– Еще бы, – сказала девица и спросила: – Но ведь это не значит, что вы меня подозреваете?
– Не значит, – улыбнулся Клинг.
– Вы не будете меня допрашивать? – спросила она и засмеялась, изображая из себя роковую женщину, что ей, впрочем, плохо удалось. – Признавайтесь, будете со мной разбираться или нет?
– Не сейчас, – ответил Клинг.
– Кто начальник Лейдена? – спросил Карелла.
– Вам лучше поговорить с Джо Уиттерсом, – ответила она Карелле, а Клингу сообщила: – Меня зовут Анна Гилрой.
– Очень рад, – сказал тот.
– Правда? – обрадовалась она и добавила другим тоном: – Сейчас я позвоню мистеру Уиттерсу. Как ваши фамилии?
– Детективы Клинг и Карелла, – сказал Карелла.
– А кто из вас Карелла? – спросила Анна.
– Я.
– А вы, значит, Клинг? – сделала вывод девушка.
– Именно.
– Очень приятно, – сказала она и подняла трубку. Карелла кашлянул.
– Мистер Уиттерс, – сказала в трубку Анна Гилрой, – к вам два джентльмена из полиции. Хотят поговорить об Энди Лейдене. Я могу направить их к вам? – Она слушала, округлив глаза. – Отлично, мистер Уиттерс, – сказала девушка и положила трубку. – Идемте, я покажу.
Она улыбнулась и, сделав поворот на вращающемся кресле, встала из-за стола. Мини-юбка заканчивалась на три дюйма выше колен, талию обхватывал широкий красный пояс, длинные светлые волосы доходили до лопаток. За столом Анна Гилрой выглядела на девятнадцать, но, увидев, как умело она покачивает бедрами, Карелла накинул ей пять-шесть лет. Она шла впереди и время от времени оборачивалась, чтобы удостовериться, что идущий следом Клинг не спускает с нее глаз. Так оно и было. У двери кабинета Уиттерса она выждала паузу, улыбнулась Клингу и повернула ручку двери. Анна Гилрой встала так, что сыщикам пришлось протискиваться между ней и дверью.
– Здравствуйте, джентльмены, – сказал Уиттерс, глядя на Анну, которая вышла из кабинета и затворила за собой дверь. – Нимфоманка, – буркнул он и сказал сыщикам: – Насколько я понимаю, вас интересует Энди Лейден?
– Да, сэр, – сказал Карелла.
– Меня зовут Джо Уиттерс, как вам уже, наверно, известно. А как зовут вас?
Детективы назвались, и Уиттерс обменялся с ними рукопожатиями. Это был человек лет пятидесяти пяти, седовласый и краснолицый, с желто-зелеными глазами. На его крупных руках виднелись пигментные пятна. На манжетах рубашки сверкали золотые запонки с монограммой, такая же монограмма была и на золотом овале, державшем галстук в нужном положении. У хозяина кабинета была привычка проводить ладонью по верхней губе и подбородку, словно он разглаживал невидимые усы и бороду. Говорил он с интонациями уроженца Среднего Запада, держался холодно. Уиттерс производил впечатление очень занятого человека, хотя на его столе не лежало ни листка бумаги.
– Что вы хотите знать? – спросил он.
– Давно ли Эндрю Лейден работает в фирме «Америкен трактор энд машин»?
– Около десяти лет.
– Кем?
– Специалист по сбыту. Коммерсант.
– Ему много приходилось ездить?
– Да.
– А точнее?
– Месяцев шесть в году.
– Сколько он зарабатывал?
– Тридцать пять тысяч в год. Плюс командировочные. Плюс премии.
– Значит, он был высокооплачиваемым служащим?
– Да.
– И хорошим работником?
– Да. Одним из лучших.
– Мог кто-то, по-вашему, желать его смерти?
– Нет.
– Вам он нравился?
– Лично мне?
– Да.
– Не очень, – ответил Уиттерс и после паузы добавил: – Мне вообще, признаться, мало кто нравится.
– Какую должность занимаете вы в «Америкен трактор энд машин»?
– Говорите АТМ, так проще.
– Хорошо, пусть в АТМ, – сказал Карелла.
– Я вице-президент, занимающийся вопросами сбыта, – сказал Уиттерс.
– Вы непосредственный начальник Лейдена?
– У нас есть заведующий коммерческим отделом, но сейчас он в командировке в Канаде.
– Между ним и Лейденом было какое-то соперничество?
– Если и было, я об этом ничего не знаю.
– А между Лейденом и его коллегами?
– Между коммерсантами всегда есть конкуренция, – сказал Уиттерс. – Благодаря этому и процветает бизнес. Но никто из них никогда не изъявлял желания убить кого-то из коллег. Это было бы слишком. – Уиттерс улыбнулся, но улыбка исчезла так быстро, что ни Клинг, ни Карелла не смогли бы с уверенностью ответить, была ли она вообще. Уиттерс снова провел рукой по губе и подбородку, словно стирая остатки улыбки.
– Лейден не метил на чье-то место?
– Нет.
– И не хотел получить чужой регион?
– Нет.
– Или доказать начальству, что кого-то повысили зря?
– Нет.
– Значит, ничего такого?
– Ничего.
– Он ладил с товарищами по работе? – спросил Клинг.
– В общем-то, да.
– Никаких трений?
– Мне про это ничего не известно.
– Как насчет сотрудниц?
– В каком смысле?
– В том самом, – сказал Клинг. – В амурном.
– Не больше обычного, – сказал Уиттерс. – Они все тут нимфоманки.
– Что значит не больше обычного, мистер Уиттерс?
– Ну, кто-то кого-то ущипнул, потискал... Романов он ни с кем не крутил.
– А кого вы имели в виду, мистер Уиттерс, говоря о нимфоманках?
– Всех, – отрезал Уиттерс.
– Все – нимфоманки? – переспросил Карелла.
– Да. Эти короткие юбки, блузки в обтяжку... Все нимфоманки!
– Тогда понятно, – сказал Карелла.
– Мы бы хотели осмотреть кабинет мистера Лейдена, – сказал Клинг. – Его стол, бумаги. Вдруг отыщется что-нибудь такое...
– Вряд ли. Он был в командировке, а мы всегда пересылаем корреспонденцию нашим сотрудникам туда, где они в данный момент работают.
– А где работал мистер Лейден?
– Калифорния, Орегон, штат Вашингтон.
– Когда он вернулся из последней командировки? – спросил Карелла.
– Он и сейчас должен был в ней находиться.
– Простите?
– Я говорю, он и сейчас должен был в ней находиться. От него пришла телеграмма из Сан-Франциско. Он сообщил, что в понедельник отправляется в Портленд. А понедельник как раз сегодня. Но его находят в субботу убитым в его собственной квартире, хотя он должен быть в Сан-Франциско.
– Когда он послал телеграмму?
– Мы получили ее в пятницу, в конце рабочего дня.
– Он не сообщал о намерении провести в Сан-Франциско выходные?
– Если хотите, я покажу вам телеграмму.
– Мы были бы вам признательны, – сказал Клинг.
Уиттерс вздохнул и нажал кнопку селектора:
– Джерри, отыщи телеграмму, которую на прошлой неделе мы получили от Энди Лейдена. Как найдешь, занеси. – Он отключил связь, буркнул: «Нимфоманка!» – и в очередной раз провел рукой по подбородку.
– Как вы думаете, почему он так внезапно вернулся?
– Понятия не имею. Его не было только месяц. Он должен был ехать в Орегон и Вашингтон, так что спрашивайте, почему он вернулся, не меня, а кого-нибудь другого.
В дверь постучали, и Уиттерс крикнул: «Входите!» В кабинет вошла маленькая женщина лет сорока. Неуверенной походкой она приблизилась к столу, подала телеграмму Уиттерсу, застенчиво улыбнулась сыщикам и поспешно вышла. Дверь мягко закрылась.
– Нимфоманка, – проворчал свое привычное Уиттерс, протянул телеграмму Карелле, и тот прочел:
ВЕСТЕРН ЮНИОН Телеграмма
НО 26 (Э9) ВН 391 А ТУ 376 РК РОХ
ПО СФ Кал
М-ру Джозефу Уиттерсу
«Америкен трактор энд машин» Биксби-стрит, 1211, Айсола
ЗАКАНЧИВАЮ ДЕЛА В САН-ФРАНЦИСКО ПРОВОЖУ ТАМ ВЫХОДНЫЕ С УТРА ПОНЕДЕЛЬНИКА В ПОРТЛЕНДЕ ОТЧЕТ; ВЫСЫЛАЮ ПОЗВОНИТЕ РОЗЕ ПУСТЬ ПРИШЛЕТ НОВУЮ ЧЕКОВУЮ КНИЖКУ ИЗ ВЕРХНЕГО ЯЩИКА АВИАПОЧТОЙ ОТЕЛЬ ЛОГАН ПОРТЛЕНД ОРЕГОН ДЕЛА НОРМАЛЬНО ПРИВЕТ ЭНДИ
– У вас так принято? – спросил Карелла.
– Что именно?
– То, что ваши сотрудники сообщают о своих передвижениях?
– Конечно.
– Телеграфом?
– Большинство из них звонят по пятницам. Но Энди обычно давал телеграммы.
– Почему?
– Не знаю. Наверно, не любил говорить по телефону.
– И это тоже у вас принято?
– Что?
– Сотрудники просят сообщить женам...
– Да, конечно.
– Зачем, по-вашему, ему могла понадобиться новая чековая книжка?
– Может, у него кончились чеки, – пожал плечами Уиттерс.
– Но у него же были кредитные карточки фирмы.
– Были, но далеко не везде их принимают. Наши сотрудники записывают свои командировочные расходы, потом фирма их оплачивает. Чеки – удобная форма для учета.
– М-да, – сказал Карелла, возвращая телеграмму Уиттерсу. – Это последняя информация, полученная вами от него, так?
– Так.
– И вы думали, что он в Сан-Франциско?
– Тут же сказано: провожу там выходные.
– Его жена тоже думала, что он останется на выходные в Сан-Франциско?
– Наверно, ведь он просил позвонить, и, наверно, ей позвонили. Похоже, она считала, что он там. Его не было не больше месяца. Столько, сколько занимает поездка по Калифорнии.
– Как вы думаете, он ей сообщил, что возвращается?
– Насколько я знаю Энди, он бы послал ей телеграмму, – сказал Уиттерс, коротко улыбнулся и тут же стер улыбку с лица.
– М-да, – еще раз пробормотал Карелла. – Давайте все-таки осмотрим его кабинет.
– Давайте, но вряд ли вы там что-нибудь найдете.
– А может, в столе?
– И в столе тоже. Энди Лейден все свое носил с собой. Он постоянно разъезжал.
Как и сказал Уиттерс, в кабинете Лейдена не оказалось ничего, заслуживающего внимания. Кабинет находился в конце коридора. Маленькая комнатка с бежевыми стенами, расположенная между архивом и экспедицией. Большое окно с кондиционером в нижней части выходило на улицу. На стене напротив стола висел эстамп: набросок женской головы, работа Пикассо. К доске для объявлений приколота кнопками вырезка из журнала – женщина на рисунке говорит коммивояжеру: «И не надейся, что я куплю у тебя эти щетки, Гарри! Я же твоя жена». Слово «щетки» было зачеркнуто и от руки написано «трактора». Тем же почерком вместо «Гарри» выведено «Энди».
Стол Лейдена был с металлической крышкой зеленого цвета. Насколько практично, настолько же неэстетично. Слева, рядом с телефоном, стояла фотография жены Лейдена. Похоже, она была сделана перед свадьбой. На ней Роза Лейден в вечернем платье с низким вырезом, открывавшим родинку над левой грудью, натянуто улыбалась в объектив. Кроме этого, на столе было только пресс-папье. Карелла на всякий случай проверил промокательную бумагу, но она была чистой, если не считать одного чернильного пятнышка. В верхнем ящике стола лежали скрепки, блокнот, несколько карандашей и ластик. В задней части ящика был бланк фирмы АТМ. В трех боковых ящиках лежали телефонные справочники Айсолы, Калмз-Пойнта и Риверхеда, четыре желтых разлинованных блокнота, пара потертых кожаных мокасин, роман в бумажной обложке, отрывной календарь, на верхнем листке которого значилось 3 сентября, а также ополовиненная коробка шоколадных конфет.
Сыщики поблагодарили Уиттерса за уделенное им время и двинулись к лифту. Когда они проходили мимо секретарши, та сказала Клингу:
– Как с вами связаться, если я вдруг что-то вспомню?
– Вы собираетесь что-то вспомнить? – осведомился Карелла.
– Кто знает? – сказала ему Анна и улыбнулась Клингу.
Клинг вытащил из бумажника свою карточку и подал девице.
– Бертран, – вслух прочитала она. – Никогда еще не встречала человека с таким именем.
– Теперь вот встретили, – сказал Клинг.
– Встретила, – просияла Анна.
* * *
Вернувшись в следственный отдел, Карелла и Клинг узнали от Энди Паркера, что из ФБР по телетайпу поступил ответ на сделанный в субботу запрос насчет отпечатков. ФБР не располагало никакими сведениями. Что означало: во-первых, убийца не имел криминального досье и, во-вторых, не служил в армии. Это также означало, что он не состоял на государственной службе, поскольку у государственных служащих, как правило, брали отпечатки пальцев. В понедельник к двенадцати часам дня сыщики 87-го участка поняли, что на сей раз им попался крепкий орешек.
Ружье, найденное на месте преступления, было шестизарядным помповым дробовиком калибра 0,12 со стволом в 3/4 дюйма. В патроннике имелась стреляная гильза, а в магазине – два целых патрона. Это были патроны марки «Ремингтон экспресс» с дробью номер два. Поделившись этой информацией с Кареллой, криминалисты из лаборатории сообщили ему серийный номер ружья. В понедельник, в десять минут первого, Карелла позвонил в городское отделение оружейной фирмы, назвал номер ружья и поинтересовался, где оно могло быть куплено. Сотрудник фирмы сказал, что должен поднять документы, и обещал перезвонить. Карелла продиктовал ему номер телефона следственного отдела 87-го участка и послал человека в соседнюю закусочную за сандвичем. Он доедал его со второй чашкой кофе, когда зазвонил телефон.
– Восемьдесят седьмой участок, Карелла.
– Говорит Фред Тиссен.
– Да, мистер Тиссен. Что-нибудь удалось выяснить?
– Вроде бы да. Назовите, пожалуйста, еще раз номер ружья. Я не хотел бы ошибиться.
– А-37426.
– А-37426, – повторил Тиссен. – Да, у меня тот же номер. Я проверил наши накладные за август, когда партия была отправлена в продажу. Поскольку сейчас мы высылаем партию 376, я вычислил, что партия 374 должна была пойти в августе.
– Так, так.
– Это ружье – кстати, модель 833-К – было отправлено вместе с однозарядным ружьем и двумя винтовками...
– Куда?
– И еще тогда же мы отправили нашу новую модель ружья двадцатого калибра, которая существует в двух видах – с чок-бором[6] и без него.
– Куда отправили, мистер Тиссен?
– В магазин спортивных товаров «Парамаунт».
– В Айсоле?
– Нет, в Ньюфилде. Это за рекой, в другом штате.
– Точный адрес есть?
– Да, Бартер, 1147.
– Большое спасибо, мистер Тиссен. Вы нам очень помогли.
– Неужели наше ружье использовали в преступных целях?
– Боюсь, что да.
– Мы были бы вам очень признательны, если бы сведения об этом не попали в прессу.
– Мы обычно никому не сообщаем такие сведения, мистер Тиссен.
– Спасибо вам.
– Это вам спасибо, – сказал Карелла. То, что ружье было куплено в Ньюфилде, означало, что убийца неплохо разбирался в правилах приобретения оружия. Несмотря на то, что во многих районах Соединенных Штатов охотники (а также убийцы) могли приобретать оружие относительно легко, в городе, где жили и работали Клинг с Кареллой, все было несколько иначе. Желающий купить оружие должен был сначала получить разрешение, которое не выдавалось:
1) лицам, не достигшим восемнадцати лет;
2) лицам, ранее судимым;
3) лицам, страдающим психическими заболеваниями, алкоголизмом и наркоманией, если соответствующие специалисты не признали их здоровыми;
4) лицам с физическими дефектами, которые препятствуют безопасному обращению с оружием;
5) лицам, уволенным из вооруженных сил за нарушения дисциплины.
Кроме того, требовались две фотографии, сделанные не ранее чем за месяц до подачи заявления, и отпечатки пальцев.
Закон был суров, но справедлив.
Однако в городе Ньюфилде, расположенном на другом берегу реки, можно было купить ружье или винтовку в любом магазине, торгующем оружием, и единственное, что требовалось, это деньги для оплаты. Если вы намеревались ввезти оружие в этот город, закон требовал в течение сорока восьми часов подать заявление в полицию, и до получения регистрационного удостоверения оружие находилось в полицейском участке по месту жительства владельца. Но если вы покупаете ружье в Ньюфилде, чтобы застрелить двух человек, то вряд ли вы станете действовать, как того требует закон.
Магазин спорттоваров «Парамаунт» находился в самом центре Ньюфилда, в деловом квартале, представлявшем собой треугольник, сторонами которого служили границы китайского города, железнодорожной товарной станции и итальянского квартала. Владельцем магазина был приятный человек с лунообразным лицом по имени Эйб Фельдман. Когда сыщики вошли в магазин, он как раз готовился выполнить заказ местной школьной команды по футболу – подбирал рубашки, щитки и шлемы. Прилавок был завален доспехами, столь необходимыми в этой воинственной игре.
Карелла и Клинг сообщили, кто они такие, и Фельдман сильно загрустил.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил он. – Что-то случилось?
– Вы тут ни при чем, мистер Фельдман. Мы расследуем убийство...
– О Господи! – вздохнул Фельдман.
– ...и имеем основания полагать, что оружие куплено в вашем магазине. Мы хотели бы знать...
– О Господи! – повторил Фельдман.
– Не могли бы вы посмотреть по вашим квитанциям...
– Когда это было? – спросил Фельдман.
– Ружье поступило к вам после четвертого августа.
– Значит, август?
– Да.
– Я уже убрал все квитанции за август и сентябрь.
– Их трудно достать?
– Они в задней комнате, но там такой кавардак! Мне самому туда страшно входить.
– Но дело срочное...
– У меня сейчас самый разгар работы. Я подбираю форму для футбольной команды.
– Произошло убийство, – мягко напомнил Клинг.
– А это не убийство? – спросил Фельдман, показывая на гору футбольного обмундирования. – Ладно, пойдемте!
Задняя комната магазина Фельдмана была олицетворением беспорядка. Все углы забиты хоккейными клюшками, на крючках висели вперемежку коньки и боксерские перчатки, к стенам прислонены лыжи и шесты для прыжков, удочки спутанными ворохами лежали на длинных полках, коробки с шариками для пинг-понга соседствовали с упаковками охотничьих ножей. На всем лежал толстый слой пыли.
– Какой кошмар! – вздыхал Фельдман. – Когда я сюда захожу, у меня разыгрывается язва. Значит, август?
– Во всяком случае, не раньше.
– Август, август, – бормотал Фельдман. – Где у нас тут август?
Он взял коробку с блеснами, сдул с нее пыль и поставил на полку, где лежали эспандеры, достал другую коробку, сдул пыль и с нее, покачал головой, сказал: «Нет, это июль», – и взял еще одну коробку. «А тут что? – спросил он сам себя и тут же ответил: – Дробь», – положил коробку на груду хоккейных шайб, приподнял крышку большой коробки и сказал:
– Сентябрь! Может, начнете с сентября?
– Можно и так, – согласился Карелла.
– Куда бы ее поставить? – сказал Фельдман, озираясь по сторонам. Тут взгляд его упал на ящик с бейсбольными битами, и он водрузил коробку на него. Коробка оказалась доверху набитой квитанциями. Они полетели на пол, как только Фельдман снял крышку. – Здесь их тысяч десять, – сказал Фельдман.
– Ну уж! – улыбнулся Карелла.
– Пусть пять, но все равно много.
– Когда вы продаете ружье, вы записываете его номер? – спросил Клинг.
– А как же! – воскликнул Фельдман. – В полном соответствии с законами нашего штата.
– Это касается пистолетов, – поправил его Карелла. – А как насчет ружей?
– Ах, ружей! Нет, не записываю, – опечалившись, ответил Фельдман. – Но ведь я не обязан этого делать, так?
– Так.
– Записывать не записываю. А что, у вас есть номер?
– Да.
– От него немного толку, – сказал Фельдман, покачивая головой.
– А как насчет номера модели? Вы не указываете его в накладной?
– Обязательно указываю! Кроме того, я не продаю ружья тем, кого не знаю лично. Вернее, продаю, но записываю имя и адрес покупателя.
Карелла кивнул. Клинг назвал Фельдману фирму и номер модели – 833-К, и все трое стали рыться в квитанциях. В коробке, как подсчитал Клинг, их было пятьсот тридцать семь. Ни на одной не значилось ружье этой модели.
– Выходит, оно было продано в августе, – сказал Карелла.
– Ну и везет же мне, – откликнулся Фельдман.
Видно было, что им овладел азарт следопыта. Ему очень хотелось найти квитанцию и внести свой вклад в поимку убийцы. Он старательно искал в захламленной и запыленной комнате коробку с квитанциями за август. Наконец ему улыбнулась удача: он нашел ее в дальнем углу комнаты, на нижней полке под шестью упаковками теннисных мячей.
Клинг снова взялся считать квитанции, которые они просматривали втроем. На квитанции номер двести двенадцать Фельдман воскликнул: «Вот она!»
Сыщики уставились на бумажку.
– Видите, – сказал Фельдман, – вот фамилия, вот адрес. Когда я продаю ружье незнакомому человеку, я все записываю. Мало ли что случится, вдруг какой-нибудь псих задумал убить президента, верно я говорю?
Покупателя звали Уолтер Дамаск, и жил он в доме 234 по Южной Второй улице. Ружье стоило 74 доллара 95 центов плюс пятипроцентный федеральный налог с продажи и двухпроцентный местный.
– Сколько вы продали таких ружей в августе? – спросил Клинг.
– Господь с вами. Ко мне поступило только одно такое ружье.
– Значит, ружье купил некто Дамаск?
– Да.
– Неужели это настоящее имя? – спросил Клинг.
– Вы не просили его предъявить удостоверение личности, мистер Фельдман? – спросил Карелла.
– Не просил.
– Почему?
– Я никогда не спрашиваю удостоверений.
– Но когда вы продаете оружие незнакомому человеку, то записываете его фамилию и адрес?
– Да.
– А удостоверения не спрашиваете?
– Нет.
– Зачем же тогда записывать? – спросил Карелла.
– Я как-то об этом не задумывался, – пожав плечами, ответил Фельдман. – Вообще-то, я не обязан записывать. В нашем штате можно купить ружье или винтовку без специального разрешения. Без ничего! Я записываю фамилии и адреса просто так, на всякий пожарный случай. Вдруг какой-то псих что-то задумал... Вы понимаете, что я имею в виду.
– Еще как, – сказал Карелла.
Глава 4
Дом 234 по Южной Второй улице оказался угловым. Это здание из красного кирпича когда-то считалось шикарным. Оно было богато украшено лепниной, а верх арки венчало скульптурное изображение женской головы с отбитым носом и голубой надписью на губах «Сюда». Когда Карелла и Клинг подошли к подъезду, у дверей на улице стояли двое парней. Учуяв сыщиков, они напряженно смотрели, как те изучают фамилии на почтовых ящиках. Однако вслух парни ничего не сказали.
У. Дамаск жил в квартире 31.
На лестнице воняло трущобой. Трущобные звуки раздавались в коридорах, за дверями квартир и во дворе. Всюду кипела жизнь, невидимая, напряженная, порой очень бурная. Обитатели этой многослойной каменной пещеры, вонявшей мочой и прогорклым жиром, ели, пили, спали, занимались любовью и испражнялись. На площадке второго этажа на Клинга и Кареллу уставилась крыса размером с кошку. Свет, проникавший с улицы через окно, отражался в бусинках крысиных глаз. Карелла, уже на всякий случай вытащивший револьвер, чуть было не выстрелил, но вовремя сдержался. Крыса не отступила, и, когда сыщики, прижимаясь к перилам, прошли мимо, она повернула голову и посмотрела им вслед, готовая в любой момент пуститься наутек.
Квартира 31 находилась в середине коридора. Клинг подошел к двери, послушал, что творится внутри, покачал головой, отошел и прислонился спиной к противоположной стене. Карелла занял позицию рядом с дверью, снял револьвер с предохранителя и положил палец на спусковой крючок. Клинг хорошенько оттолкнулся от стены и со всей силой ударил ногой в дверь чуть выше замка. Дверь распахнулась. Клинг ураганом ворвался в комнату, и Карелла с револьвером в руке последовал его примеру. В комнате никого не было.
Они прочесали всю квартиру. Дверь ванной была закрыта. Карелла медленно левой рукой повернул ручку, рывком распахнул дверь и, держа револьвер перед собой, вошел. В ванной тоже было пусто.
– Позови техника, – сказал он Клингу. – А я посмотрю, нет ли здесь чего интересного.
Квартира была маленькой и очень грязной. Входная дверь, так ловко выбитая Клингом, находилась как раз напротив гостиной. В углу расположился гарнитур из трех предметов: одно кресло с золотой обивкой, другое – с голубой и темно-бордовая тахта. Над телевизором висела репродукция картины под Рембрандта – улыбающийся крестьянин с трубкой. На тахте валялась иллюстрированная утренняя газета. Номер был от 9 сентября. На полу стояли банки из-под пива и полная окурков пепельница. На кухне в мойке скопился недельный запас грязных тарелок, а на столе стояла посуда с остатками завтрака. Судя по окаменевшим овсяным хлопьям в чашке, последний раз Дамаск завтракал здесь месяца два назад, примерно в то время, когда купил газету. На полу в ванной, возле унитаза, Карелла обнаружил открытый номер «Лайфа», на умывальнике – безопасную бритву и комья застывшего крема для бритья. Куда бы ни отправился Дамаск, бритву он с собой не взял. Около крана холодной воды лежали два кусочка туалетной бумаги с крошечными пятнышками крови. Похоже, хозяин брился, порезался и воспользовался туалетной бумагой, чтобы остановить кровь. В раковине у стока застряли волосы и кусочек мыла «Айвори». У одной из гнутых на старинный манер ножек ванны лежали скомканные мужские трусы. За тюбиком пасты на умывальнике гнездились тараканы, по полу бегали мокрицы. Ванная комната была, пожалуй, самым прелестным уголком в квартире.
Немногим уступала ей спальня.
Неубранная кровать выглядела отвратительно: подушка лоснилась от жира, а простыни были заляпаны спермой. На ночном столике стояла коробка, в которой, судя по надписи, находились противозачаточные средства. Карелла потряс коробку над кроватью, и из нее вывалились два презерватива. В комнате пахло грязным бельем и окурками. Карелла подошел к окну и распахнул его. На ступеньке пожарной лестницы примостились порожняя молочная бутылка и коробка из-под крекеров. В квартире дома напротив женщина в цветастом халате убирала кухню и что-то напевала. Вздохнув, Карелла отошел от окна.
В единственном стенном шкафу на полу лежала груда грязных сорочек и нижнего белья. На вешалке одиноко висел коричневый костюм. Взглянув на ярлык, Карелла не без удивления отметил, что он куплен в одном из самых дорогих магазинов мужской одежды. На полке лежала мягкая серая шляпа. В дальнем углу шкафа Карелла обнаружил открытую шкатулку, а в ней «Айвер Джонсон» калибра 0,22 и семнадцать патронов.
На комоде в спальне стояла бутылка виски, спиртного в ней оставалось пальца на три. Рядом два стакана, причем на одном из них виднелись следы помады. На комоде лежала коробка спичек и смятая пачка из-под сигарет «Уинстон». Когда Карелла открывал ящик комода, вошел Клинг вместе с техником-смотрителем. Это был колченогий негр лет сорока пяти в грубых хлопчатобумажных брюках и черном свитере. У него был вид человека, очень недовольного тем, что, во-первых, он негр и, во-вторых, колченогий. Он явно не любил белых, не любил людей, пышущих здоровьем, и полицейских. Тем не менее он терпеливо ждал, когда его начнут допрашивать двое белых и абсолютно здоровых полицейских.
– Это техник-смотритель, – сказал Клинг. – Его зовут Генри Янси.
– Здравствуйте, мистер Янси, – сказал Карелла. – Я детектив Карелла, а это мой коллега детектив Клинг.
– Я уже с ним познакомился, – буркнул Янси.
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
– А если возражаю? – отозвался Янси.
– Нам просто хотелось бы узнать кое-что о жильце этой квартиры.
– Что именно? – спросил Янси. – Спрашивайте побыстрей, а то мне надо на улицу, забирать мусорные баки. Иначе полиция меня оштрафует.
– Мы постараемся вас не задержать, – сказал Карелла. – Кто снимает эту квартиру?
– Уолтер Дамаск.
– Он давно здесь живет?
– Года три-четыре.
– Женат?
– Нет.
– Живет здесь один?
– Как сказать, – пожал плечами Янси. – Вообще-то один, но, когда он здесь, к нему ходят женщины.
– Он здесь редко бывает?
– Бывает, но не регулярно.
– Нельзя ли поточнее?
– Он то появляется, то снова куда-то исчезает. Я не задаю вопросов, если жилец исправно платит за квартиру.
– А он платит исправно?
– Владелец дома не жалуется, значит, платит. Я здесь только техник-смотритель.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Не помню.
– Недавно?
– Не помню.
– Может, в сентябре?
– Говорят вам, не помню.
– Мистер Янси, нам бы очень не хотелось тревожить жильцов на этаже, чтобы выяснить, когда Дамаск был здесь в последний раз.
– Это же ваша работа, – сказал Янси и уточнил: – Тревожить людей.
– Ничего подобного, – сухо заметил Клинг. – Наша работа – найти человека, подозреваемого в убийстве.
– А кого убили? – спросил Янси.
– Почему вас это интересует? – в свою очередь полюбопытствовал Карелла.
– Просто так, – пожал плечами Янси.
– Попробуйте все-таки вспомнить, когда вы в последний раз видели Дамаска.
– Не то в конце лета, не то в начале осени.
– До Дня Труда[7]?
– Вроде бы.
– И с тех пор не встречали?
– Я не уверен, что и тогда его видел.
– В этом месяце вы его видели?
– Нет.
– Значит, в октябре не видели, так?
– Так.
– Но в сентябре вы его видели, причем, как вам кажется, до Дня Труда, так?
– Так.
– Он был один?
– С ним была женщина.
– Вы знаете, кто она?
– Нет, он все время приводил новых женщин.
– Эту женщину вы прежде встречали?
– Пару раз.
– Но не знаете ее имени?
– Нет, не знаю.
– Как она выглядела?
– Не помню.
– Белая, негритянка?
– Белая.
– Волосы?
– Рыжие.
– Глаза?
– Не помню.
– Хорошенькая?
– Для белой женщины хорошенькая.
– Сколько же ей лет?
– Лет тридцать.
– Она из здешних?
– Не думаю. Я видел ее, только когда Дамаск приводил ее к себе.
– Часто приводил?
– По крайней мере несколько раз.
– Сколько лет Дамаску?
– Лет сорок.
– Как он выглядит? – спросил Карелла.
– Вашего роста, темные волосы, голубые глаза. Хорош собой.
– Ты слышал, Берт? – сказал Карелла.
– Угу, – отозвался тот, не отрывая глаз от блокнота.