Собрание проходило в актовом зале муниципалитета Форт-Мокси. Макс был просто подавлен числом и именами съехавшихся журналистов. Прибыли представители Си-эн-эн и Эй-би-си, телеграфных агентств и нескольких крупных ежедневных газет Среднего Запада и даже один корреспондент «Джапан таймс». Макс Тауэр, знаменитый фельетонист из «Чикаго трибьюн», сидел в первом ряду. Крохотный степной городишко прославился на всю страну — по крайней мере хотя бы на несколько часов.

Накануне вечером Эйприл с Максом приняли решение не замалчивать ничего, кроме догадок. Если информацию дадут по Си-эн-эн, то не стоит рисковать и нарываться на сокрушительные комментарии. Эйприл отрепетировала заявление для прессы, а Макс задал ей все вопросы с подковыркой, какие только пришли ему в голову. Но одно дело репетиция, и совсем другое — реальная аудитория. Эйприл не оратор, а Макс боится выступлений перед публикой, как огня.

— Но кое-какие новости у нас есть, — продолжала Эйприл, вынув из портфеля стопку листов. — Вот данные лабораторного анализа образца парусины, найденной на яхте Ласкера, а также образца наружного покрытия объекта, найденного на гребне. Химический элемент, из которого сделаны эти объекты, имеет атомный номер сто шестьдесят один.

Фотокорреспонденты подошли поближе и защелкали затворами.

— Этот элемент находится в дальнем конце периодической таблицы, хотя точнее было бы сказать, за ее пределами.

Поднялось сразу несколько рук.

— Что именно это означает? — спросила высокая молодая женщина из центра зала.

— Это означает, что до сей поры мы с этим элементом не сталкивались. Правду сказать, не так уж давно я была убеждена, что подобный элемент должен быть крайне нестабилен и существовать не может.

Новые руки.

— А кто мог произвести это вещество?

— Об этом мне ничего не известно.

В руках у некоторых слушателей появились сотовые телефоны. Публика начала напирать, протягивая Эйприл микрофоны и выкрикивая вопросы. Эйприл попросила обождать с вопросами до конца ее заявления. Затем в общих чертах описала цепь событий, начиная с обнаружения судна. Она назвала Макса и Тома Ласкера, воздав им должное (а может, возложив ответственность) за находку на гребне. Потом подробно описала результаты испытаний материалов с яхты и из раскопа.

— Вы сможете получить их перед уходом. — Далее Эйприл призналась, что вразумительного объяснения дать не может, и добавила: — Но мы знаем наверняка, что объект на гребне является строением, а не транспортным средством. Так что всякие измышления на сей счет исключаются. — Эйприл пленительно улыбнулась. — Оно смахивает на старое паровозное депо.

В зале снова поднялись руки.

«Виннипег Фри пресс»: Доктор Кэннон, вы утверждаете, что земная наука не способна произвести подобный материал?

Си-эн-эн: Удалось ли вам установить возраст находки?

«Гранд-Форкс геральд»: Поговаривают, что этим раскопки не исчерпываются. Планируете ли вы начать изыскания где-либо еще?

— По одному, пожалуйста, — загородилась ладонью Эйприл и посмотрела на репортера «Фри пресс». — Если кто-то на такое и способен, он мне не известен.

— А как насчет правительства?

— Вряд ли. Но лучше спросите у них сами. — Она повернулась к корреспонденту Си-эн-эн. — Этот элемент не подвержен распаду, так что точному датированию он вряд ли подлежит. Но судя по всему, для постройки купола строителям пришлось углубиться в скалу. Возможно, нам удастся установить, когда проводились земляные работы. Но пока мы этого не делали.

— А у вас нет фотографий? — помахала блокнотом женщина слева от нее.

Эйприл дала знак Джинни Ласкер, стоявшей рядом с демонстрационной доской, и та откинула лист, закрывавший эскиз купола.

— Насколько мы можем судить, — сказала Эйприл, — вся наружная поверхность сделана из одного материала. Кстати, на ощупь он похож на гнутое стекло.

— Стекло? — переспросил корреспондент Эй-би-си.

— Ну, с виду точь-в-точь как стекло.

Новый град вопросов:

— А что внутри?

— А вы уверены, что ничего не напутали?

— А сможем ли мы воспроизвести этот материал теперь, когда он у нас появился?

И так далее.

Эйприл старательно подыскивала ответы на все вопросы. Она не представляет, что находится внутри купола. Она организовала проверку тех же образцов другой лабораторией, и результаты оказались идентичными. Она не представляет, можно ли научиться производить аналогичные материалы.

— Если это нам удастся, — добавила она, — то мы сможем делать паруса, которые прослужат очень долго.

— Насколько долго? — уточнил репортер «Фарго форум».

— Ну-у, о-о-очень долго, — ухмыльнулась она.

Вопросы безопасности они разрешили вполне успешно. Рабочим раздали пропуска, и полиция не позволяла зевакам заходить на территорию раскопок.

Даже не будь всего остального, уже одна пресс-конференция дала бы Максу понять, какого джинна он выпустил из бутылки. Он дал несколько интервью, стараясь не выходить за намеченные рамки. «Что тут произошло на самом деле? Кто построил купол?» Макс отказывался пускаться в догадки. «Мы знаем не больше вашего». И сказал, что предпочитает оставить за прессой право на досужие домыслы.

Журналистов на раскопе собралось больше, чем землекопов. Они фотографировали, задавали вопросы и стояли в очередях, чтобы взглянуть на прозрачную зеленую поверхность, расчищенную уже в нескольких местах.

Как раз перед полуднем Том Ласкер зашел к сидевшему в фургоне Максу. Телефоны звонили без умолку, и с раскопок сняли несколько человек, чтобы те помогали отвечать на звонки.

— Макс, эта история пошла в эфир, — сообщил Том. — Ее крутят во всех выпусках новостей без исключения. Кстати, звонил Чарли Линдквист. Он нас обожает.

— А кто такой Чарли Линдквист?

— Председатель городского совета Форт-Мокси. Знаешь, что он сказал?

— Нет. И что же?

— Он сказал, что это получше Несси. Чтоб меня разразило. — Том ухмыльнулся от уха до уха. — И самое нелепое. Макс, что это действительно так. Это величайшее событие в наших краях со времени Сухого закона. Кавалер, Валгаллу и прочие городки ждет процветание.

Снаружи послышался возбужденный гомон. Макс выглянул в окно и увидел, что Эйприл прокладывает себе путь к фургону сквозь толпу репортеров.

— По-моему, она им нравится, — заметил он.

— Ага, еще бы! Она им подкинула обалденную сенсацию.

Дверь распахнулась, и Эйприл, пятясь, втиснулась внутрь.

— Дайте мне час, — крикнула она кому-то, — и я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.

— Добрались до моего детства, — сообщила она, захлопнув дверь и привалившись к ней спиной. — Кое-кому из них хочется вытащить из этого очередную историю о том, как обездоленные афроамериканцы выбираются из грязи в князи. — Она со вздохом плюхнулась в кресло и только тут заметила Ласкера. — Привет, Том. Добро пожаловать в психушку!

— Да у меня дома не лучше. Народу не протолкнешься, такого еще не бывало, да еще армия репортеров. Нынче утром, когда я уезжал, они донимали расспросами детей.

— Быть может, именно так отныне будет выглядеть наша жизнь, — развела руками Эйприл.

— Я как-нибудь с этим справлюсь. — Макс упивался происходящим.

— Эй, я голодна, как волк! У вас тут какой-нибудь сандвич не завалялся?

Макс достал ей из холодильника сандвич с ростбифом и пепси. Эйприл развернула сандвич и откусила изрядный кусок.

— Ты здорово смотрелась, — заметил Макс.

— Спасибо. — Ее губы изогнулись в улыбке. — Я чуточку волновалась.

— По тебе не скажешь, — соврал Макс, потому что она нуждалась в поддержке.

Кто-то постучал. Ласкер откинулся на стуле и выглянул в окошко. Потом открыл дверь, впустив седовласого, худого, но невероятно высокого мужчину.

Посетитель взглянул на Эйприл в упор, как на врага:

— Доктор Кэннон?

— Да. — Она с вызовом посмотрела на него. — Чем могу служить?

Пришедший буквально источал холодную ярость. Его редеющие, подстриженные бобриком волосы агрессивно топорщились. Подернутые влагой глаза прятались за линзами бифокальных очков — похоже, давно нуждающихся в замене на более сильные. Он скользнул взглядом мимо Ласкера и Макса, будто те были пустым местом.

— Моя фамилия Эйхнер. Я заведующий кафедрой археологии в Северо-Западном. — Он посмотрел на Эйприл с высоты своего роста; судя по тону, свое моральное превосходство он ставил еще выше. — Как я понимаю, это вы распоряжаетесь этим... — он помолчал, — ...мероприятием?

Тон его был полон снисходительности. Эйприл не спускала с него глаз:

— По какому вы делу, доктор Эйхнер?

— Мое дело — сохранение прошлого, доктор Кэннон. Простите за банальность, но эта находка, это бог весть что, откапываемое вашими людьми, может представлять громадную ценность.

— Мы знаем.

Он бросил ледяной взгляд на Макса — дескать, попробуй-ка возрази!

— Тогда вы должны знать, что существует изрядная вероятность повреждения, а следовательно, и невосполнимой утраты. Все идет совершенно бесконтрольно. На раскопках нет ни одного профессионала.

— Вы имеете в виду профессионального археолога.

— А кого ж я еще могу иметь в виду?!

— Как я понимаю, — встрял Макс, — вы претендуете на это место.

— Откровенно говоря, — Эйхнер по-прежнему обращался к одной лишь Эйприл, — я чересчур занят, чтобы заниматься полевыми изысканиями. Но вы просто-таки обязаны пригласить сюда кого-нибудь, знающего толк в своем деле.

— Однако, доктор Эйхнер, — возразила Эйприл, — мы работаем с предельной осторожностью.

— Предельная осторожность дилетанта — это звучит малоубедительно. — Он достал буклет с надписью «Национальная ассоциация археологов» и протянул его Эйприл. — Я предлагаю вам позвонить в любой университет с приличной кафедрой. Или в Комиссию по древностям. Ее номер на второй странице. Они с радостью помогут вам подобрать кого-нибудь.

Эйприл не шевельнулась, и он швырнул буклет на стол.

— Я не могу помешать тому, что вы тут вытворяете. И очень жаль. Будь такое возможно, я бы положил этому безобразию конец сию же секунду. Поскольку такой возможности у меня нет, я взываю к вашему разуму.

— Спасибо. — Взяв буклет, Эйприл не глядя бросила его в сумочку.

Эйхнер посмотрел на нее, потом на сумочку:

— Я говорю вполне серьезно. Вы несете профессиональную ответственность. — Распахнув дверь, он пожелал всем здоровья и удалился.

Добрую минуту царило молчание.

— Наверно, он прав, — подал голос Ласкер.

— Нет, — покачал головой Маке. — Ни на грош. Кафедра археологии в Северо-Западном знает о подобных раскопках ничуть не больше нашего.

— Я согласна, — поддержала его Эйприл. — Тем более что Шлиман был дилетантом.

— Помнится, я где-то читал, — заметил Ласкер, — что в Трое он жутко напортачил.

Сбывалось все, на что Эйприл возлагала надежды. Она сделала открытие века и, пожалуй, увековечила себя. В один прекрасный день Эйприл Кэннон окажется среди гигантов науки. В этом ей уже ничто не может помешать. Она пока толком не поняла, что же открыла, но в эпохальности открытия сомнений нет.

В тот же вечер о находке говорили по всем каналам, уже всерьез, не поминая о сезоне помешательств. «Час новостей с Джимом Лерером» показал ряд химиков, почти единодушно сходившихся в том, что где-то была допущена ошибка или произошло недоразумение.

— Но, — сказал Алан Наримото из Миннесотского университета, — если доктор Кэннон права, это открытие неоценимой значимости.

— Как это? — спросил Лерер.

— Если на время забыть о нашей исходной посылке и представить, что мы сумеем воспроизвести процесс производства этого элемента... — Наримото покачал головой и повернулся к коллеге Мэри Эспозито из Университета Дюка, подхватившей эстафету.

— Тогда мы смогли бы, — завершила она, — сделать ткань для вашего костюма, Джим, которая пережила бы вас.

Эй-би-си показала сюжет, в котором Эйприл стояла рядом с куполом, держа в руках рулон скотча шириной в два дюйма.

— Это обыкновенная клейкая лента, — проговорила она, отрывая футовый кусок ленты и наклеивая его на картонную коробку и затем срывая. Лента потянула за собой изрядный кусок картона. — В отличие от картона наш элемент крайне слабо взаимодействует с другими веществами. — С этими словами она оторвала еще кусок скотча, крепко прижала его к стене купола и отпустила. Скотч медленно отделился и упал на землю. — Ему не страшны ни снег, ни вода, ни грязь — даже клейкая лента. — Камера сделала наезд на зеленую поверхность. — Подумайте, какой замечательный получился бы из него защитный лак для вашего автомобиля.

Комментарии были хоть и осторожными, но не враждебными. Эйприл считала, что выглядела хорошо — этакий образчик сдержанности и уверенности. Только факты, мэм!

Атомный номер бог весть где — за углом и напротив, отсюда не видать. «Этот элемент находится в периодической таблице невероятно далеко. Вообще-то можно без натяжки сказать, что он находится за ее пределами». Научный обозреватель «Тайма» побелел как мел. Вот это был славный день! Сегодня вечером ученые всей страны впервые прочтут эту информацию. Эйприл пока не публиковалась, но это не беда, потому что у нее есть доказательства. Отныне она войдет в легенды. Чудесное чувство!

В мотеле «Северная звезда» бара не было. От возбуждения Эйприл не могла ни спать, ни читать и уже было собралась позвонить Максу, чтобы предложить пойти отпраздновать событие еще разок (хотя оба они явно перебрали на радостях во время обеда в Кавалере с Ласкерами), когда зазвонил телефон.

Звонил Берт Кода, заместитель директора Колсоновского института, работающий там со времен второй мировой войны. Институт давным-давно заменил этому усталому, издерганному, отчаявшемуся человеку и жену, и семью, и Бога, и страну.

Без лишних экивоков он с ходу выпалил:

— Эйприл, ты что, из ума выжила?!

Это не могло не пробудить ее от грез.

— В каком это смысле?

— Ты сегодня выступала перед камерами.

— И что?

— Ты даже словом не обмолвилась об институте. Ни единым.

— Берт, это не имеет ни малейшего отношения к институту.

— Что ты городишь?! Насколько я помню, во время нашей последней встречи ты еще работала на нас. И когда же ты уволилась? Ты что, смотала удочки, когда я отвернулся?

— Послушайте, я просто старалась не впутывать институт в это дело.

— Почему? С какой стати тебе такое вздумалось?

— Потому что тут идет речь об НЛО, Берт. Может, о зеленых человечках. Вы хотите, чтобы институт ассоциировался с зелеными человечками? Я полагаю, что Колсоновскому положено держать марку оплота научной мысли.

— Пожалуйста, перестань юлить.

— Я и не собиралась.

— Еще как собиралась! Это же бесплатная реклама, да притом в безмерных количествах! Что-то я не слышал сегодня болтовни об НЛО.

— Еще услышите.

— Плевать! — В голосе его зазвучали угрожающие нотки. — Эйприл, тебя показывают по всем программам. Как я понимаю, завтра ты будешь во всех газетах. Ты, Эйприл. Не Колсоновский институт, а Кэннон. — Он порывисто вздохнул. — Ты хоть слышишь, о чем я говорю?

— Но это скверная реклама!

— Скверной рекламы не бывает. Когда репортеры выстроятся к тебе в очередь, а это уж непременно, будь так любезна, упомяни о своем работодателе, переплачивавшем тебе не один год. Как ты, сможешь себя заставить?

Эйприл выдержала паузу. Она с удовольствием бросила бы вызов этому сукину сыну. Но, откровенно говоря, она страшилась его.

— Ладно, — проронила она наконец. — Если вам так хочется.

— О да, именно этого мне и хочется.

Эйприл мысленно увидела, как он откинулся назад с закрытыми глазами и выражением отчаяния на лице, появляющимся всякий раз, когда он сталкивается с вездесущей глупостью.

— Да, я очень этого хочу. Кстати, можешь упомянуть, что мы особо хороши по части экологии. Ах да, еще вот что... Мне было бы любопытно узнать, где ты была и за чей счет трудилась, когда познакомилась с этим делом впервые.