Во дворе желтый солнечный свет казался слабым и поблеклым, словно это время дня было для него невыносимым. Старая машина свернула с шоссе и покатила по двору к прицепам, оставляя за собой облачко пыли в неподвижном воздухе. Я подождал, пока уляжется пыль, потом пошел к офису. По дороге туда я заметил, что из-за ворот за мной наблюдает Алекс Неррис.

Он побежал ко мне, неуклюже и быстро, в слишком тесном для него отглаженном голубом костюме. Я остановился и приготовился к нападению. Он был тяжелый и сильный и знал, как использовать свой вес. Он саданул меня плечом в диафрагму и повалил на землю на спину. Я встал. Пользоваться кулаками он не умел. Я выдал ему хук левой, и от удара в тело голова его оказалась в удобном для апперкота положении. Но вместо этого, спасая свои кулаки и его лицо, я зажал его правую руку и вывернул ее за спину.

– Отпустите меня! – воскликнул он. – Будем драться честно. Я вам покажу!

– Ты мне покажешь. Я слишком стар для драки.

– Я могу вышибить из вас мозги. Пустите меня. Что вы делали в комнате Люси?

– С ней кое-что случилось.

Я держал его руку, не давая ему возможности двигаться, так что ему пришлось повернуть шею и взглянуть на меня сбоку. На его черном лбу блестели капельки пота, а глаза были большие и блестящие от предчувствия несчастья.

– Вы лжете, пустите меня!

– Ты можешь постоять спокойно и выслушать меня, как разумный человек?

– Нет!

Но его ответ был лишен убежденности. Глаза его затуманились, еще минута – и на них выступят слезы. Он был мальчиком в мужском обличье. Я отпустил его.

Он медленно выпрямился, потирая скрюченную руку. На другом конце двора собралась кучка зрителей, медленно подогревавшая себя до соблазна насилием.

– Идем в офис, Алекс.

Он окаменел.

– Кому я там понадобился? – Никому. Все равно, идем. – Мне незачем туда идти.

– Тебе сколько лет, Алекс? – Девятнадцать, скоро будет двадцать.

– Имел когда-нибудь неприятности с полицией?

– Никогда. Спросите у моей матери.

– Люси твоя подруга?

– Она мне не подруга. Мы собирались пожениться... Я могу содержать жену, – добавил он патетически.

– Конечно, можешь.

Взгляд его ярких карих глаз впился в мое лицо.

– Что-нибудь случилось? Что вы там делали?

Я отступил назад, повинуясь импульсу.

– Я заходил поговорить с ней. Хотел предупредить ее, чтобы она не уезжала из города.

– Мы сегодня уезжаем. Вот почему я здесь жду. Она пошла за вещами.

Он обернулся и посмотрел на дверь седьмого номера.

– Почему она не выходит? Она больна?

– Она не выйдет, – ответил я.

Толпа зрителей двинулась от прицепов к нам, издавая короткие возгласы угроз и волнения. Я открыл дверь офиса и придержал ее для Алекса. Он прошел мимо меня, шевеля одними ногами.

Человек, который любил только Этель, сидел на кровати спиной к двери, зажав в руке полупустую бутылку кока-колы. Он встал и подошел к стойке, потом взглянул на оставленную кровать. С обложки разложенного на подушке журнала гологрудая красотка молча взывала о помощи.

Оставив ее мольбы без внимания, лысый клерк спросил:

– Чем могу быть вам полезен?

Потом его мозг медленно прореагировал на чернокожего парня.

– Что ему надо?

– Позвонить, – ответил я.

– Звонок местный?

– В полицию. Вы знаете номер?

Номер он знал.

– Неприятности?

– В седьмом номере. Идите, поглядите. Но я бы не стал и другим не посоветовал бы.

Он наклонился над прилавком и его лысина замаячила, как деревенский сыр.

– Что случилось?

– Посмотрите сами. Но сначала дайте мне телефон.

Он поставил на прилавок аппарат и ушел. Алекс сделал попытку последовать за ним, но я удержал его правой рукой, а левой набрал номер. Когда он услышал мое сообщение дежурному сержанту, то упал ничком на стойку, навалившись всей тяжестью на руки. Его тело затряслось от рыданий. Сержант сказал, что немедленно высылает машину.

Я положил руку на спину юноши, но он стряхнул ее.

– Что ты здесь делал, Алекс?

– Это мое дело.

– Ждал Люси?

– Если знаете, то нечего спрашивать.

– Сколько времени ты ее ждал?

– Почти полчаса. Я несколько раз объехал вокруг квартала и вернулся. Я посмотрел на часы – было пять тридцать одна.

– Она пришла около пяти?

– Около пяти.

– Она вошла одна?

– Да, одна.

– А потом кто-нибудь входил?

– Я никого не видел.

– Кто-нибудь выходил?

– Вы. Я видел, как вы выходили.

– А кроме меня? Раньше меня?

– Я не видел. Я объезжал вокруг квартала.

– А ты входил к ней?

– Нет, сэр, не входил.

– Почему?

– Она сказала, что забежит только на пять минут. Ее чемоданы были уже уложены.

– Ты мог бы зайти.

– Я не хотел. Она этого не хотела.

– Люси выдавала себя за белую, так ведь?

– А если и так? В штате нет закона, запрещающего это.

– Ты хорошо информирован, – сказал я. – Ходишь в школу?

– Я только что поступил в колледж первой ступени. Но я ухожу из него.

– Чтобы жениться?

– Я никогда не женюсь. Теперь я никогда не женюсь. Убегу и сгину.

Он повесил голову и, казалось, говорил со стойкой.

– Тебе придется остаться здесь и ответить на множество вопросов. Возьми себя в руки.

Я с силой потряс его за плечо, но он не шевельнулся и не двинулся.

Лишь когда послышался воющий звук сирены, голова его дернулась вверх, как у загнанного зверя.

Глава 7

Черная патрульная машина остановилась на гравии возле входа в офис.

Из нее вышел полицейский в штатском, поднялся по ступенькам и вошел в комнату. Несмотря на серую шляпу и мешковатый серый костюм, он выглядел так, будто всю жизнь был полицейским – защелкивал наручники и расследовал преступления, пробивая свою карьеру на разбитых мостовых и в темных улочках. На его огрубевшее и обветренное лицо за пятьдесят лет работы под солнцем, как на карту местности, легло отражение жизни долины.

– Я Брейк, лейтенант-детектив. Это вы звонили?

– Да, я. Она в седьмой комнате, в конце двора.

– Мертвая?

– Совершенно.

Алекс издал какой-то сдавленный звук. Брейк шагнул к нему и внимательно оглядел его.

– Что ты тут делаешь?

– Жду Люси.

– Это ту, что умерла.

– Да, сэр.

– Долго тебе придется ждать. Это ты ее зарезал?

Алекс посмотрел на детектива, словно на дерево, притом слишком толстое, чтобы на него можно было взобраться.

– Нет, сэр.

– А как это понравится твоей матери?

Не дожидаясь ответа Алекса, Брейк повернулся ко мне.

– Он ее зарезал?

– В этом я сомневаюсь. Он пришел после того, как это случилось. Говорит, что они собирались пожениться.

– Это он так говорит.

– Я ее не убивал, – заявил Алекс. – Я не тронул бы и волоса Люси.

Его тело безвольно обвисло над стойкой, поддерживаемое только локтями, как будто оно больше не могло ему пригодиться.

Вошел толстый клерк. Дверь за ним мягко захлопнулась. Он двинулся в обход вдоль стены и вокруг стойки, пробираясь к своему миру бумажной наготы, грязных простыней и молчаливых просьб о помощи. Вид смерти напомнил ему о грехах, похороненных в глубине памяти, и он подскочил, когда Брейк сзади спросил его:

– Вы портье?

– Да, сэр.

– Мне нужен ключ от седьмого номера, даже все ключи.

– Их нет, мистер Брейк.

Он подобострастно повернулся, как бы предлагая в жертву свое дрожащее тело.

– Я дал ей один, когда она сняла комнату, а потом она вернулась и попросила у меня дубликат. Сказала, что первый потеряла. Я сказал, что ей придется заплатить.

– Ключ в двери, лейтенант, – сказал я. – Почему вы этого раньше не сказали? Брейк вышел и поручил своему шоферу следить за Алексом. Подъехала вторая полицейская машина и остановилась за первой. Кольцо зрителей разомкнулось и снова сомкнулась вокруг нее. Сержант в форме пробился через толпу и подошел к Брейку. В одной руке и под мышкой он нес фотокамеру и треножник, в другой – сумку с принадлежностями для снятия отпечатков пальцев. – Где труп, лейтенант?

– Вон там. Коронеру сообщили?

– Он в пути.

– А ну, люди, дайте пройти.

Толпа расступилась и двинулась за ними.

В офисе Алекс и его страж сидели на кушетке в угрюмой близости. Страж был крупным молодым фараоном в голубой форме патрульного. На фоне его широкой грудной клетки Алекс казался меньше и худее. Его взгляд был устремлен в себя. Кажется, он впервые понял, что это такое: черный парень, попавший в сеть законов белых, и это ранило его так глубоко, что он не осмеливался шевельнуться.

За стойкой портье устроился поудобнее с остатками своей кока-колы. Я сел рядом с ним на диван-кровать.

– Мне бы хотелось поподробнее выяснить насчет ключей.

– Вопросы! – патетически воскликнул он.

Коричневая струйка жидкости поползла из угла его рта по красной сыпи на подбородке.

– Вы, возможно не поверите мне; на вид я кажусь здоровым, но у меня очень слабые нервы, у меня даже есть освобождение от армии, так что вот вам доказательство. Перекрестный допрос и труп – всего этого я не вынесу. Да еще этот лейтенант так на меня смотрел, будто я все это с ней сделал. Он состроил гримасу и стал похож на раскормленного придурковатого ребенка.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Должно быть, около пяти. Я не смотрел на часы.

– Ей нужен был второй ключ?

– Точно. Я спросил ее, что случилось с тем, какой я ей дал, когда она въезжала. Она ответила, что, должно быть, потеряла его. Откуда мне было знать, что она идет на рандеву с убийцей?

– Она казалась обеспокоенной?

– Не знаю. На такие вещи я внимания не обращаю. Это мне нужно было беспокоиться. Зачем ей нужно было приходить сюда чтобы получить ножом по горлу? Ниже по Гидальго с ней сделали бы это безо всяких хлопот.

– Для вас это, конечно, ужасно, – заметил я. – А для нее – пустяки.

– Вот тут вы чертовски правы.

Никакой иронии или насмешки в его ответе не было, лишь жалость к себе, от которой у него булькнуло в горле.

– Откуда я мог знать, что она только выдает себя за белую? Что она собирается искровенить мне весь пол? Теперь придется мыть его!

Алекс сидел со своим стражем по ту сторону стойки. Мне был виден только его затылок, но я слышал его дыхание.

– Входил ли кто-нибудь в комнату девушки после ее возвращения? – спросил я.

– Я не видел. Я обычно не обращаю внимания на такие вещи. Они приходят и уходят.

Эта фраза понравилась ему и он повторил:

– Приходят и уходят.

– И вы никого не видели?

– Нет. Я сидел здесь и убивал время. Они приходят и уходят.

Однако в нем тлели остатки гнева.

– Хотел бы я его видеть! Задушил бы гадину, который сделал это и испачкал пол...

– Вы думаете, это был мужчина?

– Почему?

– Вы сказали «который».

– Это только оборот речи. И вообще, зачем женщине резать женщину? Наклонившись ко мне, он громким шепотом сказал:

– Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что это дело рук того черномазого. Резать горло – это, знаете, у них в крови.

Раздался грохот. Алекс Неррис бросился через стойку головой вперед и упал перед клерком на четвереньки. Вскочив на ноги, он изо всех сил ударил его по голове. Тот слабо пискнул и свалился мне на ноги.

Алекс кинулся к закрытому окну. Я никак не мог высвободить ноги и завопил:

– Остановись, Алекс! Назад!

Алекс вышиб стекло и перекинул ногу через подоконник. Голубой пиджак распоролся у него на спине.

Охранник бегом огибал стойку. Его черная кобура была расстегнута, револьвер выпрыгнул ему в руку, как попрыгунчик из коробки. Он поднял правую руку, щелкнул предохранитель. Алекс все еще был на подоконнике, стараясь просунуть другую ногу через узкий проем. Прекрасная мишень!