— Эй, вы! — заорал Василий Иванович, подскакивая ближе. — Что вы там делаете с черепахой?
      Человек, вздрогнув, приподнял палку, черепаха медленно, с каким-то грустным достоинством убрала шею и голову, украшенную мудрыми глазами, в матовый пластинчатый панцирь с черными разводами, похожими на таинственные письмена.
      — Какого дьявола вам надо? Вы пытались убить черепаху! В заповеднике! — Василий Иванович, знавший всех живущих здесь черепах, был потрясен. Ему хотелось стукнуть по длинной маленькой, матово блестевшей остатками прилизанных волос головенке незнакомца. — Кто вы такой, черт бы вас взял? Идите за мной!
      — Ах, вот как! Вы тоже разводите этих гадин? — Человек яростно потыкал тростью в непробиваемую броню черепахи.
      Медленно, демонстрируя глубочайшее презрение, панцирь беззвучно отполз в сторону.
      Василий Иванович присмотрелся к странному человеку. В таком крупном порту, как Фароо- Маро, можно было встретить кого угодно. Но все же странно, что этот незнакомец говорит по-русски. Впрочем, в последние годы десятки миллионов людей во всех странах мира изучали русский язык… Было в этом человеке что-то истерическое, дерганое. Быть может, сумасшедший?
      — Вы приезжий, сэр? — сухо осведомился Василий Иванович.
      Маленький человек надменно вздернул голову и, фыркнув, смерил Василия Ивановича с ног до головы.
      — Я — Хеджес! — сказал он с таким выражением, с каким представилась бы пирамида Хеопса или Эйфелева башня, если б им был свойствен дар речи.
      Василию Ивановичу показалось, что он где-то слышал эту фамилию Хеджес… Безусловно слышал. Но где, в связи с чем?
      — Некоторым образом хозяин этого заповедничка, — представился в свою очередь Василий Иванович, искоса поглядывая на странного собеседника. — Фамилия — Квашин…
      — Это не имеет значения, — изрек тощий человек, которого звали Хеджес. — Ни вы, милейший, ни остальные три миллиарда двуногих не имеют для меня никакого значения. Ведь вы обречены на гибель, не так ли?
      — Вы в этом уверены? — сказал Василий Иванович, убеждаясь, что перед ним сумасшедший, и раздумывая, как быть.
      — Конечно! Это неизбежно, черт возьми! — довольно уныло пробормотал Хеджес. — Бомба, радиация и все прочее. Иногда я чувствую, что этот дьявольский стронций-девяносто уже сидит у меня в костях… Но самое скверное даже не это… — Хеджес перешел на таинственный шепот и сделался до того похож на традиционного сумасшедшего, что Василий Иванович, видевший сумасшедших только на иллюстрациях к страшным рассказам, испуганно попятился. — Вы знаете, что к концу столетия на Земле будет жить более шести миллиардов человек? Ну, что вы скажете?
      Василий Иванович слегка развел руками и попробовал улыбнуться.
      — Вы улыбаетесь? — взвизгнул Хеджес. — А знаете ли вы, молодой человек, что, согласно самым точным расчетам, произведенным лично мной, Земля, не выдержав дополнительной тяжести от плодящихся, как саранча, людей, сначала, естественно, замедлит свое движение, а потом и вообще остановится?.. У вас есть дети?
      Детей у Василия Ивановича не было. Кажется, это несколько успокоило Хеджеса. Он тяжело вздохнул, вытирая пот:
      — Все-таки отвратительно, что мы должны погибнуть, а вот такие гадины выживут! — Он снова злобно пнул черепаху тростью.
      — Вы думаете, их не берет бомба и… и все другие ужасы? — осведомился Василий Иванович, с тоской поглядывая по сторонам.
      — Я говорю не про этих! — Хеджес презрительно ковырнул безропотную черепаху. — Я говорю про тех, что делаем мы! Я ненавижу черепах, потому что мне слишком много приходится их видеть на Биссе! Тысячи черепах! Сотни тысяч!
      — Как вы сказали? — Василий Иванович сразу насторожился — На Биссе? Вы оттуда, сэр?
      — Это не имеет значения… — пробормотал тощий джентльмен, делая несколько шагов вперед и наклоняясь над лысой в этом месте землей. — Что это такое, а? — Он ковырнул тростью и поднял с земли небольшую семейку твердых коричневатых прохладных грибов. — Что это такое, сэр, я вас спрашиваю? — повторил он с возмущением.
      — Грибы… — нерешительно улыбнулся Василий Иванович. — Белые грибы, честное пионерское…
      Он выхватил их из рук Хеджеса и приласкал с искренней нежностью. Ах, как приятно было увидеть здесь, на берега Южного океана, подмосковных знакомцев! Но потом Василий Иванович удивился. Как ни слабо он был знаком с местной флорой и фауной, но все же помнил, что белые грибы не растут в районе экватора.
      — Это я их нашел! — кричал между тем Хеджес, прыгая около Василия Ивановича. — Надеюсь, это не грибной заповедник? Грибы — того, кто их нашел. Проклятье, дайте же мне хоть подержать их!..
      Он наклонился к грибам, которые Василий Иванович все-таки не выпускал из рук, и жадно вдохнул острую грибную сырость.
      — А-ах… Прелесть, черт возьми! Скажите честно, сэр, стоят ли все наши черепахи, попугаи и эта куча соленой воды одного такого негодяя, а?
      И он все-таки отколупнул от плотно слитой семейки крутой, веселый грибок. Василий Иванович не без сожаления проводил грибок взглядом и тут только увидел нечто такое, что поразило его куда больше, чем находка грибов.
      Если бы, гуляя по берегу Оки или Волги в светлой березовой роще, по желто-синему ковру цветов иван-да-марьи, вы увидели взнесенные в небо мохнатые стволы пальм и тяжелые, величиной с небольшой чемодан кокосовые орехи, услышали взвизгиванья и ругань обезьян, порхающих с березы на березу среди стаек крохотных сердитых попугайчиков, вы бы, наверное, решили, что спите или тяжело заболели.
      Нечто подобное пришло в голову Василию Ивановичу, когда он увидел, что мысок, привычно врезанный в океан, украшенный синеватыми в потоках яростного солнца пальмами, теперь выглядел совсем иначе… Пальмы стояли на месте, и попугайчики верещали что-то свое, диковинное, что нельзя было разобрать, но между пальмами на песчаный бугор, куда в шторм захлестывали волны, лег знакомый пестрый ковер… Здесь был и лиловатый клеверок, и нежные, то и дело вздрагивающие колокольчики такой прозрачной родной голубизны, что Василий Иванович, еще ничего не понимая, нагнулся и осторожно их погладил… Язычками огненно-красного пламени пылали колючие репейники; крохотные, в белых лучиках, солнышки ромашек то появлялись в узкой полоске овса, то исчезали… Несколько воробьев и одна-единственная ворона, которых Василий Иванович сначала и не приметил, молча, без единого звука, перелетали, хохлясь, с березы на березу, даже не приближаясь к пальмам… Василий Иванович отдал бы голову на отсечение, что ворона и два-три воробья взглянули на него вопросительно и сердито, словно требовали объяснить, что все это значит. Вдруг одна из ворон упала, как подстреленная. Но не успел Василий Иванович подбежать и посмотреть, что случилось, как новое чудо окончательно лишило его дара речи. Длинные рыжие усы овсов зашевелились, и оттуда, примяв василек, выглянул заяц…
      Это было уже непереносимо. Василий Иванович оглянулся на Хеджеса, с ужасом подумав, что, может быть, сумасшествие этого джентльмена заразительно, и пролепетал:
      — За-аяц…
      Они не сразу заметили, что с зайцем происходит что-то странное. Он не убежал, как сделал бы это всякий нормальный заяц. Он упал. Сухие стебли овсов намокли желто-красным.
      Василий Иванович шагнул вперед, нагнулся и поднял зайца за длинные уши. Хеджес вскрикнул, и Василий Иванович тоже едва удержался от крика, когда увидел, что держит в руках лишь немного более половины зайца: заднюю ногу с частью спины и брюшка словно сбрило чем-то острым. Эта нога лежала тут же, рядом. Похоже, что удар был нанесен зайцу только что.
      Потом они нашли воробья без крыла, второго — без головы, ворону без лап. Все эти уродцы были уже мертвы или доживали последние минуты.
      — Охотитесь? Заповедничек, значит, гм… гм… — ядовито произнес Хеджес, не замечая выражения лица Василия Ивановича. — Я всегда говорил, что русские молодцы! Вот, пожалуйста, сумели воспроизвести кусочек нормальной, европейской природы… И охотятся! Глаз радуется, душа отдыхает… Я и не знал, что на этих проклятых островах есть такое приличное местечко. Давно вам удалось все это так устроить?
      — Н-не-не знаю, — запинаясь и дрожащими руками щупая голову, выговорил Василий Иванович. — Еще три дня назад здесь не было ничего подобного… — И, вдруг рассердившись, он заорал на незнакомца: — Убирайтесь отсюда немедленно! Освободите помещение!
      — Это что, шутка? — фыркнул задорный человек. — Если я путешествую инкогнито, это не значит, что со мной можно шутить неподобающим образом! Вы делаете вид, что не узнаете меня, это похвально, однако всему есть мера. Надеюсь, директор агентства у себя?
      — Нет, он в отъезде, — пробормотал Василий Иванович, все еще щупая голову.
      — Это ни на что не похоже! — величественно возмутился тощий джентльмен. — Но есть его заместитель?
      — Я один остался, — неохотно сказал Василий Иванович.
      — Вы? — Хеджес, отступив на шаг, смерил взглядом Василия Ивановича от сандалий на босу ногу до парусиновой панамки и недоверчиво пожал плечами. — Я полагаю, на этот раз вы не шутите, сэр? Момент слишком серьезный!
      — Мне вовсе не до шуток, — простонал Василий Иванович, прикладывая ладонь к начавшей побаливать голове.
      — Обстановка крайне неподходящая, сэр! — Тощий джентльмен выпрямился во весь свой небольшой рост и гневно посматривал по сторонам, словно удивляясь, куда пропали почетный караул и оркестры. — Совершенно неподходящая обстановка! Однако во избежание недоразумений и осложнений я должен теперь же уведомить вас, что перед вами премьер-министр королевства Бисса, сэр! — Он произнес это громко, отчетливо, с необыкновенной важностью. — Да, сэр, премьер-министр его величества короля Биссы!
      Теперь Василий Иванович, несмотря на боль в голове и появление зайца, воробьев, берез, белых грибов и репейников с ромашками на берегу Фароо-Маро сразу припомнил все, что ему рассказывали директор агентства и другие сотрудники об этом занятном «королевстве», о владыке Биссы и его премьер-министре Хеджесе.
      На островах Южных морей давно ходили неясные тревожные разговоры о каком-то богатом чудаке, не то англичанине, не то канадце, который лет шесть назад купил для разведения черепах три небольших островка, не имевших даже названия. Видимо, он не был лишен чувства юмора, так как вскоре провозгласил себя королем этих островков, опубликовал конституцию, разослал в газеты рисунки герба и флага королевства и вступил в неофициальные отношения с крупнейшими державами, чьи интересы были представлены в стране лагун и рифов. Но, хотя островки были куплены для разведения черепах, никто не видел там ни одной черепахи.
      Вскоре выяснилось, что фамилия короля была Крэгс, Лайонель Крэгс. Здесь это имя звучало так же, как и любое другое, но в странах, где читали газеты, а случалось, и книги, кое-кто знал, что Крэгс был одним из крупнейших ученых Западного полушария, мировая величина в области конструирования сверхсложных электронно-вычислительных машин с фантастическими запоминающими устройствами.
      Тем не менее его исчезновение из цивилизованного мира и появление в стране лагун и рифов прошло почти незаметно, несмотря на забавную историю с основанием королевства.
      Лишь в некоторых газетах промелькнуло короткое интервью с Крэгсом.
      «Мистер Крэгс, — спросил его репортер, — зачем вы отправляетесь в Южные моря?»
      «Что ж, — ответил якобы Крэгс, — я отвечу вам откровенно, уверенный, что люди сочтут мои слова шуткой либо просто не прочтут их… Я убежден, что человечеству пришел конец, потому что война неизбежна. Мою науку ведут к войне. А современная война — это гибель, полное уничтожение большинства людей. И медленное, мучительное умирание всех оставшихся в живых… Выхода я не вижу. Люди обречены. Их надо срочно заменить. Я отправляюсь на Южные острова, чтобы создать новые существа. Это будут машины, наделенные разумом и способные размножаться. Им не страшны ни радиация, ни бактериологическая война. Они переживут все…»
      Крэгс сообщил также, что его предыдущие открытия и участие нескольких крупнейших банков, в том числе банка Хеджеса, позволяют ему располагать неограниченными средствами… Предположение репортера, что человечество, быть может, все-таки уцелеет, вызвало иронические насмешки со стороны Крэгса.
      «Мне надоели люди, — проворчал Крэгс. — Осточертело безумие нашей цивилизации. Я верю только в свои машины. Будущее — за ними…»
      Заметка была озаглавлена «Новый Адам», но, несмотря на то что репортер написал ее довольно бойко и даже с юмором, на нее не обратили внимания. И через несколько дней о Крэгсе забыли на много лет…
      На купленных Крэгсом островах росли кокосовые пальмы и хлебные деревья. В банановых рощицах копались мелкие дикие курочки, бегали юркие свиньи местных жителей. Эти жители, которых осталось меньше, чем пальм, когда-то владели всеми островами и рифами, а сейчас они даже не знали, что некий Крэгс купил их вместе с землей, бананами, курочками и свиньями.
      На трех островках, которые вскоре получили название «Королевство Бисса», Крэгс начал, как уверяли туземцы, делать черепах. Нет, он не собирал еще уцелевшие экземпляры, не разводил их и не выращивал. Он делал нечто другое. Что именно — невозможно было понять из рассказов туземцев, проникавших в таинственное королевство; европейцы же неизменно выпроваживались оттуда, едва лишь причаливали к песчаному бережку крэгсовских островов. Твердо было известно только, что любители черепаховых безделушек и черепаховых супов ничего не получали от нового королевства.
      Припомнив все это довольно быстро, Василии Иванович, все еще с опаской поглядывая на странного гостя, постепенно отступал к калитке. Хеджес, гордо задрав голову и зажав в откинутой руке трость, следовал за ним. Вдруг он произнес, торжественно подняв левую руку:
      — А вот и его величество!
      С мягким урчаньем на шоссе возле калитки остановилась темно-оливковая сигара, выпустив сизое облачко отработанного бензина. Рослый человек с хрящеватым жирным носом, пронзительными серыми глазами сидел, чуть сгорбившись, за рулем.
      Судя по всему, король был человеком очень неразговорчивым. Его темное, тяжелое, неподвижное лицо внушало не то уважение, не то страх. Бледные губы были плотно сжаты, серые глаза без всякого выражения смотрели на дорогу.
      — Шеф агентства ждет нас? — наконец спросил он Хеджеса, не глядя на него, но вдруг, явно не интересуясь ответом, вышел из машины, прошел в садик. — Что это? — Крэгс неожиданно присел на корточки перед грядкой овса.
      Ухватившись за стебель овсинки, король выдернул его с корнями и принялся с любопытством рассматривать, растирать между большим и указательным пальцами и нюхать.
      — Овес не растет на островах! — сердито заявил Крэгс.
      Василий Иванович и Хеджес пожали плечами.
      — А грибы? — сердито спросил Хеджес. — Могут расти приличные белые грибы на этих ваших островах?
      — Абсурд, — хмуро бросил Крэгс, все еще рассматривая стебель овса.
      — Вот как! — торжествуя, воскликнул Хеджес и, сунув руку в карман, вытащил несколько помятый, но все еще благоухающий гриб. — Я нашел его десять минут назад, сэр!
      Крэгс осторожно взял гриб.
      — Болетус эдулис, - прошептал ученый. — Невероятно!
      — Интересно, что бы вы сказали, увидев здесь зайца! — фыркнул Хеджес. — Да, да, сэр, обыкновенного зайца, из тех, которые бегают по европейским полям! А также ворон, воробьев, бабочек-капустниц…
      Крэгс уже несколько секунд пристально, в упор смотрел на Хеджеса.
      — Ах, и вам кажется, что я сошел с ума? — Тощий Хеджес даже подскочил от возмущения, но тотчас, нагнувшись, поднял одного из погибших воробьев. — Пожалуйста! — Он сунул его чуть ли не в нос короля. — Еще тепленький…
      Лицо Крэгса было сурово, густые брови сошлись, крупные морщины пересекли лоб. Нервным движением он вытер выступившие капельки пота.
      — Из всего, что я видел за свою жизнь, — медленно произнес он, — это самое невероятное, самое невероятное… Вы можете что-нибудь нам объяснить, сэр? — Он неожиданно ухватил Василия Ивановича за плечо.
      — Ничего я не знаю! — сердито ответил Василий Иванович, высвобождая плечо. — Три дня назад все здесь было обыкновенно, а теперь пожалуйста… воробьи!
      Крэгс мельком взглянул на Василия Ивановича и, не расспрашивая его больше, отнес в машину стебель овса, гриб и мертвого воробья. Вернувшись, он задумчиво сказал:
      — Все это как-то связано с академиком Андрюхиным… Тем более я должен как можно скорее видеть официальное лицо из Советского Союза. Грустно только, что все это бесполезно, сэр, абсолютно бесполезно. Земля доживает последние дни…
      Он снова сделал мрачную физиономию и принялся глубокомысленно покачивать головой.
      Поскольку ни король, ни его странный премьер-министр, видимо, не могли объяснить тайну неведомо откуда появившихся берез, грибов и ромашек, Василий Иванович отложил выяснение этого вопроса до возвращения своего начальства, а пока обратился к насущным делам.
      — Вы говорите, сэр, — спросил он Крэгса, — что желали побывать в советском торговом агентстве и видеть его главу? В таком случае, приезжайте через час. Вон там, наискосок через шоссе, домик с нашим флагом. А мне разрешите вернуться в канцелярию к своим обязанностям.
      Крэгс и Хеджес молча уселись в машину.
      — Кто такой этот Эндрюхи, о котором вы упоминали? — хмуро спросил Хеджес.
      — Профессор Андрюхин, — сказал Крэгс, с подчеркнутым уважением снимая шляпу, — приглашает меня участвовать в каком-то невиданном эксперименте… Имя Андрюхина известно всем, кто интересуется наукой. Говорят, он использовал кибернетику для решения проблемы долголетия, чуть ли не бессмертия. Понятия не имею, как он это сделал.
      — Долголетия? — Хеджес поднял голову. — А на кой дьявол это долголетие, если всем нам, и вашему Эндрюхи тоже, осталось жить год-два… ну, может быть, три? Он не ученый. Он идиот.
      — Архимед решал уравнение, когда меч римского солдата уже касался его шеи… Андрюхин настоящий, большой ученый; все отведенные ему в жизни секунды он будет думать о науке. Хотя, конечно, вы правы, все это совершено бесполезно…
      — Бесполезно? А мне кажется, вы на что-то надеетесь… — Подозрение и растерянность мелькнули в глазах Хеджеса. — Берегитесь! Я не позволю себя обмануть… Вы знаете, что даже я, человек, которому на все наплевать, и то увлекся вашей затеей. Слушайте, Крэгс, сейчас я признаюсь в том, что хотел бы намертво скрыть. Вам никогда не приходило в голову, что мы, быть может, вообще сумеем от всего отсидеться в Биссе? Совершенно исключительное географическое положение! Мы равно удалены, причем на максимально возможное расстояние, и от Америки и от Европы. Земля — маленькая планетка, но мы выжали максимум в пределах возможного. Радиация от проведенных испытаний обрушивается на Северное полушарие, мы пока в стороне. Быть может, именно нам суждено уцелеть? Ведь должны же где-то сохраниться люди, так сказать, на развод?
      — Маловероятно и вовсе не обязательно, — отрезал Крэгс.
      — Черт бы вас взял! — пробормотал Хеджес после продолжительного молчания, во время которого Крэгс медленно лавировал среди стада мелких местных коров, пересекавших шоссе. — Тогда дайте хоть спокойно дожить на Биссе оставшиеся нам крохи жизни. Вы делаете черепах. Я участвую в этом своими капиталами. Отлично, я тоже хочу быть черепахой, черт возьми! И я хочу уползти в мой панцирь. Вооружения, секретные лаборатории, радиация, газетные истерики, красная опасность, желтая опасность — да пропади все это пропадом! Я сам финансировал газеты, раздувающие эти опасности, а теперь сам же прихожу в ужас… Я ведь тоже читатель…
      — Хеджес, — весьма серьезно сказал Крэгс, — я никогда не понимал, что именно вас привело ко мне. Неужели надежда спастись? Это совершенно бесполезно.
      — Вы просто маньяк! — вскипел Хеджес, окончательно забывая, что он говорит, как-никак, с королем и правилами этикета предусмотрено несколько иное обращение к королям. — «Бесполезно»!.. Вы что, не знаете других слов?
      — Это слово символизирует мои убеждения… — мрачно изрек Крэгс.
      Хеджес в полном изнеможении повалился на кожаные подушки.
      Они проезжали через центральную часть города.
      Из темной, словно загоревшей на жгучем солнце зелени выступали не только деревянные, но и каменные, сверкающие зеркальными стеклами дома. Среди машин и велосипедов влачили арбу два круторогих буйвола. Совершенно голые ребятишки с визгом скатились с пальмы, словно кто-то стряхнул их с огромных листьев. Их восторг удесятерился, когда они убедились, что вызвали неописуемый ужас у чопорной леди. Действительно, на нее нельзя было смотреть без хохота, когда, в длинном платье, застегнутом до подбородка, с библией под мышкой, она чинно брела в молитвенный дом, брезгливо щурясь от яркого солнца и недоверчиво щупая зонтиком каждую щербинку на асфальте. При виде великолепной темно-оливковой сигары лицо леди тотчас преобразилось. Она заулыбалась всеми морщинами и даже сделала нечто вроде реверанса на ходу, едва не уронив пенсне. Заметив, что сигара остановилась возле банка, дама почтительно поклонилась задним фарам и, приняв еще более чопорный вид, замаршировала на молитву.
 
      Через час, когда странные гости уже шли по дорожке к веранде бунгало, Василий Иванович с удивлением отметил, что Крэгс более всего походит на морского разбойника. Василий Иванович даже слегка присвистнул.
      Мясистое, тяжелое лицо Крэгса от уха до крутого, квадратного подбородка пересекал багровый рубец. Его серые прозрачные глаза так быстро и пронизывающе рассматривали людей, что каждый невольно поеживался. Он был широкоплеч, высок, строен, и, хотя ему перевалило за сорок, он легко нес свое сильное тело на длинных, мускулистых ногах спортсмена.
      Входя на веранду, он снял шляпу, и все очарование сразу исчезло: Крэгс был лыс.
      — Полагаю, — подчеркнуто официально начал Хеджес, — мы находимся в помещении советского торгового агентства на Фароо-Маро?
      Василий Иванович поклонился и развел руками:
      — Директор агентства телеграфировал, что вынужден задержаться на одном из островов архипелага.
      — Поскольку руководитель советского торгового агентства отсутствует, я желал бы разговаривать с лицом, заменяющим его, — отчеканил Хеджес, не обращая внимания на улыбку Крэгса. — Беседа будет носить строго конфиденциальный характер.
      Василий Иванович взглянул на мисс Нугу, и та зная, что обозначает такой взгляд, встала и выпорхнула из комнаты, предварительно послав мужчинам по очаровательной улыбке.
      — Я к вашим услугам, господа, — вздохнул Василий Иванович, выдавливая нечто, отдаленно похожее на улыбку, и приглашая садиться. — Но я только по хозяйственной части…
      — Полагаю, нас никто не слышит? — Черные очки Хеджеса испытующе уставились на Василия Ивановича. Тот был уверен, что мисс Нугу, по обыкновению, подслушивает у двери, но сделал протестующий жест. — Отлично. В таком случае, сэр, выполняя свой долг, я должен заявить следующее: при известных обстоятельствах королевство Бисса готово де-факто признать Советский Союз!
      Не удержавшись, Василий Иванович слегка кашлянул, словно бы поперхнулся. Премьер-министр выпрямился еще больше и был похож на натянутую до предела струну. Зато его величество король Биссы, так сильно смахивавший на классического морского разбойника, не удержавшись, громко захохотал:
      — Довольно, Хеджес! Оперетка! «Королевство Бисса» соблаговолит признать «де-факто» первую державу мира… Забудьте, что вы премьер-министр. Это может наскучить…
      И, не оглядываясь на возмущенно вскочившего Хеджеса, Крэгс продолжал:
      — Около недели назад, господин сотрудник, я получил письмо от моего ученого друга, вашего соотечественника, академика Андрюхина. Вам известно это имя? — Он строго взглянул на Василия Ивановича.
      Тот несколько удивленно и в то же время почтительно наклонил голову. Академик Андрюхин был одним из тех людей, которыми гордилась его великая страна, странно было бы не слышать о нем.
      — Мы переписывались и раньше, — продолжал Крэгс. — Мы оба занимаемся одной и той же отраслью современной науки. Ее называют кибернетикой. Полагаю, вы имеете о кибернетике хотя бы общее представление?
      В голове у Василия Ивановича, отуманенной жарой и событиями дня, мелькнула мысль о счетной машине «Пионер», которая производила все вычисления, нужные агентству, и он утвердительно кивнул.
      — Отлично, — продолжал Крэгс. — Занимаясь одной и той же наукой и полагая, что мы оба искренне служим человечеству, я и Андрюхин исходим, однако, из противоположных взглядов. Он идет от мысли, что человечеству суждено жить и развиваться на Земле еще многие и многие тысячелетия, я же убежден, что человеческое общество зашло в тупик и что жизнь на Земле будет трагически прервана в ближайшие годы, быть может, дни. И не скорблю об этом! Да, сэр, не скорблю, — повторил Крэгс, хотя лицо его явно помрачнело, противореча словам. — Андрюхин добился невероятных результатов в борьбе со старостью. Зачем? Это совершенно бесполезно!.. Все обречены на гибель. Зато мне удалось создать систему, при которой мои механизмы не только читают, пишут, переводят, делают любые вычисления, но и воспроизводят сами себя. Им не страшны ни радиация, ни болезни, ни адские температуры, ни взрывы самой необузданной силы. Они переживут вс» и всех. И запомнят вс». Люди отжили свое… Но, поскольку и я имею несчастье принадлежать к этой породе, у меня возникает ряд обязательств. Я надеюсь по приезде к вам сделать некоторые предложения… Признаюсь, что меня очень заинтересовало последнее письмо академика Ивана Андрюхина, в котором он приглашает меня как своего гостя посетить вашу страну. Я ему очень благодарен… Он сообщил, что ваше агентство технически поможет мне через соответствующее советское посольство оформить все, что нужно для въезда в Советский Союз.
      — Сожалею… — Василий Иванович развел руками. — Об этом знает, видимо, директор. Я не уполномочен…
      — Тогда я оставлю директору письмо Андрюхина, — сказал Крэгс вставая. — Буду ждать извещений…
      Василий Иванович молча поклонился и принял от Крэгса пухлый конверт.
      Он следил за гостями, пока темно-оливковая сигара, пустив сизое облачко, не тронулась в сторону центра. Такая жара, а тут еще король! Только королей не хватало… Чтобы несколько успокоиться, Василий Иванович подошел к своей милой таблице хоккейных бо» в. Посмотреть бы хоть одну игру!
      Тут он увидел зажатое в своем кулаке толстое письмо Андрюхина…
      Пока белозубая мисс Нугу тащила ему ради такого случая бутылку настоящего московского хлебного кваса, Василий Иванович удобно расположился на сквознячке и вытащил письмо из незапечатанного конверта…
      Чем дальше читал Василий Иванович письмо Андрюхина, тем сильнее было его недоумение и тем ближе придвигал он листки к своему толстому, в неистребимых московских веснушках любопытному носу.

Глава третья
ЕДИНСТВЕННЫЙ ДОКУМЕНТ