Эдна закрыла дверь за крупным седовласым мужчиной. Он был импозантен, в дорогом угольно-черном костюме с не подходящим по цвету зеленым галстуком, в черных ботинках, начищенных до армейского блеска. Но он не был военным. Острый взгляд серых глаз небрежно обежал обстановку, будто Гарри здесь и не было, оценил ее с ленивым презрением. Наконец его взгляд остановился на Гарри.
      - Мистер Кармайкл?
      Гарри встал и вышел из-за стола. Это было неожиданное появление.
      - Да, - сказал он, протягивая руку. - Доброе утро, профессор.
      Посетитель сделал вид, что не видит руки.
      Это был Майкл Пападопулос, декан философского факультета Оксфорда, почетный член Королевского общества, действительный член Союза философов, автор полудюжины основополагающих работ, в том числе классической «Божественность и судьба». Гарри ощутил в его поведении что-то от барабанной дроби.
      Профессор оглядел Гарри как экземпляр, не представляющий особого интереса.
      - Доброе утро и вам, сэр.
      - Прощу вас, садитесь, профессор. Чем могу быть вам полезен?
      Пападопулос остался стоять.
      - Вы можете убедить меня, что здесь хоть кто-нибудь понимает значение передачи с Геркулеса.
      - Об этом вам нет необходимости беспокоиться, - дружелюбно ответил Гарри. - Мы знаем, что она значит.
      - Счастлив это слышать. К сожалению, из ваших действий это не следует. НАСА получила сигнал с Геркулеса утром семнадцатого сентября и решила, непонятно по каким причинам, скрыть его существование до пятницы десятого ноября. Вам не кажется это несколько безответственным, мистер Кармайкл?
      Гарри смущенно поежился.
      - Мне кажется, - начал он, - что безответственно было бы делать преждевременное заявление, пока мы не были уверены во всех фактах. Мы сочли такое решение наилучшим.
      - В этом я не сомневаюсь. И именно об этом решении сейчас и идет беседа.
      Пападопулос был мужчина крупный - вполне подходящий контейнер для трезвого подхода к неокантианскому материализму, который и создал профессору репутацию сначала в научных кругах, потом и вообще в мире. С лица его не сходило выражение бесстрастной скуки, тон всегда был сух и официален. Чем-то он напомнил Гарри старый фолиант по метафизике - сухой, пыльный, подавляющий просто своим присутствием.
      - Я с грустью констатирую, - продолжал профессор, - что, вероятно, последует совершенно аналогичный образ действий, если будет принято продолжение передачи. - Он сделал паузу и среагировал на что-то в лице Гарри. - Итак, произошло еще что-то? Вы опять скрываете информацию?
      - Мы обнародовали все, что у нас есть, - ответил Гарри.
      - Не пытайтесь, пожалуйста, отвечать уклончиво, мистер Кармайкл. - Пападопулос наклонился через стол, выразив на лице скучающее раздражение и легкое отвращение. Такого человека, подумал Гарри, легко невзлюбить с первого взгляда. Под этой самоуверенностью, вопреки его репутации и достижениям, скрывалась болезненная тяга самоутвердиться. Он все время боялся, что его оценят не так высоко, как он того заслуживает. - Итак, происходит ли сейчас что-то такое, о чем миру следует знать?
      «Когда будет время, я вам скажу».
      - Нет.
      Черт бы побрал Розенблюма. И президента вместе с ним.
      - Понимаю. И почему же я не верю вам, мистер Кармайкл? - Он облюбовал кресло и опустил себя в него. - К вашей чести надо сказать, что вы неумелый лжец. - Тяжело отдуваясь, будто после долгой ходьбы, профессор Пападопулос прервал речь, чтобы собраться с силами. - Секретность - безусловный рефлекс в этой стране, как и в моей. Она душит мысль, тормозит научный прогресс и разрушает целостность. - Профессор подался вперед. - Уничтожаетее. - Глаза Пападо-пулоса сощурились в щелки; он созерцал невежественное самодовольство окружающего мира. - Я предположил, что единственной причиной опубликования информации явилось то, что передача, очевидно, кончилась и ничего более не поступало. Такой факт имеет место?
      - Профессор, все это нас ни к чему не приведет. Я отмечу ваш протест и доведу его до сведения моего начальства.
      - В этом я не сомневаюсь. Таким образом, как я понимаю, дальнейшая передача имела место?Это была текстовая передача? Вы достигли каких-либо успехов в ее расшифровке?
      - Если будут какие-либо дальнейшие передачи, - сказал Гарри,- мы обнародуем информацию.
      - Истинные слова ливрейного лакея. - Пападопулос поднял глаза на портрет Роберта X. Годдарда, висевший на стене за столом Гарри. - Ему, знаете ли, все это было бы крайне неприятно.
      Гарри встал.
      - Очень любезно было с вашей стороны посетить нас, профессор.
      Пападопулос кивнул и опустил глаза. «Вы, Кармайкл, не стоите, чтобы я на вас время тратил». Гарри как профессиональный чиновник жил взаимопониманием и компромиссом. Конфликты, которые никак не могут оказаться продуктивными, были совсем не по его части.
      - Что случилось, то случилось, - заключил Пападопулос. - Меня же теперь волнует будущее. Я намеревался спросить вас, какова будет ваша позиция в случае, если из Геркулеса будет передано еще что-нибудь. Вашапозиция, мистер Кармайкл, а не правительства. Я опечален, что получил подобный ответ.
      Гарри сделал несколько шагов к двери, приглашая профессора покинуть кабинет.
      Пападопулос остался сидеть в кресле.
      - Даже у чиновника должна быть совесть. Люди, на которых вы, мистер Кармайкл, работаете, заинтересованы только в одном: в политических преимуществах, которые можно извлечь из ситуации. Позвольте мне напомнить, что ваш долг прежде всего перед нами всеми, а не перед вашими закоснелыми нанимателями. Восстаньте против этих негодяев! - Он возвысил голос. - Вы обязаны так поступить ради всех, кто пытается понять природу мира, в котором мы живем. И ради себя самого.
      - Профессор, у меня действительно нет больше… Пападопулос продолжал вещать:
      - Спустя много лет, когда и вы, и я давно сойдем со сцены, вас #163;ще будут помнить за вашу храбрость и вклад в общее дело. Промолчите, покоритесь вашим жалким хозяевам, и я заверяю вас, что вы более чем заслужите забвение, в которое и уйдете. - Он сунул руку в жилетный карман. - Это моя карточка, мистер Кармайкл. Звоните не колеблясь, если я смогу быть вам полезным. - Он встал и направился к двери. - И прошу вас не сомневаться, что я буду счастлив встать на вашу сторону.
 
      Вся передача была записана, и техники сделали несколько копий на компакт-дисках, каждая с этикеткой и в герметической пластиковой упаковке.
      Бейнс записал один набор дисков на себя и еще час провел у себя в кабинете, просто листая вводную инструкцию, разглядывая геометрические узоры, пытаясь воспринять ту реальность, что эти фигуры были составлены мозгами, не принадлежащими людям. Это знание в буквальном смысле подняло его на новый эмоциональный уровень.
      Теперь он, конечно, будет работать круглые сутки. И ему нужен будет экземпляр полной записи дома, на квартире. Так будет куда удобнее. Он пошарил вокруг и нашел несколько болванок дисков.
      Вернувшись в офис, он сдублировал набор, вернул оригиналы на место и унес копии с собой. Через час он уже был у себя на вилле, сидя над раскрытым ноутбуком, готовый к первому серьезному погружению в потусторонний мир внеземной передачи.
      На улице неугомонный ветер облизывал деревья.
 
      Гарри ворвался в кабинет Гамбини, описал разговор с Пападопулосом, выслушал от хозяина пару аналогичных историй, и они друг другу посочувствовали.
      - Кому-то надо поговорить с президентом, - сказал Гамбини, наливая Гарри кофе. - Он слышит только одну сторону, соображения безопасности. Людей вроде Мэлони да политических консерваторов, которые только о том и думают, как бы чего не вышло. Дальше собственного носа они не видят. Гарри, я не хочу быть объектом политической возни.
      - Входит в должностные обязанности, - пожал плечами Гарри.
      Он давно работал в правительственных учреждениях и знал, что проекты, где есть риск, никогда не обнародуются, пока не будет достигнут успех. Разве что уж деваться некуда.
      - Черт побери, Гарри, я всю жизнь ждал чего-то вроде этого события и даже надеяться не смел, что оно случится!
      Теперь эти сукины сыны начинают путаться под ногами. Слушай, Гарри, у Харли есть шанс сделать по-настоящему полезное дело. Мир во всем мире от этого не получится, но хоть некоторые заборы можно будет посшибать. Мы же до сих пор никогда не действовали как единый биологический вид. Был такой шанс в конце Второй мировой войны, и еще один после холодной войны. Но сейчас, Гарри, сейчас - разве может быть что-то естественнее, чем собрать всех воедино четким и твердым знанием того, что, - как любит говорить Пит, - там кто-то есть? И больше всего меня злит, что Розенблюма сегодняшнее положение более чем устраивает.
      - Но мы же не знаем, что может оказаться в передаче, Эд. Мне кажется, это вполне законное замечание.
      - Ты прав. Эта штука может взорваться, и будут трупы. Но все шансы против такого поворота. Гарри, какого черта - в прошлом веке почти все время мы сползали к войне, и я не вижу, почему в этом должно быть лучше. Может, нам нужна азартная игра, такая, чтобы играть вместе на одной стороне, и тогда сползание остановится? Перед нами тайна, и куда лучше привлечь к ее разгадке всех, чем стараться самим ее расколоть, никому ничего не говоря. - Он сузил глаза. - И нам надо сделать решительный шаг.
      - Вот ты и делай, если хочешь, - ответил Гарри. - А меня уволь. Я не хочу оказаться в Колорадо младшим писарем ведомства по охране диких животных.
      Гамбини поправил галстук и посмотрел на Гарри тяжелым взглядом.
      - О'кей, я тебя даже понимаю. Но и ты пойми, что мы становимся персонажами истории, Гарри. То, что здесь происходило последние два месяцами то, что произойдет, когда мы разберемся с передачей получше, будут рассматривать и описывать еще очень долго. И я хочу быть уверенным, что, когда будут подбивать бабки, я окажусь не там, где минус.
      - Забавно. То же самое говорил Пападопулос.
      - Так оно будет, Гарри. Такой масштаб, что не получится по-другому.
      - А зачем тебе я?
      - Затем, что я не могу просто так ввалиться в Белый дом. А вот ты можешь меня провести.
      - Как?
      -  Там в четверг будет ежегодное собрание национального научного фонда. Президент будет раздавать награды школь-
      никам. Полно журналистов, и идеальная возможность подобраться к президенту. Но сначала я должен туда попасть. Для НАСА, если попросить, несколько билетов выделят. - Гамбини нагнулся вперед. - Ну так как, Гарри?
      - То есть тебе наплевать, если меня запрут в горы? Гарри очень хотелось, чтобы все это рассыпалось само
      собой. Как его семья. Если Гамбини пойдет к президенту и весть дойдет до Розенблюма, Гарри крупно влип. С другой стороны, что ему могут сделать? Он на гражданской службе, так что уволить его нельзя. Но можно запихнуть в самый глухой угол какого-нибудь офисного небоскреба, где придется целый день скучать над кроссвордами.
      В Годдарде ему нравилось, но он ощущал свою второсортность по отношению к людям, которые заглядывают в глубокий космос, пока он им организует социальное страхование. Может, он сам начинал усваивать их презрение к его профессии,
      - Я посмотрю, что можно сделать, - сказал он.
      - Пригласи еще и Бейнса, - посоветовал Гамбини. - Президент ему симпатизирует.
 
      - Я все время думаю, - произнес Джон Харли своим звучным баритоном, оглядывая два десятка молодых людей, что сидели по обе стороны от его стола, - нет ли здесь среди нас нового Фрэнсиса Крика или Джонаса Солка. Или Бейнса Римфорда.
      Оживление в зале, аплодисменты, постепенно захватывающие всех. Римфорд с подобающей скромностью поднялся и поклонился.
      Президент снова обратился к школьникам.
      - В некотором смысле, - начал он, - достаточно для нас будет задуматься, что нас здесь сегодня собрало вместе. Уверен, профессор Римфорд согласится со мной, что будущее само о себе позаботится. Так что давайте вопрос о нем пока отодвинем в сторону и подумаем о достигнутом. Гордитесь тем, что вы сделали. Радуйтесь своему успеху. Он и привел вас сюда. Но я подозреваю, что для большинства из вас это только начало.
      Сидя за одним из дальних столов, Гарри с интересом наблюдал. Харли никогда не говорил по бумажке, всегда экспромтом, и это о нем сказано, что есть люди, которые способны зачаровать публику, читая телефонный справочник. Старожилы Вашингтона утверждали, что он - лучший оратор со времен Кеннеди. Может быть, вообще лучший. Но Гарри никогда по-настоящему не думал о президенте как об ораторе и не считал, что в этом его гений. Когда слушаешь Харли, не возникает ощущения декламации. Скорее будто сидишь напротив на табуретке, в тускло освещенном баре, и ведешь непринужденный разговор. Иногда Харли создавал иллюзию, что разговор двусторонний, обмен мнениями. И уже не важно, кто ты, докер или экономист: Харли с каждым говорил на его языке и часто - одновременно. Дар языков, называл это Том Брокау.
      Римфорд явно был необычайно доволен. Они приехали пораньше, по настоянию великого человека, и он побродил среди молодых лауреатов, задавал вопросы, выслушивал ответы, пожимал руки.
      Запрос был подан поздно, и потому на почетные места попасть не удалось. Конечно же, Римфорд был возвышен до кресла в переднем ряду. Гарри сидел за спиной школьников, а Гамбини вдвинули между двумя говорливыми представителями школьного округа Индианаполиса, которые в этом году воспитали двух лауреатов. Когда один из них попросил его поменяться с ним местами, он оказался рядом с молодой дамой из Лаборатории реактивного движения, которая, узнав его, тут же начала критиковать всю его манеру руководить проектом «Геркулес» и продолжала выражать свою неприязнь к нему в течение всего банкета.
      - Профессор Римфорд, - обратился Харли, - можем ли мы попросить вас вручить награды?
      - Это для меня честь, мистер президент, - сказал Бейнс, вставая и спускаясь к трибуне.
      Зал снова зааплодировал. Зрелище было специально на репортеров: президент взял на себя роль шестерки, называя имена победителей, передавая грамоты Римфорду, и скромно стоял рядышком, пока космолог вручал награды. Гарри оценил спектакль как блестящий. Неудивительно, что столько людей любят президента, хотя он исполнил так мало своих обещаний.
      После конца церемонии президент поблагодарил Римфорда, добавил несколько заключительных фраз и двинулся к двери. Гамбини, захваченный врасплох столь быстрым уходом президента, вскочил на ноги и бросился следом. Но его не охраняла секретная служба, и на него тут же налетели стаей репортеры. Гарри смотрел, как он с отчаянием пытается выбраться, а Харли уходит к двери.
      Президент остановился поговорить с Касс Вудбери из Си-би-эс. Подскочила пара других репортеров. Засверкали вспышки, кто-то засмеялся. Зрители, пытаясь подобраться ближе к Харли, проталкивались мимо стула Гарри, кто-то сбил на пол стакан. Гамбини не было видно.
      Харли все еще разговаривал с Вудбери, поглядывая на часы и подаваясь к выходу. Хилтон, пресс-атташе Белого дома, держал дверь открытой.
      Гарри медленно поднялся, более или менее надеясь, что Харли уйдет и ему не придется встревать в это дело. Но Вудбери пока не отставала. Гарри протолкнулся вперед, влез на сцену и встал между президентом и выходом. Харли как раз пытался закончить разговор с журналисткой.
      - Честно, это все, что я могу сказать, Касс, - развел он руками. - Нью-Джерси не просил федеральной помощи. Но если надо будет, мы там будем.
      Он отвернулся, улыбнулся в телекамеру, помахал кому-то в зале и дал своим людям знак его вывести.
      Гарри был возле самого его плеча, и один из агентов уже на него поглядывал.
      Какая-то корреспондентка попыталась что-то спросить насчет Ближнего Востока, и другой агент оттер ее прочь, а Харли направился к двери. В этот момент Гарри попался ему на глаза.
      - Мистер президент! - сказал он, зная, что совершает ужасную ошибку.
      Харли понадобился лишь миг, чтобы вспомнить, кто перед ним.
      - Гарри? - сказал он. - Я не знал, что вы здесь сегодня.
      - И доктор Гамбини тоже здесь, сэр. Мы бы хотели сказать вам словечко, если это возможно. Дело действительно важное.
      Добродушное веселье, не оставлявшее президента в течение всей церемонии, никуда не делось. Но стали видны морщины вокруг рта, и темные глаза за очками глянули устало.
      - Десять минут, - сказал президент. - У меня дома.
 
      На полках вдоль стен стояли Достоевский, Толстой, Диккенс и Мелвил, все в кожаных переплетах, и одна книга лежала открытой на кофейном столике - «Анна Каренина».
      - Потрепанные, - сказал Гарри, оглядев тома. - Ты мог бы подумать, чтобы не кто-нибудь, а именно Харли читал русские романы?
      - Если это так, я думаю, у него хватает ума об этом не распространяться.
      Гамбини сидел, засунув руки в карманы, закрыв глаза.
      Комнату заливало солнце. Внизу была видна группа из Национального научного фонда, расходившаяся по газонам Белого дома, чиновники, родители, учителя, дети - все фотографировали, показывали друг другу медали и вообще радовались жизни.
      Из коридора послышались голоса, потом распахнулась дверь, и вошел Харли.
      - Здравствуйте, Эд! - Он протянул руку. - Рад вас видеть. - Президент повернулся к Гарри. - Хотел сказать вам спасибо, что предложили Бейнса. Он был сегодня великолепен.
      У президента есть некоторый вкус к преувеличениям, подумал Гарри.
      Харли взял себе стул и спросил, как понравилась церемония. Гамбини выразил должное восхищение, хотя Гарри был слишком занят своими мыслями, чтобы сильно прислушиваться.
      - Я рад, что вы пришли, - сказал президент. - Дело в том, что я собирался с вами связаться. Эд, Геркулес открывает интересные возможности, и меня очень интригует, что вы и ваши люди там делаете. Но вы же знаете, как я получаю информацию? Вы говорите с Розенблюмом, он еще с кем-то, пока не дойдет до самого верха в НАСА, а потом сюда, к Шнайдеру. - Имелся в виду Фред Шнайдер, честолюбивый советник президента по научным вопросам. - Когда наконец информация попадает ко мне, только остается гадать, какие вкрались искажения, что выпало, а что переврано. - Он написал телефон на бумажке из стопки, оторвал ее и протянул Гамбини. - По этому телефону вы можете связаться со мной в любую минуту. Если я не смогу подойти, я потом перезвоню. В любом случае звоните каждое утро, скажем, в четверть девятого. Я хочу быть в курсе того, что у вас делается. Вы меня понимаете?
      - Да, мистер президент.
      - Особенно я хочу знать о любом прогрессе в прочтении посланий. Я хочу знать, что за материал мы получаем. И меня интересует ваше мнение по поводу всех возможных последствий.
      Почему-то от переданного телефона Гарри занервничал. В комнате было чуть слишком тепло.
      - Вы продолжаете двигаться вперед? - спросил президент. - Отлично. Если так, может быть, вы мне расскажете, с чем вы пришли?
      - Мистер президент, - нерешительно начал Гамбини, - мы работаем не так эффективно, как могли бы.
      - Вот как? А почему?
      - Во-первых, у нас слишком ограниченный персонал. Мы не смогли привлечь всех людей, которые нам нужны.
      - Проблемы с оформлением? - понял Харли. - Я посмотрю, нельзя ли его чуть упростить. А пока, Эд, вы должны понимать, как тщательно нам надо охранять эту операцию. Я даже сегодня утром приказал присвоить код секретности посланию с Геркулеса. И к вечеру вам помогут с вопросами безопасности.
      На лице Гамбини отразилось страдание.
      - В этом и есть проблема, мистер президент! Мы мало что можем сделать, не имея возможности контакта с самыми разными специалистами. Оформление допуска занимает время, и мы не всегда можем знать заранее, кто нам будет нужен. Если надо ждать шесть месяцев, пока человек к нам придет, то и суетиться не стоит.
      У Харли чуть заметно сжались губы.
      - Я посмотрю, что можно сделать. Еще что-нибудь?
      - Мистер президент! - произнес Гарри, нарушив обещание самому себе не высовываться. - Среди сотрудников проекта, в научных и университетских кругах есть сильное чувство, что мы не имеем права скрывать открытие Такого масштаба от общественности.
      - А у васкакое чувство, Гарри?
      Гарри посмотрел прямо в проницательные глаза президента.
      - Я думаю, что они правы.
      - Научные и университетские круги, - повторил Харли с почти незаметной досадой, - не должны иметь дело с китайцами. Или с арабами. Или со ста сорока карликовыми режимами, которые ничего так не хотят, как создать дешевое новое супероружие и подкинуть через забор на задний двор кому-нибудь, кто им не нравится. Если научные и университетские кругиошибутся, трупов не будет. У меня несколько другая ситуация, и от меня требуется осторожность. - Он зажмурился. - Кто знает, что может оказаться в этой передаче?