Глава 26

«Драй Мартини» оказалась небольшой гостиницей, расположенной на краю старой игорной части города. Две старые дамы играли в карты на деньги в фойе, похожем на ящик и обитом сосновыми суковатыми досками. На лице портье навсегда застыло выражение веселости, которое люди обычно видят на лицах толстяков.

— Чем могу помочь, сэр?

— Я договорился встретиться здесь с мисс Кэмпбелл.

— Боюсь, что мисс Кэмпбелл еще не вернулась.

— А когда она ушла?

Он сложил руки на животе и переступил с ноги на ногу.

— Дай Бог памяти. Я заступил в полночь, она пришла примерно час спустя, пробыла, здесь ровно столько, чтобы переодеться, и опять ушла. И это было где-то около часу ночи.

— Вы наблюдательны.

— Такие бутончики, как она, я замечаю, — он цокнул языком.

— С ней был кто-нибудь?

— Нет, она пришла и ушла одна. Вы ее друг, да?

— Да.

— Вы знаете ее мужа? Здорового парня с рыжеватыми волосами?

— Знаю.

— Что с ним происходит? Он заявляется сюда посреди ночи и выглядит, как страх господний. Огромные рубцы на лице, кровь на волосах, что-то глупо вякает, как псих. У него появилась навязчивая идея о том, что его жена находится в опасности и что я тоже имею к этому отношение. Утверждал, что я знаю, где она находится. Мне стоило огромного труда отделаться от него.

Я посмотрел на свои часы.

— А вообще-то она могла попасть в беду. Она отсутствует уже одиннадцать часов.

— Не придавайте этому значения. Они иногда пропадают в городе сутками. Может быть, ей повезло в игре и она хочет воспользоваться удачей. Или у нее свидание. Кто-то, видно, отходил дубинкой ее мужа. Он действительно приходится ей мужем?

— Действительно. И его лупцевали многие. У него такая способность — натыкаться мордой на стенку. Сейчас он находится в больнице, и я пытаюсь разыскать ее по его просьбе.

— Частный сыщик?

Я кивнул.

— Есть ли у вас представление, куда она могла пойти?

— Я могу узнать, если это важно. — Он осмотрел меня с головы до ног, прикидывая стоимость моей одежды и содержимое моего кошелька. — Но это будет стоить...

— Сколько?

— Двадцать? — ответил он с вопросительной интонацией.

— Послушайте, я же не покупаю вас целиком.

— Ладно, десять, — быстро согласился он. — Это лучше, чем ни с того, ни с сего получить по физиономии.

Он взял купюру и пошел в заднюю комнату. Я услышал, как он начал разговаривать с кем-то по имени Руди. А возвратился с довольным видом.

— Я вызывал ей прошлой ночью такси и только что разговаривал с диспетчером. Он посылает сюда водителя, который ездил по вызову.

— Сколько это мне будет стоить?

— Это — ваше с ним дело.

Я ждал с внутренней стороны стеклянной входной двери, наблюдая за полуденным движением на улице. Машины были со всех концов страны, но большинство номерных знаков относилось к Южной Калифорнии. Этот поселок, примазавшийся к широко разбросанному Лос-Анджелесу, фактически был его пригородом.

Потрепанный желтый автомобиль оторвался от потока машин, ехавших на запад, и подъехал к бровке тротуара. Из него вышел водитель и направился к входу. Он не был старым, но лицо его обвисло, фигура ссутулилась, как у гончих, которых слишком долго кормят отходами. Я вышел на улицу.

— Это вы интересовались блондинкой?

— Совершенно верно.

— Мы не должны разглашать сведения о наших клиентах, если, конечно, не делается официальный запрос.

— Десять долларов звучат достаточно официально?

Он вытянулся по стойке смирно и отдал пародийное приветствие.

— Что вы хотели узнать, приятель?

— Когда вы заехали за ней?

— Четверть второго ночи. Я отметил на своем листе.

— И где высадили?

Он осклабился, показав желтые зубы, и сдвинул фуражку на затылок. Фуражка встала почти вертикально на выпуклом затылке.

— Не гоните, приятель. Давайте сначала взглянем на цвет вашей купюры.

Я заплатил ему.

— Я высадил ее на улице, — ответил он. — Мне не хотелось делать это в такое позднее время, но думаю, она знала, что делает.

— В каком месте?

— Это немного дальше Стрипа. Если хотите, могу показать. Проезд туда — два доллара.

Он открыл заднюю дверцу такси, и я сел. Согласно удостоверению на счетчике, его звали Чарльз Мейер. Он рассказал мне о своих проблемах, когда мы проезжали мимо фасадов зданий района Дисней-Модерн, где фамилии деятелей из Голливуда и Таймс-Сквер служили приманкой для анонимных миллионеров. У Чарльза Мейера оказалось много проблем. Выпивка способствовала его падению. Женщины разбили его жизнь. Азартные игры разорили его. Он нудно бубнил всю дорогу:

— Три месяца я вкалывал как проклятый в этом чертовом городишке, чтобы собрать кое-какие гроши, купить одежду, подержанную тачку и уехать отсюда. На прошлой неделе мне это почти удалось: я собрал двести тридцать баксов, расплатился с долгами. И тут заглянул в аптеку, чтобы купить инсулин. Сдачу мне сдали серебром — два доллара и полтинник. Просто ради забавы я бросил их в игровой автомат. И все — мне пришла крышка. — Он причмокнул. — Туда полетели все двести тридцать. Это заняло у меня немногим больше трех часов. На это я мастер.

— Вы можете купить себе билет для поездки на автобусе.

— Ну нет, сэр. Я буду торчать здесь, пока не приобрету колымагу послевоенного выпуска, как та, что у меня пропала, и приличную одежду. Я не вернусь опять в Даго, одетый как бродяга.

Мы миновали несколько строившихся зданий, обозначенных на щитах как новые гостиницы-клубы с замысловатыми названиями. Одно из строений — «Касбах» — принадлежало Саймону Граффу. Каркасы зданий поднимались на краю пустыни, как арматура для осуществления честолюбивых замыслов разных людей.

Район Стрип переходил здесь в длинную вереницу, мотелей, претендующих на роскошь. Чарльз Мейер развернулся и остановился перед одним из них, под названием «Фиеста Мотор Корт». Он повернул свое обвисшее лицо в мою сторону:

— Вот здесь я ее и высадил.

— Ее кто-нибудь встретил?

— Я никого не видел. Когда отъезжал, она была на улице одна.

— Но в то время здесь было движение?

— Конечно, движение тут никогда не замирает.

— Не показалось ли вам, что она кого-то ищет?

— Откуда мне знать? Мне показалось, что она не в своей тарелке, будто чем-то встревожена.

— Что значит встревожена?

— Ну, знаете, расстроена. Взвинчена, на грани истерики. Мне не хотелось оставлять ее одну, вот так. Но она велела уезжать, и я уехал.

— В чем она была одета?

— Красное платье, темное пальто, без шляпки. Одна деталь: она была на очень высоких каблуках. В тот момент я подумал, что она не сможет далеко уйти в таких туфлях.

— В какую сторону она пошла?

— Ни в какую. Она просто встала у кромки тротуара и стояла там все время, пока я ее видел. Вы возвращаетесь в гостиницу «Мартини»?

— Подождите меня несколько минут.

— Ладно. Но я оставляю счетчик включенным.

Хозяин мотеля «Фиеста Мотор Корт» сидел под зонтиком за столом в небольшом дворике рядом со своей конторкой. Он курил трубку и обмахивался засохшим пальмовым листом, как веером. Он был похож на счастливого македонца или расстроенного армянина. Дальше во дворе несколько черноглазых девушек, которые могли быть его дочерьми, развозили на тележках постельное белье по маленьким коттеджам.

Нет, он не видел молодую даму в красном платье. Он ничего не видел после половины двенадцатого вечера. В двадцать пять минут двенадцатого он вывесил табличку «Мест нет» и сразу же пошел спать. Когда я уходил, он грубо рявкнул на одну из черноглазых девушек, как будто хотел преподать мне урок того, как мне надо обращаться с женщинами, чтобы они не оказались в беде.

В соседней гостинице «Колониальная», в маленькой чистенькой конторке сидел маленький чистенький человечек с подрезанными усиками и северо-восточным акцентом. Нет, он точно не заметил молодой дамы, о которой идет речь, у него не бывает времени отвлекаться по пустякам. У него также есть дела поважнее, чем отвечать на вопросы по поводу чьих-то жен.

— Повернувшись, я пошел по улице в сторону города, мимо башни гостиницы «Фламинго» с потухшими неоновыми лампами, и попытал счастья в баре «Ранчо для туристов», гостиницах «Приветствуем путешественников» и «Оазис». Там я получил три разных ответа, но все отрицательные. Чарльз Мейер медленно двигался за мной на такси, постоянно улыбаясь и кивая.

Ранчо «Эльдорадо» представляло собой два ряда бледных курятников, украшенных гирляндами неоновых светильников. В конторе никого не было. Я звонил до тех пор, пока мне не ответили, ибо контора была расположена на углу улицы, близко от шоссе. Дверь открыла женщина с длинным носом, усыпанным вмятинами от удаленных угрей. У нее были черные глазки, а волосы закручены на бигуди. Она выглядела по-домашнему небрежной, и мне даже стало неловко перед ней. Для нее прозвучало бы практически оскорблением подробное описание очаровательной блондинки в красном платье.

— Да, — ответила она. — Я ее видела. — Глаза женщины сверкнули злобой. — Вчера ночью она стояла на углу десять или двенадцать минут. Не собираюсь судить других людей, но меня взбесило, как она преднамеренно выставляла себя напоказ, чтобы ее кто-нибудь подобрал. Я могу определить, когда девушка старается навязаться кому-нибудь. Но у нее это не получилось! — Голос женщины зазвучал мстительно. — Мужчин теперь не так легко обмануть, как раньше, никто возле нее не остановился.

— Что она вам сделала?

— Ничего. Мне просто не понравилось, как она навязывалась первому встречному под фонарем на углу улицы. Такое поведение вредит бизнесу. Я содержу мотель для семейных людей. Поэтому я не стерпела, вышла на улицу и сказала ей, чтобы она проходила дальше. Я это сделала вполне пристойно. Просто предложила ей спокойным тоном торговать своими прелестями где-нибудь еще. — Она сердито поджала губы. — Полагаю, она принадлежит к числу ваших друзей?

— Нет, я — детектив.

Ее лицо просветлело.

— Понятно. Ну что же, я видела, как она вошла в гостиницу «Дьюдроп». Это — второе заведение отсюда в сторону города. Пора уже кому-нибудь проверить этот рассадник беззакония. Вы ее ищете из-за какого-то преступления?

— Миловидность третьей степени.

Услышав это, она возмущенно захлопнула перед моим носом дверь. Отель «Дьюдроп» был обветшавшей оштукатуренной постройкой с перекосившимися ставнями и дверьми, которые нуждались в покраске. Дверь открыла женщина в замызганном махровом халате. У нее были завитые золотистые волосы, кожа опалена нещадным солнцем, за исключением белой груди, видневшейся из не совсем плотно запахнутого халата. Она перехватила мой взгляд, сама посмотрела на меня и позволила халату и двери раскрыться еще больше.

— Я ищу женщину.

— Какое приятное совпадение — а я ищу мужчину. Просто сейчас рановато для меня. Я еще не совсем очухалась от вчерашней выпивки.

Позевывая, она прикрыла рот кулачком, а другой рукой поспешно пригладила волосы. В ее дыхании чувствовалась смесь запахов джина и зрелой женщины. Босые белые ноги были не совсем чистыми.

— Заходите, не укушу.

Я вошел в контору. Она не посторонилась, и я вынужден был коснуться ее от плеча до колена. Она не проявляла ко мне особого интереса, просто привыкла так вести себя. Комната была неубранная и неопрятная, на регистрационном столике стояли два стакана со следами губной помады по краям. На полу валялись религиозные журналы.

— Вчера была большая вечеринка?

— О, да. Большой вечер. Пили коктейли до четырех утра, а в шесть проснулась и не смогла опять заснуть. Это дело с разводом... Что ж, не все еще потеряно.

Я готовился дать ей объяснение позаковыристей. Чтобы соответствовало выражению моего лица, может быть, доверчивому взгляду. Но она избавила меня от этого:

— Хорошо, Джо, не будем ходить вокруг да около. Вам нужна девица в красном платье.

— Вы хватаете мысли на лету.

— Да. Так вот, ее здесь нет. И я не знаю, где она находится. Вы из какой-то шайки или откуда?

— Забавный вопрос.

— Да, конечно, возмутительный. У вас — пистолет под мышкой, и вы не пограничник Дейви Крокетт.

— Вы разбиваете мои грезы.

Она пристально и мрачно посмотрела на меня. Ее глаза напоминали образцы каких-то минералов — малахита или медного сульфата, которые долго лежали где-то на полке и запылились.

— Послушайте, в чем дела? Девчонка сказала, что ее преследуют бандиты. Вы из их шайки, да?

— Я — частный детектив. Меня нанял ее муж, чтобы отыскать ее. — Вдруг я понял, что вернулся к той же точке, с которой начал это дело двадцать восемь часов назад, находясь в другом штате. Мне казалось, что прошло уже двадцать восемь дней. Или нет...

Женщина между тем говорила:

— Вот вы ее найдете по его просьбе, а что он думает с ней делать? Избить?

— Ухаживать за ней. Она нужна ему.

— Может быть. Но тогда что значит вся эта выдумка о бандитах? Я хочу сказать: она обманывала меня?

— Не думаю. Называла ли она какие-нибудь фамилии?

— Одну. Карл Штерн.

— Вы знаете, кто это?

— Да. Журнал «Сан» раскопал всю его подноготную и опубликовал на первой странице прошлой осенью, когда Штерн подал заявку на получение лицензии в игорном бизнесе. Но он же не может быть ее мужем?

— Ее муж — это симпатичный юноша из Торонто. Джордж Уолл. Какие-то друзья Штерна отходили его так, что он попал в больницу. Я хотел бы найти ее, пока они сами до нее не добрались.

— Вы серьезно?

— Совершенно.

— Что она такого сделала Штерну?

— Этот же вопрос я хочу задать ей. Где она сейчас?

Женщина опять посмотрела на меня своими глазами из минералов.

— Покажите свой документ. Дело не в том, что я очень доверяю документам. Парень, который развелся со мной, имел лицензию частного сыщика, но он оказался самым большим мерзавцем из всех, которых я видела.

— Я — не такой человек, — свои слова я сопроводил подходящей улыбкой и показал ей свое удостоверение.

Она остро взглянула на меня.

— Ваша фамилия — Арчер?

— Да.

— Может быть, это — странное совпадение... Или нет? Вчера ночью она пыталась дозвониться до вас, заказала личный разговор. Постучалась ко мне в дверь около двух часов ночи, выглядела довольно бледной и слабой и попросила разрешения воспользоваться моим телефоном. Я спросила ее, что случилось. Она не удержалась и рассказала мне о том, что ее преследуют бандиты, которые могут ее настигнуть. Она хотела позвонить в аэролорт, сесть на ближайший самолет и поскорее улететь отсюда. Я позвонила сама по ее просьбе, но билеты были только на утренние рейсы. Вот тогда-то она и пыталась дозвониться до вас.

— Зачем?

— Она мне не объяснила. Если вы ее друг, то почему не сказали мне об этом? Являетесь ли вы другом Рины Кэмпбелл?

— Кого? — переспросил я.

— Рины Кэмпбелл. Девушки, о которой вы говорите. Хоть и не очень умело, но я скрыл свое удивление.

— Думаю, что я ее друг. Она все еще здесь?

— Я дала ей таблетку нембутала и уложила в постель. С тех пор не слышала от нее ни звука. Возможно, она все еще спит, бедняжка.

— Я хочу увидеть ее.

— Это понятно. Но мы живем в свободной стране, и если она не захочет видеть вас, то вы не сможете ее заставить.

— Я не собираюсь навязываться ей.

— Лучше не надо этого делать, братишка. Попробуйте только обидеть девчонку, и я сама лично пристрелю вас.

— Она вам понравилась, правда?

— А почему бы и нет? Она действительно хорошая девочка, не хуже других. Мне неважно, что она там натворила.

— А у вас самой дела идут хорошо?

— Дела — о'кей! Лучше некуда, — она горько усмехнулась. — Когда-то они шли неплохо. Когда я была в возрасте Рины. Я пыталась сохранить немножко былой энергии для всяких непредвиденных случаев. Если вы неспособны на любовь и доброту к другим людям, то вам лучше превратиться в крысу и сидеть в своей норе.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Я этого не говорила, но меня зовут Кэрол. Кэрол Буш. — Она протянула мне обветренную некрасивую руку. — Запомните: если она не захочет с вами встречаться, уходите.

Она открыла внутреннюю дверь, вошла в другую комнату и плотно закрыла эту дверь за собой. Я вышел на улицу, чтобы проконтролировать выходы. Чарльз Мейер все еще ждал в своей машине.

— Ну как, повезло?

— Не везет. Я бросаю это дело. Сколько я вам должен?

Он склонился внутрь машины, чтобы посмотреть на счетчик.

— Три семьдесят пять. Вы не хотите вернуться на машине обратно в город? Могу довезти вас за полцены.

— Я пройдусь. Мне нужна физическая зарядка.

Чарльз посмотрел на меня уныло и покорно. Он знал, что я соврал, и знал почему: потому что я не верил ему. Миссис Буш позвала меня с порога соседнего с конторкой помещения:

— Все в порядке, она встала и готова с вами побеседовать.

Глава 27

Хозяйка «Дьюдропа» осталась снаружи и позволила мне войти в комнату одному. В ней было сумрачно и прохладно. Темные сплошные жалюзи и тяжелые занавеси совершенно не пропускали света. Единственным источником освещения был торшер с абажуром. Девушка сидела на неубранной голливудской кровати, отвернув лицо от лампы.

Я понял, почему она так поступила, когда она забылась и повернулась в мою сторону. Ее веки распухли от горьких слез. Волосы зачесаны кое-как. Красное шерстяное платье походило на дерюгу. Казалось, что лишь за одну ночь она потеряла уверенность в том, что может целиком положиться на свою красоту: Она говорила тонким пронзительным голосом:

— Привет.

— Привет, Рина.

— Вы знаете, кто я такая? — произнесла она понуро.

— Да, знаю. Я должен был бы догадаться, что имею дело с сестрой. Где находится ваша сестра, Рина?

— Эстер попала в беду. Ей пришлось уехать из страны.

— Вы в этом уверены?

— Я не могу быть ни в чем уверенной с тех пор, как узнала, что Лэнс убит.

— Как вы об этом узнали? Вы мне не поверили, когда я сообщил вам об этом вчера ночью.

— Теперь я вынуждена поверить вам. В гостинице мне попала в руки лос-анджелесская газета, и в ней был заголовок... О его убийстве. — Ее веки с трудом поднялись вверх. За тринадцать часов ее темно-синие глаза претерпели внутренние изменения: они теперь больше видели, но увиденное им меньше нравилось. — Это моя сестра... Его убила Эстер?

— Она могла это сделать, но я сомневаюсь. Куда, как они вам сказали, она поехала: в Мексику, Канаду или на Гавайи?

— Они мне ничего не сказали. Карл Штерн считал, что будет лучше, если я об этом не узнаю.

— Какая вам отводилась в этом роль? Инсценировать для нее алиби?

— Думаю, да. Такова была задумка. — Она подняла опухшие глаза. — Пожалуйста, не стойте у меня над душой. Я готова рассказать вам все, что знаю, но, пожалуйста, не допрашивайте меня. Я провела ужасную ночь.

Пальцами она коснулась лба, и пальцы стали влажными. Рядом, на тумбочке, лежала пачка гигиенической бумаги «Клинекс». Я подал ей один листок, которым она вытерла лоб и высморкалась. Потом, к моему удивлению, заговорила тонким голоском, как звук флейты:

— Вы — хороший человек?

— Мне бы хотелось так думать... — Но ее искренность остановила меня. — Нет, — возразил я сам себе,— я таким не являюсь. Стараюсь им стать, когда помню об этом, но с каждым годом обстановка становится все более суровой. Это все равно, что пытаться подтянуться на турнике на одной руке. Можно всю жизнь тренироваться и все равно не сделать этого.

Она попыталась улыбнуться, но нежные края ее губ не смогли выдавить улыбку.

— Вы разговариваете, как порядочный человек. Зачем вчера ночью вы пришли в дом моей сестры? Как вы в него проникли?

— Со взломом.

— Почему? У вас что-то есть на нее?

— Нет, ничего личного. Ее муж просил меня найти ее. И я пытался это сделать.

— У нее нет мужа. Я хочу сказать, что муж Эстер умер.

— Это она вам сказала, что он умер, да?

— Разве это не так?

— Она солгала.

— Я знаю, — вздохнула Рина. — Но Эстер — моя сестра, и я ее люблю. Я всегда делала для нее все, что могла, и всегда буду поступать так же.

— И поэтому вы оказались здесь?

— Поэтому я нахожусь здесь. Лэнс и Карл Штерн сказали мне, что я могу избавить Эстер от большого горя, может быть, даже от тюремного заключения. Для этого я должна была лишь прилететь сюда под ее именем, зарегистрироваться в гостинице, а затем исчезнуть. Предполагалось, что я возьму такси, проеду до пустынного места мимо аэропорта, а Карл Штерн должен был меня подобрать. Но я его не увидела. Вместо этого я опять приехала сюда. Мои нервы не выдержали.

— Поэтому вы и старались связаться со мной по телефону?

— Да. Я задумалась, когда наткнулась на информацию о Лэнсе в газете. Подумала, что вы сказали мне правду о нем и, возможно, дадите правдивое объяснение всему. И вспомнила кое-что из сказанного вами вчера ночью — самое первое, что вы сказали, когда увидели меня в комнате Эстер. Вы приняли меня за нее и сказали, — она говорила очень старательно, как ребенок, который наизусть повторяет урок, — что были уверены, что я — то есть она — погибла...

— Да, я это сказал.

— Это — правда?

Я колебался. Она поднялась, немного пошатываясь, и схватила мою руку.

— Эстер погибла? Не бойтесь сказать мне, если это правда. Я в силах перенести такую весть.

— Извините, но ответа я не знаю.

— А вы как думаете?

— Думаю, что погибла. Думаю, ее убили вчера после обеда в доме на Беверли-Хиллз. И алиби, которое они пытаются инсценировать, предназначено не для Эстер. Это делается для того, кто ее убил.

— Простите меня. Но мне непонятно.

— Положим, она была убита вчера. Вы выдаете себя за нее, прилетаете сюда, регистрируетесь, потом исчезаете. Тогда в Лос-Анджелесе не возникнет вопросов о ее местонахождении.

— Но я стану наводить справки.

— Если вернетесь туда живой.

Она не сразу уловила смысл услышанного. Потом моргнула, и осознание нависшей опасности потрясло ее.

— Что, вы думаете, мне надо делать?

— Растворитесь. Исчезните, пока я не приму нужные меры. Но сначала вы должны рассказать мне, как все было. Вы не объясните мне: почему разрешили им использовать себя подсадной уткой? И насколько хорошо вы знали о проделках своей сестры? Рассказывала ли она о том, чем занимается?

— Она и не собиралась этого делать, но я догадывалась. Я согласна рассказать, мистер Арчер. В каком-то смысле я виновата так же, как и Эстер. И чувствую свою ответственность за все.

Она замолчала и посмотрела вокруг себя на желтые оштукатуренные стены. Казалось, ее ужаснуло уродство комнаты. Взгляд Рины остановился на двери за моей спиной, ужас исказил ее черты. Когда я повернулся, дверь распахнулась. Резкий солнечный свет ударил мне в глаза и отразился на трех пистолетах. Один находился в руках Фроста, два другие — у Лэшмана и Марфельда, сопровождавших Фроста. За ними была видна спортивная фигура миссис Буш, ползущей по гравию.

По улице катило к городу потрепанное желтое такси Чарльза Мейера. Он не оглянулся назад.

Все это я увидел в тот момент, когда сунул руку под мышку, к кобуре. Но я не успел достать револьвер. Напряженные полтора суток притупили мою реакцию, и я действовал не очень проворно. Хотя и сообразил, что они только и ждали появления оружия в моих руках. Я замер.

Фрост ехидно улыбнулся. На нем была разноцветная шелковая рубашка, широкополая шляпа с ленточкой в цвета рубашки и какие-то светлые фланелевые брюки, которые обычно носят теннисисты. Пистолет в его руке был немецкого производства. Его дулом он надавил мне в солнечное сплетение и забрал мой револьвер.

— Положите руки на голову. Какой приятный сюрприз!

Я положил руки на голову.

— Мне это тоже нравится.

— А теперь повернитесь.

Миссис Буш поднялась на ноги. Она закричала:

— Мерзкие, нахальные подонки! — Она вцепилась в спину ближайшего бандита. Им оказался Марфельд. Он развернулся и ударил ее по лицу дулом своего пистолета. Она упала ничком на землю. Ее волосы разлетелись во все стороны, как вспышка костра. Я не смолчал:

— Я убью вас, Марфельд.

Он обратил на меня свои веселые глаза, если можно допустить, что он мог веселиться:

— Вы и кто еще, паря? Вы не на подаче, вы водите, понятно?

Пистолетом он ударил меня по голове. Передо мной закачалось небо, как голубой шарик на веревочке.

Фрост резко сказал Марфельду:

— Прекрати и, Бога ради, не трогай женщину. — Тон его голоса несколько смягчился, когда он обратился ко мне: — Держите руки на голове и повернитесь кругом.

Я повиновался. Кровь сочилась через волосы и щекотала, стекая на лицо. Рина сидела на кровати, прижавшись к стене. Ноги она подобрала под себя и вся дрожала.

— Вы разочаровали меня, куколка, — заявил Фрост. — И вы тоже, Лью.

— Я сам разочаровался в себе.

— Да, после всех моих стараний дать вам хороший совет и после многих лет дружественных отношений между нами...

— Вы меня очень глубоко растрогали. Я был так же глубоко тронут, когда услышал вой гиены.

Фрост больно надавил дулом своего пистолета на мою правую почку. Марфельд зашел с другой стороны и расправил плечи.

— Не дело так говорить с Фростом.

Он взмахнул ребром ладони, намереваясь ударить меня по горлу. Я подтянул подбородок, чтобы закрыть гортань, и удар пришелся по рту. Я невольно издал звук «г-га» и попытался схватить Марфельда. Лэшман захватил мою правую руку и повис на ней всем весом. Правое плечо Марфельда опустилось. Кулак его полусогнутой руки врезался в мой живот, от чего я согнулся вдвое. Но скоро выпрямился, стараясь проглотить горечь во рту.

— С него достаточно, — скомандовал Фрост. — Лэш, не спускай его с прицела.

Фрост прошел мимо меня к кровати. Шел он вяло, опустил плечи. Его голос звучал сухо и устало:

— Вы готовы поехать сейчас, крошка?

— Где моя сестра?

— Вы знаете, что ей пришлось уехать из страны. Вы ведь хотите сделать для нее как лучше, правда? — Он склонился к ней, имитируя подобострастную лесть.

Она зашипела на него, обнажив все свои зубы:

— Я бы не показалась с вами на улице. От вас воняет! Я хочу видеть свою сестру.

— Вы поедете, даже если вас придется вынести. Итак, по коням.

— Нет. Не трогайте меня. Вы убили мою сестру.

Она сползла с кровати и бросилась к двери. Марфельд поймал ее за талию и, улыбаясь, боролся с ней, прижавшись животом к ее бедру. Потом он схватил ее ладонь, загнул пальцы в другую сторону и грубо ударил ее по голове. Она покорно остановилась возле аляповатой стены.

Я перестал ощущать пистолет, который был приставлен к моей спине. Образовался вакуум. Я резко повернулся. Лэшман плотоядно наблюдал осоловевшими глазами, как расправляются с молодой женщиной. Я успел отклонить вниз его пистолет до того, как он выстрелил. Затем вырвал у него оружие и саданул ему в лоб. Он рухнул в дверях.

Марфельд прыгнул мне на спину. Он был тяжелый и сильный. К тому же на его стороне оказалась инерция движения. Он охватил рукой мою шею и больно сжал ее. Продолжая его движение по инерции, я бросил его на дверную раму. Он чуть не оторвал мне голову, но свалился на Лэшмана лицом кверху. И получил от меня дулом пистолета между глаз.

Я повернулся к Фросту в то самое мгновение, когда тот выстрелил. Поэтому его пули впились в стенку, пролетев на порядочном расстоянии от головы. Я выстрелил в его правую руку. Пистолет звякнул, упав на пол. Я поднял его своей свободной рукой, выпрямился, прислонился спиной к стене и огляделся.

Над моей головой глухо стучал, и тарахтел в стене кондиционер, напоминая раненую птицу. Девушка с бледным как мел лицом все еще прижималась к противоположной стене. Фрост сидел на полу между нами, баюкая свою раненую руку. Кровь полосками стекала с его пальцев. Страх смерти, отразившийся в его глазах, теперь расползался по его лицу. В дверях валялись двое, голова Марфельда лежала на груди Лэшмана. Налитые кровью глаза Марфельда были обращены вверх, к глубокой синеватой зарубке на лбу. Если не считать его хриплого дыхания и шума кондиционера, в комнате стояла тишина.

Слегка покачиваясь, появилась миссис Буш. Один ее глаз распух и посинел, улыбчивый рот — в крови. Обеими, руками она держала автоматический пистолет 45-го калибра. Фрост взглянул на его дрожащее дуло и попытался залезть под кровать. Но просвет оказался слишком узким. Тогда он улегся на полу рядом с кроватью и заскулил.

— Пожалуйста, я — больной человек. Не стреляйте. Златокудрая женщина засмеялась.

— Посмотрите, как он ползает. Послушайте его нытье.

— Не убивайте его, — сказал я. — Это может показаться странным, но он мне пригодится.

Глава 28

Рина сидела за рулем «кадиллака» Фроста. Я поместился на заднем сиденье с Фростом. Она забинтовала его руку и из нескольких ванных полотенец гостиницы «Дьюдроп» сделала для него перевязь. Он сидел и гладил раненую руку, отказываясь говорить, только указывал дорогу.

За аэропортом мы сразу повернули в сторону гор, которые под солнцем казались обнаженными, сморщенными. Дорога поднималась вверх и, набирая высоту, становилась уже сложнее, превратившись в проселочную с гравийным покрытием. Мы преодолели первый низкий перевал, откуда открывался вид на плоскую равнину белого цвета без всякой растительности.

На вершине внутреннего склона, прислонившись к холму, стояло бетонное здание с куполообразной крышей. Приземистыми формами и отсутствием окон оно напоминало военный арсенал. И на самом деле, это была неиспользовавшаяся свалка военного снаряжения.

Фрост сказал:

— Она находится там.

Рина посмотрела через плечо. Нервничая, она надавила на тормоза, и машина резко остановилась. Мы вышли из машины под лучи яркого солнца. След выхлопов от реактивного самолета на небе напоминал белый шрам. Я сказал Рине, чтобы она оставалась в машине.

— Вы можете убрать пистолет, — посоветовал Фрост. — Кроме нее там никого нет.