Я видывал и худшие жилища в трущобах и городских предместьях: норы, выглядевшие так, словно в них происходил бой пехотинцев. Разрушение в доме Джонсонов не бросалось в глаза настолько ярко. Но внезапно мне показалось возможным, что этот дом был источником преступления: быть может, Фред украл картину в надежде поправить таким образом условия своей жизни...
Я начал сочувствовать Фреду. Трудно возвращаться в этот дом из резиденции Баймееров или из музея.
Джонсон открыл дверь, в которой не хватало дощечки, и зажег лампу, свисающую с потолка на шнуре.
— Это комната Фреда.
Стояла в комнате узкая железная койка, прикрытая солдатским одеялом, письменный стол, кресло с прорванным сидением и этажерка, забитая книгами. В углу, возле завешенного окна, я увидел старый кухонный стол, заваленный всевозможными инструментами: молотками разного размера, ножницами, напильниками, иглами и нитками, баночками с краской и клеем.
Лампа, висящая над кроватью, тихо покачивалась, бросая сноп света на противоположную стену. Внезапно мне показалось, что весь дом покачивается в такт этим движениям. Я протянул руку и придержал лампу. На стенах висели работы великих иностранных художников, таких как Моне и Модильяни, преимущественно, это были скверные репродукции, должно быть, вырезанные из журналов. Я открыл дверцу шкафа. Там висели на плечиках пиджак и несколько рубашек и стояли начищенные высокие черные ботинки. Для человека после тридцати лет недвижимости у Фреда было маловато.
Просмотрев ящики стола, я нашел в них немного белья, носовых платков и носков, а также групповую фотографию выпускников средней школы 1961 года. Фреда я на ней отыскать не смог. — Вот он, — сказал Джонсон, заглянув мне через плечо. Он ткнул пальцем в долговязого подростка, лицо которого сквозь время казалось трогательно исполненным надежды.
Я просмотрел книги, стоящие на полках. В большинстве своем это были дешевые издания, касающиеся культуры, искусства и технологии, было там также несколько книг по психиатрии и психоанализу. Из них я читал лишь две: «Психопатология в обычной жизни» и «Правда Ганди» — достаточно необычный подбор для преступника, если Фред являлся таковым.
Я повернулся к Джонсону.
Он пожал тяжелыми плечами.
— Думаю, все возможно... Я никого не слыхал, но я обычно сплю как убитый...
— Что вы, сэр?! Ни в коем случае... — он резко закрутил головой. — Я не такой дурак, чтобы лезть в дела Фреда! Возможно, я старый бездельник, но я не обокрал бы собственного сына! Он один из всех нас, у кого есть какое-то будущее...
— Да, только мы. Когда-то у нас были квартиранты, но это уже давно.
Джонсон опустил голову и покачивал ею из стороны в сторону, словно старый больной бык.
— Я эту картину вообще не видел. Вы не понимаете, что у меня за жизнь, сэр. Лет шесть-семь после войны я просидел в госпитале для ветеранов. Был не совсем в своем уме, да и сейчас не лучше... Время течет, а я часто не знаю, какой нынче день недели — и знать не хочу! Я человек больной. Не могли бы вы оставить меня в покое, сэр?
Я оставил его в покое и бегло просмотрел другие комнаты на этом этаже. Только одна из них была жилой — спальня с двуспальной кроватью, которую Джонсон, по всей, видимости делил со своей женой. Я не нашел ни картины под матрасом, ни чего-либо подозрительного в шкафу и ящиках комода, ни следа какого-либо преступления за исключением бедности. Узкие двери в конце коридора были заперты на большой засов с замком. Я остановился перед ними.
Джонсон сопел за моей спиной.
— Это выход на крышу. У меня нет ключа от засова. Сара всегда боится, что я упаду с лестницы. Но так или иначе, там ничего нет. Как у меня здесь, — он тупо постучал по своей груди. — Наверху абсолютно пусто.
Он улыбнулся широкой улыбкой идиота. Я сунул ему вторую бутылку. Это была скверная сделка, и я оставил его с радостью. Он закрыл за мной входную дверь, словно образцовый заключенный, закрывающийся в собственной тюрьме. Я повернул ключ в замке.
Глава 8
Остановив машину, я двинулся пешком в сторону клиники. У меня была надежда, что миссис Джонсон даст мне какую-нибудь дополнительную информацию о Фреде. Было уже почти совсем темно, среди деревьев слабо светились редкие уличные фонари. Перед собой на тротуаре я увидел несколько пятен, словно кто-то разлил масло. Двигаясь дальше, я заметил, что расстояние между следами падающих капель постепенно уменьшается.
Я коснулся пальцем одного из пятнышек и поднес его к свету. Жидкость была красной, запах не напоминал масло.
Впереди меня, на идущем вдоль тротуара газоне, кто-то громко захрипел. Это был мужчина, лежащий лицом на земле. Я подбежал к нему и опустился рядом на траву. На затылке мужчины было большое кровавое пятно. Я слегка приподнял его, чтобы осмотреть лицо. Оно также было окровавлено. Он охнул и попытался приподняться, жалко и комично отжавшись от земли, а потом снова рухнул лицом вниз. Я слегка повернул ему голову, чтобы он мог легче дышать.
Он приоткрыл один глаз и пробормотал:
— Хантри?.. Оставь меня в покое...
Потом снова нервно засопел, как сопят люди с искалеченным лицом. Я понял, что ранен он серьезно, а потому оставил его на газоне и побежал к воротам приемного покоя клиники. Там на складных стульчиках ожидало приема семь или восемь пациентов, среди них несколько детей. Растерянная молодая медсестра за столиком напоминала бойца, защищающего баррикаду.
— Недалеко отсюда, на этой улице, лежит какой-то тяжело раненный мужчина, — сказал я.
— Ну, так принесите его.
— Я не могу. Для этого необходима каталка.
— Далеко отсюда?
— Сразу за перекрестком.
— У нас здесь нет каталки. Если вы хотите вызвать скорую, то там, в углу, стоит телефон. У вас есть десять центов?
Она дала мне номер. Неполных пять минут спустя, перед входом остановилась карета скорой помощи. Я сел рядом с водителем и показал ему, как доехать до человека, истекавшего кровью на газоне.
Теперь он хрипел тише и реже. Санитар посветил на него фонариком. Я присмотрелся к лежащему. Это был человек лет шестидесяти с торчащей седой бородкой и густыми седыми волосами, залитыми кровью. Он походил на смертельно раненого морского льва и хрип его напоминал далекий рев этого животного.
— Вы его знаете?
Я как раз подумал о том, что его внешность отвечала приметам Пола Граймса, продавца картин, как его описывал хозяин винной лавчонки.
— Нет, — ответил я, — я его впервые вижу.
Санитар осторожно уложил его на носилки и довез до приемного покоя клиники. Я поехал с ними и стоял возле машины, когда раненого выносили. Он приподнялся на руках, чуть не перевернув носилки, и повернул ко мне свое изуродованное, мокрое и безжизненное лицо.
— Я тебя знаю, сукин сын! — прохрипел он, потом тяжело опал и остался неподвижным. Санитары поспешили с ним в приемный покой. Я же остался перед зданием в ожидании полиции.
Они приехали в машине без опознавательных знаков — два сержанта из следственного отдела в легких летних мундирах с лицами, холодными, как зимний ветер. Один из них вошел в здание, второй, сержант Леверетт, задержался рядом со мной.
— Вы знаете раненного?
— Никогда прежде его не видел. Я нашел его на улице.
— Почему же вы вызвали ему скорую?
— Это кажется мне вполне логичным поступком. — А почему вы не позвонили нам?
— Я знал, что это и так сделают.
Леверетт слегка покраснел.
— Вы говорите как знаток... Кто вы, черт возьми, такой?!
Я проглотил раздражение и сообщил ему, что являюсь частным детективом, приглашенным семейством Баймееров. Эта фамилия Леверетту была знакома, так как он резко сменил тон и отношение ко мне.
— Не могу ли я увидеть ваши документы, мистер?
Я показал. Он спросил, не задержусь ли я еще на минутку. Я ответил, что задержусь.
Оценивая свое положение достаточно вольно, я медленно прошел к ближайшему перекрестку и обследовал место, где появились пятна крови. Они уже почти высохли в теплом воздухе.
Неподалеку у тротуара стоял старый черный кабриолет с откинутым верхом. Ключи торчали в моторе. В щели между сидением и спинкой виднелся белый квадратный конверт. На заднем сидении лежала стопка небольших картин, написанных маслом на холсте, а возле них белое сомбреро.
Я зажег лампочку на приборном щитке и обследовал конверт. Это было приглашение на коктейль, адресованное Полу Граймсу, написанное на почтовой бумаге с грифом миссис Хантри и подписанное «Франсин Хантри». Прием должен был состояться сегодня, в восемь вечера.
Я глянул на часы — было начало девятого. Потом я обследовал кипу лежащих на сидении картин. Две из них были в старинных золоченых рамах, остальные не оправлены. Ни одна из них не напоминала виденные мною картины Ричарда Хантри.
Картины не произвели на меня большого впечатления. Несколько морских и приморских пейзажей и женский портрет, который я счел просто недоразумением. Однако, я не вполне доверял своему взгляду и вкусу.
Один из морских пейзажей я засунул в багажник своей машины, после чего вернулся к зданию клиники.
По дороге мне встретились Леверетт и второй сержант из следственного отдела. Их спутником был начальник отдела капитан Маккендрик, крепко сбитый мужчина средних лет в голубом мятом костюме, исключительно гармонировавшем с его помятым лицом. Он сообщил мне, что найденный мною человек умер. Я поделился с ним своими соображениями относительно личности умершего.
Маккендрик быстро переварил мою информацию и сделал несколько заметок в черном блокнотике. Особенно его заинтересовало то, что перед смертью Граймс вспоминал Ричарда Хантри.
— Я помню Хантри, — заявил он. — Я был еще новичком, когда он инсценировал свое знаменитое исчезновение.
— Вы думаете, что он исчез по собственной воле?
— Совершенно. Тому есть множество доказательств. Что это за доказательства, он мне не сказал. Ну, а я не сказал ему, куда направляюсь.
Глава 9
Я проехал центром города, миновав по дороге пустой и темный домик Граймса. Солоноватый запах моря и его прохладное дыхание достигло моих ноздрей прежде, чем я подъехал к побережью. Потом я миновал протянувшийся больше, чем на милю, приморский парк, внизу, на пляже, клубились волны, ненатурально белые в спустившейся темноте. Глядя на лежащие там и сям парочки влюбленных, я ощутил удовлетворение от того, что на этот раз не натыкаюсь на умирающих мужчин.
Ченнел Род высилась над крутыми скалами, окружавшими бухту. Я вдруг увидел внизу мачты стоящих у пристани яхт. Дорога, приближаясь к верху скального массива, удалялась от океана, огибала широкой дугой здание спасательной службы и тянулась дальше вдоль глубокого ущелья, выходившего устьем к морю. С противоположной стороны ущелье замыкалось склоном холма, на котором стоял дом Баймееров. Вилла миссис Хантри располагалась между ущельем и берегом. Это было строение из камня и бетона, украшенное многочисленными круто изогнутыми арками и башенками. Сбоку к ней была пристроена оранжерея со стеклянной крышей, в конце подъездной аллеи помещался выложенный плитами паркинг, на котором стояло около двадцати машин. Слуга в белом смокинге подошел к окошку моей машины и сообщил, что он сам ее поставит.
В открытых входных дверях меня мило приветствовала чернокожая горничная. Она не спросила ни приглашения, ни документов и даже не удивилась тому, что я одет не для приема, да и выражение моего лица не подходит к случаю.
Я миновал ее и, двигаясь на звук фортепиано, вошел в большую просторную комнату, высотой в два этажа, так что ее потолок одновременно был крышей дома. Какая-то черноволосая женщина играла «Someone to Watch Over Me» на огромном фортепиано, выглядевшем маленьким в этой комнате. Возле нее стояло около двадцати соответственно одетых людей с бокалами в руках. Вся эта сцена, казалось, принадлежала давнему прошлому и выглядела менее реальной, чем картины на стенах зала.
Из противоположного конца комнаты ко мне приблизилась миссис Хантри. Она была в длинном голубом вечернем платье, оставлявшем открытыми руки и плечи. В первую минуту она меня не узнала, потом подняла обе руки, как человек, встретивший радостную неожиданность.
— Как это мило с вашей стороны, что вы пришли! Я надеялась на это, когда говорила вам о своем небольшом приеме, и рада, что так и случилось! Мистер Марч, не так ли?
Она изучающе присматривалась ко мне. Не знаю, было это проявлением симпатии или страха.
— Арчер, — сказал я. — Лью Арчер.
— Ах да, конечно! У меня всегда была плохая память на имена. Если вы не против, я попрошу Бетти Джо Сиддон представить вам остальных гостей. Бетти Джо Сиддон оказалась привлекательной брюнеткой лет тридцати. У нее была прекрасная фигура, но двигалась она немного скованно, словно чувствовала себя не совсем уверенно в этом мире. Она сообщила мне, что должна написать информацию о приеме для местной газеты и явно хотела узнать, что здесь делаю я. Я ей не сказал. Она не спросила.
Она представила меня полковнику Эспинвеллу, пожилому джентльмену, одевавшемуся по-английски и говорившему с ярко выраженным английским акцентом, и его молодой жене, окинувшей меня оценивающим взглядом и не нашедшей, что я являюсь подходящим собеседником. Доктору Яну Инессу, толстому типу с сигарой в зубах, который окинул меня взглядом хирурга, ищущего признаки скрытого заболевания. Миссис Инесс, настолько бледной, напыщенной и нервной, словно она была его пациенткой. Джереми Рейдеру, высокому приятному художнику с вьющимися волосами, видимо, переживающему последнюю запоздалую молодость. Молли Рейдер, точеной брюнетке лет сорока, самой красивой женщине, какая попалась мне на глаза за последние несколько недель. Джеку Пратту, щуплому маленькому человечку в темном обтягивающем костюме, Сэндмену и Джерри Феллоноу, одетым в черные бархатные пиджаки белые плиссированные рубашки и, кажется, составлявшим пару. И наконец, Артуру Плантеру, коллекционеру произведений искусства, настолько знаменитому, что о нем слышал даже я.
— Вы не хотите выпить? — спросила меня Бетти Джо, когда мы закончили наш обход.
— Нет, наверное.
Она внимательно присмотрелась ко мне.
— Вы нормально себя чувствуете? Вид у вас неважный.
«Это я заразился от трупа, недавно найденного мной на Олив-Стрит», — подумал я, но вслух сказал:
— У меня давно не было маковой росинки во рту.
— Да, вы выглядите голодным.
— Потому что таковым и являюсь. У меня был нелегкий день.
Она проводила меня в столовую. Большие открытые окна выходили на море. Стоящие на большом столе высокие свечи слабо освещали окружающее. Обязанности хозяина исполнял стоящий у стола высокий черноволосый мужчина с крючковатым носом, которого я видел во время своего предыдущего визита. Девушка обратилась к нему по имени, благодаря чему я узнал, что его зовут Рико. Он отрезал несколько кусков ветчины и соорудил бутерброд, посоветовав мне запить его вином. Я сообщил, что если для него это не трудно, то я предпочел бы пиво. Он неохотно двинулся в направлении кухни, ворча что-то себе под нос.
— Это слуга?
— Что-то в этом роде, — не вполне однозначно заявила Бетти Джо. Потом она сменила тему: — И чем же вы занимались в этот свой нелегкий день?
— Я частный детектив. Работал...
— Я подумала, что вы, быть может, полицейский. Вы и здесь ведете расследование?
— Что-то в этом роде.
— Это интересно, — она сжала мое плечо. — Это не имеет никакого отношения к картине, украденной у Баймееров?
— Вы весьма хорошо информированы, мисс.
— Стараюсь. Я не намерена до конца своих дней заниматься светской хроникой. Честно говоря, об этом похищении я узнала сегодня утром, в редакции. Кажется, это женский портрет?
— Мне сказали именно так. Я не видел картины. А о чем еще говорили в редакции?
— Что картина наверняка поддельная. Это правда?
— Баймееры так не считают. Но миссис Хантри утверждает, что это именно так.
— Если Франсин говорит, что это подделка, то у нее, несомненно, есть основания. Я думаю, она способна узнать любую картину, написанную ее мужем. Собственно, их не так уж и много — чуть меньше сотни. Его лучший период длился всего семь лет. Потом он исчез. Или что-то в этом роде.
— Что вы имеете в виду, говоря «что-то в этом роде», мисс?
— Некоторые хорошо информированные жители города считают, что он был убит. Но, насколько мне известно, это всего лишь домыслы.
— И кто же его убил?
Она пытливо глянула на меня.
— Франсин Хантри. Но вы же не станете ссылаться на меня, мистер?
— Если бы вы так думали, мисс, вы бы мне об этом не сказали. А почему именно она?
— Он исчез так внезапно. Люди всегда подозревают именно жену, правда? — Порой они оказываются правы, — ответил я. — Вас интересует исчезновение Хантри с профессиональной точки зрения?
— Я собираюсь писать о нем, если вы это имеете в виду.
— Именно это. Мы могли бы сотрудничать.
Она снова глянула на меня пытливо, на сей раз с долей подозрительности, словно решив, что за моим предложением кроется интерес к ней как к женщине.
— Да?
— Я не имел в виду то, что вы подумали, мисс. У меня другие идеи. Я могу дать вам ценные сведения по делу Хантри. А вы расскажете мне, что удалось узнать вам.
— В самом деле ценные?
— Весьма.
Я рассказал ей о человеке, умершем в госпитале. Ее глаза сузились и засверкали. Она выставила губки, словно в ожидании поцелуя, но думала о чем-то совсем ином.
— Это действительно ценные сведения...
Вернулся Рико со стаканом пенистой жидкости в руке.
— Это заняло много времени, — пожаловался он. — Не было холодного пива. Его тут никто больше не пьет. Мне пришлось его охладить.
— Благодарю вас.
Я взял у него стакан и предложил Бетти Джо.
Она с улыбкой отказалась:
— Мне еще работать сегодня ночью. Вы простите меня, если я исчезну?
Я посоветовал ей поговорить с Маккендриком. Она сказала, что непременно сделает это и удалилась через боковую дверь. Мне сразу стало одиноко.
Я съел свой бутерброд с ветчиной, запивая его пивом, а потом вернулся в зал, где раздавались звуки музыки. Женщина, сидящая у фортепиано, теперь играла какую-то джазовую пьеску, неудачно имитируя свободу профессионального пианиста. Миссис Хантри беседовала с Артуром Плантером, но тотчас упорхнула от него, заметив мой взгляд.
— Что случилось с Бетти Джо? Надеюсь, вы не обидели ее?
Она шутила, но ни один из нас не усмехнулся.
— Мисс Сиддон вынуждена была уйти.
В глазах миссис Хантри исчезли всякие следы веселья.
— Она не предупреждала меня, что намерена нас покинуть. Надеюсь, она посвятит моему приему положенное место в газете — мы собираем пожертвования для местного музея.
— Я уверен, что она это сделает.
— А она вам не сказала, куда направляется?
— В клинику. Совершено убийство. Убит Пол Граймс.
Она широко открыла глаза, словно я обвинил ее, потом опустила ресницы, отдав себе отчет в абсурдности такого предположения. Ей удалось остаться спокойной, но было видно, что она с трудом сохраняет на лице нормальное выражение. Она проводила меня в столовую, но застав там Рико, перешла в маленькую гостиную.
Здесь она прикрыла дверь и, стоя перед пустым остывшим камином, глянула прямо мне в глаза.
— Откуда вам известно, что Пол Граймс убит?
— Я нашел его умирающим.
— Где?
— Недалеко от клиники. Возможно, он пытался добраться до нее и получить помощь, но умер, не добравшись. У него были тяжкие повреждения головы и лица.
Она с шумом втянула воздух. Передо мной стояла все такая же красивая, хоть и не молодая уже женщина, но казалось, что жизнь отхлынула от ее лица. Глаза ее расширились и потемнели.
— Это не мог быть несчастный случай, мистер Арчер?
— Нет. Я думаю, его убили. Полиция придерживается того же мнения.
— Вы знаете, кто ведет следствие?
— Капитан Маккендрик.
— Это хорошо, — она слегка склонила голову. — Он знал моего мужа.
— Но почему эту смерть кто-либо должен связывать с вашим мужем, миссис? Не понимаю...
— Этого не удастся избежать. Пол Граймс когда-то дружил с ним. Его смерть вытащит на свет все старые истории.
— Какие истории?
— Сейчас на это нет времени. Может, поздней... — ее ладонь охватила мое запястье, будто ледяной браслет. — Я хочу кое о чем попросить вас, мистер Арчер. О двух вещах. Пожалуйста, не говорите капитану Маккендрику, да и никому другому, то, что я вам сказала сегодня о бедняге Поле. Он был добрым другом Ричарда, да и моим тоже. Я говорила так в раздражении, не должна была делать этого и мне очень жаль...
Она выпустила мое запястье и облокотилась о кресло. Голос ее менял краски и тон, но глаза оставались неподвижными и внимательными, я почти ощущал на лице их прикосновение. Однако, я абсолютно не верил во внезапный всплеск ее симпатии к Полу Граймсу и задумался о том, что произошло между ними в прошлом.
Она внезапно опустилась в кресло, словно это самое прошлое ударило ее со спины.
— Не принесете ли вы мне чего-нибудь выпить, мистер? — проговорила она слабым голосом.
— Воды?
— Да, если можно...
Я принес из столовой полный бокал. Ее руки дрожали. Держа бокал обеими руками, она сделала маленький глоток, потом залпом выпила остальное и поблагодарила меня.
— Собственно, я не знаю, за что вас благодарю. Вы испортили мне прием.
— Мне очень жаль. Но это не моя вина. Ваш прием испортил убийца Пола Граймса. Я лишь посланец, принесший дурные вести...
Она на минуту подняла глаза к моему лицу.
— Вы умный человек.
— Вы не хотели бы поговорить со мной?
— Мне кажется, я этим и занимаюсь.
— Я имел в виду откровенный разговор.
Она покачала головой.
— Но у меня гости...
— Пока хватает выпивки, они разберутся с собой сами.
— Но я в самом деле не могу, — она встала с кресла.
— Пол Граймс должен был присутствовать на вашем сегодняшнем приеме?
— Но с какой стати?
— У него было с собой приглашение. Разве не вы ему его посылали?
Она смотрела на меня, прислонившись к двери.
— Не исключено. Я разослала много приглашений. Некоторые были посланы другими членами моего комитета.
— Но вы должны знать, был ли он в списке гостей.
— Мне кажется, нет...
— Но вы не уверены?
— Нет.
— Он когда-нибудь бывал в вашем доме?
— Нет, насколько мне известно. Я не понимаю, к чему все это?
— Пытаюсь узнать хоть что-то о ваших отношениях с Полом Граймсом.
— Я не поддерживала с ним отношений.
— Ни плохих, ни хороших. Сегодня днем вы, в сущности, обвинили его в подделке баймееровской картины. А вечером пригласили его на прием...
— Приглашения рассылались вначале прошлой недели.
— Значит, вы признаете, что послали его?
— Возможно. Наверное, я сделала это. А то, что я о нем говорила сегодня днем, не предназначалось для всеобщего ведома. Признаться, он действовал мне на нервы!
— Теперь уже не будет...
— Я понимаю. Мне жаль, что его убили, — она склонила свою гордую седую голову. — Я послала ему это приглашение. Я надеялась, что мы сможем поправить отношения. С определенного времени они оставляли желать лучшего. Я надеялась, что, может, он оценит мой жест доброй воли...
Она глянула на меня сквозь упавшие на лоб волосы. Глаза ее были холодны и внимательны. Я не верил ни одному ее слову и, наверное, это было заметно.
— Я ненавижу терять друзей! — продолжала она горячо. — Особенно тех, кто был дружен с моим мужем! Их все меньше. Тех, с кем мы дружили в Аризоне... А Пол был один из них. Он был рядом с нами, когда Ричард достиг первых больших успехов. Знаете, это, собственно, Пол все устроил. Но сам он так и не смог добиться известности.
— Между ними были напряженные отношения?
— Между моим мужем и Полом? Что вы! Пол был одним из учителей Ричарда и очень радовался его успехам!
— А что о нем думал ваш муж?
— Он был благодарен Полу. Они всегда были в самых теплых отношениях, покуда Ричард был среди нас, — она бросила на меня долгий подозрительный взгляд. — Я не понимаю, чего вы хотите?
— Простите, но я тоже.
— Тогда зачем же говорить об этом? Мы тратим впустую мое и ваше время.
— В этом я не уверен. Пожалуйста, миссис, скажите мне, ваш муж жив?
Она покачала головой.
— Я не смогу ответить на этот вопрос. Я не знаю, честное слово, не знаю.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Он ушел летом 1950 года. С тех пор я не видела его.
— Не было ли каких-либо обстоятельств, указывающих на то, что с ним что-то случилось?
— Скорее наоборот. Он написал мне прекрасное письмо. Вы хотите его видеть?
— Я его видел. Значит, вы допускаете, что он жив до сих пор?
— Я надеюсь, молюсь об этом и верю, что он жив. — Он не связывался с вами с момента своего исчезновения?
— Никогда.
— Вы не ждали вестей от него?
— Не знаю... — она слегка склонила голову, мышцы на ее шее натянулись. — Этот разговор тяжел для меня.
— Мне очень жаль.
— Так зачем же вы продолжаете его?
— Пытаюсь понять, возможно ли, что убийцей Пола Граймса является ваш муж.
— Это безумная мысль! Безумная и мерзкая!
— Кажется, Граймс так не думал. Перед смертью он произнес фамилию вашего мужа, миссис.
Она не упала в обморок, но, казалось, была к этому близка. Ее лицо под слоем косметики побелело, и она упала бы на пол, если бы я ее не поддержал за плечи. Тело ее было гладким, словно мрамор и почти таким же холодным.
Рико открыл дверь, толкнув ее плечом, и вошел в комнату. Я мгновенно оценил его весьма крепкое телосложение — в маленькой комнатке он помещался с трудом.
— Что происходит?
— Ничего, — ответила миссис Хантри. — Прошу тебя, Рико, выйди.
— Он не обидел вас, госпожа?
— Нет-нет. Но я прошу вас обоих выйти...
— Вы слышали, что было сказано, мистер? — обернулся ко мне Рико.
— Вы также слышали. Я должен поговорить с миссис Хантри об одном деле, — я глянул в ее сторону. — Вы не хотите узнать, что сказал Граймс?
— Наверное, я должна выслушать это. Рико, пожалуйста, оставь нас одних. Все в порядке.
Судя по всему, Рико не был в этом уверен. Он глянул на меня грозно и обиженно, словно маленький мальчик, поставленный в угол. Лакей был очень высок и в глазах женщин, любящих мужчин с весьма яркой внешностью, должен был выглядеть красивым. Невольно я задал себе вопрос, принадлежит ли миссис Хантри к числу таких женщин.
— Прошу тебя, Рико... — она говорила тоном хозяйки дикого сторожевого пса или ревнивого жеребца.
Рико выдвинулся из комнаты, я закрыл за ним дверь.
— Он уже давно работает у меня, — пояснила миссис Хантри, — был очень привязан к моему мужу, а когда Ричард покинул нас, перенес это чувство на меня.
— Это заметно, — сказал я.
Она слегка покраснела, но не поддержала эту тему.
— Вы хотели рассказать мне, что сказал перед смертью Пол Граймс.
— Разумеется. Скорей всего, он принял меня за вашего мужа. Сказал: «Хантри? Оставь меня в покое», а потом: «Я знаю тебя, сукин сын». Естественно, из этого можно сделать вывод, что человек, смертельно избивший его, был ваш муж.
Она опустила ладони, открыв бледное измученное лицо.
— Это невозможно... Ричард не был агрессивен... Пол Граймс был его близким другом...
— Я не похож на вашего мужа?
— Нет. Ричард был значительно моложе... — она вдруг смолкла. — Но ведь теперь он был бы намного старше, да?..
— Мы все стареем. Он был бы старше на двадцать пять лет.
— Да... — она склонила голову, словно внезапно ощутив тяжесть этих лет. — Но Ричард действительно ничуть не походил на вас. Разве что его голос несколько напоминал ваш.
— Но Граймс принял меня за Ричарда Хантри раньше, чем я заговорил. Я не сказал ему ни слова.
— И что же это доказывает? Я прошу вас уйти, мистер. Мне очень тяжело все это. И я должна снова вернуться к ним...
Она вернулась в столовую, через минуту и я отправился за ней следом. Миссис Хантри и Рико стояли, склонившись друг к другу, и о чем-то вполголоса говорили у заставленного свечами стола. Я почувствовал себя соглядатаем и прошел к окну. Вдали лежала пристань, путаница мачт и рей напоминала полный суровой красоты белый зимний лес. Отраженные в стекле огни свечей мигали вокруг далеких мачт, словно огни святого Эльма.