— Да.

— Каким путем вы ушли из квартиры?

— Тем же, по пожарной лестнице.

— Квартира Уигеров на шестом этаже, не так ли?

— Я не помню, какой это был этаж. Просто спускался с крыши и увидел квартиру, которая казалась пустой. Я проник туда.

— И это была квартира Уигеров?

— Мне неизвестно, чья это квартира.

— Хорошо. Будем называть ее той квартирой, из которой вы взяли пальто от Ральфа Лорена, видеомагнитофон «Кенвуд» и так далее.

— Правильно...

— Так это была та квартира?

— Думаю, да.

— Тогда квартира Уигеров.

— Если вы так говорите...

— Когда вы вылезли из окна квартиры на шестом этаже, вы опять по пожарной лестнице поднялись на крышу? Или спустились вниз, на улицу?

— Я спустился вниз.

— Вниз по лестнице, этаж за этажом...

— Да.

— На улицу.

— Да.

— Вы останавливались возле окна какой-нибудь другой квартиры по дороге вниз?

— Нет.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверен. А, теперь я понял!.. — Что вы поняли, мистер Проктор?

— Кого-то убили в этом доме, правильно? И вы думаете, что я обокрал квартиру на шестом этаже, а потом завершил намеченную программу убийством, правильно?

— Это я вас об этом спрашиваю.

— Не смешите. Я за всю свою жизнь никого не убивал.

— Расскажите, что вы делали после того, как покинули квартиру Уигеров в половине второго ночи, минута за минутой?

— Послушайте, мистер Карелла, вы же не можете требовать от него, чтобы он помнил все свои действия минуту за минутой...

— Я думаю, он понимает, что мне от него нужно, мистер Анджелини.

— Конечно, если вы не имеете в виду минуту за минутой буквально.

— Насколько точно он сможет вспомнить.

— Могу ли я спросить от имени моего клиента, верен ли его вывод о том, что в этом же доме в ночь кражи было совершено убийство?

— Два убийства, мистер Анджелини.

— Чего вы добиваетесь, мистер Карелла?

— Хочу дорасти до вашего уровня, мистер Анджелини.

Мистер Проктор:

— Заткнись, Ральф.

— Хорошо, я вижу, мы немного подравнялись...

Мистер Проктор:

— Не знаю, плакать мне или смеяться.

— Я рад, что вы не утратили желания смеяться.

— Единственное, что приобретаешь в зоне, так это чувство юмора.

— Рад это слышать, но не вижу ничего смешного в смерти шестимесячного ребенка.

Мистер Анджелини:

— Так вот оно что!

— Да, именно так.

— Может быть, нам лучше собраться и пойти домой, Мартин?

— Ну, мистер Проктор никуда не пойдет, и вам это известно. Если вы советуете ему не отвечать на вопросы, то дело другое. Но я хотел сказать... — Назовите мне хоть одну подходящую причину, почему я, адвокат, должен позволить ему на них отвечать?

— Потому что, если он не убивал эту девочку и ее няню...

— Он не делал этого. Отвечаю окончательно и бесповоротно.

— Вы его об этом даже не спросили?

— Мой клиент не убийца. Точка.

— Ну что ж, я рад, что вы так в этом уверены, мистер Анджелини. Но, как я уже сказал, лучше бы вы позволили своему клиенту убедить нас в том, что он чист. Мы ищем местечко, куда бы нам повесить свои шляпы, это правда. Два человека мертвы, и тут попадается ваш клиент, совершивший кражу в этом доме. Вот пусть и докажет нам, что не совершил заодно парочку убийств. Логично? В таком случае мы со спокойной душой ограничимся кражей и нарушением правил поведения, о'кей?

— Я предпочел бы сейчас обсуждать только нарушение правил поведения — при условном освобождении.

— Забудьте об этом. Мы никак не можем скрыть эту кражу.

— Я всего лишь подумал вслух. Вы ведь понимаете, что я хочу сказать?

— Районный прокурор может слегка прикрыть глаза на обстоятельства кражи, это в его воле. Но ее нельзя просто похерить, поверьте мне. В данном случае мы имеем кражу первой степени. Двое в квартире, пока он...

— Нет, он был в квартире один. Когда они пришли, он уже вылез в окно.

— Он говорил с ними. Фактически он угрожал им, направил на них оружие и...

— Оружие — это ваше допущение.

— Мистер Анджелини, имеют место проникновение в жилище в присутствии хозяев и угроза оружием. Не знаю, что, вы считаете, нам еще нужно для кражи первой степени.

— Хорошо, давайте считать: факт кражи первой степени установлен. Чем нам может помочь районный прокурор?

— Это вам надо обсудить с ним.

— Мы предпочли бы «нарушение правил поведения».

— Вы хотите слишком многого.

— Может быть, он согласится на кражу второй степени?

— Я не могу говорить за генерального прокурора. Я могу только отметить, что мистер Проктор активно сотрудничает снами, отвечая на все вопросы, которые мы ему задаем по поводу двойного убийства, совершенного в том же доме. Раскрытие этого убийства имеет первостепенное значение для очень многих людей, живущих в городе, что, вне всякого сомнения, вы прекрасно понимаете.

— Мартин, тебе лучше ответить на все их вопросы.

Мистер Проктор:

— Я забыл последний вопрос.

— Прошу вас — минута за минутой. Начиная с половины второго ночи, когда вы вылезли на пожарную лестницу из окна.

— Пожалуйста.

Он спустился по пожарной лестнице до второго этажа, потом повис на руках и спрыгнул на землю, пролетев около полутора метра. Потом, обойдя дом сбоку, вышел на улицу, неся видеомагнитофон под мышкой, с изумрудным кольцом в кармане пальто из верблюжьей шерсти. Он дошел до Калвер-авеню и сразу сбыл видеомагнитофон, продав его в баре под названием «Лысый орел». Почти что в два часа ночи бар был все еще открыт.

— Пожалуйста, припомните время поточнее, — попросил Карелла.

— Ну, там по телевизору в баре только что начали показывать фильм с Джоан Кроуфорд. Черно-белый. Я не помню ни названия фильма, ни канала. Вот когда начался этот фильм, тогда я и вошел в бар.

— И продали видеомагнитофон...

— Скупщику, который дал мне за него сорок два доллара.

— Его имя? — прервал его Карелла.

— Зачем вам?

— Оно — твое алиби.

— Джерри Маклин, — подумав, сказал Проктор.

Он также показал Маклину кольцо с изумрудом. Маклин предложил за него три сотни, на что Проктор посоветовал ему подтереть ими задницу, поскольку он знал, что кольцо тянет как минимум на пару штук. Маклин предложил полтинник за пальто, но Проктору оно нравилось самому, и он решил пока его придержать. Поэтому Мартин направился к выходу в пальто и с кольцом в кармане в поисках того, у кого можно разжиться парой флаконов...

— Когда ты ушел из «Лысого орла»? — спросил Мейер. — Точно?

— Как можно точнее.

— Могу сказать только, какой момент фильма был тогда, — сказал Проктор, — я не смотрел на часы.

— И какой же момент?

— Она вышла из разукрашенного здания.

— Кто она?

— Джоан Кроуфорд.

— О'кей, что потом?

Проктор покинул бар и побрел к Глиттер-парку. Так в определенных кругах именовался маленький парк на Калвер-авеню между Глендон-стрит и Риттер-стрит, где он наткнулся на...

— О, подождите минуточку, — сказал он. — Я могу припомнить время немного точнее. Тот чувак, у которого я отоварился, говорил, что ему нужно быть в пригороде без четверти три. Он посмотрел на часы и сказал — уже двадцать минут третьего. Поскольку мне понадобилось пять минут, чтобы дойти от бара до Глиттер-парка, то получается, я вышел из бара пятнадцать минут третьего.

— А как имя чувака? — спросил Карелла.

— Да ну вас, что я, должен заложить половину моих знакомых?

— Думай сам, — сказал Мейер.

— Ладно, его зовут Флетчер Гейнс, но не надо говорить про крэк. Понимаете? Вы можете просто спросить, встречался ли я с ним в начале третьего.

— Итак, согласно вашим показаниям, — сказал Мейер, — вы...

— Вы можете это сделать для меня, правда? Пожалуйста, ведь я сотрудничаю с вами.

— Этот парень обслуживает всю территорию штата? — улыбнулся Мейер.

— Что вы хотите сказать?

— Проктор, ты так и так вернешься в Каслвью повидаться со старыми друзьями. Тебе нечего сейчас беспокоиться, где взять следующий флакон.

— Ну да, а я не подумал об этом, — вздохнул Проктор.

— Ну ладно, давай подведем итоги, — сказал Мейер. — Ты был в квартире Уигеров в половине второго...

— Я уже уходил в половине второго... — И спустился вниз по пожарной лестнице...

— Правильно.

— По пути вниз не останавливался...

— Правильно.

— И не возвращался...

— Правильно.

— И ты пошел в бар «Лысый орел» на углу Калвер и... Где, ты сказал, это находится?

— Прямо рядом с церковью Святого Павла.

— Почему ты пошел именно туда?

— Потому что я знал, там должен быть Джерри.

— Джерри Маклин.

— Да.

— Твой скупщик.

— Да. Я знал, что он уж точно возьмет видеомагнитофон. Поэтому я смогу получить пару флаконов, чтобы успокоиться, понимаете?

— И ты всю дорогу шел пешком, а?

— Ну да, я гулял.

— Идти-то далеко, да еще в такой холод.

— Я люблю, когда холодно.

— И ты пришел туда как раз, когда начался фильм с Джоан Кроуфорд?

— Парой минут раньше. Мы только-только стали спорить о цене, когда фильм начался. Должно быть, я пришел почти ровно в два, как вы думаете? Я хочу сказать, они показывают кино в какой-то определенный час, нет?

— Как правило, да. И вы вдвоем ушли оттуда через пятнадцать минут.

— Ну.

— И еще раз немножко прогулялись. В этот раз до Глиттер-парка. И ты любишь гулять, а?

— Вообще-то говоря, люблю.

— Так что если это все правда...

— О, честное слово, все правда.

— Тогда ты можешь довольно точно доказать, как ты провел время с половины второго до двадцати минут третьего. Маклин и Гейне подтвердят твой рассказ?

— Конечно, если вы не будете запугивать их насчет скупки краденого и продажи наркотиков, они должны подтвердить мой рассказ. Послушайте, я же возвращаюсь назад в тюрягу в любом случае, у меня нет причины врать.

«Кроме, может быть, парочки трупов», — подумал Карелла.

Они нашли Маклина примерно в девять того же вечера.

Он подтвердил все, что сказал Проктор.

Он даже вспомнил название фильма с Джоан Кроуфорд, который шел с двух часов ночи.

И вспомнил: когда Проктор вышел из бара, Маклина пригласили на новогоднюю вечеринку, и он прикинул, успеет ли туда до конца этого часа. А тогда было четверть третьего ночи.

Немного дольше пришлось искать Флетчера Гейнса.

Гейне был негром, жил в районе Дайамондбэк.

Когда наконец они нашли его тем же вечером без пяти десять, он сказал им, что он чист, и спросил, не превышают ли копы полномочий, вылезая за пределы своего участка.

Они успокоили его, сообщив, что не интересуются торговлей наркотиками, на что Гейне отреагировал скептически поднятой бровью. Все, чем они интересовались, так это новогодней ночью. Встречал ли он в новогоднюю ночь человека по имени Мартин Проктор?

Не упоминая времени.

Не упоминая места.

Гейне сказал, что он встречался той ночью с Проктором в Глиттер-парке, но не может припомнить, во сколько это было.

Они попросили его все же припомнить время и лучше бы, немного поточнее. Гейне догадался, что его приятель на чем-то погорел.

Не было смысла врать, потому что он не знал, какое время их интересует.

Поэтому он сказал, что не уверен, сможет ли припомнить время поточнее.

Они пристыдили его и собрались уходить. Он сказал:

— Эй, минуточку, я только что вспомнил. Я глянул тогда на часы, и было двадцать минут третьего, это может вам чем-то помочь?

Они поблагодарили его и поехали прочь — на свой участок.

Посетители в госпиталь допускались с восьми до десяти. Старик лежал в отделении корпуса, который назывался онкологическим. Он лежал здесь с третьего июля, когда врачи обнаружили у него опухоль в печени. Уже чуть больше шести месяцев и уже должен был давно умереть. Рак печени развивается быстро и неотвратимо.

Они навещали его каждый вечер.

Две заботливые дочери.

Приходили немногим позже восьми, уходили из госпиталя чуть после десяти. Прощались друг с другом на автостоянке и разъезжались. Каждая на своей машине. Джойс сейчас водила машину старика. Большой коричневый «мерседес-бенц». И жила одна в большом доме.

Она вернулась в Сиэттл в августе, сразу же после того, как узнала, что старик скоро умрет. Посещала его в госпитале каждый вечер. По ее приходам и уходам можно было проверять часы. Мелисса ездила на старом синем микроавтобусе.

Этот вечер был туманным.

Большая редкость. Туман в Сиэттле. Как в Лондоне, во всех этих фильмах про Джека Потрошителя, или фильмах ужасов про оборотней. Только был не Лондон, а Сиэттл. Если здесь в январе нет туманов, так уж точно идет дождь, выбирайте, ничего другого все равно не будет. В этом городе дождь — тот же туман, только погуще. Если хотите зашибить деньгу в Сиэттле, все, что вам потребуется, — это открыть фабрику по производству зонтов. Но для того, что он должен сделать сегодня вечером, туман — самая подходящая погода.

У него был «смит-и-вессон», 59-я модель. Это 9-миллиметровый автоматический пистолет двойного действия. То же самое, что и 39-я модель, только обойма с увеличенной емкостью — четырнадцать патронов вместо восьми. Вообще-то вы не могли бы их различить: общая длина чуть больше семи дюймов, 4-дюймовый ствол иссиня-черного цвета и рукоятка из отличного ореха. Похож на армейский кольт 45-го калибра. Он купил его на улице за две сотни зеленых. В наши дни на улице можно купить что угодно. Он собирался после того, как использует пистолет сегодня вечером, бросить его в Саунд. Прощай, дорогой! Даже если они его найдут, пушку, купленную на улице, привязать к нему невозможно.

Он отправил пистолет в Сиэттл по почте. Просто послал его с помощью компании по скоростной доставке. Запаковал получше и зашел в частное почтовое отделение. Он сказал девушке, которая взвешивала посылки, что это игрушечный грузовик. Вес вместе с упаковкой четырнадцать килограммов. Она написала на накладной крупными буквами «игрушечный грузовик» и спросила, не хочет ли он застраховать посылку, если она дороже 100 долларов, уже оплаченных страховкой.

Он ответил — нет. Все обошлось ему в двадцать пять долларов. Пересылать оружие, оказывается, легко. Это и есть демократия.

Он боялся даже подумать, что могут вытворять настоящие преступники при таких порядках.

Она вышла из госпитального корпуса.

Одетая в желтый дождевик и черные ботинки, она казалась похожей на рыбака. Мелисса была в черном пальто, на голове платок. Пятнадцатью годами старше Джойс. И симпатичнее. До сих пор. Сейчас, беременная, она напоминала гусыню.

Они шли по направлению к автостоянке. Он пригнулся за колесом своей машины.

Клубившийся вокруг туман скрывал его.

Он следил за дождевиком. Ярко-желтый дождевик в плотном сером тумане. Как маяк. Черное пальто Мелиссы тот же серый туман поглотил, сделал неразличимым. Хлопнула дверца автомашины. Другая. Зажглись фары. Старый синий микроавтобус ожил.

Мелисса повернула направо — на мгновение его машина попала под свет фар — и направилась к выезду с автостоянки.

Он ждал.

Джойс завела свой «мерседес-бенц».

Новая машина, старик ее купил буквально за месяц до того, как узнал про рак. Когда ее заводишь, движок чуть слышен. Загорелись фары.

Он включил зажигание...

Ее машина тронулась с места.

Он отпустил ее на приличное расстояние и устремился в погоню.

Четыре акра земли в отличном месте с видом на реку. Большой серый дом в викторианском стиле, со времени возведения он неоднократно перестраивался. В наши дни немного найдешь таких домов, ни в штате Вашингтон, ни где-нибудь еще. Надо заметить, что дом сам по себе оценивался в 20 — 30 миллионов долларов. Это еще без мебели и прочего. Один Господь знает, сколько стоили все эти раритеты, которые привезла из Европы старая леди, когда еще была жива.

А ее драгоценности! Целое состояние. И конечно же, картины. Старик, до того как заболел, был большим ценителем живописи, его коллекция стоила миллионы. В гараже и старый «сильвер-клауд» и новый «мерседес-бенц». Двенадцатиметровая яхта «Гранд Бенкс» у причала. И это еще не все.

Он припарковал машину на стоянке под соснами, чуть подальше поворота к дому. Миновал лес, обошел дом сзади и приблизился к нему со стороны реки. Большая лужайка спускалась до самой воды. Туман сегодня уж очень густой. Невозможно разглядеть даже яхту, а уж тем более противоположный берег. В спальне наверху горел свет. Он видел движущийся силуэт Джойс. Она была в одной ночной рубашке. Сама природа позаботилась о доме, прикрыв его рекой и деревьями. Вокруг, на расстоянии выстрела, других строений не было. Она может голой бегать вокруг дома, если захочет.

Он чувствовал тяжесть пистолета в кармане своего пальто.

Он был левшой.

Оружие лежало в левом кармане.

Он вспомнил фильмы, в которых легавые ловили убийцу из-за того, что тот левша. Левши отличаются от остальных людей. Чиркают спички не по той стороне коробка. Старая, как мир, ловушка. Множество левшей-убийц попалось, потому что они не видели во всех этих фильмах следы от спичек на левой стороне коробка. Другой прикол — чернильные пятна на ребре ладони рядом с мизинцем. В этой стране пишут слева направо, и у правшей — ручка следует за рукой, в то время как у левшей — все наоборот, рука следует за ручкой. Левша проводит ребром ладони по тому, что он написал. Век живи — век учись. Если ты левша и ты только что написал письмо с требованием выкупа красными чернилами, лучше не показывать полиции ладонь сбоку, рядом с мизинцем, потому что там точно будут красные чернила.

Он улыбался в темноте, размышляя, надо ли ждать, пока она заснет. Входишь и разряжаешь пистолет ей в башку. Всю обойму, чтобы они подумали, будто тут потрудился какой-то псих. Можно даже расколотить после этого парочку бесценных ваз. Копы точно решат: тут бесновался какой-то маньяк.

Немного спустя свет в спальне погас.

Он ждал, окутанный темнотой и туманом.

Ей снился ветер, качающий пальмовые листья, и плеск волны, набегающей на берег. Ей снилось, что она — известный писатель — сидит в маленькой хижине, на столе перед ней — старая машинка «Смит-Корона» черного цвета, сквозь маленькое окошко видны изогнувшийся дугой пляж и бесконечные пальмы, рядами вытянувшиеся на бесконечном берегу. Над ними невообразимой голубизны небо. Низкие зеленые вершины вдалеке. И она глядит на небо и горы, черпая в них вдохновение. Ей снился спелый желтый банан, который она небрежно вынула из бледно-голубой чаши, стоящей на полке рядом с открытым окном. Чаша великолепной формы. Гроздь бананов в ней. Она очистила банан наполовину. И поднесла его к губам. Хотела откусить. Но внезапно он оказался твердым и холодным.

Она проснулась.

У нее во рту был ствол пистолета.

Рядом с кроватью стоял человек. Черная шляпа низко надвинута на глаза. Черный шелковый шарф закрывает нос и рот. Видны только глаза. В них мерцают отблески света от ночника на стене.

— Ш-ш.

Оружие в его левой руке.

— Ш-ш-ш.

Ствол у нее во рту.

— Ш-ш-ш, Джойс.

Он знал ее имя.

Она подумала: «Откуда он знает мое имя?»

— Твой ребенок мертв, Джойс, — сказал он.

Он говорил шепотом.

— Сьюзен мертва, — сказал он. — Она умерла в новогоднюю ночь.

Шепот всегда звучит одинаково, но в тембре, в ритме, медленном спокойном течении его речи что-то казалось знакомым. Знает ли она его?

— Ты не жалеешь, что отказалась от ребенка?

Она не знала, какой нужен ответ, и сказала бы все, что требовалось. Дать понять, что жалеет? Кивнуть? Она никогда не сожалела о своем решении, да, ей было грустно, что ребенок мертв, но она печалилась бы о смерти любого ребенка. Если он хочет, чтобы она сказала...

— Убил ребенка я, — произнес он.

«О Боже!» — подумала она.

— Твоего ребенка, — сказал он.

"О Боже, кто ты такой?" — подумала она.

— И сейчас я пришел убить тебя, — сказал он.

Она опустила голову.

Он держал пистолет, позволяя ему следовать за движениями ее головы. Ее язык лежал на срезе ствола. Металлический привкус, ствол был скользким от солидола.

— Да, — ответила она.

И повернулась лицом к нему.

Стволом пистолета он заставил ее лечь левой щекой на подушку, потом его рука выпрямилась, ствол и рука оказались перпендикулярны кровати. Она заплакала. Тихие всхлипы слышались из-под ствола оружия.

Она попыталась сказать «пожалуйста». Ее язык нашел отверстие в стволе пистолета и попытался мягко и незаметно вытолкнуть его изо рта. Дуло звякнуло о зубы. Она сначала подумала, что он качнул стволом, потому что почувствовал, как она пытается вытолкнуть его изо рта. Но вдруг поняла, что верный ответ был другим. Ствол спокойно лежал у нее во рту: зубы звякнули о металл, потому что ее челюсти затряслись.

— Ну... — сказал он.

Почти печально. И замолчал. Будто задумавшись, что сказать еще перед тем, как нажать на спуск. И в это краткое мгновение она поняла, что если не скажет что-то ее оправдывающее, что-то очень важное, трогательное и убедительное, то...

Первым выстрелом ей снесло затылок.