- Счастливого Рождества, Пит, - сказал он, пожимая руку священнику.
И повторил те же слова Лесли, легко поцеловав ее в щеку. Она рассмеялась и показала на потолок.
- Под веткой омелы! - напомнила она. - Можем устроить что-нибудь получше этого.
Гамбини усмехнулся и, изображая неохоту, поцеловал ее как следует. Настоящий долгий поцелуй с истинной нежностью.
- Так-то лучше, - сказала она. - И тебе счастливого Рождества, Эд.
И он вышел.
- Так где ты будешь завтра утром? - спросила она Уиллера.
Пит единственный из всех заказал десерт. Сейчас он уже съел половину лимонного пирога.
- У меня друзья в Джоржтауне. Они меня примут на ночь.
- Один из них, а второй - преподаватель права. У них дом на двоих на Висконсин-авеню.
- Это хорошо. Сегодня не та ночь, когда стоит быть одному.
Она пожала плечами.
- Есть у меня народ в Колледж-парке. Они меня пригласили, но у них дети, а я не хочу, чтобы по мне прыгали. Сегодня по крайней мере.
- Значит, ты все-таки будешь одна. Лесли пожала плечами:
я не одна. Он улыбнулся:
- Ты - одна из реальных положительных сторон всего этого дела, Лесли.
- Спасибо, Пит. Значит, ты не слишком оптимистично смотришь на проект?
- Не слишком, - согласился он. - У меня дурные предчувствия.
- Ты ученый, - напомнила она. - Тебе не полагается верить в дурные предчувствия.
- А еще я не первый день живу на свете. И к инстинктам отношусь с большим уважением.
Если Джек Пиплз ожидал, что в результате откровения Годдарда в церковь хлынут толпы, то ему пришлось разочароваться. Число верных не уменьшилось, но и не увеличилось.
Он занял свое обычное место у дверей незадолго до окончания девятичасовой мессы, которую служил молодой священник из округа, помогавший по воскресеньям. Было холодно, и Пиплз кутался в свое черное пальто. На той стороне улицы две девчонки хвастались друг перед другом своими жакетами.
Зазвонил колокол Дароприношения, звонкий серебряный перезвон поплыл в тихом утреннем воздухе. Пиплз подумал о Пите Уиллере и его безнадежном подвиге. Да, конечно, если есть у человека ответ всем безднам за пределами Земли, то он - в этом хрупком звоне колокола в воскресное утро.
Потом началось пение, и слышно было, как люди двигаются к алтарю причащаться. Вышли несколько причетников - их формальные обязанности были уже выполнены, хотя месса еще продолжалась. Спустившись по каменным ступеням, они в неловком молчании постарались проскочить мимо Пиплза. Пастор всегда до боли старался не судить этих людей, одних и тех же каждую неделю, которые живут так близко к краю собственной веры.
Вторая волна выкатилась после раздачи Святого Причастия, а дальше начался общий исход под аккомпанемент хора сестры Анны, поющего «О город Вифлеем!». Пиплз улыбался, пожимал руки, переговаривался с прихожанами. Они не изменились, ничего не случилось с ними от этих нелепых передач по телевизору. За одним только исключением ничего необычного не произошло.
А исключение явилось в виде ребенка, Харриет Дэниел, девятилетней дочери адвоката, который часто жертвовал церкви свое время. Девочка была умная, воспитанная - заслуга семьи и веры. И она хотела узнать насчет алтейцев и их мертвых.
- Это не имеет к нам отношения. Но что можно было сказать ребенку?
- Я думаю, что здесь где-то недоразумение, Харриет.
Она внимательно посмотрела на Пиплза, и губы ее сложились в вопросительное «о». Ну что ей можно сказать? Ибо их есть царствие небесное.
Корд Маевский вылез из широкой кровати, подошел босиком к окну и постоял там, глядя на Андиронакские горы. Перед рассветом они были хороши. В кровати за спиной заворочалась Лиза. Черные волосы ее рассыпались по подушке, обрамляя лицо и плечи.
Маевский был рад, что удалось выбраться на уик-энд. Последнее время с Эдом стало трудно работать. Политическое давление не ослабевало, и что бы ни делал Гамбини, ему все равно доставалось. Здоровье- у него и так было не богатырским. Сейчас оно заметно ухудшилось, а с ним и самообладание. Эд страдал мигренями и болями в груди, отказываясь идти к врачам. Маевский стал подумывать, не предупредить ли Гарри.
Будь Маевский на месте Гамбини, он бы давно послал к черту и Кармайкла, и Белый дом. А сам повернулся бы спиной и ушел восвояси.
Он обернулся, оглядел комнату и остановил взгляд на портативном генераторе Ресселлара на резиновом коврике на столе; на шатком шкафчике с ящиками, купленном несколько лет назад во время гаражной распродажи в Коринфе. И смотрел долго. Комод этот не был изделием краснодеревца - он был поцарапан, со сколами, выцветший. А нижний ящик заедал.
И кто бы поверил, что там среди носков и белья, в том же самом ящике, стоит инопланетное устройство, машина, придуманная в невообразимо далеком мире?
Да только это инопланетное устройство ничего не делало.
Маевский включил лампу, наклонив абажур так, чтобы не светить на Лизу, и открыл ящик. Эта штука была похожа на карбюратор с завитками, петлями и печатной платой. Два месяца ушло, чтобы его собрать, и Маевский даже не знал, правильно ли он все сделал. Или может ли он вообще собрать его правильно.
Вынув устройство, Корд отнес его на кофейный стол и подключил к Ресселлару. Генератор позволял управлять потоком мощности только грубо, но им можно было манипулировать, как хотел Маевский. И это вроде ничем не помогало.
Сев перед столом, он открыл ящик с инструментами и кое-что в схеме поменял. Действовал он методически и потому всегда знал положение дел, что он уже пробовал, а что нет. Закончив изменения, он включил прибор.
Час спустя Маевский все еще старался получить от него какую-то реакцию, и тут по правой руке, которая была к прибору ближе всего, побежали мурашки. И в тот же примерно момент, когда он еще пытался понять это неожиданное явление, Лиза ахнула, откинула одеяло, вскрикнула и спрыгнула с кровати одним испуганным движением. Бросившись в угол комнаты, она прижалась к стене, глядя на матрас и скомканное одеяло. Потом она повернулась к Маевскому, и в глазах ее стоял ужас.
- Что случилось? - спросил он, нервно оглянувшись на окно за спиной. Тут он заметил, что то ли от шока, то ли по какой-то менее очевидной причине, волосы у него на правой руке встали дыбом.
Лиза не сразу обрела голос.
- Не знаю, - произнесла она наконец. - Меня коснулось что-то холодное.
В иные времена Корвин Стайлз пикетировал бы рестораны вдоль дороги № 40 или закидывал бы призывные пункты пакетами с кровью. Он считал себя идеалистом, но Уиллер подозревал, что на белом коне он возвышается, потому что больше любит обнажать недостатки других, чем действительно исправлять несправедливости. Во время второго срока президентства Рейгана он получил степень магистра по связи в Йеле и после пяти спокойных лет на коммерческом телевидении прошел по конкурсу в «Сентри электронике», которая поставляла НАСА технический персонал. Когда Пит Уиллер начал исследовать возможности планетарных магнитных полей, Стайлз ему помогал. И если священник был потрясен тем, что его открытие применяется для военных целей, то Стайлз просто горел негодованием.
- Почему он не мог объявить о прорыве в энергетике, а не об этих чертовых лучах смерти? - спросил он Уиллера, сам хорошо зная ответ.
Пучки частиц требовали колоссального количества энергии, и это всегда создавало проблему. Столько топлива не вытащить на орбиту, атомные реакторы запрещены договором и легко поддаются обнаружению, а солнечные зеркала малоэффективны.
Так что выдать секрет Уиллера значит выпустить из рук монополию на пучки частиц.
Весь конец зимы и начало весны Стайлз подзуживал Уиллера и всех, кто готов был слушать, подать формальный протест.
- Мы все должны выйти за ворота, - сказал он как-то Гамбини, - и погрозить кулаками в сторону Овального кабинета. И дать знать об этом журналистам и все им рассказать.
Гамбини никогда не принимал юного техника всерьез - он привык выслушивать нелепые предложения от сотрудников. Но Стайлз стал презирать и бездумную инертность своих товарищей по работе. Даже Уиллер, который, наверное, лучше других понимал чудовищность происходящего, отказывался действовать.
Стайлз постепенно осознал, что если правде и суждено выйти наружу, то только он будет ее проводником. Но его сдерживали привычки, приобретенные в течение всей жизни, которые, к несчастью, заставили упустить несколько возможностей нарушить правила ради благого дела. Сейчас ему придется рискнуть свободой.
Последняя капля упала в первую неделю марта. В Алтуне, штат Пенсильвания, нашли пожилую пару. Супруги замерзли в собственном доме, когда местная компания отключила им электричество за неуплату. Компания оправдывалась тем, что дом по ошибке сочли заброшенным, поскольку его обитатели не отвечали на письма и по телефону с ними связаться не удавалось. Было обещано расследование. Но Стайлз подумал, сколько еще пожилых пар жмутся сейчас в холодных домах от зимнего холода, пока Джон Харли играет в политику вокруг неисчерпаемого источника энергии.
Где, спросил он Уиллера, где хоть один признак, что администрация заинтересована в освоении новооткрытых гигантских резервов энергии? Ив следующее воскресенье Корвин Стайлз встретился с одним из помощников Касс Вудбери в ресторанчике далекого городка на краю Блю-Ридж.
Человеку на его жизнь полагается только одна великая страсть. Будь то музыка, профессия или любовь - все остальное меркнет в ее сиянии. И когда предмет ее утрачен, такой обжигающий шок изменяет всю биохимию человека, что повториться такая страсть не может. Остается только разочарование.
Сайрус Хаклют, молекулярный хирург, сторонний наблюдатель природного порядка и бывший третий бейзмен команды «Вестминстер уайлдкэтс», в юности стремился к семнадцатилетней болельщице по имени Пэт Уитни. Отсутствие у нее интереса к нему и ее уход из его жизни много лет были центром всего его существования. Теперь, пятнадцать лет спустя, ему было приятно думать, что девушка оказалась слишком развита для своего возраста, что ее ДНК отключила у нее механизмы ремонта и что никакая красота не вечна.
И это до некоторой степени утешало.
Хаклют вырос в Вестминстере, штат Мэриленд, - тенистом университетском городе к западу от Балтимора. Хотя последние годы он оставался сравнительно недалеко от городка, туда он ни разу не возвращался после смерти отца - это случилось, когда Хаклют был на первом курсе университета Джона Гопкинса. Пэт Уитни, насколько он знал, вышла замуж и переехала. Старых друзей тоже не осталось, и город просто опустел.
В то самое воскресенье, когда Корвин Стайлз завтракал в тени хребта Блю-Ридж, Хаклют отложил работу и поехал на родину в западный Мэриленд. Зачем - он не мог бы сказать. Просто изучение генетики алтейцев вызвало у него острое чувство, что время проходит.
На самом деле Хаклют всегда чувствовал уходящие годы. Свой тридцатый день рождения он пережил очень болезненно и с тревогой смотрел, как преждевременно отступают со лба волосы. Он не мог войти в комнату с тикающими часами и не вспомнить, что он смертен. Но теперь он начал гадать о возможностях, которые могут таиться в тексте. И почему-то из-за этого менее угрожающими выглядели катящиеся мимо холмы вокруг Вестминстера и утраченные дни юности не были уже такими далекими.
Вестминстер оказался больше, чем ему помнилось. На окраинах выросла пара офисных башен, возникли торговые ряды. Колледж западного Мэриленда расширился, и на южной стороне Хаклют заметил, проезжая, несколько строящихся домов.
Дом, в котором он вырос, был снесен, чтобы освободить место для автостоянки. И почти все соседние дома тоже исчезли. Однако аптека Гундерсона уцелела, и лавка лесоматериалов тоже. Но это и все.
К школе пристроили новое крыло - убоище из стекла и пластика, грозившее поглотить старое кирпичное здание. Проезжая, Хаклют услышал звонок. Как в старые времена, семь дней в неделю звенел звонок, отключаясь только на лето. Приятно было знать, что осталось в мире нечто неизменное.
На спортплощадке установили новую сетку за позицией бэттера. Вопреки плохому зрению, Хаклют был когда-то приличным инфилдером, в те времена, когда все они собирались играть вечно. Но после отъезда из Вестминстера он ни разу не надевал бейсбольную форму.
Гамбургерная,-куда он водил Пэт Уитни, находилась на том же месте, только хозяева у нее были другие. Он улыбнулся, проезжая мимо, удивившись, что после стольких лет все еще ощущает знакомый пульс в горле, который вызывала у него только Пэт. Где она теперь? В первый раз с того страшного вечера, когда она дала ему отставку, он подумал о ней без гнева.
Рули Миловский прибыл к себе в офис в состоянии полного раздрая, свойственного ему в понедельник утром. Но этот уик-энд был весьма необычным. Он ужинал в субботу вечером с главой городского совета, забрасывая семена нужного решения по проблеме лицензирования для агентства Недвижимости, которым владел один из клиентов _«Бернса и Хофмана». А в воскресенье ему удалось наконец затащить в койку ту чернокожую стерву, которая бегала от него по всему Канзас-Сити.
Двое его бухгалтеров, Абел Уокер и Кэролин Донателли, безуспешно попытались перехватить его по дороге. Оба они озабоченно хмурились, но Уокер всегда из-за всего паниковал, а Донателли - женщина, что с нее взять. Симпатичная, но все равно всего лишь баба. Он много раз пожирал ее глазами, но руки всегда держал при себе. Никогда не заводи шашни у себя в офисе - такое было у Рули главное моральное правило.
Голова болела от недосыпа. Миловский глотнул апельсинового сока из холодильника, водки решил не добавлять и опустился на кожаный диван.
Загудел интерком. Когда он не ответил, секретарша распахнула дверь.
- Мистер Миловский, Ал и Кэрол оба хотят с вами говорить. - Он еще только думал, что сказать, как она добавила: - При открытии рынка сегодня падение на шестьсот.
Рули хмыкнул, встал и развернулся к экрану компьютера.
- Уже больше чем на восемьсот, - сказал Уокер, протискиваясь мимо секретарши.
Тут же за ним зашла Донателли.
- «Пенсильвания гэс энд электрик» упала на шестьсот.
Господи ты боже мой. У этих хмырей разрыв сердца будет. «Пенсильванская газовая» твердо держалась в списке на покупку для консервативных инвесторов, желающих получать хороший доход без особого риска.
- Что стряслось? - спросил Рули. Донателли приподняла брови.
- Вы сегодня утром телевизор не смотрели? Рули покачал головой.
- Прошел слух, что ребята в Гринбелте - те, что работают с посланием из космоса, - нашли способ производства дешевой энергии. В больших количествах.
- Черт побери, Кэрол, этому же никто не поверит!
- Быть может, - сказала Донателли, - но наверняка какие-то игроки ждали таких новостей, чтобы обрушить рынок. И они точно не станут стоять смирно, пока их будут бить по морде. Они все продали и теперь скорее всего ждут момента, чтобы сегодня днем все скупить обратно с приличной скидкой.
- Твою мать, - буркнул Рули.
- «Вермонт гэс» рухнула на пять с четвертью, - сказал Уокер писклявым голосом. - Коммунальные компаний рушатся по всей доске. Все летит к чертям, абсолютно все. Рули, это свободное падение.
Миловский вызвал на экран статистику. Акции главных нефтяных компаний потеряли уже больше десяти процентов. Фирмы тяжелого машиностроения, особенно работающие на энергетические компании, разорились. Банки упали до самого дна. И некоторое количество сервисных компаний.
Черт бы побрал. Даже розничная торговля после рекордных рождественских распродаж резко летела вниз.
И только производители автомобилей не поддались общему тренду. «Дженерал моторз», «Форд» и «Крайслер» сделали рывок вверх. Естественно - если слух окажется правдой, цены на нефть рухнут, еще сильнее подешевеет бензин, и люди вернутся к большим автомобилям.
- Мы уже начали обзванивать клиентов? - спросил Рули.
- Они нас, - ответил Уокер. - И все они в трауре. Особенно мелкие клиенты. Рули, кое-кто из них заговаривал со мной о самоубийстве. Они просто раздавлены - сбережения всей жизни развеялись дымом. И это не люди, которые выходят на рынок нажиться. Это наши клиенты - электрические компании!
- Спокойно, - сказал Рули. - Такие вещи иногда случаются. Что мы говорим каждому, кто открывает у нас счет? Не вкладывайте ничего, что вы не можете позволить себе потерять. Это есть в нашем буклете. Да, но ты, конечно, прав. Под нашим попечением такого случаться не должно. Когда будешь говорить с этими людьми, обязательно указывай, чья тут вина. Но говори еще, что мы ожидаем подъема. Неприятно то, что коммунальные компании от таких ударов оправляются медленно. Что там с нашими крупными клиентами?
- Они тоже звонят, - ответил Уокер.
- Не сомневаюсь. Им мы что говорим?
- Что им сказать, мы не знаем, - сказала Донателли. - Я позвонила Адаму на биржу, и он сказал, что приказы на продажу уже не сыплются так быстро, но все равно их накопилась огромная очередь.
- То есть к полудню мы потеряем еще три-четыре сотни пунктов. Ладно, не будем участвовать в общей панике. - Он уставился на компьютер. - Давайте просто ее переживем. Вероятно, после полудня будет отскок, и мы вернем процентов тридцать своих начальных потерь. А что будет потом - зависит от того, что скажет правительство. - Он крепко зажмурился. - Черт побери, ненавижу я иногда эту работу.
Рули потер лоб.
- Ладно, начинаем обзванивать по списку. Успокаивайте народ. Говорите, что мы наблюдаем за развитием событий. Я лично считаю, что сейчас хорошее время покупать. И это вы тоже можете им сказать.
Оставшись один, Рули бросился звонить в Вашингтон.
Чарли Мак-Коллум был железнодорожником. Сейчас он уже вышел на пенсию, но сути его это не изменило. Он водил когда-то через прерии старые «микадо» 2-8-2, таская древесину в Грэнд-Форкс и поташ в Канзас-Сити. Начинал он стрелочником в Нойесе, штат Миннесота, во время Второй мировой войны хотел пойти в морскую пехоту, но из-за астмы ему сказали, что на трудовом фронте он будет полезнее.
Ничего он не любил такого, что не ездит, и потому просился на каждую открывавшуюся вакансию тормозного кондуктора, пока его не устроили на товарняк, ходивший в Твин-Ситиз. Потом он дослужился до машиниста на маршруте Денвер - Миннеаполис, потом был повышен до кондуктора на Грейт-Сентрал. Так он проездил сорок лет и мог даже стать начальником станции в Боулдере, но это его не привлекало, и потому Чарли продолжал ездить, пока волосы не побелели, а ветер не вырезал на губах и щеках морщины, и лицо стало похоже на щебнистые камни вдоль рельсовых путей в Скалистых горах.
При выходе на пенсию его наградили тысячей долларов и часами. Он осел в Боулдере, в небольшой квартирке неподалеку от главного пути. Тысячу он добавил к своим сбережениям, довольно существенным, поскольку женат он никогда не был - не нашлось женщины, готовой жить с человеком, которого никогда нет дома. Все деньги, до последнего пенни, он вложил в акции «Грейт-Сентрал». Годами он получал щедрые дивиденды, и цена акций поднималась пункт за пунктом.
Но главный источник доходов железной дороги - уголь. Бесконечная лента хопперов везет его из западных шахт восточным электрическим компаниям, и когда в понедельник первого марта угольная промышленность рухнула, вместе с ней улетела и «Грейт-Сентрал», и деньги Чарли.
Было ему девяносто два года.
Во вторник вечером, долго и тщательно надравшись в «Депо прерий» - баре через улицу от железнодорожных путей Боулдера, он поехал в город, подошел к двери брокерской фирмы «Хармон и Мак-Киссик, Инк.» и запустил кирпичом в окно.
Впервые за всю свою жизнь он сознательно нарушил закон.
Мэрией Куртни сразу поняла, что так не должно быть. Синий «плимут» ехал сразу по двум полосам, приближаясь по Гринбелт-роуд с запада. Около главных ворот он притормозил и вдруг свернул влево на встречную полосу. Заревели клаксоны. «Плимут» задел по касательной «тойоту», она завертелась, отброшенная на разделительный газон. У «плимута» ввалился радиатор, и стало бить колесо, но он продолжал движение.
Мэрией вышла из будки на мощеный участок, разделявший полосы дороги. Рефлекторно правая рука тронула пистолет на бедре, но отстегивать клапан кобуры Куртни не стала.
Машина замедлила ход, Мэрией успела заметить водителя, пытающегося справиться с управлением. Холод пробежал по спине, когда она поняла, на кого он похож. На Ли Освальда - создание мрачного настроения и непомерных претензий. Он улыбался, и тут она увидела у него в руках сорокапятикалиберный.
Позади брызнуло оконное стекло. Что-то ударило в живот и сбило Мэрией с ног. Она упала спиной в будку и прижалась к полу, стараясь не поддаться панике, пока он методично расстреливал остальные стекла. Потом он проехал мимо и полил очередью группу пешеходов, выходящих из проходной. Некоторые упали, остальные с криками разбежались. Когда он проехал, двое или трое остались лежать.
Охранники отреагировали не сразу. «Плимут» уже свернул на дорогу № 2 и почти скрылся из виду, когда из ворот выехала машина преследования. Рация Мэрией ожила. Женщина трясущейся рукой вытряхивала стекла из волос. Начальник бежал к ней из проходной с вытаращенными глазами, протягивая руки. Больше она уже ничего не видела.
Водитель «плимута» убил еще троих в бешеной гонке по газонам и парковкам, пока его не зажали за домом, где раньше жил Бейнс Римфорд, и не разнесли на части автоматным огнем. Всего погибло семь человек. Из тяжелораненых еще трое скончались ночью, включая охранницу.
Преступником оказался безработный отец семейства из Балтимора, уже предупрежденный судом за угрозу сотрудникам электрической и газовой компании восточного Мэриленда.
Сенатор Паркмен Рэндолл, республиканец от штата Небраска, понятия не имел, чему будет посвящено совещание в Овальном кабинете, знал только, что оно касается комитета Сената по обороне. Желательно, чтобы разговор не шел о закупке вооружений. Хорошо бы, чтобы президент дал что-то такое, что Рэндолл мог бы предъявить своим избирателям для разнообразия. Сельскохозяйственная политика при этой администрации была просто катастрофической. Сенатор изображал верного солдата, поддерживая, что мог, и оспаривая, что должен был, зная, что президент поймет. Почти полностью обрушенный финансовый рынок - уже пятый день - тоже не улучшал ситуацию. И еще три другие постоянные проблемы: аборты, свободная продажа оружия, молитва в школах. Все та же тягомотина, которая никогда никуда не девается, почти не оставляет места для компромисса и превращает в ад жизнь любого- слуги народа. Иногда Рэндолл жалел, что не выбрал другую профессию. Он знал, как любой грамотный политик, что голосование по значимым вопросам никогда не приобретет тебе друзей, но всегда отнимет голоса.
А в этом году предстоит переизбираться.
Члены Сенатского комитета по обороне собрались в комнате совещаний и подземной дребезжащей дрезиной поехали в Белый дом. Там их встретил Хилтон и отвел в Овальный кабинет.
Президент встретил их стоя и вышел пожать им руки. Он улыбался, и Рэндолл достаточно хорошо знал этого человека, чтобы тут же понять: новости будут хорошие, о чем бы они ни были. Хоть за это спасибо.
- Леди и джентльмены! - обратился президент, когда все расселись. - Я хочу сделать достаточно важное объявление. - Он сделал паузу, наслаждаясь минутой. - Мы успешно испытали оружие наземного базирования на пучках частиц, которое, как вам известно, будет составлять сердце и душу нашей обороны в течение ближайшей половины текущего столетия.
Сидевшие здесь люди в общей сложности провели в политике лет двести. Их нелегко было впечатлить речами. Что испытания ведутся, они знали и слышали, что получены благоприятные результаты. Но сегодня чувствовалось что-то новое. Президент не был красноречив. Вместо мерных ритмических интонаций и блестящих фраз слышно было лишь его воодушевление.
- В начале весны Соединенные Штаты введут в действие «Орион».
В окно Рэндоллу были видны демонстранты. Сегодня они протестуют против южноамериканской политики, завтра будут насчет экологии. Неустанными кругами ходили они перед воротами. Как аборты и продажа оружия - они всегда присутствуют, всегда портят кровь и так же неразрешимы.
Собравшиеся в кабинете зааплодировали, и Рэндолл присоединился.
- А важные новости таковы: мы избавились от необходимости самоограничения какой-нибудь орбитальной системой. Соединенные Штаты существенно продвинулись в этом вопросе, и вскоре мы сможем устанавливать оружие, излучающее пучки частиц, на беспилотных самолетах или на самолетах с радарным наведением. Все говорит за то, что оружие будет высокоточным - и высокоэффективным.
Он пристально, почти доверительно поглядел на Рэндолла, будто молча говоря, что в этом деле они заодно, что Рэндолл, как человек искренний и прямой, это тоже понимает.
- Я полагаю, - продолжал Харли, - что нам удалось отправить в историю ракеты и бомбы. Теперь мы можем построить внушающую страх национальную оборону без неимоверных расходов на обычные Системы оружия. И если нам снова придется воевать, мы не будем швырять миллионы на ракеты и боеприпасы. В следующий раз налогоплательщики едва заметят расходы.
Вошел служитель с подносом, где стояло тринадцать бокалов. Семеро мужчин и пять женщин взяли по одному, Джон Харли взял последний, вытащил из-за стола ведерко со льдом, достал оттуда бутылку шампанского и откупорил ее. Когда Эд Ренсайд из Нью-Гэмпшира поспешил на помощь, Харли махнул ему рукой, улыбнулся и разлил вино по бокалам.
- Леди и джентльмены! - провозгласил он. - За Соединенные Штаты!
МОНИТОР
БЕЛЫЙ ДОМ ОПРОВЕРГАЕТ СЛУХИ О НОВОМ ИСТОЧНИКЕ ЭНЕРГИИ
«Хотел бы я, чтобы это было правдой», - говорит президент… Индекс Доу-Джонса рухнул на 2040 пунктов за неделю…
АЛТЕЙСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР
«Переводы с алтейского» Майкла Пападопулоса взлетели на верхнюю строку списка бестселлеров за первую неделю после выхода из печати. Вопреки ехидству критиков, что в книге больше про Пападопулоса, чем про алтейцев, книжные магазины сообщают о росте продаж…
АЙАДИ ОТРИЦАЕТ НАЛИЧИЕ У СЕБЯ БОМБЫ
«Мне она не нужна, - обратился к собравшейся в Багдаде толпе иорданцев и иракцев Айади Итана Аруби. - Всемогущему не нужна моя рука, чтобы уничтожить Израиль». После этого вождь присутствовал на футбольном матче…
В ОБВАЛЕ РЫНКА ОБВИНЯЮТ СПЕКУЛЯНТОВ
Быстрые продажи со стороны инсайдеров, вероятно, и вызвали обвал рынка на прошедшей неделе - так думают некоторые аналитики с Уолл-стрит. «Средние поднялись слишком высоко, и мы созрели для крупной корректировки, - заявил Вэл Кестлер, специалист по электронике компании «Киллбрю и Денкл». - Конечно, следует учесть и другие факторы: ровный подъем процентных ста? вок за последние месяцы, растущую напряженность на Ближнем Востоке, последние цифры безработицы. Люди стали нервничать…»