27

Гарри Миллз любил говаривать, что он — возделанная нива, несущая доброе семя. Он тридцать лет проработал в конгрессе Соединенных Штатов Америки, восемь в роли председателя сенатской комиссии по вооруженным силам, а при Мэтте Тейлоре стал вице-президентом. Людям Гарри говорил, что у него нет иных политических целей, кроме служения народу. Когда у него появится шанс претендовать на высший пост, ему исполнится уже семьдесят семь.

Поэтому он решил уйти в отставку по окончании первого срока Тейлора на посту президента, будучи еще достаточно молодым, чтобы насладиться бездельем. Можно будет писать мемуары, путешествовать по стране, навещать внуков, расселившихся от Спокана до Кей-Уэст, и вернуться к серьезной игре в бридж — страсти, оставленной четверть века назад.

Проблема лишь в том, что он уже, наверное, слишком стар. Он утратил интерес к политике и вкус к власти. Ему больше не доставляет удовольствия ни воздействие на жизнь общества, ни работа бок о бок с тем, кто принимает кардинальные решения, ни даже традиционные воскресные теледебаты. Сегодня ему пришлось принимать короля Иордании, хотя Гарри всем сердцем желал посидеть дома с Мэриан, сбросить ботинки и посмотреть по телевизору какой-нибудь хороший фильм.

Как обычно случается на подобных аудиенциях, на него набросилось полдюжины кровопийц, желавших с его помощью протиснуться в повестку дня. Одним из них был директор НАСА Рик Кьюф — невысокий (едва-едва пять футов шесть дюймов), узкоплечий и узколобый (в обоих смыслах), уклончивый, рассеянный и частенько меняющий тему разговора без малейшего предупреждения. Один из столичных ученых мужей как-то заметил, что общаться с Кьюфом — все равно что пытаться поддерживать непринужденную беседу с человеком, прячущимся за деревом. Гарри подошел к столу с закусками — тут-то директор НАСА и настиг его.

Кьюфа Гарри очень не любил. Тот приобрел популярность благодаря прошлым заслугам — раньше директор был астронавтом, — и его гораздо больше интересовала собственная карьера, нежели дела вверенной ему организации.

Покачивая бокалом с коктейлем из рома и кока-колы, Кьюф старался напустить на себя вид человека, пострадавшего от косности и глупости бюрократического аппарата. Обменявшись с Гарри любезностями, он ринулся в бой.

— Мистер вице-президент, у нас возникла проблема. Это насчет штуковины на гребне Джонсона. Мои люди начинают сомневаться, есть ли у них будущее.

Когда была популярна идея пилотируемых космических полетов в военных целях, Кьюф стоял за нее горой, но в последние годы не менее пылко выступал за использование космоса на благо экономике, науке и национальной безопасности.

— В каком это смысле? — не понял Гарри.

— Вы что, серьезно?! Да что проку от носителей и челноков, когда можно просто ходить? — Кьюф одним духом опустошил стакан. — Что президент намерен предпринять по этому поводу?

Разговоры о Куполе уже навязли у Гарри в зубах. Человек неробкого десятка, он был убежден, что со временем все уладится и жизнь пойдет своим чередом.

— Расслабьтесь, Рик. Для НАСА дело всегда найдется.

— Ну так пусть кто-нибудь скажет об этом моим людям, потому что они уже посматривают на сторону. Мистер вице-президент, они начинают сваливать! И это преданные люди. Незаменимые. Как только у них возникает ощущение, что их труд никому не нужен, они уходят. Организация просто гибнет!

«И твоя должность вместе с ней», — подумал Гарри, а вслух сказал:

— Я поговорю с президентом. Не сомневаюсь, что он охотно сделает заявление о намерениях.

— По-моему, он может сделать кое-что получше. Хотите выслушать мое предложение?

Гарри молча покручивал бокал пальцами, ожидая.

— Ликвидируйте этот район. Пошлите звено «эф-сто одиннадцатых» и сровняйте этот гребень с землей. Извиниться вы можете после, и никто не пожалуется. Никто.

Пресс-конференции на гребне Джонсона проводились ежедневно в час дня. Сборная команда репортеров в скафандрах побывала на галактической станции, по-видимому, расположенной в космическом пространстве. Подтвердить или опровергнуть это предположение пока невозможно, так как выхода из зала найти не удалось. Но если станция действительно расположена вдали от небесных тел, то отсюда следует, что искусственная гравитация осуществима на практике. Запланирована научная экспедиция на станцию.

Однако сегодня никто ни о чем не желал слышать, кроме Пришельца.

Стоя рядом с Адамом Небо, Эйприл произнесла краткое заявление, признавая, что не исключена весьма малая вероятность проникновения сквозь Портал некоего существа.

— Но нам так не кажется. Мы практически уверены, что на самом деле имел место лишь небольшой сбой. В результате сбоя открылся канал между гребнем Джонсона и одной из других станций.

— Лабиринтом? — уточнил Питер Арнетт из Си-эн-эн.

— Да.

— Эйприл, — напирал он, — когда вы откроете Лабиринт для нас?

— Как только будет достоверно установлено, что он необитаем, Питер. — (Не то слово. Надо было сказать «пуст», это прозвучало бы менее зловеще.) — Но мне хотелось бы подчеркнуть, что мы провели там более двух часов, не заметив никаких признаков жизни. Нас никто не преследовал, не нападал и не угрожал нам. Когда мы вернулись, система реактивировалась сама по себе. Никто не появился, и нет никаких доказательств чего-либо иного, кроме неполадок. Надеюсь, это положит слухам конец.

— Значит, вы не видели вообще ничего? — осведомился корреспондент «Ле Паризьен».

— Именно так.

— Но что же вы ожидали увидеть, если существо невидимо? — подхватил представитель «Лондон таймс».

— Ну что тут скажешь? — развела Эйприл руками. — Мы ничего не видели, больше мне сказать нечего. Если «Таймс» хочет пуститься в домыслы, милости прошу.

— А что вы думаете по поводу заявления Дикина? — спросил репортер «Правды». — Дикин клянется, что сквозь Врата кто-то все-таки вошел.

Эйприл напустила на себя несчастный вид:

— Вам следовало бы спросить об этом у доктора Дикина.

Репортеры, как и все остальные, любят сенсации. Эйприл понимала, что они колеблются между своим природным скепсисом и безмолвной надеждой, что в этих слухах что-то есть. Всякому понятно, что благодаря таким новостям газеты и продаются. В преогромных количествах.

Конечно, Эйприл говорила далеко не искренне. Охранником, увидевшим, что загорелась не та пиктограмма, был Джордж Чистый Родник. Джордж тоже убежден, что сквозь Врата кто-то вошел. Но они уже убедились на горьком опыте, что сообщать публике обо всем, что знаешь, далеко не безопасно.

— Стоит сказать на пресс-конференции, что мы думаем на сей счет, — сказал Макс, — и паники не миновать.

— Никакой паники не будет, — не согласился Адам. — Это правительство любит решать за народ, как тот себя поведет в той или иной ситуации. По-моему, лучше сказать правду.

— Правду люди склонны преувеличивать, — устало поглядел на него Макс. — Ты давно не ездил по округе? В окрестных городках двери вечером запирают на засов. И детишек гулять почти не отпускают.

«Полуденные новости», КЛМР-ТВ, Фарго

Анкор: Сегодня в Форт-Мокси и его окрестностях происходят еще более странные события, Джули. Вначале мы показали эксклюзивное интервью, которое нам дал человек, утверждающий, что он разговаривал с невидимым существом, обитающим в приграничном районе.

(Панорама на железную дорогу с высоты птичьего полета. Видно депо, ряд цистерн и пустых платформ. Постепенный отъезд с переводом камеры на горизонт.)

А вот еще один рассказ о так называемом Пришельце, посетившем наш город. Репортаж Кэрол Дженсен из Нойеса, штат Миннесота.

(Мы видим Дженсен, стоящую рядом с железнодорожными путями, перед белой цистерной.)

Дженсен: Вот здесь это и произошло, Клод. Мы находимся в маленьком депо в Нойесе, Миннесота, примерно в миле к югу от канадской границы. Пару дней назад работник железной дороги встретился здесь с внеземным существом, якобы появившимся из Купола на гребне Джонсона. Этот работник, Карт Холлис, после инцидента был доставлен в больницу, но сегодня он пребывает в добром здравии и находится с нами здесь.

(Общий план. Рядом с журналисткой стоит Холлис.)

Как вы себя чувствуете, мистер Холлис?

Холлис: Спасибо, нормально.

Дженсен: Что же здесь произошло на самом деле?

Холлис (нервничает): Кто-то позвал меня по имени. Вроде бы как ветер. (Пытается воспроизвести звук.)

Дженсен: А кто-нибудь еще слышал его?

Холлис: А то как же. Инспекторша слыхала. Спросите вон у нее. Вот тут все и было.

Дженсен: Он сказал что-нибудь еще?

Холлис: Не словами.

Дженсен: А чем же, если не словами?

Холлис: Толком не знаю. Вызвал у меня потешное ощущение.

Дженсен; Какое же, мистер Холлис?

Холлис: Вроде как я полетел. Слушайте, если по правде, так я напугался... (Колеблется.) Напугался до чертиков.

Дженсен: И что же было дальше?

Холлис: Я сомлел.

Дженсен: Вот так, Клод.

(Переход на общий план, показывающий товарную станцию с верхней точки.)

Здесь голос слышал еще один человек. Стало ли это депо местом встречи человека с внеземным существом? Или просто в тех местах, где многие люди сообщают о странных событиях, воображение начинает выкидывать с людьми разные фокусы?

Анкор: Спасибо, Кэрол. Теперь перейдем к самому Форт-Мокси. Смотрите очередной репортаж Майкла Уайдмена из Церкви-в-глубинке, где вчерашняя вечерня была прервана весьма необычным образом.

В тот же самый день, когда «Холиок Индастриз» разослала своим пенсионерам скверные новости, в «Дер Тагесшпигель» было опубликовано заявление Хайнца Эрхардта из Берлинского университета, прошлогоднего лауреата Нобелевской премии по экономике. Эрхардт признал, что после новостей из Северной Дакоты мировую экономику залихорадило.

— Краткосрочный спад неизбежен, — сказал он. — Но зато возникает возможность промышленного применения открытий в производстве материалов и транспорте. Нет никаких оснований полагать, будто они окажутся непригодными для применения, и человечество шагнет в период процветания, какого еще не знала история.

Но весь мир остался глух к его словам. К исходу дня коэффициент Доу-Джонса упал еще на 240 пунктов и продолжал катиться под гору.

«Ларри Кинг в прямом эфире».

Гость: доктор Эдуард Баннерман из Института фундаментальных исследований.

Кинг: Доктор Баннерман, высказывание о том, что самой грандиозной новостью является существование так называемой галактической станции, приписывается вам. Чем вы его обоснуете?

Баннерман (смеется): Ларри, грандиозны все эти новости до единой. Но вероятность, что станция, на которой погиб Арки Рыжий Папоротник, действительно расположена в космическом пространстве, дает грандиозный толчок целой цепи невероятных событий.

Кинг: Почему?

Баннерман: Позвольте объяснить это простыми словами.

Книг: Хорошо.

Баннерман: В этой комнате предметы падают вниз. Согласно рапортам, галактика своего положения в окне не меняет. Таким образом, данная станция не вращается. А если и вращается, то крайне медленно. А это факт величайшей важности, поскольку он наводит на мысль, что коль станция находится вдали от массивных планет, то на ней имеется установка искусственной гравитации.

Кинг: Я понимаю, что это может иметь важное значение. Но...

Баннерман: Ларри, если бы нам удалось создать установку искусственной гравитации, то мы смогли бы снизить, а то и полностью аннулировать воздействие земного тяготения. Словом, получить антигравитацию. Подумайте, какие выгоды она предоставит даже простому домовладельцу, например. Хотите передвинуть диван? Прицепите к нему антигравитационный диск и пусть диван летит себе в соседнюю комнату.

Гораций Гибсон начал самостоятельную жизнь, работая страховым агентом. Вскоре работа ему наскучила, и Гораций вступил в морскую пехоту, поднялся по служебной лестнице до командира батальона, получил Серебряную звезду за Персидский залив и медаль Славы за Иоганнесбург. О его подразделениях столько писали, что вырезками можно было бы оклеить кабинет Гибсона. В 1996 году он ушел в отставку, попробовал новую гражданскую работу, на сей раз торговлю недвижимостью, и продержался на ней почти год. А в годовщину ухода из армии Гибсон вступил в корпус судебных исполнителей США.

За два года он поднялся до командира группы специальных операций, расквартированной в Пайнвилле, Луизиана.

Люди Горация любили. Он охотно брал на себя руководство, когда обстоятельства того требовали, и не жалея сил добивался, чтобы операция под его руководством достигла максимального эффекта при минимальном риске.

Он был дважды женат и оба раза развелся. Его жизнь казалась обеим экс-женам чересчур непоседливой и нерегулярной. Оба его сына (не без основания) винили в этих домашних катастрофах Горация и поддерживали с отцом довольно натянутые отношения. Гораций так и не нашел, чем заполнить зияющую дыру в личной жизни, и в результате подолгу задерживался на работе. Его начальник Карл Россини любил подшучивать над Горацием, повторяя, что ему нужна женщина. Самое же смешное состояло в том, что Гораций действительно нуждался в женщине и сам знал об этом.

Пока же он развлекался, когда подворачивалась возможность. С годами таковая подворачивалась все реже, и причиной тому был не только возраст, но и возрастающая разборчивость. Но иногда радости выпадали и на его долю, одна из которых приняла облик Эмили Пэсинджер, роскошной молодой особы, повстречавшейся Горацию во время благотворительной вечеринки в пользу Пайнвилльской библиотеки. Они несколько раз вместе отобедали, пару раз сходили в кино и начали вместе бегать трусцой по утрам. Однако Гораций отметил, что она не горит желанием завязать более прочные отношения, и отнес это на счет своего послужного списка. Она не хочет стать третьей жертвой.

Посему Гораций предпринял кампанию, имевшую целью продемонстрировать, что теперь он не только стал более зрелым, но и одомашнился. Первым шагом стало приглашение Эмили отобедать у него дома, и когда она согласилась, Гораций с энтузиазмом взялся за подготовку к вечеру. Купив пару телячьих огузков и бутылку дорогого шампанского, потратившись на керосиновую лампу, призванную создать романтическую атмосферу, он целый день отдал уборке. В тот же вечер, через двадцать минут после того как он открыл шампанское, зазвонил телефон.

28

Худой бородатый мужчина озирал Тихий океан из своего дома в Лагуна-Бич. По спокойной глади вод неспешно шел сухогруз, по ясному небу были разбросаны кудрявые облака.

Держался мужчина как-то неуверенно, и стороннему наблюдателю пришлось бы порядком поломать голову, чтобы понять, куда направлено его внимание. В правой руке у него был бокал сухого белого вина.

Подобно гавани, город раскинулся перед ним как на ладони. По прибрежному шоссе непрерывным потоком катили машины. Он бросил взгляд на часы, как делал каждые две-три минуты уже на протяжении часа.

Зазвонил телефон.

Отвернувшись от окна, мужчина уселся за письменный стол.

— Алло?

— Грег, все готово.

В Фарго почти два часа.

— Ладно. Они знают, что мы идем?

— Пока нет. Слушай, насколько сильно ты можешь повлиять на федералов?

— Не очень.

— Постарайся.

Человек из Лагуна-Бич смотрел на авиабилеты.

— Выше голову, Уолтер. До встречи через несколько часов.

Пит Паппадополо проработал на складе «Эй-Би-Си Пистонс, Инк.» четыре года и недавно был впервые назначен на руководящий пост. Его брак пошел прахом за полгода до этого, когда жена сбежала с оптовиком, перепродающим пиво, и оставила сына-астматика на руках у Пита.

Пит подрабатывал на второй работе, доставке китайских блюд, чтобы платить за сиделку и медицинское обслуживание. Спал он плохо, постоянно пребывая в подавленном состоянии духа; жизнь его стала совсем пустой. Он тосковал о жене, и врачи посадили его на транквилизаторы. Но вот подоспело повышение, принеся солидную прибавку к жалованью и надежды на дальнейшее продвижение, поскольку «Эй-Би-Си» собиралась распространить свою деятельность в смежные области. Более того, приступы у ребенка пошли на убыль — и по частоте, и по интенсивности; болезнь миновала критический рубеж.

К несчастью, «Эй-Би-Си» тоже переживала период перемен. Ее развитие должно было финансироваться вторичной эмиссией акций, но стоимость капитала компании в последние недели пошла на убыль, и банки, долго выжидавшие и наблюдавшие за развитием событий, взяли финансовое предложение обратно.

В результате «Эй-Би-Си» обнаружила неожиданный избыток персонала. Руководство ответило на это устранением тысячи восьмисот руководителей среднего и младшего звена. Пит, недавно вышедший из профсоюза, чтобы перейти на более высокую должность, к своему ужасу обнаружил, что лишен вообще какой бы то ни было защиты.

За день до получения официального уведомления (устный телеграф в «Эй-Би-Си» работал на диво оперативно) Пит приобрел пистолет тридцать восьмого калибра и пустил его в ход против директора своей фабрики и коллеги, давшего понять, что получит повышение, предназначавшееся для Пита.

Директор выжил, хоть и был ранен шесть раз. Коллега получил пулю в сердце. Компания ответила наймом дополнительного штата охраны.

Джеймс Ходок любил одиночество. Он до сих пор не забыл, как смотрел много лет назад в школьное окно на занесенную снегом и продутую всеми ветрами прерию, воображая себя единственным обитателем мира, скрытого за горизонтом. Ему чудились залитые солнцем леса, зеленые реки и ласковые ветра, напоенные ароматами цветов. Там тропы заросли травой, а земля свободна от утрамбованных проселков, межевых столбов и обветшавших амбаров.

Из кухни, где его жена Мария занималась стряпней, доносился звон посуды и негромкая музыка радиоприемника. На коленях у Джеймса лежала открытая книга, но он не сумел бы ответить на вопрос, как она называется. События на гребне занимали все его мысли с утра до вечера с тех самых пор, как Арки позвонил, чтобы сообщить об открытии. Теперь Арки не стало, а люди в резервации и окрест по ночам боятся высунуть нос из дома. Джордж Чистый Родник напрямую сказал, что оттуда что-то сбежало.

— У меня нет ни тени сомнения, — заявил он.

На столе у окна лежала собранная мозаика-головоломка под названием «Величественное молчание», изображающая покрытый снегом серый пик, вознесшийся над долиной, заросшей густыми лесами. На переднем плане бежит каменистый поток. За всю свою жизнь Джеймс собрал добрую тысячу таких головоломок.

Его всегда огорчало, что для Мини Вакан Ойяте не осталось места среди девственных пейзажей, подобных изображенным на мозаиках. Всю свою жизнь Ходок мечтал о том, чтобы сиу смогли вернуть свой утраченный мир, вот только даже не догадывался, как этого добиться. Однако, считая, что это было бы лишь восстановлением справедливости, в душе он пылко верил, что со временем подобное непременно произойдет.

Но сейчас тучи стали сгущаться. Джеймс понял, что для него долгая ночь начнется на день раньше. Сиу позабыли старые обычаи, обратившись к бледнолицым техникам, только и мечтающим убрать с карт все белые пятна. Именно это больше всего и не нравится в них Джеймсу: они хотят знать все на свете, не понимая, что лес без темных уголков хорош только для лесоруба.

Теперь же открылась дорога к звездам — с земли сиу. Арки понимал это с самого начала, предупреждал, что Купол может оказаться куда более ценным, нежели любые ценности, которые могут предложить за него в обмен. Быть может, перед ними вот-вот откроются врата нового, девственного мира.

К дому подъехал правительственный автомобиль, и Ходок вздохнул. Оттуда выбрался Джейсон Флери, сам не свой от волнения. Приехавшие с ним двое не тронулись с места.

Ходок встретил гостя у дверей и провел его в свой кабинет.

— Насколько я понимаю, вы прибыли не с добрыми вестями.

— В наши дни уже ни для кого не бывает добрых вестей, — покачал головой Флери.

Губернатор племени поставил на стол две чашечки кофе.

— И что же они намерены сделать?

— Прежде я должен осведомиться, господин губернатор, записывается ли наш разговор.

— А что, это играет какую-нибудь роль?

— Только в том, насколько свободно я буду себя чувствовать.

Ходок сел на кушетку рядом с гостем.

— У меня нет такой аппаратуры.

— Хорошо. Я и не думал, что есть. — Флери набрал в легкие побольше воздуху, будто собираясь нырнуть в холодную воду. — Не знаю, с чего начать.

— Давайте помогу. Вы собираетесь захватить нашу землю. Снова.

Запало долгое молчание. Наконец Флери откашлялся.

— Сэр, у них просто не осталось иного выбора.

— Конечно, — согласился Ходок. — Я ничуть в этом не сомневаюсь.

— Официально мы просто принимаем меры, чтобы предотвратить панику среди жителей окрестных городов и южных провинций Канады, встревоженных слухами о том, что нечто прорвалось на Землю сквозь Врата в Куполе.

— Какую еще панику? — приподнял брови Ходок.

Флери улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку, но это не помогло.

— Губернатор, люди в самом деле напуганы, и вам это известно ничуть не хуже, чем мне.

— Дайте лишь пару дней, и все образуется само собой.

— Несомненно. И тем не менее погиб человек, а на нас постоянно оказывают политическое давление. Правительству остается только действовать, иного выбора нет. Оно реквизирует гребень Джонсона и временно возьмет его под свою опеку, пока не убедится, что ситуация стабилизировалась.

— И когда же ситуацию сочтут «стабильной»?

Взгляды их встретились. Ходок по глазам Флери понял, что тот собирается с духом для решительного объяснения.

— То, что я скажу в стенах этой комнаты, не должно выйти наружу.

— Если желаете, так и будет.