Простые служащие, посмеиваясь, говорили, что начальнички боятся в одиночку выходить по ночам из опасения, что Эл рыщет по улицам. Руководство осторожно консультировалось с профсоюзом по поводу любых решений, в которых можно усмотреть изменение условий труда, и относилось к рабочим весьма снисходительно. Даже когда Лиз Мюллен уличили в хищении скрепкосшивателей, дискет и разнообразных офисных аксессуаров, чтобы потихоньку приторговывать ими, она отделалась легким испугом. Вместо уведомления об увольнении и тюремной похлебки она получила лишь выговор.
Наиболее действенным оружием Эла была угроза немедленного ответа. Он прямо-таки горел желанием (во всяком случае, так казалось руководству, а это существа не меняет) объявить полную или частичную забастовку протеста по самым заурядным поводам. Если же Эл решит, что затронуты принципы, стачка может последовать даже за попыткой вынести предупреждение нерадивому служащему или пересмотреть график работ.
Профсоюзный деятель не делал ни малейшего секрета из своей точки зрения, заключавшейся в том, что все начальники — бездушные эксплуататоры и лишь он один защищает права и ограждает благополучие рабочих от захвативших руководство стервятников в человечьем обличье.
Боссы из национального профсоюза не наделяли его полномочиями действовать столь деспотическим образом, однако ограничивались лишь формальными и лицемерными упреками в его адрес, да и то лишь изредка. Уж им ли было не знать, у кого в Дейтоне на руках все козыри! Когда Эл призывал к стачке, рабочие завода откликались все как один. Дней пять спустя мог появиться представитель Национального союза разнорабочих и механиков, чтобы по-отечески пожурить его, но тем временем Эл всегда успевал добиться своего.
Руководство при всяком удобном случае пыталось повысить его или на худой конец удвоить ему зарплату, но всякий раз он отклонял подобные предложения.
— Я нужен людям, — говорил он директору завода Эдриану Коксу, — чтобы помешать вам и вашей своре сожрать их живьем.
Как же, как же! Эдриан прекрасно знал настоящие мотивы отказа: Эл был слишком опьянен властью, чтобы вот так запросто отказаться от нее; ни один руководитель в «Когаре» не обладает такой же реальной властью, как Эл.
Эл недолюбливал руководство «Когара» и по личным мотивам, и из принципа. Он демонстративно носу не показывал в компании, если не возникала нужда припереть руководство к стенке. Поэтому, когда секретарша доложила Коксу, что Эл вошел в здание и направляется в их сторону, Эдриан был неприятно удивлен и почему-то набрал полную грудь воздуха, будто собирался нырнуть в холодную воду.
— А он не говорил, что ему надо?
— Нет, сэр. Дженет спросила, но он прошел мимо, не удостоив ее даже словом.
А секунд через двадцать Эл решительно преодолел последние рубежи обороны Кокса и вошел в кабинет в тот самый миг, когда интерком пискнул, запоздало предупреждая о его появлении.
На стенах просторного кабинета Кокса висели дипломы и грамоты в деревянных рамочках, а также пара дорогих живописных полотен, подобранных его женой. Сам Кокс сидел за дубовым столом, озаренным солнечным светом, просачивающимся сквозь листья пальм в кадках. Его огорчало, что профсоюзный уполномоченный делает вид, будто всей этой красоты просто-напросто не существует. Эл остановился посреди персидского ковра, дерзко оставшись в кепке, устремил на директора пристальный взгляд и провозгласил:
— Мистер Кокс, полагаю, вы в курсе событий в Северной Дакоте.
Редеющие волосы этого грузного, неряшливого коротышки были спутаны, брюшко проглядывало из-под с трудом сходящейся на животе засаленной рубашки, а из нагрудного кармана торчал испачканный носовой платок. Все это входило в трудолюбиво созданный и старательно поддерживаемый образ.
— Насчет НЛО? — Кокс почувствовал громадное облегчение: дело не касается компании.
— Ага. — Эл плюхнулся на один из стульев у стола для совещаний. — Что мы предпринимаем по этому поводу?
— По какому? — Кокс подался вперед, заранее догадываясь, о чем пойдет речь. На совете директоров и при переговорах с партнерами уже всплывал вопрос о материалах, которые могут появиться в результате открытия на гребне Джонсона.
— По поводу более прочных шин. — Откинувшись, Эл раскачивал стул на задних ножках. — Что будет с «Когаром», если промышленность начнет выпускать шины, способные набегать двести тысяч миль?
— Этого не может быть.
— Рад слышать. — Коротышка пялился на Кокса, даже не мигая.
— А чего вы от меня ждали? Я знаю лишь то, что говорят по телевизору.
— Ага. Я тоже. — Выражение лица Эла никогда не менялось, застыв в вечно саркастической гримасе. — Вы же знаете, я всегда выступал за более тесное сотрудничество между рабочими и руководством. Как ни крути, цель-то у нас одна. Крепкая компания означает надежные рабочие места.
Кокс не удержался от улыбки:
— Поддерживаю от всей души, Эл.
Активист нахмурился:
— Если эта штуковина и вправду такова, как про нее рассказывают, через три года в этой стране не найдется дела ни шинникам, ни резинщикам. Будь я на вашем месте, я бы послал кого-нибудь сделать предложение.
— Предложение? — приподнял брови Кокс. — Какое?
— Скупить их на корню.
Кокс добрую минуту смотрел на Эла, не находя слов.
— Паниковать пока незачем, — наконец сказал он. Утешение слабое, но ничего другого в голову ему не пришло.
— Если случится худшее, — покачал головой Эл, — вы отвертитесь, получив правительственные субсидии. Время будет трудное, компания пойдет по одиннадцатой статье[12], но вы-то выйдете сухими из воды. Вы лично и все засевшие здесь белые воротнички выговорите себе прибавку к жалованью и будете сетовать на капризы экономики. А вот простые труженики, как всегда, будут втоптаны в грязь. И в конечном счете останутся с носом.
У Кокса по спине побежали мурашки.
— Эл. — Он старался говорить авторитетно, но голос его все равно дрожал. — Эл, вы просто сгущаете краски. Ничего эдакого не произойдет.
— Ага. Ладно, на вашем месте я бы не сидел сложа руки и дожидаясь, пока все полетит к чертям.
* * *
Эйприл протерла пиктограммы парой влажных тряпок. Все они загорались, едва к ним прикасались, кроме дымка, остававшегося темным при любых обстоятельствах. Но ничего необычного на решетке не возникло. Из чего Эйприл сделала вывод, что для появления света на решетке обязательно должно находиться хоть что-нибудь.
Рядом с каналом она нашла седьмую пиктограмму, более крупную, чем остальные, и похожую на японский иероглиф. Как и дымок, от прикосновения она не засветилась.
* * *
Мэри Макклоски никогда не оставляло чувство единения с Богом. Ни разу в жизни, даже в самые трудные дни — когда пришла весть о гибели Джоди в аварии на шоссе №1-29, когда муж впервые покушался на ее жизнь, когда ей сообщили, что она больна диабетом, — ни разу, ни на единый миг не усомнилась она в том, что Иисус шествует рядом. Эта несокрушимая уверенность поддерживала ее долгие годы и принесла ей, несмотря ни на что, ощущение душевного умиротворения, которое Мэри не отдала бы ни за какие сокровища мира. Словом, Мэри Макклоски в жизни очень повезло.
Она приехала в Форт-Мокси навестить сестру и при обычных обстоятельствах вряд ли проявила бы хоть какой-нибудь интерес к событиям на гребне Джонсона. Но этот спокойный, добропорядочный городок вдруг подвергся нашествию туристов, коммивояжеров, журналистов, студентов и автобусных экскурсий со всей Северной Америки. Поэтому ничуть не удивительно, что происходящее пробудило ее любопытство. К тому же муж сестры, Корки Кейбл, хотел свозить ее посмотреть на Купол. Так что они выехали из дому и влились в поток машин на шоссе №32. Они въехали на плато с одной стороны, медленно проследовали мимо странного зеленого здания, смахивавшего на причудливую зеленую беседку, и съехали с другой стороны, всю дорогу болтая о марсианах. Для Мэри и ее сестры в этом не было ничего особенного, но Корки просто упивался этой темой.
Они пообедали в Валгалле, в «Кошачьем глазе», после чего поехали обратно. Уже стемнело, настала холодная, ясная ночь, полная шепота звезд, но совершенно безлунная. Они сидели втроем на переднем сиденье «мазды» Кейбла, когда обогнули выступ скалы и увидели зеленое свечение на вершине гребня.
— Вы поглядите! — сказала сестра Мэри.
Корки непременно съехал бы на обочину, чтобы они могли спокойно полюбоваться зрелищем, но дорога была забита машинами. Так что он всего-навсего сбросил газ и полз на скорости миль двадцать в час.
Мэри усмотрела в этом спокойном зеленом сиянии нечто сверхъестественное. Словно сам Господь утвердил на земле маяк для Своих заблудших детей, суля утешение и надежду, что Он помнит и печется о них.
Как ни странно, два часа назад, будучи совсем рядом с Куполом при ярком свете дня, она не ощутила ничего особенного. Но теперь внезапно и полностью значение этого сооружения дошло до нее.
— Нам оно видно аж с самой границы, — поведал Корки, работающий таможенником на пропускном пункте близ Форт-Мокси, но тут он явно перегнул палку: граница все-таки чересчур далеко. Однако сейчас такое казалось вполне возможным. Сегодня все казалось возможным.
— Корки, притормози, — попросила Мэри.
Корки и так еле полз, и сзади их нагоняли, озаряя светом фар.
— Интересно, отчего оно светится, — произнесла сестра. — Может, оно из фосфора?
Мэри внезапно осенило. Если мысленно чуточку сдать назад и, не углубляясь в детали, взглянуть мельком, то можно увидеть женское лицо. И Мэри знала, кому оно принадлежит.
— Это Пречистая, — сказала она.
* * *
Арки Рыжий Папоротник предложил гостю сесть, устроился за столом и вежливо улыбнулся:
— Чем могу служить, доктор Уэллс?
Пакетом Уэллс — высокий, стройный мужчина с седеющими усами — обладал изысканными манерами и сошел бы за аристократа, если бы не был так лопоух.
— Мистер Рыжий Папоротник, насколько я понимаю, вы представляете интересы племени на гребне Джонсона.
Адвокат кивнул.
— Я пришел к вам с предложением от лица Национального энергетического института. — Уэллс открыл портфель и выудил из него контракт. — Мы бы хотели получить разрешение исследовать источник энергии Купола. — Брови Уэллса подергивались вверх-вниз, выдавая немалое волнение, больше никак не сказавшееся на его поведении. — Существует возможность, что нам удастся проникнуть в суть использованных в здании технических решений. Если там действительно имеются технические решения, поддающиеся применению в наших условиях. Но об этом, разумеется, нам ничего не известно.
— Разумеется, — согласился Рыжий Папоротник.
— Тем не менее мы хотели бы предложить за права собственности приличную сумму, взяв на себя риск и затраты по исследованиям.
— Понимаю. — Рыжий Папоротник взял документ.
— Мы готовы предложить миллион долларов. — Видимо, Уэллс только сейчас до конца осознал величину названной суммы, потому что у него вдруг захватило дух.
Адвокат принялся методично перелистывать страницы, время от времени задерживаясь, чтобы пристально изучить пункт, привлекший его внимание.
— Как я вижу, вы хотите получить эксклюзивные права на исследования и эксплуатацию открытий.
— Мистер Рыжий Папоротник. — Уэллс подался вперед, напустив на себя по-дружески деловой вид, как он считал. — Давайте играть в открытую. Это выстрел наудачу. НЭИ идет ва-банк, поставив уйму денег на ничтожный шанс в надежде, что на гребне найдется нечто пригодное в дело. Вовсе не факт, что так оно и окажется. Тем не менее мы идем на риск ради всеобщих интересов. А племени останется лишь получить денежки, даже пальцем не шелохнув.
Рыжий Папоротник закрыл контракт и вернул его Уэллсу.
— Боюсь, не пойдет.
— А можно поинтересоваться почему? Что вы теряете?
Адвокат встал:
— Доктор Уэллс, сегодня я очень занят. Если НЭИ захочет выступить с серьезным предложением, вы знаете, где меня найти.
— А не превышаете ли вы своих полномочий, мистер Рыжий Папоротник? Мне кажется, вам следовало бы предварительно проконсультироваться со своим клиентом.
Рыжий Папоротник всем своим видом дал понять Уэллсу, что на него это не произвело ни малейшего впечатления:
— Я полагаю, что прекрасно знаю свои обязанности, доктор Уэллс. Итак, хотя мне и не хотелось бы вас торопить...
— Ладно. — Уэллс откинулся на спинку стула. — С вами не поторгуешься, Рыжий Папоротник. Чтобы не отнимать время ни у вас, ни у себя, я сразу перейду к последнему пункту повестки дня. Я уполномочен предложить вам два миллиона.
Рыжий Папоротник искоса бросил взгляд на лук отца. Порой он очень сожалел, что индейцы позабыли старые обычаи.
18
Человек без денег подобен луку без стрел.
Томас Фуллер, «Гномология»За последние пару лет своей работы в муниципалитете Марк Викхем ни разу не видел на ежемесячных собраниях совета более дюжины посетителей. Но сегодня ситуация кардинально переменилась. Должно быть, вечером в муниципалитете собралось все население Форт-Мокси, все девятьсот двадцать семь человек, до отказа набившиеся в просторный актовый зал на втором этаже и заполнившие коридоры. (Присутствие представителей секты Нового Века, снявшей зал на первом этаже, отнюдь не способствовало улучшению ситуации.) Народ все еще прибывал, когда председатель совета Чарли Линдквист объявил собрание открытым.
На повестке дня стояло несколько тривиальных вопросов: запрос на постановление о районировании, заявка на выпуск облигаций дорожного займа и предложение об участии Форт-Мокси в совместной программе школьного образования. Но пунктом, привлекшим сюда толпу и потому поставленным Линдквистом в самом конце повестки дня, стало требование к городскому совету о прекращении раскопок на гребне Джонсона.
Линдквист, считающий себя местным Соломоном, методично вел подготовку аудитории к цивилизованной дискуссии. В двадцать минут десятого он предоставил слово Джо Торресу — фермеру, отошедшему от дел и поселившемуся в городке.
Торрес, запинаясь от волнения, принялся читать по бумажке подготовленную речь о хаосе, воцарившемся в некогда тихом и умиротворенном городке. Ездить по дорогам стало прямо-таки невозможно. Появились пьяные, драчуны и толпы хулиганов. Приезжие паркуют свои машины буквально повсюду. В ресторанах яблоку негде упасть, зато в супермаркете хоть шаром покати, так что простым горожанам приходится ездить за продуктами аж в Гранд-Форкс, за восемьдесят миль. Теперь сюда потянулись еще и психи с бомбами, вроде того, что позавчера снес «Мороженые деликатесы».
— Я знаю, что это хороший бизнес для Майка и еще кой для кого, но остальным просто роздыху нет.
Встала Агнес Хэнфорд, жена владельца «Фургона первопроходцев»:
— Нельзя упускать такой шанс, пока он у нас еще есть. В конечном счете лучше будет всему городу.
— Тебе-то легко говорить, Агнес, — покачал головой Джо. — Но оно чем дальше, тем хуже. По-моему, надо что-нибудь предпринять. — Будто в подкрепление его слов мимо здания с ревом пронесся автомобиль с вопящим клаксоном и включенным на полную громкость радио, так что стены содрогнулись. — Если мы позволим всему этому продолжаться, придется нанять еще полицейских. — По традиции скудные силы правопорядка Форт-Мокси получали необходимое подкрепление из Кавалера. Джо опять уткнулся в бумажку. — Поэтому я предлагаю, чтобы совет потребовал прекращения раскопок на гребне Джонсона и выдворения всей тамошней публики, а строение, известное как Купол, должно быть ликвидировано. — Он обвел зал глазами и добавил: — Взорвано и вывезено прочь.
Следующей попросила слова Лори Каварачча, владелица мотеля «Северная звезда», прожившая в Форт-Мокси всю свою жизнь. Мотель построил ее отец в 1945 году, после возвращения с тихоокеанского флота. Теперь Лори заправляла мотелем в одиночку.
— У нас в «Северной звезде» восемь номеров. Еще не было подряд двух дней, чтобы я могла вывесить табличку «Мест нет». Но две недели назад ситуация резко переменилась. Теперь наши комнаты никогда не стоят пустыми. Мы процветаем. По душе ли мне проблемы, с которыми мы столкнулись сейчас в Форт-Мокси? Нет, конечно же, нет! Они не по душе никому из нас. Но решение проблем отнюдь не в том, чтобы закрыть раскопки и расползтись по норам. — Поначалу ее голос чуточку дрожал, но мало-помалу она набиралась уверенности. — Послушайте, люди, большинство из нас не уехали из Форт-Мокси лишь потому, что мы тут родились. Мы любим этот город. Но здешняя экономика всегда дышала на ладан. И вот теперь, впервые на нашей памяти, появился настоящий шанс заработать. Шанс не только для владельцев магазинов. Он на руку всем. Здоровый бизнес принесет пользу каждому. Ради Бога, не убивайте золотого тельца!
— Курицу, — поправил ее кто-то. — Курицу, несущую золотые яйца.
— Пусть будет курица. Рано или поздно это кончится, так что надо доить ее, пока есть такая возможность.
— А тем временем, — подал голос Джош Эйверилл, поднимаясь с присущим ему достоинством, — они будут так гонять по улицам, что прикончат кого-нибудь, и что тогда?
— В этом городишке никогда гроша ломаного не было, — возразил Джейк Торальдсон, чей аэропорт внезапно превратился в место паломничества. — Люди, да что с вами стряслось?! Вам что, процветание не по вкусу?!
— Какое процветание?! — взвыл Мэми Барк, приехавший из Канады и осевший здесь железнодорожный служащий. — Какое может быть процветание, когда тут рыщет такая орава народа?! Джо прав. Закрыть, и дело с концом!
Арнольд Уайтекер, самозабвенный владелец «Замка и зонта», выступил против этого предложения.
— Что-то я не вижу, чем нынешнее положение кому-либо повредило, — заявил он.
Эта реплика привела в ярость Морриса Джонса, девяностолетнего пенсионера, раньше работавшего почтальоном, а ныне прославившегося на весь город пристрастием к электрифицированным моделям поездов. Двое подвыпивших канадцев врезались на пикапе в прибежище Джонса, уничтожив итог его сорокалетних трудов по созданию миниатюрной сети железных дорог. Брызгая слюной, Джонс укоризненно погрозил указательным пальцем Уайтекеру:
— Валяй, Арни, молодчина! Главное, позаботься о себе, а на прочих наплюй!
Чтобы решение прошло, требовалось большинство в восемьдесят семь голосов. Флойд Рикетт вызвался возглавить комиссию по составлению проекта решения.
При первой же возможности Линдквист отвел его в сторонку:
— Флойд, постарайся сделать его поглаже? Не стоит обижать никого.
* * *
Дождь неумолчно стучал в окно Овального кабинета. Стук дождя всегда обострял ощущения президента, как бы себя он ни чувствовал. А сегодня он чувствовал себя хорошо.
На письменном столе перед ним лежал экземпляр «Вашингтон пост», заголовки которого возвещали о войне в Индии и голоде в Трансваале. Но были там и результаты нового опроса общественного мнения: «60% населения считают, что Купол связан с НЛО». Да вдобавок двадцать процентов опрошенных решили, что это правительственный проект. Остальные не знали, что думать, или вообще не слыхали о гребне Джонсона.
Тони Питерс сидел с несчастным видом в своем кресле, закинув ногу на ногу.
— Чуть ли не все считают, что правительство выставило дымовую завесу, — сообщил он. — Впрочем, это неизбежно. Может, мы еще приспособимся к этому.
— Видел транспаранты? — На улице расхаживало около шестисот пикетчиков. «Наведите порядок на гребне Джонсона» и «Скажите правду о Куполе». — Так какова же эта правда? Что нам известно?
Питерс выпрямился и встал.
— Мы поговорили с дюжиной специалистов в дюжине дисциплин, либо побывавших на месте, либо имевших доступ к результатам исследований. Всем им было нелегко признать, что объект внеземного происхождения, но никто не может предложить иного удовлетворительного истолкования.
— По-моему, нам нет никакого дела до того, откуда он взялся и как очутился именно там. — Тейлор сделал глубокий вдох. — Меня волнует, что из этого всего вытекает? Какого рода энергией располагает это сооружение?
— Ни у кого не было возможности выяснить. Пока что людей пускают только поглазеть по сторонам. Водят экскурсии.
— Ладно. — Тейлор откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Цейтнот. — А каковы перспективы, Тони? С чем мы столкнулись?
— Трудно сказать, господин президент. — Питерс поморщился, и в уголках его глаз и рта собрались россыпи морщинок. — Эксперты расходятся во мнениях по поводу нашей способности воспроизвести новый элемент. Но зато они сходятся в том, что, если бы нам это удалось, полученные материалы не подвергались бы старению.
— А износу?
— Подвергались бы. Хотя большинство полагает, что они были бы куда более прочными, чем любые из существующих материалов.
Тейлор вздохнул. Надо поговорить с экономистами, но и без них ясно, что это будет означать для промышленности.
— Еще одно, сэр. Известно ли вам, что вчера ночью там видели деву Марию?
— И что дальше? — президент возвел очи горе.
— Нет, серьезно. — Питерс ухмыльнулся, радуясь возможности разрядить обстановку. — Это передавали по Си-эн-эн десять минут назад. Женщина увидела в свечении контуры лица.
— Проклятие, Тони, — тряхнул головой президент. — А как там биржа? Что у нас сегодня?
— Никкей снова рухнул. Несомненно, падение продолжится на Уолл-стрит.
Тейлор устало поднялся на ноги, оттолкнувшись от подлокотников, и поглядел в окно. Холодная трава сверкала зеленью. В такие дни президенту хотелось снова стать ребенком.
— Тони, надо брать это в свои руки.
— Да, сэр.
— Я хочу положить этому конец, пока ситуация не вышла из-под контроля. Это должно стать актом охраны национальной безопасности или чем-нибудь в том же роде. Подбери подходящие аргументы.
— Мудреное дело.
— Почему?
— Боже мой, господин президент, это же индейская территория. Будь там какой-нибудь фермер, тогда да, можно было бы объявить об угрозе здоровью людей или что-нибудь в том же роде. Но это собственность сиу. Если мы попытаемся вторгнуться на их территорию, это повлечет серьезные политические осложнения. Это придется не по душе вашим собственным людям, а уж пресса и вовсе забьет вас до смерти.
Тейлору показалось, что потолок вот-вот обрушится на него.
— Я вовсе не имел в виду, что мы должны просто-напросто захватить ее. Мы можем предоставить им компенсацию. Выкупить.
— Сэр, полагаю, наиболее разумной тактикой будет выжидание. Не стоит сгоряча совершать поступки, которые потом обернутся против нас.
Тейлор по натуре своей был склонен действовать при первых признаках надвигающейся беды, но занимался политикой достаточно давно, чтобы научиться ценить терпение. Кроме того, он вовсе не был уверен в том, что избрал правильный курс. Мысль об изъятии у коренных американцев части их суверенной территории не понравилась ему. Это дурной вкус. И дурная политика. Но крушение рынка ничуть не лучше.
— Дайте срок, все образуется, — успокоительно заверил его Питерс. — Может, никакой проблемы-то и нет. Так давайте же не будем ее создавать. Что нам надо, так это сосредоточить внимание на Пакистане.
— А что там?
— Наших избирателей там нет. Но убито много людей. Сделайте очередное заявление. Осудите насилие. Можете предложить выступить в переговорах в качестве третьей стороны. Похоже на то, что там скоро все само образуется. Обе конфликтующие стороны уже выдохлись. Не исключено, что мы мимоходом заслужим лавры миротворцев.
Президент вздохнул. Питерс — циник, и проникнуться к нему антипатией очень легко. Очень жаль, что американская политика с такой легкостью способна выродиться до заурядного оппортунизма. Даже если в ней заняты хорошие люди.
* * *
Арки Рыжий Папоротник вырос близ Форт-Тоттен в резервации Дьявольского озера. Младший из пяти детей, он первым получил диплом. Остальные отпрыски женились рано и осели на бесперспективных работах, разбив сердце отца, твердившего, что он готов на все, лишь бы помочь каждому ребенку, жаждущему высшего образования. Отец вручил свой лук Рыжему Папоротнику в честь окончания юридического факультета университета Джорджа Мэсона.
Кроме того, Арки получил поздравления от Джеймса Ходока, одного из членов совета племени, с гордостью провозгласившего, что теперь уже не все адвокаты на стороне правительства. Рыжий Папоротник возгорелся мыслью стать защитником интересов Мини Вакан Ойяте, как называют себя индейцы-сиу Дьявольского озера на родном языке. (Что означает «люди озера Духа».) Он сдал экзамен на адвоката с первой попытки и вернулся в Северную Дакоту, чтобы открыть практику. Он заверял завещания и вел бракоразводные процессы, что приносило хороший доход, а заодно стал юрисконсультом племени, что особого дохода не приносило — зато имело свои преимущества.
Примерно в то же время, когда Мэтт Тейлор ломал голову над правильной линией поведения, Рыжий Папоротник повез Пакстона Уэллса в резервацию, чтобы тот объявил совету племени о новом предложении лично. Уэллс, пребывающий в мрачном расположении духа, явно решил, что молодой адвокат непоколебимо настроен против него, и отказался от всяческих попыток умилостивить его. Всю дорогу он лишь угрюмо глядел в окно на скучный пейзаж.
Наконец-то потеплело. Вдоль дорог громоздились подтаявшие сугробы, по асфальту бежали ручейки.
Администрация племени разместилась в одноэтажном здании из голубого кирпича, прозванного Синим домом. Свежий ветер развевал флаг Соединенных Штатов и знамя Мини Вакан Ойяте. Рыжий Папоротник въехал на стоянку и заглушил двигатель.
— Здесь, что ли? — осведомился Уэллс, окидывая взглядом бескрайнюю равнину, раскинувшуюся со всех сторон до самого горизонта.
Рыжий Папоротник уже не первый раз встречался с людьми вроде Уэллса, взирающими на окружающих свысока, если только те не занимают более высокое положение и не могут каким-либо образом повредить ему. Свое отношение к Рыжему Папоротнику он изменил столь разительно потому, что стал считать адвоката всего-навсего средством достижения цели, эдаким проводником к высшим эшелонам индейской власти — и, конечно, жестоко просчитался.
Они выбрались из машины, и Рыжий Папоротник вошел первым, указывая дорогу.
Синий дом вместил в себя почту, Бюро по делам индейцев, службу здравоохранения индейцев и кабинеты администрации. Рыжий Папоротник сообщил секретарю администрации, что они прибыли, и направился к кабинету губернатора.
В толпе Джеймса Ходока никто бы не разглядел не только из-за малого роста, но и вполне заурядной внешности. Уэллсу даже подумалось, что глава индейской администрации куда уместнее выглядел бы за прилавком в бакалее, чем в правительственном учреждении. Ни в его осанке, ни в голосе не было ни малейшего намека на властность или стальную волю, которая могла бы проявиться в случае нужды. Его темные глаза смотрели на собеседника с открытым дружелюбием, да и держался он вполне по-свойски. Рыжий Папоротник всегда считал, что главный дар Ходока заключается в его умении заставлять людей выкладывать все начистоту — талант редкий не только среди индейцев, но и среди остального населения Земли.
Как только они вошли, Ходок встал из-за письменного стола и протянул гостю руку для пожатия.
Уэллс тряхнул ее, пробормотав, как рад он возможности побывать в резервации, и сел.
Украшен был кабинет в индейском стиле — боевыми плюмажами, тотемами, шаманскими магическими колесами и ритуальными трубками. Около стола находился книжный шкаф и кофейный столик с булькающей кофеваркой. В широкие окна струился солнечный свет.
— Губернатор, — прокашлявшись, начал Уэллс, — я представляю интересы организации, которая поможет вашему племени достичь вершин благосостояния. Перед нами открываются грандиозные возможности.
— Арки мне сказал, — будто не слыша его, отозвался Ходок, — что вы проявляли интерес к покупке части нашей территории.
— Да, сэр. — Уэллс изо всех сил старался напустить на себя чуткий, заботливый вид. — Губернатор, позвольте мне говорить без излишних экивоков. Национальный энергетический институт является консорциумом индустриальных и финансовых предприятий, готовых предложить вам весьма солидную сумму за территорию, известную под названием гребня Джонсона. Весьма и весьма солидную, сэр.
Ходок даже бровью не повел.
— Вы хотите купить территорию в вечное и безраздельное пользование?
— Именно так. И готовы прилично заплатить. — Уэллс скривил губы в жухлой, лишенной тепла оборонительной улыбке. Должно быть, в детстве его лупили все подряд, решил про себя Рыжий Папоротник. — Давайте играть в открытую.
— Поддерживаю от всего сердца.
— Губернатор, весьма сомнительно, что на гребне действительно имеется нечто, представляющее реальную ценность, и вы это знаете. И я это знаю. Правительственные чиновники уже побывали там и решили, что повода для беспокойства у них нет, — уверенно изрек Уэллс, но Рыжий Папоротник тотчас же усомнился в правдивости его слов. — Так что это выстрел вслепую. И все же существует ничтожно малая вероятность, что там найдется нечто полезное, и мы готовы заплатить за возможность поиска. И, должен уточнить, заплатить весьма хорошо.
Он извлек из портфеля голубую папку, чековую книжку в кожаном переплете, а из кармана — ручку с золотым пером.
— Почему бы нам не уладить дело прямо сейчас? Скажем, пять миллионов вас устроит? — Он снял с ручки колпачок. — С такими деньгами вы сможете сделать для ваших людей очень многое. Правду говоря, губернатор, хотелось бы мне заглянуть к вам лет через пяток, чтобы посмотреть, как расцветет резервация.
Ходок сумел скрыть свое изумление перед названной суммой и осторожно бросил взгляд на Арки, но тот выражением лица дал понять, что против, потому что, сколько бы Уэллс ни предложил, это лишь начальная и слишком ничтожная цифра.
— К нам проявил интерес целый ряд корпораций, — сообщил губернатор. — Они хотели бы построить там гостиницы. И рестораны. Дисней хочет устроить парк развлечений. Не сочтите меня жадиной, доктор Уэллс, но в сложившейся обстановке пять миллионов — как кот наплакал.