Глава 11

Так неудачно все сложилось только потому, что Артур Браун вкладывал слишком уж немало усердия и дотошности в дело поимки своего мошенника. Не будь он таким старательным, то наверняка не напросился бы на то, чтобы подменить Кареллу, когда тот должен был присутствовать на перекличке на этой неделе.

Перекличка означала для него поездку в центр, в Главное управление полиции на Хай-стрит, а потом ещё сидение в зале с целой кучей других детективов, собранных сюда со всех полицейских участков города с тем только, чтобы смотреть на парад задержанных прохвостов всех мастей, которым предъявляются самые различные обвинения. Перекличка не представляет собой ничего интересного и обычно присутствие на ней считается нудным и бесполезным делом.

Браун же умудрился кроме того провести и свою собственную перекличку в дежурной комнате 87-го участка, куда он вызвал маленькую негритяночку по имени Бетти Прескотт и довольно громоздкого бизнесмена по имени Эллиот Джемисон. Он поочередно предъявлял им для обозрения Фредерика (“Фритци”) Дойча. Обе жертвы мошенничества с ходу сняли с Дойча все подозрения. Он не был тем человеком (а в случае с Джемисоном не был одним из тех людей), который жульническим путем выманил у них деньги. В глубине души Браун только порадовался этому. Он вежливо поблагодарил мисс Прескотт и мистера Джемисона, а потом дружески похлопал Дойча по спине и ворчливо сказал:

– Держись и дальше того же курса.

И после этого он вдруг предложил Карелле подменить его на перекличке, куда Карелла должен был ехать на следующий день.

Карелла, который относился к перекличкам как к неизбежному злу, примерно, как к той многим знакомой ситуации, когда теща вдруг объявляет, что намерена проживать вместе с вами, с превеликим удовольствием уступил ему эту честь. Так вот, если бы Карелла оказался полицейским, который любит ездить на переклички, если бы Карелла проявил большую сознательность и старание или дотошность, если бы Карелла хоть капельку верил в то, что его появление в Главном управлении полиции в эту среду может помочь делу у возможно, всё сложилось бы совсем по-иному.

Собственно говоря, Карелла на самом-то деле был вполне сознательным и весьма дотошным полицейским, но он к этому времени по уши увяз в материалах об этих всплывших трупах, а на перекличках очень редко представляют людей, разыскиваемых по обвинению в убийстве. Поэтому-то он и решил, что время его будет потрачено куда с большей пользой, если он в среду объедет побольше ателье, где делают татуировки, и поищет там человека, который поможет ему выйти на след того или тех, кто причастен к появлению этой злосчастной татуировки “НИК” на руке второго выловленного в реке трупа.

Исходя именно из этих причин, он и позволил Брау занять свое место, и это было достойно сожаления.

Это было достойно сожаления уже потому, что в среду на перекличке полицейским были представлены два высоких и очень красивых блондина.

И один из этих блондинов был как раз убийцей Мэри-Луизы Прошек и второй, пока ещё не опознанной девушки.

Однако Брауна в тот момент интересовали мошенники, а никак не убийцы.

Кареллу же привлекали ателье, где делают татуировки. Что касается Клинга, то он считался новичком среди детективов. Поэтому-то он и поехал в управление в среду вместе с Брауном.

Город снова был затянут мелким моросящим дождем и это не располагало к разговорам. Поэтому полицейские почти всю дорогу промолчали. Клинг, в основном, раздумывал о том, как бы половчее поставить в известность Клер о времени своего отпуска, а также о том, как Клер воспримет это известие. Браун же размышлял о своем мошеннике, который в одном случае работал в одиночестве, а во втором прибегнул к помощи соообщника. При этом Браун пытался предугадать, не удастся ли что-нибудь выяснить на предстоящей перекличке. Браун не гнал машину из-за мокрого скользкого асфальта и к Главному управлению они добрались только к пяти минутам десятого, поэтому к тому времени, когда лифт доставил их на девятый этаж, перекличка шла уже минут десять. Они пришпилили свои жетоны к пиджакам и беспрепятственно прошли мимо дежурного, сидевшего за маленьким столиком у входа. Дежурный ничего им не сказал. Он просто с осуждающим видом глянул на свои часы.

Когда они вошли в огромный, похожий на гимнастический, зал, где проводилась перекличка он был весь погружен в темноту. Единственным освещенным местом была возвышающаяся у дальнего конца зала эстрада.

– ...третье ограбление было совершено в 1949 году, – говорил с эстрады начальник детективной службы города, поворачиваясь к теряющимся в темноте рядам стульев, на которых сидели детективы из всех участков города. – А я уж думал, что на этот раз нам удалось вылечить тебя. Альфонс, но, видимо, ты не воспринимаешь уроков жизни, – продолжал он, обращаясь на этот раз к стоявшему рядом с ним. – Так что же все-таки произошло там, на бензозаправочной станции прошлой ночью?

Мужчина, стоявший на подиуме перед микрофоном, хранил молчание. Микрофон этот был подвешен прямо перед его лицом на толстом металлическом шнуре, а полоски с отметками роста в футах и дюймах были нанесены на белой стене за его спиной. И они свидетельствовали о том, что ростом он был пяти футов и восьми дюймов.

Клинг и Браун попытались незаметно пробраться на свои места мимо возвышение с микрофоном, стараясь сделать это как можно быстрее и тише.

– Я обращаюсь к тебе. Альфонс, – сказал начальник службы. – И не обращай, пожалуйста, внимания на этих опоздавших, – добавил он саркастическим тоном, от которого Клинг занялся румянцем стыда.

– Я прекрасно слышу, – сказал Альфонс.

– Ну, так в чем же дело?

– Я не обязан отвечать вам на этих перекличках и вы прекрасно это знаете.

– Ты побывал уже на многих таких перекличках, да?

– Пару раз бывал.

– По поводу других своих ограблений?

– Ага.

– И уж наверняка надеялся, что не попадешь сюда снова из-за ограбления, так ведь?

– Мне нечего вам сказать, – сказал Альфонс. – И вам ещё предстоит доказать, что имело место ограбление и то, что совершено оно было именно мной.

– Ну, у нас с этим особых трудностей не предвидится, – сказал начальник службы. – А вот ты мог бы несколько облегчить свою участь, если бы ответил на интересующие нас вопросы.

– Без чего я всегда легко обхожусь по утрам, так это без бессмысленной болтовни, – сказал Альфонс. – Я отлично знаю свои права, так что можете воздержаться от своих вопросов, потому что я на них отвечать не собираюсь.

– Ну что ж, ладно, – уступил, наконец, шеф детективов. – Следующее дело.

Альфонс неторопливо сошел с возвышения под пристальным взглядом всех присутствующих.

Дело в том, что главная цель, которую преследовали переклички, устраиваемые в Главном управлении ежедневно с понедельника по четверг, состояла в том, чтобы дать возможность каждому детективу города хотя бы внешне ознакомиться с теми, кто совершает преступления в этом городе. Иногда на такие переклички приглашались и потерпевшие в надежде, что им удастся опознать среди задержанных того, от кого они пострадали. Однако такие удачи случались редко и чаще всего приглашения не давали никаких результатов. Бывали они редкими прежде всего потому, что пострадавший находил обычно тысячи причин, чтобы отказаться от участия в перекличке, а также и потому, что у пострадавшего находились тысячи причин не желать опознавать подозреваемого. Наименее уважаемой из этих причин, но буквально всеми признанной достаточно основательной, был страх перед местью. В общем, как бы там ни было, не очень то многие из подозреваемых оказывались здесь опознанными. Но если бы переклички проводились единственно с этой целью, то вся эта затея уже давно выдохлась бы сама собой. Но, с другой стороны, сюда собирались детективы из всех полицейских участков города, а делалось это каждое утро с понедельника по четверг включительно, следовательно, они, несмотря на крайне отрицательное отношение к этому мероприятию, получали возможность лично ознакомиться со всеми теми, кто совершил преступление всего лишь накануне. И очень многие из собравшихся внимательно приглядывались к ним. Во-первых, никогда нельзя с полной определенностью сказать, когда тебе удастся выйти на ниточку, способную привести к распутыванию дела, которым ты в настоящий момент занят. А, во-вторых, трудно заранее сказать, когда тебе может понадобиться с ходу распознать на улице преступника. А ведь такое узнавание в известных случаях может спасти тебе жизнь.

И поэтому шеф детективной службы невозмутимо продолжал свое дело, а собранные в зале детективы внимательно вслушивались в показания и ещё более внимательно приглядывались к задержанным.

– Риверхед, первое, – сказал шеф детективов, называя район города, в котором был произведен арест задержанного, и номер дела по этому району. – Риверхед, первое. Хантер Карл, тридцати пяти лет. В состоянии сильного опьянения находился в баре на Шелтер-Плейс. Вступил в ссору с барменом и швырнул стулом в зеркало. Никаких заявлений в оправдание своего поступка при задержании не сделал. Так что же там произошло. Карл?

Хантера ввели по боковым ступенькам сцены в сопровождении офицера, производившего задержание, довольно плотного и мрачного полицейского. Собственно, для того, чтобы задержать Хантера, и требовалось быть достаточно плотным, поскольку Хантер ростом превышал шесть футов и весил наверняка никак не меньше двухсот фунтов. У него были могучие широкие плечи и узкая талия. Он решительным шагом подошел к тому месту, где болтался на проводе микрофон. У него были белокурые волосы, небрежно отброшенные назад с высокого лба, резко очерченный прямой нос и глаза серо-стального цвета. Казалось, что он вышел на сцену с тем, чтобы выслушать замечания режиссера, а не каверзные вопросы офицера полиции.

– А что такого могло произойти? – ответил он вопросом на вопрос.

– Из-за чего вы поссорились? – спросил шеф.

Хантер примерился к микрофону.

– Эта тюрьма, куда мы меня прошлой ночью посадили, самый настоящий свинарник, – заявил он. – Там кто-то весь пол заблевал.

– Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать...

– А я, черт побери, вам не какой-нибудь преступник, – выкрикнул Хантер. – Ну, поддал немного и погорячился, все верно. Но это ещё не дает вам права заталкивать меня в камеру, которая воняет чьей-то блевотиной!

– Об этом тебе следовало бы подумать до того, как совершить правонарушение, – заметил шеф детективов.

– Правонарушение? – выкрикнул Хантер. – С каких это пор выпивка считается правонарушением?

– Выпивка не считается, а вот нападение на гражданина считается таковым. Ты же ведь нанес удар бармену, так ведь?

– Ну, ладно, я и в самом деле врезал ему, – сказал Хантер.

– Это уже и есть правонарушение.

– Так я же ударил его просто кулаком, голой рукой!

– Это и есть нанесение побоев.

– Да ведь кругом сколько угодно парней, которые лупят друг друга на каждом шагу, – сказал Хантер. – И никакого преступления я тут не вижу.

– Это у тебя первый привод, так ведь? – спросил шеф детективов.

– Первый, первый, – сказал Хантер.

– Ну, значит, ничего страшного, ты скорее всего отделаешься просто штрафом. Ну, а теперь расскажи-ка нам, что там между вами произошло.

– Этот бармен назвал меня красавчиком, – сказал Хантер.

– И ты ударил его?

– Нет, тогда ещё не ударил. Ударил я позже.

– А почему?

– Он сказал что-то насчет того, что мол мы, такие рослые красавчики, обычно слабы бываем с женщинами. Он ещё сказал, что о книге нельзя судить по обложке. Вот тогда я и врезал ему.

– А зачем это тебе понадобилось швырять стул в зеркало?

– Ну, когда я ударил его, так он потом ещё и обругал меня.

– Как обругал?

– Обругал и все тут.

– Ну, нечего стесняться, мы тут наслушались всяких ругательств, – сказал шеф. – Выкладывай.

– То, чем он меня назвал, может относиться только к мужчинам с отклонениями, – пояснил Хантер. – Вот тогда-то я и бросил в него стул. Но я совсем не старался попасть в зеркало. Я хотел в него попасть. Вот сволочь! Да я могу иметь любую бабу, какую только захочу!

– И ты всегда так быстро выходишь из себя? – спросил шеф детективов.

– Обычно нет, – сказал Хантер.

– При аресте у вас была обнаружена в кармане тысяча долларов мелкими купюрами: Что вы на это скажете?

– А что вы сами на это скажете? – выкрикнул Хантер. – И когда вы собираетесь их мне вернуть? Я ударил какого-то подонка и тут же на меня набросились, ограбили, да ещё бросили в заблеванную кем-то камеру.

– А где вы взяли эту тысячу долларов? В каком банке?

– В моем банке. В том, в котором у меня открыт счет.

– И когда вы сняли их со счета?

– Вчера вечером.

– А зачем?

Хантер не торопился с ответом.

– Ну?

– Я решил предпринять небольшое путешествие, – сказал он.

Сейчас он говорил довольно тихо. Прищурившись от яркого света, Хантер пытался разглядеть лицо спрашивающего.

– И что же это за путешествие?

– Решил поразвлечься.

– Где?

– В центре.

– В одиночку?

Хантер снова задумчиво замолчал.

– Так как же. Карл? Ты собирался совершить эту вылазку один или с кем-нибудь?

– Вместе с одним человеком, – тихо сказал Хантер.

– С кем?

– С девушкой.

– И кто эта девушка?

– Ну, это уж мое дело.

– Скорее не дело, а удовольствие, – поправил его шеф детективов и все присутствующие в зале, включая Брауна с Клингом, захохотали. – И произошло что-нибудь такое, что нарушило ваши планы?

– Ничего не произошло, – сказал Хантер, раздраженный этим хохотом, недоверчиво ожидая подвоха в следующем вопросе.

– Значит вчера вечером ты снял со своего счета в банке тысячу долларов, это так?

– Да.

– И сделал ты это потому, что решил совершить небольшую прогулку со своей девушкой. И тем не менее ты вчера вечером выпивал в одиночестве в баре с тысячей долларов в кармане. А тут ещё бармен стал прохаживаться насчет того, что ты не способен удовлетворить женщину, и тогда ты сорвался и решил набить ему морду. Правильно?

– Да, совершенно верно.

– Ну, ладно. Так что же все-таки произошло? Девушка дала тебе отставку?

– Это уж мое личное дело, – сердито сказал Хантер.

– Тебе девушки нравятся? – спросил шеф детективов.

Хантер вновь прищурился и изучающе посмотрел в лицо полицейскому сквозь потоки падающего на него света.

– А вам? – спросил он.

– Я-то люблю их, но сейчас спрашиваю я.

– Я тоже люблю их, – сказал Хантер.

– А та девушка, с которой ты собирался предпринять эту свою вылазку... Вы с ней дружите?

– Она красотка, – сказал Хантер с ничего не выражающим лицом.

– Но вы дружите?

– Она красотка, – повторил Хантер, и шеф детективов понял, что больше он ничего от него не добьется. Красивый высокий блондин терпеливо ждал. Клинг глядел на него и ему даже в голову не приходило связать этого человека с тем блондином, который привел Мэри-Луизу Прошек в ателье Чарли Чжена. Клинг читал отчет об этом деле, написанный Кареллой, но ум его просто не связал эти два факта.

– Следующее дело, – сказал шеф детективов и Хантер отошел от микрофона.

Уже подходя к ступенькам, ведущим со сцены, он обернулся.

– Город должен услышать об этих ваших заблеванных камерах! – выкрикнул он и спустился по ступенькам.

– Риверхед, второе, – объявил шеф детективов. – Дональдсон Крис, тридцати “пяти лет. Задержан полицейским случайно на месте преступления. При задержании Дональдсон заявил, что имеет место ошибка. Ну, как было дело, Крис?

Крис Дональдсон мог бы сойти за двойника Карла Хантера.

Когда он поднялся на сцену, даже шеф детективов изумленно пробормотал: “Да что это? Неужели близнецы?”

Дональдсон тоже был высоким белокурым красавцем. Если бы среди сидящих в зале детективов был бы кто-нибудь, страдающий комплексом неполноценности по поводу своей внешности, такая комбинация Хантера с Дональдсоном способна была бы довести его до нервного срыва. Вряд ли кто-нибудь мог припомнить, чтобы за все время перекличек, с самого момента возникновения этих мероприятий, хотя бы раз перед аудиторией демонстрировали себя два таких красавца, да ещё один за другим.

Дональдсон казался внешне таким же невозмутимым и уверенным в своей правоте, как и Хантер. Он сразу же направился к микрофону. По шкале роста за его спиной можно было определить, что рост его достигает шести футов и трех дюймов.

– Произошла ошибка, – сказал Дональдсон.

– В самом деле?

– Да, – спокойно ответил он. – Ни в чей карман я не залезал и даже не пытался этого сделать. Я являюсь честно зарабатывающим на жизнь гражданином. Человек, у которого был вытащен кошелек, явно указал не на виновника случившегося.

– Тогда каким же образом бумажник его оказался в кармане твоего пиджака?

– Не имею ни малейшего понятия, – сказал Дональдсон. – Разве что настоящий вор засунул его туда, когда понял, что ему угрожает раскрытие.

– Расскажи нам, что произошло, – сказал шеф детективов и добавил в сторону собравшихся: – У этого человека до сих пор приводов не имелось.

– Я ехал в метро с работы домой, – сказал Дональдсон. – Работаю я в Айсоле, а живу в Риверхеде. Я стоял, читал газету, как это делаю обычно. Человек, стоявший до этого впереди меня, вдруг неожиданно обернулся и сказал: “Где мой кошелек? Кто-то вытащил мой кошелек!”

– И что тогда?

– Вагон был набит битком. Какой-то человек, стоявший рядом с нами, сказал, что он является полицейским, и прежде чем я сообразил, что к чему, он вцепился в меня и ещё в одного мужчину. Потом он обыскал нас и нашел кошелек в моем кармане.

– А куда делся второй задержанный?

– Понятия не имею. Когда этот наш попутчик-полицейский нашел у меня кошелек, он сразу же утратил всякий интерес ко второму пассажиру.

– А ты утверждаешь, что именно второй и был карманным вором?

– Я не знаю, кто вытащил этот кошелек и кто был карманным вором. Единственное, что я знаю, так это то, что я не карманный вор. Как я уже сказал вам, я честно зарабатываю себе на жизнь.

– И кем ты работаешь?

– Я работаю бухгалтером-экспертом.

– И где?

– В фирме “Бинкс и Ледерле”. Это одна из старейших фирм в нашем городе, специализирующихся на бухгалтерской экспертизе. Я проработал в ней уже много лет.

– Ну что ж, Крис, – сказал шеф, – рассказ твой звучит довольно убедительно. Но последнее слово в этом деле остается за судьей.

– А знаете, есть на свете люди, – сказал Дональдсон, – которые не прочь возбудить дело о возмещении ущерба, причиненного неоправданным арестом.

– Но мы ведь пока не знаем, так ли уж неоправдан был твой арест, не так ли?

– Для меня это было ясно с самого начала, – сказал Дональдсон. – Я честно работаю и совершенно не желаю связываться с полицией.

– Никто не хочет с ней связываться, – философски заметил шеф детективов. – Следующее дело.

Дональдсон спустился со сцены.

Клинг смотрел на него и раздумывал над тем, можно ли верить его словам, но он опять-таки не увидел никакой связи между белокурым спутником Мэри-Луизы Прошек и человеком, который утверждал, что его ложно обвинили в карманной краже.

– Даймондбек, первое, – объявил шеф детективов. – Перейра Дженевьева, сорока семи лет, обвиняется в нанесении резаной раны своему мужу ножом для резки хлеба. Никаких заявлений при задержании не сделано. Так что же случилось, Дженни?

Дженевьева Перейра оказалась женщиной маленького роста с хитрыми голубыми глазками. Стояла она, поджав губы и сложив руки на животе. Одета она была очень аккуратно и без крикливости, единственное, что нарушало стиль её одежды, было довольно большое кровавое пятно на платье спереди.

– Я обнаружила ошибку в приводимых вами сведениях, – сказала она.

– В самом деле?

– Вы ошиблись в определении моих хронологических данных на два года. Возраст мой составляет всего сорок пять лет.

– В таком случае, простите меня, Дженни, – сказал шеф.

– А кроме того, у меня создается впечатление, что подобная фамильярность с вашей стороны в данных условиях является неуместной. Только самые близкие мои знакомые называют меня Дженни. Вам же я предложила бы пользоваться моим полным именем Дженевьева.

– Благодарю вас, – сказал шеф детективов со смешком в голосе. – Следовательно, именно так мне и следует вас именовать?

– Да, в случае необходимости обращения ко мне, – сказала Дженевьева.

– Так почему же это вы пырнули своего супруга ножом, Дженевьева?

– Я его не пыряла, – ответила Дженевьева. – Если ему причинено какое-либо ранение, то в любом случае это всего лишь небольшой поверхностный порез. Я уверена, что он очень скоро полностью восстановит свое здоровье.

– А вы отлично говорите по-английски, – сказал шеф.

– Ваша похвала, возможно, и не вполне обоснованная, – сказала Дженевьева, – воспринимается мною с благодарностью. Я всегда стараюсь избегать в разговорах заезженных клише и вульгарных выражений.

– Должен сказать, что получается это у вас отлично.

Клинг уловил и здесь нотку сарказма.

– Любой человек, проявив должную настойчивость, способен овладеть английской разговорной речью, – сказала Дженевьева. – Единственное, что для этого нужно, это прилежание. И, естественно, высокий уровень природного ума, а также ненависть к тривиальности.

– Это, например, к какой?

– Я не уверена, что так сразу смогла бы подыскать примеры. – Она помолчала. – Мне необходимо бы поразмышлять над этим некоторое время. Но взамен могу порекомендовать целый ряд популярных изданий по проблемам лингвистики, которыми я пользовалась в свое время с большой пользой для себя.

– И что же это за книги? – спросил шеф, и на этот раз не скрывая насмешки в голосе. – Английский для марсиан? Или, может, английский язык как смертоносное оружие?

– Мужчин с потугами на сарказм я нахожу вульгарными.

– А ударить собственного мужа ножом вы вульгарным не считаете?

– Я не наносила ему удара ножом. Я его всего лишь оцарапала. И я просто не понимаю, почему вы решили придать этому делу федеральные масштабы.

– А за что вы все-таки пырнули его?

– А также я не вижу, – невозмутимо продолжала Дженевьева, – достаточно основательных причин, чтобы обсуждать свои семейные дела перед сборищем необразованных варваров. – Она замолчала и потом, откашлявшись, продолжила. – И если вы соблаговолите прекратить копаться в наших семенных проблемах, я с удовольствием покину эту...