Она решила, что Джордж захотел отличиться, чтобы девушка, которая несколько лет назад ушла от него, пожалела о своем выборе.

А Хатч? Она точно не знала, выболтала ли она что-нибудь о себе. Она старалась не упоминать Келли и не говорила о Ричарде. Но Жанет много лет спустя сказала Хатч, что она впервые поняла ее, когда Хатч рассказала о своем страхе и унижении, когда Жанет вступила в схватку с чудищем.

— Я дала слово, что никогда не буду стоять в стороне, — процитировала Жанет и добавила: — Мне это понравилось.

Что касается миссии, то главный вопрос — если это действительно Создатели Монументов, то помнят ли они о путешествии в Солнечную систему? Помнят ли то великое время?

— Оз, — говорил Джордж, когда ему задавали вопрос о пришельцах. — Я хочу знать, зачем они построили Оз.

Вечерние встречи быстро превратились в ритуал. Сдержанность в отношениях была отброшена, и они почувствовали себя раскованно. Все шутили, смеялись, каждый старался как-то развлечь остальных. Показывали фокусы, читали монологи, пели. Мэгги, поначалу неохотно разделявшая их развлечения, обнаружила способность подражать голосам и манерам всех присутствующих. Она пародировала военную выправку Карсона и говор Джорджа. Она подметила манеру Хатч откидывать голову и немного чувственные позы Жанет.

Они поставили танец (мужчины при галстуках, леди в юбках) и начали репетировать импровизированную комедию «Великие раскопки», в которой археологи-неудачники во время таинственных раскопок пытаются обмануть и уложить друг друга в постель.

Хатч нравились веселье и игры. Они всегда на пользу в тесном коллективе звездного корабля, где так высоко ценится дружба. Каждый вечер они засиживались до утра, и Хатч чувствовала, как крепнут их отношения.

К концу третьей недели Мэгги отвела ее в сторону.

— Я хочу, чтобы ты знала, — сказала она. — Мне очень жаль, что так получилось с Ричардом.

— Спасибо, — ответила ей удивленная Хатч.

— Я не знала, что вы были так близки, иначе я сказала бы это раньше. Думаю, что я вела себя глупо.

— Все нормально. — На Хатч накатила волна жалости. Она сама не знала, почему.

Мэгги казалась растерянной.

— Я знаю, многие думают, что с Генри обошлись несправедливо, и считают, что во всем виновата я. — Ее темные глаза смотрели прямо в глаза Хатч. — И я думаю, что они правы. — Голос ее дрогнул. — Я очень сожалею обо всем, — снова повторила она. — Мы делали то, что надо было делать. И Ричард знал это. Поэтому он и оказался там. Но как бы мне хотелось, чтобы все сложилось иначе.

Хатч кивнула. Мэгги помолчала, и они обнялись. Щека Мэгги была теплой и мокрой.

Хатч следовала своим принципам и осторожно вела себя с Джорджем. Она радовалась, что он участвует в экспедиции, и в то же время понимала, что его присутствие ставит ее в трудное положение. Долгими вечерами он не сводил с нее глаз, но стоило ей посмотреть на него, как он отводил их в сторону. Их лица светлели, когда они разговаривали друг с другом, и оба оживлялись, когда она обращалась к нему с вопросом.

Ей хотелось откровенно поговорить с Джорджем, как-то объяснить свою сдержанность. Она вовсе не собиралась ему отказывать. Но она не могла ничего сказать ему до тех пор, пока он не сделает первый шаг.

А когда это наконец случилось, она упустила шанс.

У них уже стало традицией заканчивать вечернюю встречу полуночным Тостом и отмечать наступление нового дня на календаре, который Карсон нарисовал и повесил на переборке в коридоре. На двадцать шестой вечер Джордж показался ей особенно беззащитным. Он сидел напротив, всем своим видом показывая беззаботность, но она заметила смущение и взволнованность.

Когда все разошлись, Джордж подошел к ней.

— Хатч, — серьезно произнес он, — давай прогуляемся.

Сердце у нее забилось.

— Да, конечно.

Они спустились в нижнее помещение. Конфигурацию корабля изменили специально для этой экспедиции. Колец было по-прежнему три, только размером поменьше. Огромные грузовые отсеки убрали. Стало меньше жилых комнат. Конечно, свободное место для размещения предполагаемых археологических находок все еще оставалось, но у Хатч уже не возникало ощущения, что она входит в самолетный ангар. Этот «Уинк» уже не являл собой столь превосходную мишень для сканеров.

— Хатч, — произнес он почти робко, — ты самая прелестная женщина из всех мною виденных в жизни.

— Спасибо, — ответила она.

— Когда мы вернемся, мне бы хотелось провести с тобой вечер. Только с тобой.

«Да». — Мы так и сделаем.

Он был совсем близко. Они почти касались друг друга, дыхание его было теплым и прерывистым. Она увлекла его к окну обзора. Снаружи мимо них медленно проплывал туман гиперпространства. Казалось, они находятся в старом доме на краю вересковой пустоши.

— Как он похож на тебя, — сказал Джордж, глядя на туман. — В нем ничего не видно, его не поймать, и он все время движется.

Она засмеялась. Он тоже засмеялся. И она сама сделала первый шаг — она склонилась к нему — чуть-чуть, совсем незаметно. Импульс передался ему, и Хатч почувствовала, как его тело само приняло решение.

— Хатч...

Джордж потянулся к ней и погладил волосы. Губы его совсем близко.

Хатч почувствовала, как в ней забурлила кровь. Она коснулась его кончиками пальцев. Бедра почти соприкасались. Руки обвились вокруг плеч, а щекой она почувствовала его щеку. Хатч приподнялась на цыпочки и, чуть приоткрыв рот, ждала.

Напряжение росло. Ее дыхание, биение сердца растворялось в нем. Грудь, прикрытая лишь тонкой униформой, касалась его тела. Он наклонился и поймал ее губы, нежно и требовательно. Она ответила. Сердце его стучало, как молот. Она совсем задохнулась. Когда он, наконец, оторвался, Хатч мягко, но настойчиво обняла его и опять притянула к себе.

Сознание на мгновение вернулось к ней, она заколебалась, потом прижалась к нему, стала частью его. Она его звала. Ей приходилось подниматься на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, но ей это нравилось. Пальцы ласкали ее грудь, потом их движение замедлилось и, наконец, замерло.

Во время полетов ей приходилось натыкаться ночью на людей, приютившихся в разных закутках. Она не хотела ничего подобного.

— Пойдем со мной, — сказала она.

Он бесшумно шел вслед за ней.

— Только сегодня, — предупредила она.

Он положил руку ей на плечо, погладил шею. И вдруг остановился.

— Хатч, — сказал он, — ты действительно этого хочешь?

Да, дурачок.

Она привела его на палубу для шаттлов. «Альфа» стояла в своем ангаре — темная, тихая, надежная. Окна кабины ярко сияли в окружающем полумраке. (Часть стабилизатора, погнутую цунами, заменили.)

Джордж легко поднял ее и понес по палубе. Потом слегка замешкался у двери в грузовой отсек шаттла. Он нажал на ручку, но дверь не открылась.

Хатч сделала это за него: надо сначала убрать блокировку.

Он скользнул вместе с ней внутрь, нашел одеяло и расстелил его.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал он, наклонившись к ней. — Я спрашиваю, потому что не хочу все испортить. Я люблю тебя, Хатч.

Она поцеловала его в щеку.

— Думай, что говоришь. Я ведь могу это потом припомнить.

— Навсегда с тобой, — ответил он. Ответ такой ненатуральный, что Хатч чуть не рассмеялась. Но он твердо добавил: — Я действительно так думаю, Хатч.

Что ожидало их на Бета Пасифике? Может быть, их пригласят присоединиться к Межгалактической Лиге? Или они узнают историю и получат подробную карту Млечного Пути со всеми его цивилизациями, достопримечательностями и местами для отдыха? Карсон сидел, удобно развалившись в кресле и положив ноги на стол.

— Как ты думаешь, что носители такой культуры имеют в виду под осуществлением желаний? — спросил он. — Чего они хотят от жизни?

— Того же, что хотим мы, — ответила Жанет.

Джордж отпил глоток вина.

— И что же это? — спросил он.

— Власть, — сказала она, — и любовь.

— Мы не можем этого знать, — сказал Карсон. — Потому-то их разум нам чужд.

На коленях у Хатч лежала раскрытая книга.

— Но мы же понимаем мифы чуждых нам цивилизаций, по крайней мере тех, с которыми до сих пор сталкивались. Это говорит о том, что нами движут одни и те же силы. — Она опять подумала о следах в горах Япета. — Мне кажется, что они живут, как и мы, ради достижений. Чтобы что-то созидать и чтобы другие узнали об их творениях. В этом и состоит весь смысл Монументов.

Защитные экраны на окнах обзора открыты, свет падает на клубящийся вокруг туман. Всегда такое чувство, будто там, вне пределов видимости, что-то есть. Хатч вспомнила старую историю, как пилоты, выходившие наружу во время полета в гиперпространстве, слышали голоса.

Джордж соблюдал их договор и держался на расстоянии. Ей было приятно, что он понимает необходимость вести себя осторожно и воздерживался от проявлений собственнических чувств. Они больше не встречались. Оба обладали достаточным опытом, чтобы знать, какой вред наносит небольшой команде разделение на пары во время продолжительных экспедиций. Поэтому они проявляли друг к другу такое же дружелюбие, как и к другим членам экипажа. Но Хатч это давалась нелегко.

В отличие от ее личной жизни, «Уинк» без приключений прокладывал свой путь меж звезд. Он никогда не трясся и не дрожал, никогда не прибавлял скорость. Его системы работали безотказно.

Хатч любила участвовать в компьютерных постановках. Она изображала циничных антигероинь в любовных сценах. Таких, как Марго Колби в «Голубом свете» и Ильза в «Касабланке». Джордж очаровал ее в роли Антуана в первой пьесе, а Карсон был особенно хорош в роли Рика во второй. (Она открыла в Карсоне совершенно неожиданные стороны характера. И по-настоящему страдала, когда Джордж (Антуан) оставил ее и ускакал, чтобы найти смерть у стен Москвы.)

У Карсона обнаружилась склонность к масштабным историческим зрелищам, проходившим на открытом воздухе. Он был великолепен, только немного толстоват, в роли Антония в «Актиуме» — верхом на боевом коне, в сверкающем под ярким солнцем шлеме. И все единодушно признавали, что Мэгги блестяще удалась роль Клеопатры.

Когда наступала очередь Мэгги, она всегда выбирала державшие зрителя в постоянном напряжении триллеры Мак-Ивара Томпсона. В них она выступала в роли девицы, на которую постоянно обрушиваются всякие несчастья. (Хатч удивляло, что наиболее интеллектуальный член экспедиции больше всего любит кошмары.) И Мэгги действительно была в них хороша: она пронзительно кричала в пьесе «Теперь рассвет», когда за ней гнались члены кровожадной религиозной секты; убегала в парке развлечений от клоуна-маньяка Наполеона в «Смехе в ночи» и отбивалась от брата Тадеуша — монаха-убийцы в «Это принадлежит Цезарю», пока ее будущий избавитель, повидавший свет авантюрист Джек Хэнкок (Джордж) пытался прийти в себя после сильного удара по голове и отбивался от пары орлов на круглой башне.

Жанет любила играть роли женщин, ступивших на неправедный путь. Она с таким удовольствием изображала злодейство леди Макбет, что сама себе ужаснулась, сидя рядом с Хатч. (Наблюдение за тем, как знакомые люди играют классические роли, помогало им лучше понять человеческую природу, особенно если принять во внимание, что все они были изначально хорошими людьми. Видимо, все зависит от баланса энергии и страстей в человеческом характере.) Жанет сыграла интриганку Мэри Паркер в пьесе «Дороги в Рим» и Катерину в «Ровалинде».

— У тебя есть вкус к власти, — заметил Карсон, наблюдая, как она захватывает контроль над сталелитейным консорциумом и строит планы убийства своего мужа, который не желал принимать участие в ее интригах.

— Да. — Лицо ее сияло. — Ты чертовски прав.

Однажды вечером, когда они смотрели «Это принадлежит Цезарю», Хатч открыла новое и в себе. Там была сцена безудержной страсти в каменном бассейне заброшенного монастыря. Сердце у Хатч кольнуло, когда она увидела Джорджа — своего Джорджа — барахтающегося в воде вместе с Мэгги. Конечно, это был не сам Джордж и не сама Мэгги. И даже не их тела. В программу были заложены всего лишь их внешность, одежда и индивидуальные черты характера. Все остальное делал компьютер. И тем не менее Хатч все равно почувствовала, как в ней поднимается горячая волна ревности. Она не удержалась и искоса взглянула на Мэгги. Та с удовольствием отдавалась развлечению, как и глупо ухмыляющийся Джордж.

Бета Пасифика была меньше, чем Солнце, и немного холоднее. Радиоисточник находился в пятнадцати астрономических единицах от звезды.

— Нам необходимо появиться в пятидесяти тысячах километров от цели, — сказала Хатч, когда все ждали сигнала системы навигации о начале скачка.

— Мы ведь не врежемся в нее? — спросила Жанет.

— Шансов немного, — усмехнулась Хатч. — Пятьдесят тысяч километров — расстояние не малое. Вероятность не больше, чем одновременная поломка обоих двигателей Хейзелтайна.

— Это не очень успокаивает, — продолжала Жанет. — Ты считаешь, что там станция. А что, если сигналы идут с планеты?

— Вероятность очень мала, — сказал Карсон. — Во всяком случае, детекторы массы зарегистрируют любую значительную гравитацию и отменят скачок. Так? — Он посмотрел на Хатч.

— Да, — подтвердила она.

Карсон принес карту звездного неба.

— Вот мы и снова в знакомых местах, — сказал он. Это действительно так — Пиннэкл, Куракуа, Нок и система Бета Пасифики — все расположены вдоль края плеча созвездия Ориона.

— Развлечения закончились, — сказала Жанет, когда через несколько часов поступил сигнал подготовиться к скачку. — Пора приступать к работе.

— Сколько еще осталось? — Карсон смотрел на плывущий туман. Он откинулся в кресле и изо всех сил старался выглядеть спокойным и бесстрастным, но волновался почти до исступления.

Все лампочки на индикаторе скачка засветились ярким янтарным светом.

— Скачок начнется через три минуты. — Хатч начала увеличивать мощность ядерного реактора. — Скачок должен быть плавным. Но все равно лучше пристегнуться.

Лампы систем горели теперь зеленым светом. Мощность, подаваемая на двигатели, стала увеличиваться. Датчики реальной массы на нуле.

Мэгги, находившаяся вместе с Джорджем и Жанет в кабине для пассажиров, выдохнула.

— Господи, пусть они будут там.

Загорелась красная лампочка. В дальнем отсеке склада был плохо закрыт люк. Хатч открыла его и снова закрыла. Лампочка загорелась зеленым светом.

Жанет сказала, вздохнув:

— Будет страшным разочарованием, если анализ не верен, и Бета Пасифика окажется обычной радиозвездой. Такие ошибки случались и раньше.

— Две минуты, — предупредила Хатч. Реплики остальных утонули в общем шуме. Был слышен только голос Джорджа. Но на самом деле никто Не мог сказать ничего нового. Все разговаривали, чтобы создать видимость безопасности, вызвать ощущение обыденности в процедуре, через которую они уже неоднократно проходили, и все же сейчас ситуация другая.

Они плыли вперед.

— Одна минута.

Огни потускнели.

Ожила навигационная система, предназначенная для работы в реальном пространстве. Ядерный реактор пришел в состояние готовности. Включились внешние сенсоры. Вступила в действие защита.

Кто-то пожелал ей удачи.

Управление перешло к системе управления в реальном пространстве.

И, наконец, после легкого толчка они скользнули в темноту. Глубоко внизу рассыпались цветы звезд, и она почувствовала легкий приступ тошноты. Это обычное явление при переходе. Они плыли под открытым небом.

— Я всегда с радостью выбираюсь оттуда, — сказал Карсон, ослабляя ремни.

— Возможно, мы еще не выбрались, — ответила ему Хатч. Она нажала одну из клавиш навигационной системы. Впереди угрожающе близко лежал огромный черный диск.

— Прошу всех не расстегивать ремни.

Интенсивность реакции ядерного синтеза дошла до критической точки. Хатч замедлила ее.

— Что случилось? — От Мэгги не укрылся напряженный тон Хатч.

Хатч вывела им изображение.

— Поговорим позже. Я включаю торможение.

— Что это? — спросил Джордж.

— Точно не знаю. — Она включила полный ток в магнитах. Это похоже на планету. — Тут что-то не так. Детекторы массы показывают ноль. — Она измерила еще раз, но ничего не изменилось. — Не представляю, что это. Держитесь.

Карсон смотрел в переднее смотровое стекло.

— Сукин сын...

— Торможу, — тихо сказала Хатч, — начала. — Она включила обратный ход, но не мягко, как она это обычно делала, а резко.

— Это просто участок неба без звезд, — сказала Жанет. — Как Пустота. Может, это и есть Пустота.

— Если это так, то она находится не там, где ей положено.

Предмет совершенно не отражал света.

— Хатч? — Голос Мэгги был непривычно высоким. — Мы что, можем столкнуться с этим объектом?

— Он становится больше, — заметил Джордж.

— Он не может там находиться. — Пальцы Хатч забегали по клавишам. — Тесты показывают, что с аппаратурой все в порядке.

— Это не сфера, — сказал Карсон. Лицо стало жестким, и приятный в обращении археолог превратился в старого полковника с военной выправкой. Как ни странно, это успокаивало.

— Что же это может быть?

Карсон косился на изображение.

— Похоже на мяч для игры в регби или американский футбол, — сказал он.

Из пассажирской кабины доносились тревожные голоса.

— Оставайтесь на месте, — сказала Хатч. — Я собираюсь сделать крутой разворот на левый борт. — Она набрала новую серию команд. Возможно, перегрузка двигателей будет слишком велика. Она нажала на кнопку. И опять корабль наткнулся на невидимую паутину.

Глаза застилала пелена, и из-за сильного рева двигателей было трудно говорить.

— Столкновение неизбежно, — сказала она. Слова повисли в раскаленном воздухе.

Карсон выдержал паузу, чтобы успокоить дыхание, потом спросил ровным голосом.

— Сколько осталось времени?

Хатч чувствовала внутренний холод и пустоту.

— Семь минут. Потом конец.

Объект заполнил все небо. Трое в кабине, полностью доверяя Хатч, старались держаться бодро и не мешать ей. Она даже слышала, как они шутили. Хатч включила связь с ними.

— Вы видите, что происходит, — сказала она таким тоном, будто описывала красивый вид. — У нас проблема.

— Насколько серьезная? — спросила Жанет. — Действительно ли все так плохо, как кажется?

Хатч колебалась.

— Да, — ответила она. — Думаю, что да.

Она снизила нагрузку на двигатели и отменила команду о перемене курса.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Карсон.

Они снова были в состоянии свободного падения.

— Незачем мучить всех.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мэгги. — Мы ведь не собираемся сдаваться вот так просто?

Хатч ничего не ответила. Она не знала, что сказать.

— А как насчет скачка назад? — предложил Джордж.

— Не могу.

— Попытайся.

— Это бесполезно.

— Попытайся. Что мы теряем?

Черный шар увеличивался в размерах.

— Плохо, — произнес Карсон. В кабине для пассажиров кто-то смеялся. Жанет.

— Я попробую еще раз, когда подлетим поближе, — сказала Хатч. — Надо дать двигателям отдышаться. Но не ждите ничего особенного.

Мэгги захныкала.

Карсон слегка сдавленным от напряжения голосом спросил:

— Какая скорость будет в момент столкновения?

Хатч очень хотелось увернуться от ответа. Бросить что-нибудь вроде «достаточно большая». Но они заслуживали лучшего.

— Почти пятьдесят тысяч.

Что же это за проклятая штуковина? Она решила, что в конце концов они не погибнут. Например, произойдет скользящий удар. Или еще что-нибудь несущественное.

— Черт побери, Хатч, — сказал Джордж, — мы должны что-нибудь сделать.

— Скажи, что, — ответила Хатч с холодным спокойствием.

Выхода не было. Предмет был большим и темным, он давил. Что-то немыслимое: диск без света.

— Нет лун, — сказал Карсон.

— Что?

— Там нет лун.

— Какая разница, — сказал кто-то. Хатч не поняла, кто.

Четыре минуты.

Корабль охватила жуткая тишина, все погрузились в собственные мысли. Жанет подавлена и испугана, но ей удавалось сохранять подобие улыбки. Мэгги оказалась крепче, чем ожидала Хатч. Она поймала взгляд Хатч, вытерла слезы и кивнула, как бы желая сказать: «Это не твоя вина». Джордж ушел в себя, и Хатч была рада, что не стала тогда ждать. А Карсон — выражение его лица было как у человека, который наблюдает за какой-то проделкой и воспринимает происходящее вполне философски.

— Не повезло, — сказал он. И после долгой паузы: — Бывает.

— Нет ли сигналов, исходящих из этой штуки? — спросила Жанет.

— Пытаемся поймать.

— Какого размера этот «объект»? — спросила Мэгги.

Хатч сверилась с показаниями.

— Четыре тысячи триста километров в диаметре. Половина диаметра Луны.

Предмет закрыл собой звезды.

Хатч увидела всплеск сигнала на экране.

— От него идут сигналы, — сказала она.

— Те же, что ловили на Тиндле? — спросила Мэгги, слегка задохнувшись.

— Думаю, что да. Частота совпадает: пятнадцать-десять. Компьютер устанавливает идентичность.

— У нас отличные навигационные приборы, — сказал Карсон. — Попали прямо в яблочко. — Все засмеялись. В тот момент Хатч любила их всех.

— Прием закончен. Получен полный набор диаграмм. Это те же сигналы.

— Что теперь?

— Можно попытаться совершить скачок. На счет «десять». — Она подготовила команду и тряхнула головой — уровень зарядки Хейзелтайнов был всего шесть процентов от минимально необходимого. — О'кей. — Она нажала на кнопку «Пуск».

Моторы взвыли.

И завибрировали.

И снова взвыли.

Она выключила их.

— Ничего не поделаешь.

Они начали различать отдельные детали на диске. Грани. Пустота превратилась в поверхность — черно-голубую, отполированную, как пластик или океан.

— Знаете, что самое сумасшедшее во всей этой истории? — спросил Карсон. — Приборы все еще не показывают наличие гравитации. Что же это такое? У такого большого предмета должно быть гравитационное поле.

— Приборы не реагируют, — сказал Джордж.

Осталась минута. Хатч перестала смотреть на часы. Из кабины до нее донесся звук отщелкнутого замка.

— Оставайтесь пристегнутыми.

— Зачем? О чем тревожиться? — это Жанет.

— Делайте, как я говорю. Так положено вести себя на приличном корабле. — Она провела по губам тыльной стороной ладони. Внутренний голос опытного пилота кричал: дай обратный ход. Но она только закрыла окно обзора, чтобы не видеть страшную картину внизу.

Хатч закрыла глаза.

— Черт, — выругалась она, не в состоянии остановить слезы. Странно, но она чувствовала себя почему-то в полной безопасности на своем капитанском мостике, как будто долгое падение остановилось. Она с удовольствием ощущала мягкую кожу кресла, наслаждалась зеленым светом лампочек приборов и жужжанием электронных систем «Уинка».

— Хатч? — голос Карсона был спокоен.

— Да?

— Ты великолепная женщина.

Она слабо улыбнулась.