– Отлично, – сказал Браун.
В департаменте полиции бытовала такая присказка: самое верное место, где тебя непременно убьют, – это на углу Ландис-авеню и Портер-стрит, а самое удачное время для этого – полночь в любую субботу августа. Браун и Клинг считали удачей, что они прибыли на тот самый угол в полдень студеного февраля, но они вовсе не были рады оказаться в Даймондбэке в принципе. Брауну место назначения нравилось еще меньше, чем Клингу. Даймондбэк, в 83-м участке, был исключительно «черным районом», и многие местные жители полагали, что черный полицейский – это самый гнусный полицейский в мире. Даже добропорядочные граждане – а таких здесь было гораздо больше, чем сводников, торговцев наркотиками, вооруженных грабителей, взломщиков, проституток и различных мелких воришек, – чувствовали, что если возникали проблемы с законом, то лучше пойти к белому, чем к любому из собратьев. Черный полицейский напоминал исправившуюся проститутку: с таким не хотелось иметь дело.
– Как звать того парнишку? – спросил Браун.
– Эндрю Флит, – сказал Клинг.
– Он белый или черный?
– Черный, – сказал Клинг.
– Отлично, – сказал Браун.
Последний адрес Флита указывал на один из хмурых многоквартирных домов на авеню Сент-Себастьян, которая начиналась у восточного края Гровер-парка и пролегала с севера на восток вдоль тринадцати кварталов между авеню Ландис и Айсола. Далее она переходила в другой проезд под названием Адамс-стрит, вероятно, в честь второго президента Соединенных Штатов или даже шестого. Сегодня, во вторник, авеню Сент-Себастьян выглядела особенно хмуро. Бедный район можно всегда отличить от других: улицы здесь чистят и посыпают песком в последнюю очередь в этом городе. Мусор, особенно в плохую погоду, накапливается, видимо, с целью поощрения свободного предпринимательства среди крысиной популяции. В Даймондбэке крысы величиной с кошку бесстрашно прогуливаются по улице при свете дня. Когда Клинг припарковал машину у сугроба перед домом Флита, было десять минут двенадцатого. Не было видно ни одной крысы, но мусорные ящики вдоль улицы были переполнены. Мусор также примерз к обледенелому тротуару. Люди в этих краях не пользовались пластиковыми мешками для мусора. Мешки тоже стоят денег.
Два чернокожих старика стояли у огня, который они разожгли в отпиленной половинке бочки от бензина, и грели руки. Браун и Клинг прошли мимо них к парадному здания. Старики тотчас догадались, что они детективы. Старики даже не подняли глаз, когда Браун и Клинг поднимались по ступенькам парадного. А Браун и Клинг не стали смотреть на двух стариков. Негласное правило звучало так: если ты нарушил закон, то между тобой и полицией доверия быть не может.
В небольшом вестибюле они осмотрели почтовые ящики. Только на двух из них были таблички с фамилиями.
– У нас есть его номер квартиры? – спросил Браун.
– 3 "В", – сказал Клинг.
Замок внутренней двери вестибюля был сломан. Естественно. В патроне, свисавшем с потолка, не было лампочки. Естественно. Коридор был темным, а ступеньки, ведущие наверх, были еще темнее.
– Надо было взять фонарик из машины, – сказал Браун.
– Да, – сказал Клинг.
Они поднялись по ступенькам на третий этаж.
Они прислушались, стоя перед дверью в квартиру Флита.
Тишина.
Они еще прислушались.
По-прежнему тишина.
Браун постучал.
– Джонни? – послышался голос.
– Полиция, – сказал Браун.
– Ах!
– Откройте, – сказал Браун.
– Сейчас, секунду.
Браун посмотрел на Клинга. Оба пожали плечами. Они услышали шаги, приближающиеся к дверям, затем – как кто-то возится с дверной цепочкой. Затем услышали, как отперли замок. Дверь открылась. Перед ними стоял худой чернокожий парень в синих джинсах и светло-коричневом свитере.
– Да? – сказал он.
– Эндрю Флит? – сказал Браун и показал ему свой значок и удостоверение.
– Да?
– Вы Эндрю Флит?
– Да?
– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Можно войти?
– Да, конечно, – сказал Флит и посмотрел мимо них в сторону лестничной клетки.
– Или вы ждете кого-то?
– Нет-нет, заходите.
Он отступил в сторону, давая им пройти. Они стояли в небольшой кухоньке. Единственное окно, обледенелое по краям, выходило на кирпичную стену дома напротив. В мойке лежала груда немытых тарелок. На столике стояла пустая бутылка от вина. Над головой от стены к стене была натянута бельевая веревка. На ней сушились спортивные шорты.
– Здесь холодновато, – сказал Флит. – Отопление сегодня почти не доходит до нас. Мы уже звонили в мэрию.
– Кто это «мы»? – спросил Браун.
– Ну, один парень из комитета жильцов. Через открытую дверь кухни они могли видеть неубранную постель. На полу у постели лежала куча грязной одежды. На стене над кроватью висела обрамленная картина с Иисусом, воздевшим руку для благословения.
– Вы живете один? – спросил Браун.
– Да, сэр, – сказал Флит.
– У вас всего две комнаты?
– Да, сэр.
Он вдруг стал обращаться к ним «сэр». Они переглянулись: видимо, он боялся чего-то.
– Можно вам задать несколько вопросов? – спросил Браун.
– Конечно. Но... гм... вы знаете, как вы сказали, я как бы кое-кого жду.
– Кого? – спросил Клинг. – Джонни?
– Да, на самом деле, да.
– Кто такой Джонни?
– Мой друг.
– Вы все еще употребляете героин? – спросил Браун.
– Нет-нет. Кто вам сказал?
– Ваш «послужной список», во всяком случае, – сказал Клинг.
– У меня нет «послужного списка». Я в тюрьме не сидел.
– Никто и не говорил, что вы сидели.
– Вас арестовали в июле, – сказал Браун. – Вам было предъявлено обвинение в ограблении первой степени.
– Да, но...
– Вас отпустили, мы знаем.
– Это был условный приговор.
– Потому что вы были несчастным затюканным наркоманом, так?
– Да, мне в ту пору очень не везло, это правда.
– Но больше вы не употребляли?
– Нет. Надо быть психом, чтобы баловаться этим.
– Угу, – сказал Браун. – Так кто этот ваш друг Джонни?
– Просто друг.
– Не дилер случайно?
– Нет-нет. Ладно вам, хватит.
– Где вы были в субботу вечером, Эндрю? – спросил Клинг.
– В прошлую субботу вечером?
– Вернее, в ночь на воскресенье. В два часа ночи. А воскресенье было четырнадцатое число.
– Да, – сказал Флит.
– Что «да»?
– Пытаюсь вспомнить. Почему вы спрашиваете? Что случилось в прошлую субботу вечером?
– Расскажите нам, – сказал Браун.
– В субботу вечером, то есть ночью... – сказал Флит.
– Или в воскресенье утром, если вам так больше нравится.
– В два часа утра... – сказал Флит.
– Ну, вы поняли, – сказал Клинг.
– Я был здесь, по-моему.
– Кто-нибудь был с вами?
– Это статья 220? – спросил Флит, имея в виду раздел уголовного кодекса, определяющий обращение с наркотиками.
– Кто-нибудь был с вами? – повторил Клинг.
– Разве вспомнишь? Это было... Когда? Три дня назад? Четыре?
– Попытайтесь вспомнить, Эндрю, – сказал Браун.
– Пытаюсь.
– Вы помните, как звали того человека, которого вы ограбили?
– Да.
– Как его звали?
– Эдельбаум.
– Вы уверены?
– Да, его звали так.
– Вы видели его с тех пор?
– Да, на суде.
– И, по-вашему, его зовут Эдельбаум, а?
– Да, его зовут Эдельбаум.
– Вы знаете, где он живет?
– Понятия не имеете, где он живет, а?
– Откуда мне знать, где он живет?
– Вы не помните, где его магазин?
– Помню, конечно. На Норт-Гринфилд.
– Но не помните,где он живет, а?
– Да я и не знал никогда. Как же я могу помнить?
–Но если бы вы захотели узнать его адрес, то заглянули бы в телефонную книгу, верно? – спросил Браун.
– Ну конечно, но зачем бы мне это делать?
– Где вы были четырнадцатого февраля в два часа утра? – спросил Клинг.
– Я сказал: я был здесь.
– Кто-нибудь был с вами?
– Если это статья... Хорошо, мы подкуривали, – сказал Флит. – Вы об этом хотели узнать? Отлично, теперь вы знаете. Мы курили травку, и я по-прежнему наркоман. Большое дело! Обыщите квартиру, если желаете. Найдете разве чуток. Слишком мало для ареста, уж это точно. Ну, вперед! Ищите.
– Кто это «мы»? – спросил Браун.
– Что?
– Кто был с вами в субботний вечер?
– Ну, Джонни... Теперь вы довольны? Что же мы тут такое делали, от чего весь мир мог пострадать?
– Джонни... как по фамилии?
Раздался стук в дверь. Флит поглядел на двух полицейских.
– Открой, – сказал Браун.
– Послушайте...
– Открой.
Флит вздохнул и подошел к двери. Он повернул замок и открыл дверь.
– Привет, – сказал он.
Черная девушка, которая стояла в дверях, не могла быть старше шестнадцати. На ней была красная лыжная куртка поверх синих джинсов и сапоги на высоких каблуках. Она была привлекательной, но помада у нее на губах была слишком яркой, щеки ее были густо нарумянены, а глаза были оттенены и подведены по вечернему, хотя был полдень – двадцать минут первого.
– Заходите, барышня, – сказал Браун.
– Что стряслось? – спросила она, сразу узнав в них полицейских.
– Ничего не стряслось, – сказал Клинг. – Не желаете поведать нам, кто вы?
– Эндрю?.. – Она повернулась к Флиту.
– Не знаю, что им нужно, – сказал Флит и пожал плечами.
– У вас есть ордер? – спросила девушка.
– Нам не нужен ордер. Это обычное расследование, и ваш друг пригласил нас в дом, – сказал Браун. – Почему вы спрашиваете про ордер? Вам есть что скрывать?
– Это статья 220? – спросила она.
– Вы оба, кажется, хорошо выучили статью 220, – сказал Браун.
– Век живи – век учись, – пожала плечами девушка.
– Как вас зовут? – спросил Клинг.
Она снова посмотрела на Флита. Флит кивнул.
– Корина, – сказала она.
– А фамилия?
– Джонсон.
Постепенно до них дошло. Вначале просветлело лицо Брауна, а следом за ним – физиономия Клинга.
– Джонни, так?
– Да, Джонни, – сказала девушка.
– Вы самисебя так зовете?
– Если вас зовут Кориной, вы станете себя называть Кориной?
– Сколько вам лет, Джонни?
– Двадцать один, – сказала она.
– Даю вам еще одну попытку, – сказал Клинг.
– Восемнадцать, годится?
– А не шестнадцать? – спросил Браун. – Или еще меньше?
– Я достаточно взрослая, – сказала Джонни.
– Для чего? – спросил Браун.
– Для всего, что мне нужно делать.
– Сколько времени вы работаете на улице? – спросил Клинг.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы проститутка, верно, Джонни? – спросил Браун.
– Кто вам это сказал?
Ее глаза стали холодными и матовыми, как лед на оконном стекле. Руки она теперь держала в карманах лыжной куртки. Клинг с Брауном готовы были поспорить, что она сжимала кулаки.
– Где вы были в прошлую субботу вечером? – спросил Клинг.
– Джонни, они...
– Замолчите, Эндрю! – сказал Браун. – Где вы были, барышня?
– Когдаименно?
– Джонни...
– Я велел вам молчать! – воскликнул Браун.
– В прошлую субботу ночью. В два часа ночи, – сказал Клинг.
– Здесь, – сказала девушка.
– Что вы делали?
– Подкуривали.
– С какой стати? На улице плохо шли дела?
– Шел снег, -со злобой сказала Джонни. – Все хряки попрятались в собственные постельки.
– В котором часу вы пришли сюда? – спросил Браун.
– Я здесь живу,дядя, – сказала она.
– А мы думали, что вы живете здесь один, Эндрю, – сказал Клинг.
– Да, я не хотел никого больше вовлекать. Понимаете?
– Так что вы были здесь всю ночь, а? – спросил Браун.
– Ну, я так не говорила, – ответила девушка. – Я вышла примерно... когда, Эндрю?
– Оставьте в покое Эндрю. Рассказывайте нам.
– Примерно в десять. Приблизительно в это время начинается работа. Но улицы были пусты, как сердце путаны.
– Когда вы вернулись?
– Примерно в полночь. Мы сели за стол около полуночи, верно, Эндрю?
Флит хотел ответить, но Браун остановил его взглядом.
– И вы находились здесь с полуночи до двух? – спросил Клинг.
– Я была здесь с полуночи до следующего утра.Я сказала вам, дядя: я здесь живу.
–А Эндрю не выходил из квартиры в эту ночь?
– Нет, сэр, -сказала Джонни.
– Нет, сэр, – повторил Флит, выразительно кивая.
– Куда вы пошли на следующее утро?
– На улицу. Посмотреть, смогу ли отыграться.
– В какое время?
– Рано. Около одиннадцати часов. Примерно так.
– Удалось отыграться?
– Снег затрудняет всякое движение. – Она говорила не про дорожное движение. – Клиенты приезжают из Флориды. Как только они оказываются в Северной Каролине, они уже по колено в снегу. В такую погоду не везет в двух ремеслах: путанам и торговцам травкой.
Браун мог назвать еще пару-другую профессий, кому не везет в такую погоду.
– Берт, – сказал он.
Клинг глянул на парня с девушкой.
– Поехали отсюда, – сказал он.
Они прошли по улице молча. Два старика по-прежнему грели руки у огня. Когда Клинг завел мотор, печка снова залязгала.
– Похоже, они чистые, ты как думаешь? – спросил Браун.
– Да, – сказал Клинг.
– Он даже перепутал фамилиютого человека, – сказал Браун.
Они ехали в сторону центра молча. Приближаясь к участку, Браун пробормотал:
– Просто плакать хочется.
Клинг понял, что тот говорит вовсе не о том, что в расследовании убийства Эдельмана они не продвинулись ни на йоту.
Глава 10
Смотрителя здания, в котором жила Салли Андерсон, после ее убийства постоянно донимали полицейские. А теперь еще и монах явился. Смотритель не был религиозным человеком. Ни небеса, ни преисподняя его не интересовали, и с монахом ему говорить было не о чем. Он был занят важным делом – сыпал соль на тротуар, чтобы растопить наледь.
– Что вам нужно от нее? – спросил он брата Антония.
– Она заказала Библию, – сказал брат Антоний.
– Что?
– Библию. От «Ордена благочестивых братьев», – сказал он, полагая, что это звучит достаточно свято и торжественно.
– Ну и что дальше?
– Я из этого ордена, – торжественно произнес брат Антоний.
– И что дальше?
– Я хочу отдать ей Библию. Я поднимался наверх, но в ее квартире, если номер правильно указан на почтовом ящике, никто не отзывается. Мне подумалось, не сможете ли вы...
– Вы убедились, что никто не отзывается, – сказал смотритель.
– Верно, – сказал брат Антоний.
– И никогда никто не отзовется. Во всяком случае, она сама.
– Ах, мисс Андерсон переехала?
– Разве у вас нет контакта?
– Какого контакта?
– С Богом.
– С Богом?
– Разве Бог не посылает вам с неба ежедневную сводку новостей?
– Не понимаю, о чем вы говорите, сэр, – состроил обиженную гримасу брат Антоний.
– Разве Бог не посылает вашему брату стандартный перечень по всей форме, как полагается? Ну, кто отдал концы и куда отправился? – воскликнул смотритель, с рвением атеиста разбрасывая соль по тротуару. – В какое место назначения: в рай, в ад или в чистилище?
Брат Антоний молча глядел на него.
– Салли Андерсон умерла, – сказал смотритель.
– Очень прискорбно это слышать, – произнес брат Антоний. – Dominus vobiscum.
– Et cum spiritu tuo[9], – сказал смотритель – он воспитывался в католической семье.
– Да будет Господь милосерден к ее вечной душе, – сказал брат Антоний. – Когда она умерла?
– В прошлую пятницу вечером.
– Что явилось причиной смерти?
– Три дырки от трех пуль – это три причины для смерти.
Брат Антоний широко раскрыл глаза.
– Прямо здесь, на тротуаре, – сказал смотритель.
– А полиция знает, кто это сделал? – спросил брат Антоний.
– Полиция не знает, как правильно сморкаться, – сказал смотритель. – Вы газет не читаете? Об этом писали все газеты.
– Я не знал.
– Латынь отнимает у вас слишком много времени, как мне кажется, – сказал смотритель, разбрасывая соль. – Ваши kyrie eleison[10].
– Да, – сказал брат Антоний. Он никогда не слышал этих слов. Они хорошо звучали. Он решил использовать их в будущем. Употреблять kyrie eleison поочередно с Dominus vobiscum. Et cum spiritu tuo. Эта присказка -тоже очень хороша. И затем ему пришло в голову, что здесь наблюдается удивительное совпадение. Во вторник две пули получает Пако Лопес, а в пятницу три пули получает его поставщик.
И вдруг все это перестало выглядеть как мелочь. Два убийства были похожи на почерк крупных наркодельцов – «латиносов». Он даже спросил себя, надо ли ему ввязываться в такие разборки. Конечно, ему не хотелось лежать убитым в багажнике автомашины на стоянке у аэропорта Спиндрифт. Тем не менее он чувствовал, что натолкнулся на что-то такое, что может дать ему с Эммой по-настоящемубольшие деньги. Если они будут вести правильную игру. Поначалу, во всяком случае. У них будет достаточно времени для того, чтобы вступить в игру, как только они поймут, как это все происходит.
– Как она зарабатывала на жизнь? – спросил он смотрителя.
– Она была танцовщицей, – ответил тот.
Танцовщица, подумал брат Антоний. Ему тотчас представилось, как обучают танцам в школе Артура Марри. Когда-то, много лет назад, он был женат на одной даме, хозяйке закусочной. Она уговорила его ходить вместе на уроки танцев. Не в школу Артура Марри. И не в школу Фрэда Астора. Заведение называлось... Нет, не вспомнить. В общем, учиться танцевать «Ча-ча-ча». Она обожала «Ча-ча-ча». Когда брат Антоний в первый раз оказался в зале наедине с инструктором – хорошенькой брюнеточкой в облегающем платье, похожей скорее на шлюху, чем на учительницу танцев, он возжелал ее. Девушка сказала ему, что у него легкие ноги, что он знал и без нее. Он облепил руками ее маленькую атласную попку, и так они отрабатывали приемы. Но тут вошла жена, увидела их и решила прекратить уроки «Ча-ча-ча». «Легкий шаг» – вот как называлось то заведение. Но это было очень давно, еще до того, как с его женой произошел несчастный случай. В связи с этим случаем он отсидел год в тюрьме Кастлвью, по статье за убийство. Сколько воды утекло, подумал брат Антоний, kyrie eleison.
– В этом известном мюзикле, который идет в деловом центре города, – сказал смотритель.
– Что вы имеете в виду? – спросил брат Антоний.
– "Жирную задницу".
Брат Антоний никак не мог понять, о чем идет речь.
– Представление, – сказал смотритель. – В театре.
– Где именно? – спросил брат Антоний.
– Я не знаю, как называется театр. Купите газету. Может быть, найдете какую-нибудь на латинском языке.
– Благослови вас Господь, – сказал брат Антоний.
* * *
Телефон на столе Клинга зазвонил, как раз когда они с Брауном выходили из комнаты детективов. Он наклонился через перила и взял трубку.
– Клинг слушает, – сказал он.
– Берт, это Эйлин.
– А, привет, – сказал он. – Я собирался позвонить тебе попозже.
– Ты нашел ее?
– Там, где ты сказала. На заднем сиденье машины.
– Знаешь, сколько сережек я растеряла на задних сиденьях машин? – спросила Эйлин.
Клинг промолчал.
– Много лет назад, конечно, – сказала она.
Клинг опять промолчал.
– Когда была подростком, – сказала она.
Тишина затягивалась.
– Ну, – сказала она, – я рада, что ты нашел ее.
– Что мне с ней делать? – спросил Клинг.
– По-моему, ты не собираешься в мою сторону?
– Ну...
– В суд? В лабораторию? К окружному прокурору?
– Нет, но...
Она ждала.
– Вообще я живу рядом с мостом.
– Рядом с мостом Калм-Пойнт-бридж?
– Да.
– Ах, очень хорошо! Ты знаешь «Вид с моста»? На самом деле это подмостом. Маленький винный бар.
– А-а...
– Просто я не хочу нарушать твоих планов.
– Ну...
– Пять часов тебе подойдет? – спросила Эйлин.
– Я как раз ухожу из конторы, не знаю, когда...
– Этот бар находится в конце Лэмб-стрит, под мостом, прямо над рекой, его с другим не спутаешь. Итак, в пять часов. Хорошо? Я угощаю в награду за находку, скажем так.
– Ну...
– Или у тебя другие планы? – спросила Эйлин.
– Нет, других планов нет.
– Итак, в пять часов?
– Хорошо, – сказал он.
У Клинга было смущенное лицо.
– Что это было? – спросил Браун.
– Серьга Эйлин, – сказал Клинг.
– Что? – спросил Браун.
– Не важно, – ответил Клинг.
* * *
К трем часам дня они уже трижды обыскали маленькую контору Эдельмана на втором этаже, а может быть, и четырежды, если учитывать дополнительные полчаса, в течение которых они снова рылись в письменном столе. Браун хотел заканчивать. Клинг напомнил, что они еще не заглядывали в сейф. Браун заметил, что сейф заперт. Клинг позвонил в отряд «Сейфы и замки». Детектив, который взял трубку, сказал, что пришлют кого-нибудь в течение получаса. Браун закурил, и они снова принялись осматривать контору.
Контора была первой по коридору от лестницы. Возможно, это объясняло, почему Эндрю Флит выбрал ее для ограбления в июле. Грабитель-наркоман беспокоился только о быстроте операции и о конкретной цели. На матовом стекле входной двери было выведено золотом «Братья Эдельманы» и ниже – «Драгоценные камни». Миссис Эдельман сказала им, что муж работал один. Браун с Клингом заключили, что фирма получила название, когда еще былбрат-партнер. Может быть, брат умер, а может быть, больше не участвовал в деле. Каждый сделал себе пометку, каждый – в своем блокноте: позвонить миссис Эдельман и уточнить этот факт.
Сразу за входной дверью была как бы прихожая шириной четыре фута, упиравшаяся в прилавок высотой до уровня груди. За прилавком была решетка – такая же стальная сетка, как и в клетке для содержания преступников в комнате детективов. Слева от прилавка находилась стеклянная дверь, укрепленная такой же защитной сеткой. Кнопка с обратной стороны прилавка при нажатии отпирала замок двери во внутреннее помещение. Но сетка не могла помешать грабителю просунуть дуло пистолета через любое отверстие, имевшее форму граненого алмаза, и потребовать, чтобы нажали кнопку, освобождающую дверной запор. Вероятно, так все и происходило в тот июльский вечер. Эндрю Флит ворвался в контору, наставил пистолет на Эдельмана и приказал ему отпереть дверь. Стальная сетка была столь же бесполезна, как и купальный костюм в метель.
Обратная сторона разделительного прилавка напоминала аптекарский шкаф: в нем было множество крохотных ящичков, и на каждом – наклейки с названиями камней. Никто не был в конторе Эдельмана с тех пор, как его убили, но удивительным образом все ящички были пусты. Из чего Клинг с Брауном заключили, что Эдельман положил свое добро в сейф и лишь потом отправился домой. Оба детектива с самого начала перед осмотром надели хлопчатобумажные перчатки и работали в них. Было непохоже, чтобы убийца побывал здесь, прежде чем отправиться на окраину и устроить засаду на Эдельмана в гараже под его домом, но ребята из криминального отдела еще не осматривали помещение, и детективы не хотели рисковать. Если бы они нашли остатки чего-нибудь, отдаленно напоминающего кокаин, они бы тотчас позвонили в центр. Они работали строго по правилам. Криминальный отдел не вызывали на место, которое не являлосьместом преступления, если только у вас не было слишком серьезных оснований подозревать, что это место как-то связано спреступлением. Но пока у них не было оснований для таких подозрений.
Детектив из отряда «Сейфы и замки» приехал сорок минут спустя, то есть довольно быстро, учитывая состояние дорог. На нем был шоферский овчинный полушубок, ушанка, перчатки с начесом, толстые шерстяные брюки, пуловер с воротником под горло и черные резиновые сапоги. В руке он держал черный чемоданчик. Он поставил чемоданчик на пол, снял перчатки и потер ладони одну о другую.
– Ну и погодка! – сказал он и протянул правую руку. – Меня зовут Турбо, – сказал он и пожал руку вначале Брауну, а затем Клингу, которые, в свою очередь, представились ему.
Брауну показалось, что Турбо похож на изображение Санта Клауса в иллюстрированном издании «Ночь перед Рождеством», которое он ритуально читал своему ребенку в каждый сочельник. У Турбо не было бороды, но он был кругленьким человечком с ярко-румяными щечками, ростом не выше Хэла Уиллиса, но по крайней мере на ярд шире. Он снова стал быстро-быстро потирать ладони. Браун подумал, что он будет подбирать комбинацию, как это делал бы Джимми Валентайн.
– Где он? – спросил Турбо.
– В углу, – указал рукой Клинг.
Турбо поглядел.
– Я надеялся, что это старый сейф, – сказал он. – А этот ящик как новый.
Он подошел к сейфу.
– Старый сейф я бы раздолбал за три секунды. А на такой придется потратить время.
Он принялся изучать сейф.
– Знаете, с чем скорее всего придется столкнуться? – сказал он. – Главный шпиндель с контргайками отдельноот шпинделя, так что я не смогу пробить его через паз и разбить таким путем гайки.
Браун и Клинг переглянулись. Турбо словно говорил на иностранном языке.
– Ладно, поглядим, – сказал Турбо. – Вы не думаете, что он мог запереть сейф на дневную комбинацию? Напрасная надежда? – Он потянулся к номерному диску и остановился. – Криминальный отдел здесь был? – спросил он.
– Нет, – сказал Клинг.
– Вы поэтому носите перчатки Микки Мауса?
Оба посмотрели на свои руки. Они не снимали перчаток перед тем, как пожать руку Турбо. Кажется, это небольшое нарушение этикета не вызвало у него раздражения.
– С чем связано расследование? – спросил он.
– С убийством, – сказал Клинг.
– И без криминального отдела?
– Его убили на другой стороне города.
– Значит, здесь было его место работы?
– Точно, – сказал Браун.
– Кто уполномочивает меня открыть ящик?
– Это дело в нашем ведении, – сказал Клинг.
– Что это должно означать? – спросил Турбо.
– Означает, что вы можете приступать, – сказал Браун.
– Вот как? Попробуй расскажи моему лейтенанту о том, как я вскрыл сейф по наущению двух легавых из глухомани, – сказал Турбо и пошел к телефону. Помня о том, что криминальный отдел еще здесь не был, он открыл черный чемоданчик, извлек пару белых хлопчатобумажных перчаток и натянул их на руки. Три детектива стали похожи на официантов в модном ресторане. Браун представил себе, что сейчас один из них начнет разносить вазочки для ополаскивания пальцев. Турбо взял трубку, набрал номер и принялся ждать.
– Да, – сказал он. – Это Турбо. Попросите лейтенанта. – Он подождал. – Майк, – сказал он, – это Доминик. Я звоню с Норт-Гринфилд. Здесь два парня с окраины просят, чтобы я для них вскрыл сейф. – Он посмотрел на Клинга с Брауном. – Повторите, пожалуйста, как вас зовут.
– Клинг, – сказал Клинг.
– Браун, – сказал Браун.
– Клинг и Браун, – сообщил в трубку Турбо и снова принялся слушать. – Какой участок? – спросил он их.
– Восемьдесят седьмой, – сказал Клинг.
– Восемьдесят седьмой, – сказал Турбо в трубку. – Убийство. Нет, это рабочее место того парня, жертвы. Так что мне делать? Угу. Мне просто нужны гарантии от неприятностей, понимаешь, Майк? А то вдруг меня обвинят по статье об ограблении третьей степени. – Он снова слушал. – Какой еще документ об освобождении от обязательств? У кого такой есть? Нет, у меня такого нет. И что я должен сказать? Угу. Угу. Ты хочешь, чтобы они оба подписали или как? Угу. Угу. И этого будет достаточно? Ладно, Майк, ты начальник. Привет, – сказал он и повесил трубку. – Мне нужно, чтобы вы, ребята, выписали мне документ об освобождении от обязательств, – сказал он. – Который давал бы мне право открыть этот ящик. Достаточно одной подписи. А я скажу, как писать.
Он продиктовал текст Клингу, который записал все в блокноте и поставил свою подпись в конце страницы.
– Пожалуйста, проставьте дату, – сказал Турбо.
Клинг приписал число.
– А также добавьте ваше звание и номер значка.
Клинг приписал свое звание и номер значка – ниже.
– Простите за дотошность, – сказал Турбо, засовывая в карман листок бумаги, который Клинг вырвал из блокнота, – но если в этом сейфе есть что-нибудь ценное и оно пропадет...
– Правильно, вы просто хотите защитить себя от неприятностей, – сказал Браун.
– Верно, – сказал Турбо и бросил на него взгляд. – Итак, давайте посмотрим, не оставил ли он запор на дневной комбинации. – Он снова подошел к сейфу. – Очень многие, кто часто пользуется сейфами в течение дня, любят делать так: когда закрывают дверцу, поворачивают диск чуть-чуть, понимаете? Когда им нужно открыть, они просто возвращают диск на последнюю цифру. Это большая экономия времени. – Он медленно повернул диск и потянул за ручку. – Нет, не повезло, – сказал он. – Ну, теперь попробуем старый прием «пять-десять».
Детективы посмотрели на него.
– У многих людей плохая память на числа. Когда они заказывают сейф, то просят приготовить комбинацию из трех чисел по таблице умножения. Ну, скажем: пять, десять, пятнадцать. Или: четыре, восемь, двенадцать. Или: шесть, двенадцать, восемнадцать. Примерно так. Но очень редко доходят до девятки. «Девятка» – это о-го-го! Сколько будет трижды девять? – спросил он Клинга.
– Двадцать семь, – ответил Клинг.
– Да, это исключение лишь подкрепляет правило. Ну, давайте испробуем его.
Начиная испытывать комбинации из таблицы умножения, он сказал:
– Не знаете день рождения того человека?
– Нет, – сказал Браун.
– Потому что люди иногда используют даты рождения. Все, что легко запомнить. Ну, предположим, что он родился 15 октября 1926 года. Тогда комбинация будет такая: пятнадцать влево, девятнадцать вправо и двадцать шесть снова влево. Но вы не знаете день его рождения?