Глава 8

Часы посещения больных в «Буэна Виста» по воскресеньям с утра – от 10 до 12. Для врачей воскресенье – трудный день, пожалуй, даже труднее субботы, хотя субботние вечера особенно богаты на сломанные руки и ноги, пробитые головы и так далее. Субботними вечерами отделение неотложной помощи напоминает вокзал. Ну, а по воскресеньям родные и близкие тех, кому не повезло накануне, приходят навещать пострадавших.

Стиву Карелле не повезло в четверг, и теперь, воскресным утром, он сидел в постели, обложенный подушками, ждал Тедди и чувствовал себя вялым и небритым, хотя побрился пять минут назад. За несколько дней, проведенных в больнице, он потерял три килограмма (когда ешь, трудно дышать, нос-то заклеен), у него болело все тело, а это вполне может создать у мужчины ощущение, что он небрит.

С четверга Карелла то и дело размышлял о случившемся и, пройдя стадии ярости, жажды мести и стыда за свои промахи, решил, что во всем виноват только Глухой. Это было неплохое решение, оно снимало вину с юных подонков – в самом деле, мог ли опытный сыщик так опозориться перед двумя сопляками? – и ложилось на плечи великого злодея, подходящего козла отпущения. Карелла вспомнил старый еврейский анекдот, услышанный от Мейера. Мать говорит сыну: «Недотепа, найди себе работу». На что сын ей отвечает: «Как же я найду работу, если я недотепа?» Получалось очень похоже: «Как ты мог допустить, что великий злодей так тебя отделал?» – «На то он и великий злодей!»

Можно ли считать Глухого великим злодеем? Когда Карелла выйдет на работу, он проведет на эту тему симпозиум. Если верить врачам, изучавшим его черепок, это произойдет не раньше чем в следующий четверг. Врачи объяснили: потеря сознания всегда связана с сотрясением мозга, что влечет за собой угрозу внутреннего кровоизлияния, а стало быть, не меньше недели надо находиться под наблюдением медиков. Увы, с врачами не поспоришь!

Возможно, Глухой не великий злодей, а ловкий хитрец. Тогда это наводило на еще более мрачные мысли. Если он такой изобретательный, можно ли надеяться, что полицейские сумеют угадать его козни и разрушить дьявольский план? Да ладно, возразил себе Карелла, какой там дьявольский план? А какой же еще? Как иначе назвать вымогательство и два убийства? Страшно подумать, какую сумму он назовет в следующий раз и кого назначит очередной жертвой! Ясно, что в ближайшее время в участок принесут еще одно письмо с новым требованием и, если его не выполнить, произойдет очередная трагедия.

Нет, продолжал размышлять Карелла, он такой же человек, как и мы, с обычной человеческой психологией. Он получает удовольствие оттого, что у нас ничего не получается, и считает себя вправе приводить угрозы в исполнение. Следовательно, можно предположить, что два первых преступления были лишь подготовкой к главному удару. Судя по всему, он решил пройтись по муниципальной лестнице и, если во второй раз увеличил сумму в десять раз, значит, новой жертвой станет, скорее всего, мэр Джеймс Мартин Вейл собственной персоной. Голова его может стоить раз в десять больше, чем заместителя, – то есть полмиллиона. Недурно!

Впрочем, разве я могу предугадать, что придет в голову этому гению?

И почему я должен что-то предугадывать?

Что же происходит? Готовит ли он почву для главного убийства? Вынашивает какой-то другой дьявольский (тьфу, опять начинается) план?

В этот момент в комнату тихо вошла Тедди Карелла.

Теперь размышления Стива свелись к одной проблеме – кто кого поцелует первым. Поскольку нос его был забинтован, он решил предоставить инициативу жене. Целовалась она так мастерски, что Стив едва не занялся собственным дьявольским планом, успех которого точно привел бы к скандалу, и администрация «Буэна Висты» никогда больше не пустила бы его на порог, даже в отдельную палату.

Патрульный Ричард Дженеро лежал в той же больнице, но мысли его этим воскресным утром были заняты не любовными делами, а карьерой.

Несмотря на то, что убийства держали в секрете, сегодня утром дошлый газетчик поделился с читателями своими предположениями о возможной связи между ранением Дженеро и гибелью Скэнлона. Городские и полицейские власти старались, чтобы в прессу не просочилась информация о телефонных звонках и записках вымогателя. И все же обозреватель одной из ведущих газет поинтересовался, знали или нет детективы одного из полицейских участков о готовящемся покушении на заместителя мэра и не пытались ли они устроить для злоумышленников ловушку? Не тогда ли и был ранен отважный полицейский, участвовавший в аресте подозреваемого? Неизвестно, откуда добыл журналист эти сведения, но он и словом не обмолвился, что истинная причина ранения Дженеро – его боязнь собак и преступников, а также неумение стрелять по движущимся целям.

Отец Дженеро, ветеран муниципальной службы, двадцать лет проработавший в санитарной инспекции, тоже не знал, что его сын сам ранил себя в ногу. Он знал другое: его сын – герой. Он принес раненому храбрецу коробку глазированных фруктов, и теперь отец, мать и сын сидели в палате на четвертом этаже, уплетали за обе щеки лакомство и обсуждали перевод Дженеро из патрульных в детективы как уже свершившийся факт.

До этого Дженеро как-то не думал о продвижении по службе, но, наслушавшись отца, на все лады расписывавшего его подвиг, и впрямь решил, что без него ничего бы не вышло. Не будь предупредительного выстрела Дженеро себе в ляжку, Аллан Парри преспокойно смылся бы. То, что Парри оказался ни при чем, Дженеро не смущало. Хорошо, конечно, что с этим типом разобрались, но это случилось потом. И где, спрашивается, были великие сыщики, когда этот самый Парри с жестянкой под мышкой несся прямо на него? Кто тогда знал, что Парри безобидное ничтожество? Нет, братцы, шалите!

– Ты проявил мужество, – твердил отец Дженеро, облизывая губы. – Ты пытался его задержать.

– Это так, – подтвердил Дженеро и не соврал. Это действительно было так.

– Ты рисковал.

– Рисковал, – сказал Дженеро и снова не соврал. Он действительно сильно рисковал.

– Тебя должны повысить.

– Конечно.

– Я позвоню твоему начальнику, – сказала мать.

– Это ни к чему, мама.

– Perche no?[3]

– Perche... Мама, пожалуйста, говори по-английски. Ты же знаешь, я плохо понимаю итальянский.

– Vergogna[4], – сказала мать. – Итальянец не понимает итальянский! Я позвоню твоему начальнику.

– Нет, мама, так не положено.

– А как положено? – спросил отец.

– Надо намекнуть.

– Намекнуть? Кому?

– Разным людям.

– Например?

– Стиву Карелле. Он сейчас в этой же больнице. Может, он...

– Ма chi ё questa Carella?[5] – спросила мать.

– Мама, прошу тебя.

– Кто такой Карелла?

– Детектив. Он работает в следственном отделе.

– На твоем участке, si?

– Si, мама!

– Он твой начальник?

– Нет, он детектив.

– Его тоже ранили?

– Нет, избили.

– Его избил тот же человек, который тебя ранил?

– Нет, другой, – ответил Дженеро и снова не соврал.

– При чем же тогда он?

– У него есть влияние.

– На твоего начальника?

– Не совсем так. Видишь ли, вообще-то участок возглавляет капитан Фрик, а следственным отделом руководит лейтенант Бернс, и Карелла там работает. Он в очень хороших отношениях с Бернсом, поэтому, если я поговорю с Кареллой и расскажу, как я вчера помог им сцапать того типа, Карелла может замолвить за меня словечко.

– Пусть лучше мать позвонит твоему начальнику, – предложил отец.

– Нет, – возразил сын. – Лучше сделать, как я сказал.

– Сколько получает детектив? – спросила мать.

– Целое состояние, – вздохнул сын.

Любые технические устройства, даже бомбы, вызывали у лейтенанта Сэма Гроссмана нежность. А может быть, именно потому, что бомбы – тоже технические устройства.

Никто не сомневался, что в автомобиль заместителя мэра подложили бомбу. Впрочем, какие могли быть сомнения при виде развороченных машин и пяти трупов? Никто не сомневался и в том, что это была бомба с часовым механизмом. Сэм Гроссман презирал бомбы, срабатывающие при включении двигателя. Такие бомбы он считал примитивными, а тех, кто их подкладывал, – законченными кретинами. Но это была бомба с часовым механизмом, причем особого типа. Это была бомба со своими собственными часами.

Откуда Сэм Гроссман это узнал?

Во-первых, криминалисты никогда не спят, даже по воскресеньям. Во-вторых, среди обломков обнаружили два часовых циферблата.

Первый циферблат был от часов из «кадиллака». Второй – от дешевого электрического будильника. И еще: на месте происшествия нашли часть прерывателя-распределителя, причем удалось прочитать часть названия марки, выбитой на металле.

Теперь эти три предмета, похожие на части головоломки, лежали на лабораторном столе Гроссмана. Оставалось только правильно сложить их. Этим воскресным утром Сэм ощутил прилив умственных сил, потому что накануне сын получил в школе на экзамене по химии 92 балла. Когда его сын чего-то добивался, Сэм чувствовал себя интеллектуальным гигантом. Значит, так, размышлял он. У меня три части бомбы с часовым механизмом, вернее, две – циферблат из «кадиллака» можно в расчет не принимать. Тот, кто устанавливал бомбу, не доверял своим наручным часам. Разница в минуту могла оказаться решающей. За минуту заместитель мэра мог успеть выбраться из машины и оказаться в синагоге. Поэтому преступник поставил на часах бомбы то же время, что и на часах «кадиллака». Почему будильник электрический? Все очень просто. Механические часы тикают, а тиканье под капотом может привлечь внимание. Что же у нас получается? Электрический будильник. Преобразователь тока. Зачем преобразователь? А затем, что аккумулятор в «кадиллаке» рассчитан на 12 вольт постоянного тока, а будильник работает от переменного. Стало быть, чтобы он заработал, нужно поставить преобразователь. Отлично!

Значит, один провод – к аккумулятору, другой – к любой металлической части автомобиля. Это будет «земля». Часы подключены к источнику питания и пущены в ход. Замечательно. Все остальное проще простого. Преступнику нужно, чтобы сработал электродетонатор, а для этого достаточно тока в 0,3-0,4 ампера.

От аккумулятора ток поступает в преобразователь, оттуда – к часам, поставленным на определенное время. Надо сделать так, чтобы вместо звонка будильника сработал выключатель и цепь замкнулась...

Сэм решил, что и сам мог бы собрать дома такое устройство, принести его в чемоданчике и поставить в считанные минуты. Разумеется, сначала надо удостовериться, что провода хорошо изолированы, иначе взрыв может произойти раньше запланированного времени. Оставалось только выяснить, как преступник проник в гараж, но, слава Богу, это его уже не касалось.

Весело насвистывая, Сэм Гроссман снял трубку и позвонил в 87-й участок Мейеру.

Муниципальный гараж расположен на Док-стрит в нескольких кварталах от муниципалитета. В половине одиннадцатого утра Мейер прихватил Берта Клинга, и они двинулись в путь. Детективы ехали минут двадцать вдоль реки Дике, затем остановились возле большого здания из стекла и бетона. Мейер машинально опустил козырек с надписью «автотранспорт полиции», хотя было воскресенье и, стало быть, парковаться можно было где угодно.

Заведующего гаражом звали Спенсер Койл.

Углубившись в приключения Дика Трейси, он так увлекся подвигами этого придуманного сыщика, что прозевал появление двух вполне реальных детективов. Только огромным усилием воли ему удалось оторваться от газеты. Спинка его стула упиралась в стену из желтого кафеля. Этой плиткой тошнотворного цвета были облицованы стены многих учреждений. Тот, кто выбирал кафель, по глубокому убеждению Мейера, либо получил хорошую взятку, либо не различал цветов.

Спенсер Койл откинулся на стуле, зажав в руке газету с комиксом, словно боялся даже на минуту расстаться со своим сокровищем. Правда, читать он перестал. На нем был зеленовато-коричневый комбинезон, кепка сидела чуть набекрень, как у лихого майора ВВС. Всем своим видом он показывал, что терпеть не может, когда ему мешают, особенно в воскресенье.

Детективы решили, что перед ними большой наглец.

– Мистер Койл, – начал Мейер, – нам позвонили из лаборатории криминалисты и сообщили, что бомба...

– Какая еще бомба? – спросил Койл и плюнул на пол, чуть не угодив в начищенный ботинок Мейера.

– Бомба, которую подложили в «кадиллак» заместителя мэра, – сказал Клинг с тайной надеждой, что Койл еще разок плюнет и тогда... Но Койл не плюнул.

– Ах, бомба, – протянул Койл с таким равнодушием, словно бомбы подкладывали в «кадиллаки» каждый день и не было решительно никакой возможности уследить за всеми. – Ну так что там с этой бомбой?

– Эксперты говорят, что это довольно хитрая бомба, но если ее собрать заранее, то легко подключить к аккумулятору. Мы бы хотели знать...

– Еще бы не хитрая, – перебил его Койл.

Он смотрел не на детективов, а куда-то в пространство. Клинг попытался понять, что именно так привлекло его внимание, но ничего, кроме желтого кафеля, не обнаружил.

– У вас нет никаких соображений, кто мог подложить эту бомбу, мистер Койл?

– Я не подкладывал, – отрезал тот.

– Никто вас в этом и не обвиняет, – заверил Мейер.

– Чтобы не было никаких недоразумений, – сказал Койл, – учтите, я заведую гаражом. Мое дело следить, чтобы машины были на ходу. Для того я сюда и поставлен.

– Сколько у вас тут машин? – спросил Мейер.

– "Кадиллаков" – две дюжины. Одна дюжина для ежедневных поездок, другая – для приезжих шишек. Еще у нас четырнадцать автобусов и восемь мотоциклов. Тут же стоит и транспорт паркового хозяйства, но это любезность с нашей стороны. У них просто нет места.

– Кто обслуживает машины?

– Какие?

– "Кадиллаки".

– Какие именно? – снова спросил Койл и опять сплюнул.

– Известно ли вам, мистер Койл, – не выдержал Мейер, – что плевать на тротуар строго запрещается. Это нарушение общественного порядка.

– Это не тротуар, а мой гараж, – ответил тот.

– Гараж – собственность муниципалитета, – сказал Клинг. – И в этом смысле он ничем не отличается от тротуара или мостовой.

– Не собираетесь ли вы меня арестовать?

– А не собираетесь ли вы отвечать нам как положено? – в свою очередь поинтересовался Клинг.

– Я и отвечаю как положено.

– Мы тоже с удовольствием почитали бы комиксы, вместо того чтобы ломать головы. Так что насчет бомбы?

– Никто из механиков подложить ее не мог, – отчеканил Койл.

– Почему вы так считаете?

– Я знаю всех, кто тут работает. Они на это не пойдут.

– Кто был здесь вчера? – спросил Мейер.

– Я.

– И только?

– Были и другие.

– Например?

– Механики.

– Сколько?

– Двое.

– А сколько обычно дежурит механиков?

– Шестеро, но вчера была суббота.

– Кто еще?

– Шоферы приходили. Они выезжали на машинах, потом возвращались. Как всегда. Еще вчера намечалась большая экскурсия в Гровер-парк, пришло много водителей автобусов. Они должны были везти детей из трущоб в Гровер-парк – подышать свежим воздухом, половить рыбку. Но экскурсию отменили.

– Почему?

– Из-за мороза.

– Как долго здесь были водители автобусов?

– Они все утро околачивались здесь, потом им сказали, что поездка отменяется.

– Никто из них к «кадиллаку» Скэнлона не подходил?

– Нет. Слушайте, вы не там ищете. Вчера все машины прошли проверку. Они были в отличном состоянии. Бомбу явно подсунули после того, как «кадиллак» выехал из гаража.

– Вы ошибаетесь, мистер Койл.

– По крайней мере, здесь ее подложить не могли.

– Вы в этом уверены?

– Я же сказал: вчера все машины прошли проверку.

– Вы их лично проверяли, мистер Койл?

– Как будто у меня нет других дел, кроме как проверять «кадиллаки», автобусы и мотоциклы.

– Кто их осматривал? Кто-то из ваших механиков?

– Нет, к нам приходил человек из городской автоинспекции.

– И сказал, что машины в порядке?

– Он осмотрел их до последнего винтика и объявил годными к строевой.

– И в моторы залезал?

– Да, он осмотрел их снаружи и изнутри. Коробки передач, сцепления. Часов шесть здесь провел, не меньше.

– Если бы в «кадиллаке» была бомба, он бы ее обнаружил?

– Еще бы!

– Скажите, мистер Койл, он не оставил письменного заключения, что машины в порядке?

– С какой стати? – удивился Койл. – Вы что, хотите снять с себя ответственность и все свалить на автоинспекцию?

– Мы просто пытаемся понять, как он мог не заметить бомбу, которая, вне всякого сомнения, была в одном из «кадиллаков».

– Никакой бомбы там не было.

– Мистер Койл, наши эксперты утверждают...

– А мне плевать, что утверждают ваши эксперты. Говорю вам, вчера все машины были прочесаны частым гребнем и в машине заместителя мэра, когда она уезжала из гаража, бомбы не было и быть не могло. Вот и все!