— А зачем, не сказал? — заинтересованно осведомился Николя.

— Не думаю, — огорченно помотал головой Алан. — Но тот негр давно уже продан вместе с остальными. Когда лошадей стало вдвое меньше, количество конюхов тоже сократилось.

— Слишком много вопросов остается без ответа, — буркнул Николя себе под нос и развернул коня. — Я намерен отправить остальных лошадей в Сандроуз, а также некоторые фамильные ценности. Я попрошу у Амариллис рабов. Надо укрепить дамбу.

— Напрасно беспокоишься, Николя.

— Когда портрет моего отца, висящий в гостиной, смоет наводнением, беспокоиться будет поздно, — мрачно отозвался Шанталь, исподлобья глядя на реку.

— А нас всех тоже смоет? — спросил Пэдди. — И почему не видно нашей лодки?

— Не волнуйся, малыш. Лодки убраны, пока плавать по реке опасно. Я прошу тебя не рассказывать о том, что ты видел, Маре. Хорошо? — попросил Николя.

День выдался бесконечно долгим. Прислуга Бомарэ была занята упаковкой ценностей и отправкой их на хранение в Сандроуз. Проливной дождь не прекращался ни на минуту, небо заволокло грозовыми тучами, и просвета не предвиделось. На следующее утро Николя проснулся рано, прислушался к шуму дождя, и его поразила неожиданная тишина. Он нехотя оставил теплую постель и нежность женского тела и подошел к окну. Николя задумчиво побарабанил пальцем по стеклу. Слава Богу, эту ночь они пережили! Он оглянулся на постель, в которой уютно свернулась Mapa, и почувствовал непреодолимое желание, вновь ощутить ее близость. Но в доме уже суетились слуги, а это означало, что день начался. Николя набросил на плечи халат и пошел одеваться. Его ждал легкий завтрак. Николя хотел оказаться у дамбы с восходом солнца, чтобы как можно скорее оценить ситуацию и принять верное решение.

Mapa проснулась гораздо позже, когда в камине уже весело потрескивал огонь и Белла принесла ей завтрак.

— Вы знаете, мисс Mapa, что мисс Джэми собрала и упаковала все ваши вещи, а также свои и маленького господина? — спросила горничная.

— Она все собрала? — притворно удивилась Mapa.

— Она бормочет что-то о каком-то конце, а на самой лица нет. Я никогда еще не видела ее такой печальной.

— Не беспокойтесь, — утешила Mapa. — Джэми всегда была пессимисткой и привыкла видеть вещи в черном свете.

— Я просто хочу выжить, — громогласно заявила компаньонка, появляясь на пороге. — И веди я себя по-другому, то не дожила бы до седин. — Она гордо стукнула кулаком в грудь.

Белла возвела очи горе, понимающе взглянула на Мару и поспешила выйти.

— Ты перепугаешь здесь всех слуг, Джэми, — сказала Mapa, прихлебывая чай и готовясь к очередному приступу тошноты.

— Мне все равно, что они будут обо мне думать, — проворчала Джэми. — Я приготовила вам ванну, мисс, так что можете принять ее хоть сейчас. Ох, не пришлось бы нам всем искупаться в речной водичке! — тяжело вздохнула она.

Mapa быстро покончила с завтраком, посмеиваясь в душе над страхами Джэми, но в то же время признавая, что та редко ошибалась в своих прогнозах.

Николя погонял Сорсьера вдоль берега реки, порывы холодного ветра били ему в лицо. Дамба выстояла ночь, но вряд ли сдержит натиск прибывающей воды еще сутки. Берег и так уже сильно размыло, край его неровен из-за того, что огромные куски почвы обрушились в воду и их унесло течением.

Николя оглянулся на Алана, который невозмутимо восседал на лошади позади него, и на Этьена, встревоженно взирающего на реку.

— Николя, я жалею, что послушался тебя и решился составить тебе компанию, — пробормотал Этьен растерянно. — Бог мой, какое ужасное зрелище!

Вдруг Сорсьер бросился вперед и подлетел к кромке берега. Его копыта тут же заскользили по глине, и конь вместе с седоком рухнул с обрыва вниз. Николя изо всех сил старался не выпустить поводья из рук и удержать Сорсьера, не дав ему завалиться набок. Он крепко сжал коленями крутые бока коня и невероятным усилием удержался в седле. Сорсьер неистово месил копытами грязь, стараясь выкарабкаться наверх. Животному послабее никогда бы не удалось этого сделать, но Сорсьер одолел крутой скользкий подъем и вынес Николя.

— Господи, Николя! — побелел от ужаса Этьен. — Ты же мог утонуть!

— Это верно, — кивнул Алан. — Чертова лошадь! Я всегда говорил, что его надо пристрелить, пока не поздно. Это же настоящий убийца!

Николя с трудом отдышался и еле вымолвил, погладив Сорсьера по гриве:

— Он спас мне жизнь. Его просто что-то испугало, вот конь и прыгнул вниз. Не будь он таким здоровым, нас обоих унесло бы течением. — Шанталь хотел еще что-то добавить, но резкий звук заставил всех троих обернуться. В нескольких сотнях ярдов от места, где они стояли, прорвало дамбу, и вода ринулась на поле.

— Все кончено! — простонал Николя. — Через полчаса весь берег будет затоплен.

Он пришпорил Сорсьера и впереди остальных помчался к дому, понимая, что в его распоряжении слишком мало времени, чтобы переправить всех, кто там находился, в безопасное место. Когда Этьен и Алан догнали его, Николя стал на полном скаку отдавать распоряжения об эвакуации людей и спасении имущества Бомарэ. Этьен в полном недоумении поинтересовался, что заставляет Николя принимать такие крайние меры.

— Я понимаю, что поля затопит, — говорил он. — Но дома эта напасть не коснется. В крайнем случае, мы можем отсидеться на верхнем этаже.

— Я не намерен сидеть взаперти в полном бездействии, ожидая, пока понизится уровень воды, — категорично возразил Николя. — Бог знает, как долго придется ждать! И потом, никто наверняка не знает, насколько поднимется вода. Рисковать мы не можем. — Он осадил коня перед подъездом. — Отправляйтесь к себе, Этьен, и собирайте вещи, которые понадобятся, пока мы будем жить в Сандроузе. Хорошо еще, что вчера удалось отправить туда часть ваших бесценных сокровищ. Экипаж будет ждать у подъезда.

Джэми заканчивала укладывать волосы Маре, когда Николя как смерч ворвался в ее комнату. Mapa в ужасе взглянула на его встревоженное лицо и приведенный в негодность вследствие падения в реку костюм.

— Быстро одевайтесь и собирайте самое необходимое. Мы немедленно уезжаем, — заявил он. — Я захвачу Пэдди. Сейчас придут слуги и снесут вниз ваш сундук. У нас мало времени. Дамбу прорвало.

— Я так и чувствовала! — воскликнула Джэми. — Вы считаете меня старухой, выжившей из ума, мисс, разве не так? А между тем, не собери я заранее ваши вещи, нечего было бы надеть.

Через несколько минут Николя вернулся вместе с Пэдди.

— Вы готовы? — спросил он с порога и, стремительно войдя в комнату, взял Мару под руку и потащил вниз. Когда они спустились в холл, навстречу им в дом вошел Этьен с маленьким саквояжем и стопкой книг под мышкой.

— Я хочу взять кое-что из библиотеки, — сказал он, задумчиво глядя на дверь кабинета.

— К черту все! — воскликнул Николя, раздраженно смотря вслед скрывшемуся за дверью Этьену. — У нас нет времени копаться в книгах!

Николя терпеливо ждал возвращения дяди, отведя женщин в сторону, чтобы те не мешали погрузке и выносу дорожного сундука. Но Этьен все не появлялся, и вдруг из кабинета донеслись чьи-то оживленные голоса. Николя бросился в кабинет, Mapa и Пэдди последовали за ним.

— Этьен, поторопитесь, каждая минута на счету… — начал было Николя, но замер на полуслове, увидев Этьена, окаменевшего с книгой в руке посреди кабинета. Пожилой господин недоуменно смотрел на того, кто с достоинством восседал в кожаном кресле за столом. — Алан, какого черта ты тут делаешь? — изумленно спросил Николя, замечая в руке у кузена бокал с бренди и пистолет, лежащий перед ним на куче бумаг.

— Я остаюсь, — спокойно заявил тот, обводя равнодушным взглядом присутствующих.

— Что ты говоришь?! Вода в реке поднимается, и скоро дом затопит.

Алан отхлебнул бренди и с усмешкой сказал:

— Как ты похож на Филипа, Николя! И выглядишь, и говоришь совсем как он. Правда, старик был чертовски отважен и ничего не боялся. А ты, его сын, удираешь из Бомарэ, поджав хвост! Выходит, что несравненный Николя де Монтань-Шанталь просто трус! Впрочем, только трус мог убить собственного брата!

— Алан, сын мой, что ты говоришь?! — вымолвил Этьен.

— Сын? — с издевкой обратился к нему Алан.

При этих словах Этьен стал белым как стена и выпустил из рук книги, которые с грохотом обрушились на пол.

— Не пора ли открыть, наконец, истину, папа? — продолжал Алан. — Пусть Николя все же узнает, почему ему не видать Бомарэ как своих ушей! Так вот, Николя, ты мой брат. Я Алан де Монтань-Шанталь, а вовсе не Феррар, как все до сих пор предполагали. Если не веришь, можешь спросить у него. — Алан кивнул на Этьена.

— Ты сошел с ума, — беззвучно вымолвил Николя.

— Я? Взгляни на Этьена, и ты поймешь, что это не так.

Николя медленно обернулся к дяде и увидел, что тот не в состоянии поднять глаз и взглянуть на кого-либо из присутствующих.

— Это правда? — с металлом в голосе спросил у него Николя.

— Да. Алан действительно сын Филипа.

— Ну вот! Наконец-то! Положен предел многолетней лжи! — победоносно воскликнул Алан.

— Говоришь, что ты мой брат? А чем ты можешь доказать это? — сощурился Николя, впервые в жизни с удивлением признавая, что между ним и Аланом есть внешнее сходство.

— Слишком уж неприветливо и высокомерно ты обращаешься ко мне, братец. А между тем я не просто Монтань-Шанталь, я старше тебя. А значит, это я наследник Бомарэ, а вовсе не ты, — выпалил Алан и полез во внутренний карман сюртука. — Вот завещание моего отца, Филипа де Монтань-Шанталя, объявляющее меня наследником Бомарэ, — сказал он, взмахнув в воздухе бумагой. — Я здесь хозяин, а не ты.

— А почему ты вспомнил об этом сейчас, а не год назад, когда отца не стало? — спросил Николя.

— Да потому что эта старая лиса умудрилась его спрятать! — расхохотался Алан. — Я искал это чертово завещание со дня его смерти! Сколько бессонных ночей провел я, обследуя каждый дюйм этой самой комнаты! Я не мог заявить о своих правах на Бомарэ до сего времени. А благодарить за это должен малыша, случайно наткнувшегося на тайник, когда он возился со своими солдатиками.

— Меня? — изумился Пэдди, оказавшись неведомо как в центре внимания.

— Я был в кабинете в тот вечер, когда ты приходил сюда за своим солдатиком. Представляешь, как я удивился, когда ты прямиком направился к подоконнику и сдвинул крышку тайника, который я столько времени искал, а затем, даже не оглянувшись по сторонам, вышел вон!

Николя медленно подошел к окну, обследовал поверхность подоконника, нащупал щель и открыл тайник. Через миг он достал оттуда отцовский дневник и быстро перелистал страницы. Когда он наткнулся на след от вырванных листков, кровь прихлынула к его вискам, и Николя вопросительно взглянул на Алана.

— Да, ты прав, — самодовольно усмехнулся тот. — Я прочел последние страницы, вырвал их и сжег. Так что ты ничего не сможешь доказать, Николя. Тем более, я стану хозяином Бомарэ, а значит, одним из самых влиятельных людей в Луизиане.

— А что, по-твоему, я мог бы попытаться доказать? Что ты скрываешь, Алан?

— Мне скрывать нечего! — воскликнул Алан. — Я хозяин Бомарэ, а остальное тебя не касается!

— Нет, Алан, — печально покачал головой Этьен. — Ты здесь не хозяин.

— Если бы все получилось, как вы с Филипом задумали, я не получил бы ничего. Вы украли мое имя и права наследования. Я не знаю, почему ты согласился назваться моим отцом, но то, что ты им не являешься, сомнению не подлежит. Все эти годы я молчал и ждал своего часа. Я был уверен, что наступит день, когда Бомарэ перейдет ко мне на законном основании. Разве это не справедливо? Ведь я единственный сын Филипа.

— А как же быть с Франсуа и Николя? — со все возрастающим ужасом спросил Этьен.

— Франсуа мертв, а Николя с позором изгнали из дома и лишили наследства.

— Выходит, это входило в твои планы? — вдруг возвысил голос Этьен, и глаза его налились кровью. Николя никогда не видел его таким, и для Алана перевоплощение старика также оказалось полной неожиданностью. Mapa в этот момент подумала, что если дьявол действительно существует, то он вполне мог бы принять обличье Алана — настолько отвратительно тот выглядел.

— Получается, что ты все это время знал правду? И терпеливо ждал удобного случая заявить миру о том, кто ты есть? Но откуда тебе стало все известно? Мы с Филипом никогда не говорили об этом, — сказал Этьен.

— Один раз говорили. Вы с отцом спорили о том, какое образование мне дать. Решался вопрос о том, стоит ли мне остаться в Париже или следует вернуться в Новый Орлеан. Филип хотел сделать меня управляющим одной из своих плантаций, а со временем и ее хозяином, Ты помнишь ваш спор? Филип сказал: «В конце концов, он мой сын, Монтань-Шанталь. У него должна быть своя земля. Не забывай, в его жилах течет моя кровь». Представляешь, каково мне было вдруг узнать такое! А если я его сын, то почему не могу стать хозяином Бомарэ?

— Да, я помню этот разговор, — признался Этъен, и в его голосе задрожали слезы. — Это было через несколько дней после того, как Николя обвинили в убийстве Франсуа.

Николя грозно шагнул вперед, но остановился, когда увидел, что Алан потянулся к пистолету.

— Так это был ты?! Ты убил Франсуа?! Господи, я мог заподозрить кого угодно, но только не тебя!

— Еще бы, ведь я всегда был вне поля зрения Монтань-Шанталей! На меня никто не обращал внимания. И особенно высокомерно всегда держался Франсуа. Хоть бы раз заговорил со мной! Так ведь нет! Только и знал, что разъезжать на своей кобыле по полям. Он всегда был дураком, выскочкой. Вы оба сыграли мне на руку, когда затеяли эту глупость с дуэлью. Я притаился за дубом и ждал, пока ты поднимешь пистолет, и тут же прицелился сам. Выстрелили мы одновременно. Только я в отличие от тебя целился Франсуа в сердце и попал. — У Николя побелели губы, а ладони невольно сжались в кулаки. — Когда Франсуа не стало, тебя с позором прогнали, и мне ничто не мешало занять ваше место. К чьей еще груди мог припасть убитый горем старик? Мы очень сблизились с Филипом, и все шло прекрасно… по крайней мере до тех пор, пока эта сука Селеста не родила Жана-Филипа! Сына! Наследника! Я не мог поверить в то, что после долгих лет бесплодия ей удастся это сделать. И вот у меня снова появился соперник, новый Монтань-Шанталь. Однако Филип успел написать завещание на мое имя до его рождения. Я с легкостью нашел его, покопавшись в столе у отца. Но в один прекрасный день Филип послал за поверенным, и я понял, что он собирается изменить завещание. У нас произошел неприятный разговор. Я сказал, что он не имеет права лишать меня наследства, поскольку я тоже его сын. И потом, разве кто-нибудь другой вложил в эту землю столько, сколько я? Филип был потрясен, когда я прямо заявил о своих правах. Он тут же заподозрил меня в убийстве Франсуа и задал вопрос в лоб, так что я растерялся и не посмел солгать. Надо было видеть его лицо в тот момент!.. Филип ударил меня по лицу и прогнал. А на следующий день, когда мы с ним осматривали дамбу, велел мне убираться из Бомарэ, в противном же случае пригрозил пристрелить как бешеного пса.

Николя и Этьен многозначительно переглянулись, заметив, как напряглись жилы на шее у этого человека, который так долго носил в душе тяжесть греха и теперь, исповедуясь, получал облегчение.

— Я не мог в это поверить! — продолжал Алан. — Я вдруг возненавидел его за то, что он украл у меня имя, состояние, будущее. Мне пришлось заявить ему, что я все равно стану хозяином Бомарэ и что ему не удастся поступить со мной так же, как с тобой. Когда я упомянул твое имя, он словно помешался. Филип бросился на меня и отхлестал кнутом, как раба, как последнюю собаку! Отец был очень силен, но я оказался сильнее и сбил его с ног. Я ударил его по лицу. Он стал пятиться, стараясь сохранить равновесие, но упал, ударился затылком о ствол дуба и свалился в реку. Несколько минут он продержался на поверхности, а потом с головой ушел под воду. Его тело нашли через несколько дней…

Николя стал медленно наступать на Алана, но тот схватил пистолет и направил его в грудь брату.

— Ни с места! — крикнул Алан. — Я не хочу убивать тебя, так не вынуждай меня это делать. У тебя нет никаких доказательств моей вины, а у меня есть завещание! Все по-прежнему видят в тебе убийцу Франсуа. Ты здесь чужой, а я нет. — Николя молча надвигался на него. — Остановись, в последний раз предупреждаю! Я очень благодарен за то, что ты вовремя появился и помешал Селесте продать поместье Амариллис. Никогда бы не подумал, что буду так рад тебя видеть, а обрадовался. Особенно когда узнал, что ты разбогател. Я испугался поначалу, потому что решил, что ты все знаешь. Но ты молчал, а потом стал осторожно выведывать информацию у меня, и я успокоился, поскольку понял, что Филип не успел ни о чем рассказать тебе. Повторяю, не вынуждай меня пристрелить тебя, братец, — добавил Алан, видя, что Николя приближается, не обращая внимание на угрозы.

— Я тебя уничтожу, — прошептал Николя и сделал еще шаг. Mapa в отличие от него осознавала всю серьезность угроз Алана и бросилась вперед, пытаясь остановить Николя. В этот момент Алан нажал на курок. Громовой выстрел потряс тишину кабинета, и вслед за ним раздался испуганный крик Пэдди, мальчик увидел, что плечо Мары обагрилось кровью. Николя успел подхватить девушку на руки, его лицо исказили боль и страх. Mapa слабо улыбнулась и стала медленно терять сознание.

— Бог мой, Алан! — воскликнул Этьен, и в его глазах задрожали слезы стыда и ярости.

— Вторая пуля будет твоей, Николя, — пообещал Алан. — Извините, мадемуазель О'Флинн, я вовсе не хотел застрелить вас.

— Мастер Николя! Мастер Николя! — В кабинет с тревожным криком ворвался дворецкий. — Вода прибывает! Река стремительно надвигается, сэр!

Николя обвел взглядом присутствующих, посмотрел на пистолет в руке Алана, по-прежнему направленный на него, и решил временно отступить.

— Все еще только начинается, Алан. Напрасно ты думаешь, что я оставлю тебя в живых после всего, что ты сделал, — сказал Николя, прижал ослабевшую Мару покрепче к груди и обратился к Этьену: — Вы идете с нами?

Этьен сконфуженно кашлянул и молча кивнул в ответ. Николя подал знак дворецкому, и тот, взяв под руку мгновенно постаревшего на десяток лет Этьена, повел его в экипаж. Пэдди схватился за полу сюртука Николя, который тоже двинулся к выходу, не удостоив торжествующего Алана даже взгляда.

Устроив Мару на сиденье и проследив за тем, чтобы Пэдди, Джэми и Этьен заняли свои места, Николя удостоверился в том, что Сорсьер привязан к экипажу сзади и никто из челяди не забыт, и отдал распоряжение трогаться в путь. Вереница повозок с людьми и имуществом Бомарэ двинулась по направлению к Сандроузу.

Николя сел в экипаж рядом с Марой, которую препоручил заботам Джэми, и наблюдал за тем, как пожилая ирландка умело и эффективно приводит ее в чувство.

— Как она? — спросил он у Джэми.

— Я в порядке, Николя, честное слово, — слабым голосом отозвалась Mapa и поморщилась от боли, когда Джэми разорвала ее рукав.

— Ничего страшного, — сказала та, осмотрев рану. — Просто царапина. Пуля попала в предплечье и не задела кость. И все же интересно, кому и зачем понадобилось стрелять в нее?

— Алан целился в меня, но Mapa заслонила меня собой, — задумчиво вымолвил Николя. — И это была большая глупость с ее стороны.

При этих словах Mapa отвернулась и стала смотреть в окно, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Этьен, вы можете рассказать мне, почему так все получилось? Почему отец не признал Алана своим сыном? — спросил Николя.

— Столько лет прошло с тех пор… — вымолвил Этьен и нахмурился, стараясь воскресить в памяти события давних дней. — А мне все кажется, что Оливии не стало совсем недавно. Неужели с тех пор прошло сорок лет?! Уму непостижимо! Оливия стоит у меня перед глазами как живая. Она была прекрасной, удивительной женщиной и так сильно любила Филипа. Они встретились на каком-то балу, и он сделал ее своей любовницей. Их совместная жизнь была счастливой, но недолгой, поскольку в скором времени Филип женился на моей сестре Даниэле. Та тоже была красавицей, и твой отец действительно любил ее. Скажу больше, он боготворил ее. Но Даниэла отличалась чутким и обидчивым нравом. Она часто бывала не в духе, тосковала и нервничала. Только любовь к Филипу поддерживала в ней интерес к жизни. Даниэла считала его своей собственностью, и от одной только мысли, что у него может быть другая женщина, могла тронуться рассудком. Поскольку каждая женщина нашего круга уверена в том, что ее супруг имеет любовницу в Новом Орлеане, Даниэла тоже в этом не сомневалась. Она умоляла Филипа оставить ее, и тот поклялся выполнить ее просьбу. Оливия поселилась в новоорлеанском доме Даниэлы, и они перестали видеться с Филипом. Думаю, Даниэла никогда до конца не верила в то, что между ними все кончено, и эти опасения не покидали ее до конца дней. Тем не менее, у них с Филипом все было прекрасно, пока Даниэла не потеряла своего первого ребенка. Она не смогла этого вынести. После несчастья Даниэла была просто одержима стремлением родить Филипу наследника. Вероятно, она предполагала, что в противном случае рискует потерять мужа. Даниэла забеременела еще раз — и снова выкидыш. На этот раз ребенок оказался мальчиком, и ее горю не было предела. Неизвестно почему ей пришло в голову, что ее сглазила какая-то ведьма. Тогда она сознательно обрекла себя на затворничество и в течение нескольких лет не допускала к себе никого, включая Филипа. А он никогда не был святым, напротив, отличался жизнелюбием. Естественно, ему был просто необходим человек, готовый его утешить, и Филип вспомнил об Оливии. Они снова стали любовниками, и Оливия родила ему сына, которого назвали Аланом. Конечно, Оливия могла удовлетворить его страсть, но по-настоящему Филип любил только Даниэлу, и его любовь помогла ей оправиться после болезни. А может быть, Даниэла усилием воли заставила себя вернуться к нормальной жизни, опасаясь, что иначе потеряет Филипа навсегда. Она зачала еще раз и в течение беременности не вставала с постели. Возможно, именно поэтому ей удалось выносить ребенка. Родилась девочка, твоя сестра Дениза. Даниэла, окрыленная надеждой родить Филипу сына, сказочным образом переменилась, в ней невозможно было узнать прежнюю слабую, страдающую депрессиями женщину. Филип был безгранично счастлив. Но ему не хотелось, чтобы до Даниэлы дошли слухи о его связи с Оливией, что послужило причиной серьезного семейного конфликта. И тогда он обратился за помощью ко мне. Но здесь не было никакого самопожертвования, я с радостью взял на себя ответственность за Оливию и Алана. Я всегда любил эту женщину, но Филип познакомился с ней первым, да и хорош был в молодости необыкновенно, так что нет ничего удивительного в том, что Оливия предпочла его мне. Таким образом все и уладилось. Даниэла успокоилась окончательно, а Алан получил имя.

— А Франсуаза? Она тоже моя сестра? — спросил Николя.

— Нет, Франсуаза моя дочь. Я думаю, мне удалось все-таки сделать Оливию счастливой, и, в конце концов, она полюбила меня. Но то, что я так и не занял в ее сердце места Филипа, я знаю наверняка. Ты очень похож на отца, Николя. Если женщина когда-нибудь отдаст тебе свое сердце, оно никогда больше не будет принадлежать ей снова. То же было и с Оливией. Но я благодарил небо за то счастье, которое она мне подарила, и довольствовался малым.

— И Алан никогда не догадывался о том, кто его настоящий отец?

— Нет. Когда его мать рассталась с Филипом, он был еще слишком мал, чтобы его запомнить. Так что отцом для него был я всегда. После смерти Даниэлы уже не было необходимости раскрывать правду, потому что Алан привык ко мне. А у Филипа было два сына, ты и Франсуа. Прости меня, Николя, за то, что я обвинял тебя в убийстве брата. Мне и в голову не могло прийти, что в этом может быть замешан Алан. — Он опустил голову и быстро смахнул с ресниц слезы. — Я и не подозревал, что Алану известна тайна его рождения. Может быть, люби я его сильнее, уделяй ему больше внимания… понимаешь, я всегда помнил о том, что его отец Филип. А Алан знал правду все эти годы и выжидал. Как, должно быть, его потрясло, когда Селеста родила Филипу сына! Ведь это означало, что он ждал напрасно и хозяином Бомарэ ему никогда не стать. И тогда Алан решился на крайние меры.

— Неужели он действительно думает, что стал владельцем Бомарэ? — задумчиво вымолвил Николя.

— Он не ведает, что творит, Николя! — с отчаянием в голосе воскликнул Этьен. — Он одержим маниакальной идеей, это же болезнь! Подумать только! Как можно вынудить тебя столько лет жить с сознанием того, что ты безвинно понес жестокое наказание! У Алана холодное, черствое сердце. Он так надеялся, что Филип сделает его наследником Бомарэ! Но как только твой отец узнал правду, то без малейшего колебания решил отторгнуть от себя Алана, как ампутируют ногу, пораженную гангреной. Алан пережил в этот момент глубокое потрясение и свихнулся окончательно. И это неудивительно — разве может уцелеть рассудок в человеке, убившем своего отца! И что в итоге? У него не было завещания, а значит, доказать свои права на поместье он не мог. А тут еще Селеста вознамерилась продать Бомарэ. Представляю, как он обрадовался, когда ты появился и помешал своей мачехе совершить этот шаг! У Алана появилось время на то, чтобы все-таки найти завещание, что он и сделал. Ты понимаешь, что он мог убить тебя еще сегодня утром возле дамбы? Это же очень удобно, все можно было списать на несчастный случай. Бедный Алан, как мне жаль его! Все же я отношусь к нему как к сыну, хотя в его жилах и нет моей крови, — прослезился Этьен.

— Не требуйте от меня жалости к нему. Он разрушил мою жизнь, уничтожил семью и дом. Я никогда не прощу ему этого, — твердо возразил Николя, и Mapa прочла в его глазах желание немедленно вернуться в Бомарэ и убить Алана.

В этот момент экипаж резко сбавил скорость и с трудом потащился по разбитой дороге. Николя выглянул в окно и увидел, что колеса по самую ось вязнут в жидкой глине. Довольно быстро лошади совсем выбились из сил и стали. Николя открыл дверцу и спрыгнул на дорогу, причем ноги его по щиколотку ушли в грязь.

— Как вы себя чувствуете, моя дорогая? — с глубоким состраданием в голосе спросил Этьен Мару.

— Прекрасно, не беспокойтесь. — Mapa ободряюще улыбнулась ему. — А вот вы страдаете гораздо сильнее. Прошу вас, не тревожьтесь обо мне.

— Смотрите, там вода! — вдруг закричал Пэдди, высунувшись в окно. В это время начался мелкий, но сильный дождь.

— Мастер Пэдди! — строго обратилась к нему Джэми. — Немедленно сядьте на место.

Но Пэдди не обратил на ее слова никакого внимания и продолжал смотреть на Николя, возвращавшегося к экипажу, с трудом передвигая по грязи ноги. Через миг его плечи заняли весь дверной проем.

— Дорогу в низине залило, — сообщил он. — Лошади отказываются идти дальше. Я возглавлю колонну, так как без моей помощи слугам не обойтись. Если в экипаж попадет вода, не бойтесь и сидите спокойно. Участок; залитый водой, небольшой, и мы быстро его преодолеем. — Он встревоженно взглянул на Мару, захлопнул дверцу и ушел.

Дойдя до границы воды, Николя пожалел, что рядом с ним сейчас нет Шведа, чья богатырская сила могла бы оказаться очень кстати. Зажав в руке повод первой лошади, он решительно шагнул в воду и медленно двинулся вперед, нащупывая дно и удерживая равновесие, чтобы не поскользнуться на глине. Мускулы его тела были напряжены до предела, каждый шаг давался с невероятным трудом. Вода вскоре стала доходить ему до бедер, однако вслед за этим почва под ногами стала тверже, и дорога явно пошла в гору. И тут резкая боль обожгла ему бедро, Николя даже стиснул зубы, чтобы не закричать. Он огляделся в полном недоумении и заметил маленькую черточку на поверхности воды — след, оставленный змеей. Николя вывел лошадь на безопасное место и стал ждать, пока весь караван переберется следом за ним.

Когда он возвращался в экипаж, казалось, ноги у него налились свинцовой тяжестью, а та, в которую укусила змея, онемела и потеряла чувствительность. Николя сел на свое место, и Mapa хотела было сказать ему что-нибудь ободряющее, но замерла, потрясенная его дальнейшими действиями. Она молча наблюдала за тем, как он достал нож и распорол штанину. Этьен вышел из состояния горестной прострации и вопросительно вскинул брови.

— Змея, — коротко пояснил Николя, разглядывая вспухшую ногу, на которой отчетливо выделялись две маленькие точечки от укуса. — Мне нужно чем-нибудь перетянуть ногу.

Mapa в ужасе посмотрела на отвратительные красные точки; затем быстро развязала ленту на лодыжке и сняла туфельку. Игнорируя все правила приличия, девушка задрала юбку и стянула шелковый чулок, который Николя использовал в качестве жгута.

— Я ценю твои жертвы, моя радость, — с улыбкой отозвался он, после чего быстро сделал два иксообразных надреза на бедре прямо поверх ранок.

Mapa в ужасе зажала рот рукой и стиснула зубы, когда Николя стал отсасывать яд вместе с кровью из ноги. У нее закружилась голова, когда она представила себе, какую боль он терпит.

— Затяните, пожалуйста, жгут. У меня не хватает сил, — пробормотал он, откидываясь на спинку сиденья и прикрывая глаза.

— Давайте-ка я попробую. Не смотрите, что я с виду небольшая. Я сильна как бык, — заявила Джэми и перевязала чулок потуже.

Экипаж медленно продвигался вперед. Николя склонил голову на грудь Маре, и она внимательно следила за его пульсом, который хорошо был виден на напряженной жилке у него на шее.

Mapa никогда раньше не думала, что так обрадуется, увидев Сандроуз. Вскоре кавалькада экипажей и повозок подкатила к парадному крыльцу. Дождь усилился, и работники вымокли до нитки, так что на них жалко было смотреть. На пороге дома появилась Амариллис и смотрела на нежданных гостей с явным недоумением. Но, увидев потерявшего сознание Николя на груди у раненой Мары, она тут же принялась отдавать распоряжения слугам. Одна группа рабов бросилась обустраивать повозки, другая перенесла Николя в дом.

В течение нескольких дней Шанталь был прикован к постели. У него начался сильный жар. Вода все продолжала прибывать, но Сандроуз находился на возвышенности, поэтому дому ничто не угрожало. О судьбе Бомарэ и Алана никто ничего не знал. Возможно, только Этьен вспоминал в эти дни о своем сыне.