Вилла, отведенная ему центром, была скромной, но удобной. Застекленную веранду Римфорд превратил в рабочий кабинет, где проводил почти все время. В маленькой гостиной стояла уютная мебель, и Гарри снабдил комнату запасом книг по предмету второй любви Римфорда - театру.
Он принял душ и попытался отвлечься, готовя яичницу с ветчиной, хотя есть не особенно хотелось. Все же он торопливо позавтракал, оставив недоеденный тост. Свой кабинет на веранде он закрыл, когда вступили в действие новые процедуры безопасности, и перенес все внутрь, чтобы его не могли увидеть за работой. Делать записи за пределами лаборатории запрещалось, как и обсуждать любые данные проекта «Геркулес». Конечно, это был идиотизм - ожидать, что исследователи ничего не будут говорить об открытии такого рода, но повсюду висели плакаты, обещающие для нарушителей баснословные штрафы и тюремный срок.
Римфорд прятал компакт-диск с данными среди «Избранного» Баха. Вздохнув по поводу затруднений, создаваемых ретроградным внешним миром, он достал диск и вставил его в компьютер. Но сосредоточиться оказалось трудно. Минуту он тупо смотрел на экран. По нему бежали строки цифр и букв, представляющих алтейские символы. Еще раз вздохнув, Римфорд отключил это все, сунул диск обратно в коробку с музыкой Баха и лег на софу.
- Гарри, у нас тут полно народу, - сказал Паркинсон. Он говорил из гостевого центра сразу за восточными воротами.
- Неудивительно, - отозвался Гарри. - И наверняка большие толпы так и будут собираться, пока вся эта история немного не притихнет. Мы можем справиться?
- Гарри, в лавке не хватит сувениров. Но они уже переполняют демонстрационные зоны.
- Есть враждебно настроенные?
- Есть, не слишком много. В основном люди того типа, что у нас обычно здесь бывали, только их очень много. И у некоторых в руках плакаты.
- Какие, например?
- «Руки прочь от Гондураса» - вроде таких. Есть транспарант, где нас обвиняют, что из-за таких, как мы, не хватает школьных завтраков. Еще плакаты с Иисусом. Эти, наверное, хотят, чтобы мы обращали алтейцев.
- О'кей, - сказал Гарри. - Работайте как обычно. Постарайтесь ускорить операции, чтобы побольше пропустить народу и выпустить. А я извещу службу безопасности, пусть они тебе кого-нибудь пришлют.
Гарри позвонил Шенкену. Через несколько минут вошел Сэм Флейшер, помощник Гарри по административным вопросам. Он был пожилой, лысый, с венчиком рыжеватых волос.
- Насыщенный сегодня обещается день, Гарри.
- Я думал, у нас
годожидается насыщенный. В чем дело, Сэм?
- Телефоны раскаляются. Я посадил на них опять Донну и Бетти плюс еще парочку прихватил из других отделов. Кстати, почти все звонки с комплиментами. Люди считают, что мы тут прекрасно работаем. И очень интересуются Геркулесом.
- Отлично.
- Несколько психов. Одна дама из Гринбелта божится, что у нее в гараже стоит летающее блюдце. Еще кто-то предупредил, что банда террористов в пикапе едет захватывать нас штурмом. - Его улыбка погасла. - Но некоторые звонки жутковатые. Ходят слухи, что мы связаны с дьяволом. Говорят, что мы творим дело Сатаны и суем нос туда, куда Господь не велел, ну и так далее. Знаешь, сидеть и такое слушать - это несколько нервирует.
- Надо выпустить на телевидение Пита, - сказал Гарри. - Пусть изобразит Дракулу в самом лучшем виде. Это их отпугнет.
- Послушай, есть ещё одна вещь, и я боюсь, что она связана с синдромом дьявола. Та забавная картинка из ручек и ножек: она очень многих напугала. Все хотят'Знать, что это такое, и очень трудно объяснить, насколько далеко от нас алтейцы.
- И что мы сейчас говорим?
- Тед Паркинсон кому-то сказал, что считает, будто это вроде кабельной разводки. Мы примерно в этом духе и отвечаем.
- О'кей, это хорошо. Так и делайте, пока события нас не догонят.
- Кстати, Гарри… - Голос Флейшера вдруг изменился. - Да?
- Ты думаешь, так эти типы и выглядят?
- Возможно. Еще что-нибудь?
- Да. Нам достается сильнее за то, что мы не все рассказываем. Я понимаю, что в Белом доме им тоже несладко приходится. Очевидно, многое устраивают конгрессмены-демократы, которые пытаются использовать вопрос как дубину для головы президента.
Правдоподобно. Гарри сделал глубокий вдох, очередной раз искренне пожалел, что не стал зубным врачом, как хотел в детстве, и решил, что надо хоть ненадолго отсюда слинять.
Эдне он сказал, что пойдет в гостевой центр, натянул пиджак и вышел к своей машине.
Политики всегда готовы пожертвовать общим благом ради лишних голосов. И предстоящие в будущем ноябре президентские выборы действовали как увеличительное стекло на все, связанное с проектом «Геркулес». Забавно, что событие, произошедшее более миллиона лет назад, оказывает влияние на президентскую кампанию двадцать первого века.
Одним из первых действий Дэйва Шенкена было строительство непроницаемого барьера вокруг гостевого центра, чтобы отделить его от остальной территории. Гарри припарковался на стоянке у семнадцатого здания и вошел через вспомогательные ворота. Паркинсон не преувеличил: воскресная толпа захлестнула ведущую к центру дорогу и всю парковку. Люди несли воздушные шары и транспаранты, мешки и кулеры с едой. Приехала по Консервейшн-роуд полиция Гринбелта и пыталась как-то регулировать движение на двухполосном асфальте.
Гости рассыпались по всей территории, а на северной стороне напирали на забор Шенкена. Многие вообще не проявляли желания войти в центр - они бродили, лениво переговариваясь, поглощая сандвичи и колу. Немногочисленные транспаранты занимали стратегические высоты, но их вроде бы никто не принимал всерьез. У Гарри создалось впечатление, что эти люди просто ощутили дыхание истории и захотели оказаться поближе.
Так, собственно, и должно было быть: спокойное и дружелюбное празднование достижения, которое в некотором смысле принадлежит всем. Он сперва хотел войти в гостевой центр через заднюю дверь, минуя толпу, но обошел здание спереди и вошел с толпой.
Здесь были люди всех возрастов и рас. Некоторые подозрительно походили на правительственных чиновников в выходной день. Может быть, отгул взяли. Не такой день, чтобы торчать в стенах офиса. Люди пели, поднимали детей на плечи, щелкали фотоаппаратами. Но в основном просто сидели на теплом солнышке и любовались на тарелки антенн.
Преподобный Роберт Фримен, доктор богословия, закончил начерно письмо с призывом жертвовать, приложенное к отчету больницы, который должен был выйти к концу недели. Перечитал его, с удовлетворением отметил, что такое письмо должно привлечь сочувствие и деньги двух миллионов его последователей, и бросил его в коробку исходящих для перепечатки.
Фримен, подобно большинству своих коллег, горячо не одобрял других телевизионных проповедников, но его недовольство базировалось не на доктринальных расхождениях и не на естественном раздражении против соперников, запускающих руку в тот же котел. Просто Фримен не любил обманщиков. Он возражал в недвусмысленных терминах против жульнического вздора, переполнявшего воскресные передачи. «Это нас всех ставит под подозрение!» - орал он на преподобного Билла Притчарда во время знаменитой стычки двух ведущих телепроповедников на ежегодном религиозном собрании Притчарда, которое до того происходило в Арканзасе, родном штате Фримена. Бобби из Блэквудза был раритетом в сети фундаменталистов. Он старался никогда не говорить такого, во что не верит искренне, - политика, которой трудно придерживаться, поскольку он замечал в трактовках фундаменталистов определенные проблемы. Тем не менее, если и было скрыто несоответствие или противоречие в Писании, он знал, что это лишь ляп переводчика или недосмотр переписчика. Божественная опечатка, как он сам однажды сказал. Не дозволено опровергать Евангелие только потому, что мы не знаем, в чем может заключаться проблема. Писание следует рассматривать как реку: берега и течения с веками меняются, но поток уверенно направлен в Землю Обетованную.
Фримен нажал кнопку интеркома:
- Будьте добры, Барбара, пригласите Билла.
Билл Лам был специалист по отношениям с общественностью и зятем Фримена. Многие из его подчиненных счита-i ли, что это единственное достоинство Билла как работника. Но Лам был предан своей семье и своему Богу. Он был красив, добродушно весел, не боялся личных бед. Жена его, сестра проповедника, болела лимфогранулематозом, и у них была умственно отсталая дочь. Лам выглядел именно так, как, хотелось верить Фримену, выглядел его типичный последователь. Богобоязненный, многострадальный и, вопреки всему, счастливый. Такой человек, которого хочется иметь своим соседом.
- Билл, - сказал Фримен, когда Лам удобно устроился с сигарой и кока-колой, - у меня есть идея.
Лам всегда носил спортивные вязаные рубашки с открытым воротом. Он сохранял поджарость в годы, когда многие мужчины начинают расплываться.
- И какая, Бобби? - спросил он.
Свой энтузиазм он всегда проявлял в открытую.
- Сейчас много внимания обращают на все, что исходит из Годдарда, - сказал проповедник. - Но истинное значение того, что там происходит, теряется во всем этом научном жаргоне. Надо, чтобы кто-то ясно указал: мы нашли еще одну ветвь семьи Божией.
Лам сделал приличный глоток колы.
- Ты собираешься в воскресенье сказать еще одну проповедь, Боб?
- Вот не знаю, правильно это будет или нет, - ответил Фримен. - Я бы хотел организовать выезд с кем-нибудь из наших людей в Вашингтоне. Надо съездить в Годдард. Устроить там сборище.
Лам посмотрел неуверенно:
- Не знаю; мне может быть неловко в таком месте. А чего беспокоиться? Мы же об этом говорили на той неделе в передаче. И мне кажется, ты отлично выступил, Бобби.
Проповедник заморгал:
- Билл, в Годдарде происходит событие века. Кто-то должен дать стране правильную точку зрения. Всему миру.
- Можешь сделать это из студии.
- Не тот эффект. Те, до кого мы должны достучаться, не смотрят «Олд байбл чэпел». Нет, нам нужна кафедра повыше. И я думаю, ступени космического центра подойдут.
- О'кей, - сказал Лам. - Но я думаю, что это ошибка. У тебя не будет там власти над толпой, Боб. Помнишь сборище в Индианаполисе в прошлом году? С ними вообще говорить нельзя было.
Проповедник взглянул на календарь.
- Думаю, что рождественская проповедь - отличное время. Организуй как раз перед праздниками. Четыре - шесть автобусов для местного народа. - Он прикрыл глаза, вспоминая гостевой центр. - Нет, лучше восемь. Мне кажется, народу соберется прилично. Постарайся организовать так, чтобы мы приехали где-то часа в три дня, о'кей? Я сам поеду первым.
- Боб, ты не хочешь сперва объявить о своем намерении? Если известить Белый дом, нам очистят путь.
Фримен подумал.
- Нет. Если предупредить Харли, он постарается меня отговорить. Или появится сам и перехватит все камеры.
Когда Лам вышел, проповедник стал себе представлять, как он ведет вековую борьбу между безбожной наукой и верой прямо в лагере противника. Вот возможность занять свое место среди пророков.
Когда Тед Паркинсон объявил о приеме второго сигнала, российский министр иностранных дел Александр Тайманов находился в Соединенных Штатах. Он немедленно попросил встречи с президентом, на которую госдепартамент согласился. Она была назначена на десять утра во вторник.
Тайманов на публике был суров и бескомпромиссен, а также несгибаемо скептически относился ко всем намерениям Запада. Он происходил из землевладельческой аристократии, вознесся к власти в последние дни СССР и пережил неразбериху последующих лет. Без публики же он был совершенно другим человеком.
- А, эти вчерашние замечания, - мог он сказать после бешеной атаки на тот или иной аспект политики США, - это ведь на публику. Входит в программу спектакля. Надо же поддерживать образ, иначе народ не поймет.
Дипломаты США считали его предсказуемой и поддерживающей стабильность силой в стране, которая иногда еще угрожающе хмурилась.
Нельзя сказать, что Харли с удовольствием имел дело с Таймановым, чьи заявления для СМИ слишком часто доводили его до отчаяния. Но он невольно привязался к этому человеку, которого пресса окрестила Медведиком. Госсекретарь Харли, Мэтью Янович и русский министр иностранных дел не менее двух раз совместно распутывали взрывоопасную ситуацию на Балканах.
Янович приехал за несколько минут до Тайманова. Высокий, с грубыми чертами лица, с бородой, рокочущим басом и склонностью рассказывать небылицы - таков был Янович, бывший адвокат из глубинки и когда-то влиятельный политик в Арканзасе. Харли подозревал, что сходство с Линкольном не совсем случайно. Но он был талантливый дипломат, упорный переговорщик и проницательный аналитик. Он сообщил, что Тайманов сказал ему лишь одно: он хочет говорить с президентом о послании из Геркулеса.
- Они хотят доступа к данным, - добавил он.
Еще бы они не хотели. -
Мне докладывают, - сказал Харли, - что это просто информационная мусорница. Они даже не начали еще ее разбирать.
- Мы не можем выпустить информацию, - откликнулся Янович. - По крайней мере пока сами не поняли, что в ней содержится.
- Я знаю, - ответил Харли.
Тайманова пригласили войти ровно в десять часов.
Министр заметно постарел за последний год. ЦРУ не могло подтвердить слухи о том, что он болен раком. Но Харли видел, что с ним что-то не так. Холодные и умные глаза смотрели из глубоких колодцев отчаяния. Он обрюзг, и остроумие, с которым он парировал выпады западных дипломатов и журналистов, его оставило.
- Господин президент, - заявил Тайманов после первых вежливых фраз, - я уверен, вы понимаете, что у нас есть проблема.
Харли давно научился не разговаривать с русскими из-за стола. По причинам, которые он до конца не понимал, они воспринимали это как попытку замкнуться и становились подозрительными.
Тайманов расстегнул пиджак и сел напротив Яновича. Харли велел принести любимый сорт водки министра. Себе он попросил бокал красного вина. Янович, выздоравливающий от алкоголизма, остановился на кофе.
Президент опустился на софу.
- А что за проблема, Алекс? - спросил он. - И чем я могу вам помочь?
- Сэр, ваши действия по сокрытию передачи с Геркулеса от широкой публики вполне правильны.
- Спасибо, - сказал Харли. - Если бы и все так считали…
- Какой курс ни выбери, в СМИ все равно кто-нибудь будет его критиковать. - Он глянул на Яновича. - В старые времена, - улыбнулся он, -
этапроблема была у нас под контролем. А теперь… - Он пожал плечами. - При этих благах западных свобод редакторы свободны кусать честных людей за ноги и очень сильно затруднять управление.
- Да, такое складывается впечатление, - согласился Харли, терпеливо ожидая, пока гость перейдет к сути дела.
Тайманов еще минуту-другую поразмышлял вслух на эти темы, а потом повернулся так, что оказался с президентом лицом к лицу.
- Согласитесь, господин президент, что хотя мы полностью понимаем ваш образ действий в этом вопросе, тем не менее текущее положение дел создает серьезные трудности обеим нашим странам.
- Каким образом?
- Президент Росковский поставлен в нетерпимое положение. Научный истеблишмент страны обладает определенным влиянием.
- Мы знаем, что значительным, - сказал Янович.
- Да. Нашим ученым не хватает политической власти, но у них есть прямой доступ к СМИ, и симпатии народа на их стороне. Как вы знаете, господа, моя страна переживает трудные времена. Экономика остается слабой, правительство не столь стабильно, как нам хотелось бы, а люди готовы окончательно потерять веру в способность администрации исправить положение. - Он наклонился вперед, взгляд его стал пристальнее. - И не очень много нужно, чтобы столкнуть страну в хаос. Даже, быть может, в гражданскую войну. Враги президента не задумаются обратить против него волну народного гнева, если представится возможность. - Он пригубил водку, кивнул, снова пригубил. - Научная общественность возмущена тем фактом, что открытие такой важности для нас всех скрывается. Как я уже сказал,
японимаю, что вы поступили как должны были поступить. Понимает и президент Росковский. Но опасность все равно остается.
- Я понимаю, - сказал Харли.
- Я знал, что вы поймете. Необходимо обязательно учитывать щекотливость ситуации, в которой находится наш президент, и возможность спекуляций на этом деле с радиосигналами. Я лично не верю, что вы найдете что-нибудь, что стоило бы скрывать, то есть имеющее военное значение. Но ведь наверняка мы ничего не можем знать? И в этом заключается трудность. - Он бросил проницательный взгляд на Яновича, и Харли понял, что Тайманов пытается прочесть мысли по лицам.
- Вы играете в шахматы, господин президент?
- В общем, играю.
- А в вашей президентской кампании этот факт не упоминался.
- Это не прибавило бы мне голосов. Быть может, даже убавило бы.
Тайманов улыбнулся:
- Никогда не пойму Америку. Эта страна превозносит посредственность и создает инженеров выдающегося качества.
- А почему вы вспомнили о шахматах? - спросил Харли.
- Ах да, к чему это я. Я к тому, господин президент, что всякий хороший шахматист знает: угроза существенно сильнее ее исполнения. Как и в дипломатии. Враги правительства не станут намеренно провоцировать реакцию на ситуацию, потому что они тоже знают: события могут выйти и из-под их контроля. Свергни правительство - и никто не знает, что будет дальше. Вместо этого они попытаются использовать неизвестность вокруг послания с Геркулеса, чтобы подорвать веру в правительство. Они знают, что для них дорога к власти лежит через объятия прежней политики. Возврат к национализму семидесятых.
Он говорил о последних сталинистах старой закалки. Сейчас у них было новое имя - неоконсерваторы, но они вполне готовы были принести в жертву своим амбициям скромный прогресс России и возможность стабильного международного порядка.
Тайманов поднял бокал, наклонил, посмотрел на свет и снова пригубил. Президент поднял бутылку и хотел долить ему еще, но Тайманов отказался.
- Больше мне не позволяют, - вздохнул он. - Джон… - Из его голоса исчезла официальность, и Харли увидел искреннюю тревогу у него в глазах. - Я не верю, что в передаче может содержаться хоть какая-то опасность, сравнимая с тем, что сейчас грозит моей стране. Нам нужна ваша помощь. Я настоятельно прошу вас обнародовать передачу и хотя бы выбить это оружие у них из рук. Президент кивнул:
- Алекс, я подумаю о ваших словах. Тайманов встал и застегнул пиджак.
- Спасибо, что уделили мне время, господин президент. Я вылечу в Москву не раньше среды, если вы захотите продолжить этот разговор.
- Он хочет отвезти ответ, - сказал Янович, когда министр вышел.
Через несколько минут президент вышел из Розового сада на следующую встречу - предстояло фотографироваться с профсоюзными деятелями. Собеседникам он показался рассеянным. Его обычное умение дистанцироваться от любых проблем и сосредоточиться на текущем деле ему изменило.
МОНИТОР
АНАКОНДА УЖЕ ДВА ГОДА ЗАМУЖЕМ
Популярная рок-звезда - жена страхового агента…
ИЗРАИЛЬТЯНЕ И ПАЛЕСТИНЦЫ ДОСТИГЛИ НОВОГО СОГЛАСИЯ
Янович: «Мы вступаем в новую эру»…
Договор о Святой Земле принесет процветание обеим сторонам…
БРИТАНИЯ РАЗОРИЛАСЬ
Клири просит помощи для уплаты долгов…
Банкиры ищут формулу кредита…
«Следующей может быть Франция», - предупреждает Гуле…
МАРИАННУ НАШЛИ В КОЛОДЦЕ
Спасатели копают вторую шахту. Дожди продолжаются…
ЖИТЕЛЮ ЛЬЮИСТОНА, ШТАТ МЭН, ПРЕДЪЯВЛЕНО ОБВИНЕНИЕ В СОВЕРШЕНИИ 81 УБИЙСТВА
Новый рекорд серийных убийц…
Тихий плотник «каждый день ходил в церковь»…
КОНРОЙ НЕ СДАЕТСЯ
Звезда велотрека продолжит выступления, несмотря на лейкемию… На родине открыт сбор средств в пользу Брэда Конроя…
«ИНДИЙСКАЯ ГРУППА» ВЗЯЛА ШТУРМОМ АТОМНУЮ СТАНЦИЮ ЛЕЙКХЕРСТ
3 террориста и 1 заложник убиты… Волна критики и протестов…
«Она могла взорваться», - говорит мэр Филадельфии… Харли принимает ответственность на себя…
ТРЕБОВАНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ ЗА ЯДЕРНЫЙ ТЕРРОРИЗМ
САМОЛЕТ КОМПАНИИ TWA СБИТ РАКЕТОЙ НАД О'ХАРОЙ
FAA ведет расследование; 166 человек на борту…
ТОРГОВЛЯ ОЖИДАЕТ МАССОВЫХ РОЖДЕСТВЕНСКИХ РАСПРОДАЖ
Розничные фирмы лидируют в росте Доу-Джонса…
Глава десятая
Эд Гамбини был поглощен событиями и просто плевался, когда приходилось выкраивать время для политиков. Даже для президента. Хотя он и составил несколько докладов для Белого дома, эта работа очень скоро стала обязанностью Гарри. Руководитель проекта поручил Маевскому каждый вечер составлять краткий отчет, который Гарри находил по утрам у себя на столе. Он аккуратно звонил по закрытому номеру, который сообщил ему президент, и в тот же день со спецкурьером пересылал распечатку отчета с пометкой «в собственные руки».
Гарри не стал уклоняться от этой процедуры, хотя ему неловко было действовать через голову начальства. Он известил Розенблюма о требовании президента, и директор только пожал плечами.
- Проследи, чтобы мне отсылали копию, - сказал он. - И если будет что-то экстраординарное, я тоже хочу об этом знать.
Конечно, Гарри не должен был доставлять Харли свои доклады. Сначала для этого назначили помощника, а месяца через полтора его заменили другим. Отчеты, разумеется, были составлены в общих словах. Когда же возникала тема, которую, по мнению Гарри, можно было счесть секретной, он сам отвозил в Белый дом меморандум Гамбини, где документ в запечатанном конверте передавали помощнику и давали за него расписку.
Гарри довольно быстро понравилось появляться в окрестностях Овального кабинета, понравилось, что его узнают люди из президентской команды, и даже пару раз мелькнул сам Харли. Однажды Гарри представили советнику по национальной безопасности, который поразил его, вспомнив через несколько дней не только его фамилию, но и имя. Серьезное впечатление для мелкого федерального служащего. Если дело пойдет хорошо, если он сможет избежать ляпов и точно определить, какая информация нужна Харли, то ему мог светить пост директора агентства. И потому Гарри непропорционально много своего времени уделял проекту «Геркулес». Гамбини, надо отдать ему должное, никогда не терял терпения от его вопросов. Этот идеалист, как понял Гарри, не искал в поведении собеседника своекорыстных мотивов. Он был полностью поглощен азартом охоты за неуловимой природой алтейцев.
Работа по пониманию «языка» передачи шла медленно, но с заметными успехами. То, что вообще есть прогресс, как Римфорд объяснил Гарри, учитывая неимоверную сложность встречающихся проблем, - это заслуга Корда Маевского и его группы математиков.
В день, открытый для посетителей, Гарри привез сына в Годдард. Дома пришлось задержаться, поскольку запасы инсулина подходили к концу и пришлось заехать с мальчиком в аптеку. Это всегда производило гнетущее впечатление, усугубляемое смирением, с которым Томми принимал свою болезнь.
Мальчику понравилось ездить по космическому центру, разглядывать тарелки антенн, оборудование связи и модели спутников. Но к концу ему интереснее всего оказался пруд с утками. На холодной поверхности еще плавало их семь или восемь, и Гарри подумал, когда же они улетят.
Томми был для своего возраста высок, с тонкими чертами лица матери и большими ногами Гарри. («Пройдет, когда он станет старше», - уверяла Джулия.) Утки знали, что такое дети, и потому сгрудились вокруг еще раньше, чем он успел открыть пакет попкорна. Они были совершенно ручные, и когда Томми оказался несколько медлителен, они попытались выхватывать корм у него из рук. Мальчик испуганно хихикнул и попятился.
Гарри, глядя издали, вспомнил вечера, когда он поздно работал, уик-энды, занятые теми или иными проектами. Правительство вознаграждало его грамотами и денежными премиями, а в последний год он получил звание старшего правительственного служащего. Неплохо в целом. Но накапливался некоторый итог, где, с одной стороны, были все эти грамоты и премии. А с другой?
Томми среди уток.
Джулия в лодочном сарае.
Потом они поужинали и пошли в кино. Показывали тупой научно-фантастический фильм о группе космонавтов-археологов, запертых кровожадным инопланетным существом в развалинах на неизвестном мире. Спецэффекты были хороши, но диалоги дубовые, а персонажи неправдоподобные. Никто, подумал Гарри, не может быть так опрометчиво храбр. К концу фильма Гарри почувствовал, что его толерантность к инопланетянам почти исчерпана.
Джулия теперь жила в кондоминиуме в Силвер-Спринг. Когда Гарри вечером привез Томми, они ему показали свое жилье. Выглядело оно дорого - полированное дерево, центральный пылесос и куча антикварных безделушек.
Но Джулия была подавлена, и экскурсия оказалась в лучшем случае демонстрацией комнат и уголков.
- В чем дело? - спросил он, когда они остались одни в патио, глядя на Джорджия-авеню с четвертого этажа. Было холодно.
- Томми увеличили дозу, - сказала она. - У него обмен стал хуже. Вот почему пришлось докупать сегодня утром.
- Он мне ничего не сказал, - ответил Гарри.
- Он об этом не говорит. Он напуган.
- Мне очень жаль…
- Гарри, всем нам очень жаль. - Она зажмурилась, но слезы по щекам продолжали течь. - Ему теперь делают два укола.
Джулия набросила на плечи белый шерстяной свитер. Внизу к Спринг-стрит подъезжала полицейская машина, настойчиво и громко завывая сиреной. Гарри и Джулия смотрели, как она виляет через забитый перекресток и набирает скорость, свернув на Бакли. И еще долго была слышна сирена.
Утренний меморандум Гамбини оказался странным: «Нашли локон Аньезе».
Гарри отложил его в сторону, перерыл коробку входящих и избавился от более срочных дел. Он как раз просматривал новые указания по анализу управления, когда загудел зуммер.
- Мистер Кармайкл, вас хочет видеть доктор Кмох.
Гарри нахмурился. Он понятия не имел, в чем дело. Адриан Кмох был специалистом по физике высоких энергий, и центр его пригласил в группу консультантов для обсерватории астрономии высоких энергий, входившей в сеть «Скайнет».
И вид у него был недовольный.
Гарри указал ему на стул, но даже не стал пытаться разводить дипломатию.
- В чем дело, Адриан?
- Гарри, мы хотим устроить собрание. - Немецкий акцент Кмоха был едва заметен, но отчетливая дикция выдавала в нем европейца. - Я зарезервировал зал Джиаконни на час дня. И я подумал, что ты тоже захотел бы прийти.
- А на какую тему?
- Здесь становится очень трудно работать. Возникли серьезные этические проблемы.
- Понимаю. Я полагаю, мы говорим о Геркулесе?
- Конечно. Мы не можем с чистой совестью поддерживать политику сокрытия научной информации подобной природы.
- Мы - это кто?
- Существенная масть исследователей, работающих в Годдарде. Мистер Кармайкл, поймите, что лично к вам это никакого отношения не имеет. Но то, что делает здесь правительство, совершенно неправитьно. Кроме того, его действия ставят в крайне неловкое положение тех из нас, о ком коллеги полагают, что мы соглашаемся на такое поведение. Например, университет информировал Кэррола, что, если он не выступит против позиции правительства по Геркулесу, срок его пребывания в должности может быть пересмотрен.
- Мне прискорбно это слышать. Я считаю, что его университет поступил необдуманно. - Начала возникать боль над переносицей. - И какова же цель собрания, Адриан?
- Думаю, ты сам понимаешь. - Кмох смотрел на Гарри, не отводя глаз. Он был длиннорук и длинноног и ходил странной зажатой походкой - то есть, как казалось Гарри, точно так же, как работал у него ум. Кмох был приверженцем идей и этических систем, человеком, который очень серьезно относится к принципам, какие бы тяжелые последствия из этого ни происходили. Очень много было в его мышлении от деревянной доски. - Я попытаюсь настоять, чтобы мы ушли.
- То есть забастовка? Бастовать вы не можете. Это было бы нарушение вашего контракта.
Гарри встал и обошел вокруг стола.
- Я это знаю, Гарри. - Голос его зазвучал более угрожающе, когда он стал обращаться по имени. - И пожалуйста, не пытайся меня запугать. Многие из нас рискуют карьерой. А что сделает для нас правительство, если мы не сможем зарабатывать себе на жизнь? Вы мне гарантируете работу по специальности?
Гарри ответил беспомощным взглядом:
- Ты же знаешь, что это не в моих силах. Но у вас есть обязательства…
- А у
васесть обязательства перед
нами.Не забывай об этом.
Кмох встал и вышел из комнаты. Гарри смотрел ему вслед, прикидывая свои возможности. Он мог отказать в предоставлении помещения для собрания, мог предупредить о санкциях, а мог прийти на собрание лично и воспользоваться возможностью представить точку зрения правительства.
Гарри знал, что какие-то трения есть. Кое-кто из людей Гамбини говорил о нарастающем холоде среди своих коллег. Гарри думал, не следует ли известить службу безопасности. Сообщать им о любых переменах политического свойства - это стандартная процедура. Но это подразделение больше ему не подчинялось, а Шенкену он не доверял. Присутствие людей в форме или мужчин с жесткими глазами в фетровых шляпах само могло спровоцировать волнения.