Воспоминания (№1) - Русская революция на Украине

Я тут же предложил членам совета профсоюза и заводских комитетов план экспроприации всех денежных касс, имеющихся в предприятиях и в Гуляйпольском банке. Я был убежден, что предприятий мы в своих руках не удержим, даже располагая денежной суммой на первое время. К нам сейчас же уездный и губернский общественные комитеты и правительственные комиссары пошлют войска, которые, для того чтобы их не послали на внешний фронт против Германии, пожелают выслужиться перед властями внутри страны и расстреляют лучшие кадры тружеников, и меня первого из них. Но я считал важным дать идее экспроприации общественных предприятий у капиталистов практический толчок вперед теперь же, когда Временное правительство еще не успело совсем обуздать массу трудящихся и направить ее по контрреволюционному пути.

Однако большинство членов профсоюза и заводских комитетов убедительно просили меня воздержаться от предложения рабочей массе этого проекта, так как мы, дескать, к этому сами еще не подготовлены как следует. Мы только оскверним этот справедливый акт трудящихся и тем самым лишим рабочих возможности провести его в жизнь, когда мы их и себя основательно к этому подготовим.

В результате откровенных бесед групповики тоже пришли к тому, что, проведя мои предложения в жизнь сейчас, когда крестьянство практически не может поддержать рабочих с своей стороны экспроприацией земель у помещиков до сбора хлеба, мы сделаем непоправимый шаг в этой области.

Эти доводы поколебали меня, и я не стал настаивать на своем предложении экспроприировать сейчас же заводы и мастерские, но я упорно настаивал на том, чтобы это мое предложение было взято за основу работы заводских комитетов по подготовке рабочих к проведению экспроприации в жизнь в недалеком будущем. Уверяя товарищей рабочих, что крестьяне над этим вопросом тоже думают, мы должны отдать все свои силы, чтобы их думы согласовать с думами рабочих и сочетать их в жизненной практике.

Предложение мое было принято. И с того времени меня все рабочие избрали председателем профессионального союза и больничной кассы, специально подобрав мне в помощники товарища Антонова, который мог ввиду перегрузки работой в других организациях заменять меня.

Также и крестьяне подобрали мне товарища, который бы заменял меня. Но всегда те и другие просили, чтобы инициативно-руководящие нити во всех этих организациях находились в моих руках.

Пришли к нам опять в совет профессионального союза хозяева заводов, мельниц и кустарных мастерских. Пришли со вчерашними мнениями и желаниями. В результате двухчасовой обоюдной беседы они расщедрились и изъявили свое согласие набавить рабочим плату на 45-60 процентов. На этом я, как председатель совещания, заявил им, что переговоры между нами кончены. «Совет профессионального союза уполномочил меня взять под свое руководство все управляемые вами, граждане, но по праву не принадлежащие вам общественные предприятия и иметь с вами дело на улице, на месте каждого предприятия. Собрание закрываю!»

Я собрал все свои протоколы и направился к телефону. В это время хозяин самого большого завода в Гуляй-Поле Борис Михайлович Кернер схватывается с места и кричит: «Нестор Иванович, вы поспешили закрыть наше собрание. Я считаю, что требование рабочих вполне правильно. Они имеют право на то, чтобы мы его удовлетворили, и я подпишу свое согласие на это…»

Другие хозяева, в особенности их уполномоченные, возмущенно крикнули: «Что вы, Борис Михайлович, делаете?!»

— Нет, нет, господа, вы как хотите, а я обязуюсь удовлетворить требование моих рабочих, — ответил им Б. Кернер.

Я попросил их всех успокоиться, призвал к порядку и спросил:

— Граждане, вы придерживаетесь порядка и законности, а будет ли законным возобновить наше заседание опять по тому же вопросу, из-за которого оно закрыто?

— Конечно, конечно! — раздались голоса хозяев и их уполномоченных.

— Тогда я считаю заседание открытым и предлагаю вам всем подписать текст условий о надбавке платы рабочим в 100 и 80 процентов.

Говоря им о подготовленных текстах условий и подавая тексты, чувствую, что теряю от усталости и нервности равновесие. Опасаясь, что не устою на ногах, я поручаю товарищу Миронову занять мое место и выхожу в другой зал передохнуть.

Через полчаса я возвратился в залу заседаний. Хозяева начали подписывать предложенные мною тексты условий. А когда подписали и вышли из залы совета профсоюза, я сел у телефона и передал по всем предприятиям товарищам рабочим об успехе наших переговоров с хозяевами, о принятии наших требований и советовал до вечера оставаться у станков. А вечером члены совета профсоюза придут и сделают подробные доклады о нашем общем успехе…

С этого же времени рабочие в Гуляй-Поле и в районе подготовились и взяли все предприятия, в которых работали, под свой строго организованный контроль, изучая хозяйственно-административную сторону дела, начали подготовляться ко взятию этих общественных предприятий в свое непосредственное ведение.

И с этого же времени на Гуляй-Поле обратили свое особое внимание Екатеринославский общественный комитет, шовинистическая Селяньска спилка[2] и Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а также промышленный областной комитет, не говоря уже об александровских организациях, в которых агенты коалиционного правительства господствовали. Участилось из этих мест появление в Гуляй-Поле инструкторов, организаторов и пропагандистов.

Но уезжали они из Гуляйполя всегда без резолюций и побежденные действием крестьян и рабочих-анархистов.

Глава IX

Некоторые итоги

Перейдем к Общественному комитету и разберемся в том, что мы, делегаты от Крестьянского союза, пользуясь его авторитетностью в данном районе, сделали.

Первое — это то, что, овладев функциями земельного отдела, мы постарались, чтобы продовольственный отдел тоже представил из себя отдельную единицу. А далее, когда одно время я фактически овладел всем Общественным комитетом, я и ряд других товарищей из Общественного комитета настояли, чтоб милиция была упразднена, и когда по случаю нажима из центра нам это не удалось, то провели лишение прав милиции самостоятельных арестов и обысков и этим свели ее роль на разносчиков пакетов от Общественного комитета по району. Далее, я созвал всех помещиков и кулаков и отобрал от них все бумажные сделки о приобретении ими земли в собственность. По этим документам земельный отдел произвел точный учет всему земельному богатству, каким располагали помещики и кулаки в своей праздной жизни.

Организовали при Совете рабочих и крестьянских депутатов комитет батраков и создали батрацкое движение против помещиков и кулаков, живущих их трудом.

Установили фактический контроль батраков над помещичьими и кулацкими имениями и хуторами, подготовляя батраков к присоединению к крестьянам и совместному действию в деле экспроприации всего богатства одиночек и провозглашению его общим достоянием трудящихся.

После всего этого я лично уже не интересовался Общественным комитетом как единицей, через которую в рамках существующего порядка можно было еще что-нибудь легально сделать полезного для поддержания роста революций среди тружеников подневольной деревни.

Я, посоветовавшись с рядом отдельных товарищей, предложил всей группе установить принцип обязанности для всех своих членов — пропагандировать среди крестьян и рабочих, чтобы эти последние стремились не останавливаясь ни перед чем, изменять свои Общественные Комитеты, которые стремились быть менее зависимыми от воли и права крестьян и рабочих, чем от какого-либо распоряжения правительственного комиссара; ибо «общественные комитеты», как территориальные правительством руководимые единицы, не могут быть революционными единицами, вокруг которых должны группироваться живые силы революции. С развитием революции они должны сойти со сцены. Трудовые массы их распустят. К этому нас зовет социальная революция.

Обращая свой взор к социальной революции, мы должны теперь же работать во имя ее идей. Мы должны помочь крестьянам и рабочим теперь же заняться этим делом. «Общественные комитеты» не могут и не должны распоряжаться волею избравших их. Все их постановления (постановления и распоряжения правительства) должны быть представлены на общие сходы — собрания всех граждан — для заслушивания, утверждения или недопущения их в жизнь.

— В настоящее время, — говорил я тогда группе, — конец июня. Это треть года революции и тому, как мы, крестьяне и рабочие анархисты, легально работаем среди угнетенных тружеников. Кажется, что мы кое-что сделали за это время. Теперь нужно из всего этого сделать должный вывод. Затем приступить к новому действию, которое отражало бы собой прямую цель нашего движения. Это наше действие должно выражаться вне стен общественного комитета. Теперь мы имеем уже связь с целым рядом районов и идейное влияние на них. И среди них Камышеватский район, в котором инициативную роль во всем играют наши товарищи. Этот район отозвался уже на наше предложение поддерживать нас в борьбе против власти Александровского «Общественного Комитета». Представитель от этого района, тов. Дудник, в третий раз приезжает к нам, с целью согласовать действия трудящихся Камышеватского района с действиями тружеников Гуляй-Поля. С каждым днем трудящиеся других районов все пристальней и серьезней прислушиваются к голосу Гуляй-Поля н. беря с него пример, организовываются на началах, исходящих из Гуляй-Поля, вопреки всем отговариваниям их со стороны эсеров, эсдеков и кадетов (большевиков в селах в то время совсем не существовало).

За то, что пора проводить свою деятельность в определенных формах и выражениях и прямо ставить ее в противовес деятельности политиканов, справа уже стоящих у власти, а слева только стремящихся к ней, говорит наше четырехмесячное серьезнейшее наблюдение за революцией, которую, как известно, правые социалисты вместе с буржуазией успели прибрать к своим рукам и загнать в тупик. Для нас, работающих в подневольной деревне, было видно с первых дней революции, что украинская подневольная деревня не успела еще во весь рост выпрямиться под гнетом рабства, полностью раскрыть своих глаз на сущность революции, а только почувствовала облегчение вследствие наполовину низвергнутого тяжелого, векового, политического гнета. Она уже ищет путей к разрешению вопросов подлинного освобождения себя от экономического и политического рабства. Этим самым подневольная деревня зовет к себе на помощь анархизм. Не замечать этого в подневольной деревне и не спешить ей на помощь нам очень легко. Стоит только подумать о ней так, как о ней думает большинство из наших товарищей по городам, и мы будем повторять вслед за ними ложную мысль о деревне, назовем, как и они, ее сторонницей возврата к буржуазно-капиталистическому строю и пр. Но я верю, что мы до этого не дойдем. Мы познали нашу деревню на опыте и, основываясь на нем, утверждаем, что в рядах подневольной деревни были и есть силы революции. Им необходимо только помочь высвободиться из петли государственности, в которую их обманным образом втолкнули политиканы. Надлежащую помощь им в этом деле могут оказать революционные анархисты.

Правда, наше движение по городам, на которое по недомыслию многих наших старых передовых товарищей в свое время так много возлагалось излишних надежд, слишком слабо для такой великой по масштабу и ответственности, по своим организационным последствиям, задачи. Я не говорю, чтоб у нас не нашлось людей способных взять на себя ответственность за последствия этих дел. Но ответственные люди считаны в наших рядах. На этот столь важный вопрос нам надлежит обратить особое внимание в нашей теперешней работе. От ответственной работы, требующей от нас упорных усилий в наших анархических рядах многие товарищи бежали раньше, бегут и теперь. Благодаря этому явлению, мы богаты случайным элементом. Это способствовало и способствует росту и развитию дезорганизованности. О, как велика и опасна эта дезорганизованность для здоровой жизни нашего движения! Когда наблюдаешь за ней, то не находишь ей сравнения. Ведь благодаря дезорганизованности нашего движения в целом, наши лучшие силы расточаются, даже теперь в дни революции не плодотворно и во многих случаях не на пользу движению. Это явление мешало нам, анархистам, всегда, и теперь в особенности дает себя чувствовать. Оно мешает нам создать мощную организацию, которая бы привела наше движение к своим позициям в данной революции. Ибо эта организация, только и может во время прислушиваться к стону Революции. А теперешний зов подневольной деревни именно и есть стон революции. Будь у нас организация, анархисты услыхали бы этот зов и отозвались бы на него во время организованно со своей помощью.

Тяжело и больно говорить об этом, но говорить крайне необходимо. Каждый из нас, товарищи, кто дорожит настоящим и будущим нашего движения; кто не подменивает его глубокой сущности пустою безответственною болтовнёю, а кто идет с открытым лицом и искренно ищет насущно необходимых средств для углубления социального переворота, чтобы, посколько можно сейчас в данной революции, возвысить свой идеал в жизни трудящихся, — тот говорить об этом зле будет, ибо он его замечает и сознает, какую оно пропасть готовит для движения. А, говоря, он, несомненно, сознает, что за словами следует работа. Я говорю: нужно работать, и работать, не покладая рук, не заглушая в себе возвышенного революционного духа и в особенности не мешая ему возвышаться и развиваться в других. С помощью его, наша анархическая мысль оплодотворит себя свежими силами и найдет путь к созданию организации, через которую и выведет наше движение в целом на должный путь.

Глава X

Борьба против арендной платы

Июнь месяц. Крестьяне Гуляй-польского района отказались платить вторую часть арендной платы помещикам и кулакам за землю, надеясь (после сбора хлебов) отобрать ее у них совсем без всяких разговоров с ними и властью, охраняющей их, и распределит», землю между собой и желающими обрабатывать ее рабочими с заводов и фабрик. За Гуляй-Полем последовал ряд других волостей и районов. В г. Александровске тревога среди властей и их агентов социалистических и конституционно-демократических партий — эсеров, эсдеков и кадетов.

При техническом и материальном содействии уездных общественных комитетов и правительственного комиссара, революционные волости и районы заполняются партийными агитаторами-пропагандистами, призывавшими крестьян не подрывать авторитета Временного «Революционного» Правительства, которое заботится, дескать, самым искренним образом о судьбе крестьянства и намеревается в самом ближайшем будущем созвать Учредительное Собрание. А до созыва этого «правомочного» Учреждения и до того, когда оно выскажет свое мнение о земельной реформе, никто не имеет права посягать на право земельной собственности помещика и других хозяев-землевладельцев. И спешно по волостям Земельные Отделы — по распоряжению свыше — переименовываются в Земельные Комитеты и выделяются из «Общественных Комитетов» в самостоятельные единицы. Они наделяются правом получения с крестьян арендной платы за арендуемую ими у помещиков и кулаков землю. Эту плату местные волостные Земельные Комитеты должны направлять в уездные Земкомитеты, а последние уже вручать ее землевладельцам.

Агитаторы-пропагандисты упомянутых партий настолько обнаглели в своей проповеди среди трудового крестьянства, что уверяли крестьян, что за помещиками и кулаками еще числятся большие налоги: с них, «бедных», наше революционное правительство эту плату требует. Им негде ее взять, кроме как у вас, за арендуемую вами у них землю.

Борьба между Гуляйпольской Группой Анархистов-Коммунистов и Крестьянским Союзом — с одной стороны, и этими агентами, а также поддерживавшим их правительственным чиновническом и хорошо организовавшейся под его крылышком земельной, промышленной и коммерческой буржуазией — с другой — приняла ожесточений характер. Крестьяне на своих сходах-собраниях, созываемых по распоряжению правительственных комиссаров, стягивают с трибун представителей этих группировок, руководимых Временным «Революционным» Правительством и избивают их за их гнусные речи, лицемерно окрашенные революционными фразами, для отвлечения крестьян от прямой цели: завладеть по праву своим историческим наследием — землею.

Местами крестьянство, сбитое с толку в справедливых стремлениях, собирает последние гроши на уплату грабителям-собственникам-землевладельцам, поддерживаемым церковью, государством и его наемным слугою — правительством.

Но даже эти введенные в заблуждение крестьяне не теряют надежды на победу над своими врагами. Они с большим вниманием прислушиваются к зову крестьянской группы анархо-коммунистов и своего союза: не теряться и мужественно подготовляться к последней схватке с врагом.

Вот что я говорил в эти дни на многотысячном сходе-собрании крестьян и рабочих Гуляй-Поля, руководствуясь основной мыслью призыва группы анархо-коммунистов и Крестьянского союза:

«Трудящиеся крестьяне, рабочие и стоящая в стороне от нас интеллигенция! Все ли мы видим то, как организовалась в процессе четырехмесячного развития революции буржуазия, как умело она втянула в свои ряды социалистов и как прилежно они ей служат? Если то, как убаюкивают крестьян убеждением платить даже в дни революции арендную плату собственникам-землевладельцам, как мы это видим теперь, не может быть достаточным доказательством сказанного о буржуазии и о ее прислужниках социалистах, то вот, товарищи, другое, что с большей отчетливостью подтверждает неоспоримые факты.

Третьего июля петроградский пролетариат восстал против Временного правительства, которое во имя прав буржуазии стремится задавить революцию. С этой целью правительство разгромило ряд земельных комитетов на Урале, действовавших революционно против буржуазии. Члены их попали в тюрьму. С этой целью у нас на наших глазах агенты правительства — социалисты — убеждают крестьян платить помещикам за аренду земли. От третьего и по пятое июля на улицах Петрограда льется кровь наших братьев рабочих. Социалисты непосредственно участвуют в пролитии этой крови. Военный министр, социалист Керенский вызвал для подавления восстания рабочих несколько десятков тысяч казаков, — этих исторических палачей свободной жизни трудящихся. Социалисты, участвующие в правительстве, обезумели на службе у буржуазии и вместе с казаками убивают лучших борцов из нашей трудовой семьи. Этим они зовут трудящихся на такие же акты по отношению к ним и к воспитавшей их на это гнусное, ничем не оправдываемое преступление буржуазии. К чему ведет это преступление врагов нашего освобождения и счастливой мирной, благополучно развивающейся жизни, к которой мы стремимся?

Ко взаимному истреблению! Но не только к нему! От этого, товарищи, нам всем не поздоровится. В первую очередь пострадает так долгожданная и наконец наступившая революция, которая, хотя и наступила, но творчески еще не развертывается. Трудовые массы еще не очнулись от угнетавшего их веками психического рабства. Они все еще ощупью подходят к самой революции и с особой осторожностью предъявляют новым палачам свои требования свободы и свои права на независимую жизнь. Но эти права, товарищи, оказываются в пушках и пулеметах сильного… Будем же, братья трудящиеся, сильными, и такими сильными, чтобы враги нашего подлинного освобождения от всего злого и ненавистного для нашей свободной жизни почувствовали за нами эту силу. Вперед, верными шагами к самоорганизации и революционной самодеятельности на этом пути! Будущее, даже недалекое будущее за нами. К нему все мы должны быть готовы…».

После меня выступил украинский социалист-революционер и призвал тружеников Гуляйполя вспомнить о том, что, в противовес «подлому Временному правительству в Петрограде, в Киеве организовали „наше“ украинское правительство в лице Центральной рады. Оно истинно революционно, единственно способно и правомочно на украинской земле восстановить свободу и счастливую жизнь для украинского народа». В заключение он воскликнул:

— Геть кацапiв з нашоi землi! Смерть цiм гнобителям нашоi рiдноi мови! На рiднiй землi хай живе «наша» влада — Центральна рада та ii секретарiят!..

Но труженики Гуляйполя были глухи к призыву украинского «социал-революционера». Они мало того что закричали ему единогласно: «Долой с трибуны! Не нужно нам и твоего правительства!» Они еще и вынесли такую резолюцию:

«Преклоняемся перед храбростью павших в борьбе с Временным правительством 3-5 июля рабочих борцов. Мы, крестьяне и рабочие Гуляйполя, этого правительственного злодеяния не забудем… Пока же шлем ему, а заодно и киевскому правительству в лице Центральной рады и ее секретариата смерть и проклятие как злейшим врагам нашей свободы».

Долгое время после этого выступления и этой резолюции крестьян и рабочих, русские и украинские шовинисты, социалисты-государственники проклинали меня и Группу Анархистов-Коммунистов, ибо им уже нельзя было воспевать перед гуляй-польскими крестьянами и рабочими разные правительства и их роль в жизни тружеников. Последние на них смотрели, как на наемных агентов и всегда обрывали их, когда они в своих выступлениях касались правительственной власти и воспевали ее.

Так шли дни за днями и превращались незаметно в недели и месяцы для меня и товарищей, всюду разъезжавших по деревням, пропагандируя идеи анархизма.

Приближался второй съезд Крестьянского Союза, которого мы тоже не пропустили: послали меня и тов. Крата на съезд.

Съезд был скучен. Все говорили о том, что уже трижды говорилось. Российские и украинские социалисты-революционеры, первые в лице С. С. Попова, вторые — учителя Радомского, продемонстрировали перед крестьянскими делегатами съезда заключение между собой союза в борьбе за землю и волю для крестьян, тем, что, высказав каждый свою программу, стали перед столом президиума и пожали друг другу руки.

Крестьянские делегаты от Гуляй-Польской, Камышеванской, Рождественской и Конно-Раздорской волости заявили им: «Все это хорошо, что вы собираетесь совместно бороться за землю и волю, но где и с кем вы собираетесь бороться?.

— Всюду и с теми, кто не хочет отдать крестьянам землю без выкупа, — последовал ответ делегатов эсеров.

— Но окончательно завершим мы свою борьбу в Учредительном Собрании, — сказал с.-р. С. С. Попов.

— Во Всеукраинском Сейме! — добавил учитель Радомский.

И вот между союзниками эсерами — маленькое несогласие. Они вполголоса обмениваются мнениями, а на скамьях крестьянских делегатов — на одних смех, на других — возмущение.

В заключение съезд избрал от уезда представителей на губернский съезд Крестьянского Союза и Совета Раб., К. и С. Депутатов.

В выборах делегатов от уездного съезда на губернский, мы, гуляйпольцы, воздержались, заявив свой протест против того, что губернский съезд не созывает непосредственно с мест крестьянский и рабочих делегатов, за что и были признаны нарушителями закона и порядка выборов и, как таковых нас вожди съезда — эсеры, эсдеки и кадеты жестоко раскритиковали, говоря по нашему адресу, что мы — единственные здесь делегаты, которые не хотят того, что крестьянство хочет. Это вызвало смех на скамьях крестьянских делегатов, превратившийся в скором времени в свист по адресу вождей Съезда.

Мы, делегаты Гуляйпольского Крестьянского Союза, еще раз опротестовали методы подбора состава губернского съезда, настаивая на том, чтобы губернский съезд был представлен делегатами непосредственно с мест. Это нам покажет истинную физиономию и силу революционного крестьянства по всей губернии, говорили мы. Но мы и на сей раз оказались неправильно понимавшими задачи крестьянства. «Вожди» съезда предложили нам высказать свои соображения губернскому съезду крестьян и рабочих. А так как мы отказались участвовать в выборах на губернский съезд из состава уездного съезда, то наша кандидатура и не выставлялась. Таким образом, мы оказались изолированными от участия в губернском съезде. Хотя было много оснований думать, что бюро по созыву съезда непосредственно пригласит на съезд делегатов от Гуляй-Поля, так как об этом между Гуляйпольским Крестьянским Союзом и губернскими Комитетами Крестьянского Союза был обмен мнений. Но инициатива этого обмена исходила не от Гуляй Поля, а от Екатеринослава и при том не прямо, а косвенно. Вследствие этого мы не были уверены в приглашении и возвращались с уездного съезда в Гуляй-Поле под тяжелым впечатлением своего на этот раз поражения.

Однако наша линия поведения на съезде была правильной, с нашей точки зрения, и мы были спокойны за революционное будущее нашего Крестьянского Союза. По приезде на место мы делали доклад Комитету Крестьянского Союза, Союза рабочих металлистов и деревообделочников, который всегда интересовался крестьянскими съездами и просил информировать его. А затем доклад всеобщему сходу-собранию крестьян и рабочих в Гуляй-Поле и в районах. В то же время мы подготовляли крестьян и рабочих к тому, чтобы послать своих представителей на Губернский Съезд произвольно от нашего района, с целью демонстрации перед вождями закончившегося уездного крестьянского съезда, а также, чтобы информировать крестьянских делегатов на губернском съезде о том, как социалисты-революционеры (правые), эсдеки и кадеты стремятся убить революционную инициативу и самодеятельность крестьянства, как их агитаторы-пропагандисты при содействии правительственных комиссаров разъезжают по городам и селам и, устраивают митинги, дурачат крестьян и выматывают у них в пользу помещиков деньги за арендуемую крестьянами землю, ставя этим самым в затруднительное положение обнищавшее от военной разрухи трудовое крестьянство, которое не занималось грабежом и разбоем, по примеру помещиков и кулаков, и не нажило денег, чтобы платить за свою землю присвоившим ее грабителям.

Но в то время как мы подготовлялись к губернскому съезду, помогая своими советами связанным с нами другим волостям и уездам, принадлежавшим к другим губерниям, на имя Гуляй-Польского Комитета Крестьянского Союза пришло из Губернского Совета Раб. Солд. и Казачьих Депутатов приглашение — делегировать на 5-ое августа двух представителей на Губернский Съезд Советов и Союзов крестьян, рабочих, солдат и казачьих депутатов.

Начались съезды Гуляйпольского Районного Крестьянского Союза. К этому времени Комитет Союза подготовил доклад соответственно повестке Губернского Съезда.

Глава XI

Приезд в россию П. А. Кропоткина. Встреча с екатеринославскими анархистами

В это же время мы получили сведения о том, что П. А. Кропоткин уже в Петрограде. До сих пор в газетах писали об этом, но мы, крестьяне-анархисты, не слыша его мощного призыва к анархистам и конкретных указаний, руководствуясь которыми анархисты начали бы группироваться, и приводя в порядок разрозненные силы своего движения, занимая организованно свои революционно-боевые позиции в революции, мы не доверяли газетам. Теперь же мы получили газеты и письма из Петрограда, указывающие, что П. А. Кропоткин перенес в пути из Лондона в Россию болезнь, но доехал благополучно до самого сердца революции — Петрограда. Нам сообщали, как его встретили социалисты, стоявшие у власти, во главе с А. Керенским.

Радость в рядах нашей группы неописуемая. Собрали общее заседание группы, которое посвятили исключительно разбору предположений, что скажет нам старик Петр Алексеевич.

И все пришли к одному выводу: Петр Алексеевич укажет конкретные пути для организации нашего движения в деревне. Он слишком чуток, от него не ускользнет теперешняя насущная потребность в наших силах для революционной деревни. Как истинный вождь анархизма, он не пропустит этого редкого в истории России случая, воспользуется своим идейным влиянием на анархистов и их группы и поспешит конкретно формулировать те положения революционного анархизма, которыми анархисты должны заняться в нашей революции.

Я составил письмо-приветствие от имени гуляйпольской крестьянской группы анархо-коммунистов и не помню точно, но, кажется, отослал его Петру Алексеевичу через редакцию газеты «Буревестник».

В этом письме-приветствии наша группа приветствовала Петра Алексеевича и поздравляла его с благополучным возвращением на родину, выражая уверенность, что родина в лице лучших своих людей ждала его как неутомимого борца за идеи высшей справедливости, которые не могли не оказать своего влияния на подготовку и свершение русской революции…

Подпись была: «Группа украинских анархистов-коммунистов в селе Гуляй-Поле Екатеринославской губернии».

На наше скромное письмо-приветствие мы ответа не ждали. Но ответа на вопросы момента мы ждали с каким-то особым напряжением; с чувством сознания, что без него мы потратим много сил и может оказаться, что напрасно, может оказаться, что то, чего мы ищем, не ищется другими группами или ищется, но в совершенно другом направлении. А подневольная деревня, казалось нам, ставит прямо вопрос: где тот путь и средства, чтобы завладеть землею и без власти над собой заняться выживанием из своего тела паразитов, ничего не производящих, живущих в довольстве и роскоши.

Ответ на этот вопрос Петр Алексеевич дал в своем труде «Хлеб и воля». Но массы этого труда раньше не читали. Его читали одиночки из масс. Теперь такой труд массе читать некогда. Теперь ей нужно услыхать на простом, живом и сильном языке самое конкретное из «Хлеба и воли», чтобы она не погружалась в косное раздумье, а поняла бы сразу и получила руководящую нить для своих действий. Но кто скажет все это ей простым, живым и сильным языком?

Анархист-пропагандист и организатор, и только он!

Но, положа руку на сердце, говорил я: были ли когда вообще у него в России и на Украине анархистские пропагандистские школы? Я такого случая не знаю. Но если они и были, то, спрашивается, где же вышедшие из них передовые наши борцы? Я второй раз объезжаю несколько районов в нескольких уездах, административно принадлежащих к одной губернии, и не встречаю ни одного случая, где бы крестьяне на мои вопросы: «Были ли у вас ораторы из анархистов?» — ответили бы: «Были». Везде отвечали: «Никогда не были. Очень рады и благодарим, что вы нас не забываете».