Мы все посмотрели на него, так как охотник с необычным восторгом начал напевать какой-то неизвестный мотив и подбегал то к одному, то к другому, показывая на ладони содержание зоба рябчика. Среди муравьиных яиц и ягод брусники выделялось несколько круглых ярко-красных ягодок.
— Панцуй, панцуй, эх танцуй, танцуй, счастливый охотник! — выкрикивал он. Затем схватил меня за руку и чуть не пустился со мной в пляс. Утомившись, он стал, широко расставив ноги, взглянул на нас и громко сказал:
— Рябчик незадолго до того как его убили, клевал эти ягоды. А это — плоды настоящего женьшеня. Ошибка исключена, я их хорошо знаю. За дело! Окружим то место, где клевала эта «золотая» птичка, и будем искать. Однако нужно, чтобы Рудольф Рудольфович сам нашёл его.
Вообще разыскать это место было нелегко, В памяти у меня осталась только высокая ель, под которой я нашёл огромный гриб.
— Ничего, — заявил Еменка. — Вы были недалеко от нас, так что круг сужается. Елей здесь, в кедровом лесу, не так то уж много, а, кроме того, после большого гриба остался белый хорошо видимый корень. Вдобавок, я возьму на поводок свою собаку. У неё хороший нюх, и она почует следы рябчиков…
Все казалось логичным и лёгким, оставалось только успешно осуществить задуманное.
На этот раз около лошадей остался лесничий Шульгин, поскольку Тамара прямо-таки сгорала от любопытства увидеть место рождения корня жизни, о котором она знала, что он надолго сохраняет молодость и здоровье.
Поиски были трудными и продолжительными. Мы ходили по тайге, продирались сквозь чащу, пролезали через молодняк и пробирались через небольшие болотца. Только под вечер меня окликнул Еменка, которого я не упускал из виду:
— Судя по всему, мы на месте. Посмотрите на собаку.
Лайка Тулай нашла следы рябчиков и натягивала ремень, озираясь по деревьям. Я увидел крупную ель и остаток ножки гриба. Среди мха и травы он выделялся белым пятном.
— Все сюда, ко мне! — кричал Еменка. — Идите осторожно, осматривайте каждую пядь земли.
Итак, мы его нашли!
Наступила тишина. Особенная тишина, полная тревожного ожидания… Пожалуй, подобных минут человек не переживёт нигде, кроме глухой тайги. Хотя нас было шестеро, у каждого из нас было ощущение одиночества и гнетущей тоски.
Еменка взял меня за руку и осторожно подвёл к женьшеню. Мой взгляд долго бродил по зелёному ковру травы, мха и папоротника, прежде чем я увидел два ярко-зелёных листика, напоминавшие человеческую руку.
По правде говоря, вначале корень не произвёл на меня никакого впечатления. Вокруг высились могучие кедры, лиственницы и ели, а он, носитель жизненной силы, ютился сиротливо, укрытый от солнца, немощный и такой нежный, что его могла повредить случайно упавшая шишка и даже улитка. После малейшего повреждения он засыпает на долгие годы и пробуждается к жизни весьма неохотно…
Найденный корень имел два полностью развившихся листа и ещё третий подрастающий. Следовательно, это был сравнительно молодой панцуй; Еменка определил его возраст в 12 —14 лет.
— Что с ним делать? Выкопать?
Еменка и Чижов решительно воспротивились этому, поскольку корень, не имеющий трёх взрослых листьев и не совсем развившееся «туловище», ценится низко.
Мнение обоих охотников для нас было законом, и по совету Еменки мы «закрепили» корень. Прежде всего Еменка отмерил двенадцать шагов и в этом радиусе обозначил вокруг все деревья особыми зарубками. По законам тайги это означало, что корень уже имеет своего хозяина и, кто бы случайно ни пришёл сюда, не должен подходить к корню. Затем место около корня было очищено от бурелома и ветвей и вокруг него сооружена лёгкая ограда.
Наконец Еменка взобрался на ближайший кедр, ветви которого нависали под корнем, стряхнул все шишки и, кроме того, даже срезал некоторые ветки, чтобы ограничить на следующие годы рост новых шишек. Сделал он это для того, чтобы какая-нибудь шишка случайно не упала и не повредила нежного растения.
После принятия мер предосторожности Еменка чуть ли не торжественно произнёс:
— Этот панцуй принадлежит вам, Рудольф Рудольфович, потому что мы его нашли только благодаря вам. Запомните, он растёт для вас, и я буду о нём заботиться.
На минуту воцарилась тишина, затем я сказал:
— Я не могу с этим согласиться. Без вас, Еменка, я бы никогда не нашёл корня. Не узнал бы ягод в зобе рябчика…
— …и я бы их никогда не увидел, не будь вашего рябчика, — перебил меня охотник.
— Еменка прав, — разъяснил Чижов. Вы первый обнаружили корень и не должны отрекаться от женьшеня, иначе вас постигнет несчастье. Во всяком случае так уверяют старые, суеверные искатели корня. Ведь вы же не захотите подвергать себя такой опасности?
— Боже сохрани, — сказал я улыбаясь. — Только вижу, что с находкой корня у меня прибавится беспокойств. Что, если вдруг этот всемогущий корень жизни случайно погибнет?
— Это будет плохая примета, — добавил Еменка.
— Сами знаете, что всё это только поверья, — спокойно сказал Чижов. — Они лишь показывают, как много всевозможных легенд, суеверий и церемоний было связано с добыванием редкого корня. Не забивайте себе ими голову. Корень ваш. Спустя пять-семь лет он вырастет, вы приедёте, разгребёте костяной лопаткой землю…
Пётр Андреевич не договорил.
Над нами высоко в небе пролетел огненный шар с длинным светящимся хвостом. Затем последовали оглушительные взрывы, грохот…
Собаки скулили, дрожали и разгребали землю… На небосводе опять засиял эффектнейший фейерверк, какого не сумеет создать ни один человек, и потом всё смолкло.
Мне показалось, что подо мной внезапно разверзнется ужасная бездна. Я вскочил, что-то закричал и выбежал на большую прогалину.
Длинные грязные полосы дыма протянулись с севера на юг, постепенно искривлялись, морщинились и расплывались во все стороны.
Что все это означало?
Мы были очевидцами падения большого болида, летевшего из Вселенной с огромной скоростью. В результате сопротивления воздуха его скорость уменьшалась, а кинетическая энергия преобразовывалась в световую и тепловую.
Таково краткое объяснение представившегося нам совершенно необычного явления.
Я с Еменкой вернулся к «своему» корню жизни, убедиться, как этот носитель силы и здоровья пережил миновавшую катастрофу. Судя по всему, он не пострадал от бедствия и только несколько сухих веточек упало вблизи от него. Мы их отбросили и поторопились к нашему лагерю.
Шульгин был почти в полном изнеможении. При падении болида лошади всполошились, две сорвались с привязи и с ржанием бегали вокруг. Одну из них лесничему удалось поймать, но другая исчезла. Старобор с Еменкой немедленно вскочили в сёдла и отправились за беглянкой, которая, к счастью, имела на шее колокольчик. Вскоре они вернулись вместе с ней: испугавшаяся лошадь забрела в чащу и дальше не могла пройти.
Вполне понятно, грандиозное явление природы произвело на нас глубокое впечатление. С опасением мы посматривали на небо, не готовит ли оно нам нового сюрприза. Над тайгой вздымались столбы густого дыма. Горел лес.
Чижов опасался, как бы огонь не застиг нас врасплох, но Еменка не разделял его опасений. Вокруг было много болот и прогалин, они должны задержать огонь.
Позднее, после еды, мы сидели у костра. Олег разговорился о болидах. Он подчеркнул, что орбиты скоплений метеоритов в космосе подобны орбитам комет и по возрасту равны всей нашей солнечной системе. Метеориты начинают разрушаться на высоте 150—200 километров от земли, а на высоте 12—20 километров их движение почти затормаживается. До поверхности земли долетают лишь те болиды, которые вошли в земную атмосферу со скоростью 10—20 километров в секунду. Остальные ещё высоко над землёй разлетаются на мелкие осколки.
— Этот болид, наверное, рассыпался на тысячи кусков где-то недосягаемо высоко над нами, — закончил Олег и встал.
— Вы говорите болид, Олег Андреевич, — оживился Еменка, — а знаете, что ещё недавно такое явление вызвало бы среди искателей панцуя ужасную панику? Они бы приняли его за предупреждение небес, охраняющих корень жизни. Мы нарушили правила добывания корня, о которых говорят старые поверья. Искатель корня не смеет быть вооружённым, потому что, согласно преданиям, женьшень любит только мирных людей, с чистым сердцем. А мы его нашли благодаря удачному выстрелу, но наше счастье, что мы не верим ни в какие сказки.
Мы пошли спать, и над лагерем воцарилась тишина. Только время от времени фыркали лошади.
Утро началось необычно. Во всех палатках раздавался кашель, собаки скулили. Утренний ветерок окутал лагерь густым дымом. За ночь лесной пожар усилился. Мы быстро позавтракали, свернули палатки и отправились в путь. С холма, открывавшего широкий кругозор, мы определили направление, где следовало искать осколки болида.
Ориентирами нам служили места возникновения пожаров. Надо полагать, что осколки легче найти там, где уже всё выгорело. На всякий случай Еменка подробно рассказал нам дальнейшую дорогу к Сурунганским горам и назначил место встречи.
Лесничий Шульгин не пожелал участвовать в поисках, считая их за напрасную потерю времени, и предложил свои услуги в присмотре за вьючными лошадьми. С его предложением мы согласились, поскольку каждый из нас жаждал откопать собственными руками «свой» осколок редкого странника Вселенной.
* * *
По словам Еменки, до Сурунганских гор оставалось всего от двух до четырёх дневных переходов. Эти горы имели для меня особую притягательную силу. Я не мог отделаться от мысли, что там, в тех местах, где не ступала нога человека, таится какая-то неожиданность.
Рассказ старого охотника Родиона Орлова запомнился мне, и, чем больше я размышлял о жизни старика Феклистова, тем больше появлялось сомнений в цели путешествия его внука.
Действительно ли мы найдём там соболиный рай? Или нас ожидает нечто иное?
Такие мысли бродили у меня в голове, пока я ехал рядом с Чижовым среди обгоревших пней. Я не удержался от вопроса:
— Пётр Андреевич, вы на самом деле верите, что мы найдём в Сурунганских горах соболиное эльдорадо?
— Напрасно меня спрашиваете, голубчик. Еменка утверждает, что соболи там обязательно будут, и это полностью подтверждает предположение биолога Реткина, который ссылается на записки старого Феклистова. Однако догадки излишни. Подождём и позволим себя удивить.
На этом разговор оборвался, а моё любопытство ни в коей мере не было удовлетворено.
Разочарованные бесплодными поисками, мы поехали к установленному месту встречи. Здесь уже был Старобор. К вечеру прибыли Еменка и Олег с Тамарой. Ещё издалека Олег размахивал охотничьей сеткой, а соскочив с лошади, показал нам трофеи своей группы, которые они привезли в рюкзаках: три осколка болида. Мы поздравили прибывших с успехом и с интересом осмотрели материю Вселенной.
Осколки имели тёмно-серый цвет, угловатую форму, сплавившиеся грани были покрыты тонкой скорлупой железокаменного вещества. Олег объяснил, что они состоят из железа, никеля и серы. Затем он рассказал, каким образом ему удалось найти осколки метеорита, а Еменка был полон похвал геологу, о котором утверждал, будто он одарён чуть ли не волшебным «чутьём».
* * *
Лагерь решили устроить на уютной полянке около скального утёса. Небольшой ручеёк извивался между камнями и кустами, а прямо над нами гнездились ястребы, встретившие нас тревожными криками.
Однако не хватало Шульгина со вьючными лошадьми, и мы не могли поставить палаток и приготовить ужин.
Непонятно, где мог задержаться лесничий? Больше всех расстраивался проголодавшийся Старобор. Он утром позавтракал и, не рассчитывая, что с обедом придётся ждать до самого вечера, не взял с собой ничего перекусить.
Лесничий приехал уже в сумерки, мы встретили его градом упрёков. Но он, не теряя спокойствия, просто объяснил своё опоздание: немного сбился с пути, так как сбежала одна из лошадей, а пока её нашёл, сам потерял ориентировку. Старобор смотрел с недоумением:
— Как она могла от вас сбежать, если всё время была у вас на глазах?
— А что делать, если глаза не видят? Покажи мне, Старобор, кого-нибудь, кто бы во сне видел что-либо иное, кроме снов? Конечно, не найдёшь такого человека. Так и я. Не выспался, вздремнул немного, а резвая лошадка воспользовалась этим и ушла. Ну, не сердись на меня, Тимоша! — и лесничий похлопал Старобора по плечу.
Тот лишь махнул рукой.
После обильного ужина настроение у нас поднялось.
Наступила ночь.
Внезапный ветер разволновал зелёное море, но густой дождь быстро успокоил разбушевавшиеся стихии и принёс облегчение. Крупные капли барабанили по натянутой палатке, и, убаюканный монотонными звуками, я погрузился в глубокий сон.
…Весёлое ржание лошадей оповестило начало нового дня. Я быстро оделся и вышел из палатки. Тайгу словно подменили. Дождь давно перестал, и солнце сверкало в миллионах капель.
Завтрак нам пришёлся по вкусу больше, чем обычно, и, когда мы снова очутились в сёдлах, у меня было впечатление, что столь прекрасного дня я в тайге ещё не видел.
Приподнятое настроение вскоре дало себя знать. Каждый из нас был весел, а шутки и остроты сыпались как из рога изобилия. Незаметно мы продвигались вперёд. Этому способствовала хорошая дорога. Мы удобно сидели в сёдлах, не опасаясь, что неожиданно кто-нибудь из нас окажется на земле. Тропинка была прямо-таки создана для езды.
— Интересно, кто это вытоптал такую «парадную» дорожку? — допытывался Олег.
— Кто как не олени, — проронил Чижов.
— Конечно, олени, — подтвердил Еменка. — У них здесь свои постоянные проторённые дорожки. По ним сходят они с холмов к воде и к пастбищам на поляны. Однако не знаю, далеко ли нас заведёт тропинка. Там, где вдали торчат скалы, находится узкое ущелье, единственный проход к Сурунганским горам. Будем надеяться, что его не завалило камнями. Скалы тоже бывают живые, а там они даже так и называются.
Олег заинтересовался и потребовал более подробного объяснения относительно «живых» скал. Но охотник лишь добавил, что скалы сильно выветрены и иногда во время весеннего снеготаяния с них падают огромные глыбы.
— А если ущелье окажется заваленным, что тогда? — отозвался Шульгин.
— Тогда — не знаю. Вокруг почти непроходимая тайга и болота. Нам бы пришлось разыскивать звериные тропы, пробираться сквозь чащу, однако незачем сейчас об этом думать. Увидим на месте, «что тогда».
Тайга выглядела прямо-таки по-праздничному. Совсем не слышалось унылых звуков. В траве кузнечики непрерывно ударяли легчайшими молоточками по маленьким звонким клавишам, птицы словно соревновались между собой на лучшую песню. Где-то поблизости послышался хруст сухих ветвей. Это олень или лось пробирался по лесу и рогами задевал ветки деревьев. Воздух был переполнен бесчисленными запахами. Природа смешивала запахи так искусно, что человеку дышалось легко и приятно.
Незаметно мы доехали до Живых скал. Они стояли перед нами словно высокая неприступная крепость, и узкое ущелье действительно было единственной дорогой, проходившей сквозь этот каменный лабиринт. Еменка поехал вперёд на рекогносцировку. Вскоре он вернулся с радостным известием: местами дорога завалена крупными камнями, но в основном проходима. Проходы были так узки, что нам приходилось проезжать друг за другом. Шульгин ехал впереди Олега, за ними Тамара и я. Вдруг одна из наших собак яростно залаяла. Лошадь Олега испугалась, шарахнулась, и в тот же момент внезапно прогремел оглушительный выстрел. Сразу вслед за ним второй. Олег вскрикнул, покачнулся в седле и упал.
— Нападение… бандиты! — кто-то кричал впереди так, что я не узнал его по голосу.
В этот момент грозящей опасности я убедился, какой силой воли и готовностью ко всему обладают сибирские охотники.
С поразительной быстротой они сорвали с плеч ружья и, натянув у лошадей поводья, начали стрелять. Целились по направлению лая собак. На левой стороне ущелья было особенно много расщелин, и, по-видимому, бандиты засели среди них. Предоставив сибирским охотникам перестрелку со злоумышленниками, я соскочил с лошади и поспешил к геологу, над которым уже склонилась Тамара. Он лежал без сознания, из раны в голове текла кровь.
Тамара, с глазами, полными слёз, бережно приподняла голову Олега, и тут я увидел окровавленное ухо и кровь на слипшихся волосах.
— Он жив… скажите мне, жив… — настаивала Тамара.
— Будем надеяться, — коротко ответил я.
Стрельба продолжалась, собаки с надрывным лаем кидались на скалы, а лошади стояли не дрогнув. Только стригли ушами, да некоторые из них ржали. Их поведение спасло нас от дальнейших бедствий, так как перепуганные лошади могли в узком ущелье затоптать лежащего Олега, Тамару и меня.
Когда стрельба прекратилась, все подбежали к нам и, перебивая друг друга, спрашивали, что с Олегом.
Чижов и Еменка приподняли его и осмотрели рану на голове. В это время голова Олега безжизненно лежала на моих руках. Неужели он в самом деле мёртв?
Но от волнения я забыл пощупать у геолога пульс.
Олег был жив!
Мы отнесли его на ровное место, расстегнули куртку, рубашку и привели в чувство.
Когда Чижов ощупывал рану на голове, Олег глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Что… что случилось? — медленно произнёс он. Дотронулся до головы и увидел кровь на руке. — …кровь, откуда? — спросил он растерянно. — Ах да, ведь в меня кто-то стрелял, правда?
— Ничего, ничего, всё в порядке, — успокаивала его Тамара, — вы упали с лошади. Руки или ноги у вас не болят?
Олег раздвинул руки, затем пошевелил ногами, попробовал улыбнуться и пробормотал:
— Ноги и руки в порядке, только сильно болит голова, стреляет в ухо и колет в пояснице.
— Ну это ещё не так страшно, — констатировал Еменка. — Ухо до завтра заживёт, царапина на голове до послезавтра, а спину сейчас посмотрим. Только сначала перевяжем царапину.
При осмотре раны на голове мы установили, что пуля легко задела ухо и содрала с головы лоскут кожи.
— Вам, дорогой друг, очень повезло, — воскликнул Чижов. — Ещё чуть-чуть и пуля проделала бы в голове дырку.
Тамара принесла аптечку, обмыла Олегу рану на голове, затем ухо, приложила стерильный бинт и заклеила всё большим пластырем.
— Вас спасла собака, — заявил я. — Наверное, увидела или почуяла разбойников, потому что, внезапно бросившись вперёд, попала вашей лошади под ноги, залаяла. А лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону как раз в тот момент, когда бандиты выстрелили. Но им здорово всыпали… палили, как в бою, только гудело.
— Будешь стрелять, голубчик, — живо проговорил Чижов, — когда надо защищать свою шкуру. Только не могу понять, пусть хоть возьмут меня все проклятые таёжные черти, кто мог напасть на нас здесь, где целыми годами никто не бывает.
— Как видно, вы заблуждаетесь, — заговорил Шульгин. — Тут ходят какие-то мерзавцы!
— Ходят, ходят, — повторил Еменка, — сидели и поджидали нас здесь. Они должны были знать, что мы сюда приедем, вот в чём все дело!
— Конечно, — подтвердил Старобор. — Едва ли это случайное нападение. Сейчас в тайге, и особенно в этих краях, бандитов уже нет.
— Вы заблуждаетесь, — твердил своё Шульгин. — На нас напали, и вы это не считаете бандитизмом? Что же, те негодяи в нас шишками бросались?
— Неужели не понимаешь, мудрый покровитель лесов, что тут вопрос не только в самом нападении, но и в том, что побудило к нему. Загадка в этом!
— И опять вы неправы, — продолжал доказывать Шульгин. — Именно только в таких глухих местах могут быть бандиты, которые чёрт знает откуда здесь взялись. Скорее всего, они следили за нами, и, наверное, у них разгорелся аппетит на нашу одежду, оружие и лошадей…
— Знаешь ли, Федор Лаврентьевич, может быть, ты прав, — после некоторого раздумья согласился Чижов, но мы их выведем на чистую воду. Что скажешь на это, Еменка?
Соколиные глаза охотника блестели.
— Правильно говоришь! Только почему не хочешь сразу пуститься за ними?
— А ты сам подумай, они выдали себя и постараются забраться в такие дремучие леса, где и чёрт бы поломал ноги. Не пропадут, куда им деться? Едва ли у них есть лошади, а пешком в тайге далеко не уйдёшь. Нет, на этих субъектов мы организуем особую экспедицию…
С таким мнением все согласились, и, как только Олег несколько пришёл в себя, мы продолжали путь. Однако на случай внезапного нападения приняли необходимые меры предосторожности. Впереди бежали собаки, хорошо понявшие свою задачу передового дозора. Затем ехал Еменка с ружьём наготове, и в 30—40 метрах от него следовали остальные, тоже готовые к немедленному применению оружия. Продвижение по ущелью было крайне трудным, лошади спотыкались, с трудом преодолевая каменные препятствия, которых было так много, что мы потеряли им счёт. Местами нам приходилось сходить с лошадей и с огромными усилиями отодвигать каменные глыбы. В одном, пожалуй самом узком, месте дорогу перегородила огромная глыба, которую мы, несмотря на все усилия, не могли убрать.
— Что же теперь? — спрашивал лесничий.
— До конца ущелья остаётся всего две версты, добрых десять уже осталось за нами. Нужно во что бы то ни стало убрать с пути этот «обломочек». Эх, если бы иметь подрывной порох! — громко вздыхал Еменка.
— Подрывной порох? — небрежно переспросил Олег. — А аммонит бы не выручил?
— Аммонит? Он был бы в десять раз лучше. Но, однако, где его достать? — сокрушался охотник.
— Это уже совсем простое дело. В моём геологическом ящике. Там найдётся всё необходимое для геолога: горный компас, геологический молоток, «карманный» нивелир, другие приборы и аммонит. Его хватит на устранение целой дюжины таких «обломочков».
— Кто бы мог подумать, что вы настолько предусмотрительны, — с восхищением заметил Чижов.
— И эти опасные боеприпасы тоже предназначены для охоты на соболя? — с сомнением спросил лесничий Шульгин.
— Как изволите видеть, и в данном случае пришлись как нельзя более кстати, — невозмутимо отвечал Олег.
Тем временем принесли геологический ящик. Олег открыл его и передал Старобору молоток, специальное долото и указал, где следует выдалбливать отверстия, так как сам он ещё не был в состоянии работать.
Отверстия были сделаны, Олег заложил заряд, и несколько взрывов потрясли долину. Эхо долго блуждало между скалами, пока не пропало в неведомых ущельях, расщелинах и бесконечных извилинах скал.
Огромная глыба развалилась на несколько кусков. Как только стих грохот и с крутых скалистых склонов перестали сыпаться камни, мы осмотрели результаты взрыва.
Дорога была открыта.
Спустя полчаса мы, наконец, выбрались из этого опасного ущелья.
Местность неожиданно изменилась. Перед нами раскинулась долина, и мягкая синева покрыла зёленое море тайги. Нагретый воздух колебался, придавая светло-зёленой тайге более тёмные оттенки, она волновалась и шумела, словно морской прибой. В такие моменты тайга как нельзя более напоминала море.
Олег жаловался на головную боль, поэтому мы решили закончить сегодняшний переход и начали подыскивать подходящее место для лагеря. Чтобы обеспечить свою безопасность, подбирали место, дающее возможность обзора.
Повсюду была густая тайга. Высокие кедры и ели образовали сплошные заросли, по краям которых высились берёзы и ольха. И только когда перед нами открылся широкий вид на несколько лужаек, мы нашли то, что искали: журчащую речку и защищённое от ветра место под небольшим бугром.
Тамара заботливо ухаживала за Олегом. Пока мы ставили палатки, она усадила его около костра, а после ужина сразу заставила лечь.
Беседа у костра не клеилась, и, наверное, уже третий раз мы перебирали сегодняшний случай нападения.
Я устал и ушёл в палатку. На импровизированной скамеечке сидела Тамара, и мне показалось, что я пришёл не вовремя. Хотел выйти, но Олег меня остановил.
— Тамара ждала только вас, чтобы я не оставался один, и хочет идти спать к себе в палатку.
Через минуту Тамара ушла. Я был утомлён и с наслаждением растянулся на своём ложе, но ещё допивал взятую с собой кружку чаю.
Некоторое время Олег молча смотрел на меня, потом подпёр голову рукой, и его лицо приняло сосредоточенное выражение. Окинув взглядом вокруг себя, он просящим голосом произнёс:
— Рудольф Рудольфович, будьте добры, взгляните, нет ли кого-нибудь около нас?
Я принял эту просьбу за причуду больного, но всё же пошёл посмотреть. Костёр медленно догорал, и все уже разошлись по своим палаткам.
Олега это успокоило, и, когда я опять улёгся, он, немного подумав, заговорил полушёпотом:
— Мне нужно кое в чём открыться перед вами, при иных обстоятельствах я бы, пожалуй, этого не сделал. Но сегодняшний случай наглядно показал, что дальше молчать нельзя. Прежде чем объясню в чём дело, я бы хотел знать, что вы думаете о сегодняшнем нападении.
— Что о нём думать? Я не совсем понимаю, что о нём следует думать. Тайги я не знаю и склоняюсь к мнению Шульгина. Видно, тут пошаливает какая-то банда.
— Так. А вас не удивляет, что эти бандиты стреляли именно в меня?
— Ей-богу, об этом я не задумывался. По-видимому, это случайность. Какой интерес неизвестным злоумышленникам отправлять на тот свет именно вас?
Лицо Олега омрачилось, и он чуть ли не шёпотом произнёс:
— Целились в меня. И к тому есть веская причина…
Я с недоумением посмотрел на геолога, не бредит ли он в жару, но его лицо было ясно, хотя, быть может, несколько осунулось. Говорил он вполне серьёзно.
— Не понимаю вас, — пробормотал я.
— Охотно вам верю. Но поймёте, когда я открою вам свою тайну. Только прошу вас, то, о чём вы сейчас услышите, должно остаться между нами.
— Это я вам обещаю. Только скажите, пожалуйста, почему вы именно меня хотите посвятить в то, что нужно держать в тайне?
— Я долго раздумывал, кому мне следует довериться: Чижову, Тамаре или вам? Чижов, пожалуй, был бы наиболее надёжным, но я передал ему письмо от дяди, и, чего доброго, он бы мне не поверил. Тамаре? Не хочу её излишне волновать. Итак, я выбрал вас. Я убедился в вашем искреннем отношении ко мне и благодарен вам. Вы сблизили меня с Тамарой. Немаловажным поводом было также ваше подозрение… что я скрываю истинную причину трудной поездки к Сурунганским горам, или, вернее, к горам Ста голосов. Я увидел, что вы не очень-то легковерны, случайно услышав ещё в Вертловке ваш разговор с Чижовым. Мне нравилось ваше убеждение, что мой дед, Иван Фомич Феклистов, был выдающимся человеком и не менее выдающимся геологом. Это и решило. А теперь слушайте.
— …Я ещё был мальчиком, когда однажды дедушка посадил меня на колени и сказал:
— Ты должен стать геологом. Тебя ждёт в тайге большая работа. И если ты будешь хорошим и трудолюбивым специалистом, сделаешься известным человеком…
Я запомнил его слова. Я стал геологом и посвятил себя науке, которая занимается землёй, её недрами, минеральным составом и строением земной коры от начала её образования и до наших дней. Геология настолько меня заинтересовала, что ни для чего иного у меня не оставалось времени.
Шли годы. И вот однажды ко мне заглянул неожиданный посетитель. Старый, весьма солидно выглядевший мужчина, немного с жирком, сутулый. Он представился Николаем Никитичем Парфёновым, бывшим другом моего дедушки, Ивана Фомича Феклистова.
Он рассказал о дедушке так много подробностей, что у меня не возникало сомнений в правдивости его слов.
Он показывал мне даже письма дедушки. Я узнал его почерк, а обращение «дорогой мой спаситель Николай Никитич» являлось достаточным доказательством, что мой дед действительно когда-то ценил посетителя. Я попросил мать, которая, кстати сказать, в это время гостила у меня, устроить ужин получше, желая соответственным образом угостить столь редкого гостя.
Только после ужина выяснилось, зачем меня разыскал этот человек. Он приехал в Ленинград по семейным делам и, пользуясь случаем, осведомился о моём отце. Узнав, что его давно нет в живых, разыскал меня. Пришёл, прежде всего чтобы познакомиться, а также чтобы одновременно попросить на память одну книжку. Я удивился, но он с улыбкой повторил:
— Да, только одну книгу. Запретный при царском режиме томик стихотворений Пушкина.
Эта книжка для него, объяснил Парфёнов, имела большое значение, поскольку дед её очень любил, часто декламировал по ней стихи великого поэта, делал в ней заметки, и она стала близка сердцу Николая Никитича. Поэтому он и просил эту книгу.
Я был несколько удивлён необычным и довольно скромным желанием и даже уже направился в библиотеку, намереваясь отыскать книжку. В это время мама подавала чай, и, услышав, что я ищу, задумалась, а затем вызвала меня в соседнюю комнату.
— Ты, мальчик, забыл, что я тебе говорила? Припомни дедушкино письмо о том, что в этой книге твой отец найдёт ценные данные о тайге. Только из-за преждевременной папиной смерти она целые годы лежит незамеченной. Сколько раз я тебе говорила: просмотри её внимательно. Ты же совсем погряз в научных книгах и не имеешь времени прочесть книжку, на которую так часто ссылался дедушка… Теперь за ней приезжает из Сибири человек и ты хочешь её отдать. Плохо ты ценишь память о дедушке.
Мама была права. Я обнял её и вышел к гостю. Объяснил ему, что этой книжки не могу отдать. Может быть, его удовлетворит какая-нибудь другая памятка? Николай Никитич очень расстроился и в конце концов предложил мне за неё удивительно высокую цену. Мол, не хотел меня обидеть, но книжка — это его мания, и потому он бы за неё заплатил.
Однако я остался при своём решении, и посетитель вскоре ушёл. На прощание он подчеркнул, что понимает меня, но может быть, я ещё раздумаю, и поэтому он позволит себе зайти перед отъездом.
Вполне понятно, неожиданный посетитель после длительного периода снова разбудил воспоминания о дедушке. Я разыскал старые бумаги отца и начал просматривать их. Здесь были письма, которые отец писал с фронта во время первой мировой войны. В последнем письме он мечтал о том, что приедет в отпуск, восторгался мамой, мной и только что родившейся сестрёнкой. Но не приехал! Накануне отъезда домой он погиб…