Глава 7

Когда Джессика Герцог открыла им дверь в три часа того же дня, она была ничуть не похожа на капитана израильской армии. Карелле подумалось, что она похожа на танцовщицу из фильма о театральной жизни тридцатых годов. Клинг подумал, что она похожа на теннисистку. На ней были коротенькие белые шорты, обтягивающие бедра и привлекающие внимание к длинным ногам с великолепным загаром. Еще она была одета – если это называется «одета» – в белую топ-маечку с оборками, подчеркивающую роскошную грудь. Белые сандалии на высоких каблуках, с ремешками по колено, добавляли еще пару дюймов к ее и без того не маленькому росту. Лицо и обнаженные плечи блестели от пота. Она извинилась за свой вид – им обоим показалось, что неискренне, – объяснила, что загорала на балконе, и пригласила в дом.

– Хотите холодного чая? – спросила она. – Только что приготовила.

– Да, пожалуйста, – сказал Карелла.

– Пожалуйста, – повторил Клинг и кивнул ей. Она ушла на кухню.

Стены квартиры были увешаны картинами. Карелла сразу решил, что картины, должно быть, весьма ценные. В искусстве он разбирался плохо, но однажды читал статью об аукционах – по сравнению с этим торговые сделки большого бизнеса были мелочью, вроде детской торговли фантиками. Если верить той статье, влиятельные маклеры и критики даже средненького художника могут раскрутить так, что его картины будут продаваться по бешеным ценам. Интересно, этот Лоуренс Ньюмен, после которого осталось картин на два миллиона, тоже был обязан своей славой подобной рекламной кампании? Кроме картин, в комнате было множество скульптур – на подставочках и столиках. Несколько бронзовых статуэток – обнаженная натура, а в основном абстракции. Карелла подумал, что, наверно, самые непонятные как раз и стоят настоящих денег. С потолка перед раздвижными застекленными дверьми, ведущими на балкон, свисала большая металлическая конструкция – нарочно, что ли, так подвесили, чтобы об нее лбом стукаться?

– Выйдем на воздух? – предложила Джессика.

Она принесла поднос с тремя стаканами холодного чая, в котором плавали ломтики лимона. Темно-янтарный чай, бледно-желтый лимон, белые шорты, майка и сандалии – казалось, все было нарочно подобрано так, чтобы подчеркнуть великолепный загар Джессики, точно так же, как белые стены гостиной подчеркивали колорит картин, висящих на них, и изящество скульптур, витающих в пространстве. Джессика и сама, казалось, не шла, а витала. Она подплыла к раздвижным дверям, подождала, пока Клинг отодвинет одну из створок, провела детективов на балкон и опустила поднос на круглый столик, рядом с которым стояли два шезлонга.

Отсюда раскинувшийся внизу город казался почти раем.

– Ну вот, – сказала Джессика. – Пожалуйста, угощайтесь. Сахар я не положила. Хотите сахару?

– Нет, спасибо, – сказал Карелла.

– Спасибо, не надо, – сказал Клинг.

– Действительно жарко, – вздохнула Джессика, протирая смятой освежающей салфеткой шею и грудь в вырезе майки. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас принесу еще один стул.

Она раздвинула дверь, вернулась в гостиную, вскоре вышла со стулом с прямой спинкой и поставила его у низкой ограды балкона. Детективы по-прежнему стояли.

– Садитесь, – повторила она, указывая на шезлонги.

Оба сели.

– Ну, – сказала она, – так о чем вы хотели поговорить? Вы мне сказали по телефону, что появилась новая информация...

– Да, мисс Герцог, – сказал Карелла. – Сегодня утром я узнал от адвоката вашего бывшего мужа, что он оставил все свое состояние человеку по имени Луи Керн. Более двух миллионов долларов.

– Ну, меня это не удивляет, – сказала Джессика. – Картины его отца, знаете ли, стоят довольно дорого.

– Мисс Герцог, адвокатская контора, которая составляла завещание для мистера Ньюмена, называется «Вебер, Герцог и Ллевеллин».

– И что?

– В этой фирме работает ваш брат.

– И что?

– Мистер Ньюмен изменил свое завещание восемнадцатого июля, за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире на Сильвермайн-Овал.

– И какое отношение это имеет ко мне или моему брату?

– Вы знали, что мистер Ньюмен изменил завещание?

– Нет, конечно!

– Брат вам об этом ничего не говорил?

– Разумеется, нет. Во всяком случае, какое отношение это имеет ко мне? Разве я тоже что-нибудь унаследовала?

– Насколько мне известно, нет. А что, вы что-то унаследовали?

– Нет, конечно.

– Вы знаете Луи Керна?

– Нет. Кто он такой?

– Он владелец картинной галереи. Здесь, в Айсоле.

– Я его не знаю.

– Но вы ведь общались с миром искусства...

– И что?

– ...пока еще были замужем за Джерри?

– Да, общалась.

– Разве вы не знали, что его отец выставлял свои картины в «Галерее Керна»?

– Может, и знала.

– Да или нет?

– Почему я вообще должна отвечать на подобные вопросы? – возмутилась Джессика. – Это что, нацистская Германия?

– Нет, мэм, – сказал Карелла. – Но неужели вам так трудно ответить на простой вопрос относительно картинной галереи?

– Вы хотите сказать, что я знала о завещании Джерри! Вы хотите сказать, что завещание связано с его смертью!

– Я просто спрашиваю, знали ли вы, что ваш свекор выставлял свои картины в «Галерее Керна».

– Нет, вы спрашиваете о том, говорил ли мне брат о завещании Джерри. А я ведь вам уже сказала, что нет. Почему же вы...

– Мисс Герцог, – медленно произнес Карелла, – это не Агата Кристи.

– Что-что?

– Я государственный служащий, у меня работа. Мне вовсе не нравится таскаться по городу в такую жарищу, мне не нравится распутывать отношения между братьями и сестрами, которые могут привести, а могут и не привести к нарушению конфиденциальности. Честно, не нравится. Я бы предпочел загорать тут, на балкончике, и попивать холодный чаек. Но ваш бывший муж умер через три недели после того, как изменил завещание. Если кто-то знал об этом до того, как...

– Я ничего не знала!

– Я вовсе не хочу сказать, что вы имеете отношение к...

– Не имею!

– Но если вы знали о завещании и если вы сообщили об этом человеку, который мог извлечь выгоду из...

– Я незнакома с этим Луи Керном. Я не знала о завещании. Вы что, забыли: это я сказала вам, что Джереми не мог принять таблетки по доброй воле?

– Нет, мисс Герцог, не забыл.

– А теперь вы подозреваете, что я или мой брат имеем отношение к его смерти. Из-за этого завещания. Хотя это именно я пришла к вам, детектив Карелла, сказать, что он не мог покончить жизнь самоубийством, приняв...

– Да, мисс Герцог, я знаю.

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы!

– Мисс Герцог...

– Здесь вам не нацистская Германия! – повторила она и вдруг расплакалась.

Для обоих детективов это было полной неожиданностью.

– Не надо было мне к вам приходить вообще, – всхлипнула она. – Я просто думала исполнить свой гражданский долг, а вместо этого...

Она на ощупь нашарила смятую салфетку, засунутую за вырез майки, и принялась вытирать глаза.

– А теперь у всех у нас будут неприятности. Зря я вообще к вам полезла. Нечего было соваться не в свое дело.

– У всех нас? – переспросил Карелла.

– Да! – всхлипнула она, вытирая глаза. – У меня, у Луи, у всех нас...

Детективы переглянулись.

– Вы имеете в виду Луи Керна?

– Ну да, – сказала она. – Господи, ну зачем я к вам пришла? Теперь начнутся сплошные неприятности!

– Какие неприятности, мисс Герцог?

– Он женат, у него двое детей...

Они ждали.

– Мы любовники.

Детективы по-прежнему молчали.

– Уже много лет. И когда брат сказал мне, что Луи может унаследовать такую огромную сумму, я, естественно... Ну, мы же любовники... Я ему сказала.

– Значит, вы все-таки знали о завещании.

– Да.

– Когда ваш брат сообщил вам об этом?

– Только на той неделе.

– И вы сказали мистеру Керну?

– Да.

– Когда?

– В прошлый четверг. Когда мы были вместе.

Карелла кивнул.

– Теперь будут неприятности, – повторила Джессика. – Я знаю.

«Галерея Керна» находилась на широкой прямой, как стрела, улице, ведущей от моста Маджеста на южном берегу Айсолы к докам на реке Гарб на севере. В витринах галереи висели картины французских импрессионистов и афиша, извещавшая прохожих, что нынешняя выставка открылась шестого августа и продлится до конца месяца. Карелла с Клингом остановились у стола сразу за дверью и спросили у блондинки, продававшей билеты, где можно найти мистера Керна. Она направила их в офис на третьем этаже.

Они сели в лифт, поднялись на третий этаж и оказались в большом помещении размером с остров Гуадалканал, заставленном чем-то вроде обломков полудюжины бомбардировщиков времен второй мировой. На стене висел плакат с фотографией одного из бомбардировщиков, извещавший, что это произведение скульптора по имени Манфред Уиллс. Детективы прошли мимо останков задней турели, из которой выглядывал покореженный пулемет. За башенкой оказалась скромная табличка с надписью «Офисы» и маленькой стрелкой, указывавшей налево, к двери с аркой. В конце коридора Карелла предъявил свою бляху молодой брюнетке за столом.

– Нельзя ли встретиться с мистером Керном?

– Как о вас доложить, джентльмены?

– Детективы Карелла и Клинг, восемьдесят седьмой участок.

Девушка встала из-за стола. Стоя она оказалась выше, чем они сперва подумали. На ней были сшитые на заказ брючки в обтяжку, подчеркивавшие ее высокую, стройную фигурку. Она ушла – и тут же вернулась обратно. Сообщила Карелле, что мистер Керн говорит по телефону, но скоро сможет их принять.

– Можно еще раз на нее взглянуть? – попросила она. – На вашу бляху.

Карелла показал ей бляху и закатанное в пластик удостоверение.

– Ух ты! – сказала девушка. – А знаете, я такую штуку в первый раз вижу. Там так и написано – «Детектив»?

– Да, – сказал Карелла.

– Ух ты! – повторила она. Телефон у нее на столе зазвонил. Она сняла трубку, выслушала и сказала детективам: – Входите.

Луи Керн сидел за белым столом в современном стиле. Стены его кабинета были увешаны абстрактными картинами. В буйстве ярких красок совершенно терялся сам Керн – обычный бесцветный человек. Несмотря на то, что на дворе стояла жара под сто, на нем был темно-серый фланелевый костюм и белая рубашка с черным шерстяным вязаным галстуком. Он был лыс, только над ушами торчали пучки седеющих волос. Судя по его бледному, почти прозрачному лицу, на пляже он бывал не часто. Карелла прикинул, что ему, должно быть, под семьдесят или где-то около.

– Мистер Керн, – сказал он, – мы расследуем самоубийство Джереми Ньюмена. Не могли бы вы уделить нам немного времени?

– Да, конечно, – ответил Керн.

У него был густой хриплый голос заядлого курильщика. В пепельнице на столе красовалась груда окурков. Керн распечатал новую пачку сигарет без фильтра, предложил их Карелле и Клингу – оба покачали головой – и закурил сам. Над головой Керна поднялось облако дыма, того же цвета, что волосы у него над ушами.

– Мистер Керн, – спросил Карелла, – известно ли вам, что по завещанию мистера Ньюмена вы являетесь его наследником?

– Известно, – ответил Керн.

– Когда вы узнали об этом?

– Вчера. Мне позвонили из банка.

– Сказали ли вам, сколько именно вам предстоит унаследовать?

– Да. Более двух миллионов.

– Вас это удивило?

– Что, сумма? Нет. Я знал, что Джерри преуспевает.

– Нет, тот факт, что вы назначены единственным наследником.

Керн поколебался.

– На самом деле нет, – сказал он наконец. – Честно говоря, не очень.

– Значит, вы знали об этом до того, как вам позвонили из банка?

– Да, знал.

– Вы узнали о завещании от Джессики Герцог?

Керн был застигнут врасплох.

– Мистер Керн!

– Да, – кивнул он. – Джессика сказала мне об этом на той неделе.

– Как бы вы определили свои отношения с ней, сэр?

Керн снова заколебался. Потом вздохнул и сказал:

– В последние пять лет мы находимся в очень близких отношениях.

Выражение «близкие отношения» показалось Карелле ужасно старомодным. Старик Керн мог бы употребить его в те времена, когда по улицам Айсолы еще ездили кабриолеты, запряженные лошадьми. Но в двух миллионах долларов в городе, где могут убить человека за пару баксов – все, что отыщется в кошельке жертвы, – ничего старомодного не было. Два миллиона долларов – это вам не тыквенные семечки. Джерри Ньюмен подписал свое новое завещание восемнадцатого июля, а Луи Керн узнал об этом в четверг, перед тем как Ньюмена нашли мертвым.

– Мистер Керн, – сказал Карелла, – я хотел бы, чтобы вы рассказали мне обо всех своих перемещениях в четверг, седьмого августа.

– Что-что?

– Я говорю, я хотел бы, чтобы вы...

– Я слышал, что вы сказали, но почему я должен сообщать вам подобную информацию?

– Потому что я – офицер полиции, проводящий расследование в установленном порядке, и был бы очень благодарен вам за содействие.

– То есть вы предполагаете, что, поскольку я знал, что мне предстоит унаследовать крупную сумму денег, я...

– Нет, сэр, не предполагаю.

Керн пожал плечами.

– Ну, мне скрывать нечего.

И снова пожал плечами.

– Прекрасно, сэр. Тогда не можете ли вы сказать...

– Сейчас, достану свой календарь, – перебил его Керн.

В послеобеденной тишине сурового белого кабинета Карелла с Клингом склонились над календарем-ежедневником Керна, в котором были расписаны встречи на неделю, предшествовавшую обнаружению трупа. Они начали с прошлого четверга, седьмого августа, когда Джерри Ньюмен позвонил в Калифорнию в 18.21.

В календаре Керна на этот день были назначены встречи на десять, одиннадцать и двенадцать часов. Он объяснил, что люди, с которыми он встречался, – это, соответственно, художник, владелец галереи в Палм-Бич и хранитель частной коллекции из Бостона. На время ленча у него была назначена встреча с человеком, обозначенным просто как Дж. Г. – теперь Керн признался, что это была Джессика Герцог. После ленча он поехал к ней на квартиру, где, помимо прочих радостей, узнал приятную новость, что после смерти Джерри Ньюмена ему предстоит унаследовать два миллиона долларов. В четыре часа того же дня он встретился с человеком, желавшим продать галерее обширную коллекцию искусства доколумбовских времен.

В шесть часов в тот же вечер он был на коктейле, а шесть тридцать отправился обедать – все это вместе женой и несколькими друзьями, которых Керн перечислил поименно. Потом они пошли на премьеру мюзикла «Капер» – если верить отзывам, появившимся в газетах на следующее утро, это была очередная безнадежная попытка скрестить музыку с мистерией. Когда они дошли до этого пункта в календаре, Керн высказал свое собственное мнение – музыка хреновая, содержание матерное. Он сообщил также, что после мюзикла они отправились к «Баффину» – в ресторан, где бывают в основном артисты и прочая театральная публика, и пробыли там до часа ночи. К этому времени уже вышли утренние газеты с отзывами; телевизионные критики тоже высказали свое мнение, и мюзикл был обречен.

– Со мной была моя жена, – сказал Керн. – И еще человек пятьсот.

– Куда вы отправились после «Баффина»? – спросил Клинг.

– Прямо домой.

– А где вы живете, мистер Керн?

– На Южной Маккормик, дом 1241.

– В доме есть швейцар?

– Есть. Он видел, как мы с женой возвращались в квартиру.

– Во сколько примерно это было?

– Около половины первого.

– А во сколько вы ушли из дома на следующее утро?

– В половине десятого.

– И куда вы направились?

– Прямо сюда, в галерею.

Керн казался таким же чистеньким, как его блестящая лысина. Детективы поблагодарили его за помощь и снова спустились в уличное пекло. Карелла забыл опустить табличку «Машина принадлежит полицейскому управлению», и какой-то ретивый патрульный уже успел сунуть под «дворник» извещение о штрафе за неправильную парковку.

– Класс! – сказал Карелла, отпер дверь и наклонился, чтобы отключить охранное устройство, расположенное со стороны пассажирского сиденья. Заводя мотор, он спросил: – Ты еще не говорил с Огастой?

– Говорил, – ответил Клинг. – Сегодня ночью.

– И?

– Мы во всем разобрались. – Он поколебался и добавил: – Все нормально.

Карелла пристально взглянул на него.

– Ну и хорошо.

– Все нормально, как ты и говорил.

– Хорошо, – повторил Карелла, но еще раз взглянул на Клинга перед тем, как влиться со своей машиной в сплошной поток автомобилей.

В тот же вечер без десяти девять Клинг стоял у дома на Хоппер-стрит и смотрел на его фасад. Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. На каждом этаже, начиная со второго, по четыре окна. 3 окнах на четвертом и пятом этажах сейчас света не было. «Какие-нибудь ателье», – подумал Клинг. Быть может, она все же ездила сюда по делу? Но среди шести владельцев, списанных им с таблички в вестибюле, не было ни одного названия фотоателье или чего-нибудь в этом духе. Он подошел к двери подъезда и подергал за ручку. Заперто. Клинг нашел на косяке кнопку с надписью «Швейцар» и нажал ее. Где-то внутри раздался громкий звонок. Он позвонил еще раз.

Внутри послышались шаги, приближающиеся к двери, и мужской голос крикнул: