За дверью была слышна музыка. Классическая. Струнные инструменты. Оба детектива ничего не понимали в музыке: они не узнали композитора. Музыка звучала очень громко и была хорошо слышна на лестничной площадке. Они снова постучали.
– Кто там? – раздался голос.
– Полиция! – крикнул Карелла.
– Одну минуту!
Они принялись ждать. Струнные инструменты уступили место ударным и затем тому, в чем Карелла узнал гобой. Сквозь мелодичный перезвон он услышал, как щелкнул замок. Дверь отворилась. Музыка еще громче хлынула на лестничную клетку.
– Привет, – сказал Тимоти Мур.
На нем была спортивная рубашка с гербом и названием университета Рэмси красными буквами. На нем также были коричневые вельветовые брюки и стоптанные домашние тапочки.
– Заходите, – сказал он. – Я пришел домой всего несколько минут назад.
Его квартира состояла из гостиной, спальни и кухни. В этой части города, так близко от университета, он, вероятно, платил за квартиру примерно шестьсот долларов в месяц. Входная дверь открывалась прямо в небольшую гостиную, обставленную мебелью из комиссионного магазина: здесь были диван, стулья, настольная лампа и некрашеные книжные шкафы, в которых блестели корешки толстых томов. Карелла заключил, что это были книги по медицине. В углу комнаты на вешалке висел скелет человека. На столике у дивана стоял телефон и еще маленький транзистор на батарейках, из которого громко звучала какая-то симфония, или соната, или, возможно, концерт. Приемник был одним из тех маленьких японских транзисторов, как у Дженеро. Принципиально отличался только в одном: у Дженеро он всегда был настроен на станцию, передававшую рок-н-ролл. За диваном виднелась дверь в спальню, где стояла неубранная кровать. С другой стороны еще одна дверь вела в кухню.
– Сделаю потише, – сказал Мур и сразу подошел к приемнику. Пока он возился с регулятором громкости, Карелла подумал: почему он вообще не выключит радио? Но промолчал.
– Ну вот, – сказал Мур.
Звук все еще был достаточно громким, чтобы вызывать раздражение. Может быть, Мур глуховат, подумал Карелла. Или старается скрыть волнение, А скорее всего самого Кареллу раздражала чужая привычка слушать музыку. Привычка тех, кто, возможно, был туговат на ухо.
– Нам не хотелось беспокоить вас в университете, – сказал он громко, чтобы его голос был слышен. Как раз в эту минуту вступили кларнеты. Или флейты, может быть.
– А нельзя ли сделать еще чуть потише? – сказал Мейер, явно не щадя чувств людей, которые могли страдать от физических недостатков.
– Ах, извините, – сказал Мур и сразу подошел к радиоприемнику снова. – Он у меня все время включен. Иногда я забываю, что очень громко.
– Имеются исследования, – сказал Мейер.
– Какие исследования?
– О том, как развивалась глухота у поклонников рок-н-ролла.
– В самом деле?
– В самом деле, – сказал Мейер. – От всех этих децибелов.
– Ну, я еще не оглох, – сказал Мур и улыбнулся. – Не желаете что-нибудь? Кофе? Спиртного?
– Нет, спасибо, – сказал Карелла.
– Ну, садитесь. Будьте любезны. Вы сказали, что пытались найти меня в университете...
– Нет, мы не хотели беспокоить вас в университете.
– Спасибо за это. В последнее время я несколько отстал от программы, и отрывать меня от лекций было бы нежелательно. – Он поглядел вначале на Кареллу, а потом на Мейера. – Ну, что нового? Есть хорошие новости?
– Нет, – сказал Карелла. – Мы пришли не поэтому.
– А я было подумал...
– Нет, мне очень жаль.
– Вы полагаете... есть еще шанс, что вы его найдете?
– Мы работаем над этим, – сказал Карелла.
– Мистер Мур, – сказал Мейер, – вчера мы долго беседовали с девушкой, которую зовут Лонни Купер. Она танцует в «Жирной заднице».
– Да, я знаю ее, – сказал Мур.
– Она рассказала нам про вечеринку, которая была в ее квартире неделю назад, в воскресенье. Про вечеринку, на которую вы не пошли.
– Да, – сказал Мур с озадаченным видом.
– Она подтвердила, что на вечеринке был кокаин.
– Подтвердила?
– Ранее мы слышали об этом из трех различных источников.
– Да? – произнес Мур. У него по-прежнему был озадаченный вид.
– Мистер Мур, – сказал Карелла, – последний раз, когда мы говорили с вами, мы спрашивали, имела ли Салли Андерсон отношение к наркотикам. Вы сказали нам...
– Ну, на самом деле я не помню в точности, что...
– Мы спросили, в частности, была ли она связана с наркотиками? И на этот вопрос вы ответили «нет». Мы также спросили, занималась ли она еще какой-либо противозаконной деятельностью, и вы также ответили «нет».
– Правильно. Насколько мне известно, Салли не была связана с наркотиками и не занималась никакой противозаконной деятельностью.
– Вы по-прежнему утверждаете это?
– Да.
– Мистер Мур, четыре различных человека на сегодняшний день поведали нам, что Салли Андерсон нюхала кокаин на той вечеринке.
– Салли? – Он затряс головой. – Нет, извините. Я не могу поверить в это.
– Вы ничего не знали про эту ее привычку?
– Видите ли, кокаин не дает привыкания. Я говорю только строго с точки зрения физиологии. Абсолютно никаких нет признаков того, чтобы возникала потенциальная зависимость от чистых эфиров. Никаких вообще.
– А как насчет психологическойзависимости?
– Ну, это другое дело. Но когда вы спросили, была ли у Салли привычка...
–Мы спросили, зналили вы про эту ее привычку, мистер Мур.
– Я делаю исключение для слова «привычка»,вот и все. Но как бы то ни было, в ответ на ваш вопрос я скажу, что не верю, что Салли Андерсон употребляла кокаин. Как и другиенаркотики, если на то пошло.
– А как насчет марихуаны?
– Марихуану я не считаю наркотиком.
– Мы обнаружили волокна и семена марихуаны в ее сумочке, мистер Мур.
– Это очень вероятно. Но, как я сказал, я не считаю марихуану саму по себе наркотиком.
–Мы также нашли остатки кокаина.
– Это удивляет меня.
– Даже после того, что мы рассказали вам про вечеринку?
– Я не знаю, кто сказал вам, что Салли нюхала кокаин...
– Хотите услышать их имена?
– Да, если можно.
– Тина Вонг, Тони Асенсио, Майк Ролдан и Лонни Купер.
Мур тяжело вздохнул и покачал головой.
– Не понимаю, – сказал он. – У меня нет оснований не доверять вам, но...
– В вашем присутствии она никогда не употребляла кокаин, так?
– Никогда.
– И это полная неожиданность для вас?
– Да. Я просто поражен.
– Мистер Мур, когда вы встречались с мисс Андерсон, случалось ли вам видеться с ней по воскресеньям?
– По воскресеньям? – повторил он, и в эту минуту зазвонил телефон. – Извините, – сказал он и поднял трубку. – Алло! – сказал он. – Привет, мама! Как ты поживаешь? – сказал он и умолк, слушая ее ответ. – Нет, ничего нового. Вообще тут у меня сидят два детектива. Те, что работают над этим делом. Нет, еще нет. – Он снова замолчал на несколько секунд. – По-прежнему очень холодно, – сказал он. – А у тебя там как? Ну, мама, шестьдесят восемь градусов по Фаренгейту – это не холодно, на мой взгляд. – Он закатил глаза к потолку и затем сказал: – На самом деле я не уверен. В настоящее время у меня сессия. Может быть, когда будут весенние каникулы, посмотрим. Я знаю, что давно уже не приезжал, мама, но... Ну, август был не так давно. Нет, восемь месяцев не прошло, прошло только шестьмесяцев. Даже меньшешести месяцев. Ты хорошо себя чувствуешь? Как твоя рука? Вот как? Мне очень жаль, что так случилось. И ты к нему пошла? Ну, и что, онсказал, это было? Ну, вероятно, он прав. Мама, он ортопед, конечно, он должен разбираться в этом лучше меня. Что? Ну, мама, пока нет... Спасибо тебе, но я еще не стал врачом. Пока еще нет. Мое мнение почти ничего не стоит. Ну... Угу... угу... Ну, если тебе приятно думать, что я спас жизнь тому мальчику, очень хорошо. Но от этого я еще не врач. Да, любой человек мог сделать то же самое. Прием Геймлиха. Геймлиха. Мама, какая разница, как пишется это имя? – Он снова закатил вверх глаза. – Мама, но я действительно больше не могу разговаривать, у меня сидят детективы... Что? Да, я скажу им. Я уверен, что они делают все от них зависящее. Но я им скажу тем не менее. Да, мама. Я тебе скоро позвоню. До свидания, мама.
Он положил трубку, вздохнул с облегчением, обернулся к детективам и пояснил без надобности:
– Мать.
– Она еврейка? – спросил Мейер.
– Мать? Нет-нет.
– А говорила, как еврейка, – сказал Мейер и пожал плечами. – Может быть, всематери – еврейки, кто знает?
– Ей одиноко одной, – объяснил Мур. – После того как умер отец...
– Очень сочувствую, – сказал Карелла.
– Ну, уже прошло какое-то время. С июня. Говорят, нужен по меньшей мере год, чтобы оправиться после смерти или развода, и матери по-прежнему очень тяжело. Салли старалась облегчать ее страдания, но теперь... – Он покачал головой. – Просто ей так сильно не хватает его... Он был прекрасным человеком, мой отец. Он был врачом, как вы знаете. Хирургом. Я тоже хочу стать хирургом. Он заботился о нас так, словно мы были королевской семьей. Даже после того, как умер. Создал условия, чтобы мама не голодала до конца жизни. Даже мнеоставил достаточно денег, чтобы я мог закончить медицинский факультет и затем открыть свою практику. Прекрасный человек. – Он снова покачал головой. – Простите, что прервал вас. Вы спрашивали...
– Что это вы говорили про прием Геймлиха? – спросил Карелла.
Мур улыбнулся.
– Когда я приезжал домой в августе, произошла такая история. Мы были в ресторане, и я вижу – у одного парнишки лицо стало совершенно красным. Это был кубинец двенадцати лет, празднично одетый для торжественного воскресного семейного обеда. Мать решила, что я спятил, когда я обхватил парнишку сзади на уровне груди и пару раз его сильно тряхнул. Я уверен, вам знаком этот прием.
– Да, – подтвердил Мейер.
– Как бы то ни было, это помогло ему, – скромно сказал Мур. – Его родители были очень благодарны. Можно сказать, что я своими руками освободил Кубу. И, конечно, с тех пор я стал героем для моей матери.
– Сын – врач! – сказал Мейер.
– Да, – улыбнулся Мур.
– Хорошо, – сказал Карелла.
– Итак, о чем мы говорили?
– Про воскресенье и про Салли.
– Угу.
– Вы виделись с ней по воскресеньям?
– Иногда. Обыкновенно она бывала очень занята по воскресеньям. Воскресенье было ее выходным днем. В этот день они не давали вечерних представлений.
– Была занята чем?
– Ну, в основном всякими мелкими делами. Бегала туда-сюда. Случалось, мы виделись. Но очень редко. Тогда мы разглядывали витрины, иногда ходили в зоопарк или в музей, примерно так. По большей части Салли любила оставаться одна в воскресенье. Во всяком случае, в дневноевремя.
– Мистер Мур, вам случалось отправляться с ней в район окраин? Когда вы встречались с ней в те воскресные дни, вы когда-нибудь отправлялись в сторону окраин?
– Ну конечно. В сторону окраин?
– На окраину, – сказал Карелла. – На угол авеню Калвер и Восемнадцатой.
– Нет, – сказал Мур. – Никогда.
– А вы знаете, где это находится?
– Разумеется.
– Но вы никогда не ходили туда с Салли?
– С какой стати? Это один из самых паршивых районов у нас в городе.
– А Салли ходила туда одна? В воскресенье?
– Могла. Почему вы спрашиваете? Я не понимаю...
– Потому что Лонни Купер сказала нам, что Салли отправлялась туда каждое воскресенье за кокаином для себя и для нескольких человек, занятых в шоу.
– Ну вот, мы снова вернулись к кокаину. Я уже сказал: насколько мне известно, Салли не была связана ни с кокаином, ни с другими наркотиками.
– За исключением марихуаны.
– Которую я не считаю наркотиком, – сказал Мур.
– Но определенноне кокаин. Который, по вашему мнению, не создает привыкания.
– Это не просто мое мнение, мистер Карелла. Это некоторым образом... Почему вы обо всем этом спрашиваете?
– Вы знали, что Салли снабжала кокаином труппу?
– Не знал.
– Она скрывала это от вас, так?
– Я не думал, что между нами могли быть секреты. Но если она занималась противозаконной торговлей или... я не знаю, как правильно назвать...
– Да, вы правильно назвали, – сказал Карелла.
– То она скрывала это от меня. Я не догадывался.
– В какой степени она тратила деньги, мистер Мур?
– Простите?
– У вас не возникало, скажем, ощущения, что она живет не по средствам?
– Не по своим средствам?
– Ну, учитывая то, что она зарабатывала в театре.
– Никаких ощущений не возникало. Одевалась она хорошо. И мне кажется, она редко в чем себе отказывала... Мистер Карелла, если вы объясните, что вас интересует...
– Один человек, с которым мы говорили, намекнул, что у Салли был дополнительный заработок. Мы знаем наверняка, что она доставляла кокаин, пусть и в ограниченных количествах. Нам бы хотелось знать, не была ли ее деятельность в области торговли наркотиками шире.
–Мне очень жаль. Я рад вам помочь, но до последней минуты я не ведал, что она хоть как-то была связана с наркотиками.
– За исключением марихуаны, – снова сказал Карелла.
– Ну да.
– Вы можете предположить, какой она могла иметь ещеприработок?
– К сожалению, нет.
– Она не подрабатывала как проститутка? – спросил Мейер.
– Конечно, нет!
– Вы уверены?
– Абсолютно. Мы были очень близки. Практически мы проводили каждый день вместе. Я бы наверняка знал...
– Но вы не знали насчет кокаина.
– Нет, не знал.
– Она когда-нибудь говорила с вами о любой посторонней деятельности? О любом занятии, которое могло давать приработок?
– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Мур.
– Постарайтесь вспомнить, – сказал Карелла.
Мур умолк и, казалось, хранил молчание очень долго. Вдруг, словно его осенило, он вскинул склоненную голову и посмотрел на детективов.
– Конечно, – сказал он. – Я не понимал, когда она говорила об этом. Но, вероятно, это оно и было.
– Что именно?
– Ну, как она получала свой приработок.
– Как она получала? – спросил Мейер.
– Чем она занималась? – насторожился Карелла.
– "Льдом", – сказал Мур.
Глава 11
Семнадцатого февраля было ясное небо, и погода стояла на удивление мягкая. Им не удалось встретиться с Аланом Картером накануне. Когда они позвонили ему утром домой, оказалось, что он уже уехал в контору. Эту задержку они решили считать удачной.Она предоставляла возможность проделать «домашнюю работу» по предмету, который они намеревались затронуть в разговоре с продюсером.
Контора Картера располагалась в здании, что находилось в одном квартале на север от Стем, на территории участка Мидтаун-Ист. С одной стороны здания находился испанский ресторан, с другой – еврейский магазинчик деликатесов. В витрине ресторана была надпись: «Здесь говорят по-английски».В витрине магазина деликатесов можно было прочесть: «Здесь говорят по-испански».
"Наверное, в испанском ресторане не подают блинчиков", -подумал Мейер.
«Наверное, в еврейском заведении не подают плоских маисовых лепешек тортиллас», – подумал Карелла.
Здание было старым, с массивными медными дверями у единственного лифта в вестибюле. Указатель напротив лифта уведомлял, что компания с ограниченной ответственностью «Картер Продакшен, Лимитед»находится в комнате 407. Они поднялись на лифте на четвертый этаж, принялись искать комнату 407 и нашли ее в середине коридора слева от лифта.
Девушка со светлыми кудряшками сидела за столом сразу за входной дверью. На ней был коричневый спортивный костюм. Она жевала резинку и печатала на машинке.
– Чем могу помочь? – спросила она и взяла ластик.
– Мы хотим повидаться с мистером Картером, – сказал Карелла.
– Мы до двух часов не проводим прослушивания, – сказала девушка.
– Мы не актеры, – сказал Мейер.
– Не важно, – отрезала девушка и стерла слово на листке, который отпечатала, и подула на бумагу.
– Вы бы лучше употребляли белую замазку, – посоветовал Мейер. – От ластика машинка заедает.
– Замазка слишком долго сохнет, – возразила девушка.
– Мы из полиции. – Карелла показал ей свой значок. – Вы передадите мистеру Картеру, что детективы Мейер и Карелла хотели бы с ним повидаться?
– Почему же вы сразу не сказали? – воскликнула девушка и тотчас сняла трубку. Ожидая соединения, она наклонилась над столом, чтобы повнимательнее рассмотреть значок. – Мистер Картер, – сказала она, – тут пришли детективы Мейер и Каналья. -Она помолчала. – Да, сэр, – сказала она. Она положила трубку. – Можете пройти, – пригласила она.
– Моя фамилия – Карелла, – сказал Карелла.
– А я как сказала? – спросила девушка.
– Каналья.
Девушка пожала плечами.
Они открыли дверь в контору Картера. Он сидел за огромным столом, замусоренным тем, что – по мнению Кареллы – было сценариями. Три стены конторы были заклеены плакатами, которые рекламировали представления, предшествовавшие «Жирной заднице», – Карелла не узнал ни одного. Четвертая стена представляла из себя широкое окно, сквозь которое струился утренний солнечный свет. Когда они вошли, Картер встал, указал им на диван перед письменным столом и сказал:
– Садитесь, пожалуйста!
Детективы сели. Карелла тотчас перешел к главному.
– Мистер Картер, – спросил он, – что такое «лед»?
– Лед?
– Да, сэр.
Картер улыбнулся.
– Когда вода замерзает, она превращается в лед, – сказал он. – Это ребус?
– Нет, это не ребус, – сказал Карелла. – Итак, вы не знаете, что такое «лед»?
– Ах, вы говорите про «лед»? – сказал Картер.
– Да.
– Театральный «лед», вы это имеете в виду?
– Театральный «лед», – кивнул Карелла.
– Ну конечно, я знаю, что такое «лед».
– И мы тоже знаем, – сказал Карелла. – Давайте убедимся, что мы правильно поняли другу друга.
– Мне очень жаль, но...
– Доверьтесь нам, мистер Картер, – сказал Карелла.
– Но у меня назначена встреча на десять.
– Осталось еще десять минут. – Мейер взглянул на стенные часы.
– Мы постараемся побыстрее, – сказал Карелла. – Вначале будем говорить мы,а потом – вы,хорошо?
– Ну, я не знаю на самом деле, о чем...
– О том, как мы понимаем этот вопрос, – сказал Карелла. – Мы знаем, что «лед», или навар на билетах, – обычная практика в театре...
– Только не в моемтеатре, – сказал Картер.
– Как бы то ни было, – сказал Карелла и продолжал, словно бы его никто не прерывал: – Обыкновенная практика, дающая примерно двадцать миллионов долларов в год наличными, которые не облагаются налогами и не подотчетны инвесторам шоу.
– Ну, это завышенная цифра, – развел руками Картер.
– Я говорю в масштабах города, – сказал Карелла.
– Все равно это слишком высокая цифра. «Лед» не возникает, если только шоу не стало особенной удачей.
– Как «Жирная задница», – уточнил Карелла.
– Я полагаю, вы не хотите намекнуть, что кто-нибудь в «Жирной заднице»...
– Пожалуйста, выслушайте меня и скажите, правильно ли я понял, – сказал Карелла.
– Я уверен, что вы правильно поняли, – сказал Картер. – Вы не похожи на того, кто может явиться без подготовки.
– Я просто хочу убедиться, что я все правильно понял.
– Угу, – кивнул Картер со скептическим видом.
– Итак, мне удалось составить впечатление, – Карелла сложил ладони перед грудью, – что очень многим в шоу-бизнесе удалось разбогатеть на «льду».
– Конечно, говорят всякое на эту тему.
– А также и о том, как работает этот механизм. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. Итак, кто-то в кассе откладывает билетик и потом продает его брокеру по значительно более высокой цене. Верно я говорю?
– Да, примерно так и получается навар. Или, как у нас говорят, «лед».
– Текущая цена билета на хорошее место в «Жирной заднице» – сорок долларов, – продолжил Карелла. – Это за место в середине шестого ряда. За каждое из тех самых двух мест, что вы так великодушно предложили мне.
– Да, – кивнул Картер с кислым видом.
– Сколько мест в партере бронируется на каждый спектакль? – спросил Карелла.
– Мы сейчас говорим про «Жирную задницу»?
– Или про любой другой мюзикл. Можно взять «Жирную задницу» в качестве примера, если угодно.
– У нас около ста мест в партере, которые мы бронируем на каждый спектакль, – сказал Картер.
– Кому достаются билеты на эти места?
– Некоторые получаю я как продюсер. Владелец театра получает некоторое количество. Получают билеты творческие работники, ведущие актеры, кое-кто из крупных инвесторов и так далее. Мне кажется, мы однажды обсуждали это, разве нет?
– Я просто хотел прояснить, – сказал Карелла. – Что происходит с теми билетами, если люди, для которых они забронированы, не являются за ними?
– Их отдают на распродажу в кассу.
– Когда?
– В нашем городе за сорок восемь часов до начала каждого спектакля.
– На распродажу кому?
– Кому угодно.
– Любому, кто придет с улицы?
– Ну, обыкновенно нет. Ведь это отборные места.
– Так кто их получает?
– Их обычно продают брокерам.
– По цене, напечатанной на билетике?
– Разумеется.
– Не разумеется, – сказал Карелла. – Вот тут-то и возникает навар под названием «лед», верно?
– Если кто-нибудь, связанный с шоу, занимается наваром на билетах, то – да. Здесь возникает «лед».
– Короче говоря, человек, который заведует кассой...
– Это наш менеджер труппы.
– Ваш менеджер труппы или кто-то другой берет эти невостребованные билеты на места в партер и продает брокеру – или нескольким брокерам – по цене, которая выше установленной за билет.
– Да, это называется «льдом». Разница между законной ценой за билет и тем, что получает за билет «снежный человек».
– Иногда двойную цену, так?
– Ну, я не знаю, как на самом деле. Как я сказал...
– Восемьдесят долларов за билет стоимостью в сорок долларов – такое возможно?
– Возможно. Если очень популярный мюзикл.
– Вроде «Жирной задницы».
– Да, но никто...
– И тогда брокер возьмет билет, за который он заплатил восемьдесят долларов, и продаст клиенту за сто пятьдесят, так?
– Вы уже говорите про «скальпирование». «Скальпирование» противоречит закону. Брокер театральных билетов может превышать обозначенную в билете цену только на два доллара за билет. Больше нельзя. Согласно закону.
– Но ведь есть брокеры, которые нарушают закон.
– В этом состоит их бизнес, но не мой.
– Кстати сказать, – заметил Карелла, – «лед» такжепротиворечит законодательству.
– Он может противоречить закону, – сказал Картер, – но, по моему мнению, он никому не вредит.
– То есть это просто преступление без жертв, так? – спросил Мейер.
– На мой взгляд.
– Наподобие проституции, – уточнил Мейер.
– Ладно, проституция – это другой вопрос, – сказал Картер. – Девушек превращают в жертв, конечно. Но что касается «льда»... – Он пожал плечами. – Давайте предположим, что кто-то в кассе зарабатывает «лед». Такой человек не крадет места в партере, как вы знаете. Если билет стоит сорок долларов, он положит сорок долларов в кассу, прежде чем отдаст его брокеру.
– За двойную цену, – сказал Карелла.
– Это не важно. Главное – это то, что шоу получит сорок долларов, которое оно должно получить за билет. Шоу не теряет денег на билете. И инвесторы не теряют денег.
– Но люди, которые заняты в «ледяной»операции, зарабатывают кучу денег.
– Ну, не такую уж кучу, – сказал Картер и пожал плечами. – Сказать вам по правде, если брать некоторые спектакли, к каким я имею отношение, то ко мне приходили менеджеры и предлагали заработать «лед», но я всегда отклонял такие предложения. – Картер улыбнулся. – Зачем иметь неприятности из-за мелочи?
– Но вы сказали, что целая сотня мест...
– Верно.
– При наваре в сорок долларов за каждое место это составляет четыре тысячи долларов за спектакль. Сколько спектаклей бывает в неделю, мистер Картер?
– Восемь.
– Умножаем на четыре тысячи и получаем тридцать две тысячи в неделю. Это составляет примерно... Сколько, Мейер?
– Что? – произнес Мейер.
– В год.
– А-а... Около двух миллионов долларов в год. Примерно миллион шестьсот-семьсот.
– Это мелочи, мистер Картер?
– Ну, знаете, «лед» в шоу обыкновенно делится. Иногда на четыре-пять частей.
– Ну, скажем, делится на пять частей, – предположил Карелла. – Это все равно составляет примерно двести-триста тысяч долларов навара на человека. Это большие деньги, мистер Картер.
– Но за них не стоит идти в тюрьму, – сказал Картер.
– Тогда зачем вы делаете это? – спросил Мейер.
– Простите, не понял? – сказал Картер.
– Зачем вы берете «лед» с «Жирной задницы»?
– Это официальное обвинение? – спросил Картер.
– Да, – сказал Карелла.
– Тогда, может быть, я должен позвать адвоката?
– Может быть, вы должны прежде выслушать нас, – сказал Карелла. – Вы все время порываетесь звонить адвокату.
– Если вы обвиняете меня...
– Мистер Картер, верно ли, что Салли Андерсон была курьером в вашей «ледяной» операции?
– В какой «ледяной» операции?
– Мы слышали, что Салли Андерсон передавала билеты на забронированные места различным брокерам и собирала с них наличные за эти билеты, а затем приносила наличность менеджеру труппы. Это правда; мистер Картер? Не была ли Салли Андерсон, по сути, сборщицей навара в вашей «ледяной» операции?
– Если кто-нибудь у меня в театре получает «ледяной» навар...
– Кто-то получает,мистер Картер.
– Но не я.
– Давайте еще кое-что проясним, – нажал Карелла.
– Нет, давайте позвоним моему адвокату. – Картер снял трубку.
– У нас имеются доказательства, – сказал Карелла.
Он солгал: никаких доказательств у них не было. Лонни Купер намекнула, что Салли где-то имеет приработок. Тимоти Мур сказал им, что она собирала «ледяной» навар для Картера. Ни то, ни другое не являлось доказательством. Но от слов Кареллы Картер замер на месте. Он положил трубку обратно на аппарат. Он вытряс сигарету из пачки на столе и закурил, затянулся и выдохнул целое облако дыма.
– Какие доказательства?
– Давайте сделаем пару шагов назад, – снова сказал Карелла.
– Почему вы сказали нам, что были едва знакомы с Салли? – спросил Карелла.
– Ну, вот мы опять к этому вернулись. – Картер начал раздражаться.
– Заблудились в лесу и вернулись на то же место, – улыбнулся Мейер.
– Мы полагаем, потому что она участвовала в «ледяной» операции вместе с вами, – сказал Карелла.
– Ничего не знаю ни про какую «ледяную» операцию.
– И, может быть, она захотела получать более крупный кусок пирога...
– Смехотворно!
– Или, может быть, грозилась дунуть в свисток...
– Не знаю, о чем вы говорите, – сказал Картер.
– Мы говорим об убийстве.
– Об убийстве? Ради чего? Из-за того, что Салли имела какое-то отношение ко «льду»?
– Мы знаем, что она имела отношение ко «льду», – сказал Мейер. – И не какое-то.Она имела отношение также к вам,мистер Картер. Она была вашим курьером. Она относила билеты и забирала...
– Только раз! -крикнул Картер.
Наступила пауза. Детективы смотрели на него.
– Я не имею никакого отношения к ее убийству, – сказал Картер.
– Мы слушаем, – сказал Мейер.
– Это было только раз.
– Когда?
– В ноябре.
– Почему только раз?
– Потому что Тина была больна.
– Тина Вонг?
– Да.
– И что произошло?
– Ну, она не могла сделать обход в тот день. И она попросила Салли сделать это за нее.
– Без вашего ведома?
– Она вначале позвонила мне. У нее был грипп, высокая температура, она лежала в постели. Я сказала ей, что все будет в порядке. Салли была ее лучшей подругой. И я решил, что мы можем довериться ей.
– И поэтому вы отрицали, что знаете ее?
– Да. Я представил себе... если что-то из этого выплывет наружу, то вы могли бы подумать...
– Мы подумали бы как раз о том, о чем мы думаем сейчас,мистер Картер.
– Нет. Вы ошибаетесь. Это было только один раз тогда. Салли никогда не хотела ничего сверх. Салли никогда не угрожала мне...
– Сколько она получила за свои услуги? – спросил Мейер.
– Двести долларов. Но это был один-единственный раз.
– Сколько вы даете Тине? Она является вашей постоянной сборщицей навара?
– Да. Она получает ту же самую сумму.
– Двести долларов за каждый сбор и доставку?
– Да.
– Двести долларов в неделю?
– Да.
– А вы сколько получаете?
– Мы делим «лед» на четыре части.
– Кто?
– Я, генеральный менеджер, менеджер труппы и главный кассир.
– Делите тридцать две тысячи в неделю?
– Примерно.
– Значит, ваша доля – это примерно четыреста тысяч в год, – сказал Мейер.
– Не облагаемых налогами, – подтвердил Картер.
– А доходов от шоу вам не хватало? – спросил Мейер.
– Ну, никто от этого еще не пострадал, – сказал Картер.
– Кроме вас и ваших друзей, – сказал Карелла. – Ладно, мы уходим.
– Почему? – спросил Картер. – Вы очень спешите?
Детективы переглянулись.
– Ну, рассказывайте, какие у вас доказательства, – сказал Картер.