Глава 1

Окна в зале суда были задернуты тяжелыми узорчатыми шторами. Желтоватый дневной свет, просачиваясь сквозь щели, смешивался с тусклым мерцанием электрических лампочек, свешивавшихся с потолка. Редкие солнечные лучи выхватывали из сумрака отдельные детали: графин с водой у стены напротив присяжных, карминовые ногти стенографистки, порхавшие над столом, внимательный взгляд миссис Перрин, пристально наблюдавшей за мной.

Было около полудня, шел второй и последний день судебного разбирательства по ее делу. Я был последним свидетелем защиты, и ее адвокат заканчивал опрашивать меня. Представитель окружного прокурора предложил начать перекрестный допрос, но присяжные лишь с недоумением взглянули на него. Наконец судья сообщил мне, что я свободен.

В первом ряду я заметил молодого человека, который не был похож на завсегдатаев судебных процессов — пенсионеров и домохозяек, заполняющих свободные утренние часы созерцанием чужих бед. Похоже, у него была своя. Он не сводил с меня задумчивого взгляда, и я начал подозревать, что он собирается чем-то поделиться со мной.

Как только я направился к выходу, он вскочил и остановил меня в дверях.

— Мистер Арчер, не мог бы я поговорить с вами?

— Конечно.

Тем временем судебный пристав выглянул и энергично замахал руками:

— Выходите, джентльмены, выходите. Вы мешаете, идет заседание.

В коридоре молодой человек кинул мрачный взгляд вокруг и произнес:

— Ненавижу, когда командуют.

— Разве это называется «командуют»? У вас неприятности, дружище?

Зачем только я спросил? Лучше бы сразу сел в машину и отправился в Лос-Анджелес. Но в его глазах застыла такая боль, этот типичный американский мальчик с короткой стрижкой был так трогателен, что я не устоял.

— Меня только что вышвырнули из приемной шерифа. А до этого уже дважды выставляли из кабинетов представителей местной власти. Я не привык к такому возмутительному обращению.

— Я не думаю, что они затаили что-то конкретно против вас.

— Вы занимаетесь сыскной деятельностью? Так я понял из ваших показаний. Кстати, вы здорово помогли миссис Перрин. Уверен, суд оправдает ее.

— Посмотрим. Пока решение не вынесено, нельзя быть ни в чем уверенным. — Его комплимент не вызвал у меня восторга — по-видимому, он означал лишь то, что он имеет на меня виды. Заседание суда, на котором я только что выступил, было последней точкой в длинном и неинтересном деле, и теперь я собирался отправиться на рыбалку в Ла-Пазу. — Надеюсь, я вам больше не нужен?

— Напротив, очень нужны, если только согласитесь выслушать меня. Дело в том, что у меня неприятности с женой. Она меня бросила.

— Я не занимаюсь бракоразводными процессами.

— Бракоразводными процессами? — Он натужно рассмеялся. — Я был женат один день, даже меньше. И все, включая моего отца, твердят, что я должен аннулировать брак. Но я не хочу ни аннулировать, ни разводиться. Я хочу, чтобы она вернулась.

— А где сейчас находится ваша жена?

— Не знаю. — Дрожащими руками он зажег сигарету. — Долли исчезла посредине нашего медового уик-энда, на следующий день после свадьбы. А вдруг она попала в плохую историю?

— Но, может быть, она просто передумала и решила, что ей не хочется замуж или, по крайней мере, замуж за вас. Такое случается.

— Вот и полиция говорит: «Такое случается». Как будто от этого легче! Как бы там ни было, но я-то знаю, что дело совсем не в этом. Долли любила меня, и я любил... я люблю ее.

Он произнес это очень искренне. Было видно, что ему едва удается справиться с переполняющими его чувствами.

— Вы не назвали своего имени.

— Простите. Кинкейд. Алекс Кинкейд.

— На какие средства вы живете?

— Последнее время я практически не работал, с тех пор, как мы с Долли... с тех пор, как все это случилось. А вообще-то я служу в нефтепроводной корпорации. Мой отец возглавляет их отделение в Лонг-Бич. Вы, наверное, слышали о Фредерике Кинкейде?

Я он нем не слышал. Судебный пристав открыл дверь. Приближалось время второго завтрака, и заседание было прервано. Присяжные потянулись к выходу. Движения их были медленны и покойны, как будто это входило в судебный ритуал. Алекс Кинкейд наблюдал за ними с таким видом, словно они должны были вынести ему обвинительный приговор.

— Здесь невозможно разговаривать, — произнес он. — Пойдемте позавтракаем. Я вас приглашаю.

— Хорошо. Однако я вполне кредитоспособен. — Мне не хотелось быть ничем ему обязанным, по крайней мере, до тех пор, пока я не узнаю его историю.

Ресторан находился напротив здания суда. В центральном зале висели клубы дыма и стоял гул голосов. Все столы, покрытые клетчатыми скатертями, были заняты. Основную часть посетителей составляли служащие суда, адвокаты, представители шерифа, полицейские инспекторы. И хотя Пасифик-Пойнт находился почти на пятьдесят миль южнее района, где я жил, человек десять — двенадцать из них я узнал.

Мы с Алексом направились в бар и отыскали в темном углу два свободных места. Он заказал двойной виски со льдом. Я последовал его примеру. Он выпил его, как горькое лекарство, и захотел тут же повторить.

— Спокойнее. Не спешите так.

— Вы еще будете меня учить? — нарочито отчетливо и раздраженно произнес он.

— Просто я хочу услышать вашу историю. А для этого вы должны быть в состоянии ее внятно рассказать.

— Думаете, я алкоголик?

— Думаю, что у вас нервы не в порядке. И если их сейчас смочить алкоголем, они превратятся в клубок змей. Я бы вам посоветовал не огрызаться на каждое мое слово и не искать поводов для ссоры.

Некоторое время он сидел, опустив голову. Лицо его было бледным и, казалось, светилось в сумраке, он дрожал.

— Да, конечно, я не в себе. Даже представить не мог, что со мной такое может случиться.

— Самое время рассказать, что с вами случилось. Почему бы не начать с начала?

— Как она исчезла из гостиницы?

— Хорошо. Начинайте с этого.

— Мы остановились в «Прибое» здесь, в Пасифик-Пойнт. Вообще-то для меня это дороговато, но Долли очень хотела — она никогда не жила в таких гостиницах. И я подумал, что из-за трех дней я не разорюсь. Я уже использовал свой отпуск, и мы поженились в субботу, чтобы иметь для себя хотя бы три выходных дня.

— Где был заключен ваш брак?

— В Лонг-Бич. Нас записал судья.

— Похоже на случайный брак.

— В каком-то смысле так оно и есть. Мы познакомились недавно. Долли хотела, чтобы мы сразу поженились. Только не подумайте, что я не хотел. Наоборот. Это мои родители считали, что нам надо подождать, найти дом, обставить его и всякое такое. Они хотели, чтобы мы венчались в церкви. Но Долли предпочла гражданский брак.

— А ее родители?

— Они умерли. У нее нет родственников. — Он медленно поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Во всяком случае, она так говорила.

— Похоже, вы сомневаетесь.

— Не то чтобы сомневаюсь. Просто она всегда расстраивалась, когда я начинал расспрашивать ее о родителях. Естественно, я хотел познакомиться с ними, но ей это казалось нездоровым любопытством. В конце концов она сказала, что ее родители погибли в автокатастрофе.

— Какой?

— Не знаю. Теперь выясняется, что я не так уж много знаю о своей жене. Единственное, что я знаю — она замечательная девочка, — добавил он в порыве искреннего чувства, в котором уже слегка сказывалось влияние алкоголя. — Она красивая, интеллигентная, хорошая девочка и любит меня, — монотонно, как заклинание, повторял он, словно это могло вернуть ему жену.

— Ее девичье имя?

— Долли Макги. Дороти. Мы познакомились в университете: она работала в библиотеке, а я посещал летний курс по коммерческой деятельности...

— Этим летом?

— Да. — Он сглотнул. — Мы были знакомы всего шесть недель — шесть с половиной — до свадьбы. Но все это время виделись каждый день.

— И чем занимались?

— Это имеет значение?

— Конечно. Я должен знать ее привычки.

— У нее не было дурных привычек, если вы об этом. Она никогда не позволяла мне пить, когда мы были вместе. Ее не привлекали ни рестораны, ни кинотеатры. Она была очень серьезной девочкой. В основном мы разговаривали и гуляли. По-моему, мы обошли весь западный район Лос-Анджелеса.

— О чем же вы беседовали?

— О смысле жизни, — сказал он как о само собой разумеющемся. — Мы пытались спланировать свою жизнь, создать свод правил для себя и наших будущих детей. Дети для Долли значили очень много. Она хотела воспитать их так, чтобы они стали настоящими людьми. Она считала, что гораздо важнее быть честным человеком, чем гнаться за материальными благами. Но я не хочу обременять вас всеми этими подробностями.

— Вы меня совершенно не обременяете. Она говорила искренне?

— В жизни не встречал более искреннего человека. Вообще она хотела, чтобы я бросил работу, вернулся в университет и получил диплом. Она считала, что я не должен брать деньги у отца. Говорила, что будет работать и помогать мне. Но когда мы решили пожениться, отвергли этот план.

— Это не был вынужденный брак?

Он бросил на меня ледяной взгляд.

— Между нами ничего не было. Более того, мы даже... я хочу сказать, что я к ней не прикоснулся в первую брачную ночь. Она почему-то начала нервничать, как только мы приехали в Пасифик-Пойнт, хотя это была ее идея.

Поэтому мы решили отложить физическую близость. Сейчас очень многие так поступают.

— А как вообще Долли относилась к сексу?

— Нормально. Мы говорили с ней об этом. Если вы думаете, что она бросила меня, потому что испугалась, то ошибаетесь. Она была очень нежным существом.

— Почему же она оставила вас, Алекс?

Его глаза снова подернулись страданием.

— Не могу понять. Между нами ничего не произошло, я уверен. Ее исчезновение связано с бородатым человеком.

— Это еще кто?

— Он пришел в гостиницу днем... Я пошел купаться и заснул на пляже. Меня не было в номере пару часов. Когда я вернулся, Долли уже не было. Портье сказал, что к ней заходил бородатый мужчина и пробыл в номере около часа.

— Имя его?

— Он не назвал.

— Ваша жена ушла вместе с ним?

— Портье сказал, что сначала ушел мужчина. Потом Долли вызвала такси и поехала на автобусную станцию, но, насколько я смог узнать, она не покупала билет на автобус. Она также не покупала ни авиа-, ни железнодорожного билета. У нее нет машины. Поэтому я склоняюсь к мысли, что она все еще здесь, в Пасифик-Пойнт. Не могла же она уйти пешком?

— Она могла уехать с попутной машиной.

— Ни в коем случае.

— Где она жила до свадьбы?

— В Вествуде, в меблированной квартире. Но перед свадьбой, в субботу утром, мы перевезли ее вещи и машинку ко мне. Там все так и лежит, и вот как раз это-то меня и волнует. Я все внимательно перебрал, пытаясь за что-нибудь зацепиться, но ничего не обнаружил.

— А может, это и входило в ее планы — выйти за вас замуж и сбежать?

— Не думаю. Какой в этом смысл?

— Я могу предложить несколько вариантов. Например, у вас большая страховка?

— Довольно большая. Отец застраховал меня, как только я родился. Но держателем страховки остается он.

— Ваша семья богата?

— Не слишком. Отец хорошо зарабатывает. В любом случае, то, на что вы намекаете, не имеет никакого отношения к делу. Долли — честная девушка, ее совершенно не интересуют деньги.

— А что же?

— Мне казалось, что я. — Он снова опустил голову. — Надеюсь, что в этом смысле ничего не изменилось. С ней что-то случилось. У нее, например, могла начаться депрессия.

— Она была психически неустойчива?

Он задумался.

— Нет, не сказал бы. Но она порой впадала в мрачное настроение. По-моему, это бывает у всех. Я говорю то, что думаю.

— Очень хорошо. Продолжайте в том же духе. Трудно предугадать, что может оказаться важным. Вы, разумеется, искали ее?

— Как только мог. Но я мало что могу сделать без помощи полиции. Они записали все, что я им рассказал, положили в ящик и наградили меня соболезнующими взглядами. У них, кажется, сложилось впечатление, что Долли узнала обо мне что-то постыдное в первую брачную ночь.

— Но это ведь не так?

— Нет! Мы были без ума друг от друга. Я пытался объяснить это шерифу сегодня утром. Он посмотрел на меня понимающе и сказал, что ничего не может предпринять в связи с отсутствием фактов нарушения общественного порядка. Я его спросил, не считает ли он, что исчезновение женщины уже само по себе нарушение общественного порядка, но он возразил, что ей двадцать один год, она свободна и вольна располагать собой, а я не имею никакого права принуждать ее к возвращению. Он посоветовал мне аннулировать наш брак. А когда я ему сказал, что он может сделать со своим советом, он велел своим людям вышвырнуть меня вон. Я как раз собирался обратиться с жалобой к представителю окружного прокурора, но тут увидел вас.

— Значит, вам меня никто не рекомендовал?

— Нет, но я могу представить рекомендации относительно себя. Мой отец...

— Вы уже рассказывали о нем. Он тоже придерживается мнения, что вы должны аннулировать свой брак?

Алекс горестно кивнул:

— Папа считает, что я трачу время на недостойную девушку.

— Может, он прав?

— Нет же, нет! Я никого не любил, кроме Долли, и никогда не полюблю так, как ее. Если вы откажетесь помочь мне, я найду другого помощника!

Мне понравилась его настойчивость.

— У меня высокие расценки. Сотня в день плюс непредвиденные расходы.

— У меня хватит по крайней мере на неделю. — Он достал чековую книжку и с такой силой швырнул ее на стойку, что бармен подозрительно оглянулся на нас. — Выдать аванс?

— Не к спеху, — ответил я. — У вас есть ее фотография?

Он вынул из бумажника сложенную газетную вырезку и неохотно протянул ее мне, как будто расставался с самым ценным в своей жизни. Фотография была довольно потрепана — ее уже неоднократно складывали.

«Счастливые новобрачные в гостинице „Прибой“, — гласил заголовок, — мистер и миссис Алекс Кинкейд из Лонг-Бич». Снимок запечатлел улыбающегося Алекса и его невесту. У нее было округлое лицо правильной формы, умные серьезные глаза. Чуть горьковатая улыбка придавала ее облику неповторимое обаяние.

— Когда была сделана эта фотография?

— Три недели назад, в субботу, когда мы приехали в гостиницу. У них такой обычай — снимать всех новобрачных. В воскресенье снимок был напечатан в утренней газете, и я вырезал его. Хорошо, что я это сделал. Это единственная ее фотография, которая у меня есть.

— Можно заказать еще.

— Где?

— У фотографа, который вас снимал.

— Я не подумал об этом. Поговорю с ним. Как вы думаете, сколько нам потребуется экземпляров?

— Штук двадцать — тридцать. Лучше больше.

— Это обойдется недешево.

— Естественно. Я вам тоже встану в значительную сумму.

— Хотите отказаться?

— В общем-то, я не очень заинтересован, собирался отдохнуть.

— Ну и пошли к черту!

Он дернул у меня из рук фотографию, и она порвалась посредине. Не выпуская половинки счастливого свадебного снимка, мы с ненавистью уставились друг на друга.

Алекс разрыдался.

Глава 2

После завтрака я согласился помогать ему в поисках жены. Мое согласие, а также пирог с цыпленком немного его успокоили. Он ел с невероятной жадностью, оказалось, что он не мог даже припомнить, когда делал это в последний раз.

Потом мы сели каждый в свою машину и направились к гостинице. Она была расположена в фешенебельном районе города, на берегу океана: основной корпус и стодолларовые коттеджи, задуманные в стиле индейской деревни, были разбросаны по территории испанского сада. Широкие зеленые ступени террас спускались от главного здания прямо к морю.

Прогулочные катера и яхты покачивались у причала. Вдалеке, за мысом, на фоне серой пелены тумана мелькали белые паруса.

Портье был очень вежлив, но, к сожалению, в то воскресенье дежурил не он. Нужный мне портье оказался студентом, подрабатывавшим на летних каникулах и уже уволившимся в связи с началом занятий в колледже. Этот же ничего не знал ни о бородатом посетителе миссис Кинкейд, ни о ее исчезновении.

— Я бы хотел поговорить с вашим фотографом. Он здесь?

— Да, сэр. Должен быть у бассейна.

Нам удалось его найти довольно быстро. Это был худой подвижный человек с тяжелой камерой на шее. Среди ярких пляжных нарядов и купальников он в своем черном костюме смахивал на владельца похоронного бюро. Он снимал даму среднего возраста в бикини. Ее пуп, как глазница с вытекшим глазом, маячил перед объективом.

Закончив эту неблагодарную работу, он обернулся к Алексу и улыбнулся.

— Привет! Как жена?

— Я не виделся с ней давно, — мрачно ответил Алекс.

— Разве не вы были здесь пару недель назад? Разве не вас я снимал?

Алекс не ответил. Он рассматривал бездельников, слонявшихся по пляжу, словно привидения, припоминающие, что значит быть человеком. Я ответил вместо него:

— Мы бы хотели заказать несколько копий сделанного вами снимка. Миссис Кинкейд пропала. Я — частный детектив. Меня зовут Арчер.

— Фарго. Симми Фарго. — Он пожал мне руку и посмотрел отсутствующим взглядом, свойственным только фотографам, вся деятельность которых обращена к потомкам. — Что значит пропала?

— Второго сентября она села в такси и куда-то уехала. С тех пор мистер Кинкейд ее не видел.

— Круто, — сказал Фарго. — Значит, вам нужны фотографии, чтобы объявить розыск. И сколько вам потребуется?

— Тридцать.

Он присвистнул и стукнул себя по узкому веснушчатому лбу.

— У меня очень занят этот уик-энд. Сегодня пятница, так что считайте, что он уже начался. Раньше понедельника не успеть. А вам, наверное, они нужны были вчера.

— Ну почему, сегодня тоже устроит.

— Мда. — Он передернул плечами, и камера подпрыгнула у него на груди.

— Это очень важно, Фарго. Давайте сговоримся на десяти, но через два часа.

— Я бы очень хотел вам помочь, но я действительно занят. — Медленно, словно помимо своей воли, он повернулся и посмотрел на Алекса. — Знаете, вот что мы сделаем. Я попрошу жену помочь вам. Только смотрите не надуйте меня, как ваш предшественник.

— Какой предшественник?

— Здоровенный мужчина с бородой. Он тоже заказал копию этой фотографии и не пришел за ней. Я могу отдать ее вам, если хотите.

Это вывело Алекса из транса. Он схватил Фарго за руку и принялся трясти ее.

— Вы его видели? Кто он?

— Я думал, вы его знаете. — Фарго освободил руку и отошел на шаг в сторону. — Мне его лицо показалось знакомым. Могу поклясться, что я его когда-то снимал. Только не вспомню. Слишком много лиц уже пришлось запечатлеть.

— Он назвал себя?

— Должен был. Я обычно записываю имена заказчиков. Могу посмотреть, если хотите.

Мы последовали за ним в гостиницу, миновали лабиринт многочисленных коридоров и оказались в маленькой захламленной лаборатории. Он позвонил жене и погрузился в кипу бумаг, которыми был завален стол. Через некоторое время он извлек конверт, в котором хранились глянцевитые снимки новобрачных. Сверху на конверте карандашом было написано: «Чак Бегли. Винный погреб».

— Вспомнил! — воскликнул Фарго. — Он сказал, что работает в «Винном погребе». Это магазинчик по продаже спиртного недалеко отсюда. Когда Бегли не пришел за фотографией, я позвонил туда. Но мне сказали, что он больше не работает. — Фарго посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Алекса. — Имя Бегли вам ни о чем не говорит?

Мы покачали головами.

— Не могли бы вы его описать, мистер Фарго?

— Ну, только ту часть, которая не была закрыта бородой. Волосы седые, как и борода, волнистые и очень густые. Седые брови, серые глаза, нос прямой, облупившийся от солнца. Неплохо выглядит для своего возраста, только зубы плохие. Похоже, в свое время ему пришлось несладко. Не хотел бы оказаться его врагом. Он здоровенный парень и выглядит довольно сурово. На нем была спортивная рубашка с короткими рукавами, так что я мог рассмотреть его бицепсы.

— А рост?

— Дюйма на три-четыре выше меня. Значит, шесть футов с небольшим.

— Как он говорит?

— Ничего особенного. У него, конечно, не гарвардское произношение, но без вульгаризмов.

— Он не сказал, зачем ему нужна фотография?

— Сказал, что у него с ней связаны личные воспоминания. Он случайно увидел ее в газете, и она напомнила ему кого-то. Я тогда еще подумал, что быстро же он примчался. Фотографию опубликовали в утренней воскресной газете, а в полдень он уже был у меня.

— Вероятно, он сразу после этого направился к вашей жене, — заметил я Алексу. — А как эта фотография попала в газету? — обратился я снова к Фарго.

— В газете ее сами выбрали из пачки, которую я послал. Они часто печатают мои фотографии, я когда-то работал у них. А почему они выбрали именно эту, не могу сказать. — Он посмотрел на фотографию и протянул ее мне. — Просто она хорошо получилась, а мистер Кинкейд со своей женой — очень привлекательная пара.

— Спасибо, — горько произнес Алекс.

— Ну что ты, дружище, это ведь комплимент.

— Естественно.

Я забрал у Фарго снимок и подтолкнул Алекса к выходу, пока он не дал волю своему отчаянию, которое у него могло в любую минуту смениться яростью. Его мучило не только исчезновение жены, но и жалость к самому себе. Видно, его терзал вопрос, стал он мужчиной или нет.

Я не вправе был осуждать его за эти переживания, но должен признаться, что делу они не помогали. Поэтому, когда мы добрались до «Винного погреба» неподалеку от автомобильной стоянки, я не взял Алекса с собой, а оставил сидеть в его красной спортивной машине.

В магазинчике царила приятная прохлада. Я был единственным посетителем, и продавец выскочил из-за прилавка навстречу.

— Что угодно, сэр?

На нем был пиджак из шотландки, язык слегка заплетался, а маслянистые глаза указывали на то, что он относился к известному типу людей, которые начинают пить с утра и продолжают до вечера.

— Мне нужен Чак Бегли.

Он как-то скуксился, а в голосе появились жалобные нотки.

— Мне пришлось его уволить. Он работал на доставке, и частенько покупатели не получали своих заказов.

— И давно его уволили?

— Недели две назад. Он и проработал-то у меня всего пару недель. Эта работа не для него. Я ему не раз говорил, что он достоин лучшего. Чак Бегли — умный парень, когда в форме.

— Не знаю.

— Да? Я думал, вы его знакомый.

Я показал ему удостоверение.

Он выдохнул мне в лицо струю воздуха, пахнущего мятной жвачкой.

— Он что, в бегах?

— Может, и так. А почему вы так подумали?

— А я-то еще удивился, когда он пришел наниматься на работу, зачем такому человеку идти на доставку. А что он сделал?

— Еще не знаю. Вы не могли бы дать мне его адрес?

— Думаю, что могу. — Он погладил сизоватый нос, поглядывая на меня сквозь пальцы. — Только не говорите Бегли, что я дал его адрес, а то он меня прибьет.

— Ладно.

— Он живет у одной моей покупательницы. Можно сказать, гостит. Мне, конечно, очень не хотелось бы доставлять ей неприятности... — Он задумался. — Но если Бегли преступник, я этим только окажу ей услугу. Не правда ли?

— Думаю, что да. Так где она живет?

— Шируотер-Бич, семнадцатый коттедж. Ее зовут Мадж Герхарди. Поезжайте по шоссе к югу и через две мили увидите поворот на Шируотер. Только не говорите никому из них, что это я вас послал. О'кей.

— О'кей.

Я распрощался.

Глава 3

Шируотер-Бич оказался довольно старым кварталом, состоящим из нескольких десятков коттеджей, расположившихся вдоль берега. Синева океана проблескивала в узких просветах между домами. Внизу, за островерхими крышами, над самой водой кружила неутомимая крачка в поисках рыбы.

Мы поставили машины на дорожке, ведущей к дому, и я убедил Алекса пока не выходить. Коттедж номер семнадцать оказался, облезлым строением, державшимся на сваях, словно старик на костылях. Я постучал в серую обшарпанную дверь, в доме раздались тяжелые медленные шаги. Дверь открыл бородатый мужчина лет пятидесяти или около того.

На нем была черная рубашка с открытым воротом, голова напоминала обветренный и исхлестанный непогодой валун. Казалось, его глаза выгорели на солнце и теперь поблескивали, словно слюдяная крошка. Ногти на руках были обгрызены до мяса. Заметив взгляд, устремленный на них, он сжал руку в кулак.

— Я ищу пропавшую девушку, мистер Бегли. — Я решил сразу брать быка за рога. — Она могла попасть в дурную историю, и, если это так, похоже, вы были последним, кто видел ее живой.

Не разжимая кулака, он потер лицо. Оно было испещрено многочисленными шрамами: щербины под глазами, полоса от ранения на виске, которую в нескольких местах пересекали следы бывших швов. Он имел вид бывалого человека, который еще на многое способен.

— Вы сошли с ума. Не знаю я никаких девушек.

— Ты знаешь только меня, — раздался у него за спиной женский голос.

Женщина обошла Бегли сбоку и облокотилась на его плечо с выжидающим видом, как бы предлагая поддержать ее игривый тон. Судя по всему, она была ровесницей Бегли, а может, немного старше. В купальнике и шортах она выглядела вызывающе. Многократно перекрашенные волосы торчали на ее голове в разные стороны, как солома на пугале. На веки, из-под которых виднелись мутные глаза, были густо наложены синие тени.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — обратилась она ко мне.

Она говорила с ярко выраженным акцентом, свойственным коренным жителям восточного побережья. — Клянусь всеми святыми, Чак не имеет никакого отношения ни к каким девочкам. Он слишком занят своей старушкой. — И она обняла его пухлой белой рукой за шею. — Правда ведь, милый?

Бегли оказался просто зажатым между мной и женщиной. Я достал снимок Фарго.

— Вы ведь знаете эту девушку? Ее зовут Долли Кинкейд. Это фамилия мужа.

— Никогда в жизни не слышал о ней.

— Свидетели показывают другое. Они говорят, что вы навещали ее в «Прибое» три недели назад. Вы увидели эту фотографию в газете и заказали фотографу копию снимка.

Женщина с силой сжала его шею. Это уже перестало походить на любовное объятие.

— Кто это, Чак?

— Не имею ни малейшего представления, — произнес он и добавил словно про себя: — Ну вот, опять все сначала.

— Что вы имеете в виду?

Но тут снова вмешалась женщина:

— Можно, я сама поговорю с мистером Бегли? У него нет от меня секретов. — Она посмотрела на него с гордостью и некоторой долей беспокойства. — Правда ведь, милый? Мы по-прежнему собираемся пожениться?

— Может, ты перестанешь называть меня милым?! Хотя бы на пять минут? Пожалуйста!

Она обиженно отшатнулась от него, напомаженные губы поползли вниз, придавая ей вид печальной клоунессы.

— Пожалуйста, идите в дом, — сказал я. — Дайте нам поговорить.

— Но это мой дом, и я имею право знать, что здесь происходит!

— Конечно, Мадж. Но у меня тоже есть какие-то права, хотя бы как у твоего жильца. Пойди выпей кофе.

— У тебя неприятности?

— Нет. Ну что ты! — В его голосе не было уверенности. — Ну давай, будь хорошей девочкой.

Последнее, кажется, немного ее успокоило. И, несколько раз обернувшись, она исчезла в доме. Бегли закрыл дверь и прислонился к ней.

— Ну, теперь вы можете сказать мне правду, — произнес я.

— Ладно, я ходил к ней в гостиницу. Это был идиотский порыв. Он еще не дает вам права обвинять меня в убийстве.

— А вас никто не обвиняет.

— Я хотел помочь вам. — Он развел руками. — Вы, надо полагать, представитель местной власти?

— Сотрудничаю с ней. Моя фамилия Арчер. Вы не объяснили, зачем вам нужна была миссис Кинкейд. Откуда вы ее знаете?

— Я ее совсем не знаю. — Он опустил руки. Вся нижняя часть его лица была закрыта бородой, поэтому уследить за мимикой было невозможно. Взгляд бесцветных глаз был непроницаем. — Я думал, что знаю ее, но оказалось, нет.

— Что вы имеете в виду?

— Я решил, что, может быть, это моя дочь. На фотографии между ними было что-то общее, но в жизни этого сходства не было. Вполне допустимая ошибка. Я не видел ее много лет.

— Как ее зовут?

Он ответил не сразу:

— Мэри. Мэри Бегли. Мы не виделись почти десять лет. Я был на краю света. — Он произнес это таким тоном, как будто вернулся с невидимой стороны луны.

— Значит, ваша дочь была совсем ребенком, когда вы ее покинули?

— Да. Ей было лет десять-одиннадцать.

— Похоже, вы очень любили дочь, раз заказали фотографию только потому, что девушка напомнила вам ее.

— Да, любил.

— Почему же не пришли за заказом?

Он надолго замолчал, и я почувствовал, какая сила исходит от этого человека, уже тронутого годами стареющего зверя, еще не потерявшего былой мощи и обаяния.

— Мадж очень ревнива, я не хотел ее огорчать, — наконец, произнес он. — Я ведь живу на ее деньги.

Думаю, он врал. Но все могло быть еще сложнее. Есть люди, которые считают всю жизнь наказанием за один только факт своего рождения. Похоже, лицо Бегли было отмечено именно этим тавром.

— А как вы думаете, что случилось с миссис Кинкейд? — произнес он.

Вопрос был намеренно задан формальным безучастным тоном, словно его не интересовал ответ.

— Я надеялся, что, может быть, у вас есть какие-нибудь предположения. Уже три недели о ней никто не имеет сведений, и мне это не нравится. Девушки, конечно, зачастую ударяются в бега, но только не в медовый месяц и не от любимых мужей.

— Она любит его?

— По крайней мере, он так думает. Какое она на вас произвела впечатление? Не была ли в подавленном состоянии?

— Не сказал бы. Она очень удивилась, увидев меня.

— Поскольку вы давно расстались?

Он ухмыльнулся:

— Не надо расставлять мне ловушек. Я ведь вам сказал, выяснилось: она не моя дочь. Она меня видела впервые.

— О чем же вы с ней разговаривали?

— Мы не разговаривали. — Он помолчал. — Ну, может быть, я задал ей несколько вопросов.