– Но это был пятый кусок, – напомнил Джордж.
– Если мы не поторопимся, то никто из нас не получит ни куска пирога, – вмешался Фрэнсис и, доказывая, что это отнюдь не пустые слова, побежал по безмолвному коридору.
Ри, которая шла по коридору в противоположном направлении, к своей спальне, также ускорила шаг. Ее мысли тоже были сосредоточены на Кэролайн Уинтерс, но она даже не предполагала, а просто была уверена, что найдет ее в своей спальне. Дверь, как она и ожидала, оказалась полуоткрытой; с обычной в таких случаях досадой Ри спокойно вошла в спальню и увидела, что Кэролайн Уинтерс со жгучим любопытством одно за другим перебирает ее платья.
В этот момент Ри ощутила скорее жалость, чем гнев; хотя Кэролайн имела абсолютно все, что хотела и в чем нуждалась, она никогда не бывала удовлетворена, ибо всегда хотела большего. Не в характере сэра Джереми было отказывать дочери в чем бы то ни было. Руководствуясь самыми лучшими намерениями, он щедро изливал любовь, привязанность и богатства на ее белокурую головку, ошибочно полагая, что, балуя ее сверх всякой меры, может возместить ей утрату матери. Результаты никак нельзя было назвать успешными, ибо Кэролайн Уинтерс со временем превратилась в эгоистичную, вечно недовольную молодую женщину, которая постоянно канючила, хныкала, закатывала сцены, если ее желания не исполнялись. Бедный сэр Джереми уже давно отказался от попыток умиротворить ее, перестал даже упрекать за ненасытность, стараясь пропускать мимо ушей ее пустопорожнюю болтовню и тиранические требования.
– Привет, Кэролайн, – приветствовала ее Ри. – Ты что-нибудь здесь потеряла?
– А, Ри! – испуганно вскрикнула Кэролайн, услышав насмешливый голос Ри, и быстро обернулась. – Ты так меня перепугала. Подкралась исподтишка. Как дикари в колониях, которые снимают скальпы с людей, – пожаловалась она, ничуть не смущаясь тем, что ее застали, так сказать, на месте преступления. – Я постучалась, но тебя не было, вот я и вошла. Я знала, что ты не обидишься. Просто мне хотелось узнать, есть ли у тебя такой же божественный шелк, какой папа купил мне в Париже. У тебя всегда есть что-нибудь лучше, чем у меня, вот я и решила удостовериться, что только у меня есть платье из такого шелка, – объяснила она, самодовольно глядя на Ри. При виде измызганной одежды ее глаза расширились от изумления, заметно было, что она очень поражена. – Что с тобой, черт побери, произошло? Ты выглядишь просто кошмарно. Ри криво усмехнулась.
– Спасибо за участие. Просто я упала с лошади, вот и все. Ничего особенного, – сказала Ри, подходя ближе к камину, растопленному прилежной служанкой.
Кэролайн оглядела девушку с головы до ног, брезгливо скривившись.
– Ты безнадежно испортила этот замечательный костюм для верховой езды. Очень жаль.
– У меня есть другой, точно такой же, поэтому можешь не беспокоиться, – заверила ее Ри. – Маме очень понравилась ткань, она знала, что я часто буду надевать этот костюм, и предусмотрительно заказала два одинаковых.
– Просто замечательно, – выдохнула Кэролайн, имея в виду предусмотрительность герцогини. – Какой это был чудесный оттенок голубого цвета. Пожалуй, он подошел бы мне больше, чем тебе. У нас ведь с тобой одинаковый размер? – вкрадчиво спросила она, устремляя взгляд на гардероб, где должен был висеть второй костюм.
Уловив знакомые интонации в голосе девушки, Ри наотрез отказала:
– Нет, Кэролайн. – «Хоть бы поскорее пришли служанки, чтобы искупать меня, – подумала она, – тогда я могла бы выставить эту нахалку из спальни». – Это мой любимый костюм, и теперь, когда один испорчен, я буду носить другой. Извини меня, я думаю, ты понимаешь. Разве у тебя нет любимых платьев или шляпок? – Ри принялась безуспешно увещевать Кэролайн, на губах которой уже появилась легкая гримаска.
– Ладно, но я не вела бы себя так эгоистично, если бы ты захотела надеть что-нибудь из моих вещей, – сказала Кэролайн дрожащим от подавляемой обиды голосом. Подойдя к туалетному столику, она принялась нюхать различные духи в фарфоровых и стеклянныx флаконах. Ее унизанные драгоценностями пальцы задержались на стеклянной трубочке аметистового цвета с рисунком в итальянском стиле.
– У меня кончились эти духи, а я так их люблю, – печально вздохнула она.
– Пожалуйста, Кэролайн, возьми их, – сказала Ри, надеясь, что, получив желаемое, она наконец оставит ее в покое. – Я их никогда особенно не любила.
– В самом деле? – спросила Кэролайн, несколько разочарованная этим замечанием. Однако ее жадные пальцы, не теряя времени, спрятали духи за корсаж. Она посмотрела в зеркало, и довольная улыбка тотчас же сошла с ее губ, ибо, хотя фигурой и лицом она походила на Ри Клэр, глаза у нее были тускло-голубыми, а волосы бледно-золотистыми. То, что глаза Ри были редчайшего фиалкового цвета, а волосы темно-золотого, огненного, служило для нес постоянным источником раздражения.
Кэролайн тщательно осмотрела красиво отгравированную серебряную щетку и набор расчесок, прежде чем взяться за серебряную шкатулку, инкрустированную драгоценными камнями. Со скучающим видом она открыла крышку небольшой музыкальной шкатулки, которая лежала рядом с чашей для благовонных курений, и комната наполнилась тихим перезвоном: шкатулка играла сладостную мелодию, очень гармонировавшую с густым запахом жимолости и роз, стоящим в комнате.
Многоцветный набор туалетных принадлежностей на столике Ри Клэр включал в себя все необходимое для модной молодой красавицы и мало чем отличался от подобного же набора на столике Кэролайн в Уинтерхолле. Но завистливым глазам Кэролайн все казалось более дорогим и элегантным. «Леди Ри Клэр обладает куда большими сокровищами, чем я, – подумала Кэролайн, – не говоря уже о том, что отец у нее – герцог». Ее собственный отец был бароном, не ахти какой важной особой, а Уинтерхолл не шел ни в какое сравнение с великолепным Камареем. В Лондоне у ног Ри были бы все модные светские львы, тогда как такая простая мисс, как она, вряд ли пользовалась бы особым успехом.
Осматривая прелестную спальню Ри Клэр, Кэролайн чувствовала, что ее сердце наполняется все большей неприязнью к красивой подруге. Это же просто несправедливо! У Ри Клэр есть все, чего только можно пожелать. И хотя она, Кэролайн, на три года старше Ри, скорее всего та выйдет замуж первая. Небольшая квадратная челюсть Кэролайн напряглась при этой мысли, ибо она была намерена завладеть тремя вещами: неограниченным богатством, титулом и графом Рендейлом. Она все это тщательно продумала и не предвидела никаких трудностей в осуществлении своих целей. Если она выйдет замуж за графа Рендейла, все остальное приложится само собой. Уэсли не только обладает большим состоянием, но его родовое имя и титул почти такие же древние и благородные, как у Домиников. И хотя у них нет герцогского титула, графы Рендейлы на равной ноге с самыми могущественными и знатными людьми в Англии.
– Уэсли приехал с нами из Уинтерхолла, – сообщила подруге Кэролайн, и ее пухлый ротик скривила самодовольная улыбка. – Он настаивал, чтобы мы воспользовались его экипажем. Он такой заботливый, – продолжала она, поправляя перед зеркалом кружева и охорашиваясь. – Он знает, какое у меня хрупкое здоровье и как я не люблю путешествовать, особенно в этом старом, плохо подрессоренном папином экипаже. Вот уже больше года я прошу купить новый, но папа наотрез отказывается. Слышать об этом не хочет, говорит, люблю старый экипаж. – И с хитринкой во взгляде добавила рассеянно слушающей Ри: – Я думаю, Ри Клэр, что Уэсли питает ко мне слабость. И ничуть не удивлюсь, если он попросит у папы моей руки, – сказала она доверительным тоном, стараясь убедить себя, что так оно и есть. – Разумеется, я должна буду самым тщательным образом взвесить его предложение. Что, если я приму предложение Уэсли, а ко мне посватается какой-нибудь герцог? Одно время я даже подумывала, – призналась Кэролайн, – не выйти ли мне за твоего дядю Ричарда.
Ри чуть не задохнулась. Отвернувшись от теплого камина, она изумленно уставилась на вполне серьезное и такое невыразительное лицо Кэролайн. При мысли, что Кэролайн рассматривала дядю Ричарда как возможного претендента на свою руку, Ри с трудом подавила разбиравший ее смех.
– Конечно, он довольно стар и ходит в этих очках... – сказала Кэролайн, покачав головой. – И я бы никогда не поехала с ним в этот его шотландский замок. Ведь это забытое Богом место, не правда ли?
– Я убеждена, что при выборе невесты дядя Ричард принял во внимание все эти соображения. Конечно, зная твое хрупкое здоровье, зная, что должен будет повезти новобрачную обратно в Шотландию, он не решился сделать тебе предложение, – совершенно серьезно сказала Ри. Но при мысли о том, что дядя Ричард узнает от нее, какие надежды возлагала на него мисс Кэролайн Уинтерс, в ее глазах вспыхнули дразнящие огоньки.
Кэролайн молча обдумывала слова Ри.
– Видимо, ты права. Я не могла понять, почему он не просит моей руки, и очень удивилась, когда он женился на этом ничтожестве.
Перестав дурачиться, Ри холодно сказала:
– Это, как ты ее называешь, «ничтожество» занимает в нашей семье важное место, и она всеми очень любима.
Кэролайн пожала плечами:
– Я только хотела сказать, что она не та женщина, на которой следовало жениться маркизу. У нее нет ни состояния, ни титула, ни какого-нибудь положения или друзей в обществе. Ну почему твой дядя выбрал нищую сироту?
– Он ее любит, – просто ответила Ри.
– Но ведь ее даже нельзя назвать хорошенькой, как же он может ее любить? – спросила Кэролайн. – А какая она сейчас толстая, просто ужас.
– У нее со дня на день должен родиться ребенок, – напомнила Ри.
– Я знаю, – раздраженно отозвалась Кэролайн. – Вот это-то и отвратительно. Как она может появляться на людях в ее положении? Неужели не стыдно? – Кэролайн покраснела при мысли, что Сара Веррик беременна. – Ведь просто неприлично показываться перед всеми с таким животом!
– Уж не хочешь ли ты, чтобы она сидела взаперти девять месяцев? – спросила Ри и улыбнулась с облегчением, ибо в этот момент в комнату вошли две служанки, одна держала под мышкой ворох мягких одеял, другая сразу же поспешила к камину, чтобы подложить поленьев в слабеющий огонь. Ри сняла с себя верхние одежды и осталась в нижних юбках и тонкой сорочке. Завернувшись в одно из одеял, она села перед огнем и принялась расчесывать спутавшиеся мокрые волосы. На ее лице появилась болезненная гримаска. Тут в комнату вошла еще одна служанка, постарше, с подкосом, на котором стояли две дымящиеся чашки с темным отваром, уже хорошо знакомым Ри.
– Особое снадобье миссис Тейлор, – пробормотала Ри и с еще более заметной гримасой вспомнила необычный вкус этого отвара.
– Так велела ее светлость, – сказала служанка, прежде чем Ри успела запротестовать. – Вы обе должны это выпить, – властным тоном добавила она. Под отталкивающей внешностью у нее скрывалось великодушное и доброе сердце.
– Ладно, – уступила Ри и обхватила руками кружку с горячим отваром. – Но боюсь, от этого отвара миссис Тейлор как раз можно заболеть... Пей, Кэролайн, – сказала Ри безмолвной девушке, с ехидной улыбкой наблюдая, с какой подозрительностью та смотрит на отвар.
– Я? – воскликнула Кэролайн, с комичным выражением лица нюхая неприятно пахнущее снадобье. – Какой ужасный запах! Что это такое? Яд? – Она попробовала оттолкнуть кружку, но огрубевшая от работы рука с кружкой приблизилась к самому ее рту.
– Ее светлость распорядились, чтобы вы, мисс Кэролайн, тоже испили отвар миссис Тейлор, потому что вы жаловались на усталость во время долгого путешествия из Уинтерхолла. И ее светлость знает, какое у вас хрупкое здоровье, мисс, – сказала Роули, придвигая кружку с дурно пахнущим отваром вплотную к задранному носу Кэролайн и понимающе глядя на нее. – Ее светлость не хочет, чтобы кто-то болел в Камарее, если этого можно избежать. Вы же не хотите сердить ее светлость? – просительно добавила Роули. – Будьте хорошей девушкой и выпейте отвар миссис Тейлор.
С дрогнувшими губами Кэролайн взяла наконец кружку.
– Кто эта чертова миссис Тейлор? – спросила она, с отчаянной гримасой опустошая половину кружки. При этом она давилась и едва не плевалась, а по щекам ее текли слезы.
Ри довольно улыбнулась:
– Миссис Тейлор – старая подруга бабушки, маминой матери, живущая поблизости от Веррик-Хауса, ее дома. Мама говорит, что это лучшее место между Лондоном и Лендз-Эндом[15]. Я не видела ее пару лет, но помню, что это здоровая и веселая женщина. У нее двое сыновей, Уилл и Джон, оба величиной с гору, такими они по крайней мере мне казались. Она держит таверну.
– Ее светлость разрешает вам водиться с таким сбродом? – удивленно взвизгнула Кэролайн, которая все никак не могла прийти в себя после выпитого отвара.
– Мама очень любит и ее, и братьев Тейлор. Она крестная мать всех детей и... – Ри осеклась, стараясь подсчитать сыновей и дочерей обоих братьев. – Не знаю, сколько у миссис Тейлор внучат, но их, во всяком случае, достаточно, чтобы она была очень занята и чувствовала себя самой счастливой бабушкой.
– А как его светлость? – спросила Кэролайн. – Не может же он одобрять таких дружеских отношений... с... с простыми содержателями таверны.
Кэролайн услышала смех Ри, хотя и не могла видеть ее лицо. Служанки уже наливали холодную и горячую воду в поставленную перед камином ванну, и клубящийся пар скрывал очертания полуобнаженного тела Ри.
– Отец тоже очень любит Тейлоров. Со своей обычной сардонической улыбкой он грозится вывести братьев за фруктовый сад и поколотить их. В конце концов все они дружно хохочут, хотя я и не понимаю, в чем тут юмор.
– Вам пора уже спуститься к чаю, мисс Кэролайн, – сказала Роули, держа дверь открытой для обидчивой мисс, которая никогда не понимала намеков. – Надеюсь, вы не хотите, чтобы он остыл, как вода в ванне для леди Ри.
– Хорошо, – пробормотала Кэролайн, направляясь к двери. – Уэсли, наверное, удивляется, куда я запропала. Надеюсь, он не слишком беспокоится, – буркнула она, ускоряя шаг и беспечно помахивая рукой через плечо. – Мы с Уэсли, видимо, встретимся с тобой позднее. Боюсь, что и целым чайником не смыть этот отвратительный вкус во рту, – сказала она, шелестя юбками и бросая косой взгляд на так и не раскаявшуюся Роули.
Крепко захлопнув дверь за полной фигурой Кэролайн, которая, казалось, так и дышала самодовольством, Роули сердито фыркнула:
– Я бы с удовольствием вымыла рот мылом этой мисс. И вряд ли лорд Лоутон вспомнил хоть раз об этой девице, которая считает себя важной особой, особенно после того, как отведал крыжовенных пирогов миссис Пичем. А как уж посмеялась бы миссис Тейлор, если бы увидела, как ей влили в горло отвар. Единственный способ заткнуть ей рот. Однажды я видела миссис Тейлор, когда ездила с ее светлостью в Веррик-Хаус. Мы должны были присутствовать на похоронах дорогой тети Маргарет. Вот тогда мы с миссис Тейлор обменялись несколькими рецептами. Ее рецепты, может быть, и получше моих, но и мои тоже неплохи... Какое платье вы наденете, леди Ри Клэр? Темно-синее шелковое?
Ри вздохнула и углубилась в мечты, отдаваясь во власть теплой, приятно благоухающей воды, которая постепенно утишала все ее боли. Голос Роули звучал с унылой монотонностью, слова становились неотчетливыми, почти неразличимыми. Вдруг ей почудилось, будто на нес повеяло сильным запахом роз, и она вспомнила о таинственной женщине в экипаже. Любопытно, доехала ли она до места?
Войдя в гостиницу, полудерсвянную-полукаменную постройку в стиле эпохи Тюдоров, которую местные жители окрестили «Веселым зеленым драконом», Кейт сразу же увидела нанятого ею джентльмена из Биллингсгейта. Протянув к пылающему камину ноги в штопаных-перештопаных чулках, он нежно обнимал бутылку лучшего, какое только имелось в гостинице, бренди, и весь его облик выражал глубочайшее удовлетворение.
– Хорошо прокатились, миледи? – спросил он, слегка запинаясь, без особого любопытства. Однако, хотя и под хмельком, он все же сумел, к досаде Кейт, вложить достаточное ехидство в титул «миледи».
– Да, поездка была вполне удачной, – сурово ответила Кейт, не обращая ни малейшего внимания на неуважительное к себе обращение. – А как вы? Хорошо познакомились с содержимым своей бутылки?
– Знакомство было весьма приятным, миледи, – ответил он, громко рыгнув.
– Оно было бы не столь приятным, если бы платить пришлось вам самому. Боюсь, вам весьма дорого обошлась бы бутылка, – саркастически заметила Кейт, протягивая замерзшие руки к огню. Она как загипнотизированная смотрела на яростно пылающие поленья, и на ее вуали играли пламенные отблески.
– Я изрядно проголодалась, – вдруг сказала она, испытывая удовольствие от результатов своей поездки. – А вы, я вижу, уже поужинали, – добавила она, заметив столик, уставленный сальными тарелками и пустыми бокалами.
– Да, я неплохо поужинал, – ответил Тедди Уолтхэм, воздавая должное хозяину гостиницы. – Но вообще-то всякая еда приобретает вкус, если запить ее достаточным количеством спиртного, – спокойно сказал он. Его благодетельница проявляла странное беспокойство, расхаживая взад и вперед по комнате, выбивая своими высокими каблучками частую дробь по деревянному полу. Ее черная вуаль развевалась, как на ветру. К тому же Кейт постукивала кожаными перчатками о ладонь, что также выдавало ее нервозность. – Видать, вы очень расстроены, миледи. Может быть, хлебнете успокоительного? – И Тедди Уолтхэм великодушно протянул ей полупустую бутылку бренди.
– Расстроена? – удивленно протянула Кейт. – Ничуть нет. Мне надо подумать, вот и все, – коротко ответила она, вновь и вновь представляя себе неотразимо привлекательные в своей чистой наивности лица детей Люсьена. – Подите закажите себе еще бутылку бренди, а мне бутылку вина. И пришлите мне хозяина гостиницы, – велела она, чувствуя, что в ее голове начинает зарождаться какой-то замысел. – Ну, – сказала она, надменно взирая на все еще сидящего Тедди Уолтхэма, – чего вы ждете? Я плачу вам не за то, чтобы вы грели задницу перед камином.
Эдуард Уолтхэм медленно и даже с некоторым изяществом поднялся на ноги и при этом нарочно покачнулся. Ему было выгодно, чтобы миледи недооценивала его возможности. Вызывать у нее недоверие и подозрения – явно опасно. Разумнее всего прикинуться шутом, ведь к шуту не относятся серьезно, а значит, в случае необходимости легче будет изменить свои планы.
– Желание миледи для меня закон, – галантно поклонившись, сказал Тедди Уолтхэм и, явно стараясь не уронить своего достоинства, вышел.
Довольно вздохнув, Кейт заняла место Эдуарда Уолтхэма перед камином, и вскоре от прилива теплой крови ее руки начало пощипывать. Рокко занял свою обычную оборонительную позицию за дверью, но Кейт ощущала в нем что-то незнакомое, странное; в какой-то миг ее даже кольнул страх перед этим огромным человеком с детским умом. Но она тут же откинула свои страхи и сомнения с такой же легкостью, с какой несколько мгновений назад скинула плащ.
Она удобно, с довольным видом сидела у камина, когда возвратился Тедди Уолтхэм, сопровождаемый радушным хозяином с подносом, уставленным всякими закусками и напитками. Тедди быстро схватил бутылку бренди и чистый стакан и занял место у окна, откуда без помех мог наблюдать за всем происходящим.
– А, мистер Хигглтон, как это любезно, что вы пришли сами, – сказала Кейт самым сердечным тоном. – Должна признать, что обслуживание в «Веселом зеленом драконе» просто превосходное, и, пожалуйста, передайте мои комплименты вашему повару. С того времени, как приехала в Англию, я не ела ничего более вкусного.
Мистер Хигглтон выпятил свою худую грудь, польщенный похвалами благородной дамы.
– Для меня большая честь, – любезно ответил он, – обслуживать такую знатную даму, как вы.
– Вы сама любезность, мистер Хигглтон, – ответила Кейт. Ей самой было тошно от своей напускной скромности, и она с презрением глядела на купца-хозяина, который, расплываясь в угодливой улыбке, пыжился от гордости.
Тедди Уолтхэм сделал большой глоток огненного бренди и с осуждением покачал головой, ибо ему редко приходилось слышать речи до такой степени льстивые и угодливые. Даже он, растерявший почти всю свою гордость, не позволял себе опускаться так низко. И конечно, не стал бы так заискивать, как госпожа. За ней, безусловно, стоит понаблюдать, что-что, а умасливать людей она умеет.
– Мы приготовили вам на ужин, миледи, – продолжал мистер Хигглтон, разводя руками, словно ожидал рукоплесканий, – жареных угрей и свежую филейную свиную вырезку, а также знаменитые желе моей жены. Никто не умеет делать их, как она, благослови Господь ее сердечко. Надеюсь, вам это понравится, – захихикал он, думая, что миледи вовсе не так надменна, как ему сперва показалось. – Я принесу вам еще порцию угрей. Ей-богу.
Кейт натянуто улыбнулась:
– Просто замечательно.
– Я был уверен, что вам понравится. Даже сказал жене: вот леди, которая способна оценить хорошо приготовленную еду. Я никогда не ошибаюсь в людях и в их аппетитах.
– Поразительно, – пробормотала Кейт, попивая вино и глядя на огонь. Теперь вся ее поза показывала, что она не задерживает хозяина.
– Ну что ж, – неловко произнес мистер Хигглтон, – я, наверное, должен сказать жене, чтобы она приготовила угрей.
Он был уже на полпути к двери, когда Кейт вдруг его окликнула.
– Я встретила сегодня молодых людей верхом на лошадях. Их зовут Доминики. Вы их знаете? – спросила она как бы вскользь.
– Да это же дети его светлости, герцога Камарейского. Славные ребята, – уверенно сказал мистер Хигглтон. – Разумеется, живые, подвижные, как все в таком возрасте, но ничего дурного не делают. Хотя, бывает, и проказничают. Особенно юный лорд Робин. Сущий дьяволенок, – со снисходительным видом произнес хозяин гостиницы.
. – Я, видимо, не имела удовольствия видеть его, – лениво, словно бы скучающим топом проговорила Кейт. – Но мне встретились лорд Фрэнсис и его сестра, леди Ри Клэр.
– О да, – кивнул головой мистер Хигглтон. – Лорд Фрэнсис – благородный молодой человек. Его светлость может справедливо им гордиться. А что до леди Ри Клэр, – он вздохнул, – то она просто красавица, да и сердце у нее чистое, чище не бывает. Вся в ее светлость. А ее светлость – настоящая благородная дама.
– Семья у них дружная? – мягко спросила Кейт.
– Еще какая дружная. Пока не родились малыши, леди Ри Клэр была единственной дочерью его светлости и самой старшей. А к первенцам родители всегда относятся по-особому, – заметил мистер Хигглтон, радуясь возможности поболтать. – Его светлость обращается с юной леди как с принцессой. Да такая красавица, как она, вполне и могла быть принцессой. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь плохо отозвался о ней.
– Значит, его светлость просто обожает леди Ри Клэр? – задумчиво пробормотала Кейт, и на ее губах, под маской и вуалью, зазмеилась полуулыбка. – Как интересно! Ну, не смею вас больше задерживать. Простите меня, – сказала она. – Да, еще я встречалась с очень старым джентльменом, кажется, его зовут Табер.
– Вы говорите о старом Табере из Каменного-дома-на-холме? Кажется, он живет тут целую вечность. Многие даже думают, что он помогал заложить первый камень «Веселого зеленого дракона», а это было триста лет назад.
– Удивительно живой человек, с острым умом, – сказала Кейт, слегка нахмурившись. – Неужели он и в самом деле помнит все и всех, с кем ему довелось видеться?
– Хитрый старый лис. Не было случая, чтобы он не вспомнил чье-нибудь лицо или давнишнее происшествие, – хохотнул мистер Хигглтон. – Для него у меня всегда есть кружечка эля и место у камина, – добавил он, гордясь тем, что один из старейших людей в округе является завсегдатаем гостиницы. – Ведь от него ничего, кроме пользы. Любители эля каждый день собираются, чтобы послушать рассказы старого джентльмена. Чем плохо?
– Когда я зашла сегодня в Каменный-дом-на-холме, там было очень тихо, – сказала Кейт. – Он что, живет там один?
– Нет, у него есть сын и невестка, – объяснил мистер Хигглтон. – И много внучат.
– Ясно, – сказала Кейт, протягивая руки к огню.
– Но они поехали погостить к матери. Сын женат не на здешней, – дополнил свое объяснение мистер Хигглтон, осуждающе покачав головой в аккуратно завитом парике. – Как только я увидел ее хорошенькое личико, заметил, как она капризничает, я сразу понял, что от нее будут одни неприятности.
– Значит, мистер Табер сейчас один? – констатировала Кейт.
– Ну, не совсем, – сказал мистер Хигглтон. – С ним осталась молодая внучка. Она готовит поесть, присматривает за ним и доит коров. Но обычно в доме бывает полно народу, – сказал он гостье, которая, по-видимому, беспокоилась за старика. – Не будь я Хорейшо Хигглтон, если он не проживет еще сто лет, – рассмеялся он. – Ну, пойду присмотрю за вашим ужином.
После того как деловой.мистер Хигглтон покинул комнату, в ней воцарилось короткое, хотя и казавшееся бесконечно долгим молчание. И лишь когда в камине громко затрещало упавшее полено, Тедди Уолтхэм обрел наконец дар речи. Он еще не успел допиться до полного бесчувствия и поэтому решил выразить кое-какие свои сомнения.
– Что за разговоры о герцоге, который, мол, такая важная шишка в здешних местах? – спросил он, воинственно вздернув подбородок. – И почему вы так интересуетесь детьми его светлости и каким-то стариком? В Лондоне вы не упоминали ни о каком герцоге, – обвиняющим тоном заявил он женщине под вуалью, чье упорное молчание раздражало его. – И слова не сказали о том, что придется иметь дело с герцогом.
– Неужели я в самом деле не сообщила вам об этой незначительной подробности? – как бы вскользь заметила Кейт, с растущим раздражением отбивая пальцами какую-то мелодию на столе. – Вы уверены, что я упустила эту подробность? Такого не может быть. Наверное, в тот вечер вы, как всегда, были под парами?
– Ничего не слышал ни о каком герцоге, – упрямо повторил Тедди Уолтхэм. – Вы ничего мне о нем не сказали, потому что знали, что я не стану ввязываться в какую-либо историю с герцогом. У таких, как он, могущественные друзья, миледи, – сказал Тедди Уолтхэм, пытаясь урезонить свою нанимательницу. – Чем связываться с такими важными шишками, я лучше попытаю счастья в колониях.
Кейт с презрением фыркнула, глядя на этого трусливого слюнтяя, посасывающего свою бутылку.
– Бренди вы вылакали достаточно, а вот храбрости вам не хватает, мистер Уолтхэм. Но вы напрасно так ерепенитесь, я все хорошо продумала. Обещаю вам, что все пройдет без сучка без задоринки.
Тедди Уолтхэм поднял к потолку свои налившиеся кровью глаза.
– Такие разговоры я уже слышал. По большей части от людей, которые были на один шаг от эшафота. Я согласился поехать с вами, думая, что у вас достанет ума держаться подальше от герцогов, но вы, оказывается, просто одержимая, миледи. А Тедди Уолтхэм не хочет рисковать своей шеей. Мне понравилось здесь, в сельских местах, но я начинаю скучать по грязи и саже Лондона, поэтому... – Помолчав, Тедди Уолтхэм пожал плечами и добавил: – Поэтому я начинаю подумывать, не вернуться ли мне.
Кейт что-то резко сказала на непонятном языке; что именно, Тедди Уолтхэм не понял, но догадался, что слова ее относятся к нему. Через мгновение чьи-то могучие руки схватили его за шею и подняли вверх.
– Отпусти меня, чертова скотина, – с трудом выдохнул он, весь побагровев.
– Рокко слушает только мои приказы, мистер Уолтхэм, – сказала Кейт, поудобнее устраиваясь в кресле и наслаждаясь муками мистера Эдуарда Уолтхэма. – Дорогой мистер Уолтхэм, – произнесла она с легким смешком, – вы не только трус, но еще и дурак. Отныне вы прочно со мной связаны и не вернетесь в Лондон, пока я не дам на то разрешения. Я наняла вас для определенного дела и надеюсь, что вы его сделаете. В противном случае, – она выдержала задумчивую паузу, и, когда заговорила вновь, в ее голосе зазвучали печальные нотки, – вы горько пожалеете о том, что ослушались моей воли.
Тедди Уолтхэм изо всех сил пытался лягнуть Рокко в голень, но это ему не удавалось. Все кружилось у него перед глазами, и он поспешил выдавить:
– Ладно, ладно. Велите опустить меня. Я сделаю все, что вы скажете. И пожалуйста, побыстрее, а то я могу задохнуться, и тогда меня уже никто не воскресит.
Кейт сделала знак лакею, и тот опустил извивающееся тело Уолтхэма прямо на твердый деревянный пол. Рядом с ним со звоном упали две сверкающие монеты, одна из которых оказалась поблизости от ног Рокко. Тсдци Уолтхэм засопел, потер рукой под носом и только после этого рискнул посмотреть вверх.
– Это должно подсластить вам горькую пилюлю, – сказала Кейт холодным голосом, от которого по спине Уолтхэма побежали мурашки. – Однако я не люблю затягивать свои дела, – продолжила она уже будничным тоном. – Предполагаю, что мы должны вернуться в Лондон к завтрашнему вечеру. Это вас устраивает, мистер Уолтхэм?
Тедди Уолтхэм кивнул, растирая руками нежную кожу шеи, ободранную грубой материей воротника. «Да, – подумал он, – это меня вполне устраивает, и как только я ступлю на знакомые булыжные мостовые Лондона, я тотчас же отделаюсь от этой полоумной. Если, конечно, не будет слишком поздно, чтобы я мог спасти свою шкуру».
Сквозь пелену серебристых туч скользил бледный полумесяц, когда два всадника въехали во двор Каменного-дома-на-холме. Время было позднее, даже слишком позднее для гостей. Но это были незваные гости, которые приехали отнюдь не с дружескими намерениями.
Кейт соскользнула с седла и, слегка согнув обутые в сапожки ноги, опустилась на землю. «Боже, я уже старею», – мысленно выругавшись, подумала она, сгибая и разгибая онемевшие пальцы. В суставах болезненно отдавался каждый шаг, сделанный ее кобылой по пути из «Веселого зеленого дракона» в Каменный-дом-на-холме.
Кейт осмотрела пустынный двор, остановив взгляд на маленьком, со средником, окошке, глубоко вделанном в каменную стену дома. Только в нем и горел свет.
– Тише, – прошипела Кейт, когда к ней подошел Рокко; под его ногами громко шуршала галька, которой была выложена дорожка.
«Окончится ли когда-нибудь эта ночь?» – подумала она, с раздражением втягивая воздух. Если бы можно было обойтись без Рокко, она с удовольствием оставила бы его в гостинице, но, вполне возможно, ей придется столкнуться с трудностями, и тогда ей понадобится его сила. Но наездник он никудышный: когда час назад они выехали из конюшни, ей все время приходилось сдерживать свою лошадь. В довершение всего он наткнулся на большой низкий сук и упал, и ей пришлось гоняться за его жеребцом.