— Она останется со своими братьями, чтобы отстоять свое наследие. — На его обветренном лице застыло выражение гордого неповиновения.

— Мы в вас не нуждаемся, — сказал Адам. — Вы с Максом должны уехать сейчас же, пока еще не поздно.

— Он прав, — подхватил Макс. — Нам тут нечего делать.

— По-моему, тут дело найдется всем, — печально взглянула на него Эйприл. — Мы чертовски глупы, ленивы или что там еще, чтобы приставить к делу образованных людей, так что вместо этого мы уничтожим Купол. Прямо злости не хватает! Никуда я не поеду! Мое место здесь...

— А вы умеете стрелять? — перебил ее Адам. — Вы будете стрелять?

— Нет. Я не стану никого убивать. Но все равно останусь здесь. — Эйприл понимала, как бессвязно и бессильно прозвучало ее заявление, и на глазах у нее выступили слезы.

— Вы будете только путаться под ногами.

— Если хотите убрать меня отсюда, — не уступала она, — то вам придется швырнуть меня в пропасть!

Макс в отчаянии вскинул руки. Он все пытался начать сложную процедуру прощания и отступления в сторону машины. «Порой, — думал он, — нужно куда больше воли, чтобы сбежать, чем остаться». Он вовсе не собирался возлагать свою жизнь на алтарь безнадежного предприятия и все еще раздумывал, как бы потактичнее удалиться, когда к ним подошла Андреа.

— Может, есть еще один способ, — сказала она Адаму. — Скажем, пригрозить, что уничтожим ворота. Оставим их с носом.

— Не годится, — возразил он. — Именно этого они и хотят.

— А может, и сработает, — не согласился Макс. — Сегодня тут наверняка столько прессы — яблоку упасть негде будет. Это будет информационный кошмар правительства.

— Это станет информационным кошмаром, если мы сумеем передать угрозу в эфир, — заметил Адам. — А такой возможности у нас нет.

— То есть как? Разве Снежная Ястребица не в эфире?

— Нет, — подтвердила Андреа. — И если бы мы смогли каким-либо образом связаться с прессой, то сумели бы оказать на них серьезное давление и заставили отступить.

— Нет. — В голосе Эйприл зазвенела сталь. — Нельзя ставить ворота под угрозу. Иначе просто нет смысла здесь оставаться.

— Мы вовсе не обязаны их уничтожать, — стояла на своем Андреа. — Это просто блеф.

— Именно так они и поймут, — парировал Адам. — Пожалуй, еще и начнут нас провоцировать, чтобы мы привели угрозу в исполнение. — По дороге двигались огни фар. — Им просто придется так поступить.

Зазвонил телефон. Все переглянулись.

— А я думал, телефон не работает, — подал голос Макс.

Они стояли на краю раскопа.

— Должно быть, это представители властей, — решила Эйприл.

Звонил аппарат Макса. Сняв трубку, Эйприл послушала и кивнула.

— Да, он здесь. — Она протянула трубку Максу.

— Алло! — буркнул тот.

Женский голос переспросил, в самом ли деле он мистер Коллингвуд.

— Да.

— С вами хочет поговорить президент.

Макс оцепенел и уставился на остальных. Те устремили взгляды на него. «Кто?» — беззвучно, одними губами спросила Эйприл.

И тут в трубке зазвучал знакомый голос с резковатым балтиморским акцентом:

— Макс?

— Да, господин президент.

Окружающие удивленно распахнули глаза.

— Макс, наш разговор могут услышать остальные?

— Да.

— Ладно. Я понимаю, что вы можете при желании включить громкую трансляцию. Но лучше не надо. Мои слова предназначены только для ваших ушей.

У Макса вдруг пересохло во рту.

— Господин президент, я очень рад вас слышать.

— А я рад случаю потолковать с тобой, сынок. Итак, слушай: во всей стране воцарился ад кромешный. Все обстоит куда хуже, чем ты, должно быть, подозреваешь. Люди теряют работу, лишаются своих сбережений, и Бог знает, куда это нас вообще заведет.

— Из-за Купола?

— Из-за Купола. Послушай, нам не хотелось бы ничего отнимать у индейцев, и ты это знаешь. Вся страна это знает. Но люди напуганы, и надо взять события под контроль. Мы проследим, чтобы об индейцах хорошо позаботились. Даю тебе слово. Но эта штуковина в корне отличается от всего, с чем нам до сих пор приходилось иметь дело. Это ведь национальное достояние, верно? Я хочу сказать, что это же не индейцы его туда поместили, они вообще не имеют к этому никакого отношения. Просто уж так получилось, что он оказался на их земле. — Президент замолчал — желая то ли отдышаться, то ли взять себя в руки. Голос его звучал на грани срыва.

— Мне известно об этих проблемах, сэр.

— Хорошо. Тогда ты понимаешь, что я вынужден перейти к активным действиям. Вынужден. Помилуй Господи, Макс, меньше всего на свете нам хочется, чтобы из-за ерундовины была пролита кровь.

— Я уверен, что все здесь присутствующие разделяют ваши чувства.

— Конечно. Конечно. — Голос президента изменился, в нем зазвучали нотки уверенности, словно они уже достигли согласия. — Я знаю о твоем отце, Макс. Он послужил стране чертовски хорошо.

— Да, сэр. Послужил.

— Теперь такой шанс появился у тебя. — Он мгновение помедлил. — Мне нужна твоя помощь, сынок.

Макс уже догадывался, что последует дальше:

— Я тут не пользуюсь особым влиянием, господин президент.

— Они нам не доверяют, не так ли?

— Нет, сэр. Не доверяют.

— Винить их тут не в чем. Но мне хотелось бы лично поручиться, что они получат щедрую компенсацию за отказ от прав на гребень Джонсона.

— Вы хотите, чтобы я им это сказал?

— Будь так добр. Но еще мне нужно, чтобы ты попытался убедить их взглянуть на проблему с нашей точки зрения. Ты мне нужен, чтобы убедить их отступить, Макс. Единственное, к чему приведет их упорство — они все будут убиты. Ну пожалуйста, мне без твоей помощи не обойтись.

— Но почему я, господин президент? Почему вы не позвали к телефону губернатора Ходока? Или доктора Кэннон?

— Ходок свой выбор уже сделал. Доктор Кэннон еще слишком молода, чтобы иметь влияние на группу индейцев... Ну, сам понимаешь. Буду с тобой честен до конца, Макс. Мы тут просмотрели личные дела всех, кто находится рядом с тобой, и обнаружили, что ты один способен внять голосу рассудка.

Макс тяжко вздохнул. Он оказался слабым звеном.

— Я скажу им, — пообещал он. — А можно у вас спросить кое о чем?

— Валяй, Макс. Спрашивай что хочешь. Вообще что угодно.

— Ходят слухи, что правительство намерено уничтожить Купол. Вы мне можете дать слово, что в этом нет ни крупицы правды?

На том конце послышалось учащенное дыхание. Потом:

— Макс, мы не станем этого делать.

— Даете слово, господин президент?

— Макс, я могу обещать щедрую компенсацию.

— Что он говорит? — шепотом поинтересовалась Эйприл.

Макс лишь тряхнул головой:

— Вряд ли этого достаточно, господин президент.

— Макс, ты можешь нам помочь. Поговори с ними.

— Меня они не послушают. Кроме того, мне кажется, что они правы.

Тишина на том конце провода затянулась настолько, что Макс было засомневался, что президент еще не бросил трубку.

— Знаешь, Макс, — подал тот наконец голос, — если кровопролитие будет, тебе придется до самой смерти жить с сознанием, что ты мог его предотвратить. — Максу живо представился президент: маленький человечек, чем-то смахивающий на хозяина ближайшего писчебумажного магазина. — Мне жаль тебя, сынок. Ну что ж, ты поступил, как должен, и я уважаю тебя за это. Только будь на связи, ладно? Тебе дадут номер, так что ты сможешь дозвониться, если передумаешь. Если нам удастся выпутаться из этого мирным путем, я с радостью увижу тебя в Белом доме.

На этом разговор закончился. Макс записал номер и вручил его Адаму. Даже не взглянув на листок, Адам порвал его на мелкие клочки, распахнул дверь и пустил их по ветру. И только тут до Макса дошло, что единственным человеком, подумавшим, будто Макс Коллингвуд собирается остаться с сиу, был президент Соединенных Штатов.

Белый фургон новостей «Лесли в десять» катил по прерии на восток, в сторону гребня Джонсона. Кэрол была вне себя от волнения, вновь и вновь проигрывая в уме интервью и наслаждаясь драматическим эффектом. «Она останется рядом с братьями, чтобы отстоять свою землю». А потом, в конце, свою финальную реплику: «Репортаж Кэрол Дженсен из резервации сиу у Дьявольского озера, специально для новостей Эн-би-си».

И это еще не все. Сюда направляется Роберт Бейзелл, но до его приезда она остается единственным репортером, находящимся на переднем крае. В душе Кэрол надеялась, что самолет Бейзелла где-нибудь застрянет.

Откинувшись на спинку сиденья, Кэрол позволила своему безмерному восторгу на миг захлестнуть ее.

Они проехали через плоскогорье Пембина и снова повернули на север по шоссе №32. Через некоторое время небо впереди озарилось изумрудным сиянием.

Полицейские направляли все машины в объезд. Кэрол показала свои документы, и ей позволили проехать. Впереди, у въезда на дорогу к гребню, мерцали мигалки, и на шоссе падал голубоватый свет софитов. По обе стороны от двухполосной дороги на склоне стояли легковые машины и фургоны. Чанг выключил двигатель и затормозил возле фургона Эн-би-си.

У въезда на дорогу собралась целая толпа журналистов. В центре их внимания пребывал старенький потрепанный «форд». Кэрол узнала Ходока тотчас же. Выбравшись из машины, он беседовал с помощником шерифа. Остальные полицейские без особого успеха пытались держать журналистов подальше от них.

— Хватай камеру, Чанг, — распорядилась она, набирая номер студии на своем сотовом телефоне.

— Кэрол? — тотчас же отозвался режиссер. — Я как раз собирался тебе звонить.

— Мы на месте.

— Хорошо. Ходок только что спустился с горки. Си-эн-эн и Эй-би-си уже включились. Очевидно, он собирается сделать заявление.

Кэрол уже успела выйти из машины и приближалась к месту действий. Чанг подошел с другой стороны, вскидывая камеру на плечо.

— Даем заставку, — сообщили из студии. — Включаем вас через двадцать секунд.

— Сукин сын. — Кэрол бросила короткий взгляд на спутника. — Чанг, ты готов?

Они вклинились в группу журналистов, прокладывая себе путь локтями и боками, пока не смогли пробраться поближе. Ходок казался совсем старым и надломленным. Обеспокоенные суматохой полицейские уже начали терять выдержку. Женщина с бляхой судебного исполнителя на груди оживленно обсуждала что-то с шефом полиции Датаблом. Кэрол всегда хорошо читала по губам и разобрала достаточно, чтобы понять: женщина уговаривает шефа позволить, чтобы что-то произошло.

Репортеры пробивались вперед. Вся сцена была залита ослепительным светом, позади на снегу лежали угольно-черные тени.

Помощник шерифа заметил знак, поданный Датаблом, и сдал назад. Тотчас же в сторону «форда» протянулось несколько рук с микрофонами. Как индейцы относятся к изгнанию? Окажут ли сиу сопротивление? Прячут ли сиу что-нибудь? Правду ли говорят о Пришельце?

— Нет, мы ничего не прячем, — отозвался Ходок и взобрался на склон, чтобы его увидели все. — Меня зовут Джеймс Ходок. Я губернатор и председатель совета племени.

— Так что же тут за бешеная секретность? — крикнул кто-то.

— Нет никакой секретности, — озадаченно поглядел на журналистов Ходок. — Мы охотно делились девственным миром со всеми, кто приходил взглянуть. Но Купол находится на нашей земле.

Репортеры притихли.

— Быть может, — продолжал Ходок, — через этот гребень проходит дорога к звездам. Кое-кого тревожат сделанные тут открытия. Пожалуй, даже пугают. А нам хорошо известно, что, когда приходят перемены, никто не цепляется за старое с такой отчаянной решимостью, как власть предержащие. Они знают, что перемены неизбежны, но если смогут, будут выдавать новое строго отмеренными порциями, будто корм для кур.

Ваше правительство сказало нам, что мы должны уйти. Если мы не подчинимся, нас изгонят силой. А тем, у кого достанет безрассудства остаться на собственной земле, грозят тюрьмой. Или чем-нибудь похуже. И я хочу спросить вас: если эти люди могут захватить нашу землю, потому что они напуганы, чья же земля гарантирована от их посягательств? Если они готовы выхватить у нас наше будущее, то чье же будущее гарантировано от их посягательств?

(Голос режиссера: «Гениально, Кэрол! Он просто великолепен! Попытайся взять у него эксклюзивное интервью, когда все будет кончено».)

— Уже не в первый раз нас заставляют защищать свою землю ценой крови. Но я обращаюсь прямо к президенту Соединенных Штатов. — Чанг сделал наезд до крупного плана. — Господин президент, только вы располагаете властью, необходимой, чтобы положить конец происходящему. Люди, которые погибнут сегодня ночью — и по ту, и по другую сторону, — невинны. Кроме того, они идеалисты, иначе им не пришлось бы сегодня противостоять друг другу. Они — лучшие среди нас, они готовы пожертвовать собой ради того, что им диктуют старейшины. Положите этому конец, пока еще можно!

Пропуск Тома Ласкера ничуть не помог ему у заграждения — его просто-напросто завернули, не дав никаких объяснений. Он тут же схватился за сотовый телефон, чтобы позвонить Максу, но в трубке раздавались лишь частые двухтональные гудки, обычно указывающие, что линия отключена.

Том слушал все репортажи с места событий и знал, что объявлен ультиматум. Однако только сейчас до него дошло, что дело идет к стрельбе и могут быть жертвы.

Он колебался, не зная, что предпринять, понимая, что надо с кем-нибудь поговорить, но не представлял, кто же тут может помочь. Позвонив Джинни, он рассказал ей о происходящем.

— Поезжай домой, — попросила она. — Не впутывайся в это.

А через минуту она сама перезвонила мужу:

— Кто-то из резервации пытается переговорить с тобой. — Она продиктовала номер и добавила: — Будь осторожен.

Трубку снял Уильям Ястреб.

— Том, — сказал он, — нам нужно как-нибудь передать весточку губернатору.

Эйприл охватило необычайное спокойствие. Максу оставалось только гадать, из-за чего — то ли она в нем разочаровалась, то ли просто напугана. Они вернулись в административный блок и сидели в мрачном молчании. Во всяком случае, в такой гнетущей атмосфере Макс не мог признаться, что у него на душе. И это причиняло ему невыносимую муку.

— Эйприл, — промолвил он, — а ты уверена, что хочешь остаться?

Она подняла глаза. Ей потребовалась добрая секунда, чтобы сосредоточиться.

— Да. Я полностью разделяю чувства Адама. Я не могу уйти отсюда и позволить им все захватить.

— Ага. Ладно. — Макс встал. — Ну, тогда я поехал.

— Удачи тебе, — кивнула она.