Глава 30

Я поблагодарил Мэйми Хейгдорн и вышел из ее дома. Я действительно внес в дело некоторую ясность, пролив на него свет. Главное же заключалось в том, что изменилась цветовая гамма этой ясности.

Я поехал через перевал на ранчо Крага. Именно в том месте и начались все беды: там Альберт Блевинс швырнул в жену (или наоборот) лампой, положив тем самым конец и своему дому, и своей семейной жизни, и судьбе своего сына Джаспера, там завершилась убийством Джаспера его собственная семейная жизнь, там родился Дэви Спэннер и погиб Джек Флейшер. Теперь, когда ясность была внесена, мне захотелось увидеть это место ясным днем, но в другой цветовой гамме.

В долине дождя не было. Сплошная облачность местами прорывалась, и тогда в этих клочковатых разрывах виднелось голубое небо.

Я проехал через Сентервил и, не останавливаясь, повернул в сторону ранчо. Затормозил я, лишь когда доехал до Бурлящего Потока.

Фургон Генри Лэнгстона стоял на обочине. Поток превратился в узкий ручеек, вьющийся поперек дороги тонкими струйками, прорезавшими нанесенный за ночь слой грязи.

Я пешком прошел через эту грязь, осторожно ступая в глубокие следы, оставленные кем-то, видимо, Лэнгстоном, и вскарабкался по скалистой дорожке к ранчо. Окружающие его поля выглядели свежими и обновленными. Каждый стебелек травы, каждый дубовый листок были отчетливо видны. Небо светилось, и даже разбросанные по нему облака казались плывущими источниками света.

И только творения рук человеческих пришли в полный упадок. Все постройки как-то съежились и уменьшились в размерах на фоне неба, казавшегося огромной искривленной временной шкалой, охватившей своим сводом всю долину.

Следы Генри Лэнгстона вели мимо сарая к развалившемуся дому. Не успел я дойти туда, как он вышел из него со своим спортивным пистолетом тридцать второго калибра в левой руке и обрезом — в правой. На какую-то долю секунды мне в голову пришла дикая мысль, что он намеревается застрелить меня. Вместо этого он дружелюбно помахал мне обрезом и с явным удовольствием произнес мое имя.

— Я нашел орудие убийства.

— В доме?

— Нет. Он забросил его в реку. Когда я подошел, то увидел, что из грязи торчит наполовину отпиленный приклад.

Я взял у Хэнка из рук обрез и разломил его надвое. В казеннике торчали две пустые гильзы. Короткие отталкивающие стволы были забиты грязью.

— И никаких следов Дэви?

Хэнк покачал головой.

— Я думал, что он вернется сюда, на ранчо. Мне казалось, это как раз то самое место, которое он искал. Но я ошибся.

— Где группа преследования?

Хэнк показал на северо-восток, в сторону гор. Над ними висели черные тучи, набухшие по краям и готовые пролиться дождем.

— Они там, наверное, застряли, — сказал он с оттенком удовлетворения.

— Хэнк, ты не хочешь, чтобы его поймали, ведь так?

— У меня к Дэви двойственное отношение. Разумеется, я хочу, чтобы его задержали. Он опасен. Но не хочу, чтобы его застрелили без суда. Не забывай, что есть смягчающие обстоятельства.

Я знал это. Это была одна из причин, по которой я продолжал расследование дела. Спасти Дэви от обвинения в убийстве первой степени шансов было мало, но я надеялся, что Сэнди еще можно было уберечь от тюрьмы.

— Уедем отсюда, — сказал я. — По пути сюда я останавливался в Санта-Терезе и говорил с твоей женой по телефону.

Хэнк быстро бросил на меня виноватый взгляд.

— С Кейт все в порядке?

— Не совсем. Беспокоится за тебя и за себя тоже.

— Что с ней?

— Возможно, просто нервы. Сказала, что не желает говорить мне, потому что я не врач.

— Боится выкидыша, — мрачно пояснил он. — У нее было кровотечение незадолго перед тем, как я уехал вчера ночью.

Широкими шагами он прошел мимо сарая к дороге. Из сарая вылетела сова, раскрыв широкие глаза на своем изумленном лице. Хэнк выстрелил в птицу из своего спортивного пистолета. Он не попал, но мне все равно не понравилось то, что он сделал. Это напоминало мне выстрел Лупа в цаплю.

В Сентервил мы приехали каждый на своей машине. Хэнк остановился перед баром Эла Симмонса. Когда я вошел туда вслед за ним, он уже говорил по телефону.

— Соедините, пожалуйста, с оплатой по номеру вызова. Моя фамилия Лэнгстон.

Последовало долгое молчание, прерываемое гудками на другом конце провода и бормотанием радио — на этом. Эл Симмонс перегнулся через стойку.

— Еще какие-то неприятности?

— Надеюсь, что нет.

И, словно второй ответ на вопрос Эла, раздался голос телефонистки:

— Ваш номер не отвечает, сэр. Набрать еще раз?

— Спасибо, я сам позвоню. — Хэнк положил трубку и повернулся ко мне. — Должно быть, поехала в детский сад за сыном. Хотя вообще-то рановато.

Он вдруг резко шагнул к двери, словно его толкнули в спину или с силой дернули вперед. Меня остановил Эл Симмонс:

— Что у вашего друга на уме?

— Беспокоится за жену.

— Из-за этого убийцы?

— Да.

— Думаю, что многие теперь не заснут спокойно. Всю северную часть округа взбаламутил, если хотите знать. По радио объявляли, что он проголосовал и его подвезли на каком-то грузовике.

— В каком направлении?

— На юг. Водитель грузовика сказал, что высадил его в Санта-Терезе.

Я вышел на улицу, чтобы сказать об этом Хэнку. Его фургон уже с ревом поднимался вверх, к перевалу. К тому времени, когда я достиг вершины, он был далеко внизу, на серпантинной дороге, карабкаясь, словно блоха, по изборожденному изломами горному склону.

Может, мне и следовало остановиться в Родео-сити. Но беда была в том, что я не верил в способность Пэннела принимать правильные решения. Если предположить, что Дэви укрылся в доме Лэнгстонов, то меньше всего хотелось бы устраивать перестрелку, в ходе которой могли пострадать невиновные.

Выехав на скоростное шоссе и миновав преграду, установить которую Пэннел приказал слишком поздно, я увеличил скорость до девяноста миль в час[17] и не снижал ее, пока не достиг пригородов. Спустившись вниз по первому же склону, я остановился неподалеку от дома Лэнгстонов.

Фургон стоял на проезжей части, из-под капота валил пар. Хэнк уже подбегал к дому с пистолетом в руке. Он крикнул:

— Кейт! Все в порядке?

Из дома с криком выбежала Кейт Лэнгстон. Она бросилась к мужу, упала на вымощенную плитками дорожку, не добежав до него, и встала с окровавленными коленями, жалобно рыдая:

— Я не сохраню ребенка. У меня из-за него будет выкидыш.

Хэнк прижал ее к себе левой рукой. В дверях появился Дэви. Небритый и перепачканный грязью, он держался неловко, словно актер, умирающий от страха перед выходом на сцену.

Хэнк вскинул правую руку, пистолет в ней казался темным удлиненным пальцем. Дэви смущенно посмотрел на Лэнгстона и открыл рот, желая что-то сказать. Хэнк несколько раз выстрелил в него. С третьего выстрела пуля попала Дэви в левый глаз. Он медленно осел на ступеньки крыльца и тут же умер.

Спустя час или немногим более я сидел в доме вместе с Хэнком. Уже приезжали представители местной полиции, которые взяли у него письменное объяснение и, поздравив его, увезли труп с собой. Кейт поместили в больницу, в палату неотложной помощи, дав ей успокоительное от нервного потрясения.

Я подливал виски Хэнку, но сам много не пил — меня не покидала одна и та же неотступная главная мысль. Помимо происшедшего, виски оглушило его. Он бесцельно бродил по гостиной, рассеянно ища то, чего в ней, вероятно, и не было. Остановившись у рояля, он заколотил кулаками по клавишам. Я заорал на него:

— Обязательно греметь?

Он повернулся ко мне, подняв стиснутые кулаки. Глаза его потемнели и дико сверкали, почти так же дико, как у Дэви.

— Я не должен был убивать его, да?

— Я — не твоя совесть. Человек не тратит денег больше, чем имеет, не говорит больше того, что знает, не расходует энергии больше, чем это ему необходимо.

— Он разрушил мою семейную жизнь, довел до безумия жену. Я вынужден был принять решение, сделать что-то решительное.

— Это ты, конечно же, сделал.

— Полиция не обвиняет меня.

— Они тоже — не твоя совесть.

Покачиваясь, он сел на стул у рояля. Я разочаровался в Хэнке и волновался за него. Второе "Я", таящееся почти в каждом из нас, вылезло наружу и проявило себя в акте насилия. Отныне всю свою жизнь ему суждено будет жить с этим вторым "Я", как с собственным сиамским близнецом.

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Это вы, мистер Лэнгстон?

— Друг их семьи. Они болеют.

— А я-то думала, почему это миссис Лэнгстон не забирает маленького Генри.

— Вы из детского сада?

Женщина ответила утвердительно и назвала свое имя — миссис Хокинс.

— Подержите пока мальчика. Оставьте его на ночь.

— Мы не можем. У нас нет условий.

— Постарайтесь, пожалуйста. Миссис Лэнгстон в больнице.

— А мистер Лэнгстон?

— Он тоже плохо себя чувствует.

Я положил трубку и подошел к Хэнку. Глаза его горели, взгляд был угрюмый и застывший. Он уже начинал ощущать перемену в себе самом и в своей жизни.

Я попрощался и вышел из дома, перешагнув на крыльце через то место, где пролилась кровь Дэви, уже запекшаяся и становящаяся бурой под лучами солнца, которое отринуло его от себя отныне и навеки.

Глава 31

Перед возвращением в Лос-Анджелес я нанес последний визит миссис Флейшер. Когда она открыла мне дверь, на ней была черная шляпа и пальто. Она только что накрасилась, но и под слоем косметики было видно, что лицо у нее одутловатое, а кожа дряблая. Она показалась мне почти совершенно трезвой, только очень нервной и возбужденной.

— Что вам нужно?

— Магнитофонные пленки с записями.

Она развела руками в перчатках.

— Чего нет, того нет.

— Бросьте, миссис Флейшер, вы говорили, что они находятся там, откуда вы могли бы их достать.

— Там их больше нет.

— Вы сдали их в полицию?

— Может, да, а может, нет. А сейчас мне нужно идти. Я заказала и жду такси.

Она начала закрывать у меня перед носом дверь. Я помешал этому. Она медленно подняла на меня глаза.

— В чем дело?

— Я решил увеличить сумму. Плачу вам две тысячи.

Она невесело рассмеялась.

— Жалкие гроши. Курам на смех. Если бы я не была леди, я сказала бы вам, что вы можете сделать с вашими несчастными двумя тысячами.

— С кем вы говорили?

— С очень приятным молодым человеком. Вел себя со мной, как настоящий джентльмен, не то что некоторые. — Она раздраженно толкнула дверь, которую я держал плечом. — Он-то сказал мне, сколько эти пленки с записями действительно стоят.

— И сколько же?

— Десять тысяч долларов! — гордо произнесла она, словно победитель, одержавший победу над неудачником с разгромным счетом.

— Он купил их у вас?

— Может, и купил.

— Понятно. А может, и нет. Сумеете описать мне его?

— Очень симпатичный, с красивыми вьющимися каштановыми волосами. Намного симпатичнее вас. И гораздо моложе, — добавила она, будто бы пытаясь свести счеты со своим бывшим мужем, уколов его старинного приятеля Джека Арчера.

Данное ею описание никого не напоминало мне, разве что Кита Себастьяна, но это было бы мало вероятно.

— Как он назвал себя?

— Он не представился.

Это, по всей вероятности, означало, что ей заплатили наличными, если вообще заплатили.

— Десять тысяч занимают много места, — заметил я. — Надеюсь, вы не повезете их с собой наличными.

— Нет, я хочу... — она прикусила нижнюю губу, запачкав зубы помадой. — Не ваше дело, чего я хочу. И если сейчас же не отстанете от меня, я вызываю полицию.

Как раз этого она ни за что не стала бы делать. Но я уже устал и от нее, и от разговора с нею. Объехав их квартал, я стал ждать на углу. Через некоторое время с другой стороны вывернуло желтое такси. Оно остановилось перед ее домом и коротко просигналило.

С голубой дорожной сумкой из дома вышла миссис Флейшер и села в такси. Я последовал за желтой машиной сначала через весь город, потом по скоростному шоссе на север к местному аэропорту.

Выяснять, куда летела миссис Флейшер, я не стал. Этого уже не требовалось. Она не уехала бы из города, если бы не продала записи.

Я ехал на юг в Вудлэнд-Хиллз, чувствуя себя опустошенным, бесполезным и ничтожным. Наверное, все эти дни я испытывал затаенное желание как-то помочь Дэви, спасти ему жизнь и дать долгосрочный шанс найти и обрести самого себя.

Желание добиться этого для других не ведет ни к чему хорошему и всегда обречено на печальный исход. У Лэнгстонов было желание добиться этого для Дэви, и оно превратилось в загадочный треугольник, означающий совершенно противоположное тому, что он должен был означать. Мое желание добиться этого же для Сэнди начинало не на шутку беспокоить меня.

Бернис Себастьян провела меня в дом. На ее болезненного цвета лице было написано отчаяние, черные глаза лихорадочно блестели. За то время, что я не видел ее, она впервые появилась передо мной неухоженной и неопрятной. Платье спереди было все обсыпано сигаретным пеплом, а волосы не причесаны и не уложены.

Она провела меня в гостиную и усадила в кресло, которое стояло прямо в золотистом отсвете заходящего солнца, бьющего в окно.

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо. От холодной воды не отказался бы.

Стакан она принесла мне по-светски, на подносе. Складывалось впечатление, что соблюдением таких условностей она пытается склеить свою налаженную жизнь, стремительно распадающуюся сейчас на куски. Я выпил воду и поблагодарил ее.

— Где ваш муж?

— Уехал по одному своему делу, — сухо ответила она.

— Он, случайно, не ездил в Санта-Терезу?

— Не знаю, куда он ездил. Мы поссорились.

— Не хотите рассказать мне об этом?

— Нет. Мне не хотелось бы никому повторять этого.

В общем, обвиняли друг друга за случившуюся трагедию.

Она села на пуфик лицом ко мне, закинув ногу на ногу и сцепив пальцами колени. Все ее движения были грациозны, и она вполне отдавала себе в этом отчет. Она осознанно повернула передо мной свою красивую голову с разметавшимися волосами.

— Я скажу вам, из-за чего была ссора, если вы обещаете мне ничего не предпринимать.

— Чего я не должен предпринимать?

— Не должны предпринимать ничего, что бы остановило Кита. Это было бы предательством.

— Остановить какие его действия?

— Сначала обещайте.

— Не могу, миссис Себастьян. Я вот что вам пообещаю: я не совершу ничего, что могло бы повредить вашей дочери.

— Но не Киту?

— Если окажется, что их интересы расходятся, я сделаю все, что могу, для Сэнди.

— В таком случае — скажу. Он хочет увезти ее за границу.

— Несмотря на внесенный залог?

— Боюсь, что два. Он говорил о Южной Америке.

— Мысль явно неудачная. Вернуться в Штаты ей будет очень сложно, да и ему — тоже.

— Знаю. Я говорила ему об этом.

— Где он планирует раздобыть денег на поездку?

— Боюсь, у него в планах растратить казенные деньги. Кит уже на грани срыва. Для него невыносима сама мысль о том, что Сэнди предстанет перед судом, а возможно, и сядет в тюрьму.

— Она ведь еще в психиатрической клинике, да?

— Не знаю.

— Так позвоните туда и выясните.

Бернис прошла в кабинет, закрыв за собой дверь. Я слышал, как она говорила, но не мог разобрать слов. Когда она вышла, на ее лице застыло испуганное выражение.