосудия? Такое бывает. — Ройал помолчал. — Насколько велика угроза ее жизни?

— Вам легче судить, капитан. Все зависит от планов Кэмпиона. Когда Гарриет исполнится двадцать пять, она получит большое наследство. Так что если его интересуют деньги, полгода по меньшей мере она в безопасности. Кэмпион убил жену из-за денег?

— Вроде бы нет. Мы вообще не могли обнаружить никаких мотивов. А это означает, что он вполне мог просто спятить. Многие из этих художников — законченные психи. Жил как бродяга в гараже недалеко от Луна-Бей. Все в одной комнате, — презрительно закончил Ройал.

— Он не состоял на психиатрическом учете?

— Не знаю. Криминальное досье у него есть. Год каторги и увольнение по дисциплинарным мотивам за избиение офицера во время корейской войны. Это все, что нам удалось раскопать, но, похоже, он способен на насилие. Кроме того, он не очень ладил с женой. Сложите одно с другим и получается мотив.

— Расскажите о его жене.

— Это может подождать, Арчер. Мне надо передать вашу информацию дальше.

— Хотя бы в двух словах.

— Долли Стоун Кэмпион, около двадцати лет, хорошенькая блондинка. — Ройал говорил короткими, рублеными фразами. — Когда мы нашли ее, она сильно подурнела. По нашим сведениям, Кэмпион встретил ее на озере Тахо прошлым летом. Женился в сентябре в Рино. Вынужденная посадка. Долли была на третьем месяце. По крайней мере, ребенок родился в марте, через полгода. А еще через два месяца он ее убил.

— Опять Тахо, — сказал я. — У Блекуэлла на озере охотничий домик, а Ральф Симпсон был там в мае незадолго до смерти.

— Что он там делал?

— Возможно, расследовал обстоятельства смерти Долли. А что, кстати, случилось с ребенком?

— Ребенка забрала ее мамаша. Послушайте, Арчер, мы так проболтаем весь день, а у меня дела. Гораздо больше, чем хотелось бы, — добавил он с кривой усмешкой. — Не заедете?

— Сначала разберусь с делами здесь.

Это потребовало времени. Я позвонил в Рино Арни Уолтерсу. Я хотел рассказать ему о Кэмпионе и попросить отправить на поиски его и Гарриет побольше людей. Он уже это сделал, потому что, сказала мне Филлис, Кэмпиона и Гарриет видели вчера. Других новостей не было. Я положил трубку. Когда я снова ее снял, она показалась мне гораздо более тяжелой. Я позвонил в аэропорт и заказал билет в Рино. Вставая из-за стола, я заметил в углу сложенную газету. «Человек из Сан-Матео», — прочитал я вверх ногами и развернул газету. Это был вчерашний номер «Цитрус ньюс». Через всю полосу тянулся заголовок: «Человек из Сан-Матео убит здесь. Полиция подозревает гангстеров». Заметка была плохо напечатана и плохо написана, и я не узнал из нее ничего нового.

Я все еще держал в руках газету, когда в комнату вошел Блекуэлл. Казалось, один из предков сошел с картины.

— Зачем вы взяли газету?

— Интересно, как она оказалась в доме?

— Полагаю, вам это знать не обязательно. — Он выхватил ее у меня и скатал в трубочку. — Вообще, вам не обязательно делать очень многое. Например, я плачу вам большие деньги совсем не за то, чтобы вы поливали грязью меня и мою дочь в разговоре с каким-то полицейским.

— То-то мне показалось, что кто-то взял вторую трубку. В вашем доме принято шпионить друг за другом?

— Это оскорбление. Я требую, чтобы вы взяли ваши слова назад.

Блекуэлла снова охватил приступ бешеной ярости. Газета дрожала в руке, он похлопывал себя по бедру ею так, словно это был хлыст или трость. Казалось, он ударит меня и вызовет на дуэль.

— Я не в силах изменить факты, полковник. Если вам было неприятно их слышать, вам следовало положить трубку.

— Вы объясняете мне, как вести себя в собственном доме?

— Вам это не нравится?

— Убирайтесь из моего дома! Сейчас же!

— Вас услышат на другом конце города! Вы не хотите, чтобы ваша дочь нашлась?

— Мы найдем ее без вашей помощи. Вы уволены.

— Я уже помог вам, — сказал я. — С вас триста пятьдесят долларов за потраченное время и деньги.

— Я сейчас выпишу вам чек.

— Вы можете его потом аннулировать. Мне нужны наличные.

Я тянул время в слабой надежде, что Блекуэлл одумается, как уже бывало раньше. Хотя я и не собирался позволить ему помыкать мной, мне не хотелось бросать дело. Оно начало проясняться, а начинающее проясняться дело — это все равно, что любовное увлечение, которое притягивает тебя, как магнит, хотя и постоянно ранит сердце.

— У меня нет таких денег в доме, — между тем говорил он. — Мне придется разменять чек в отеле.

— Отлично. Я подожду здесь.

— На улице! — распорядился он. — Я не хочу, чтобы вы тут ошивались. Можете подождать в машине.

Я вышел в холл, затем на улицу, а Блекуэлл следовал за мной по пятам, смешно махая руками, словно выгонял из огорода кур. Полковник вывел из гаража свой черный «кадиллак» и поехал вниз. Минут десять я ломал голову, что делать дальше. В принципе надо было отправляться на Тахо, хотя очень не хотелось делать это за свой счет.

Горлица снова уселась на антенну. Она смотрелась там, словно птица с герба. Я крикнул ей «У-у!», получил в ответ то же самое и почувствовал, как у меня поднимается настроение.

На аллее появилась маленькая машина иностранной марки — приехала Изобел. Я вышел из своей машины поздороваться. Под ярким солнцем ее лицо казалось измученным, но она приветливо мне улыбнулась:

— Мистер Арчер! Какой приятный сюрприз.

— Разве Летти до вас не дозвонилась?

— Я рано уехала из больницы. Меня беспокоило состояние Марка.

— Могу вас понять. Сначала он упал в обморок. Потом с ним случился приступ ора.

— Марк упал в обморок?

— Я сообщил ему сведения, которые его неприятно поразили.

Изобел вышла из машины и вплотную приблизилась ко мне.

— Что-то с Гарриет?

— Пока ничего не известно. Но с ней может случиться все что угодно. Она в Неваде с человеком, называющим себя Дэмисом. Его настоящее имя Брюс Кэмпион, и его разыскивает за убийство жены полиция Редвуд-Сити.

Ей понадобилась целая минута, чтобы осознать услышанное. Затем она увидела распахнутые двери гаража.

— Где Марк?

— Поехал в отель, чтобы разменять деньги и расплатиться со мной. Он меня уволил.

— За что?

— Мы с полковником не сошлись во взглядах. К несчастью, армия научила нас по-разному смотреть на мир. Один слишком много командовал — другой — подчинялся.

— Что-то я вас не понимаю. Вы не хотите продолжать расследование?

— Для этого меня снова надо нанять. А это едва ли возможно.

— Как с ним трудно! — в сердцах произнесла Изобел. — Но расскажите, что же именно произошло.

— Он подслушал мой телефонный разговор с полицейским. Я позволил себе ряд критических замечаний насчет его обращения с Гарриет. Ему это пришлось не по нраву.

— И это все?

— Внешне все. На самом деле его подкосили сведения, которые я добыл о Дэмисе-Кэмпионе. Он растерялся и утратил над собой контроль. Ему проще считать, что все зло от меня.

— Очень на него похоже, — кивнула она. — С тех пор, как это началось, он становится все хуже и хуже. Мне это очень не нравится, мистер Арчер. Как его уберечь от беды?

— Меня интересует, как уберечь от беды Гарриет. Вчера ее видели в Неваде с Кэмпионом. Я пустил по их следу ребят из тамошнего детективного агентства. У нас есть шанс поймать их и отвести от нее угрозу.

Она отреагировала на мои слова, задрожав всем телом. Прижав к груди сумочку, как ребенка, она сказала:

— Этот человек — убийца?

— Полицейские как раз пытаются это выяснить.

Она придвинулась еще ближе ко мне. Стиснув мое запястье, она проговорила низким, как у горлицы, голосом:

— Вы сказали, что вас надо нанять. Так вот, я это делаю. Я ваш клиент. Устраивает?

— Конечно.

— Значит, договорились. — Соскользнув с запястья, ее рука пожала мне пальцы. — Вот и прекрасно. Я скажу Марку. Когда сочту нужным и в соответствующих выражениях.

— Согласен.

Она вошла в дом, потом вышла, вручила мне деньги и опять вернулась в дом. На аллее показался черный «кадиллак». Блекуэлл вылез из машины и отдал мне деньги. Цвет его лица заметно улучшился, от него попахивало виски. Похоже, в отеле он пропустил стаканчик-другой.

Он взглянул на меня так, словно хотел что-то сказать, но промолчал.

Глава 15

Арни Уолтерс встретил меня в аэропорту Рино. Короткий, приземистый крепыш лет пятидесяти с небольшим, он походил на ипподромного жучка, поторговывающего шансами лошадей. Но это был детектив высшего класса: честный, нестандартно мыслящий, интересующийся людьми и любящий людей. Десять с лишним лет проработав в Рино, он остался таким же честным бедняком.

По дороге в Стейт-Лайн он разъяснил мне обстановку. Человек по фамилии Шолто, присматривавший за домами на озере в отсутствие их владельцев, видел Гарриет вчера вечером. Она заехала к нему за ключом от отцовского дома и попросила не сообщать полковнику, что она здесь. С ней был и Кэмпион, но он не выходил из машины.

Судя по всему, продолжал Арни, Кэмпион и Гарриет большую часть ночи провели в охотничьем доме. В мойке грязные тарелки, ели недавно. Есть указания, что они еще вернутся — или, по крайней мере, собирались вернуться. В холле стоит чемодан Кэмпиона. Дом под наблюдением.

— А где ее чемодан?

— Исчез. Машина тоже.

— Мне это не нравится.

Арни оторвал взгляд от дороги и посмотрел на меня:

— Думаешь, он притащил ее сюда, чтобы убить?

— Это возможность, которую нельзя исключать.

— Как погибла его жена?

— Ее задушили. Подробностей не знаю.

— Он что-то выигрывал от ее смерти?

— Ребята из Редвуд-Сити считают, что нет. Они, правда, поговаривали о несовместимости. Брак, похоже, был вынужденным. В то время девица была на третьем месяце. Они поженились в прошлом сентябре в Рино. Кстати, выходит, знакомые ему места.

— Думаешь, начинается повторение пройденного?

— Кто знает, может быть.

— Что он за человек?

— Меня он поставил в тупик.

— Опомнись, Лью! Первый раз от тебя такое слышу!

— Тут я не авторитет. Я не знаю, как устроена творческая личность. Как говорит один толковый критик, Кэмпион — хороший художник.

— Может, он псих? Психи часто притягивают к себе девиц.

— Девиц-психопаток, — уточнил я. — Кэмпион не похож на психа. Оба раза, что я его видел, он прекрасно держал себя в руках. Второй раз это было сложно. Отец Гарриет угрожал ему ружьем, а он и бровью не повел. Но психи бывают актерами.

— Как правило, плохими. Он действительно хорош собой?

— Увы. Я захватил его портрет. Это не фото, а набросок, сделанный им самим. Но сходство достаточное, чтобы это имело смысл размножить. Когда перефотографируете, верните.

— Ладно. Оставь в машине. Я раздам снимки осведомителям, и мы развесим их в игорных клубах. Если он в наших краях, то рано или поздно всплывет на поверхность. Хотя он давно уже мог смыться вместе с девушкой.

Некоторое время мы ехали молча. Вокруг тянулись густые хвойные леса. В одном месте деревья расступились, и засверкала вода. Был разгар сезона, и под палящим солнцем по озеру гоняли наперегонки глиссера, лыжники поднимали брызги до небес. Тахо — глубокое и холодное озеро. Кто знает, может, Гарриет давным-давно плавает в придонных черных водах.

Дом полковника Блекуэлла стоял среди деревьев в конце потрескавшейся асфальтовой аллеи. Это было деревянное строение на каменном фундаменте. К озеру зигзагообразно спускалась бетонная лестница с железными перилами.

Из-за деревьев появился человек. В его выправке угадывался старый полицейский. Арни сказал, что это Джим Ханна, один из его команды. Втроем мы вошли в дом.

В холле под головой оленя стоял коричневый чемодан Кэмпиона. Я было потянулся к нему, но Арни меня остановил.

— Не трать зря времени, Лью. Там нет ничего, только какие-то рисовальные принадлежности, бритва и старая одежда.

Большая комната была украшена симпатичными деревенскими штучками, индейскими ковриками, шкурами животных. Звериные морды печально глядели на нас стеклянными глазами. В окне, описанном Гарриет Кэмпиону, голубое небо сливалось с синевой озера. Да, ее реклама оказалась слишком удачной, подумалось мне.

Мы прочесали остальные комнаты, в том числе и шесть спален наверху. На кроватях голые матрасы. В коридоре шкаф, а в нем простыни, наволочки, полотенца, все чистые.

Я оставил Арни и Ханну в доме и стал спускаться по бетонным ступенькам к озеру. Оно неудержимо притягивало меня. В этом году вода стояла низко, и у подножья лестницы образовалась насыпь из гальки.

Я решил пройтись по берегу. Волны от глиссеров накатывали на насыпь, придавая камешкам очень умытый вид. Я искал следы Гарриет, но когда их нашел, сильно удивился. Футах в пятидесяти от берега плавало нечто похожее на кусок рыбачьей сети, в которой запутались какие-то палки.

Раздевшись за деревом до трусов, я пустился вплавь. После жары на берегу вода казалась ледяной. Но находка отнюдь не согрела меня. Это была шляпа с серой вуалью. Отцепив от вуали палки, я взял шляпку в левую руку и повернул к берегу. Там я обнаружил, что на шляпке была не только вуаль. На мокрой шелковой подкладке темнело кровавое пятно примерно с ноготь. К нему прилипла тоненькая, вырванная с корнем прядь, прямая и светлая, как у Гарриет.

Я оделся, поднялся к дому на плохо гнувшихся ногах и показал добычу спутникам.

— Похоже, мы опоздали, — присвистнул Арни.

— Тут еще надо разобраться. Как местная полиция?

— По-разному. Сейчас получше, но озеро поделено между шестью-семью полицейскими участками. Много денег, мало ответственности.

— Ты можешь вызвать людей из Рино? — спросил я. — Тут потребуется криминалист.

— И водолазы. Вообще-то это не их территория, но попробую. Поедешь со мной в город?

— Мне бы поговорить с Шолто. Он далеко живет?

— Милях в двух отсюда по дороге в Стейт-Лайн. Я подвезу.

Дом Шолто, напоминавший большой ящик, стоял на поляне поодаль от шоссе. Вокруг расхаживали куры. У молодой женщины, открывшей дверь, на руках был ребенок. Другой, постарше, цеплялся за материнскую юбку. Откинув волосы, она широко улыбнулась Арни:

— Хэнк на заднем дворе, мистер Уолтерс. Мастерит загон для кроликов. Можете пройти через дом.

Третий ребенок, девочка лет восьми-девяти, сидела за столиком на кухне, читала комикс и попивала через соломинку шоколад, поджимая от удовольствия пальчики босых ножек. Она посмотрела на нас отсутствующим взглядом, словно мы были куда менее реальными, чем герои комикса. Светлые волосы ребенка были того же оттенка, что у Гарриет.

На заднем дворе трудился Шолто. Ему помогал мальчик лет двенадцати. Его помощь состояла в том, что он сидел на доске, положенной на козлы, которую пилил ножовкой отец. Это был жилистый узкобедрый человек неопределенного возраста в полинявших джинсах. Вокруг голубых глаз разбегались морщинки от солнца, придавая лицу вопросительное выражение.

— Ну что, мистер Уолтерс, разыскали ее?

— Пока нет. Мой коллега Лью Арчер. Он хотел вам задать несколько вопросов.

Шолто положил ножовку и протянул мне широкую жесткую ладонь.

— Валяйте спрашивайте.

— Минуточку, — сказал Арни. — Сначала я хочу показать Генри картину.

Он предъявил автопортрет Кэмпиона, который захватил из машины:

— Ну что, этого человека вы видели вместе с Гарриет?

— Вообще-то похож. Глаза только странные. Почему один больше, другой меньше?

— Так нарисовал, — пояснил я.

— Сам себя рисовал?

— Да.

— С чего это он так сделал? Косоглазый вид какой-то. В жизни он очень даже хорош собой.

— Спасибо, Генри, — сказал Арни, забирая у него эскиз. — Мне было нужно его опознать.

— Он мошенник?

— У него криминальное досье, — сказал я. — Не отошлете мальчика?

— Марш в дом! — распорядился Шолто. Мальчик слез с доски и побрел в дом. Арни двинулся за ним, коротко махнув нам рукой. Шолто сказал: — Надеюсь, с мисс Блекуэлл ничего не стряслось? Она не из тех, кто легко сносит неприятности, такая нервная особа...

— Вчера, когда она говорила с вами, она тоже волновалась?

— В общем-то да. — Шолто поставил ногу на козлы и оперся рукой о колено. — В основном из-за отца, она ведь приехала сюда с молодым человеком. Но она имела право, я уже сказал мистеру Уолтерсу. Я ей обещал, что не скажу старику ни полслова. Она бывала здесь без него.

— С мужчинами?

— Чего не знаю, того не знаю. Этого я не видел своими глазами. А что они удумали?

— Пожениться.

— Серьезно?

— Это вас удивляет?

— Просто мне казалось, что такие, как она, не выходят замуж. У меня сестра, учительница в Портервилле. Так и не вышла замуж. Они похожи.

— Как они обращались друг с другом?

— Я не видел их вдвоем. Мисс Блекуэлл пришла за ключом одна, а он сидел в машине. — Шолто сдвинул кепку на затылок, словно помогая родиться очередной фразе. — Потом они еще посидели в машине. Жене показалось, что они препирались.

— Вы что-то слышали?

— Не люблю подслушивать, — отрезал Шолто. — И радио еще орало.

— Может, ваша жена что-нибудь слышала?

— Запросто. Иначе с чего бы ей говорить, что они препирались? — Шолто крикнул: — Молли!

На пороге появилась женщина с ребенком на руках. Из-за ее спины супился двенадцатилетний мальчишка.

— Что тебе, Хэнк?

— Когда вчера вечером мисс Блекуэлл пришла за ключом, они потом сидели в машине. Ты не слышала, о чем они говорили?

— Они ругались, я же тебе рассказывала.

Я подошел к ней поближе.

— Может, он ее ударил?

— Этого я не видела. Они разговаривали. Он хотел ехать в охотничий домик, она нет.

— Она не хотела?

— Так она говорила. Сказала, что он пользуется ее любовью к нему. Он ответил, что ничего подобного. Просто, мол, таково его при... пре... предзна...

— Предназначение?

— Вот-вот. Не знаю, что он имел в виду. Разговор шел на высоких тонах.

— Как он говорил? Взволнованно?

— Нет, спокойно. Даже как-то холодно. Она была в истерике.

— Он не угрожал ей, миссис Шолто?

— Вроде нет. Скорее успокаивал. Когда они отъехали, она была гораздо спокойнее.

— Кто вел машину?

— Он. Когда они разговаривали, она сидела на водительском месте, но потом они поменялись местами. Он вел машину.

— Когда они уехали?

— Точно не скажу. Часы у нас сломаны. Когда привезешь новые, Хэнк?

— В субботу.

— Что-то не верится, — отозвалась она и ушла в дом.

— Уже было темно, — сказал мне Шолто. — Часов восемь. Я не заметил ничего такого, иначе обязательно позвонил бы ее отцу. Думаете, этот парень что-то с ней сделал?

— Есть основания это подозревать. Мисс Блекуэлл была в шляпке?

— Да, в такой маленькой, с вуалью. Она бросалась в глаза, потому что сейчас девушки редко такие надевают.

— Только что я нашел ее шляпку в озере, — сообщил я. — А на ней кровь и волосы.

Глаза Шолто чуть не выскочили из орбит.

— Человек, с которым она сюда приехала, Брюс Кэмпион, подозревается в двух убийствах. Во-первых, своей жены. Ее девичье имя — Долли Стоун. Она вроде бы была в этих местах прошлым летом. Не слышали о Долли Стоун или Долли Кэмпион?

— Нет, не слышал.

— А о Квинси Ральфе Симпсоне?

— Как вы сказали, его зовут?

— Квинси Ральф Симпсон. Его жена сказала, что месяца два назад он был здесь.

— Да, — спокойно подтвердил он. — Я знал Ральфа. В мае он работал у Блекуэллов — недолго. Полковник приехал в апреле, хотел показать своей новой жене озеро весной. — Шолто замолчал и уставился на заходящее солнце, словно пытался определить, который час. — А что случилось с Ральфом?

— Он — вторая жертва. Мы не утверждаем, что его убил Кэмпион, но это вполне могло произойти. Что именно делал Ральф у Блекуэллов?

— Был и поваром и посудомойкой. Но он проработал недолго.

— Почему?

Шолто пихнул ногой козлы.

— Не хочу говорить о мертвых дурно, но был слушок, что Ральф кое-что стащил. Я не очень этому верю. Ральф был игрок, но воровать — нет, на такое он был не способен.

— Ральф был игрок?

— Да, его из казино за уши было не вытащить. Похоже, он просадил все деньги и вынужден был искать работу, какую угодно. Иначе с чего бы молодому человеку с его мозгами наниматься стряпухой. Значит, он умер...

— Вы хорошо его знали, мистер Шолто?

— Пару раз поговорили, когда я приходил в дом полковника. Там на кухне пошел пузырями линолеум, я перестилал. Ральф Симпсон был симпатичным парнем. Всегда был полон разных идей.

— Например?

— Да самых разных. Человек и космос. Атомная бомба. На все имел свою точку зрения. Во всем разбирался. Переселение душ... Еще он придумал систему и с ее помощью хотел сорвать куш в казино.

— Как?

— Он не говорил.

— Что он мог украсть у Блекуэллов?

— Не знаю. Не вникал.

— От кого вы про это услышали?

— От Кито. Он работал в соседнем доме. Но разве можно верить восточным людям?

— Я бы хотел с ним поговорить.

— Он тут больше не живет. Хозяева заперли дом и уехали во Фриско.

— А вы не знаете их адрес во Фриско?

— Где-то в доме записан.

— Найдите его для меня, ладно?

Шолто пошел в дом и вскоре вернулся с конвертом, на котором детским почерком был нацарапан адрес. Я переписал его в свою записную книжку.

— Что еще можете рассказать о Симпсоне?

— Вроде ничего.

— Может, кто-то мог бы вас дополнить?

— У него была подруга. Вряд ли стоит говорить об этом его жене. Он никогда не говорил, что женат. Я думал, он холост.

— Теперь это неважно, — сказал я, и моя ручка повисла над открытой страницей. — Как зовут подругу?

— Он звал ее Бэмби. Фамилии я не знаю. Пару раз видел ее в игорных клубах с Ральфом и пару раз потом. — Грустно взглянув на свой дом-ящик, Шолто добавил: — Сам-то я не играю. Не могу себе этого позволить. Но люблю просто так стоять и смотреть.

— Можете описать девушку?

— Маленькая, хорошенькая. Настоящий олененок с большими карими глазами.

— Цвет волос?

— Соломенная блондинка.

Час от часу не легче. Блондинок в этих краях хоть пруд пруди.

— Говорите, она маленькая?

— Да, рост пять футов два-три дюйма. — Он вытянул руку на высоте плеч. — Таких я называю маленькими.

— Как она зарабатывает на жизнь?

— Понятия не имею. Я даже не знаю, работает ли она вообще. Может, ее вообще здесь нет. У нас люди приезжают и уезжают. Сам я приехал из Портервилла, когда Стейт-Лайн был кочкой на ровном месте.

— Когда последний раз видели Бэмби?

— Недели две назад. В клубе «Алмаз». Она заарканила типа сильно старше ее, и они играли на автоматах. Она играла, а он покупал ей серебряные доллары. Точно, это было в «Алмазе».

Глава 16

Шолто довез меня до клуба и угромыхал обратно в своем «пикапе». Главная улица Стейт-Лайна напоминала одновременно скромный поселок времен покорения Запада и большой карнавал. Озеро отсюда казалось искусственным — вырытым людьми, покрашенным в голубой цвет и обставленным горами из папье-маше. В таких декорациях не то что смерть, сама жизнь казалась чем-то искусственным.

Я вошел в клуб, где развлекались дневные посетители, если игроки вообще в состоянии развлекаться. Они бросали карты или кости с видом грешников, молящих небеса о маленькой милости. Они дергали за рычаги одноруких бандитов, словно это были компьютеры, способные ответить на все их вопросы. Старею ли я? Неужели я неудачник? Когда я стану настоящим мужчиной? Любит ли она меня? Почему он меня ненавидит? Главный выигрыш, пролейся на меня золотым водопадом, сделай меня богатым и счастливым.

У бара толпились мужчины, слабо разбавленные женщинами. Дождавшись, когда на меня обратит внимание бармен, я спросил его, как найти кого-нибудь из службы безопасности.

— Я видел мистера Тодда минуту назад, — бармен окинул взором большой зал, — вот он там в конце, разговаривает с каким-то типом.

Я двинулся по проходу между автоматами. Мистер Тодд был атлетом в рубашке с открытым воротом. Стального цвета волосы, стальные глаза и лицо человека, повидавшего виды. Его собеседник в белой стетсоновской шляпе с загнутыми полями был толст, пьян и неистов. Его ограбили, автоматы фиксированы, он будет жаловаться администрации, дойдет до губернатора штата.

Вежливо, но твердо Тодд теснил его к выходу. Я двинулся вслед, и когда шум и гам клуба оказались позади, я показал Тодду фотокопию лицензии. Он вернул мне ее с улыбкой.

— Я работал в Калифорнийской дорожной полиции. Кого-то ищете?

— Двоих. — Я сообщил ему приметы Кэмпиона и Гарриет. — Что-то не встречал таких, по крайней мере вместе. Конечно, я не уверен на все сто... Тут у нас столпотворение. Бутылочное горло, через которое протискивается вся Америка. — Он говорил, не спуская глаз с пьяного толстяка, пытавшегося пересечь улицу наперерез машинам. — Тогда попробуем что-нибудь попроще, — предложил я. — Как насчет девушки по имени Бэмби. Маленькая светлая блондинка с красивыми карими глазами. Ее здесь видели.

— А зачем она вам? — спросил Тодд с чуть большим интересом.

— Хочу задать ей несколько вопросов. Она знала человека, которого убили в Калифорнии.

— Она замешана?

— Нет.

— Слава Богу. Она хорошая девочка. — Вы ее знаете?

— Конечно. Она часто бывает здесь. Ее фамилия Кинг. Впрочем, может, она по новой вышла замуж.

— Сегодня она приходила?

— Нет еще. Днем она обычно спит.

— Где?

— Я не настолько с ней знаком. Знаю, что раньше работала в косметическом салоне на этой улице. Спросите там. Это по левой стороне, квартала два отсюда. — Он показал на запад, в сторону Калифорнии. Туда я и отправился мимо игорных домов, напоминавших супермаркеты, где ничего не продавалось. Подкрадывались сумерки. Видимость была еще хорошей, но фасады потемнели и сделались четкими на фоне неба.

«Салон де Пари» был закрыт. Я постучал в стеклянную дверь. Через какое-то время из задней комнаты вышла крупная особа и двинулась ко мне через неосвещенный салон.

Прежде чем открыть дверь, она включила свет. У нее были волосы цвета заката, и челка падала на лоб. Из салона запахло женщинами и косметикой.

— Я ищу Бэмби Кинг.

— Не вы первый, но, надеюсь, последний. Мисс Кинг здесь больше не работает.

— Где бы мне ее отловить? — Выражение оказалось не из удачных. Ее отечные глаза холодно осмотрели меня и мои руки. Я решил снова попытать счастья: — Вообще-то я детектив...

— У нее неприятности? — с надеждой спросила женщина.

— Ее приятель угодил в беду. Он погиб. Заколот ледорубом.

— Что же вы сразу не сказали? — просияла она. — Входите, я дам вам адрес.

Бэмби жила в многоквартирном доме примерно в миле от мотеля. Дом двухэтажный, в форме подковы. В него и упирается эта улица. Я пошел пешком, затем увидел знак проката машин на бензоколонке. Я взял новенький с виду «форд», который кряхтел, как старик. Служащий сказал, что все дело в высокогорье.

Дом, где жила Бэмби, оставлял впечатление чего-то временного, непрочного, так же как и стоянка для машин его жильцов, где я припарковал «форд». Бэмби жила в квартире 27 на втором этаже. Поднявшись по внешней лестнице, я стал двигаться по галерее, пока не отыскал нужную дверь. Из-за нее доносилось пение, женский голос пел блюз. Невысокое качество исполнения и отсутствие музыкального сопровождения говорили о том, что это не пластинка. Я постучал. Пение тотчас же прекратилось. На пороге возникла хозяйка. Смягченное пением лицо. Глаза наивно-вопрошающие. Казалось, ее смущало собственное тело, скрывавшееся под свитером и вызывавшее мысли о чем-то мягком и упругом, словно раньше времени созревший плод. Чуть похваставшись передо мной этим сокровищем, хозяйка сказала плохо поставленным голосом:

— Привет! Я тут упражнялась...

— У вас приятный голос.

— Все так говорят! Но вокруг жуткая конкуренция. Они приглашают заезжих звезд с дисками. Разве это честно по отношению к местным?

— Вы местная?

— Я здесь третий год. Третий год великих побед. Значит, местная.

— Хотите стать эстрадной певицей?

— Да кем угодно, лишь бы не участвовать в крысиной гонке. Вы со мной согласны?

У меня был наготове текст, который я выдавал начинающим звездам кино, юным соловьям и манекенщицам, мечтавшим обменять свои фигурки на билет в рай. «Я из Голливуда, знаю кое-кого, могу помочь». Но ее невинные глазищи помешали мне воспользоваться клише.

— Старайтесь! — призвал я ее.

Она подозрительно на меня посмотрела, словно я произнес не ту реплику.

— Вас кто-то ко мне подослал?

— Ральф Симпсон.

— Как он сейчас? Два месяца у меня о нем никаких известий. — Она изящно отошла в сторону. — Входите и рассказывайте.

В комнате была широкая неубранная кровать, портативный проигрыватель со снятой крышкой, туалетный столик, на котором стояли баночки с кремами, флакончики и валялось несколько романов в бумажных обложках с изображением девиц, очень похожих на Бэмби. Настенный календарь не переворачивали с апреля.

Я сел на кровать.

— Когда вы в последний раз виделись с Ральфом?

— Я уже говорила — месяца два назад. Он провел у меня ночь, — спокойно продолжала она, — в середине мая. Он тогда потерял работу и не мог найти ничего подходящего. Не знал, куда и податься. Я дала ему денег на автобус и с тех пор его не видела.

— Ральф ваш друг?

— Не в том смысле... Мы с ним все равно что брат и сестра. Мы вместе росли в Сан-Франциско. Он мне был старшим братом. И вообще я не стала бы отбивать мужа у жены. — Сказав это, она приняла такую позу, словно проверяла, удалось бы ей это или нет, если бы она захотела. — Я не женат.

— Мне тоже так показалось. — Бэмби села на кровать так близко от меня, что я чувствовал жар от ее тела. — Вы говорите не как женатый, но и на холостяка не похожи.

— Когда-то у меня была жена, очень похожая на вас.

— Как ее звали?

— Забыл. — Имя вызывало столь грустные воспоминания, что было не до них.

— Я вам не верю. Что случилось с вашей женой? — Она уставилась на меня так, словно я собирался предсказать ее собственную судьбу.

— Ничего не случилось. Она ушла от меня и не пожалела. А я пожалел. Потом она вышла замуж за другого, и они стали жить-поживать да добра наживать.

Бэмби кивнула так, словно счастливый конец имел к ней прямое отношение.

— Готова спорить, она бросила вас, потому что вы с кем-то завели роман.

— Ох, проспорите. Я плохо с ней обращался, но в другом смысле.

Где-то в закоулках памяти зашевелилась, словно ветерок в пустыне, боль. Меня снова, против моей воли, потянуло в прошлое.

— Кроме того, ей не очень нравилась моя профессия. Признаться, у меня самого она сейчас вызывает сложные чувства.

— Мне все равно, как люди зарабатывают свой хлеб. Мой прежний муженек был букмекером, ну и что? А вы кто будете?

— Я детектив.

— Интересно, — протянула Бэмби, но вся напряглась, а в глазах вспыхнуло недоверие.

— Успокойтесь, — сказал я. — Если бы я был из тех детективов, которых вы боитесь, я не стал бы всего этого рассказывать.

— Никого я не боюсь!

— Правильно. С какой стати? Я из Лос-Анджелеса.

— Ральф тоже хотел быть детективом. Там вы и познакомились?

— Отчасти. Давайте поговорим о Ральфе. Что это была за работа, которую он потерял?

— Он работал слугой. Когда не подворачивалось ничего лучшего, он соглашался и на такое. Работал на богачей, там, на озере. Когда хозяев не было, он показал мне дом. Картинка!

— Я тоже видел его. Дом Блекуэллов, так?

— Да, Блекуэллов.

— Долго ли у них работал Ральф?

— С неделю. Я не считала. — Она смущенно улыбнулась. — Мне хватает и собственных забот.

— За что его уволили?

— Мне он не говорил, что его уволили. По его словам, он ушел, потому что сделал, что хотел. Да и хозяева уехали обратно на юг.

— Не понял.

— Они заперли дом и поехали к себе в Лос-Анджелес или где там они живут. Ральф думал, они пробудут на озере дольше, но у них изменились планы.

— Мне непонятно, что означает: "сделал, что хотел "?

— Мне тоже. Вообще-то он любил подпустить таинственности. Ральф Симпсон, детектив! Лихо звучит.

— Он проводил в доме Блекуэллов какое-то расследование?

— Он на это намекал. Я не верю ему на все сто. Он насмотрится фильмов и начинает путать жизнь и кино. — Бэмби снисходительно посмотрела на книжки на столе и сказала: — Я тоже иногда так поступаю. Сразу становится легче жить.

Я постарался вернуть ее к нашей теме.

— Что же именно сказал Ральф?

— Точно не помню, у меня плохая память. Это было связано с тем, что случилось с Долли. Эта трагедия его подкосила. Он очень любил Долли.

— Это та самая Долли, которая вышла замуж за Брюса Кэмпиона?

Вопрос произвел неожиданный эффект: она соскочила с кровати и попятилась от меня в другой конец комнаты, что, впрочем, было не слишком далеко. Она приняла оборонительную позу у туалетного столика.

— Что вы так кричите? Тут соседи. Управляющий и так не дает мне покоя!

— Прошу прощения, Бэмби. Но это важный вопрос.

— Вы расследуете убийство Долли, да?

— Да. Ральф тоже?

— Вроде бы. Но из Ральфа какой сыщик! Хорошо бы расследованием занялись профессионалы. Долли была прелесть. Она не должна была умереть.

Бэмби уставилась в потолок, словно эпитафия Долли в то же время была молитвой во спасение самой себя. Медленно, почти бессознательно, она двинулась ко мне и, подойдя вплотную, уставилась сверху вниз глазищами, напоминавшими озера.

— Какой страшный мир!

— В этом мире порой попадаются страшные люди. Вы знаете Брюса Кэмпиона?

— Так, отдаленно. Ральф однажды привел меня к нему, когда еще была жива Долли. Она была от него без ума. Ходила за ним по пятам, словно собачка.

— Как Брюс Кэмпион с ней обходился?

— Нормально. Он вообще-то не очень обращал на нее внимание. Похоже, он терпел ее, потому что ему нужна была натурщица. Он и меня уговаривал. Но я сразу сказала: я еще не пала так низко, чтобы позировать для грязных картинок.

— Он рисовал грязные картинки?

— А какие же они еще. Долли говорила, он заставлял ее раздеваться донага. — Праведный гнев раздувал ноздри Бэмби. — Есть лишь один повод, когда девушке стоит раздеваться для мужчин.

— Почему Кэмпион на ней женился, если она была ему нужна только как натурщица?

— Ему было нужно кое-что еще. Мужики все одинаковы. Но она забеременела, и ему пришлось жениться.

— Так рассказывала Долли?

— Ей ничего и рассказывать не надо было. Я видела ее, когда мы пришли к ним с Ральфом.

— Не помните, когда это было?

— В конце лета. В августе или даже сентябре. Они еще не поженились, но говорили об этом, по крайней мере Долли. Ральф захватил бутылочку, мы выпили за их счастливую жизнь. Какое уж там счастье! Она в могиле, он в бегах. — Рука Бэмби коснулась моего плеча. — Это он ее убил, да?

— Улики против него.

— Ральф говорил, что это не так. По его словам, были другие факты, но полицейские их скрыли. Может, это так, а может, и нет. Ральфа не поймешь, когда дело касается его друзей. — Бэмби тяжело вздохнула.

— Когда Ральф вам об этом рассказал?

Опершись на мое плечо, она присела:

— В наш последний вечер. Мы много разговаривали.

— Он не сказал, какими сведениями располагает?

— Нет, он держал их в тайне. Человек тайны!

— Он не показывал вам никаких вещественных доказательств?

— Нет.

— Что было при нем, когда он от вас уезжал?

— Только то, что было на нем надето. Он вообще не собирался тут долго гостить, но вдруг подвернулась работа. — Бэмби заколебалась. — Я забыла про узел. Он оставил его у меня за пару дней до того, как кончилась его работа. Он не велел его развязывать. Но я на ощупь поняла, что там одежда.

— Какая?

— Не знаю. Узел был большой. — Бэмби развела руками, показывая его размеры. — Я пыталась расспросить о нем Ральфа, но он как воды в рот набрал.

— Может, там что-то краденое?

— Исключено. — Она покачала головой. — Ральф не такой.

— А какой?

— Разве вы его не знали?

— Не так хорошо, как вы.

После паузы она задумчиво заговорила:

— Ральф мне нравился. Не хочу его критиковать. У него было много хороших идей. Только он их бросал на полпути. Он никак не мог решить, кем быть. Помню, еще в детстве Ральф мечтал сделаться юристом по уголовным делам. Но он даже школы не кончил. И так всю жизнь.

— Он давно знал Кэмпиона?

— Лет десять, а может и больше. Они вроде бы познакомились в армии, в Корее. Когда мы с Ральфом навещали Брюса и Долли, они говорили о войне в Корее.

— Меня интересует этот дом. Не покажете его?

— Сейчас?

— Сейчас.

Она взглянула на будильник в кожаном футляре на столике:

— Я жду гостя. Он придет с минуты на минуту.

— Нельзя его отменить?

— Мне надо платить за квартиру. Кроме того, все равно там нет Кэмпиона. Он жил там недолго, год назад. Кто-то разрешил ему там поселиться.

— И все-таки я бы посмотрел дом.

— Завтра. Если вы угостите меня хорошим обедом, я вам все покажу. На той стороне озера замечательные места. Купите сандвичей, и мы устроим пикник.

— Я люблю ночные пикники.

— Но у меня свидание.

— Сколько собираетесь заработать?

Она нахмурила лоб:

— Я не думаю об этом. Мне дают деньги, я на них играю. Почему я должна их выбрасывать в помойку?

— Сколько же стоит часок-другой в вашем обществе?

— Двадцатку. — Она заморгала длинными ресницами. — И обед!

Мы сели в нанятый мною «форд» и поехали по шоссе, на север. Вокруг были густые леса. Над зубчатыми краями верхушек деревьев высыпало почти столько же звезд, как в Мексике. Стало холодать. Бэмби придвинулась ко мне.

— Включите печку, мистер. Я даже не знаю вашего имени.

— Л у Арчер. — Я включил печку.

— Приятное имя. Настоящее?

— Конечно, нет. Вообще-то меня зовут Натти Бампо.

— Не валяйте дурака!

— Имею право. Мы живем в свободной стране.

— Разве есть человек с такой фамилией. Натти, как там его?

— Бампо. Литературный герой. Великий охотник и следопыт.

— А вы?

— Стрелять умею, а вот что касается выслеживания зверя, это у меня лучше получается в асфальтовых джунглях.

— Гоняетесь за людьми?

— Еще как!

— А оружие у вас есть?

— Дома.

— Думаете, Кэмпион скрывается в лесном доме?

— Не исключено. Он человек опасный.

Она нервно хихикнула:

— Просто вы меня хотите напугать. Я думала, он слюнтяй. Ходил в беретике, рассуждал об искусстве.

— Он не слюнтяй.

— Это как понять?

— Пора мне тебе все рассказать. Долли не единственная жертва. В мае погиб Ральф, был заколот ледорубом, — вскоре после того, как ты его видела. Кэмпион — подозреваемый номер один.

Бэмби резко глотнула воздух и никак не могла его выдохнуть. Она страшно напряглась. Наконец выдохнула со словами:

— Ошибаетесь. Может, Кэмпион и убил Долли, чего не бывает между мужем и женой, но он никогда не поднял бы руку на Ральфа. Тот боготворил его, считал величайшим...

— А как относился Кэмпион к Ральфу?

— Любил его. У них были прекрасные отношения. Ральфу льстило, что его друг художник. Он и сам хотел стать художником...

— Я знал несколько художников. В общении это были не самые легкие люди.

— Но они не убивали людей ледорубами. — Пожалуй, только сейчас до нее дошел смысл сказанного мной. Ее сотрясала дрожь. — Ральф действительно погиб?

— Я видел его в морге. Извините меня, Бэмби.

— Бедняга Ральф. Домечтался.

Некоторое время мы ехали молча. Бэмби стала беззвучно плакать. Затем сказала, обращаясь к темноте за окном:

— Все мои друзья умирают. Я чувствую себя глубокой старухой.

Среди деревьев замелькало озеро, словно полированная сталь с отблесками бесконечности.

— Расскажите мне о Долли.

— Что тут рассказывать. — Голос у Бэмби был хриплым. — Она приехала сюда прошлой весной в поисках работы. Сначала работала в игорном клубе, разменивала деньги клиентам, потом нашла себе мужчину. Старая история.

— Только с иным финалом. Ты ее хорошо знала?

— Что тут знать? Обыкновенная девочка из глубинки. Когда она потеряла работу, я стала ее опекать. Потом Ральф познакомил ее с Кэмпионом. Вот и все.

— Ральфу она нравилась?

— Как сказать. Она была хорошенькой, но он не ухаживал за ней. Скорее присматривал. Она была беззащитная. Здесь не место таким, как она.

— Откуда она, кстати?

— Минуточку... Она мне говорила. Городок в апельсиновом поясе. Она все рассказывала, как цветут апельсины.

— Цитрус-Хиллз?

— Как вы догадались?

— Ральф был убит в Цитрус-Хиллз.

Глава 17

Дом стоял на поросшем лесом мысу. Я оставил машину на шоссе, велев Бэмби ждать меня в ней. Она примостилась на переднем сиденье, словно перепуганный кролик.

Я перешел кювет и двинулся бесшумно, как Натти Бампо. Звездный свет, проникая через хвою, придавал ночи волшебный облик. В домике горел огонь.

Я подошел сбоку и заглянул в окно. Перед камином стоял человек, ничуть не похожий на Кэмпиона. Он кому-то говорил:

— Доедай, Анджело. Радуйся жизни. Ты должен быть в форме. — Если на кровати у дальней стены никого не было, человек был в комнате один. Маленький, с худой мальчишеской шеей, темноволосый. В красном джемпере поверх ковбойки.

Он шевельнулся, и я заметил, что на костяшках его поднятого кулака в черной перчатке сидел молодой ястреб. Коричневая птица клевала что-то красное, зажатое в руке человечка.

— Кушай, кушай, — ласково говорил он птице. — Папочка хочет, чтобы сынок рос большим и здоровым.

Я подождал, когда птица окончит кровавую трапезу. Затем постучал в дверь. Человечек отпер и вопросительно уставился на меня глазами в очках без оправы. Золотисто-пятнистые глаза ястреба бесстрастно смотрели в пространство. Для него я был еще одним представителем мира людей.

— Извините за беспокойство, — сказал я обоим. — Но мне сказали, что какое-то время здесь жил человек по имени Брюс Кэмпион.

Взгляд человека потяжелел. Он сказал спокойно и подчеркнуто вежливо:

— Это действительно так. Перед отъездом в Европу я позволил Кэмпиону пожить у меня. Он сказал мне, что провел здесь август и часть сентября. Потом женился и съехал.

— Вы не знаете, что с ним случилось с тех пор?

— Нет. Я был в годовом отпуске — такой мне полагается раз в семь лет — и не поддерживал контактов с друзьями в Америке. Я провел год в Европе и на Ближнем Востоке.

— Кэмпион ваш друг?

— Я поклонник его таланта. — Он тщательно взвешивал слова. — Я стараюсь помогать талантливым людям.

— Вы давно его видели?

Вопрос застал его врасплох. Он покосился на ястреба, застывшего у него на кулаке, словно птица могла ответить. Ястреб сидел, уставясь в пространство немигающими глазами.

— Не сочтите за грубость, — сказал хозяин птицы, — но я бы почувствовал себя уверенней, если бы знал, на каком основании вы задаете мне все эти вопросы.

— Я частный детектив, помогающий расследованию, проводимому официальными органами. — Я назвал свою фамилию.

— В чем заключается ваша помощь?

— В расследовании двух, а может, трех убийств.

Он судорожно глотнул и побледнел.

— Тогда заходите. Не бойтесь Микеланджело. Он не обращает внимания на людей.

Но когда я вошел в комнату, ястреб всколыхнул крыльями. Несмотря на кожаные путы на лапах, он взмыл в воздух, колотя крыльями и обдавая меня волнами воздуха. Но хозяин вновь поднял свой кулак, и птица устроилась на насесте.

Мы сели друг против друга, а птица маячила между нами.

— Я доктор Дэмис, — представился человечек. — Эдмунд Б. Дэмис. Преподаю в Беркли на искусствоведческом факультете.

Он выставлял перед собой свое звание, словно щит.

— Там вы и познакомились с Кэмпионом?

— Я познакомился с ним несколько лет назад в Чикаго. Я был доцентом в художественном институте, где он учился. Как я уже говорил, мне нравились его картины, я поддерживал с ним отношения. Точнее, он со мной их поддерживал.

Сухой отчет. Он давал понять, что между ним и Кэмпионом существует дистанция.

— Я тоже слышал, что он хороший художник. А как насчет его чисто человеческих качеств?

— Я хотел бы воздержаться от суждений на эту тему. Он живет, как умеет. Лично я выбрал более легкий путь. — Простите?..

— Я зарабатываю преподаванием, а живописью занимаюсь по выходным или в отпуске. Кэмпион живет ради творчества. Больше его ничего не интересует.

— Вы ему завидуете?

— В каком-то смысле да.

— Не исключено, что и он завидует вам. Кстати, ваше второе имя не Берк?

— Берк. Мой отец был почитателем Эдмунда Берка. — Вам неизвестно, что Кэмпион пользуется вашим именем? Он называет себя Берком Дэмисом.

Дэмис стал наливаться краской неудовольствия:

— Черт побери! Почему бы ему не оставить в покое меня и мою собственность!

— Он покушался на вашу собственность?

— Я имею в виду этот дом. Осенью, когда он выехал, дом напоминал свинарник. Я чистил его целую неделю. Мне надоел Брюс с его идиотским образом жизни и наглым отношением к окружающим.

— Вы имеете в виду его отношения с женщинами? — Да, но не будем в них вникать. Я давно зарекся чистить авгиевы конюшни.

— Но все же хотелось бы по крайней мере в них заглянуть.

— Лучше не стоит. Утомительное занятие. Они все построены по одному шаблону. По шаблону садомазохизма. Кэмпион всегда относился к женщинам как к своей законной добыче.

— Добыча — слово, вызывающее ассоциации с вашим ястребом.

Он закивал головой, словно я сделал ему и ястребу изящный комплимент. Ястреб высился на его кулаке словно статуэтка. Дэмис, похоже, был привязан и к ястребу, и к Кэмпиону, с любопытством наблюдая через очки, как оба хищника взмывают ввысь и хватают жертву.

— Дело в том, что два месяца назад была убита жена Кэмпиона. Его разыскивают по обвинению в убийстве. Вы об этом знаете, доктор Дэмис?

— Нет, конечно. На прошлой неделе я прилетел из Италии и сразу же приехал сюда. — Он сильно побледнел. — Я ни с кем не поддерживал отношений.

— Кроме Кэмпиона?

— Почему вы так решили?

— Интуиция! Если бы вы действительно не видели его год, то говорили бы о нем другим тоном. Итак, где и когда вы его видели?

— Сегодня утром, — буркнул Дэмис, глядя в пол. — Ни с того ни с сего он заявился ко мне. Ночью обошел пол-озера. Вид был жуткий.

— Зачем он к вам приходил?

— Наверное, в поисках пристанища. Он сказал, что попал в беду, правда, не уточнил, в какую. И клянусь, он ни слова не сказал о жене. Он хотел у меня пожить. Я же счел это невозможным. И вообще я ничем ему не обязан. Он всегда только брал, а я только давал. Кроме того, я подошел к решающему этапу в подготовке ястреба. — Он погладил длинный птичий хвост.

— Когда он от вас ушел?

— Примерно в полдень. Я его покормил. Я и не подозревал, что приютил человека, разыскиваемого полицией.

— Как он уехал?

— Взял мою машину, — выдавил из себя Дэмис.

— Силой?

— Как вам сказать. Он сильнее меня не только физически, но и вообще... — Дэмис отбросил высокомерие и оттого помолодел. — Вы правы, Брюс имеет надо мной власть. Втайне я завидовал ему, его успеху у женщин.

— Можете больше не завидовать. Лучше опишите машину — марка, год выпуска.

— Красный «шевроле» 1959 года, верх черно-красный, клетчатый. Номер калифорнийский: ТСХ-37964.

Пока я заносил это в блокнот, он добавил:

— Берк обещал вернуть машину в течение суток. Он знает, что без нее мне отсюда никак не выбраться.

— Думаю, ему на это наплевать. Но я попробую помочь вам получить ее назад. Хотите заявить, что у вас ее украли?

— Это не кража. Я, конечно, сглупил, но отдал ему добровольно.

— Он не говорил, зачем ему машина и куда он собрался?

— Нет. — Дэмис заколебался. — Вообще-то можно вычислить его маршрут. Он сказал, что, когда машина ему не будет нужна, он оставит ее у меня в гараже, в Беркли. Значит, он поехал в том направлении.

— Он был здесь один?

— Да. Совершенно определенно один.

— Он не упоминал о девушке, с которой у него сейчас роман?

— Он вообще не упоминал никаких девушек. Он почти не говорил. А кто она такая?

— Гарриет Блекуэлл. Высокая блондинка.

— Первый раз слышу. Что с ней случилось?

— Похоже, она плавает в озере.

Сообщение поразило Дэмиса, и его чувства, судя по всему, передались птице. Ястреб распростер крылья. Дэмис успокаивающе погладил его и заговорил:

— Не хотите ли вы сказать, что ее утопил Брюс?

— Очень может быть. Сегодня утром вы не заметили на его лице следы борьбы? Царапины там или что-то еще?

— Да, лицо было исцарапано. И одежда была в плохом виде.

— Мокрая?

— Да, было впечатление, что он промок. У него вообще был такой вид, словно он угодил в переплет.

— Его неприятности еще не закончились, — сказал я. — Мы оставим у вас человека, вдруг он еще раз к вам пожалует. Вы не возражаете?

— Буду только рад. Я не трус, но... — Его встревоженный взгляд был красноречивее любых слов.

— Он, конечно, вряд ли вернется. И поэтому хотелось бы знать, где его есть смысл искать. Также нам нужен ваш адрес в Беркли, если он последует первоначальному плану.

— А нельзя ли без этого? Со мной живет мать, и не хотелось бы ее лишний раз тревожить. Ведь Брюс для нее не опасен.

— Она знает его?

— Очень отдаленно. Практически не знает. Года два назад он пришел к нам обедать. Матери он не понравился. Она сказала, что у него темная аура. В то время, кстати, он жил с какой-то подозрительной девицей в Сосалито. До этого он жил в Кармеле, Санта-Барбаре, Сан-Диего, Лос-Анджелесе и, наверное, где-то еще. Не знаю, где его и искать. Впрочем, — добавил он после паузы, — Брюс мог поехать к своей сестре.

— У него есть сестра?

— Да, хотя он не очень ее жалует. По его словам, она страшно надутая. Они были в неважных отношениях.

— Где она живет и как ее зовут?

— Надо посмотреть, у меня записано. Я ее никогда не видел. Я и адрес-то записал, потому что Брюс просил, чтобы к ней пересылали его почту, пока он странствовал. — С ястребом на руке Дэмис подошел к столу в углу комнаты, открыл ящик, вытащил коричневую кожаную телефонную книгу и стал ее листать.

Брюс Кэмпион стоял первым на букву "К". Под его фамилией значились адреса, упомянутые Дэмисом. Все были зачеркнуты, кроме Менло-парка, где проживала миссис Тор Юргенсен: Скулхауз-роуд, 401. Я это записал.

— Я думал, мы добрые друзья, — говорил Дэмис, уставясь на ястреба так, словно проводил телепатический сеанс. — Но за долгие годы я понял, что лежит в основе наших отношений. Брюс возникал, лишь когда ему что-то было нужно: рекомендации. Как я от него устал. Надеюсь, больше его не увижу!

Я промолчал. Он обратился к ястребу:

— Ты не проголодался, Анджело? Как насчет воробьиного крылышка?

Я оставил его общаться с безмолвной птицей и отвез Бэмби в Стейт-Лайн. Там мы заказали filets mignon[24] в одном из ресторанов при казино. Пьяный толстяк в белой стетсоновской шляпе сидел в баре, накачиваясь все сильнее. Окосевшими глазами он посматривал на девушек, а особенно на Бэмби. К мясу она заказала красного вина, отчего опять сделалась разговорчивой. Когда ей было двенадцать, а ему восемнадцать, Ральф брал ее с собой на рыбалку в Луна-Бей. Как-то он вытащил ее из-под волны в Сан-Грегорио. Она говорила, словно вспоминала сон — возможно, она кое-что присочинила. Но в конце концов она сказала:

— Я не возьму ваши двадцать долларов. Это самое малое, что я могу сделать для Ральфа.

— Вы их честно заработали.

— Нет, надо хоть что-то делать не для денег. Я серьезно.

— Ты хорошая девочка.

— Сказал он, когда она вытаскивала у него бумажник. Блядь с золотым сердцем. Холодным и бесчувственным.

— Ты несправедлива к себе, Бэмби.

— Никакая я не Бэмби.

— Как же тебя звать?

— Никак.

— Как твое настоящее имя?

— Я его ненавижу. — Ее лицо окаменело.

— Но все-таки?

— Мейбл, — с отвращением процедила она. — Моим родителям приспичило дать мне самое банальное имя в мире.

— А где живут твои родители?

— Я отдала их в роддом.

— До или после того, как ты стала Бэмби?

— Если хотите знать, — пылко сказала она, — я сменила имя, когда Кинг смылся от меня, оставив одну в этой дыре. Самое смешное, что и от Бэмби меня тоже тошнит. Оно тоже кажется мне банальным. Пора еще раз менять имя. У вас нет никаких идей на этот счет?

— Сейчас нет.

Она наклонилась ко мне, упершись грудками в край стола:

— Поехали ко мне, выпьем и поговорим за жизнь.

— Спасибо, но мне надо работать.

— Работа не волк! Из-за тебя я отменила свидание.

— Кроме того, для меня ты стишком юная.

— Как это? — Она бросила на меня изумленный взгляд. — Ты еще не старик.

— Я старею не по дням, а по часам, — сказал я, положил на стол деньги и встал. — Куда тебя подбросить?

— Я останусь здесь. Какая разница.

Не успел я дойти до двери, как пьяный толстяк со шляпой в руке, багровея лысиной, двинулся в ее сторону.

Глава 18

Я нашел телефон-автомат и позвонил в Рино Арни Уолтерсу. Он сам снял трубку.

— Уолтерс слушает.

— Это Арчер. У меня информация о передвижениях Кэмпиона. Он в красном «шевроле»...

— Уже знаем, Лью. — Арни говорил тихо и быстро. — Его видели в Салин-Сити. Разговаривал с портье одного из мотелей. Патрульный заметил его, но не арестовал. Решил не спешить и еще раз свериться с нашим циркуляром. Ему показалось, что тот собирается снять номер. Но когда он снова вернулся в мотель, Кэмпиона и след простыл. Это было часа два назад. У тебя нет ничего посвежей?

— Ты меня сильно опередил. Как называется мотель?

— "Тревелерз" в Салин-Сити. Это город в восточной части Залива.

— Как насчет Гарриет?

— Пока никак. Утром начнем тралить озеро. Криминалисты подтвердили, что группа крови совпадает с ее. Но это еще ни о чем не говорит.

— Откуда вы знаете ее группу?

— Я позвонил отцу, — сказал Арни. — Он хотел приехать, но я, кажется, отговорил его. Если мы в ближайшее время не разберемся со всем этим, он отдаст концы.

— Я тоже.

К полуночи я приехал в Салин-Сити. Мотель был в западной части города, там, где начинались солончаки. Красная неоновая вывеска освещала оштукатуренный фасад, подчеркивая его уродство.

За конторкой никого не было. Я позвонил в колокольчик. Из задней комнаты вышел серолицый молодой человек в рубашке, плохо заправленной в брюки, застегивая ее на ходу.

— Номер на одного?

— Номер мне не нужен. Но, может, вы готовы мне кое-что сообщить?

— Насчет убийцы?

— Да. Вы ведь с ним говорили. О чем?

Он простонал и перестал застегивать рубашку.

— Я уже все рассказал полиции, неужели всю ночь мне повторять одно и то же?

Я протянул ему бумажку в пять долларов. Он близоруко уставился на купюру и сунул ее в карман.

— Ладно, если вам это так важно. Что вы хотите знать?

— Что говорил вам Кэмпион?

— Его фамилия Кэмпион? А он назвался Дэмисом. Сказал, что провел здесь ночь два месяца назад и хотел, чтобы я проверил это в регистрационной книге.

— Он действительно был здесь два месяца назад?

— Угу! Я запомнил его. У меня хорошая память на лица. — Он любовно похлопал себя по узкому лбу. — Конечно, я мог сказать, когда именно это было, только посмотрев в книге.

— Вы посмотрели?

— Да, но это ему не помогло. Когда я вернулся, он исчез. Подъехала патрульная машина — полиция всегда появляется в восемь, и это, видно, его спугнуло.

— Можно взглянуть на его регистрационную карточку?

— Забрали полицейские. Сказали, что это важная улика.

— Какая там была указана дата?

— Пятое мая. Это я помню.

Это была улика. В ночь на пятое мая погибла Долли Кэмпион.

— Вы уверены, что тот, кто останавливался пятого мая, и тот, кто говорил с вами сегодня, одно и то же лицо?

— Полицейские задавали этот же вопрос. Абсолютной уверенности у меня нет — со зрением у меня не очень, но он был похож на того человека. И говорил так же. Может, конечно, наврал. Он же сказал, что его фамилия Дэмис, а это не так.

— Пятого мая он указал фамилию Дэмис?

— Они оба зарегистрировались под этой фамилией.

— Оба?

— Даму я не видел. Сначала он записал их обоих, а потом она приехала в своей машине. Он сказал, что это его жена, и я поверил. Вроде бы она уехала рано утром.

— Как же вы это запомнили, если не уверены, тот ли это человек?

— Он напомнил. Я и вспомнил все.

Это был болван. В его глазах торжественно светилась глупость. Я осведомился, есть ли у него собственные воспоминания о пятом мая.

— Но дата стояла на карточке.

— Он мог остановиться в другой день, а сказать, что это было пятого мая. А пятого мая мог остановиться кто-то другой. — Я поймал себя на том, что говорю, словно прокурор, вознамерившийся сбить с толку свидетеля защиты. Мне это неплохо удалось.

— Пожалуй, — удрученно протянул он.

— Кэмпион не пояснил, почему ему надо выяснить дату?

— Нет, он только сказал, что для него это важно. — Он дал вам денег?

— А зачем? Я и так хотел помочь ему. Это же наш клиент.

— Но до этого вы видели его только однажды?

— Да, пятого мая, — твердил свое юноша.

— В котором часу он приехал?

— Не помню. Но не очень поздно.

— И провел всю ночь?

— Не знаю, мы не следим за гостями. — Он зевнул так широко, что я мог пересчитать все дырки у него в зубах.

— Как вас зовут?

— Нельсон Карп.

— А меня Лью Арчер. Я вынужден просить вас вернуть мне пять долларов. Я очень сожалею, но не исключено, что вам придется выступить свидетелем на суде и подтвердить под присягой, что вам никто не сулил денег за ваши показания.

Он вынул пятерку из кармана и положил на стойку:

— Мне бы сразу догадаться, что тут подвох.

— Я же сказал, что очень сожалею.

— А мне-то какое дело!

— Государство платит свидетелям. — Я не сказал, какие это крохи, и Нельсон Карп взбодрился.

— В каком направлении уехал отсюда сегодня Кэмпион?

— К мосту Сан-Матео. Они сами это сказали.

— Они — это полицейские?

— Да, они много звонили от нас по телефону. — Он показал на телефон-автомат на стене.

Выйдя на улицу, я посмотрел вокруг. Соляные горы высились, как древние пирамиды. На той стороне Залива слабо мерцали огни Полуострова. Я был всего в десяти милях от Менло-парка.

Я вернулся в мотель, попросил мелочи у Карпа и на имя Джона Смита заказал телефонный разговор с сестрой Кэмпиона миссис Тор Юргенсен. На четырнадцатом звонке трубку сняли, и мужской голос сказал:

— Алло!

— Просят ответить миссис Тор Юргенсен, — сказала телефонистка.

— Ее нет дома. Что передать?

— Хотите что-нибудь передать, сэр? — спросила меня телефонистка. Это было ни к чему. Кэмпион знал мой голос не хуже, чем я его.

Во втором часу ночи я припарковался в районе трехсотых номеров на Скулхауз-роуд в Менло-парке. Дальше я двинулся на своих двоих, посматривая на почтовые ящики в поисках нужной фамилии. На широкой и тихой улице стояли особняки в тени дубов, которые зеленели, когда домов не было и в помине. В отдалении тихо мурлыкал прибой.

В это время в большинстве домов окна были темные, но в заднем окне дома 401 горел свет. Я обогнул дом, шагая по мокрой от росы траве. Спрятавшись за кустом, я заглянул в окно, покрытое бамбуковой шторой.

Это была кухня, обставленная в сельском стиле и разделенная на две части, собственно кухню и столовую. Я увидел камин из старого кирпича почти во всю стену. Перед камином на диванчике мирно дремал Кэмпион. Карта дорог на его груди мерно поднималась и опускалась в такт дыханию.

На нем были останки серого костюма. В пятнах от крови, грязи или жира. Поцарапанное обросшее лицо. Правая рука свесилась на пол, в ней револьвер среднего калибра с посеребренной рукояткой.

Нужно было вызывать полицию, но мне хотелось взять его самому.

За домом был гараж на три машины. Я пробрался через сад и проник через незапертую дверь. Одна из машин в гараже по очертаниям походила на «шевроле» с откидным верхом.

Это была машина доктора Дэмиса. Посветив ручкой-фонариком, я прочитал его фамилию на руле. Ключи были в зажигании. Я вынул их и положил в карман.

Надо было чем-то вооружиться. В задней части гаража был верстак, над ним полка с инструментами. Из неплохого набора молотков я выбрал полегче и взвесил в руке. Годится.

Вернувшись к «шевроле», я приладил спичечный коробок, так что включилась сирена. Она завыла, как иерихонская труба. Я подошел к приоткрытой двери и спрятался за ней, распластавшись по стене, не спуская глаз с задней части дома. Мои уши горели. В гараже бесновались децибелы, норовя вышвырнуть меня на улицу. Из дома вышел Кэмпион. Он пробежал через сад с камелиями. В его руке поблескивал револьвер. Добежав до гаража, он остановился и оглянулся, словно заподозрив недоброе. Но воющий клаксон представлял слишком серьезную угрозу, нужно было его поскорее выключить.

Когда он возник на пороге гаража, я выскочил из засады и ударил его молотком по затылку — не слишком сильно, но и не стишком нежно. Я выудил оружие из-под поверженного владельца, сунул его в карман и отключил клаксон.

В соседнем дворе кто-то громко выругался. Я вышел из гаража и сказал:

— Добрый вечер!

Человек направил на меня фонарик:

— Что тут происходит? Это не Тор Юргенсен?

— Нет, а где Юргенсены?

— Уехали в город. Я никак не мог понять, кто в доме.

К забору подошел коренастый мужчина в пижаме и внимательно посмотрел на меня. Я улыбнулся. У меня было отличное настроение.

— В их доме человек, которого ищет полиция. Я детектив и только что оглушил его.

— Брат Эвелины?

— Похоже.

— Она знает, что он здесь?

— Сомневаюсь.

— Бедная Эвелина. — В его голосе смешались сочувствие и злорадство, возникающее, когда мы узнаем о неприятностях наших ближних. — Бедный Тор. То-то расшумятся газеты.

Я перебил его:

— Позвоните в Редвуд-Сити шерифу. Пусть вышлют машину.

Он бодро двинулся к своему дому, семеня босыми ногами.

Глава 19

Пока Кэмпион приходил в сознание, мы с Ройалом ждали в холле больницы. Это заняло час. За это время я успел рассказать капитану о моих похождениях — и Кэмпиона тоже.

Мои находки в мотеле не удивили Ройала.

— Подделывает алиби, чтобы на него не вешали убийство жены.

— Оно может быть настоящим. Вам бы надо поговорить с этим Нельсоном Карпом и проверить, подлинная ли карточка регистрации или нет. Сейчас она у полицейских Салин-Сити.

— Таких алиби на пятак дюжина, — равнодушно отозвался Ройал. — Он мог зарегистрироваться в мотеле, даже провести там часть ночи, а потом вернуться в Луна-Бей и прикончить жену. Расстояние между этими двумя точками всего тридцать миль.

— Тем более легко проверить.

— Слушайте, — сказал Ройал, — у меня и так полно проблем. Займитесь этим с моим заместителем Мунганом. Он возглавляет наш филиал в Луна-Бей и знает подробности.

Я не стал настаивать. Ройал был хорошим полицейским, но, как и многие хорошие полицейские, гибкостью он не отличался. Наконец из палаты Кэмпиона вышел молодой врач в белом халате и с важным видом сообщил, что, учитывая важность дела, разрешает допросить своего пациента.

Мы с Ройалом вошли в палату, охраняемую сотрудником службы безопасности в форме. Это была обычная маленькая палата, но с тяжелыми стальными решетками на окне. Кэмпион лежал на кровати с приподнятым изголовьем. Он лежал неподвижно и смотрел на нас. Его тяжелый взгляд поочередно обратился на каждого из нас, но он промолчал. Перевязанная голова, под глазами лиловые круги. На бледных щеках отчетливые ссадины.

— Привет, Кэмпион, — сказал я.

— Давненько не виделись, Брюс, — подхватил Ройал.

Кэмпион промолчал. Белый тюрбан-повязка и гримаса боли делали его похожим на индийского факира на ложе с гвоздями. На него упала тень капитана Ройала:

— Что ты сделал с Гарриет Блекуэлл, Брюс?

— Ничего я с ней не делал.

— Последний раз ее видели в твоем обществе.

— Ну и что?

— А то, что ты убил ее.

— Я никогда никого не убивал.

— А твою жену Долли?

— Я не убивал Долли.

— Хватит, Брюс. У нас другие сведения. Ты неплохо порезвился, но прогулка кончилась. Конец прогулки, начало процесса. — Ройал ухмыльнулся своей неуклюжей шутке. — Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя, но советую сказать правду, в конечном счете так тебе будет выгодней.

— Еще бы! — фыркнул Кэмпион. — На стул в газовой камере положат мягкую подушечку, а цианит сдобрят жасмином.

Ройал наклонился над кроватью, заслонив от меня Кэмпиона.

— Значит, ты понимаешь, что заработал газовую камеру, так? Почему бы тогда тебе не рассказать все как есть? Я давно мечтаю тебя послушать. Расскажи мне про гибель Долли, и я твой лучший друг. Я сделаю все, чтобы спасти тебя от зеленой комнаты.

— Обойдусь без твоей помощи, легавый. И отойди от меня — у тебя воняет изо рта.

Ройал замахнулся:

— Ах ты, грязный сукин... — Он осекся, взглянул на меня и отошел.

— Ну, ударь меня, — сказал Кэмпион. — На это вы мастера. Всю жизнь ненавидел вашу свору. Вы продаете закон тому, кто больше заплатит, а нищие отвечают за всех сразу.

— Заткнись! — крикнул Ройал. — Ты валяешься, рассуждаешь о законе, а у самого руки по локоть в крови. В крови жены!

— Что-то не вижу крови, — сказал Кэмпион, помахав руками.

— Это верно. Когда ты убивал Долли, крови не было. Ты просто завязал ей на шее чулочек. — Ройал издал такой звук, словно сплюнул. — Что творится в твоей башке, Кэмпион, хотелось бы знать.

— И не мечтай. Ты слишком туп.

— Не настолько, чтобы не понять, что такое псих, который пачкает красками холсты и живет на счет баб. Почему бы тебе не найти настоящую мужскую работу?

— Ловить проституток?

— Я читал книгу об одном любителе проституток, французском художнике-психе, который отрезал себе ухо и покончил с собой. Ну а ты что выкинешь?

Кэмпион сел в кровати.

— Если бы ты не был идиотом, то говорил бы о Ван Гоге с уважением. К тому же он не француз, а голландец. Он гений и религиозный пророк.

— Как и ты, да? Ты божество, нуждающееся в человеческих жертвоприношениях?

— В газовые камеры людей, между прочим, отправляешь ты!

— Именно. Скоро дойдет очередь и до тебя.

Я встал между ними, лицом к Ройалу. Он побагровел, глаза сверкали. Кэмпион снова откинулся на подушку и прикрыл глаза. Я заставил его снова открыть их, спросив:

— Как попала кровь на шляпку Гарриет?

— На какую шляпку?

— На ту, что я сегодня выудил из озера. Что делала шляпка в озере и как на ней оказались кровь и волосы?

— Спроси Гарриет. Это ее шляпка.

— Ты знал, что шляпка в озере?

— Узнал от тебя. Значит, так оно и есть. Легавые всегда говорят правду.

— Смени пластинку. Как попала шляпка в озеро?

— Говорю, спросите Гарриет.

— Ее нет. Где она, Кэмпион?

— Понятия не имею. Но у меня есть предложение.

— Какое?

— Убирайтесь отсюда. Я болен, мне нужен отдых и покой.

— Доктор сказал, что допрос тебе не повредит.

— Боюсь, он повредит моей репутации.

— Хватит валять дурака.

— Почему это? Почему мне немного не поразвлечься? Гестаповцы — очень скучные собеседники.

У меня начало бешено стучать в висках. Я почувствовал солидарность с Ройалом.

— Разве тебя не волнует судьба твоей невесты?

— Кого, кого?

— Разве вы не собирались пожениться?

— Жениться?

— Отвечай на вопрос!

— Ты же знаешь заранее все ответы. Такое уж у тебя ремесло.

— Если ты не собирался жениться на Гарриет, зачем повез ее на озеро Тахо? Потому что оно глубокое?

Кэмпион посмотрел на меня с невыносимой скукой на лице. За его спиной заговорил Ройал, на сей раз очень тихо:

— Мистер Арчер заслуживает, чтобы ему ответили, Брюс. Он потратил много сил, чтобы иметь возможность задать тебе этот вопрос.

— Мистер Арчер может прыгнуть в озеро и утопиться.

— Вслед за Гарриет, которой ты подсобил? — спросил я.

— Не знаю, что она выкинула. Я ее и пальцем не тронул.

— Откуда у тебя ссадины на лице?

Кэмпион дотронулся до лица, пальцы ощупывали ссадины так, как слепой изучает незнакомый предмет.

— Вчера я заблудился в лесу. Наверное, ободрался о кусты.

— После скандала с Гарриет?

Он незаметно кивнул.

— Из-за чего был скандал?

— Какой скандал? — удивился он.

— Ты же сам признал, что вы поссорились.

— Тебе это послышалось.

— Я видел, как ты кивнул.

— У меня легкий тремор. Прошу извинить. Это оттого, что меня избили до полусмерти гестаповцы. Почему бы вам не убраться?

— Мы побудем здесь, — сказал Ройал, подойдя ко мне. — Ты признал, что у вас что-то произошло с девушкой. Это первый шаг к истине. Почему бы тебе не дойти до конца, Брюс, а?

— Не зови меня Брюсом.

— Это не твое имя?

— Мое, но только для друзей.

— Каких еще друзей? — презрительно бросил Ройал.

— У меня есть друзья.

— Где они, в могиле?

Кэмпион повернулся к стене.

— Ральф Симпсон звал тебя Брюсом? — спросил я.

— Что? — спросил он в стену.

— Ральф Симпсон звал тебя Брюсом?

— Да.

— Вы дружили?

— Да.

— Зачем ты убил его и забрал его документы?

Он обернулся в мою сторону:

— Я не брал его документов!

— У тебя в кармане обнаружили его метрику.

— Он сам мне ее дал.

— В ту ночь, когда ты угостил его ледорубом?

Кэмпион широко раскрыл рот, так, что был виден его язык за зубами. Он завопил, глаза его закатились, а он кричал что-то нечленораздельное.

Мы с Ройалом в замешательстве переглянулись. Почему-то мы — я, по крайней мере, — чувствовали себя виноватыми. Когда Кэмпион выдохся и откинулся на подушку, в коридоре раздался шум. Женский голос спорил с мужскими.

Ройал двинулся к двери, но она уже распахнулась. Женщина, ворвавшаяся в палату, была похожа на Кэмпиона, хотя выглядела старше и была более ухоженной.

— Что вы делаете с моим братом?

— Ничего особенного, мэм, — отозвался Ройал. — Просто задали несколько вопросов.

— Вы его пытали?

— Скорее наоборот.

Она подошла к кровати:

— Они мучили тебя, Брюс? Какой ужас!

Кэмпион вяло посмотрел на нее:

— Я стерпел, и ты стерпишь. Уходи.

— С ним все в порядке, миссис Юргенсен, — сказал Ройал. — Вам не следует здесь находиться.

— Вот и я сказал то же самое, — подал голос охранник от дверей. — Может, мне следовало задержать ее силой?

Ройал коротко покачал головой. Мимо охранника прошел в палату высокий человек со светлыми, коротко постриженными волосами и длинным лицом. У него было такое выражение, словно он сосал лимон. Он взял женщину под руку и сделал попытку увести ее от кровати. Она сопротивлялась, не глядя на него. Она жадно всматривалась в лицо брата:

— Разве ты не хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Где ты была, когда мне действительно требовалась помощь? А теперь ей грош цена. Убирайся!

— Ты слышала, Эвелина? — сказал высокий. У него был едва заметный скандинавский акцент — даже не акцент, а интонации. — Он обойдется без нас, а мы без него.

— Но это мой брат.

— Я-то знаю. Но ты хочешь, чтобы об этом узнали все вокруг? Ты хочешь, чтобы наш Тор потерял всех друзей? Ты хочешь, чтобы люди оборачивались и тыкали в меня пальцем?

— Слышала, что говорит твой муж? — спросил Кэмпион. — Почему бы тебе не послушаться его, сестра, и не уйти?

Появился доктор с медсестрой на буксире. Он окинул собравшихся недовольным взглядом.

— Я бы хотел напомнить, капитан, что вы в больнице. Этот человек не только арестованный, но и мой пациент. Я разрешил допрос, надеясь, что он пройдет спокойно.

— Я не отвечаю за... — начал было Ройал.

— Зато я отвечаю за его здоровье. Прошу всех освободить палату. Это и к вам относится, капитан.

— Я не закончил допрос.

— Это может подождать до утра.

Ройал капитулировал. Он мысленно представил себе, как защита на суде схватиться за показания доктора. Он ушел, за ним все мы.

На автостоянке, не то чтобы совсем случайно, я столкнулся с четой Юргенсенов. Они попытались пройти мимо, как бы не заметив меня, но я расположился между ними и их «мерседесом». Деваться им было некуда.

— Ни слова, Эвелина, — предупредил муж.

— Если бы могли присесть где-нибудь и потолковать...

— Не поддавайся, Эвелина. Он оказывает давление.

— Почему бы вам не помолчать? — предложил я. — Это ведь не ваш родной брат.

Она обернулась ко мне:

— Меня волнует его судьба, Тор, и еще мне стыдно. Все эти месяцы мы делали вид, что он не существует, что мы не имеем отношения...

— Мы действительно не имеем к нему отношения. Мы решили это раз и навсегда.

— Почему бы даме не говорить за себя? — вставил я.

— Разговоров не будет. Отойдите. — Он взял меня за плечо и оттолкнул. Бить его не было резона. «Мерседес» умчался в их крошечный собственный рай.

Я остановился в мотеле «Камино-реаль» и заснул, пытаясь придумать план действий, который бы помог все решить. Мне снилось, что я доказываю невиновность Кэмпиона на макете с бумажными куклами, которые липли к пальцам. Затем я обнаружил в озере тело Гарриет. На голове были следы от когтей.

Я проснулся в холодном поту. По шоссе со свистом проносились ночные автомобили.

Глава 20

Я встал с постели. Было утро с его печальной неопределенностью. Я поехал через весь округ в Луна-Бей. В тамошней полиции главным был Перси Мунган, которого я хорошо знал и ценил, надеясь, что это взаимно.

Когда я вошел в оштукатуренное здание участка, на широком лице Мунгана заиграла улыбка — лучик солнца на каменной скале.

— Говорят, ты за нас вкалываешь, Лу?

— Кто-то же должен работать.

— Это точно. У тебя усталый вид. У меня есть электробритва — не желаешь?

Я почесал подбородок. Колючий.

— Спасибо, успеется, Капитан Ройал говорит, ты занимался уликами по делу Долли Кинг.

— Какие там улики! Кот наплакал. — Мунган встал из-за стола. Грузный человек, много выше меня. Это создало во мне приятное ощущение ловкости и быстроты хорошо натренированного боксера второго полусреднего веса. Он открыл воротца в барьере, разделявшем помещение на две части.

— Проходи и садись. Сейчас закажу кофе.

— Это тоже успеется.

— Наверное, но так приятнее беседовать. — Он вызвал из задней комнаты молодого полицейского и распорядился насчет кофе. — Как ты впутался в дело Кэмпиона?

— Меня наняли узнать его подноготную люди из Лос-Анджелеса — Блекуэллы. Он подцепил их дочь Гарриет в Мексике, где жил под чужим именем, и заставил влюбиться в себя. Три дня назад они вместе уехали в Неваду, где она исчезла. Есть опасения, что она стала его второй, а может, и третьей жертвой. — Я поведал Мунгану о шляпке в озере, о смерти Ральфа Симпсона. Мунган внимательно слушал, опустив уголки рта, словно бульдог, а когда я закончил, сказал:

— О девице я не знал. Но я не могу понять, зачем Кэмпиону убивать Симпсона. Может, тот и правда одолжил ему метрику. Они ведь дружили. Когда Кэмпион приехал сюда прошлой осенью, Симпсон подыскал ему дом, если это можно назвать домом. Но на что-то более приличное у него денег не было. У него была трудная зима.

— В каком смысле?

— В каком ни возьми. Денег нет. Жена с пузом, а он не имеет работы, если не считать работой рисование. Какое-то время они жили на пособие. Но округ перестал платить, когда выяснилось, что Кэмпион покупал на эти деньги краски. Симпсон помогал им как мог. Я слышал, что, когда в марте родился ребенок, доктору платил он. — Интересно.

— Очень. Я даже подумал, что Симпсон — отец. Он знал Долли до того, как та познакомилась с Кэмпионом. Вчера я узнал, что он их и познакомил. Если Симпсон сделал ей ребенка и подставил Кэмпиона, у того был повод для двойного убийства. Это, конечно, только предположение...

— Уж это точно.

— Есть ли данные, подтверждающие, что Кэмпион не был отцом?

— Скорее наоборот, — задумчиво покачал головой Мунган. — Все указывает на обратное. В сентябре, когда они поженились, она была уже беременна. Мужчина женится, только когда уверен, что отец он.

— Обычно да, но Кэмпион не такой, как все.

— Спасибо Создателю за это. Если бы все были, как он, Америка отправилась бы в преисподнюю. В красиво разрисованных контейнерах. — Он положил на стол ручищу, словно прикрывал туза. — Лично я сомневаюсь, что эти два убийства связаны. Я не утверждаю, что связь исключена. Просто у меня сомнения.

— Они должны быть связаны. Симпсона убили примерно через две недели после смерти Долли — через те самые две недели, когда он расследовал причины ее гибели. И еще — его нашли закопанным в ее родном городе.

— Цитрус-Хиллз?

Я кивнул.

— Может, он поехал взглянуть на ребенка, — задумчиво предположил Мунган. — Ребенок ведь там. Его взяла мать Долли.

— Значит, ты все-таки одобряешь мою гипотезу?

— Ее не мешает держать в голове. Будешь ее разрабатывать, съезди посмотри на миссис Стоун и малыша. Правда, ему всего четыре месяца и вряд ли он на кого-то похож...

Вернулся молодой человек с картонным пакетом в бумажном мешочке. Мунган разлил кофе в три бумажных стаканчика. Подчиняясь невидимым сигналам, полицейский ушел со своим стаканчиком к себе и прикрыл дверь. Мунган сказал, отхлебнув кофе:

— Я что имел в виду — если убийства и связаны, то не через Кэмпиона, хотя официальная точка зрения другая. Ты помалкивай, но в некоторых кругах есть сомнения, что Кэмпион убил Долли.

— В каких это кругах?

— В этих самых, — сказал он и покосился на запертую дверь. — Я имею в виду самого себя. Симпсон тоже сомневался. Мы с ним об этом говорили. Он знал, что и его подозревают, но стоял на своем: Кэмпион ни при чем. Симпсон часто нес что попало, но теперь, когда его убили, я думаю, что кое в чем он был прав.

Я слушал, прихлебывая кофе, а Мунган продолжал:

— Пойми меня, Лью. Может, Кэмпион и убил жену. Когда убивают женщину, в девяти из десяти случаев виноват мужчина — муж, прежний или бывший, любовник и так далее. Это общеизвестно. Но у нас нет твердых доказательств, что это сделал Кэмпион.

— Почему же тогда обвинили его?

— А за это он должен поблагодарить самого себя. Он запаниковал и ударился в бега, а начальство решило, что это доказательство вины. Но на самом деле у нас толком ничего не было. Когда его задержали, я распорядился выпустить его через сутки без предъявления обвинения. Но этот идиот в ту же ночь смылся. Тогда собиралось большое жюри, и окружной прокурор подсунул им это дело. Конечно же, он получил постановление о привлечении к судебной ответственности. Не удери он, ничего бы не было. — Помолчав, Мунган дипломатично добавил: — Это мое личное, не совпадающее с официальным, мнение.

— А каково личное мнение капитана Ройала?

— Капитан держит его при себе. Он хочет стать шерифом, а это непросто, если ты перечишь сильным мира сего.

— А окружной прокурор метит в губернаторы или еще куда?

— Еще куда. Самый настоящий цирк!

— Ты не любишь цирк?

— Люблю. Со слонами.

Мунган допил кофе, скомкал стаканчик в кулачище и швырнул в корзину для бумаг. Я сделал то же самое. Этот банальнейший ритуал стал для меня поворотным пунктом в расследовании.

— Какие же улики есть против Кэмпиона?

Мунган скорчил такую рожу, словно проглотил горькую пилюлю:

— Только подозрения, отсутствие алиби и побег. И еще есть улики негативного свойства: нет признаков того, что к ним в дом вломился посторонний, Долли не пыталась спастись бегством. Она лежала на полу — тихая и спокойная, только вокруг шеи был завязан ее шелковый чулок.

— Она была в спальне?

— У них там не было спальни. Сейчас покажу фото. — Он вышел в заднюю комнату и вернулся с фотографиями. На одной крупным планом была снята полногрудая молодая женщина с искаженным лицом. Чулка практически не было видно, так он врезался в плоть.

На других снимках место, где был найден труп, обвели мелом. Комната была сфотографирована в разных ракурсах: неубранная кровать, детская колыбелька, кухонный стол, стулья, газовая плита, обогреватель, палитра и краски на скамье у широкого окна. Окно, точнее, застекленная дверь бывшего гаража, имело в нижнем углу треугольное отверстие. На голых стенах висели картины без рам — тоже своего рода окна, из которых открывался вид на мрачный причудливый мир.

— Почему разбито стекло?

— Симпсон сказал, что оно разбилось давно. Кэмпион все никак не мог вызвать стекольщика. Он пребывал в иных мирах, баловался красками, и ему было не до того, чтобы обеспечить жене и ребенку нормальную жизнь.

— Ты не большой его поклонник?

— По-моему, он хорош гусь. И ему такая встряска только на пользу.

Мунган швырнул снимки на стол. Из кармана куртки он вынул пуговицу и начал задумчиво крутить в пальцах. Большая коричневая пуговица с остатками коричневых ниток. Пуговица из плетеной кожи. Я недавно видел такую, только не мог вспомнить, где именно.

— Ребенок спал в той же комнате?

— Второй комнаты нет. Жили как ирландские бродяги, — добавил он с интонациями ирландского буржуа.

— Что случилось с ребенком в ночь убийства?

— Об этом-то я и собирался рассказать. Произошла странная штука — потому-то мы и заподозрили Кэмпиона. Кто-то, наверное убийца, вытащил ребенка из колыбельки и подложил в машину у соседнего дома. Жившая там женщина, негритянка по фамилии Джонсон, проснулась на рассвете оттого, что в ее машине плакал ребенок. Она знала, чей он, — они с Долли были в хороших отношениях. Она решила отнести его Кэмпионам. Так она и обнаружила труп Долли.

— Где был в ту ночь Кэмпион?

— По его словам, пьянствовал, пока не позакрывались бары. Потом сел в машину и носился по округе. Такую версию ни подтвердить, ни опровергнуть. Он не назвал ни баров, ни мест, где катался. Сказал, что под утро поставил машину в тупике у Скайлайна и заснул. Из этого не вытекало, что он не мог быть убийцей. То, что он тогда напился, подтвердилось. От него страшно разило перегаром.

— В котором часу была убита его жена?

— Между тремя и четырьмя утра. Коронер приехал в восемь и сказал, что смерть наступила четыре-пять часов назад. Он определил это по температуре тела и содержимому желудка. Одно подтвердило другое.

— Откуда он знал, что она ела и в какой последовательности?

— Кэмпион сказал, что они поели в шесть вечера. Он купил пару гамбургеров — хорошая диета для кормящей матери! — и человек в драйв-ине подтвердил это. Похоже, за едой они и повздорили. Кэмпион забрал все деньги, какие были в доме, и уехал пьянствовать.

— Из-за чего они поссорились?

— По его словам, из-за всего сразу. Они уже давно не ладили.

— Это он так сказал?

— Да. Он словно нарочно себя чернил.

— Он не говорил, что завел другую женщину?

— Нет. Что ты думаешь об этом, Лу?

— Думаю, что можно доказать, что он говорил неправду насчет ночи пятого мая. Ты не говорил утром с Ройалом?

— Он звонил — сказал, что взяли Кэмпиона. Хочет, чтобы я приехал в Редвуд-Сити и принял участие в допросе.

— Кэмпион в чем-нибудь признался?

— Он вообще помалкивает. Ройал даже растерялся.

— Он не рассказывал о мотеле в Салин-Сити?

— Ни слова. — Мунган вопросительно уставился на меня.

— Как показал ночной портье Нельсон Карп, Кэмпион провел там ночь с женщиной. Или часть ночи. Они зарегистрировались как мистер и миссис Берк Дэмис — это одно из имен, которыми пользовался Кэмпион. Регистрационная карточка у местной полиции. Похоже, он создавал себе алиби.

— Настоящее или фиктивное?

— Ты сможешь выяснить это скорее, чем я.

Мунган встал и посмотрел на меня:

— Почему бы тебе не рассказать об этом подробнее?

— Вчера я рассказал это Ройалу. Но он не заинтересовался. Может, тебя это больше заинтересует.

— Считай, что это так. Но если алиби настоящее, почему Кэмпион о нем помалкивает?

— Спроси у него сам.

— Придется.

Мунган бросил коричневую пуговицу на стол так, что она полетела на пол. Я ее подобрал.

— Вещдок?

— Не знаю. Пуговица была в кулачке у младенца, когда миссис Джонсон нашла его в своей машине. Она не знала, откуда эта пуговица. Никто не знает.

Я пытался припомнить, где видел такую пуговицу. Я копался в глубинах памяти, но ничего, кроме запаха и шума моря, не выкопал.

— Можно, я ее возьму?

— Нет, я читал рассказ о том, как пуговица помогла разгадать тайну. У меня к ней особое чувство.

— У меня тоже.

— Чур, первый! — Улыбающиеся глаза-щелочки смотрели на меня. — Уверен, что не будешь бриться?

— Пожалуй, побреюсь.

Он извлек из нижнего ящика стола электробритву. Я пошел в ванную, где и побрился. Под слоем щетины оказалось знакомое лицо человека, напрашивающегося на неприятности.

Глава 21

Когда я вышел из ванной, Мунгана не было. По его телефону я позвонил Вики Симпсон. Никто не ответил. Молодой полицейский сообщил, что она еще в Цитрус-Хиллз, ждет разрешения властей забрать тело мужа. Я сдал «форд» в аэропорту Сан-Франциско, сел на самолет в Лос-Анджелес, а там забрал свою собственную машину и поехал через апельсиновые рощи в Цитрус-Хиллз.

Сначала я решил навестить младенца. Его бабка жила в западной части города, где строители устроили хаос. Я приехал в разгар дня. В облаках пыли двигались бульдозеры, словно танки на ничейной земле.

Дом отделяла от улицы давно не стриженная живая изгородь. Постоянная пыль посеребрила кустарник. Двухэтажный сборный дом давно не мешало бы покрасить. Дырки в сетчатой двери были заделаны веревочкой. Я постучал.

Женщина, отворившая мне, выглядела слишком молодо, чтобы быть бабушкой. Платье с воланами и высокие каблуки подчеркивали стройность фигуры. У нее было детское личико, на котором время оставило свои следы. Она была посветлее, чем дочь.

— Миссис Стоун?

— Да.

Я сказал, кто я такой и чем занимаюсь.

— Я бы хотел зайти — задать несколько вопросов.

— О чем?

— О вашей дочери, о том, что с ней случилось. Я понимаю, что это больная тема...

— Это верно. Стоит ли к ней возвращаться? Вы знаете, наверное, не хуже меня, кто убил. Вместо того, чтобы приезжать и мучить меня, взяли бы и поймали того человека. Он же где-то рядом.

— Вчера я поймал Кэмпиона, миссис Стоун. Он в Редвуд-Сити.

— Сознался?

Прилив жадного интереса обострил и состарил черты лица.

— Пока нет. Нужны дополнительные факты. Я веду это дело и был бы вам признателен, если бы вы могли помочь.

— Прошу, заходите.

Она открыла дверь и провела меня через холл в гостиную. Из-за опущенных штор там царил полумрак. Вместо того чтобы поднять шторы, она зажгла торшер.

— Извините, что жуткая пылища. Трудно держать дом в порядке, когда они там все разворотили. Стоун хотел продать дом, но оказалось, что за него много не выручишь. Повезло тем, кто живет на другой стороне улицы. Их сносят. Но здесь оставят все как есть.

Во всем, что она говорила, ощущались протест и недовольство. Она, наверное, была по-своему права. На мебели был густой слой пыли. Но даже если бы его не было, мебель все равно выглядела бы убого. Я сел на стул, хозяйка на диван. У нее были манеры миловидной женщины, не знающей, что делать со своей внешностью, кроме как любоваться ею в зеркале.

В данный момент я был зеркалом, и она улыбалась вовсю:

— Что вам рассказать?

— Начнем с вашего зятя. Вы его встречали?

— Однажды. Но и этого мне хватило с лихвой. Мы с Джеком пригласили их на Рождество. Поджарили индейку, все чин чином. Но этот Брюс Кэмпион держался так, будто попал в трущобу. Увез Долли с такой стремительностью, словно тут эпидемия чумы. Ему и невдомек, что мы дружны с лучшими людьми этого города.

— Вы с ним поссорились?

— А то нет! С какой стати он задирает нос? Долли сказала, что они ютятся в гараже, а у нас свой дом двадцать с лишним лет. Я спросила, что он собирается предложить ей, когда думает найти работу, и так далее. Он сказал, что женился на ней, что тут еще, мол, предлагать. А работа у него, дескать, есть — живопись. Я спросила, много ли он этим заработал. Оказалось, не очень: они сводят концы с концами с помощью друзей. Я сказала, что моя дочь не нуждается в милостыне, а он ответил, что мне это кажется. Она на шестом месяце, а он смеет говорить такое ее матери! Я пыталась уговорить ее послать его подальше и остаться у нас, но Долли и слушать не захотела. Больно она была преданная!

Миссис Стоун полностью вошла в роль страдалицы, и мне пришлось перебить поток воспоминаний вопросом, ладили ли супруги.

— Она-то с ним ладила. На это способна только святая. Она и была святой. — Миссис Стоун стала рыться в корзинке для рукоделия, стоявшей рядом. — Хочу показать вам письмо, которое она написала мне после Рождества. Если кто и заслуживает названия верной жены, это была моя Долли.

Она вынула мятое письмо, написанное 27 декабря и отправленное из Луна-Бей. Написано оно было неровным почерком на обрывке эскизной бумаги.

"Дорогая Элизабет!

Жаль, что вы поцапались с Брюсом. Он с норовом, но вообще-то очень ничего. Спасибо за двадцатку, на пальто хватит. Только бы Брюс не забрал — у него на краски и кисти уходит прорва денег, а без пальто мне никак. Здесь холоднее, чем дома. Спасибо за приглашение остаться, но жена должна быть с мужем в трудную минуту. Кстати, Брюс так и повел себя со мной. С ним бывает трудно, но все равно лучше такой муж, чем без мужа. Он все-таки умница. Кроме того, многие говорят, что настанет время, когда за его картинами будут охотиться, и тогда ты обрадуешься, что я его не бросила.

Большой привет Джеку.

Долли (миссис Брюс Кэмпион)".

— Просто сердце кровью обливается, — сказала миссис Стоун. — Как она его обожествила!

Я напустил на себя приличествующее случаю мрачное выражение. Впрочем, получилось оно само собой. Я думал о той культурной пропасти, которая лежала между Гарриет и Долли, и о Брюсе Кэмпионе, для которого это оказалось не помехой.

— Как она вышла за него, миссис Стоун?

— Старая история. Вы, наверное, знаете, что между ними вышло. Невинная девушка впервые оказалась вне дома. Он ее соблазнил. Пришлось отвечать за свои поступки. — Она слегка встревожилась из-за собственных слов и, опустив глаза, добавила: — Отчасти это и моя вина. Я не должна была отпускать невинную юную девушку одну в Неваду.

— Сколько ей было лет?

— Когда уезжала, двадцать. В мае исполнился год со дня отъезда. Она работала в нашей прачечной под постоянным присмотром отца и, конечно, чувствовала себя не в своей тарелке. Ей хотелось немного пожить самостоятельно. Я ее не осуждаю. С ее внешностью можно было далеко пойти.

Она замолчала, устремив взгляд вдаль. Возможно, вспомнила, что ей внешность так и не помогла. Возможно, задумалась о том, как далеко сейчас Долли.

— Так или иначе, — вновь заговорила миссис Стоун, — я разрешила ей поехать в Тахо и поискать работу. Только на лето. Она собиралась откладывать заработанное, чтобы учиться, приобрести солидную профессию. Я уговорила ее пойти на курсы косметики, она прекрасно ухаживала за собой. Это у нее от меня. Но потом попался ей этот тип — и все полетело кувырком, в том числе и курсы.

— На Тахо она с кем-то подружилась?

— С девушкой по имени Бэмби. Та ей очень помогала. Она работала в салоне красоты, и Долли очень хорошо о ней отзывалась. Долли мне о ней писала. Я была рада, что у нее такая подруга. Я надеялась — это придаст ей уверенности в себе. Косметологи нужны везде и зарабатывают неплохо. Я всегда жалела, что сама не занялась этим. Джек, конечно, кое-что зарабатывает в своей прачечной, но в последние годы жизнь стала труднее — инфляция. Теперь у нас на руках ребенок.

Она возвела очи к потолку.

— Можно взглянуть на малыша?

— Он спит наверху. Зачем вам?

— Люблю маленьких.

— По вас не сказала бы. Я сама не из таких, по крайней мере, теперь. Разучилась крутиться вокруг них. Но все-таки, — добавила она, понизив голос, — этот человечек для меня большое утешение. Он — все, что осталось от Долли. Пойдемте посмотрим на него, только не разбудите.

Мы поднялись наверх по лестнице, устланной прорезиненной дорожкой. В детской комнате было душно и темно. Миссис Стоун включила лампу с абажуром. Ребенок лежал голенький в той самой обшарпанной колыбельке, которую я видел на снимках. Мунган был прав: малыш не был ни на кого похож. Крошечный, беззащитный, сладко спящий — младенец как младенец. Он уютно посапывал.

Бабка накрыла простынкой его до пупка. Я стоял и думал, кем же он вырастет. Было трудно представить его взрослым, в вихре черных страстей.

— Это колыбелька Долли, — пояснила миссис Стоун. — Мы послали им ее на Рождество. Теперь она снова вернулась к нам. — Она помолчала. — Слава Богу, хоть его-то этот псих пощадил.

— Как его зовут?

— Долли назвала его Джеком в честь отца. Она очень любила отца. Ну как вам малыш?

— Здоровенький.

— Стараюсь. Конечно, нелегко растить детей после двадцатилетнего перерыва. Одна надежда, что его-то хоть удастся как следует воспитать. Боюсь, я не сумела сделать этого с Долли.

Я пробормотал что-то ободряющее, и мы пошли вниз. Эта женщина, как и большинство известных мне, умела принимать худшее и продолжать жить как ни в чем не бывало. Войдя в гостиную как сомнамбула, она подошла к камину и сняла с полки фотографию в рамке.

— Вы не видели портретов моей дочери?

— Не самые удачные.

Эта фотография была не шедевром, но все равно не шла в сравнение с тем, что показывал мне Мунган. Типичная фотография выпускницы, сделанная в провинциальном городке. Сильно отретушированная Долли улыбалась, как раскрашенный ангел.

— Правда, она была хорошенькая?

— Очень, — сказал я.

— Кто бы мог подумать, что она встретит такого, как этот Брюс Кэмпион. Все могло быть иначе. Ею интересовались многие местные ребята. Ходили за ней табуном. Но Долли не обращала на них внимания. Ей хотелось уехать отсюда. И вообще ей нравились мужчины постарше. Иногда мне кажется, — продолжала она с удивительной наивностью, — что это оттого, что она обожала отца. С ровесниками ей было не по себе. Но, к несчастью, в таком маленьком городке все достойные мужчины постарше были уже женаты.

— Долли дружила с кем-то из молодых людей?

— Нет, она была хорошей девочкой и сторонилась дурных компаний. Пока не угодила в лапы Кэмпиона.

— Как насчет ее друзей на Тахо? В ее жизни были еще мужчины, кроме Кэмпиона?

— Что значит «в ее жизни»? — Резко, почти грубо она вырвала из рук фотографию и поставила ее назад на каминную полку. Все еще стоя ко мне спиной, она спросила: — На что вы намекаете?

— Просто я хочу понять, что за жизнь вела Долли до того, как познакомилась с Кэмпионом. Она осталась без работы, и ей помогали знакомые, в том числе Бэмби Кинг. Вы сказали, она вам писала о Бэмби. Письмо не сохранилось?

— Нет, я его выбросила.

— Она упоминала других друзей, кроме Бэмби?

Миссис Стоун подошла ко мне, качая головой. Ее каблуки оставляли вмятины на ковре.

— Теперь я понимаю, к чему вы клоните. Это еще одна его грязная выдумка.

— Чья?

— Брюса Кэмпиона. Он все время лгал. Когда они были тут на Рождество, он намекал Джеку, что ребенок не его и вообще он и женился-то исключительно по доброте душевной.

— Он не сказал, кто настоящий отец?

— Нет, конечно, потому что никто, кроме него, им и быть не мог. Я спросила Долли, и она это подтвердила. Да и он тоже не очень-то упирался.

— Что именно он сказал?

— Сказал, что спорить не будет, что договор дороже денег и он не пойдет на попятный. Он говорил, словно Долли товар какой-то. Я указала ему на это, а он велел ей собираться. Он не хотел продолжать разговор на эту тему. Он боялся, как бы все не всплыло.

— Что вы имеете в виду?

— Все его фокусы. Он пьяница и бог знает кто. Долли не жаловалась, она помалкивала, но я-то понимала, что, за этим кроется. Больно лихо он тратил деньги.

— Долли когда-нибудь упоминала человека по имени Ральф Симпсон?

— Симпсон? Нет, никогда. Как, вы сказали, его зовут?

— Квинси Ральф Симпсон.

— Это не тот, кого нашли на заднем дворе дома Джима Ролинса напротив нас?

— Его, он был другом вашей дочери.

— Не верю.

— И все же это так. Симпсон и познакомил ее с Кэмпионом. А когда они поженились, Симпсон помогал им и деньгами.

— Это ничего не доказывает.

— Я и не собираюсь ничего доказывать. Меня только удивляет, что Долли никогда не упоминала при вас Симпсона.

— Мы мало поддерживали контакт. Она не любила писать письма.

— Когда вы в последний раз видели Долли и Кэмпиона?

— На Рождество. Я же говорила об этом.

— Вы не видели Долли в мае?

— Когда ее нашли, Джек отвез меня туда. Но я относилась к нему, как к гремучей змее.

— Когда полицейские выпустили его, он не остался в Цитрус-Хиллз?

— Понятия не имею. К нам он не заходил.

— Он мог быть через дорогу, закапывая Симпсона. Тот, кто это сделал, нарочно выбрал место напротив вашего дома.

Она посмотрела на меня так, словно ее осенила догадка.

— Да, да.

— Вы уверены, что Симпсон никогда не бывал в вашем доме?

— С какой стати? Мы не знакомы. — Миссис Стоун волновалась все больше и больше, ломая пальцы.

— Но он знал Долли, — напомнил я. — После ее гибели, когда вы взяли ребенка, он мог наблюдать за вашим домом.

— Зачем?

— Есть предположение, что он отец ребенка.

— Не верю. — Помолчав, она спросила: — А что он за человек? Я только читала, что его убили и закопали во дворе дома Ролинса.

— Я не был с ним знаком, но по откликам это был неплохой человек. Верный друг. Щедрый, достаточно храбрый. Похоже, последние дни он провел, пытаясь понять, кто убил Долли.

— Разве это не Брюс Кэмпион?

— Симпсон не был в этом уверен.

— Вы, я вижу, тоже, — сказала она, поджав губы.

— И я тоже. — В ее облике проглянула враждебность. Я пытался лишить ее любимого врага.

— Вы ошибаетесь. Это был Брюс Кэмпион. Я это сердцем чую. — Она приложила руку к левой стороне груди.

— Все мы ошибаемся, — заметил я.

— Да, и вы ошибались не раз. Я уверена, что Брюс Кэмпион — отец ребенка. Долли сама это говорила.

— Дочери порой говорят матерям неправду.

— Может быть. Но если этот Симпсон — отец ребенка, почему он на ней не женился?

— Он уже был женат.

— Ну, теперь я вижу, как вы неправы. Долли ни за что не стала бы иметь дело с женатым человеком. Лишь однажды... — Миссис Стоун осеклась, в глазах появился испуг. Она замкнула рот на замок.

— Расскажите об одном-единственном случае, когда Долли имела дело с женатым мужчиной.

— Этого не было.

— Вы же сами сказали, что было.

— Говорят вам, не было. Я подумала совсем о другом. Незачем пачкать ее память.

Я пытался убедить ее рассказать мне, но безуспешно. Тогда я решил сменить тему:

— В доме напротив, где нашли труп Симпсона, ведь никто не жил?

— Да. Ролинсы выехали сразу же, и несколько месяцев дом стоял пустой. Позор, и только, что произошло с ним и другими домами, предназначенными на слом. Там хозяйничала местная шпана. Джек постоянно находил там пустые бутылки и банки из-под пива. Хулиганы били стекла и все подряд крушили. Дом-то все равно должны были сломать, но мне было очень его жалко. — Похоже, она горевала о своей судьбе. — Глаза б мои не глядели на дом Джейметов.

— Джейметов?

Миссис Стоун махнула рукой в сторону шоссе.

— Это все тот же дом. Джим Ролинс купил его у миссис Джеймет после смерти ее мужа. Когда-то давно вся эта часть города принадлежала Джейметам. Там было их ранчо. Но это уже седая древность.

— Расскажите о Джиме Ролинсе.

— Тут особенно нечего рассказывать. Достойный, надежный человек. Хозяин станции по обслуживанию автомобилей, собирается открыть вторую. Джек всегда доверяет Ролинсу. Говорит, что Ролинс честный механик, а у Джона это высшая похвала.

— Долли его знала?

— Конечно. Ролинсы жили здесь три-четыре года. Если вы думаете, что тут могло быть дело нечисто, то ошибаетесь. Джек — отличный семьянин. Он продал дом государству и выехал в первый же год, как началась реконструкция. Учтите, он ни за что не стал бы закапывать труп во дворе своего дома.

Как трудно предположить, что могут сделать убийцы, подумал я. Большинство из них руководствовались мотивами, которые и сами вряд ли могли бы объяснить: пытались уничтожить дурное прошлое, которое мешало попасть в светлое будущее, освобождались от страха перед смертью, убивая других, хоронили старые грехи, а они начинали расти, множиться и в конце концов уничтожали своего могильщика.

Поблагодарив миссис Стоун, я вышел на улицу. Бульдозеры выполнили дневное задание, но пыль по-прежнему висела в воздухе. Сквозь нее проступали очертания вырванных с корнем деревьев, домов, превращенных в груду камней. Я так и не мог понять, где стоял дом Ролинса.

Глава 22

В полицейском участке Цитрус-Хиллза дежурил усталый человек в рубашке с расстегнутым воротом, изо рта торчала зубочистка. Вокруг была блаженная тишина. Даже пылинки в воздухе двигались чинно-благовоспитанно. Вселенная начнет останавливать свой бег в Цитрус-Хиллзе. Возможно, это уже началось.

Я спросил усталого дежурного, где сержант Леонард. Он мрачно воззрился на меня, словно я помешал его медитации.

— Уехал по делам.

— Куда?

— В Лос-Анджелес.

— По каким делам?

Он еще раз уставился на меня. Возможно, он пытался идентифицировать меня по системе Бертильона[25].

Он сам был из эпохи Бертильона.

— Сержант уехал по поводу убийства Симпсона? — спросил я.

Он извлек изо рта зубочистку и стал изучать ее, словно это было вещественное доказательство.

— Мы не обсуждаем наши дела с гражданами, — наконец сообщил он. — Вы из газеты?

— Я частный детектив. Работаю с Леонардом по этому делу.

— Доложу сержанту, когда он вернется, — невозмутимо отозвался он. — Ваша фамилия?

— Ш. Холмс. — Вставив зубочистку обратно, он быстро стал писать в блокноте. Я сказал: — Ш. означает Шерлок.

Он перестал писать. Устройство, исполнявшее обязанности мозга, получило невнятный сигнал: над ним вроде издеваются.

— Как вы назвали имя?

— Шерлок.

— Это шутка? Ха-ха.

Я начал сначала:

— Меня зовут Лью Арчер, и Леонард захочет со мной переговорить. Когда примерно он должен вернуться?

— Когда появится в участке.

— Большое спасибо.

— Не за что. — Он порвал листок блокнота, на котором писал, и клочья полетели на разделявший нас барьер.

— Не могли бы вы дать мне его домашний адрес?

— Мог бы. Но вы же Гениальный Сыщик. Вот и угадайте.

Арчер Остряк. Арчер Сыщик. Я забрал свое чувство юмора и побрел с ним под ручку по коридору. У справочного бюро не было никого, но к столу был привязан толстый телефонный справочник. Уэсли Леонард жил на Уолнат-стрит. Старик, поливавший возле участка хризантемы, сказал, что это в нескольких кварталах отсюда. Арчер Ищейка.

Вполне буржуазная улица. Оштукатуренные дома, построенные еще в двадцатые годы. Газон перед домом Леонарда был хоть куда. Дверь открыла полная женщина, ухоженная не столь тщательно, как газон.

Розовые бигуди придавали ей свирепый вид. Не успел я и рта открыть, как она сказала, что Уэсли нет, а она занята — готовит ужин.

— А когда он вернется?

— Обычно возвращается к ужину. Уэсли обожает горячий ужин.

— Когда это бывает?

— Часов в шесть. Мы рано ужинаем. Что-нибудь передать?

— Я Лью Арчер, тот, который привозил Вики Симпсон. Она у вас?

— Нет, здесь она провела одну ночь. Уэсли — добрый самаритянин. Вы не друг миссис Симпсон?

— Нет.

— Я не хочу злословить. У нее хватает неприятностей. Но немолодой женщине трудно, когда в доме появляется молодая. Молодая женщина с большими неприятностями. Это мешает семейной жизни. — Она провела рукой по бигуди, словно на них и держался ее брак. — Вы же знаете, что такое мужчины.

— Насчет Уэсли не могу ничего сказать.

— Уэсли тоже не каменный. Как и все мужчины. — Она глядела на меня, готовая разочароваться во мне в любую минуту. — Полночи она проревела у него на плече. Потом он грел ей молоко. В четыре утра поджаривал ей сандвич. Мне он ни разу не сделал сандвича за десять лет. Потом она проснулась в полдень, я подала ей ленч, тактично намекнув, что ей неплохо бы переехать в отель. Теперь Уэсли говорит, что я жестокосердая. Но я просто хотела обезопасить нашу семейную жизнь.

— Откуда у нее деньги?

— Ее босс переслал телеграфом аванс, да и ребята из участка скинулись. Миссис Симпсон неплохо устроилась.

— Где она сейчас?

— Отель «Валенсия» на Мейн-стрит.

Отелю было лет тридцать — сорок, трехэтажный кирпичный куб, который когда-то был белым. Через большую витрину с улицы были видны старые люди в старых шляпах. Когда я вошел в вестибюль, старички как по команде повернулись в мою сторону. Было так тихо, что я слышал скрип стульев, а может, и их шей. За конторкой портье никого не было. Я нажал на кнопку звонка. Не работает. Тогда один из стариков поднялся со стула, прошаркал в заднюю комнату и вскоре вышел оттуда без шляпы, но в коричневом парике, который он все никак не мог приладить. Парик был явно великоват.

— Слушаю вас, сэр.

— Миссис Симпсон у себя?

Он обернулся и стал изучать ячейки с ключами. Затылок у него был розовый, как у цыпленка.

— Да, сэр. Она у себя.

— Передайте ей, что с ней хотят поговорить.

— В ее номере нет телефона. Вообще-то я могу сходить и передать ей лично, — сказал он без энтузиазма.

— Ладно, я сам схожу. В каком она номере?

— В триста восьмом, на третьем этаже. Но у нас не принято, чтобы джентльмены ходили к дамам в номера. — Фраза прозвучала непристойно, возможно, из-за парика.

— Я не джентльмен, а детектив.

— Все ясно.

Он и его приятели у окна пристально смотрели, как я поднимался по лестнице. Я был сегодня в центре внимания. Коридор третьего этажа освещала красная лампочка. Я постучал в дверь триста восьмого номера.

— Кто там? — спросила Вики Симпсон тусклым голосом.

— Лью Арчер. Помните?

Пружины кровати протестующе заскрипели. Дверь отворилась, и в проеме показалось ее осунувшееся лицо.

— Что вы хотите?

— Поговорить.

— Я уже наговорилась.

Зрачки ее глаз были огромными и беззащитными. Я увидел в них свое отражение. Крошечный красноватый человечек, застывший в двух кусочках янтаря.

— Впустите меня, Вики. Мне нужна ваша помощь.

Пожав плечами, она дала мне пройти, а потом подошла к кровати и прилегла в не очень изящной позе. Под черным платьем груди и бедра очертились так, словно были сделаны из чего-то очень твердого, из дерева или кости. На кровати лежала Библия. Я заметил, что Вики читала «Книгу Иова». Я сел.

— Не знал, что вы любительница Библии.

— Вы многого обо мне не знаете.

— Это точно. Почему вы не сказали, что Ральф дружил с Кэмпионом?

— Разве не понятно? Я не хотела, чтобы вы об этом знали.

— Почему?

— Не ваше дело.

— У нас одно общее дело, Вики. Мы оба хотим знать правду.

— Все и так ясно. Ральф погиб. Этого не изменить.

— Он имел отношение к гибели Долли? Вы его покрывали?

— Нет.

— Конечно, покрывали. Вы сразу узнали Кэмпиона по описанию. Вы знали, что Долли убита, а Ральф был с ней близок.

— Не в том смысле.

— В каком же?

— Он был чем-то вроде финансового консультанта, — прерывисто проговорила она.

— Зачем Долли консультант? У нее не было ни гроша.

— Зря вы так думаете. Мне точно известно, что у нее было полно денег. Ральф сказал, почти тысяча наличными. Она не знала, что с ними делать, и спросила совета у Ральфа.

— Ошибаетесь, Вики. У Долли не было денег. Мне сказали, что, когда у них родился ребенок, доктору платил Ральф.

— В этом не было необходимости. Но он выиграл на бегах. Стоило Ральфу хоть чуть-чуть выиграть, он начинал вести себя, как Санта-Клаус. Я ему тогда показала. Но Долли потом все вернула.

— Когда?

— Перед самой смертью. Из тех денег, что у нее были. На них-то он и поехал на Тахо.

Неожиданная информация. Настолько неожиданная, что можно было верить.

— Ральф сам видел деньги Долли?

— Да. Он их не считал, но видел. Она хотела, чтобы он сохранил их для нее — она собиралась купить в рассрочку сборный домик. Но Ральф не хотел брать на себя такую ответственность. Он посоветовал положить их в банк, но Долли боялась, что об этом узнает Брюс и все промотает. Как те деньги, что были у нее до замужества.

— Я не знал, что у нее тогда были деньги.

— Почему же, по-вашему, он на ней женился? Ральф говорил, что у нее была еще тысяча. Брюс ее промотал. Она боялась, что и эти деньги отправятся туда же.

— Откуда деньги?

— Ральф сказал, что ей их дал один человек. Она не сказала кто.

— Отец ребенка?

Она потупила взгляд.

— Я считала, что отец Брюс.

— Брюс это отрицал.

— Я об этом не слышала.

— Зато я слышал. Кто мог быть отцом, если не Брюс?

— Понятия не имею.

— Ральф?

— Нет, между ним и Долли ничего не было. К тому же он очень уважал Брюса.

— Но забеременела она задолго до встречи с Брюсом. И у нее появились деньги. Значит, она хотела, чтобы Ральф взял тысячу?

— Да, может, ему и следовало согласиться. — Вики понизила голос, словно опасаясь, что нас подслушают. — Думаю, не из-за денег ли ее и убили?

— Брюс?

— Он или кто-то еще.

— Ральф сказал о деньгах полиции?

— Нет.

— И вы тоже не сказали?

— Зачем напрашиваться на лишние неприятности? И без того их хватает.

Я встал. Косые лучи заходящего солнца светили в окно. Вики сидела, поджав ноги так, словно лучи пригвоздили ее к кровати.

— Вы боялись, что ее мог убить Ральф?

Она посмотрела куда-то вбок.

— Ральфа вызывали в участок, и главный там, Мунган, задал ему кучу вопросов. После чего Ральф уехал в Неваду. Конечно, я испугалась.

— Где был Ральф в ночь гибели Долли?

— Не знаю, его не было дома допоздна. Когда он пришел, я проснулась...

— Вы по-прежнему уверены, что Ральф мог ее убить?

— Я не говорила, что уверена. Просто я боялась этого.

— Вы его об этом не спрашивали?

— Конечно, нет. Но он все время говорил о смерти Долли. У него тряслись руки, он даже не мог взять чашку с кофе. Это было вечером следующего дня. Они взяли в оборот Брюса, а Ральф твердил, что тот не убивал, что он не мог этого сделать.

— Ральф виделся с Брюсом до отъезда на Тахо?

— Да. Брюс пришел к нам утром, сразу как его выпустили. Будь я дома, я бы его прогнала.

— Что случилось в то утро между Ральфом и Брюсом?

— Не знаю. Я была на работе. Ральф позвонил мне днем и сказал, что едет на Тахо. Может, Брюс поехал с ним. В тот день он исчез, и больше я его не видела. Через пару дней газеты запестрели сообщениями, что он сбежал, а большое жюри вынесло постановление о привлечении его к судебной ответственности.

— Одно дело — привлечение к ответственности, другое дело — осуждение за убийство, — сказал я.

— То же самое сказал Ральф, когда вернулся с Тахо. Я надеялась, что за это время он успокоится. Не тут-то было. Он говорил только о Брюсе Кэмпионе.

— Как они относились друг к другу?

— Как братья — со времен корейской войны. Брюс, похоже, хлебнул больше, Ральф вроде как его опекал. Он был счастлив, что дружит с Брюсом, мог отдать ему последнюю рубашку. Собственно, он так не раз поступал.

— Ральф мог отдать Брюсу свою метрику, чтобы тот мог уехать из страны?

— Он что, дал? — резко вскинув голову, спросила Вики.

— По крайней мере так говорит Брюс. Либо Ральф дал ее добровольно, либо Брюс просто отнял.

— И убил его?

— Сомневаюсь. Убивать Ральфа ему было незачем, а деньги Долли еще больше все усложняют. Ее мог убить всякий, кто знал о них.

— Но зачем кому-то понадобилось убивать Ральфа?

— Я вижу одну причину: Ральф мог знать, кто убил Долли.

— Почему же он тогда этого никому не сказал?

— Может, не был уверен до конца. Он явно пытался сам распутать тайну убийства — на Тахо и в Цитрус-Хиллз. Когда он вернулся с Тахо, то ничего не говорил о Блекуэллах?

— О Блекуэллах? — Похоже, она слышала эту фамилию впервые.

— О полковнике Марке Блекуэлле и его жене. Они-то и наняли меня, потому что их дочь Гарриет связалась с Кэмпионом. У Блекуэллов домик на озере, и позавчера Гарриет видели там с Кэмпионом. Затем она исчезла. В озере мы нашли ее шляпку, а на ней кровь. Брюс Кэмпион не смог ничего объяснить.

Вики привстала на колени и неловко переползла в угол кровати.

— Мне об этом ничего не известно.

— Потому-то я вам все и рассказываю. Любопытно, что Ральф некоторое время, около недели, прослужил в доме Блекуэлла. В мае. Потом его уволили, якобы за воровство.

— У Ральфа было много недостатков, — послышался голос из угла, — но я голову даю на отсечение, что он в жизни ничего не украл. Да и зачем вешать собак на покойника?

— Я не собираюсь этого делать, Вики. Я хочу найти убийцу Ральфа. Вы его любили, Вики?

Она посмотрела на меня так, словно хотела ответить отрицательно, сказать, какую боль он ей причинял, но вместо этого сказала совсем другое:

— Ничего не могла с собой поделать. Как ни старалась разлюбить его, ничего не вышло. Он был сумасшедший, — прошептала она, и это прозвучало как ласка. — Когда он спал и неприятности отступали, я смотрела и думала: какой же он красивый.

— Теперь он спит и не ведает бед, — сказал я. — А что за узел с одеждой он привез с Тахо?

— Там было только коричневое пальто. Но он его не крал! Он в жизни не брал чужого.

— Меня не интересует, крал он его или нет. Откуда оно?

— Сказал, подарили. Но такие вещи не дарят ни с того ни с сего. Это же импортный твид марки «Харрис». Оно стоило сотню долларов и теперь в отличном состоянии. Нет одной пуговицы.

— А какие там были пуговицы?

— Кожаные коричневые. Я хотела подобрать что-то взамен пропавшей, чтобы он мог носить пальто, — в ее глазах заблестели слезы. — Но он сказал, что не будет его носить, — и не носил.

— Он взял его с собой на юг?

— Да, перекинул на руку и сел в автобус. Ума не приложу, зачем он поволок его в такую жару и еще без пуговицы.

— Какой пуговицы не было?

— Верхней. — Она показала пальцем.

Я пожалел, что не взял пуговицу у Мунгана. Теперь я вспомнил, где видел такие пуговицы — на коричневом твидовом пальто, которое носила одна из девиц с полосатого катафалка.

Глава 23

Я поехал на побережье и стал прочесывать пляжи к югу от 101-го шоссе. Кое-кто из серфистов вспомнил полосатый катафалк, но они не знали, как зовут молодых людей. Серфисты — племя необщительное. Мне больше повезло с дорожной полицией в Малибу. Оказывается, хозяина катафалка на прошлой неделе оштрафовали за то, что он ездил с неисправной фарой. Его звали Рей Баззел, и жил он в одном из каньонов над городом.

На ржавом почтовом ящике я прочитал: «Миссис Слоун Баззел». К ее дому вела зигзагообразная асфальтовая дорога. Это было сооружение из мамонтового дерева и стекла с белой крышей, упиравшееся в крутой склон горы. В гараже на две машины стоял «фиат», но катафалка не было.

Не успел я подойти к двери, ее открыла огненно-рыжая женщина и вышла на улицу. Ее жесткое красивое лицо было нарумянено, словно она ждала гостя. Только какого? Брюки черные в обтяжку. Вырез на майке открывал не только грудь, но и живот. В руках бокал, наполовину наполненный мартини. Судя по ее речи, мартини она уже опрокинула.

— Привет, привет! — воскликнула женщина. — Мы знакомы?

— Нет, просто у меня такое лицо. Как поживаете, миссис Баззел?

— Отлично. — В доказательство она согнула в локте свободную руку и выпятила грудь, которая чуть не выскочила на улицу. — У вас усталый вид. Заходите, угощу выпивкой. Надеюсь, вы пьете?

— В больших количествах, но только не сейчас! Спасибо. Мне нужен Рей.

— Всем нужен Рей, — нахмурилась она. — Он что-то натворил?

— Надеюсь, что нет. Где я могу его найти?

Она сделала рукой движение, обнимающее все побережье. С горы оно было видно на много миль. Словно маленький прожектор, заходящее солнце светило в тучах.

— Я уже не могу уследить за сыном, — призналась она чуть более трезвым голосом. — Мы вместе завтракали. Потом он куда-то усвистел со своей шайкой. У них на уме один серфинг. Иногда я не вижу его по-нескольку дней. — В виде утешения она снова угостилась мартини. — Вы уверены, что не хотите выпить? Я приготовила новый шейкер. Если не поможете, я упьюсь.

— Вылейте в раковину.

— Вы с ума сошли! — Подчеркнуто пристально она уставилась мне в глаза. — Вы бродячий проповедник?

— Бродячий детектив. Расследую убийство. Рей может мне помочь.

— Он замешан? — прошептала она, вплотную приблизив ко мне лицо.

— Вряд ли. Но он может кое-что знать. К обеду его не ждете?

— Понятия не имею. Иногда он закатывается со своей компанией на всю ночь. У них есть спальники. — Она вдруг вспылила: — Готова убить себя за то, что позволила ему купить этот катафалк. Он днюет и ночует в нем. — Она вдруг вспомнила мои слова. — Что значит «кое-что знает»?

— Я сказал, может знать.

— Кого убили?

— Квинси Ральфа Симпсона.

— Никогда о таком не слышала. Думаю, что и Рей тоже.

— Когда Симпсона последний раз видела его жена, у него было коричневое твидовое пальто с оторванной верхней пуговицей. Это было два месяца назад. Недавно я видел такое же пальто на одной девице из компании Рея.

— Мона?

— Крупная блондинка с хорошим бюстом.

— Это девица Рея. Мона Сазерленд. Пальто его. Я помню. Он получил его в подарок от отца, когда последний раз навешал его. Так что вы ошиблись. Это не то пальто.

— Скажите, откуда оно у Рея на самом деле, миссис Баззел?

Проявления материнской любви непредсказуемы. Она запустила в меня пустым бокалом. Тот просвистел рядом с ухом и разлетелся вдребезги о камни. Затем она отступила в дом и заперла дверь.

Я уселся в своей машине. Солнце, похожее на крошечную оранжевую облатку, висело над самым горизонтом. Потом оно исчезло из вида, а всю западную часть неба затянуло чем-то похожим на дым, словно солнце, опустившись, подожгло невидимые костры на краю света. Через некоторое время дверь снова отворилась. Хозяйка появилась с новым бокалом.

— Я только что поговорила по междугородной с моим бывшим, — сказала она, — он готов подтвердить насчет пальто.

— Какой он молодец!

Она взглянула на бокал, словно раздумывая, не запустить ли и им в меня. Но там была выпивка.

— Какое вы имеете право находиться на моей территории? Сейчас же покиньте ее.

Я выехал на шоссе и поставил машину около ее почтового ящика. Я стал смотреть на горизонт. Пожары угасли, и наступили сумерки. В третий раз появилась женщина. Неверной походкой она подошла к почтовому ящику и оперлась об него.

— Я надралась.

— А я советовал вам вылить в раковину, — сказал я, выйдя из машины и подойдя к ней.

— Разве я могу так поступить с джином? Сколько лет это мой самый верный и надежный друг и помощник. — Она вдруг потянулась ко мне, как слепая. — Мне страшно.

— Я не собирался пугать вас и думаю, что ваш сын тут ни при чем, но мне надо знать, откуда у него пальто. Отец ведь не дарил ему пальто, так?

— Так. Рей сказал мне, что нашел его.

— Где?

— На берегу.

— Как давно?

— Месяца два назад. Он принес его домой и отчистил от песка. Потому-то я испугалась, когда вы сказали про убийство два месяца назад. Потому-то я соврала вам.

Одной рукой она опиралась на мое плечо, другой сжимала предплечье. Я не оттолкнул ее.

— Рей не способен на убийство. Временами с ним бывает трудно, но, в сущности, он хороший. И такой юный.

— Его никто и не подозревает, миссис Баззел. Он лишь свидетель, а пальто — вещественное доказательство. Узнав, как оно к нему попало, мы сможем многое понять. Но я обязательно должен поговорить с ним самим. Где мне его найти?

— Утром он говорил, что они могут заночевать в Зуме. Он захватил кое-какую еду. Но часто он говорит одно, а делает совсем другое. Мне уже не уследить за ним. Тут нужен отец.

Она говорила в мой пиджак, все крепче цепляясь за меня. Некоторое время я поддерживал ее, чтобы она не упала. Фары проезжавшей мимо машины высветили ее мокрое испуганное лицо.

Полосатый катафалк стоял пустой среди других машин на пятачке у шоссе над Зумой. Я оставил там свою машину и отправился на берег искать Рея. То здесь, то там виднелись костры — то ли кочевники разбили свой лагерь, то ли уцелевшие от атомной бомбардировки. Начинался прилив. Из темноты возникали волны и рассыпались белой пеной по берегу.

Вокруг одного из таких костров расположились под одеялами шестеро. Я их сразу узнал: на одной из девиц было коричневое пальто. На меня не обратили никакого внимания. Я был привидением из мира взрослых. Стоит вообразить, что меня нет в природе, и я исчезну, как и прочие взрослые.

— Я ищу Рея Баззела.

Один из парней приложил руку к уху и спросил:

— Чего-чего?

— Мне нужен Рей Баззел, — повторил я.

— Кто-кто? — Он оглядел свою компанию. — Никто не знает Рея Баззела?

— Никогда о таком не слыхала, — подала голос девушка. — Я, правда, знала Гелиогабала Рексфорда Баззела. Это был старик с длинной седой бородой, и несколько лет назад он умер от бубонной чумы.

Все рассмеялись, кроме меня и девушки. Я спросил парня:

— Ты Рей?

— А ты кто такой? — Внезапным стремительным движением он вскочил на ноги, скинув одеяло. Три других парня тоже поднялись. — Ты легавый?

— Не надо нервничать, мальчик.

— Я не мальчик.

— Как же тебя называть?

— Как угодно, только не мальчиком.

— Хорошо, мистер Баззел. У меня к вам ряд вопросов насчет того пальто, что носит мисс Сазерленд.

— Откуда ты знаешь, как нас зовут? С кем ты говорил?

Он бесшумно шагнул ко мне. Его маленький отряд сомкнул ряды за его спиной. Молодые люди сложили руки на груди, чтобы продемонстрировать мускулатуру, на их бицепсах играли красные отблески костра.

С помощью дзюдо я мог бы легко разобраться со всеми их бицепсами, но мне не хотелось делать мальчикам больно. Я был мирным парламентарием из стана взрослых. Я показал значок полицейского, оставшийся у меня на память об одном дельце в доках Сан-Педро.

— Я говорил с разными людьми, в том числе и с твоей матерью. Она сказала, ты нашел пальто на берегу.

— Не верьте мамашам, — сказал он, покосившись на девиц.

— Откуда же оно у тебя?

— Я соткал его под водой из побегов морского салата. Я мастер на все руки. — Он пошевелил пальцами.

— Хватит валять дурака, Баззел. Дело серьезное. Ты не бывал в Цитрус-Хиллз?

— Проездом...

— Не для того ли, чтобы убить и закопать человека?

— Убить и закопать? — испуганно повторил он.

— Квинси Ральфа Симпсона. Его нашли в Цитрус-Хиллз на прошлой неделе с колотой раной в сердце. Ты его знал?

— Никогда не встречал, честное слово. Да и пальто у нас вот уже два месяца. — Он говорил, как двенадцатилетний. — Верно я говорю, Мона? — обернулся он к девушке.

Та кивнула. Ее тюленьи глаза были большими и испуганными. Негнущимися пальцами она расстегнула пальто и сбросила на землю. Я протянул руки. Рей поднял пальто и подал мне. В его движениях не было прежней уверенности.

Тяжелое пальто пахло солью и морем. Я сложил его и перекинул на руку.

— Откуда оно у тебя, Рей?

— Нашел на берегу, как сказала стару... мать. Трофей. Я живу дарами моря, подбираю то да се. Верно, Мона?

Она молча кивнула.

— Оно было мокрое-премокрое, — продолжал по-детски частить Рей, — а в карманах камни, словно кто-то нарочно их положил, чтобы утопить его. Но начался прилив, и его выбросило на берег. Пальто было как новое. Из хорошего материала. Я решил высушить его и оставить себе. Это наш улов. Теперь его носит Мона. Она вечно мерзнет.

Мона стояла у костра в купальнике и дрожала. К ней подошла вторая девица и накинула ей на плечи рубашку. Ребята понуро стояли поодаль, словно воины, сошедшие с фриза отдохнуть.

— Где нашли пальто?

— Не помню, мы кочуем по всему побережью.

— Я знаю где, — подала голос Мона. — В тот день прилив был в шесть с половиной баллов, и я не пошла кататься, а вы сказали, что я трусиха. Вы же должны помнить, — обратилась она к остальным, — это маленький частный пляж возле Малибу. Там еще на шоссе закусочная с креветками.

— Верно, — сказал Рей. — Мы ели там на днях. Вшивое местечко.

— Я вас там тогда видел, — сказал я. — Теперь попробуйте вспомнить, когда именно вы нашли пальто.

— Как же тут вспомнить? Это было давно, — сказал Рей.

Девушка встала и взяла его за руку.

— А таблица приливов?

— То есть?

— Тогда было шесть с половиной баллов. Такое в этом году бывало редко. У тебя в машине есть расписание?

— Должно быть.

Мы втроем поднялись к катафалку. Рей нашел затрепанную книжку, и Мона стала изучать ее в тусклом свете приборов.

— Девятнадцатого мая, — уверенно сказала она. — Только тогда.

Я поблагодарил ее. Собственно, я поблагодарил их обоих, но мозги были только у нее. По дороге в Лос-Анджелес я думал, что она потеряла там, на берегу. Наверное, я бы не задавал себе этот вопрос, если бы встретил ее мать или отца.

Глава 24

В доме Блекуэллов было темно. Я нажал кнопку звонка. Послышался бой часов. Я подождал и опять позвонил. Потом опять подождал и еще раз позвонил. Наконец в доме послышались шаги. Над моей головой на веранде вспыхнул свет, и на меня сонно уставилась маленькая служанка. Она была не в форме — в прямом и переносном смысле.

— Что вам угодно?

— Блекуэллы дома?

— Только хозяйка. Его нет.

— Скажите ей, что с ней хочет поговорить Лью Арчер.

— Не могу. Она спит. Я тоже спала. — Она зевнула и плотнее запахнула халат из искусственного шелка.

— Ты рано ложишься, Летти.

— Завтра рано вставать, хочу выспаться. Миссис Блекуэлл приняла снотворное и велела мне ее не беспокоить. Она пошла спать сразу после ужина.

— С ней все в порядке?

— Она сказала, что у нее очень болит голова. Это бывает.

— Сколько таблеток она приняла?

— Две.

— Какие?

— Красненькие. А что?

— Ничего. Где хозяин и повелитель?

— Уехал спозаранку. Ему позвонили насчет Гарриет, и он велел мне встать и подать ему завтрак. Вообще-то это не входит в мои обязанности, но повар здесь не ночует...

Я перебил ее вопросом:

— Где он сейчас?

— Поехал на Тахо, чтобы участвовать в поисках тела. Оттуда-то ему и позвонили.

— Ее еще не нашли?

— Пока нет. А что, по-вашему, с ней случилось?

— Похоже, утонула.

— Он так и сказал. — Летти вышла на веранду, прикрыв за собой дверь. — За завтраком он был совсем плох. Кусок не лез ему в горло, так он расстроился. Я отговаривала его ехать одного. Но он запретил будить миссис Блекуэлл, и я не могла ослушаться.

Она сделала несколько шагов по веранде, взглянула на звездное небо, вздохнула и положила руку на круглую, прикрытую розовым шелком грудь.

— Вы давно здесь работаете?

— Два месяца. А кажется, что дольше. Из-за всего этого...

— Распри между супругами?

— Они хлебнули немало. Не мне их осуждать.

— Они не очень ладят?

— Нет, отчего же. Они женаты только восемь-девять месяцев. Время сделает дело, как говорит мой отец. Да и полковник старше ее лет на двадцать.

— В этом все сложности?

— Нет, конечно. Просто интересно, почему она вышла за него. У миссис Блекуэлл есть свои недостатки, но она не из тех, кого зовут золотоискателями.

— Интересно, какие же у нее недостатки?

— Я не обсуждаю людей за глаза, — сказала она довольно пылко. — Миссис Блекуэлл хорошо ко мне относится, и я плачу ей тем же. Она хорошая хозяйка, да и он ничего.

— Ты ездила с ними в мае на Тахо?

— Тогда я еще у них не работала. Какое невезение! Они собирались туда в этом сентябре, но сейчас, наверное, все изменится. После всего, что случилось, они вряд ли захотят там жить. Лично я бы ни за что не поехала.

— Тебе нравилась Гарриет?

— Да нет. Я редко ее видела. Мне было ее всегда жалко. Она была неудачницей, несмотря на все ее деньги. Бедная — умерла, так и не узнав, что такое счастье. На людях она еще кое-как держалась, но когда оставалась одна, ревела в три ручья. Моя мать — медсестра, и я пару раз пыталась успокаивать мисс Гарриет.

— Из-за чего же она так убивалась?

— Говорила, что она уродина и ее никто не любит. Я отвечала, что у нее прекрасная фигура и много привлекательных черт, но она и слушать не желала. Это было в июне, еще до поездки в Мексику. Понятно, почему она стала легкой добычей того самого художника, который жил под разными именами, а потом ее убил. — Летти снова взглянула на звезды и кашлянула, словно их свет леденил ее. — Недолго и простудиться. Никогда не знаешь, когда тебя прохватит!

Она вернулась в темный дом. Я сел в машину, съехал с горы и отправился к себе на Сансет. Я вел машину автоматически, мой мозг просеивал факты, которые я наскреб, полуфакты и псевдофакты. Один из полуфактов стал реальностью, когда я убедился, что коричневое пальто было найдено недалеко от летнего дома Блекуэлла. Дело Гарриет Блекуэлл, дело Долли Кэмпион и дело Ральфа Симпсона были частями единого целого. Долли, Ральф, а может, и Гарриет погибли от руки одного человека, и коричневое пальто было призвано помочь найти его.

Я включил свет у себя в кабинете и разложил пальто на столе. Кожаные пуговицы были точно такие же, как та, что показал мне Мунган. На месте верхней торчали концы ниток того же цвета, что обрывки на пуговице Мунгана. Да, криминалист с микроскопом мог бы легко пришить ту пуговицу к этому пальто.

Я перевернул пальто вверх подкладкой, засыпав песком и стол и пол. На правом внутреннем кармане ярлык. «Харрис», ниже — этикетка торговой фирмы «Кра-туорт» из Торонто. Мне захотелось немедленно позвонить в Торонто, но там была глубокая ночь и беседовать пришлось бы со сторожем.

Я тщетно искал метки химчистки. Возможно, пальто и не чистили. Несмотря на варварское обращение, манжеты и воротник не были потерты.

Я примерил пальто. Оно оказалось мне маловато — узко в груди. Интересно, подошло бы оно Кэмпиону? Пальто было тяжелым, как и мои думы. Оно тяготило, словно бремя вины. Я начал потеть и снял его.

Я знал человека по имени Сэм Гарлик, который отменно разбирался в одежде и блестяще доказывал в судебных разбирательствах, что она принадлежит тем или иным людям. Сэм был сержантом криминальной полиции Лoc-Анджелеса. Его отец и дед были портными.

Я позвонил ему домой в Западный Лос-Анджелес. Трубку взяла его теща и сообщила, что Сэм с супругой и старшими детьми празднуют годовщину свадьбы. Ее же оставили присматривать за тремя младшими, большими озорниками, которых она только-только загнала в постель. Завтра утром Сэм будет у себя на работе.

Не кладя трубку, я связался с телефонной станцией, обслуживающей меня в мое отсутствие. Оказалось, что днем мне звонили Арни Уолтерс и Изобел Блекуэлл. Совсем недавно — сержант Леонард и миссис Хэтчен, остановившаяся в отеле «Санта-Моника». Миссис Хэтчен — мать Гарриет. Линии замысловато пересекались, и в центре был я.

Я позвонил в отель. Телефонистка после неоднократных попыток вызвать миссис Хэтчен сообщила, что телефон не отвечает. Портье сказал, что она куда-то уехала на машине. Она сняла одноместный номер в конце дня.

Я позвонил Леонарду. Он сразу же снял трубку.

— Это Арчер. Вы хотели со мной поговорить?

— Я думал, это вы хотели. Жена сказала, вы заезжали.

— Появились новые интересные факты. И вещдоки.

— Какие?

— Пальто, которое было у Симпсона, когда он уезжал из дома. Оно может вывести на убийцу.

— Каким образом? — ревниво спросил он.

— Не телефонный разговор. Надо встретиться.

— Ладно. А у меня есть кое-что получше пальто. — Он был простой человек, и в его голосе было плохо скрытое торжество. — Тоже не для телефона.

— Ну так кто к кому?

— Лучше вы ко мне. Потом поймете почему. Мой адрес знаете?

Сержант поджидал меня на освещенной веранде, помолодевший и постройневший. На щеках играл румянец, глаза блестели, словно от новостей у него поднялась температура.

Я подозревал, что он решил поделиться со мной своими догадками, потому что в глубине души сомневался, что сможет с ними справиться в одиночку. Он стиснул мне руку и долго не отпускал.

Его жена принесла лимонад и сандвичи с яичницей, поставив угощение на столе в набитой мебелью маленькой гостиной. Налила два стакана из кувшина, в котором позвякивали льдинки, и удалилась, с подчеркнутым тактом прикрыв дверь. Я не успел поужинать, поэтому, пока Леонард посвящал меня в курс дела, уминал сандвичи.

— Я нашел орудие убийства, — говорил Леонард. — Не я лично, но мои соображения оказались верными. После того как был найден труп Симпсона, я велел команде из арестантов копать на месте преступления. Сегодня утром один из них наткнулся на ледоруб.

— Можно взглянуть?

— Он в участке, в сейфе. Потом покажу.

— Почему вы думаете, это тот самый?

— Сегодня я возил его в Лос-Анджелес, в лабораторию. Они проверили его на следы крови, и реакция была положительной. Кроме того, его диаметр соответствует отверстию в теле Симпсона.

— Как и всякого другого ледоруба.

— Нет, это именно тот самый, — сержант наклонился ко мне через тарелку с сандвичами. — Я все установил. — По отпечаткам пальцев?

— Нет, там были отпечатки только того, кто его нашел. Похоже, его, прежде чем зарыть, как следует протерли. У меня есть кое-что получше, чем отпечатки. Или похуже.

— Вы говорите загадками, сержант.

— Это и есть загадка. — Он покосился на закрытую дверь и сказал, понизив голос: — Ледоруб — часть маленького серебряного набора для домашнего бара. Его продали в нашем городе в прошлом октябре. Я легко нашел магазин, потому что приличные вещи у нас можно купить в одном месте. В магазине Дрейка. Сегодня же Дрейк его опознал. У него был только один такой набор, и он хорошо помнил, кому его продал. Это женщина из местных, жена знает ее много лет...

— Кто она?

Леонард поднял руку, словно опять стоял на перекрестке и регулировал уличное движение.

— Не так быстро. Не знаю, имею ли я право называть ее имя. Вам оно ничего не скажет. Она всю жизнь прожила в Цитрус-Хиллз. И ни в чем дурном не была замешана. Но теперь ее дела плохи. А может, дела ее мужа. Проблема не в одном ледорубе. Их дом как раз напротив того места, где нашли труп...

— Вы имеете в виду чету Стоунов?

— Вы знаете Джека и Лиз Стоун? — удивился он.

— Я допрашивал ее днем. Его не было дома.

— Допрашивали по поводу убийства Симпсона?

— Речь зашла и об этом. Но она вряд ли к этому причастна. В основном мы говорили о ее дочери Долли.

Леонард состроил мрачную мину:

— Это был удар для Стоунов. Психологически — как я это понимаю — гибель дочери оказалась для них слишком большим потрясением. Симпсон мог быть к этому причастен, и они решили отомстить...

— Это возможно, конечно. Симпсон был знаком с Долли и ее мужем. Вы допрашивали Стоунов?

— Еще пока нет. Пока только ледоруб опознан Дрейком. Я говорил с шерифом, и тот считает, что надо подождать возвращения окружного прокурора. То есть до завтра. Не дай бог ошибиться, говорит шериф. — На лбу сержанта выступили прозрачные капли пота, словно дистиллированное волнение. — Стоуны не богаты, но у них есть доброе имя и немало друзей. — Он сделал долгий глоток.

— Кто-то должен спросить у них про ледоруб.

— Согласен. Но пока не вернется прокурор, у меня связаны руки.

— Зато у меня свободны. — Сержант пристально на меня посмотрел. Он допил свой лимонад и встал.

— Может, сперва взглянете на ледоруб?

В участок мы поехали на моей машине. Ледоруб хранился в комнате Леонарда на втором этаже, где висела карта округа во всю стену. Сержант вынул ледоруб из сейфа и положил на стол, наставив на него лупу.

К рукоятке была прикреплена бирка с инициалами Леонарда. Квадратная серебряная рукоятка холодила руку. Конец ледоруба был острым и грязным, словно убийство.

— Еще в наборе был штопор, — сказал сержант. — Если у Стоунов найдется и он, все совпадает.

— Разве они из тех, кто может позволить себе серебряный набор для домашнего бара или вообще что-то в этом роде?

— Я не слышал, чтобы Стоуны попивали, но это не важно. Кто-то из них мог вполне быть тайным алкоголиком.

— Тайным алкоголикам ни к чему дорогие штучки. Могу ли я показать им ледоруб и попросить объяснений?

— Наверное. — Он вытер лоб рукой. — Вы же пойдете к ним не от моего имени. Но только не предъявляйте обвинений. А то они еще запсихуют и ударятся в бега.

Я отвез его домой и поехал в западную часть города. На втором этаже дома Стоунов горел свет. Дверь мне открыл человек в пижаме. Худой, с густыми соломенными волосами и грустными глазами.

— Мистер Стоун?

— Да.

— Сегодня я говорил с вашей женой...

— О Долли? — спросил он монотонным голосом.

— Да. Я бы хотел занять еще немного времени — вашего и вашей жены.

— Вообще-то поздновато. Миссис Стоун уже ложится. — Он взглянул на лестницу, что вела из холла наверх. — Это опять как-то связано с Долли?

— Похоже.

— Может, меня вам будет достаточно? — Он распрямил узкие плечи. — То, что произошло, тяжело отразилось на жене. Мне бы не хотелось, чтобы она снова в это погружалась.

— Боюсь, это необходимо, мистер Стоун.

Он поверил мне и пошел за женой наверх, ступая, как работник на топчаке. Затем они оба спустились в халатах. Он держал жену под руку. Ее шея и лицо лоснились от крема.

— Входите, — сказала она. — Почему ты заставляешь человека ждать на пороге, Джек? Это невежливо.

Мы вошли в гостиную и остановились, молча глядя друг на друга. Неловкость стала перерастать в напряженность. Миссис Стоун ущипнула себя за шею.

— Почему так поздно? У вас какие-то новости?

— Кажется, да. — Вынув из кармана ледоруб, я приподнял его за кончик со словами: — Вы видели раньше эту вещь?

— Разрешите взглянуть. — Она протянула руку и взяла ледоруб. Муж опирался рукой о ее плечо, а другой обнимал за талию. Казалось, физический контакт с женой дает ему силы жить дальше.

— Вроде бы ты покупала его для миссис Джеймет?

— Похоже. А что это за бирка?

— Чтобы не перепутать. Где вы купили это, миссис Стоун?

— В магазине Дрейка. Часть набора, свадебный подарок для миссис Джеймет. Джек считал, что я слишком потратилась, но мне хотелось хоть раз подарить что-то стоящее. Она так любила нас и Долли. Двенадцать долларов пустяк по сравнению с тем, что она сделала для нашей семьи. — Миссис Стоун смотрела на мужа и говорила скорее ему, чем мне.

— Набор стоил шестнадцать долларов, — поправил ее тот. — За шестнадцать долларов я работаю целый день. Но я был не против. Она действительно хорошо относилась к Долли.

Жена подхватила его слова, вдохнув в них больше чувства.

— Она удивительно обращалась с Долли, просто вторая мать! Долли называла ее тетя Изобел. Не всякая женщина в ее положении позволила бы это. Но миссис Джеймет не такая. Она подарила Долли немало прекрасных часов. — Оба они судорожно цеплялись за хорошее в прошлом, но ледоруб упрямо возвращал в сегодняшний мрак. — Откуда это у вас? Я послала набор в подарок. Миссис Джеймет здесь больше не живет.

— А раньше?

— Раньше она жила в доме напротив, — сказал Джек Стоун. — Мы были соседями около двадцати лет. Но после смерти мужа она продала дом Ролинсам и переехала в Санта-Барбару. Лиз переписывалась с миссис Джеймет. Она даже пригласила Лиз на свадьбу, но Лиз не поехала. Я убедил ее, что там ей будет не очень уютно.

— Мистер Арчер приехал сюда не для того, чтобы слушать лекции по античной истории, — перебила его жена. И затем обратилась ко мне: — Вы не ответили на мой вопрос. Откуда у вас это?

Она помахала ледорубом. Я протянул руку, и она вернула серебристый предмет, который я спрятал в карман.

— Я не могу ответить на этот вопрос, миссис Стоун.

— Но я же отвечала на ваши вопросы целый день и полночи!

— Вы преувеличиваете. Извините, что не могу ответить вам тем же. Но скоро вы все узнаете.

— Это связано с убийством в доме напротив?

Я не стал ни отрицать, ни подтверждать. Я только сказал:

— Это может иметь отношение к вам лично. Это может привести к убийце Долли.

— Но как, я ума не приложу...

— Я тоже. Пока. Если бы я мог, то больше не задавал бы вопросов. Но увы. Как давно и как хорошо миссис Джеймет знала Долли?

— Всю жизнь. — Она села на диван. Сеть времени натянула свои ячейки на ее лицо. — До тех пор, как три-четыре года назад не переехала в Санта-Барбару. Но они продолжали поддерживать отношения. Она приглашала Долли к себе. Я советовала поехать. Миссис Джеймет могла бы ей помочь, но Долли отказалась.

— Как она могла помочь Долли?

— Так, как уже не раз помогала. Миссис Джеймет очень образованна. Ее муж был директором средней школы. Она давала Долли книги, брала ее на пикники. Я тогда работала, а она была прекрасной соседкой. Если вы подозреваете ее, то вы не в своем уме.

— Не в своем уме, — поддакнул муж. — Она была Долли второй матерью. У нее не было своих детей.

— В душе она очень из-за этого переживала. Теперь у нее уже их не будет, не те годы. — Элизабет Стоун оглядела себя. Муж обнял ее за плечи.

— Как мне найти миссис Джеймет?

— Она живет в Лос-Анджелесе с новым мужем. Где-то у меня есть адрес. На Рождество она прислала мне открытку. Сейчас поищу в столе. — Миссис Стоун встала, но вдруг застыла, так и не распрямившись до конца. — Если я скажу вам адрес, вы обещаете помалкивать, откуда он у вас?

— Пообещать-то я могу, но в конце концов все тайное становится явным.

— Пожалуй. — Она обратилась к мужу: — Джек, ты не принесешь ее, она в верхнем ящике, где я храню поздравления. Открытка с серебряными колокольчиками.

Он быстро встал и вышел из гостиной, а она снова села на диван. В ее детских глазах было напряженное раздумье.

— И того, кого закололи в доме напротив, убили ледорубом. Об этом писали в газетах. Ледоруб, что вы мне показали, я купила в подарок миссис Джеймет. Не хотите ли вы сказать, что это один и тот же ледоруб?

— Почему бы нет?

— Не понимаю, как такая дама может быть замешана в убийстве?

— Это может случиться с кем угодно.

— Но она настоящая леди!

— Откуда вы знаете?

— Я, конечно, сама не бог весть кто, но понимаю, что такое высший класс. В Изобел Джеймет этот класс есть. Она удивительно держится! Она знакома с очень влиятельными людьми. Ее второй муж был кузеном первого. Я познакомилась с ним давно, когда он гостил у Джейметов. Военный, большой чин. В свое время Джейметам принадлежали земли, где теперь западная часть города, это потом они чуть все не потеряли.

— Как зовут ее второго мужа?

— Сейчас вспомню. Да это должно быть на открытке!

— Не Блекуэлл?

— Точно! Блекуэлл! Вы его знаете?

Отвечать мне не пришлось. По лестнице зашаркали шлепанцы мужа. Он вошел в гостиную с квадратным конвертом, который вручил жене. Она вынула из него открытку.

Под пожеланием веселого Рождества и счастливого нового года стояла подпись: «Полковник и миссис Марк Блекуэлл».

Глава 25

Сержант Леонард ждал меня перед своим домом. В глазах у него было нетерпение, которое только обострилось, когда он увидел меня.

— Ну что, они сознались?

— Им не в чем сознаваться. Элизабет Стоун купила набор в подарок на свадьбу бывшей соседке.

— Чушь какая-то! Откуда у них деньги на такие подарки бывшим соседям?

— Тем не менее это так.

— Кто же соседка?

— Миссис Джеймет.

— Миссис Рональд Джеймет? Ерунда! Что у них общего?!

Мне очень хотелось с ним согласиться. Поскольку я не мог этого сделать, то промолчал.

— Господи, это же лучшие люди города! — не унимался сержант. — Когда он умер, наша газета поместила о нем статью на первой странице. Он был из семьи первопоселенцев и лучший директор школы за многие годы.

— Отчего он умер?

— У него был диабет. Он сломал ногу в горах. Его слишком долго везли в больницу, и он умер из-за отсутствия инсулина. Это была серьезная потеря для города. А вторая потеря — отъезд миссис Джеймет. Она возглавляла Добровольное общество содействия семье и браку и еще полдюжины таких же организаций. — Он помолчал и спросил: — Стоуны не сказали, где она сейчас?

Обдумывая, как ответить, я стал закуривать сигарету. Надо было выбирать между верностью закону и человеком, который мне поверил, с одной стороны, и долгом по отношению к клиенту, которому я верил. Мои моральные устои зашатались. Леонард повторил вопрос.

— Они сказали что-то вроде того, что она жила в Санта-Барбаре и вышла замуж еще раз. Лучше спросите у них сами, — сообщил я наконец.

— Пожалуй. Утром я спрошу. — Он почесал затылок. — Мне только что пришло в голову: а ведь Джейметы жили через дорогу от Стоунов. Труп Симпсона был найден в их бывшем дворе. Что вы на это скажете?

— Мне это не нравится, — честно признался я и сменил тему, прежде чем он успел обрушить на меня новые вопросы. — У меня в машине то самое пальто. Не желаете взглянуть?

— Конечно. Несите.

Я разостлал пальто на полу гостиной. Пока я посвящал Леонарда в его историю, сержант ползал на коленях вокруг пальто, оглядывая со всех сторон.

— Плохо, что нет метки химчистки. Но может, нам удастся найти владельца, порасспросив в Торонто. Кому-то придется поехать в дальнюю командировку.

— Я привык к дальним командировкам.

Леонард встал на ноги, держась обеими руками за поясницу, затем снова опустился на колени.

— Иногда, — сказал он, — они оставляют метки на изнанке рукава. — Он завернул правый рукав. На подкладке химическими чернилами было выведено: «ВХ-1207». Он встал сияя.

— Вовремя я догадался взглянуть.

— Вы можете определить, что это за химчистка?

— Это не местная. Но мы их разыщем. В Лос-Анджелесе есть человек, у которого их целая коллекция.

— Сэм Гарлик?

— Вы его знаете? Утром и позвоним. Может, и в Торонто ехать не придется.

Оставив пальто у Леонарда, я поехал в Бель-Эр. В доме Блекуэллов горел свет, а на аллее стояло такси. Шаги по гравию разбудили таксиста. Он взглянул на меня, как на разбойника.

— Хорошая ночка! — сказал я.

— Угу.

— Кого ждете?

— Пассажира. А что, нельзя? — Ему перебили сон, и это испортило ему настроение. У него было смуглое морщинистое лицо и глаза неудачника.

— Можно, конечно.

— Если я мешаю, — произнес он с нарочитой любезностью, — то могу и отъехать. Только скажите.

— Ты мне не мешаешь, друг. Что случилось? Тебя не укусил медведь?

— Терпеть не могу ждать. Эти дамочки вообще без понятия. Она торчит там битый час. — Он взглянул на часы и уточнил: — Гораздо больше.

— Кто такая?

— Понятия не имею. Крупная блондинка в леопардовой шкуре. Подобрал ее в Санта-Монике.

— Молодая, старая?

— Немолодая. Ты много спрашиваешь.

— Готов спорить, она села не у отеля «Санта-Моника».

— Проспоришь. Ты что, муж?

— Приятель. — Я вручил ему два доллара, пошел к своей машине и приступил к участию в конкурсе ожидания. Потом отворилась дверь. Полина Хэтчен прощалась с Изобел Блекуэлл. Я успел рассмотреть Изобел. Она была одета в темный официальный костюм. Обилие косметики не могло скрыть бледности и траурных пятен под глазами. Она меня не заметила.

Когда Полина подошла к такси, я был уже там:

— Как поживаете, миссис Хэтчен? Я вовсе не удивлен, что вы здесь. Я знаю, что вы мне звонили, и я вам отзванивал.

— Мистер Арчер? Приятная встреча! — В голосе никакой радости. — Я хотела поговорить с вами. Собственно, потому-то я и приехала. Тогда в Ахихике я толком не поняла, что происходит. Как говорят автомобилисты, у меня тяжелый прием.

— Вы прилетели?

— Да, сегодня. — Она полюбовалась тихой ночью. В доме стали гаснуть огни. — Мы могли бы где-то поговорить?

— Моя машина устроит? Я бы не хотел уезжать отсюда. Мне надо успеть поговорить с Изобел, пока она не ляжет спать.

— В машине так в машине, — сказала она и обернулась к таксисту. — Вы не возражаете, если я еще немного задержусь?

— Дело ваше, мэм! Вы платите!

Мы пошли к моей машине. Она явно устала, ибо забыла свою обычную манерность. Она облокотилась на мою руку и села на переднее сиденье, где светили приборы. Шубка из леопарда была настоящей, хоть и сильно потертой. Она укутала ею свои вполне изящные ножки, я захлопнул дверцу, а сам сел на место водителя.

— Хотите поговорить о Гарриет?

— Да, о ней есть какие-то новости? Хоть что-нибудь?

— Пока ничего утешительного.

— То же самое говорила Изобел. Я думала, она что-то скрывает. Она всегда любила решать, что нужно, а чего не нужно знать окружающим. У меня ушло столько сил, чтобы договориться о встрече с ней. Она легла в постель и — не подходила к телефону. Разве женщина может спокойно спать в такой ситуации? Хоть она не мать. В этом-то вся штука. Голос крови не заглушить.

Она говорила, как будто повторяла алгебраическую формулу, не очень зная, как ее применить.

— Вы хорошо знаете Изобел?

— Мы знакомы давно. Это, правда, не одно и то же. Ее первый муж, Рональд Джеймет, был кузеном Марка и также его лучшим другом. Марк обожает родственные связи, и мы часто общались с Джейметами. Но с Изобел я так и не подружилась. Мне казалось, она завидует тому, что Марк — мой муж. Рональд был неплохой человек, но он так и остался школьным учителем. Он был одержим своим делом. Возможно, не последнюю роль тут сыграл его диабет.

— Вы знаете, как он умер?

— В самых общих чертах. Несчастный случай в горах. С ним тогда был Мрак. Почему бы вам не спросить Марка?

— Марка нет дома. Или это не так?

— Нет, он уехал. По словам Изобел, на озеро Тахо. — Она наклонилась ко мне, обдав меня сильным запахом духов. — Что там происходит, мистер Арчер?

— Я не говорил с ними сегодня. Они ищут тело Гарриет. Последний раз ее видели там, и в озере была найдена ее шляпка. Собственно, это я нашел ее.

— Значит ли это, что ее нет в живых?

— Я все еще надеюсь, что нет. Остается лишь надеяться.

— Думаете, Гарриет погибла? Ее убил Брюс Кэмпион?

— Он говорит, что не убивал.

— Что еще ему говорить? Что он выиграл от ее смерти?

— Далеко не все убивают из выгоды.

Мы сидели рядом и молчали, слушая дыхание друг друга. Для меня она была не столько женщина, сколько человек, которому вдруг стало очень больно. Она вдруг поняла, что не все имеет счастливый конец и что поступки далекого прошлого могут оборачиваться печальными последствиями.

— Вы проделали этот большой путь, чтобы спросить меня об этом, миссис Хэтчен? Увы, ничего утешительного у меня нет. Извините.

— Вы не виноваты. И я приехала не только задавать вопросы. Я получила письмо от Гарриет. И мне стало ясно...

— Когда?

— Вчера, но не надейтесь ни на что такое. Она написала письмо еще в прошлое воскресенье. Еще до всех событий. Очень трогательное письмо. Оно помогло мне взглянуть на себя и на нее по-новому.

— Что она хотела?

— Не могу повторить дословно, хотя прочитала в самолете раз двадцать. Если хотите, читайте сами.

Я включил верхний свет. Она порылась в своей леопардовой сумочке и вытащила оттуда помятый конверт. Письмо, адресованное миссис Хэтчен, было отправлено в понедельник в 9.42 утра. В конверте был один густо исписанный листок. Первые строки уходили вверх, остальные клонились книзу. Последние строчки находились под углом в тридцать градусов к краю страницы.

"Дорогая мама!

Мне трудно писать это письмо, потому что мы никогда не говорили с тобой как женщина с женщиной. Наверное, в этом есть моя вина. Очень глупо и по-детски вышло, что я уехала, не попрощавшись. Я очень боюсь (я всегда чего-то боюсь, да?), что ты не одобришь нас с Берком, а этого я не вынесу. Он для меня луна и звезды, огромная сияющая луна и жестокие яркие звезды. Ты и не подозревала, наверное, что я могу так чувствовать. Но это не так. Я люблю его и выйду за него замуж. Мне все равно, что скажет Марк. Когда я с ним, я покидаю свое унылое, маленькое, заурядное "я". Это Принц, смуглый Принц, который примеряет мне, Золушке, хрустальный башмачок, учит меня танцевать под музыку, которую я раньше никогда не слышала, — музыку небесных сфер. Стоит ему дотронуться до меня, и мертвый холодный мир оживает, мертвая холодная Гарриет оживает.

Это может показаться бредом, но я пишу то, что думаю. Я попробую писать поспокойнее. Мама, мне нужна твоя помощь. Я знаю, что могу на тебя рассчитывать, несмотря на все эти годы разлуки. Ты знала, что такое любовь, и страдала во имя любви. Теперь и я узнала, что такое романтическая любовь. Все дело в том, что нам нужны деньги — нужны сейчас, если мы хотим пожениться. У Берка есть кое-какие неприятности (ничего особенного), и мне не следовало тащить его с собой в Штаты. Если мы достанем денег, то собираемся в Южную Америку (держи это в тайне). Кроме тебя, нам некому помочь. От Марка помощи ждать не приходится. Он ненавидит Берка. Думаю, что и меня тоже. Говорит, что наймет сыщиков и сорвет наши планы. Поскольку он один из распорядителей наследства тети Ады, я ничего не могу сделать, пока мне не исполнится двадцать пять. Вот я и прошу тебя одолжить мне пять тысяч долларов до января. Если согласна, то подготовь их для меня, и я сразу же дам о себе знать, как окажусь в Мексике.

Мама, дорогая, прошу тебя! Впервые в жизни я прошу тебя о чем бы то ни было. Мне надо только одно: чтобы мы с Берком были счастливы. Если я потеряю его, то умру.

Твоя любящая дочь Гарриет".

Я сложил листок и снова спрятал его в конверт. Миссис Хэтчен смотрела на меня так, словно это письмо было живым существом и я мог сделать ему больно.

— Странное и прекрасное письмо, не правда ли?

— Мне так не показалось. Меня смущают в нем кое-какие намеки. Когда Гарриет писала, она не очень ясно мыслила.

— Что вы хотите этим сказать? — возразила миссис Хэтчен. — Бедняжка была в жутком состоянии. Она страшно поскандалила с отцом. Изобел мне рассказывала — Гарриет сражалась за самое дорогое.

— Как и Кэмпион. Но для него, похоже, самое дорогое — это пять тысяч долларов.

— Кэмпион?

— Это настоящая фамилия Берка Дэмиса. Сейчас он в тюрьме Редвуд-Сити. Так как насчет денег? Вы все еще готовы их одолжить?

— Да, если она жива. Они у меня с собой. Мы с Кейтом поехали вчера в Гвадалахару, и я сняла их со счета. Это часть того, что выплатил мне после развода Марк, и Кейт не возражал.

— Надеюсь, деньги не при вас?

— Они в сейфе отеля.

— Пусть там и лежат. Гарриет они не понадобятся. Вряд ли это была ее идея. — Я посмотрел письмо на свет. — Вы щедрая женщина, миссис Хэтчен. Я думал о вас иначе.

— И правильно делали. — Ее глаза сузились, уголки рта опустились. — Пожалуйста, выключите свет. И не смотрите на меня. Я старая уродина, пытающаяся откупиться от прошлого. Но я опоздала на пятнадцать лет. Я не имела права тогда бросать Гарриет. Может, ее жизнь сложилась бы иначе.

— Это еще как сказать. — Я выключил свет и заметил, что дом Блекуэллов погрузился во тьму. — А почему вы ушли от Марка Блекуэлла? Изобел имеет к этому какое-то отношение?

— Нет, он ею не интересовался. Он вообще не интересовался женщинами, в том числе и мной. — В ее голосе появились жестокие нотки. — Марк — маменькин сынок. Странно слышать это о профессиональном военном, да? Но это так. Его отец, полковник, погиб в первую мировую войну. Марк был единственным сыном, и мать души в нем не чаяла. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Она жила с нами в первый год нашей женитьбы, и он плясал под ее дудку, а я была у него на втором плане. Другие женщины мне рассказывали о себе такое же. Выходишь за человека, потому что он ведет себя прилично и не тащит сразу в постель. Беда только, что и потом он ведет себя так же. В постели Марк был хуже школьника. Что я выдержала, прежде чем забеременела! Но об этом не стоит. Потом умерла его мать. Я надеялась, что он наконец-то обратит на меня внимание. Но он перенес свою страсть на бедняжку Гарриет. Ужасно, когда один человек превращает другого в игрушку, куклу, фантом. Он следил, что она читает, во что играет, с кем дружит. Он заставлял ее вести дневник и давать ему читать, а когда уезжал по службе — посылать ему. Он так задурил ей голову, что она не понимала, девочка она или мальчик и кто он ей, отец или любовник.

После войны все стало еще хуже. Марк вернулся из Германии. Война принесла ему одни разочарования — он не сделал карьеры. Он и военным-то стал из-за матери — семейная традиция! Думаю, он с удовольствием занялся бы чем-то другим. Но его отправили на пенсию, и было поздно начинать сначала. Да это и не требовалось — у него были деньги. У Блекуэллов всегда было много денег. Он решил посвятить все свое время Гарриет. Он задумал превратить ее в девочко-мальчика, сделать из нее то, кем не стал сам. Он научил ее стрелять, лазать по горам, играть в поло. Он даже звал ее Гарри.

Меня от этого тошнило. Я человек не очень решительный, и я его побаивалась. Так бывает, когда живешь с тем, кого не любишь. Но и мое терпение лопнуло. Я сказала, что разведусь с ним, если он не обратится к психиатру. Он, естественно, решил, что это я рехнулась. Может, так оно и было — я прожила с ним двенадцать лет. Он сказал, что даст мне развод. Ему вполне хватит Гарриет. Ей тогда было одиннадцать. Я хотела забрать ее, но он предупредил, что будет бороться за нее до конца. Бракоразводный процесс был мне не по средствам. Не спрашивайте, почему. За все приходится платить дорогой ценой. Я потеряла тогда дочь. Теперь, видно, навсегда.

Мы сидели в темноте. Я попытался снять напряжение.

— Возможно, с Гарриет все в порядке. Они с Кэмпионом могли договориться путешествовать порознь. Тогда понятно его молчание. Она вполне может оказаться в Мексике.

— Вы не очень в это верите сами?

— Не очень. Это один из вариантов. Остальные похуже.

Таксист опять стал подавать признаки жизни. Он вылез из машины и побрел к нам.

— Вы сказали, что немного задержитесь, мэм. Я готов ждать, только хотелось бы знать сколько. Неизвестность действует на нервы.

— Такова жизнь, — заметил я. — Сплошная неизвестность.

Миссис Хэтчен приоткрыла дверцу.

— Я отняла у вас больше времени, чем хотела. Вы, кажется, собирались поговорить с Изобел. Думаете, она знает что-то и умалчивает об этом?

— Почти все так устроены. Что и делает мою жизнь трудной, но увлекательной.

Она потянулась за письмом, которое я по-прежнему держал в руке.

— Если вы не против, я его возьму. Это важно для меня.

— Извините, но полиция должна на него посмотреть. Постараюсь потом вернуть его вам. Вы будете в вашем отеле?

— Не знаю. Изобел приглашала пожить с ней, но это вряд ли возможно.

— Почему?

— У нас ничего не получится. Мы всегда недолюбливали друг друга. Она считала меня легкомысленной. Может, она права. А я ее — ханжой.

— Интересно, почему?

— Все очень просто. Изобел всегда притворялась, что презирает деньги. Ее девизом было: простая жизнь, высокие идеалы. Но при первом же удобном случае она сцапала Марка с его капиталами. Только не говорите ей об этом. И вообще не сообщайте даже, что виделись со мной.

Я пообещал ни в коем случае этого не делать.

— Еще один вопрос, миссис Хэтчен. Что случится с деньгами Ады, если Гарриет умрет?

— Думаю, они перейдут к Марку. Как это происходило со всем, что имело какую-то ценность.

Глава 26

Горничная неохотно запустила меня в дом. Я ждал в холле, считал паркетины и корил себя за то, что встретил Изобел, взял от нее деньги и вообще позволил ей очаровать себя. Наконец вышла она — в том же темном костюме и с теми же кругами под глазами. Она двигалась напряженно, словно по канату. Она сказала официальным тоном, без улыбки:

— Надеюсь, важность новостей оправдывает ваше столь позднее появление в нашем доме.

— Думаю, что да. Может, присядем?

Она отвела меня в гостиную, под взгляды предков. Я заговорил, обращаясь и к ним и к ней:

— Придя сюда, я оказываю вам любезность. Если бы вы не были моим клиентом, здесь толпились бы полицейские, а газетчики мяли бы цветники перед домом.

— Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду. — Она говорила, с трудом подбирая слова, в глазах был туман. — Имейте в виду, что я неважно соображаю. Я приняла массу таблеток. — Так при чем тут полицейские и газетчики?

— Они будут здесь завтра. Среди прочего они зададут вам такой вопрос: есть ли у вас ледоруб с серебряной ручкой?

— Кажется, есть. Я давно его не видела. Он или на кухне, или в одном из баров.

— Его там нет. Он у сержанта Уэсли Леонарда из полиции городка Цитрус-Хиллз. — Я не спускал с нее глаз. Она явно смутилась.

— Вы мне угрожаете?

— Скорее предупреждаю, миссис Блекуэлл.

— Что-то случилось с Марком? — резко спросила она.

— Что-то случилось с Ральфом Симпсоном и Долли Стоун. Кажется, вы знали обоих.

— Долли Стоун? Мы не виделись давно.

— Надеюсь, вам удастся это доказать, так как Долли была убита в мае.

Она уронила голову и помотала ею из стороны в сторону, словно пытаясь выкинуть из головы этот факт.

— Вы не шутите? — Она взглянула на меня и поняла, что я не шутил. — Как она погибла?

— Ее задушил неизвестный.

Она взглянула на свои руки. Они были изящными и хорошо ухоженными, но на костяшках была написана история трудовой жизни. Изобел стала непроизвольно поглаживать костяшки, словно стараясь стереть записи.

— Вы же не считаете меня причастной к этому? Я не знала, что Долли погибла. Одно время мы с ней были очень близки. Она была мне как дочь, но с тех пор прошло уже много лет.

— Она была вашей приемной дочерью?

— Ну это, может, сильно сказано. Долли была одной из моих подопечных. Стоуны жили напротив, и я не могла не заметить у девочки задатки антисоциальных наклонностей. Я старалась подавать ей хороший пример, уберечь от опасной стези... — Она говорила холодно, четко, взвешенно. — Мне это не удалось?

— Вам или кому-то еще. Вы говорите словно работник социальной сферы.

— Я действительно там работала, пока не вышла замуж.

— За Рональда Джеймета?

Она вскинула брови. Под ними были странно беззащитные глаза.

— Вы неплохо знаете мою биографию. Не ожидала.

— А я не ожидал, что она окажется в центре расследования. Когда я узнал сегодня, что вы знали Долли Стоун и ее родителей, это заставило меня отбросить многие предположения. Я пытаюсь разработать новую версию, но без вашей помощи это невозможно.

— О чем вы говорите? Я даже не понимаю, о каком расследовании идет речь?

— Это все части одного дела, — сказал я. — Исчезновение Гарриет, смерть Долли, убийство Симпсона — его закололи ледорубом.

— Моим ледорубом?

— Это версия полиции. Я с ними согласен. Я не обвиняю вас в убийстве, но...

— Очень любезно с вашей стороны.

— Но факт остается фактом: вы знали Симпсона, вы знали о его гибели, и вы молчали об этом.

— Это тот самый Симпсон, что весной работал у нас в охотничьем доме на Тахо?

— Да, через день-другой после того, как он ушел от вас, его закололи и закопали во дворе вашего бывшего дома в Цитрус-Хиллзе.

— Но это же безумие, самое настоящее безумие...

— Вы об этом знали?

— Нет.

— В газете, что выходит в Цитрус-Хиллзе, есть полный отчет об этом. Газета находится в вашей комнате.

— Я ее не читала. Я выписываю эту газету, чтобы быть в курсе того, как живут старые знакомые, но вообще я в нее редко заглядываю. На этой неделе я ее не открывала.

Я не понимал, говорит ли она правду или нет. На ее лице вдруг появилась маска, на глаза словно набежала тень. Признак вины? Или испуг невиновного?

— У вас острый глаз, мистер Арчер. Глаз недруга.

— Это объективность.

— Мне не нравится такая объективность. Мне казалось, между нами установилось определенное доверие... — Что было, то было.

— Вы даете понять, что это все в прошлом. Но раз вы работаете на меня, то за свои деньги я вправе ожидать от вас чуть больше терпимости, понимания. Учтите, что наши хорошие отношения с Долли — не улика против меня.

— Я был бы рад найти этому подтверждение.

— Как же мне это доказать?

— Расскажите подробнее о Долли. Что за антисоциальные наклонности вы у нее разглядели?

— Это вам сейчас необходимо? Я только что узнала о ее смерти. Мне тяжело копаться в прошлом.

— Прошлое — ключ к настоящему.

— Да вы философ, — не без иронии отозвалась она.

— Нет, самый обыкновенный сыщик, бьющийся над загадкой нескольких убийств. Одни рано выходят на дорогу, ведущую к преступлению, другие на этой дороге становятся жертвами. Когда две дороги пресекаются, кто-то погибает.

— Вы хотите сказать, что Долли была обречена стать жертвой?

— Не то чтобы обречена, но подготовлена. Мне хотелось бы знать, кто или что подготовило ее гибель.

— Не я, если вы на это намекаете. — Она замолчала и глубоко вздохнула. — Ладно, попытаюсь ответить всерьез.

Я наблюдала за Долли с пятилетнего возраста. Она не очень ладила с другими детьми. И со взрослыми у нее отношения не складывались. Взять хотя бы отношения Долли с моим мужем. Долли была очень хорошенькой девчуркой, и отец очень баловал ее, а потом перестал обращать на нее внимание. Странная история. Стоуны неплохие люди, но достаточно ограниченные. Они были добрыми соседями, и мы с Рональдом хотели им как-то помочь. Мы старались, чтобы у Долли были нормальные условия для развития.

— А у вас — дочь?

— Злые слова! — Через маску прорвалось раздражение. Изобел Блекуэлл усилием воли снова спрятала его. — Да, у нас не могло быть детей — из-за диабета Рональда. Я прекрасно понимаю, что добрая белая магия легко может превратиться в злую черную. Но мы и не пытались лишить родителей Долли ее привязанности. Мы просто хотели дать ей то, что не могли родители — книги, пластинки, прогулки, а главное, общество культурных, умных людей.

— Потом умер ваш муж, а вы уехали?

— К тому времени я уже потеряла Долли, — парировала она. — Я не бросала Долли. Но она стала брать деньги из моей сумочки и лгать. И делать кое-что еще, о чем я не хочу говорить. Она умерла.

— Все-таки хотелось бы узнать, что значит это «кое-что еще».

— Скажу так: я не смогла уберечь ее от разлагающих влияний. В конце концов, я была для нее посторонним человеком. В школе она связалась с дурной компанией и заинтересовалась сексом — в его подзаборном варианте. В пятнадцать лет она стала женщиной.

Она замолчала. Скорбно поджатые губы. Настороженный взгляд. Не исключено, подумал я, что Долли успела поработать с Рональдом Джейметом. Не исключено, что тот не устоял. Человек средних лет, бездетный, не имевший дочери, может и не устоять. Дойти до точки и поставить ее собственноручно. Кстати, диабетику покончить с собой не трудно. Достаточно только забыть принять лекарство.

— Диабетик тоже может легко стать жертвой убийцы.

— Опять у вас этот взгляд, — услышал я голос Изобел. — Якобы объективный. Надеюсь, не я объект ваших раздумий?

— В каком-то смысле вы. Я думаю о смерти Рональда Джеймета.

— Похоже, сегодня вы решили быть совершенно беспощадным. Да будет вам известно, что Рональд умер в результате несчастного случая. Я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду. Между Долли и Рональдом ничего не было. Я знаю Рональда.

— А я нет. Как именно он погиб? С ним тогда был Марк?

— Они путешествовали в Сьерре. Рональд упал и сломал ногу. Более того, он сломал инсулиновый шприц. Когда Марк спустился с ним с гор и доставил его в Бишоп, Рональд был уже в коме. Он скончался в тамошней больнице. Я приехала, когда он был мертв.

— Эту историю рассказал Марк?

— Это правда. Рональд и Марк были не только кузены, но и добрые друзья. Рональд был младше и очень уважал Марка. Иначе я бы ни за что не вышла за Марка.

Под нарастающей лавиной моих вопросов она вдруг почувствовала необходимость оправдать главные поступки в своей жизни. Я вернул ее к смерти Рональда.

— Диабетики редко отправляются в путешествия. Они, как правило, живут тихой домашней жизнью.

— Большинство из них — да. Но только не Рональд. Я всегда понимала, что ему нельзя так рисковать, но не находила сил положить этому конец. Ежегодное путешествие было просто необходимо ему. Кроме того, рядом был Марк.

С минуту мы сидели молча, словно вслушиваясь в эхо, разбуженное ее последней фразой. Она, похоже, делала то же самое.

— Как же Рональд не уберегся?

— Он споткнулся и упал на крутой горной тропе. — Она тряхнула головой, словно желая выбросить из памяти картину падения. — Только, пожалуйста, не говорите, что это было подсознательным самоубийством, поиском смерти. Я не раз думала об этом. Несмотря на болезнь, Рональд любил жизнь. Он жил счастливо. Я этому способствовала.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я, подумав, что она продолжает заниматься самооправданием.

— И прошу вас, не говорите, что Марк причастен к гибели Рональда. Они очень любили друг друга. Марк был ему все равно что старший брат. Он нес Рональда на спине по горным кручам к машине. Когда мы с Гарриет приехали в больницу — за рулем сидела она, — Марк был вне себя от горя. Он корил себя за то, что не досмотрел. Так что вы просто фантазируете, считая, что Марк...

— Предположение исходило от вас, миссис Блекуэлл.

— Нет, от вас.

— Простите, но тему все-таки затронули вы.

— Да? — Она провела рукой по лицу, прикрыв пальцами веки, опустив вниз уголок рта. Помада размазалась, как кровь. — Возможно, вы правы. Я устала, плохо соображаю. У меня работает только маленькая часть сознания.

— Это все снотворное, — сказал я, имея в виду, что оно сыграло роль сыворотки правосудия.

— Может, да, а может, нет. Сегодня я провела очень нелегкий час в обществе матери Гарриет. Полина прилетела из Гвадалахары понять, что происходит. Я не подозревала, что в ней так силен материнский инстинкт.

— Что произошло за этот час?

— Ничего особенного. Она винит меня за разлад в семье, а я ее. Когда-нибудь в прекрасном новом мире мы научимся не обвинять друг друга.

Она попыталась улыбнуться, и неловкое движение губ было очаровательным. Мне это не понравилось — не время было поддаваться ее чарам.

— Когда-нибудь, — сказал я, — я перестану задавать вопросы. Но пока без этого не обойтись. Как работал у вас Симпсон?

— Нормально. Он пробыл у нас недолго, так что трудно сказать что-то определенное. Я вообще обхожусь без прислуги, поэтому у нас всего одна горничная. Я предпочитаю обслуживать себя сама.

— Потому-то и уволили Ральфа?

— Марк считал, что он недостаточно почтителен. Он любит, чтобы на него смотрели снизу вверх. Симпсон был демократом. Мне это скорее нравилось. Я не привыкла к чопорности. — Она покосилась на портреты предков.

— Я слышал, Симпсона уволили за воровство.

— Что же он мог украсть?

— Похоже, пальто. Когда Ральф вернулся с Тахо домой, он привез пальто, которое, как он сказал жене, ему подарили. Коричневое пальто из хорошего твида с коричневыми кожаными пуговицами. Одна отсутствовала. Вы что-нибудь знаете об этом пальто?

— Нет, зато вы знаете?

— Ваш муж когда-нибудь покупал одежду в Торонто?

— Насколько я знаю, нет.

— Он вообще-то бывал в Торонто?

— Да, и не раз. Мы были там осенью, в свадебном путешествии.

— Пальто было куплено в магазине «Кратуорт». У вашего мужа были там какие-то дела?

— Не знаю. Почему вам так важно это пальто?

— Скажу, если вы позволите мне взглянуть на гардероб вашего мужа.

Она покачала головой:

— Без его разрешения не могу.

— Когда он собирался вернуться?

— Он вряд ли вернется, пока не найдут Гарриет.

— В таком случае он может долго пробыть там. Возможно, что ее убили и закололи чем-нибудь, как Симпсона. А может, она покоится на дне озера.

— Думаете, Берк Дэмис убил ее? — испуганно спросила она.

— Он подозреваемый номер один.

— Этого не может быть. Он не убивал.

— Он тоже так считает.

— Вы с ним говорили?

— Я поймал его вчера ночью. Теперь он под арестом с Редвуд-Сити. Я думал, что, поймав его, мы закроем дело, но ошибся. Дело приобретает размах, вовлекаются новые лица и новые территории. Связи между людьми множатся. Настоящее имя Дэмиса, как вы, наверное, знаете, Кэмпион, и в прошлом сентябре он женился на Долли Стоун. В марте у нее родился ребенок, а в мае ее задушили. Кэмпион тут главный подозреваемый.

— Это невероятно.

— Самое невероятное, миссис Блекуэлл, что вы об этом не знаете.

— Но это так. Я давно не видела Долли.

— Здесь есть еще одна связь. Брюс Кэмпион, он же Берк Дэмис, в прошлом году женился на вашей почти приемной дочери. В этом году он уже собирается жениться на вашей падчерице, пользуясь вашей поддержкой, и исчезает вместе с ней. Совпадения бывают всякие, но это мне кажется странным.

— Вы действительно меня подозреваете? — тихо спросила она.

— А что делать? Вы помешали мне выйти на Кэмпиона. Вы способствовали его роману с Гарриет.

— Только потому, что у нее больше никого не было. Я боялась, что, если она по-прежнему будет сидеть одна, случится несчастье.

— Вы решили сыграть роль Всевышнего, как тогда с Долли? Вы могли познакомиться с Кэмпионом через Долли и подстроить его встречу с Гарриет.

— Клянусь, я впервые увидела его в прошлую субботу, когда они пришли к нам обедать. Да, он мне в общем понравился. Людям свойственно ошибаться. Вот я и в вас ошиблась.

Она бросила на меня многозначительный взгляд женщины, просящей, даже умоляющей опровергнуть ее слова и подтвердить лояльность. Я подумал, что она защищает либо себя, либо что-то не менее дорогое.

— Но что же, по-вашему, я выигрывала, выступая в роли свахи мистера Дэмиса-Кэмпиона?

Вопрос был риторическим, но у меня имелся наготове ответ.

— Если бы ваш муж лишил Гарриет наследства или она погибла бы, вы могли бы унаследовать все, чем он владеет. Если бы сначала погибла Гарриет, затем ее отец, вам досталось бы все их состояние.

— Мой муж жив и здоров.

— По последним сведениям, да.

— Я люблю мужа. Не то чтобы я обожала Гарриет, но я заботилась о ней.

— Вы любили и первого мужа, но он мертв, а вы живы.

В ее глазах показались слезы. Усилием воли, проявившимся в гримасе, она подавила их.

— Вы сами не верите в то, что говорите.

— Нет, я отнюдь не решил позабавиться. Перед нами два убийства, а может и больше. Ральф Симпсон и Долли. Гарриет, Рональд Джеймет. Вы знали всех, причем троих близко.

— Но мы не знаем, что случилось с Гарриет. Рональда никто не убивал. Я рассказала вам, как он умер.

— Да, я слышал вашу версию.

— Муж в деталях подтвердит мой рассказ. Вы не верите?

— В данных обстоятельствах было бы наивно верить на слово.

— Кто же я, по-вашему? — Она презрительно прищурилась.

— Я как раз пытаюсь ответить на этот вопрос.

— Я не в восторге от ваших методов. Это сочетание давления, шантажа и оскорбительных гипотез. Вы пытаетесь выставить меня лгуньей, аферисткой, а возможно, и убийцей. Я ни то, ни другое, ни третье.

— Надеюсь. Но нужны факты. Я не знаю все факты. Я не знаю вас.

— Мне казалось, я вызывала у вас симпатии, что мы нравились друг другу.

— Это так. Но это уже моя проблема.

— Но вы ведете себя со мной без симпатии, без сочувствия.

— Так проще работать.

— Разве вы работаете не на меня?

— На вас. И поэтому в любой момент жду сообщения, что я уволен.

— Вы этого хотите?

— Это развязало бы мне руки. Расследование я все равно доведу до конца. Вы это понимаете. Это уже дело чести, и я буду работать, если понадобится, в свое свободное время.

— Вы тратите пока мое время. А что касается рук, они у вас и без того развязаны. Я вижу следы от пут, мистер Арчер.

Она говорила срывающимся голосом, но обретала свою привычную манеру. Это тоже меня смущало. Снотворное снотворным, но невиновная женщина, которой нечего скрывать, вряд ли стерпела бы то, что я наговорил. Она закатила бы мне пощечину, закричала, упала в обморок, выбежала бы из комнаты или прогнала меня взашей. Я даже жалел, что ничего такого не случилось.

— По крайней мере, вы почувствовали боль, — сказал я — Это лучше, чем жить под анестезией, не зная, где в данный момент скальпель.

— Вы считаете себя хирургом. Может, мне звать вас доктор Арчер?

— Я обхожусь без скальпеля. И без ледоруба.

— Надеюсь, вы оставили мысль о том, что ледорубом орудовала я.

— На вас падают подозрения. Пора бы это понять. Вы знали Симпсона, ледоруб принадлежит вам, его похоронили на вашем бывшем участке.

— Не надо грубить, — сказала она низким голосом. У нее оказалась богатая гамма.

— Все это еще цветочки. Сегодня я отвел от вас полицию, скрыв от них ваши нынешние адрес и фамилию.

— Вы это сделали ради меня?

— Вы же мой клиент. Я хотел дать вам шанс оправдаться. Вы им не воспользовались.

— Вон как! — Она помрачнела, сильно состарившись. — Но с какой стати мне было убивать Симпсона и зарывать труп у себя на заднем дворе?

— Из самозащиты. Большинство убийц считает, что, убивая, они спасают себя от какой-то угрозы.

— Но зачем закапывать труп в своем бывшем доме? Это абсурд!

— Вы могли договориться о встрече там, зная, что дом пуст, и убить без свидетелей.

— Красиво! Но зачем мне было встречаться с Симпсоном?

— Он мог что-то про вас знать.

— Что это за очаровательное «что-то»?

— Нечто, связанное со смертью Долли Стоун.

— Вы обвиняете меня в убийстве?

— Я просто спрашиваю.

— Зачем мне было убивать?

— Я вас об этом спрашиваю.

— Спрашивайте сколько угодно. Больше я не отвечаю.

Ее глаза сердито сверкали, изнурительная беседа явно подорвала ее волю. Ее губы дрожали.

— Я все-таки задам еще вопрос, миссис Блекуэлл. — В ночь смерти Долли случилась странная вещь. Странная на фоне убийства. Сделав свое дело, преступник, она или он, заметил, что в комнате ребенок. Возможно, малыш проснулся и запищал. Обычный преступник просто убежал бы, но только не этот. Она или он не без риска для себя донес его до ближайшего дома и положил в автомобиль. Он позаботился, чтобы малыша нашли. Зачем?

— Для меня это новость. Я даже не знаю, где убили Долли.

— Около Луна-Бей. Округ Сан-Матео.

— Я там никогда не была.

Я сделал заход с другого конца.

— А вы не останавливались в мотеле «Тревелерз» в Салин-Сити?

— Никогда, — сказала она довольно равнодушно.

— Вернемся к убийству Долли. О безопасности ребенка могла бы подумать женщина. Или его отец. Но я почти уверен, что Брюс Кэмпион не убивал. Вы не хотите помочь мне установить личность отца ребенка?

— Боюсь, мне вас нечем порадовать.

— Зато у меня кое-что есть. У нас есть подозрения, что убийца носил хорошее твидовое пальто, о котором я уже говорил. Одна из пуговиц еле держалась. Ребенок ухватился за нее, когда его несли по дороге. Соседка обнаружила эту пуговицу в кулачке ребенка. — Я помолчал и потом продолжил: — Теперь вы понимаете, почему нам так важно понять, чье это пальто?

— Где оно сейчас?

— В полиции. Я уже говорил. Завтра вам его предъявят Вы уверены, что никогда его не видели? Вы уверены, что ваш муж не покупал его в Торонто? — Ее взгляд изменился. Глаза расширились и глядели куда-то мимо меня в пространство. Под размазанным гримом кожа вокруг рта приобрела синеватый оттенок, словно мои вопросы оставили синяки. Она встала, пошатнулась и, неловко ступая на высоких каблуках, вышла из комнаты.

Я двинулся за ней. Угроза насилия, убийства или самоубийства давно нависла над этим домом. Изобел ринулась через холл и большую спальню в ванную. Я слышал, как ее рвало там.

В большой спальне горел свет. Я открыл один из гардеробов. Там в ряд висело две дюжины костюмов Блекуэлла, словно отощавшие преступники. Я отвернул правый рукав одного из пиджаков. На подкладке химическими чернилами был выведен тот же код химчистки, что и на рукаве коричневого пальто. ВХ-1207.

Глава 27

В дверях возникла горничная. Она была в форме, но внутренне не успела еще застегнуться на все пуговицы.

— Что такое?

— Миссис Блекуэлл нехорошо. Присмотрите за ней.

Она прошла через спальню в ванную, чуть подволакивая ноги. Когда я услышал женские голоса, то проследовал к телефону, которым уже пользовался однажды. Газета с историей Симпсона на первой полосе лежала как лежала на столе Изобел. Если бы у нее была нечистая совесть, с надеждой подумал я, она бы давно спрятала или уничтожила газету.

На мой звонок Арни Уолтерс ответил скупым: «Алло!»

— Это Арчер, как там Блекуэлл?

Он пропустил вопрос мимо ушей.

— Пора бы тебе объявиться, Лью. Говорят, ты вчера ночью взял Кэмпиона?..

— Ты не видел Марка Блекуэлла, отца Гарриет?

— Нет, а что?

— А то, что в четверг рано утром он выехал на Тахо, по крайней мере, он так сказал. Узнай у своих ребят и перезвони мне. Я в доме Блекуэлла в Лос-Анджелесе. Телефон знаешь?

— Он тоже без вести пропавший?

— Похоже, это самоволка.

— Плохо следишь за своими клиентами. Они у тебя скоро все разбегутся.

— Имеют право. Мы живем в демократическом обществе.

— Брось свои шуточки. Ты будишь меня среди ночи и даже словом не обмолвишься, что сказал Кзмпион.

— Он все отрицает. Я готов ему поверить.

— Но кровь-то на шляпке нельзя отрицать. Установлено, что группа крови та же, что у Гарриет. И ее видели в его обществе. Он не может отрицать убийство жены.

— Это необоснованное обвинение, Арни.

— Точно?

— Почти. Кэмпион не паинька, но кто-то сделал из него козла отпущения.

— Кто же?

— Это я и пытаюсь выяснить.

— Ну а что скажешь насчет Гарриет? Она исчезла без следа.

— С ней могло что-то случиться уже после того, как она и Кэмпион расстались. У нее была новая машина и деньги. Надо обязательно найти машину. В первую очередь надо обшарить стоянки в аэропортах Рино и Сан-Франциско.

— Думаешь, она села на самолет — и тю-тю?

— Не исключено. Займись этим, ладно? Но сперва отзвони насчет Блекуэлла. Мне надо знать, был ли он на Тахо.

Положив трубку, я услышал за спиной голос Изобел:

— Вы всегда ставите под сомнение все и вся?

Она умыла лицо, смыв грим. Волосы у висков были мокрыми.

— Практически всех, — сказал я. — Почти все. Эту привычку я взял от клиентов.

— Только не от меня. Я так и не овладела искусством недоверия.

— Пора бы научиться. Вы усиленно отгораживаетесь от жизни, хотя вокруг вас творится черт-те что.

— Но вы по крайней мере верите в мою невиновность?

Она вошла в комнату и села в кресло, где раньше сидел я, чуть повернула его и уперлась подбородком о руку. Она явно попрыскалась одеколоном. Я стоял над ней со странным чувством, что она решила отдаться мне во власть, надеясь на защиту.

— Невиновность — понятие положительное, миссис Блекуэлл. Она не имеет ничего общего с утаиванием информации из ложно понятого чувства долга, с игнорированием того, что вокруг вас погибают люди.

— Не надо читать мне нотации. — Она мотнула головой, словно я ее толкнул. — Что я, по-вашему, за человек? Я уже вас об этом спрашивала.

— По-моему, мы оба и пытаемся это выяснить.

— Я уже выяснила и могу вам сказать. Я неудачница. Впервые я поняла это много лет назад, когда любимый мною человек сообщил, что у него диабет и он не может или не должен иметь детей. Его смерть стала новым подтверждением того, что я неудачница. Тогда я решила больше не влюбляться и не выходить замуж. Я решила оградить себя от новых страданий. Я уже достаточно хлебнула. Я переехала в Санта-Барбару и стала жить строго по расписанию. Оно состояло из всего того, чем обычно заполняют свои часы вдовы — прогулки, бридж, уроки мозаики в школе для взрослых. Наступило умиротворение и скука. Я забыла о своем всегдашнем невезении, и это было моей ошибкой.

Прошлой осенью мне нанес визит Марк и сказал, что нуждается во мне. У него были неприятности. Я всегда любила Марка с его мальчишеской неуклюжестью. Такие слова могут показаться странными по отношению к Марку, но что поделаешь — таким его всегда знала я. Так или иначе я вышла за него, и вот пожалуйста!

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Сухожилия на ее шее натянулись, словно проволока в кабеле. Что-то шевельнулось во мне. Если это была жалость, то она стала перерастать во что-то более серьезное. Мне хотелось коснуться ее лица. Но слишком многое еще было недосказано.

— Если уж тебе не везет, — сказала она, — то ты боишься пошевелиться из страха, что семейная жизнь рухнет.

— Она уже лежит вокруг вас в обломках, миссис Блекуэлл.

— Этого можно мне и не напоминать.

— Неприятности Марка были по части женщин?

— Да, он встретил ее на Тахо, и она забеременела. Ему не было жаль денег, но он опасался, что этим дело не кончится. Женитьба или судебное разбирательство, которое погубит его имя, преследовали его кошмаром. Марку очень важно, что о нем могут подумать другие. Он считал, что, женившись на мне, он защитит себя и утихомирит девушку. — Она упрямо не называла имени.

— Он нашел в себе силы рассказать вам об этом так откровенно?

— Не так подробно. Но его мотивы всегда очевидны. Он сразу раскрывает свои карты, особенно когда боится. Он был сильно напуган, когда приехал ко мне в Санта-Барбару. Девушка или ее друзья угрожали судом.

— Вы знали, что это Долли?

— Нет, — чуть не крикнула она. — Иначе я бы не вышла за Марка...

— Почему вы все-таки за него вышли?

— Я хотела быть кому-то необходимой. Он нуждался во мне, а я в нем. Я думала, что брак, начинающийся так неважно, обязательно наладится. Марк был перепуган, виноват. Он говорил, что у него сдали тормоза и может кончиться тем, что он начнет приставать на улице к малолетним. Он сказал, что только я могу его спасти, — и я ему поверила.

— Вы не спасли его от убийства. Теперь вы это понимаете?

— Я так этого боялась!

— Когда вы его заподозрили?

— Сегодня ночью, когда вы упомянули пальто и меня вырвало. Мне и сейчас нехорошо.

Ее лицо приобрело бледно-зеленый оттенок, словно изменилось освещение. Совершенно непроизвольно я дотронулся пальцами до ее мокрых прядей у виска. Она оперлась щекой на мою руку.

— Извините, — сказал я, — но мне надо дойти до конца.

— Наверное. Я солгала вам насчет пальто. Марк купил его в Торонто во время нашего свадебного путешествия. Там вдруг стало страшно холодно... Марк сказал, что пальто пригодится весной на Тахо. Наверное, Симпсон и нашел его там, показал Марку и попросил объяснений. А Марк взял ледоруб из набора... Все это из-за нашей женитьбы, — сказала она срывающимся голосом. — Наш брак был обречен с самого начала. Брачная церемония стала заупокойной мессой.

Она поежилась. Я сел рядом на корточки, обнял ее и почувствовал, как за воротник мне покатились слезы. Через некоторое время слезы перестали капать. Потом она освободилась от моих рук.

— Извините, не хватало вам еще нянчиться со мной. Я провел пальцем по скорбной морщине на ее щеке. Она отстранилась от меня.

— Не надо. Спасибо, но не надо. Я должна помнить о долге перед Марком.

— Разве это не отменила жизнь?

— Вы не были женаты?

— Был.

— Но вы никогда не были женщиной. Я должна быть верной супружескому долгу независимо от того, что сделал с нашим браком Марк. Ради него и ради меня самой. — Она заколебалась. — Надеюсь, мне не придется давать в суде показания обо всем этом — о ледорубе, о пальто, о Долли?

— Жену нельзя заставить давать показания против мужа. Вам это должно быть известно с тех пор, как вы работали в сфере социального обеспечения.

— Конечно. Просто я неважно соображаю. Я еще в шоке. У меня такое чувство, что меня раздели донага и сейчас поведут по городу.

— Да, уж люди вволю потешат языки. Я потому-то приехал к вам ночью, чтобы поменьше было шума.

— Вы очень предусмотрительны, мистер Арчер. Но что вы можете сделать?

— Например, объясниться вместо вас с полицией.

Ее сознание отреагировало на слово «полиция».

— Я правильно поняла из вашего телефонного разговора, что вы просили полицейских на Тахо арестовать Марка?

— Я попросил знакомого детектива из Рино, который мне помогает, проверить, там ли ваш муж. Он перезвонит.

— А что потом?

— Если он там, его арестуют. Но он может быть в другой части Америки.

— Возможно. Он так беспокоился за Гарриет.

— Или за собственную шкуру.

Она взглянула на меня с острой неприязнью.

— Вам придется быть к этому готовой, — сказал я. — Ваш муж мог уехать утром с тем, чтобы никогда не возвращаться. Кстати, во сколько он уехал?

— Рано. Очень рано. Я спала. Он оставил записку.

— Она у вас?

Изобел открыла верхний ящик стола, протянула мне сложенный листок. Записка была написана в такой спешке, что я с трудом разобрал почерк.

"Изобел!

Еду на Тахо. Нет сил сидеть и ждать, когда сообщат про Гарриет. Что-то надо делать. Тебе лучше остаться дома. Увидимся, когда все закончится. Пожалуйста, вспоминай меня с любовью — так, как я помню о тебе.

Марк".

— Это вполне может быть прощальное письмо, — сказал я.

— А я уверена, что он действительно на Тахо. Вот увидите.

Я оставил эту тему и стал ждать, когда позвонит Арни. Время шло. Я сидел на стуле с прямой спинкой у балконной двери.

Светало. Из уходящей тьмы стали проступать окрестные холмы, огоньки домов на которых казались редкими звездочками на небосклоне. Изобел сидела, уронив голову на руки. Можно было подумать, что она спит, но дыхание было не как у спящей.

— Хорошо бы уточнить еще одну деталь, — сказал я ей в спину. — Мог ли Марк убить Рональда Джеймета?

Она сделала вид, что не услышала, но я повторил вопрос теми же словами и с той же интонацией. Не поднимая головы, она сказала:

— Нет, это исключено. Они были большими друзьями. Марк не жалел сил, чтобы спустить Рональда с гор. Когда он привез его в больницу, то сам был полумертв от изнеможения. Ему тоже пришлось оказывать медицинскую помощь.

— Это ни о чем не говорит. Разве нельзя было заранее спланировать этот несчастный случай?

— Нет, — отрезала она. — Чего вы от меня хотите?

Признаться, этого я и сам толком не знал. В деле были пустоты, словно белые пятна на карте. Их нужно было заполнить. Еще мне хотелось, чтобы Изобел бросила к черту свой супружеский долг, пока он не утянул ее в омут. Это случалось с тонкими натурами, которые предпочитали умереть с иллюзией, чем жить при мучительно ярком свете реальности. Я попытался поделиться с Изобел этими соображениями, но в ответ услышал:

— Это невозможно. Я знаю, как погиб Рональд, помню, как переживал Марк. Я уже говорила, он был совершенно раздавлен всем этим.

— Такое бывает с убийцей. После первого преступления. Кстати, когда четыре года назад погиб Рональд, Марк не был в вас влюблен?

— Нет.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Он был без ума от одной юной особы...

— Долли Стоун?

Она медленно кивнула. Вид у нее был удрученный.

— В то время все было не так, как вам, наверное, кажется. Это скорее напоминало отношения отца и дочери. Примерно то, что у него было с Гарриет, когда та была помоложе. Когда он приезжал к нам, то привозил Долли подарки, брал ее на прогулки. Она называла его дядей Марком.

— Что происходило на этих прогулках?

— Ничего. Марк не мог пасть так низко. С малолетней...

— Вы употребили выражение «без ума»...

— Я не должна была так говорить. Это слова Рональда. Он относился к этому без снисхождения.

— Значит, Рональд тоже об этом знал?

— Да. Он-то и положил этому конец.

— Как?

— Крупно поговорил с Марком. Меня при разговоре не было, но я знаю, что объяснение было не из приятных. Но их дружба уцелела.

— В отличие от Рональда!

Она гневно вскочила на ноги:

— У вас злой язык и дурное воображение!

— Наверное. Но мы говорим не о воображаемых вещах. История с Долли всплыла на поверхность незадолго до смерти Рональда, так?

— Я не желаю говорить на эту тему.

Телефонный звонок стал точкой в ее категорической фразе. Телефон затрещал возле нее, словно гремучая змея. Она вздрогнула, словно это действительно была змея. Я подошел к телефону и снял трубку.

— Это Арни. Блекуэлл не появлялся на озере. Шолто был там все время, пока искали тело, и говорит, что Блекуэлла последний раз видели там в мае. Ты меня понял?

— Понял.

— И еще. Машину Гарриет видели пустую у шоссе к северу от Малибу. Нам только что позвонили из Калифорнийской патрульной службы. Ты что-то тут понимаешь?

— Понимаю, что мне предстоит еще покататься. Ну что ж, съезжу погляжу.

— Теперь насчет Блекуэлла. Что делать, если он появится?

— Не появится. Но если вдруг возникнет, держите под наблюдением.

— Мне было бы проще действовать, если бы я знал, что происходит, — сказал Арни не без обиды в голосе.

— Блекуэлл подозревается в двух уже известных нам убийствах и, возможно, еще в двух других. К первым двум относятся убийства Долли Стоун и Ральфа Симпсона. Он, похоже, вооружен и опасен.

Изобел Блекуэлл стукнула меня кулаком по спине и крикнула:

— Нет!

— Ты в порядке, Лью? — Голос Арни сделался заботливым, даже ласковым. — Ты не пьянствовал ночь напролет?

— Я трезв, как судья, даже трезвее, чем большинство судей. В течение дня ты получишь официальное подтверждение всему тому, что от меня услышал.

Я повесил трубку, прежде чем он успел задать мне вопросы, на которые я не готов был ответить. Изобел смотрела на меня так, словно я все придумал, но, рассказав о своих фантазиях Арни, вдохнул в них жизнь. Утро безжалостно освещало ее лицо.

— Нашли машину мужа?

— Нет, Гарриет. Я еду в Малибу, взглянуть на «бьюик».

— Значит, она жива?

— Это может значить все что угодно.

— Вы подозреваете Марка в убийстве?

— Я бы оставил свои подозрения при себе. Я еще заеду. Если до этого появится ваш муж, не говорите о сегодняшней ночи.

— Он имеет право знать...

— Не от вас, миссис Блекуэлл. Невозможно предсказать, как он отреагирует.

— Марк не причинит мне вреда. — В ее словах были вопросительные нотки, рука поднялась к горлу. Голова Изобел в ошейнике из пальцев качалась из стороны в сторону.

Глава 28

Сквозь промозглый рассвет я мчался в Малибу. Полосатый катафалк все еще стоял на шоссе над Зумой. На сей раз его вид не вызвал у меня никаких чувств.

Дежурный службы дорожного патрулирования, заканчивавший ночную смену, читал книгу в бумажной обложке и не был рад моим вопросам. «Бьюик» Гарриет стоял в полицейском гараже, и на него можно будет взглянуть после восьми, когда гараж откроется, сообщил он.

— Когда его нашли?

— Вчера вечером. До того, как я заступил на дежурство.

— Вы дежурите с двенадцати ночи?

— Именно. — Его взгляд то и дело падал в книгу. Это был толстый, неопрятный толстяк.

— А где его нашли?

Он порылся в бумагах.

— На дороге, ведущей к главному шоссе, в шести милях к северу отсюда. Женщина из закусочной сказала, что видела машину, которая стояла там весь день. Якобы собиралась заявить об этом после закрытия закусочной.

— Что за закусочная?

— Там подают креветки. Если ехать на север, то справа по шоссе. Там увидите вывеску.

Он снова углубился в книгу. На обложке был всадник, он скакал на закат, полыхавший, как взрыв атомной бомбы.

Я проехал через разбросанный по побережью городок и взял курс на север к закусочной. Это была та самая закусочная, где я пил кофе в самом начале расследования. «Бьюик» Гарриет был найден в нескольких сотнях ярдов от дома Блекуэлла.

Я свернул с шоссе налево, спустился вниз, поставил машину на стоянке у белой перекладины, рядом с черным «кадиллаком». Был прилив, и море сверкало и переливалось, как голубая ртуть. Далеко-далеко видны были пеликаны, крошечные на фоне огромного неба.

На рулевой колонке «кадиллака» я прочитал фамилию Блекуэлла. По деревянному настилу я прошел к его дому. Я чутко фиксировал малейшие звуки: мои собственные шаги, удары волн о берег, еле слышный крик чайки, подбиравшей остатки трапезы пеликанов. Затем все затихло, заглушенное моим стуком в дверь дома полковника.

В конце концов я достал ключ и открыл дверь сам. В большой комнате ничего не изменилось, если не считать того, что было сделано с картиной Кэмпиона. Кто-то изрезал ее так, что лучи солнца проходили сквозь нее, как разряды молнии среди темных туч.

Я подошел к лестнице и, глядя вниз, крикнул:

— Блекуэлл! Вы здесь?

Тишина.

Я позвал Гарриет. Ответом мне было гулкое эхо. Я почувствовал себя неумелым медиумом, тщетно пытавшимся вызвать духов прошлого. Я неохотно спустился по лестнице и с еще большей неохотой прошел через большую спальню в ванную. Кажется, я сначала почуял запах крови и только потом увидел кровь.

Я включил свет в ванной. В раковине лежало полотенце, насквозь пропитанное кровью. Я приподнял его за край и бросил обратно в раковину. Пятна засохшей крови были на покрытом линолеумом полу. Стараясь не угодить в них, я прошел в малую спальню. Замок на двери был сорван.

На голом матрасе сидел без пиджака полковник Блекуэлл. Его лицо было бледным как мел и заросло черной щетиной. Он воровато посмотрел на меня.

— Доброе утро, — сказал он. — Я так и знал, что придете вы.

— Утро не очень доброе. Кого вы сегодня убили?

Он прищурился, словно в лицо ударил яркий свет:

— Никого.

— Ванная напоминает скотобойню. Чья там кровь?

— Моя. Порезался, когда брился.

— Вы не брились по меньшей мере сутки.

Он рассеянно потрогал подбородок. Он явно пытался восстановить нарушенную связь с миром с помощью первых попавшихся фраз.

— Я порезался вчера. Это старая кровь. Никто сегодня не умирал.

— А кто умер вчера?

— Я. — Он снова прищурился от невидимого прожектора.

— Нет, вам не настолько повезло. Встаньте.

Он послушно поднялся. Я быстро обыскал его, хотя и дотрагивался до него с отвращением. Оружия при нем не было. Я велел ему садиться, и он опять безропотно подчинился.

Злобное упрямство бесследно покинуло его, уступив место нервозности. Это случается с теми, кто заходит слишком далеко. Какая-то крыса начинала грызть им сердце, и это делало их еще более опасными для окружающих, да и для самих себя.

— Я провел ночь в одиночестве, — сказал он, и глаза его подернулись влагой.

— Что вы делали?

— Ничего особенного. Ждал. Надеялся, что утро придаст мне силы действовать. Но свет еще хуже, чем потемки. — Он слегка посопел носом. — Сам не знаю, зачем я говорю вам это. Вы меня ненавидите.

Я не стал разуверять его.

— Хорошо, что вы готовы говорить. Нужно ваше признание.

— Признание? Мне не в чем признаваться. В ванной старая кровь. Я никого не убивал.

— Чья же она тогда?

— Может, хулиганов, что вломились сюда. Это теперь частое явление.

— Как и убийства. Начнем с убийства номер один. Зачем вы убили Рональда Джеймета?

Он посмотрел на меня снизу вверх, словно седовласое дитя, внезапно и безобразно состарившееся.

— Я не убивал. Это несчастный случай. Он упал и сломал лодыжку и шприц. Я нес его на себе весь день и еще ночь. Из-за отсутствия инсулина ему стало плохо. Потому-то он и умер. Самый настоящий несчастный случай...

— Как именно все произошло?

— Мы с Рональдом затеяли дружескую потасовку. Он споткнулся о камень и сошел с тропы. Он неудачно приземлился — всей тяжестью на лодыжку. Я даже слышал хруст.

— Из-за чего возникла дружеская потасовка?

— Просто так. Он слегка подтрунивал из-за моего увлечения юной особой, которой он покровительствовал. Она мне действительно нравилась, но, уверяю вас, дальше этого дело не зашло. Я никогда... никогда не делал ей ничего плохого. У меня были к ней самые чистые чувства. Я так и сказал Рональду. Кажется, я дружески толкнул его, чтобы подчеркнуть свои слова. Я не хотел, чтобы он упал.

— И погиб...

— Почему мне хотеть его смерти? Тогда бы я просто оставил его там, в горах... — Он добавил в качестве решающего аргумента: — Рональд был моим любимым кузеном. Он был очень похож на мою мать. — Он посмотрел на меня как-то очень плаксиво. Я решил, что он сейчас заведет речь о матери. Такое бывало.

— Когда вы впервые вступили в половую связь с Долли Стоун?

Он отвел взгляд. Его глаза были почти не видны из-за отекших век, словно его избили невидимые кулаки.

— Ах, вот вы о чем!

— О том самом.

Он откинулся на кровати так, что его голова оказалась на полосатой подушке без наволочки. Он глухо сказал:

— Клянусь, я не прикасался к ней, когда она была несовершеннолетней. Я обожал ее на расстоянии. Она была как фея. И после смерти Рональда я не трогал ее.

Мы встретились потом, только прошлой весной на Тахо. Она повзрослела, но мне казалось, я снова встретил мою маленькую фею. Я пригласил ее к себе в охотничий домик, просто так, показать ей его. Я был рад встрече. Она тоже. Потом она сама пришла ко мне — и приходила еще и еще. Я жил в радости и горе. Я был счастлив с ней и горевал, когда ее не было. Затем она ополчилась против меня, и вся жизнь стала кошмаром. — Он глубоко вздохнул, словно влюбленный подросток.

— Почему же она изменила к вам отношение?

— У нас возникли сложности.

Мне надоели его эвфемизмы, и я спросил:

— Вы сделали ей ребенка?

— Не только это. Она ополчилась против меня раз и навсегда. — Он поджал под себя ноги. — Прошлое лето я провел как в аду. Она превратила мою жизнь в сплошную муку. — Как ей это удалось?

— Я боялся потерять ее, и мне было страшно, что может случиться, если наша связь продолжится. Я был всецело в ее руках. Это были жуткие времена. Что она мне только не говорила! Она называла меня похотливым стариком. Потом ко мне приехала Гарриет, и началось вообще Бог знает что. Она больше не приходила ко мне, но постоянно угрожала все рассказать Гарриет.

Он заворочался как в беспокойном сне. Кровать скрипела под ним, словно пародируя любовные страсти. — Долли вас шантажировала?

— Я бы этого не сказал. Я давал ей деньги, и в общем-то немалые. Но потом она вдруг перестала появляться. Но я чувствовал себя как на иголках. Скандал мог разразиться в любой момент. Только весной я узнал, что она вышла замуж.

— А вы тем временем использовали Изобел как буфер. — Все не так просто, — возразил он. — Изобел мой старый добрый друг. Я всегда к ней хорошо относился. — Ей повезло.

Он посмотрел на меня с ненавистью, но он был слишком удручен, чтобы дать волю этому чувству. Он уткнулся лицом в подушку. Мне вдруг показалось, что под спутанными прядями на его затылке скрывается другое лицо — без глаз, рта, носа.

— Выкладывайте все до конца, — потребовал я.

Он лежал тихо-тихо, напоминая бездыханный труп. Мне показалось, что он нарочно затаил дыхание, как обиженный на весь мир ребенок.

— Выкладывайте все до конца, Блекуэлл!

Он тяжело задышал. Его плечи поднимались и опадали, тело сотрясалось в конвульсиях. Это был единственный ответ на мое требование.

— Тогда я сам все расскажу, но очень коротко, потому что с вами скоро захочет потолковать полиция. Весной Долли возобновила денежные претензии, у нее была трудная зима. Вы решили положить конец и вымогательству, и вообще неопределенности. Ночью пятого мая вы проникли в ее дом. Мужа там не было, он был с другой женщиной. Долли впустила вас, считая, что вы принесли деньги. Вы задушили ее чулком.

Блекуэлл захрипел, словно чулок затянулся на его жилистой шее.

— Затем вы увидели ребенка, вашего побочного сына. Вы не захотели оставлять его наедине с покойницей. Возможно, потому, что беспокоились за его безопасность. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Так или иначе вы взяли его на руки и понесли к ближайшему дому, положили в стоявшую там машину. Ребенок уцепился за пуговицу вашего пальто, которая почти оторвалась во время схватки с Долли. Пуговица была у него в кулачке, когда его нашла соседка. Пуговица и привела меня к вам.

Когда муж Долли был привлечен к ответственности по подозрению в убийстве, его друг Ральф Симпсон решил разобраться во всем этом. Он мог знать о вашем романе с Долли и догадался, что это за пуговица. Он поехал на Тахо, нанялся к вам и отыскал спрятанное вами пальто. Возможно, он даже вам его показал. Ему хотелось раскрыть убийство в одиночку. Симпсон — неудачник, нуждавшийся в победе, а может, что-то в нем подгнило и ему просто понадобились деньги. Он не пробовал вас шантажировать?

Полковник Блекуэлл что-то невнятно пробормотал в подушку.

— Да, собственно, теперь это не имеет значения. Не случайно был использован ледоруб, свадебный подарок родителей Долли. Не случайно вы закопали труп на задворках бывшего дома Джейметов. Я не знаю, что именно творилось у вас в голове. Вы и сами, наверное, вряд ли понимали это. Психиатру было бы занятно узнать, что происходило в этом дворе, когда Долли была ребенком.

Блекуэлл вдруг заверещал тонким голосом. Казалось, в его черепной коробке мечется запертый призрак. Он кричал, что он покойник и что мне ни капельки его не жалко.

Потом он повернул голову набок. Глаз, который можно было разглядеть, был открыт, но смотрел без выражения, напоминая моллюска в полуоткрытой раковине.

— Вот, значит, как все было? — спросил он без тени иронии.

— Я не знаю детали. Можете меня поправить.

— Зачем мне исправлять ваши ошибки?

— Это будет занесено в протокол, вот зачем. В ванной кровь Гарриет?

— Да.

— Вы ее убили?

— Да. Перерезал ей горло. — Голос был тусклый, без эмоций.

— Почему? Она все узнала и надо было заставить ее замолчать?

— Да.

— Что вы сделали с ее телом?

— Вы его не найдете. — Из его горла вырвалось нечто вроде смешка, и губы слегка затрепетали. — Я же похотливый старик, как говорила Долли. Почему бы вам не помочь мне — у вас есть оружие?

— Нет, но если бы и было, я бы не стал в вас стрелять. Вы для меня — пустое место. Лучше скажите, где тело Гарриет.

Он снова издал смешок, который перерос в хохот. Приступы смеха душили его. Он закашлялся и сел на кровати.

— Принесите воды, Бога ради.

Исключительно Бога ради я пошел в ванную. Затем я услышал торопливый шорох. Одной рукой он шарил под подушкой. Потом он нашарил револьвер, который, потрепетав, оказался нацелен на меня. Рука полковника больше не дрожала.

— Убирайтесь отсюда, или я вас застрелю. Хотите стать пятой жертвой?

Я попятился назад в ванную.

— Закройте дверь. Останьтесь там.

Я подчинился. В ванной все было отвратительно знакомым. В раковине, словно искалеченное существо, лежало полотенце.

По ту сторону двери раздался выстрел. Когда я подбежал к полковнику, во рту у него был ствол револьвера, напоминающий трубку странных очертаний, которую Блекуэлл курил и с ней заснул.

Глава 29

Я вернулся в Лос-Анджелес примерно в полдень. Все утро по разбитому асфальту от шоссе к поселку шныряли полицейские машины, все утро народ сновал по деревянному настилу к дому полковника и обратно к стоянке. Я рассказывал историю Блекуэлла и собственных похождений, пока у меня не запершило в горле. Я бы помолчал, если бы сомневался в достоверности услышанного от полковника. Я страшно устал и хотел, чтобы дело поскорее было закрыто.

Труп хозяина вынесли из дому и увезли. Мы обшарили дом и окрестности в поисках Гарриет, но безуспешно. Потом отправились в Малибу и осмотрели «бьюик». Ничего нового.

— Скорее всего, Гарриет плавает в море, — сказал я Изобел. — Похоже, он избавился от трупа тем же способом, что и от пальто. Тело, как и пальто, вынесет на берег следующий прилив.

Мы сидели в ее комнате. Шторы были опущены, но она не включала свет. Возможно, она не хотела, чтобы я видел ее лицо. Возможно, она не хотела видеть моего лица. Она сидела в шезлонге и смотрела сквозь искусственный полумрак на меня так, словно я был так же чудовищен, как и факты, о которых шла речь. Она все покачивала головой из стороны в сторону, и этот жест непонимания и отрицания угрожал стать привычным.

— Простите, миссис Блекуэлл, но мне казалось, лучше вам узнать все от меня, чем от полиции или из газет.

— Это непременно попадет в газеты?

— Скорее всего. Но вам не обязательно их читать. Потом, когда будете в силах, отправляйтесь в долгое путешествие и оставьте все это в прошлом. — Предложение показалось наивным даже мне самому.

— Какие уж там путешествия, — возразила она. Помолчала, добавила уже мягче: — Я думала, такие ужасы случаются только в античных пьесах.

— Ужасы проходят. Трагедия — та же болезнь, рано или поздно она отступает. Ужасы античных пьес — давно забытое прошлое.

— Сейчас это мало утешает.

— Но об этом стоит подумать.

— Я не хочу ни о чем думать, — сказала она и застыла в раздумье — мраморная статуя женщины, окаменевшей оттого, что пришлось взглянуть в глаза фактам. — Как он мог убить Гарриет? Он же так ее любил!

— Это была нездоровая любовь. В отношениях с женщинами он превращался в маленького мальчика, играющего на чердаке с куклами. Такая любовь легко переходит в ненависть. Раз — и кукле отрезают голову.

— Он отрезал голову Гарриет?!

— Я выразился фигурально. Он, судя по всему, перерезал ей горло бритвой. Той же бритвой он искромсал холст Кэмпиона.

Она снова стала качать головой из стороны в сторону.

— Я могу понять, почему Марк решил убить Долли. Она являла угрозу уже тем, что жила на белом свете. Ральф Симпсон представлял собой угрозу, да и возможно, Рональд тоже. Но Гарриет, его родная дочь...

— Похоже, она была главной угрозой. Она знала о его романе с Долли?

— Боюсь, что да. У Марка ужасная привычка откровенничать. Возможно, он и не рассказал обо всем до конца, но дал понять Гарриет этой весной. Он, наверное, боялся, что все может всплыть наружу, и хотел как-то подготовить ее. Но желаемого эффекта он не добился.

— Откуда вы знаете?

— Гарриет поделилась этим со мной. Она сказала, что должна непременно выговориться. Она была страшно расстроена, я ее никогда такой не видела. Она превратилась в маленькую девочку — рыдала у меня на коленях. Я решила, что не надо поощрять такое поведение в ее годы, и сказала, что она должна терпеть — терплю же я.

— Как она к этому отнеслась?

— Встала и вышла из комнаты. Больше мы на эту тему не говорили. Марк совершил большую ошибку. Это не улучшило отношений в семье.

— Когда это случилось?

— В марте или апреле. Марк волновался из-за того, что у Долли родился ребенок, потому-то он и рассказал об этом Гарриет, хотя мне ничего не сообщил. Теперь-то понятно, что почувствовала тогда Гарриет. Долли вытеснила ее из сердца отца, так она решила. Позже она вступила в связь с бывшим мужем Долли. Думаете, она понимала, что делает?

— Да, — сказал я. — И Кэмпион тоже, хотя они вряд ли обсуждали это между собой. Думаю, что Кэмпион занялся ею в Мексике именно потому, что это была дочь Блекуэлла. Он подозревал Марка в убийстве Долли и сделал вид, что ему нравится его дочь, чтобы оказаться рядом. Он ни за что не вернулся бы из Мексики, если бы не надеялся отвести от себя подозрения.

— Почему же он помалкивал?

— Он заговорил в прошлый понедельник, когда ваш муж угрожал ему ружьем. Но я тогда не понял, что он имел в виду. С тех пор он не пытался ничего объяснить, ибо боялся, что ему не поверят. Кэмпион не подарок, он терпеть не может ничего, что связано с полицией, с властью и вообще. Он самолюбив. Но он все равно заговорит, и мне хотелось бы при этом присутствовать. Если хотите, можете оплатить мои расходы.

— С удовольствием.

— Вы очень щедры. После того, что я вам наговорил...

Она перебила меня коротким кивком головы:

— Это очень помогло мне, мистер Арчер. Вы были тогда жестоки, но ваши слова подготовили меня... ко всему этому.

— Если бы только слова... Я действительно подозревал вас.

— Знаю. Но главное, что вы больше меня не подозреваете. Все кончено.

— Почти. Показания Кэмпиона все расставят по своим местам.

— Что, по-вашему, он скажет?

— Похоже, там, в охотничьем доме, он совершил ошибку, обвинив Марка в убийстве Долли. Этого Гарриет не могла перенести. Рушился образ отца. Кроме того, дополнительным ударом было то, что Кэмпион просто использовал ее, что его интерес к ней на поверку оказался желанием найти убийцу жены. Они страшно поссорились. Она исцарапала Кэмпиону лицо, он ударил ее по голове. Ее шляпка оказалась в воде. Травма, вероятно, была не очень серьезной, она смогла доехать до Малибу, но Кэмпион не знал об этом. По тому, как он вел себя вчера, можно было подумать, что он либо убил ее, либо искалечил.

— Но она сама доехала с Тахо до Малибу?

— Очевидно, да. У нее на это ушло меньше суток. Не исключено, что по дороге она получила медицинскую помощь. Вчера рано утром она приехала в дом на побережье и позвонила отцу. Возможно, она обвинила его в убийстве и потребовала, чтобы он опроверг обвинения.

Он оставил вам записку, чтобы сбить с толку, поехал в Малибу, убил ее и бросил труп в море.

Но на сей раз это не сошло ему с рук. Он сильно наследил. В ванной я видел кровь Гарриет. Блекуэлл был в шоке и не смог замести следы. Он просидел в малой спальне день и ночь, пытаясь найти силы покончить с собой. Возможно, сначала ему нужно было выговориться. Я оказался кстати.

— Я рада, что это были вы, мистер Арчер. И рада, что он не убил вас. Честное слово, очень рада.

Она встала, вокруг были осколки ее жизни. Она протянула мне руку. Я сказал, что еще зайду. Она не выразила нежелания увидеться вновь, не покачала по обыкновению головой.

Глава 30

Кэмпиона перевели в тюрьму округа Сан-Матео. Он все еще молчал. Переговорив с капитаном Ройалом и его шефом, а также после телефонных звонков в Лос-Анджелес тамошнему начальству, я получил разрешение допросить его наедине. Ройал привел его в комнату для допросов и оставил нас вдвоем, закрыв за собой обитую железом дверь.

Кэмпион стоял спиной к двери. Он не поздоровался и даже не кивнул. Тяготы недавних ночей оставили свои следы на его лице, но он по-прежнему сохранял самообладание. Он посмотрел на меня так, словно я в любой момент мог накинуться на него с резиновой дубинкой.

— Как дела, Брюс? Садись.

— Это приказ?

— Приглашение, — сказал я миролюбиво. — Марк Блекуэлл сознался, что убил твою жену. Ройал тебе не говорил?

— Говорил. Но он слегка опоздал. Я подам на вас всех в суд на незаконный арест.

— Не очень мудрая идея. Твоя позиция сильно уязвима.

— Ну а когда меня выпустят? Мне надо работать.

— Сначала ты кое-что должен рассказать. Если бы ты вел себя нормально, то не оказался бы здесь.

— Не надо морочить голову. Я знаю полицейских. Они делают козлов отпущения из слабых и беззащитных, а настоящих преступников отпускают.

— Ты сам себя сделал козлом отпущения. Подумай хорошенько.

Он стоял как вкопанный, а я обошел комнату. Он не спускал с меня глаз. Наконец он сменил гнев на милость и сел за металлический столик, уронив перевязанную голову на руки.

Я подошел к нему и тронул за плечо:

— Послушай, Брюс.

Он вскинул обе руки, прикрывая ими голову.

— Успокойся, я тебе не враг.

Он дернулся под моей рукой.

— Тогда отойди. Терпеть не могу, когда у меня стоят над душой....

Я сел за стол напротив него.

— Ты серьезный человек, хотя и любишь порассуждать о том, какие сволочи полицейские. Тебе сильно досталось в жизни, и я сочувствую тебе. Но если бы ты доверял другим, то избавил бы себя от многих лишних бед.

— Кому же можно доверять?

— Во-первых, мне. Во-вторых, Ройалу. Дело он знает неплохо. Почему позавчера ты не сказал нам правду? Ты заставил нас подумать, что Гарриет утонула, причем с твоей помощью.

— Что бы я тогда ни сказал, вы все равно не поверили бы.

— Но ты и не пытался сказать правду. Ты не пытался спасти Гарриет.

— Пробовал. — Он сжал в кулак правую руку. — Хотел остановить ее. Но я плохо плаваю. А в темноте она быстро от меня оторвалась.

— Мы все никак не можем понять друг друга. Когда это случилось?

— Тогда, на озере. Вечером во вторник. Когда я сказал, что подозреваю ее папашу в убийстве Долли, она так взъярилась! Кинулась на меня с когтями. Пришлось даже хорошенько ее стукнуть, чтобы она от меня отвязалась. Некрасивая вышла сцена, но дальше было еще хуже. Я оглянуться не успел, а она пулей вылетела из дома и помчалась к озеру. Я было за ней, но она как растворилась. Вот тут-то я запаниковал.

— Это правда?

— Клянусь! — сказал он, глядя мне в глаза. — Я не говорил об этом вам с Ройалом, потому что вы решили бы, что я, по сути дела, сознался в убийстве. — Он посмотрел на кулак и медленно его разжал. — Я и сейчас не могу доказать, что не оглушил, а потом и не утопил ее.

— Доказывать ничего не надо. Она не утонула в Тахо. Если в тот вечер она и думала покончить с собой, то потом изменила решение. Похоже, она вылезла из воды, когда ты ушел.

— Значит, она жива?

— Нет, она умерла, но убил ее не ты. Это сделал ее отец. Он сознался в этом и других убийствах, а потом застрелился.

— Почему он это сделал?

— Одному Богу известно почему. Возможно, она обвинила его в убийстве Долли.

На лице Кэмпиона попеременно отразилась целая гамма чувств: недоверие, облегчение и упрек самому себе. Он провел по лицу рукой, словно стараясь стереть эмоции. — Зря я сказал Гарриет про ее отца, — пробормотал он. — Теперь-то я понимаю, что не должен был от тебя ничего скрывать. Но я думал, что ты будешь любой ценой выгораживать Блекуэлла, раз на него работаешь.

— Мы оба ошиблись насчет друг друга. Может, заодно просветишь меня насчет еще нескольких моментов?

— Ладно. Сегодня у меня приступ правдивости. Спрашивай.

— Во время корейской войны ты угодил в беду, — начал я в виде пробы, — что там произошло?

— Это было уже после войны. Мы сидели в Японии, ждали транспорта домой. — Он сделал широкое движение рукой. — Короче говоря, я врезал дежурному офицеру. Сломал ему нос. Это был полковник.

— За что же ему так попало, кроме того, что ты не любишь полковников?

— Тебе это может показаться чушью. Однажды он заметил, что я рисую, и решил, что было бы неплохо, если бы я написал его портрет. Я сказал, что по приказу не работаю. Тут мы и схлестнулись. Он грозил держать меня в Японии, пока я не сдамся. Я ему врезал. Если бы он был пониже или повыше званием или принадлежал бы к нашему полку, все бы обошлось. Но нужно было спасать честь мундира, и я получил год каторги и увольнение по дисциплинарным мотивам. Но я не написал его портрет, — добавил он с мрачным удовлетворением.

— Ты лихо ненавидишь. Что же ты любишь?

— Мир воображения, — сказал он. — С этим у меня порядок. Всякий раз, когда я пытаюсь сделать что-то в реальном мире, дело кончается кошмаром. Например, мне не следовало жениться на Долли.

— Почему же ты все-таки женился?

— Это непростой вопрос. Я пытался найти ответ с тех пор, как угодил в этот капкан. Во-первых, из-за денег. Я был бы лицемером, если бы отрицал это. У нее было кое-что — своего рода приданое. Я хотел подготовить серию картин для выставки, и мне требовались деньги. Деньги всегда нужны, по крайней мере, мне, и мы заключили сделку.

— Ты знал, что она беременна?

— В этом-то и заключалась вся прелесть.

— Большинство мужчин думают иначе.

— Я не большинство. Мне нравилось, что будет ребенок, и мне не хотелось быть ничьим отцом. Мне было все равно, кто настоящий отец, лишь бы не я. Наверное, звучит глупо. Но, возможно, это связано с тем, что мой родной папаша бросил нас, когда мне было четыре года. — В его голосе послышалась горькая обида.

— У твоего отца были неприятности с полицией?

— Он сам работал в полиции, — сказал он с насмешливой ухмылкой. — Это был продажный легаш из Чикаго. Помню, как последний раз видел его. Помогал блондинке садиться в «кадиллак» у отеля на Золотом Берегу. — Кэмпион откашлялся. — Следующий вопрос.

— К вопросу о Долли, как же ты к ней относился?

— Сам толком не знаю. Сначала жалел. Думал, из этого вырастет какое-то настоящее чувство. Это моя давняя детская мечта. — Его рот насмешливо скривился. — Не получилось. Жалость леденит сердце. Как ни странно, я никогда не спал с ней. Хотя мне нравилось писать ее. Это мой способ проявления любви к людям. По-другому у меня не выходит.

— Я думал, ты большой бабник.

Он слегка покраснел:

— Пришлось, конечно, поработать... Многие из них считают, что это очень творческое занятие — спать с художником. Но любовь пришла однажды, и то ненадолго. Я сам все испортил.

— Как же ее звали?

— Не все ли равно? Анна.

— Анна Касл?

Он удивленно уставился на меня.

— Кто тебе сказал о ней?

— Она сама. Два-три дня назад я был в Ахихике. Она говорила о тебе с большой теплотой.

— Так, — пробормотал он. — Интересная неожиданность. С ней все в порядке?

— Было бы в порядке, если бы она так не переживала из-за тебя. Сбежав с Гарриет, ты сильно ее обидел. Напиши ей хотя бы письмо.

Некоторое время он сидел и молчал. Мне подумалось, что он сочиняет такое письмо. Судя по его нахмуренному лбу, письмо сочинялось с трудом.

— Если Анна была так тебе дорога, почему ты связался с Гарриет?

— Я был связан обязательством. — Он по-прежнему углубленно вглядывался в себя.

— Не понимаю.

— Впервые с Гарриет мы встретились не в Мексике. Это случилось в моем доме в Луна-Бей за несколько недель до этого. Она пришла навестить Долли и младенца. Они с Долли были давними подругами. Но Долли не было дома, она повезла малыша на ежемесячный осмотр к врачу. Я работал, а Гарриет стояла и смотрела. Ей страшно понравилось. Она сама немножко рисовала. Очень восторженная девица...

— Дальше?

Кэмпион смутился.

— Я подумал, что она могла бы сделать для меня очень многое, если пойти ей, так сказать, навстречу. У меня не было ни цента, у нее явно водились деньги. Я решил, что неплохо завести мецената женского пола. Очень трудно работать и думать, где достать денег, чтобы заплатить за свет. Мы договорились о свидании. В тот же вечер оно состоялось. Потом мы стали проводить вместе вечера. Я не понимал, на что себя обрекаю. Гарриет вела себя так, словно никогда до этого не видела мужчины. Она влюбилась с такой силой, что я даже испугался. Раза два в неделю она приезжала с Тахо, и мы ехали в какой-нибудь мотель. Я чувствовал, что добром дело не кончится. Мне бы раньше прекратить отношения... — Он глубоко вздохнул.

— Что значит — добром дело не кончится?

— Я и сам толком не понимал. Но Гарриет была слишком серьезно настроена — и очень страстная. Зря я поощрял ее.

— Ты подозревал, что Блекуэлл — отец ребенка?

— Отчасти. Что-то в подсознании шевелилось... Однажды Гарриет взяла ребенка на руки и назвала своим маленьким братиком. Мне это запомнилось, хотя я не понимал тогда, что она говорила всерьез.

— Долли ничего тебе не говорила об этом?

— Нет. Я и не пытался от нее ничего узнать. Мне даже не хотелось знать, кто его отец. Мне казалось, что, не зная этого, я буду лучше к нему относиться. Но выяснилось, что и ребенка я не научился любить. Ни его, ни кого-то еще. Ну а когда я затеял роман с Гарриет, я вообще все испортил. Мне бы сидеть дома и любить жену с ребенком.

Он говорил тихо, но мне казалось, что я слышу раскаты голоса уверенного в себе мужчины. Он встал и ударил кулаком правой руки о ладонь левой. Потом потряс обеими руками, как совершенно сбитый с толку человек, и подошел к окну.

— В ночь, когда погибла Долли, я был с Гарриет, — сказал он, не оборачиваясь.

— Значит, именно с Гарриет ты спал в мотеле «Тревелерз»?

— Да. Хотя «спал» не совсем правильное слово. Мы повздорили, и она посреди ночи понеслась на Тахо. Я остался в мотеле и страшно надрался. Она привезла мне бутылку отцовского виски. — Он получал какое-то болезненное удовлетворение, воскрешая унизительные подробности недавнего прошлого.

— Из-за чего вы повздорили?

— Из-за женитьбы. Она хотела купить мне развод в Рино. Признаться, мне это показалось заманчивым, но как дошло до дела, я понял, что не смогу. Я не любил Гарриет. Долли я тоже не любил, но я заключил с ней соглашение насчет того, что признаю ребенка своим. Мне казалось, что если я останусь, то полюблю мальчишку. Но было уже поздно. Когда я протрезвел настолько, что смог вернуться домой, Долли была мертва, малыш исчез и вокруг толпились полицейские.

— Почему ты не сказал им, где провел ночь? Это же алиби.

— Тогда в этом вроде бы даже не было необходимости. Они задали мне несколько вопросов и отпустили восвояси. Как только я освободился, то позвонил Гарриет на Тахо. Она сказала, что я ни под каким предлогом не должен упоминать ни ее, ни ее семью. Она явно выгораживала отца, хотя и не говорила об этом прямо. Когда меня решили привлечь к ответственности, она подала идею скрыться, и я провел две кошмарные недели в их летнем доме на берегу. Я хотел уехать в Мексику — для этого Ральф и одолжил мне свою метрику, но у меня не было денег. Наконец деньги достала Гарриет. Она сказала, что потом приедет ко мне в Мексику и мы сделаем вид, что там впервые увидели друг друга, и начнем как бы с нуля. Потом мы либо останемся в Мексике, либо уедем в Южную Америку. — Он отвернулся от окна, лицо его казалось умытым светом. — Похоже, она увидела шанс пришить меня к своей юбке навсегда. И я опять испытал искушение согласиться. Вот какой я негодяй!

— Я насчет мотивов Гарриет. Ты сказал, она выгораживала отца. Она знала тогда, что это он убил Долли?

— Вряд ли. — Он потрогал ссадины на щеке. — Вот как она отреагировала, когда я поделился с ней моими подозрениями.

— Когда они у тебя возникли?

— Не сразу. Впервые его имя упомянул Ральф, еще до моего отъезда из Луна-Бей. Он видел Долли с Блекуэллом предыдущим летом. Ральф воображал себя сыщиком и очень заинтересовался кожаной пуговицей, что обнаружили на месте преступления. Полиция тоже ею интересовалась. Ты что-то о ней знаешь?

— Очень многое. — Я кратко изложил историю загадочного пальто.

— Значит, Блекуэлл убил Ральфа?

— Он признался в этом сегодня утром — и в других убийствах тоже.

— Бедняга Ральф. — Кэмпион опустился на стул и какое-то время молчал с отсутствующим взглядом. — Ему тоже надо было бежать от меня подальше. Я переносчик моральной заразы.

— Неплохая идея, — отозвался я. — Но мы говорили о том, как ты заподозрил Блекуэлла.

Еще немного помолчав, он заговорил:

— Ральф-то и навел меня на мысль о Блекуэлле. Разрозненные кусочки, обрывки, фрагменты начали складываться в картину, и наконец я ее мысленно представил. Среди этих фрагментов был интерес Гарриет к малышу, которого она назвала своим братиком. Если это обмолвка, то очень любопытная, подумал я. Затем Долли начала откуда-то получать деньги — как раз в то время, как в нашем доме появилась Гарриет. Я не понимал отношения между Долли и Гарриет. На поверхности все было прекрасно, но в глубине чувствовалась враждебность.

— Это естественно, если Долли знала о твоем увлечении Гарриет.

— Она не знала. Кроме того, их отношения были такими же и в первый день пребывания Гарриет у нас. Они поздоровались, как родные сестры, ненавидящие друг друга, но не имеющие возможности это открыто признать. Теперь-то я понимаю, в чем дело: Гарриет знала о романе Долли с ее отцом, а Долли знала о том, что она все знает.

— Ты не сказал мне, как ты все выяснил.

— Озарение посетило меня как-то вечером в Мексике, уже после приезда Гарриет. Мы сидели в моей студии, и возникла тема охотничьего домика ее отца на озере Тахо. Не помню почему. — Он склонил набок голову, словно вслушивался в далекие голоса. — Нет, вспомнил. Она снова вышла на матримониальную тропу, несмотря на то, что меня разыскивали за убийство. Она мечтала, как мы вернемся в Штаты, поселимся в охотничьем домике и станем жить-поживать да добра наживать. Самое странное, что я уже об этом слышал.

— От Гарриет?

— От Долли. Она рассказывала мне истории об очаровательной старой даме, которая опекала ее, когда она только приехала в Стейт-Лайн прошлым летом. Она подробно описывала дом милой старушки — высокие потолки, вид на озеро, расположение комнат. Меня вдруг осенило, что это же дом Блекуэлла и что Блекуэлл и есть чудесная старушка, а, возможно, и отец моего... — он поперхнулся, — ребенка Долли. Тогда я ничего не сказал Гарриет, но решил вернуться с ней в Штаты. Мне хотелось побольше разузнать о милой старой даме. Вот и разузнал.

Словно силовые линии магнитного поля, на его лице выступили горестные морщинки.

Глава 31

Вылезая из такси в аэропорту Сан-Франциско, я увидел стоявшую с чемоданом у здания аэровокзала женщину. Мне она смутно показалась знакомой. На ней был костюм, юбка у которого была чуть длинней, чем того требовала нынешняя мода. Это была Анна Касл минус серьги плюс модная шляпка.

Я взял у нее чемодан:

— Разрешите помочь вам, мисс Касл.

Она посмотрела на меня, не узнавая. Она слишком была поглощена своими собственными думами. Постепенно, однако, взгляд ее стал приветливым.

— Мистер Арчер! Собиралась к вам заглянуть, а вы как раз тут как тут. Вы не следовали за мной по пятам из Лос-Анджелеса?

— Скорее наоборот — вы за мной следовали. Мы здесь, похоже, по одному делу. Из-за Брюса Кэмпиона, он же Берк Дэмис.

Она кивнула головой.

— Вчера я слышала обо всем этом по гвадалахарскому радио. Я все бросила и прилетела сюда. Я хочу ему как-то помочь, даже если он действительно убил жену. Должны же быть смягчающие обстоятельства!

Она смотрела на меня снизу вверх, взгляд был чист и пристален. Я поймал себя на том, что начинаю завидовать Кэмпиону: ну почему для таких безответственных типов находятся преданные и любящие женщины! Вслух я только сказал:

— Ваш друг не виновен. Его жену убил другой человек.

— Нет!

— Да!

В ее глазах показались слезы. Она смотрела невидящим взглядом и улыбалась.

— Нам надо поговорить, Анна. Давайте где-нибудь присядем.

— Но мне надо увидеть его.

— Это может подождать. Какое-то время он проведет в полиции. Им надо многое у него узнать, а он только сейчас соблаговолил отвечать на вопросы.

— Зачем им его допрашивать, если он не виноват?

— Он важный свидетель. И еще должен многое объяснить в своем поведении.

— Вы имеете в виду выезд за границу под чужим именем?

— Местную полицию это не интересует. Это уже забота министерства юстиции. Надеюсь, они не подадут на него в суд. Тот, кого привлекали к ответственности за убийство, которого он не совершал, может привести в свою защиту кое-какие аргументы. Это и есть то, что вы назвали смягчающими обстоятельствами.

— Да, — сказала она. — Мы будем сражаться. Он что-то еще натворил?

— Вроде бы ничего предосудительного. Но прежде чем вы увидитесь с ним, я должен вам кое-что сказать. Не хотите что-нибудь выпить?

— Нет, пожалуй. Я плохо спала, а мне надо быть в форме. Может, лучше кофе?

Мы отправились наверх в ресторан, и за несколькими чашками кофе я рассказал ей всю историю этого дела. В моем пересказе дело как-то облагородилось. Судя по тому, как реагировали на мои слова ее глаза, ее тонкое лицо, оно превращалось из дешевой мелодрамы в трагедию ошибок. Я не пытался особо выгораживать Кэмпиона. Мне казалось, она заслуживала того, чтобы знать о нем правду, в том числе и его проекты насчет денег Гарриет и его частичную ответственность за ее гибель...

Она перебила меня, наклонившись через стол, и дотронулась до моего рукава:

— Вчера вечером я видела Гарриет.

Я пристально на нее взглянул. В ее глазах не было ничего, кроме честности и прямоты.

— Гарриет не умерла. Ее отец либо солгал, либо галлюцинировал. Я серьезно.

— Где вы ее видели?

— В аэропорту Гвадалахары, когда я заказывала билет. Это было примерно в половине десятого вечера. Она ждала свой чемодан. Я слышала, как она сказала, что он голубой — azul, — и узнала голос. Она, судя по всему, прилетела лос-анджелесским рейсом.

— Вы с ней говорили?

— Я сделала попытку. Но она либо не узнала меня, либо сделала вид. Она резко отвернулась и побежала на стоянку такси. Я за ней не пошла.

— Почему?

Анна ответила, тщательно взвешивая слова:

— Мне казалось, я не имею права вмешиваться. И еще я немножко боялась ее. У нее странно блестели глаза. Не знаю, понятно ли я говорю, но мне приходилось видеть такие глаза у людей, которые зашли слишком далеко.

Глава 32

Я нашел ее в понедельник днем в деревне недалеко от Михоасана. У деревни было ацтекское название, которое я забыл. Я отыскал церковь с ацтекскими украшениями, вырезанными на старинных камнях. Мимо церкви шла мощенная грубым булыжником дорога, напоминавшая русло высохшей реки.

Нищенка в черном вдовьем одеянии встретила меня у дверей и проводила внутрь, бормоча о каких-то своих бедах. Я не понял, что именно с ней случилось, но видел следы, оставленные ими на ее морщинистом лице. Когда я дал ей денег, она осыпала меня улыбками и благословениями. Затем нищенка вышла, а мы остались с глазу на глаз с Гарриет.

Она стояла на коленях на каменном полу у алтаря. На голове у нее был черный платок, и она была неподвижна, как статуи святых вдоль стен.

Я окликнул ее по имени, и она поднялась на ноги. Ее губы неловко зашевелились, но она ничего не сказала. Черный платок на голове подчеркнул костистость лица.

— Вы меня помните?

— Помню. — Ее и без того тихий голос и вовсе терялся в глубоких пространствах церкви. — Откуда вы узнали?..

— Posadero[26] сказал мне, что вы здесь с утра.

Она коротко повела руками, указав на пол:

— Я не про это. Откуда вы узнали, что я в Мексике?

— Вас видели... другие американцы.

— Не верю. Просто отец послал вас вернуть меня. Но он же обещал! Но он никогда не держал своих обещаний. Никогда!

— Это обещание он сдержал.

— Тогда почему вы здесь?

— Я вам никаких обещаний не давал.

— Но вы же работаете на отца. Когда он сажал меня на самолет, то сказал, что отзывает ищеек раз и навсегда.

— Он и пытался это сделать. Но теперь он вам больше уже ничем не может помочь. Ваш отец умер, Гарриет. Он застрелился утром в пятницу.

— Вы лжете. Этого не может быть!

Слова вырвались с такой силой, что все тело ее задрожало. Она закрыла лицо руками. Запястья были перевязаны, и бинты были прикрыты лентами телесного цвета. Я уже видел такие повязки на несостоявшихся самоубийцах.

— Я был рядом, когда он застрелился. Прежде чем покончить с собой, он сознался, что убил Ральфа Симпсона и Долли. И еще он сказал, что убил вас. Зачем он это сказал?

Ее глаза заблестели между пальцев, словно камешки на морском берегу:

— Понятия не имею.

— Зато я понимаю. Он знал, что оба эти убийства совершены вами. Он пытался взять на себя вину и сделать так, чтобы мы прекратили вас искать. После этого он устранился навсегда. Думаю, что ему уже не хотелось жить, слишком велико было бремя вины. Гибель Рональда Джеймета, возможно, и не была убийством, но и несчастным случаем ее назвать было нельзя. Он также понимал, что его роман с Долли привел к тому, что вы убили и ее, и Ральфа Симпсона. Впереди у него не было ничего, кроме вашего процесса и конца династии Блекуэллов. Того, что ожидает вас сейчас.

Она отняла руки от лица. Лицо ее странно блестело, словно его обжигали, как керамическое изделие.

— Я ненавижу династию Блекуэллов. Как жаль, что моя фамилия не Смит, или Джонс, или Гомес.

— Это мало что изменило бы. Сделанного не воротить.

— Нет. — Она уныло покачала головой. — Все безнадежно. Я здесь с раннего утра, думала, Господь услышит... Не вышло.

— Вы принадлежите к этой церкви?

— Я не принадлежу ни к чему на свете. Просто я пыталась обрести здесь покой. Когда вчера местные жители расходились после службы, они были такими счастливыми, умиротворенными.

— Они не убегали от прежней жизни.

— Вы называете это жизнью? — Ее лицо исказилось, словно она собиралась расплакаться, но слез не последовало. — Я изо всех сил старалась положить конец этой так называемой жизни. В первый раз вода оказалась слишком холодной. Во второй раз помешал отец. Он ворвался в ванную и все испортил. Он перевязал мне запястья и отправил сюда. Сказал, что мать меня не оставит. Но когда я приехала к ней в Ахихику, она даже ко мне не вышла. Она выслала к воротам Кейта, и он наврал мне с три короба, лишь бы я ушла. Она якобы уехала и взяла с собой все деньги...

— Он сказал правду. Я говорил и с ним, и с вашей матерью. Она вылетела в Калифорнию, чтобы вам помочь. Она ждет вас в Лос-Анджелесе.

— Вы лжете! — Все ее обиды разом заклокотали в горле. — Вы все лжецы! Лжецы и предатели! Кейт и выдал вам меня, да?

— Он только сказал, что вы приезжали к ним.

— Вот! — Она обвиняюще ткнула пальцем в мою сторону. — Меня все предали, в том числе и отец.

— Говорю вам, нет! Он сделал что мог, чтобы выгородить вас. Ваш отец любил вас, Гарриет.

— Почему же он предал меня, связавшись с Долли Стоун? — Она рубила воздух пальцем, словно прокурор.

— С мужчинами такое случается. Вы тут ни при чем.

— Ни при чем? Ничего подобного. Она настраивала его против меня еще с тех пор, как мы ходили в школу. Я была старше. Она была хорошенькой, как куколка. Однажды он подарил ей куклу ростом почти с нее. Потом он и мне подарил такую же. Но мне не нужна была кукла. Я уже вышла из того возраста. Мне был нужен мой отец!

Ее голос стал тонким, как у маленькой девочки. Он раздавался под древними сводами, словно ожившее прошлое.

— Расскажите про убийства, Гарриет.

— Зачем? Мне это не поможет.

— Думаю, что поможет. Иначе вы не оказались бы здесь.

— Я пыталась рассказать священнику. Но я плохо говорю по-испански. Вы не священник.

— Нет, я самый обыкновенный человек. Но вы можете мне все рассказать. Зачем вы убили Долли?

— Вы хоть понимаете, что я должна была это сделать? Сначала она украла у меня отца, потом мужа.

— Но разве Брюс не был ее мужем?

Она покачала головой.

— Их брак был просто фикцией. Как только я их увидела вместе, я это сразу поняла. Двое людей жили вместе, но смотрели в разные стороны. Брюс хотел положить этому конец. Он сам сказал мне это в первый же день.

— Почему вы оказались там в тот день?

— Отец попросил. Он боялся показываться там, но сказал, что никто ничего не скажет, если я зайду к ней и принесу деньги. В подарок. И еще я хотела взглянуть на ребенка. На моего братика. Мне казалось, что я увижу его и почувствую себя лучше. Когда отец мне рассказал о нем, у меня что-то внутри оборвалось. — Она подняла над головой кулаки и потрясла ими — не в мой адрес. И сказала, глядя в пространство между кулаками: — Там я встретила Брюса. И влюбилась в него с первого взгляда. И он влюбился... Только потом он изменился.

— Из-за чего?

— Из-за нее, с ее кознями. Как-то вечером он вдруг на меня напустился. Мы были в мотеле на той стороне Залива. Он сидел, пил виски моего отца и вдруг сказал, что не может бросить ее. Сказал, что заключил сделку, которую не имеет права разорвать. Я разорвала ее за него. Своими собственными руками.

Она сделала движение, словно рвала бумагу, потом ее руки безвольно упали вниз. В ее глазах появилось сонное выражение. В какой-то момент я боялся, что она упадет, но она взяла себя в руки и посмотрела на меня со странным сомнамбулическим вызовом.

— Я убила ее и взяла деньги. Я знала, где она их прячет — под матрасом в колыбельке. Мне пришлось вынуть малыша, он заплакал. Чтобы его успокоить, я взяла его на руки. Затем меня охватило желание взять его и бежать с ним куда глаза глядят. Я пошла с ним по дороге, но внезапно меня обуял страх. Было так темно, что я не видела дороги. Зато я прекрасно видела себя со стороны. Кошмарная женщина, бредущая сквозь тьму с ребенком на руках. Я боялась, что с ним что-то случится.

— Из-за вас?

— Да, — сказала она, опустив подбородок. — Я положила его в первую попавшуюся машину, чтобы с ним ничего не произошло. Я отказалась от него — и правильно сделала. По крайней мере, мой братик жив-здоров. — Это прозвучало как вопрос.

— Да, с ним все в порядке. Он у бабки. На днях я видел его в Цитрус-Хиллзе.

— Я тоже чуть было не навестила его, — призналась она. — В ночь, когда убила Ральфа Симпсона. Удивительно, как тебя преследуют какие-то вещи. Я думала, что уже прошла звуковой барьер, но той ночью услышала его плач в доме Стоунов. Меня так и подмывало постучаться в дверь и взглянуть на малыша. Я уже подошла к двери, но снова увидела себя со стороны. Кошмарная женщина, несущаяся во вселенской тьме, везущая в машине покойника.

— Ральфа Симпсона?

— Да. В тот вечер он пришел поговорить с отцом, я узнала пальто, которое было у него в руках, и перехватила его. Он согласился проехать со мной и обсудить ситуацию. Я сказала, что Брюс скрывается в доме на побережье, а он ответил, бедняга, что друзья Брюса — его друзья. Я отвезла его на побережье и заколола той серебряной штукой, что миссис Стоун подарила отцу на свадьбу. — Она ткнула себя кулаком в грудь. — Я собиралась выбросить труп в море, но передумала. Я боялась, что Брюс обнаружит труп до того, как мы с ним уедем. Я запихала тело в машину и поехала в Цитрус-Хиллз.

— Почему вы решили закопать его на задворках дома Изобел?

— Так было безопаснее. Я знала, что там никого нет. — В ее взгляде, в ее лице было желание найти смысл случившегося. — Все осталось в семье.

— Вы пытались бросить тень подозрения на Изобел?

— Может быть. Я не всегда понимаю, почему совершаю тот или иной поступок. Особенно ночью. Меня подмывает сделать что-то, и я делаю.

— Потому-то на вас и было отцовское пальто в ночь, когда вы убили Долли?

— Оно оказалось в машине, а я замерзла. — Похоже, от воспоминаний ей стало холодно. — Я не хотела, чтобы заподозрили отца. Я его любила. А он меня не любил.

— Он любил вас до смерти. В прямом и переносном смысле.

Она покачала головой и задрожала еще сильнее. Я обнял ее за плечи и повел к выходу. Дверь открылась на красный закат. На его фоне нищенка казалась обугленной головешкой.

— Что будет теперь? — сказала Гарриет, опустив голову.

— Все зависит от того, готовы ли вы вернуться добровольно. Если да, то можем улететь вместе.

— Пожалуй.

Нищенка протянула к нам руки. Я опять дал ей денег. Мне нечего было дать Гарриет. Мы вышли на улицу и побрели по дороге, напоминавшей пересохшую речушку.

1

Друг (исп.).

2

Ничего (исп.).

3

Имеется в виду принятый Конгрессом США в 1910 году федеральный закон, по которому помощь, соучастие или сам перевоз женщины из одного штата в другой с аморальными целями считается уголовным преступлением.

4

Да (исп.).

5

Спасибо, сеньор (исп.).

6

У вас есть справка о прививке, сеньор? (исп.)

7

«Мокроспинниками» («мокрыми спинами») называют в США нелегальных иммигрантов, сезонных рабочих из Мексики (нередко для этого переплывающих р. Рио-Гранде).

8

Гостиница (исп.).

9

Христианство — да, коммунизм — нет! (исп.).

10

Кто это? (исп).

11

Картины (исп.).

12

Официант (исп.)

13

Зд.: наверное (исп.).

14

Где прошлогодний снег (фр.).

15

Зд: Загон (исп.).

16

Удивительным образом (лат.).

17

Район в Нью-Йорке, знаменитый своими ночлежками.

18

Доброй ночи (исп.).

19

Еда (исп.).

20

Печаль (фр).

21

«Дочери Американской Революции» — организация, созданная в Америке в конце XIX в. Ее членами являются потомки участников Войны за независимость США 1775 — 1783 гг. В задачи организации "ходит патриотическая пропаганда, изучение истории США, благотворительная деятельность.

22

Имеется в виду война 1812 г. между Америкой и Британией.

23

Гилберт Стюарт (1755 — 1828) — американский художник-портретист.

24

Вырезка (фр.).

25

Альфонс Бертильон (1853-1914) — разработал систему установления личности преступника, основанную на антропометрии, словесном портрете и др.

26

Хозяин гостиницы (исп.).