16

Профессор Эмеритус Эрик Кофтон из Джорджтауна, осматривая куракуанскую экспозицию в музее Ивера, заметил круг зодиака, вырезанный на поверхности столика. Он быстро понял, что совершил открытие, но не понял, насколько важное. Академия выдала ему свидетельство.

Изображения были абстрактными, и по ним невозможно определить, как выглядело созвездие в действительности. Но под фигурами были надписи.

— Не знаю, поможет ли это нам, — сказал Карсон, разворачивая репродукцию. — Стол из тех же мест, что и культура письма Казумеля. К сожалению, ему всего несколько сотен лет. Может быть, это тот же самый зодиак, а может, и нет. Но посмотрите сюда. — Он указал на куракуанца с копьем, щитом и в шлеме. — Называется «Воин».

— Вы думаете, это Урик?

Во взгляде Карсона светилась надежда.

— Мы должны оставаться объективными. Но оно дополняется женским созвездием.

— А женское созвездие — его часть или оно все-таки отдельно?

— Отдельно. У нас нет английского эквивалента этого названия, но в переводе это будет звучать примерно как «Прекрасная дева, непорочная мать».

Хатч улыбнулась.

— Это Лисандра. Я ее ни с кем не спутаю.

Он заглянул в записную книжку.

— Созвездия названы по профессиям или по виду деятельности. Вот «Дровосек». «Рыбак» с сетью. «Соронгилия».

— Что?

— Древо Жизни. Символ бессмертия. А вот «Топор». И даже «Всадник».

— Неплохо бы посмотреть на рисунки созвездий.

— Да, это может нам помочь. — Они находились в кабинете Карсона на пятом этаже. Там же было множество предметов, напоминавших о его службе в армии и о занятиях археологией. Она насчитала три модели боевых самолетов и одну — шаттла Храма. Стены увешаны наградами и фотографиями. Молодой Карсон в серой форме летчика военно-воздушных сил, у его ног черный лабрадор-ретривер. А вот он уже постарше рядом с ослепительно красивой брюнеткой.

— Кто это? — спросила Хатч.

— Просто друг. — Лицо его слегка омрачилось. — Бывший друг.

Испугавшись, что сказала что-то не то, Хатч тут же перевела разговор на другую тему.

— А еще какие есть созвездия?

— «Ведро», «Щит», пара животных...

— А глаза Хоргона нет?

— Нет. Есть еще то, что мы считаем весами.

— Очень интересно. Но, насколько я понимаю, мы не слишком продвинулись вперед.

Вместо ответа он протянул видеошлем. Хатч надела шлем, и перед ней открылось звездное небо.

— Панорама с Оз, — прокомментировал он, — так она выглядела в 9000 году до нашей эры. — Звезды только на половине небосвода напоминали мерцающие костры военного лагеря. А дальше простиралось черное сердце Пустоты. Слева и справа появились два реперных креста. — Ими обозначены башни, Хатч. Ты стоишь в самом центре города. С этой позиции каждое перекрестие сначала направили прямо на соответствующую круглую башню, а потом его сместили вверх на угол, равный углу наклона крыши.

Небо повернулось, и один репер указал направление на красную звезду.

— Это репер, соответствующий башне с надписью, — сказал Карсон. — Звезда называется Орхинда. Орхидея. Красный гигант, расстояние от Куракуа всего лишь девять световых лет. Правда, он фиолетовый, а не красный. Впрочем, это не важно.

Если их предположения правильны, то когда первый реперный крест нацелен на глаз Хоргона, искомое солнце должно находиться во втором перекрестии. Она взглянула на второй крест. Там было лишь тусклое свечение.

— Я точно не помню цифровую маркировку. Мы никогда не бывали в том районе. Эта звезда относится к классу G. Шестьдесят световых лет от Куракуа и сто пятнадцать от нас.

— Так это она и есть? — Хатч ожидала вспышки радости, но Карсон ответил очень сдержанно. Все не так-то просто.

— Вполне возможно, — сказал он. — Существует семнадцать красных звезд, которые появляются в перекрестии первого или второго репера. При этом в шестнадцати случаях появляется звезда или в другом перекрестии, или очень близко. Проблема в том, что мы не можем не учитывать то, что башням уже более тысячи лет. На них воздействовали землетрясения, в них попадали метеоры да, наверно, и еще многое другое. Поэтому мы вынуждены рассматривать все звезды в пределах четырех угловых градусов от репера.

— Откуда эта цифра?

— Получили методом Монте-Карло.

— И сколько же в результате претендентов?

— Около восьмидесяти.

Хатч вздохнула.

— Необходимо вернуться и сделать более точную геодезическую привязку в Оз. И еще установить, насколько могла сдвинуться почва.

— И сколько потребуется времени?

— Годы. Сейчас в Академии никто и слушать не хочет ни о Куракуа, ни об Оз. Я не думаю, что предложение об отправке восьмидесяти экспедиций будет встречено с большим энтузиазмом. Особенно если учесть то, что мы не знаем, является ли оценка допустимой ошибки достаточно консервативной. — Он казался немного обескураженным. — Но, так или иначе, мы продвинулись вперед.

Хатч смотрела на фотографию с черным Лабрадором.

— Ее звали Заноза, — сказал он.

— Странное имя для собаки.

— Так назвала ее моя племянница. — Он тоже посмотрел на фотографию. — Что-нибудь не так?

— Животные, — задумчиво произнесла она.

— Прости?

— Ты сказал, там были животные. А как насчет ныряльщика?

— Не понимаю.

— Ныряльщик. Морская птица, которая ассоциировалась с Лисандрой.

— Черт! Я об этом и не подумал.

Небо снова сдвинулось.

— У него длинный клюв, — напомнила она.

— Ты думаешь, это поможет?

— Это главная характерная черта ныряльщика. Я помню. Клюв похож на палицу Геркулеса или ручку ковша. Там должен быть ряд звезд. Три или больше. Может быть, даже ярких, если повезет.

— Это уж слишком оптимистично. Мне кажется, что звезд будет две. Может, даже одна. Ты знаешь, что за штука все эти созвездия.

— Нет, — не согласилась она. — Не пойдет. Прямую линию можно провести через любые две звезды. Если у нас не набирается трех, то это пустая потеря времени.

— О'кей, — сказал он. — Что мы теряем? Глаз Хоргона, ныряльщик и дева должны находиться по соседству. Мы отберем все красные звезды поблизости от реперов и поищем клюв.

Поиски такого рода вряд ли могли привести их к блестящему и неожиданному результату. Они проработали всю вторую половину дня, помечая звезды, которые могли оказаться всевидящим Оком. Ольфинакс, на границе с Пустотой еще на сорок световых лет дальше. Туликар со спутником. Кампата Прайм в центре Куракуанской Плеяды. Они включили в список Анапаку, Хасан и Альфу Кью и еще три звезды, у которых вообще нет названий, а только номера по каталогу. У всех были звездные цепочки, которые наблюдатель с хорошим воображением вполне мог принять за клюв.

— А откуда нам известно, что он не кривой?

— Не поняла, — удивилась Хатч.

— Клюв. Почему мы решили, что он обязательно должен быть прямым? Может, он как у пеликана.

— Нет, — сказала Хатч. — Я видела его на рисунке. Он прямой.

Все это было слишком неопределенно. Допуски при определении направления часто приводили к попаданию нескольких звезд в допустимый интервал: один претендент на глаз Хоргона приводил к двум, трем, а в одном случае даже к шести целям в другом перекрестии.

Поиск клюва оказался бесплодным. В итоге пришли к фундаментальной истине: везде на небе, куда ни глянь, звезды выстраиваются в ряд по три или четыре. Всего оказалось более пятидесяти претендентов, и пришлось начать процедуру исключения. Из списка исключили все звезды, которые не принадлежали к классу G или М и которым меньше трех миллиардов лет. (Немного произвольно, — заметил Карсон. — Но ведь и Рим не сразу строился.) Они пренебрегли также системами из нескольких звезд, которые казались слишком неустойчивыми для развития жизни. Потом вычеркнули уже исследованные звезды.

К концу дня осталось тринадцать.

— Неплохо поработали, — сказала Хатч.

— Слишком многое у нас построено на догадках. Хорошо было в старое время, — можно было просто заказать разведочный полет. До реального результата еще далеко. Нам надо четко выделить ее. А уж потом нам предстоит убедить Эда Хорнера.

Хатч совсем отчаялась.

— Давай закончим на сегодня, — предложил Карсон. — Уже поздно.

Вечер был дождливым и серым. Хатч размышляла: а интересно, что решал Карсон. Может, он надумал сдаться и надеется, что она сама поймет бесплодность дальнейших поисков, и то, что они рискуют карьерой ради идеи, которую почти все в Академии считают смешной и нелепой. Тут ей пришло в голову, что она-то как раз ничего не теряет. Она пилот, и тут нет никакого профессионального риска. Что бы ни случилось, над ней смеяться не будут. Рисковал Карсон. Это его коллеги снисходительно улыбались, это ему вынесут приговор.

Они вместе отправились в Джорджтаун поужинать, что было ошибкой, потому что оба действовали друг на друга угнетающе. В конце концов Хатч с облегчением вернулась домой. Она надела видеошлем и сидела в нем, пока не уснула.

Около двух ночи она внезапно проснулась с мыслью, что существует еще один тест. Он просто очевиден.

Карсону придется сходить к комиссару, пустить в ход кое-какие связи. Но это должно сработать.

Александр Колдфилд вошел в кабинет, взглянул сквозь тонированные стекла окон на широкие просторы Московского моря и опустился в кресло. Слева шумно пыхтела кофеварка. Массивные мачты и похожие на пауков тарелки антенн станции Тиндл Эррэй покрывали лунную поверхность.

Колдфилд любил места пустынные и неприветливые. Он вырос в Бронксе, но при первой же возможности сбежал в Северную Дакоту. Он обнаружил склонность к каминам и бесплодным долинам, хорошему вину и снежным сугробам. Его лозунгом стало одиночество. Привязанность Колдфилда к какому-либо месту росла прямо пропорционально его неудобству для близких и недоступности для гостей.

Он государственный служащий и работал в самых отдаленных точках, разбросанных от Манитобы до Нью-Брансуика. Пиком его карьеры стал момент, когда в тридцать два года его назначили смотрителем и техником на метеорологическую станцию, причем в штате числился только он. Станция находилась на необитаемом острове Кауи в двух тысячах миль к западу от Гавайских островов. Он надеялся, что останется там навсегда. Возможно, так бы и случилось, не подвернись назначение на Луну.

На Тиндд Эррэй, расположенной в районе кратера Циолковского, понадобился техник-оператор. Командировка сроком на год, и при желании он мог взять с собой семью. Разумеется, никакой семьи у Колдфилда не было. И поначалу это могло стать препятствием. Какого-то чиновника заинтересовало состояние его психики. Но Колдфилд в этом смысле покрепче любого другого, что и сумел убедительно доказать. Аналитики согласились.

Назначение было тем более привлекательным, что кратер Циолковского находился на обратной стороне Луны. Оттуда никогда не увидишь Землю.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что Колдфилд просто мизантроп. На самом деле он вовсе не такой. Напротив, он даже любил людей и считал, что ему повезло с друзьями. Колдфилд обычно пользовался расположенными в разных местах на Земле ретрансляционными линиями, чтобы поговорить со старыми приятелями. Конечно, он сложная натура — неуверенный в себе, избегающий незнакомых компаний и испытывающий глубокое отвращение к толпе. При этом он искренне любил уединенные места и питал сильную склонность к медитации (от последнего он бы наотрез отказался).

Первоначально предполагалось, что на Тиндл Эррэй будет сто одиннадцать поворачивающихся на триста шестьдесят градусов антенн, каждая — шестнадцать метров в диаметре. Они должны были занимать площадь сорок километров в диаметре. Каждая антенна размещалась на отдельном рельсовом пути длиной от восьми до шестидесяти метров. Проект удалось выполнить лишь на две трети, потому что у правительства кончились деньги. Никто серьезно не верил в то, что работы когда-нибудь полностью закончатся. Но на станции прибавилось десятки тысяч движущихся частей, которые необходимо поддерживать в рабочем состоянии в экстремальных условиях. Нельзя сказать, что там постоянно находилась работа, но ремонт приходилось проводить достаточно часто, что могло оправдать присутствие Колдфилда.

От него требовалось немногое. Когда что-то ломалось, системы диагностики определяли место повреждения и, как правило, единственное, что ему оставалось сделать — это добраться до нужного блока и заменить микросхему или кристалл.

Его даже стали привлекать к другим работам на Тиндле. Работники Смитсоновского центра иногда просили его помочь вводить данные в компьютер или прогонять программы в ручном режиме. Хотя операторы никогда не говорили об этом, Колдфилд понимал, что они хотели расширить его контакты с людьми. Он первым прибыл на Эррэй, и за ним постоянно наблюдали.

Вечер он провел за чтением биографии Эвелин Листер, которая в свое время пользовалась огромной популярностью. Теперь же считали, что она одна из тех, кто виновен в катастрофе, погубившей Старые Соединенные Штаты. В биографии Листер не заслуживала сострадания, и Колдфилд наслаждался нападками автора. Он был принципиальным противником властей. Даже если те давно уже перешли в мир иной.

С Эррэя велось наблюдение за OQ-172 — квазаром, расположенным на расстоянии десяти миллионов световых лет. Колдфилд серьезно относился к своей работе и изучал основы астрономии. Но все равно он не понимал особой роли квазаров и не многое мог почерпнуть из получаемых данных. Все же он знал — все это как-то связано с рождением Вселенной. Он вырос в семье скептиков, но на обратной стороне Луны сверхъестественное казалось вполне возможным.

Короткий звонок комма заставил его вздрогнуть. Он отвернулся от окна и схватил трубку.

— Колдфилд.

Экран мигнул и появилось лицо Майкла Сурины.

— Привет, Алекс! Как поживаешь? — Сурина был координатором проекта. У него была привычка звонить раз в день. Такая забота об одиноком обитателе Биг-Эррэй трогала и согревала.

— Прекрасно, — ответил Колдфилд.

— Никаких проблем?

На номере 17 надо заменить муфту, и в одной из ванных комнат починить водопровод. (Всего их было три.). Но это не проблемы.

— Нет, Майк. Все спокойно.

— О'кей. Мы сменили программу, поэтому не удивляйся, когда все начнется.

— А что происходит?

— Мы хотим послушать новый объект. Точнее, серию новых объектов.

— Когда?

— Мы собираемся прикрыть работу с квазаром часов через шесть. В 19:22. Потом окончательно установим график. На всю операцию уйдет несколько дней.

— Несколько дней! Это же уйма денег.

— И тем не менее мы этим займемся. Деньги здесь роли не играют.

— А что мы скажем Мак-Хейлу, Абрамсу и остальным? Они уже полтора года ждут своего времени.

— Мы сами позаботимся об этом. Тебе не придется объясняться с ними.

— Уж я-то точно не буду. — Сурина был молод, но для быстрого продвижения наверх он, возможно, слишком сильно раздражал окружающих. Сейчас он сидел, глядя на Колдфилда, и всем своим видом говорил, что он все понимает, «но, Алекс, ты ведь сам знаешь, как трудно иметь дело с бюрократами». «Это не наше дело, если они на чем-то настаивают», — читалось в глазах. Само собой, если бы он звонил по общему каналу связи, то не выдал бы своих чувств.

— Так нельзя проводить операции, Майкл, — сказал Колдфилд.

Сурина пожал плечами.

— Кто-то в Академии нажимает на кнопки и кто-то кому-то что-то должен.

Да, конечно. Сурина мог говорить, что ему заблагорассудится, но Абрамс и компания взвоют.

— А что за объекты?

— Ближнего радиуса. Соседние звезды. Вам придется провести поиск направленных радиосигналов.

Это необычно. На Тиндле, насколько ему известно, никогда не исследовалось ничего, что находилось бы ближе центра галактики.

— А зачем? — спросил он. — Что мы ищем?

— МЗЧ.

— Не понял?

— МЗЧ. Маленьких зеленых человечков.

В день рождения ей позвонил Карсон.

— Это Бета Пасифика, — сказал он.

— Это твой долг перед собой.

С балкона своей квартиры на тридцать четвертом этаже Генри Якоби смотрел на захватывающую панораму Чикаго и раскинувшееся внизу озеро. Городской глайдтрейн скользил в море огней.

— Я так не думаю, — ответил он, не оборачиваясь.

Карсон думал, что знает Генри. Поэтому и пришел к нему в полной уверенности, что, ознакомившись с фактами и возможностями, Генри смягчится, отбросит ненужные амбиции и решится возглавить миссию, которая может стать «эпохальной».

— Нет, — произнес Якоби в полной тишине. — На этот раз вам придется обойтись без меня.

— Почему, Генри?

— Боже мой, Карсон, разве ты не знаешь, что происходит в Академии? Внесите мое имя в ваш список, и миссии нет. — Он повернулся к Фрэнку и отошел от перил. — Я ценю то, что ты пришел ко мне. И видит Бог, я ценю это предложение. Но сейчас не могу. В институте для меня есть хорошая работа. Я буду делать, что хочу, и нагрузка небольшая.

От озера веяло прохладой. Карсон наполнил стакан. Там плавали кубики льда.

— Хороший скотч, — заметил он.

Генри тяжело опустился в кресло.

— Это не то, что ты думаешь. Я мог бы смириться с отказом, но я действительно хочу, чтобы у вас все получилось. Хотя бы это придаст случившемуся в Храме какой-то смысл. — Глаза его потемнели. — Ты уже набрал экипаж?

— Да, — ответил Карсон. — И хочу, чтобы его возглавил именно ты.

— Нет. — Он расправил свитер. — Это твоя миссия. Сколько человек ты берешь с собой?