Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Завещание таежного охотника

ModernLib.Net / Приключения / Лускач Рудольф Рудольфович / Завещание таежного охотника - Чтение (стр. 4)
Автор: Лускач Рудольф Рудольфович
Жанр: Приключения

 

 


Жень-шень обернулся на крик, и в этот момент Ши-хо собрал последние силы и всадил кинжал в сердце героя. В поединке погибли оба воина.

Убитая горем Лиу-лу склонилась, поцеловала брата и возлюбленного и ушла в лес. Шла и плакала. И всюду, куда капали слезы красавицы, вырастало чудесное растение женьшень, могущественный и чудодейственный источник жизни.

Другая легенда говорит, что женьшень происходит от молнии. Если молния попадает в горный родник, вода уйдёт глубоко в землю, а на этом месте вырастет корень жизни, одарённый силой небесного огня. Поэтому письменно женьшень иногда обозначается иероглифами «жень» и «шень», что означает «корень» и «молния».

Много легенд создано о чудодейственном корне.

В своё время в Китае добыча корня женьшень была монополизирована. Монополия была введена по велению императора Хан-ци и просуществовала до первой половины XIX века. Согласно этому, императорский двор ежегодно выдавал наместникам областей семь тысяч разрешений на добычу корня. Искателей, получивших разрешение, военный конвой сопровождал в тайгу или в горы, где каждому из них отводилась территория для поисков. Чтобы искатели не задерживались дольше, чем следовало, им разрешалось брать с собой ограниченный запас продовольствия.

Поздней осенью, когда искатели возвращались из тайги, их проверяли и записывали добычу. Затем им указывалось кратчайшее направление к главному императорскому сборному пункту.

У ворот Великой китайской стены они подвергались повторной проверке и здесь платили налог в соответствии с количеством и весом найденных корней. На главном сборном пункте корни принимали опытные специалисты. Их невозможно было ни обмануть, ни подкупить, так как сами они получали чрезвычайно высокое жалованье. Если искатель, пытаясь увеличить вес корня, клал в него кусочек олова или скреплял повреждённый корень тончайшими деревянными тычинками, он всегда бывал разоблачён, ибо каждый корень исследовался самым тщательнейшим образом. Императорские приёмщики замечали всё. При открытии обмана искателя немедленно арестовывали, предавали суду и заключали в тюрьму.

Самые суровые наказания ожидали людей, которые к корням, найденным в тайге, подсовывали экземпляры, выведенные на тайных плантациях. О таких случаях тотчас же докладывали лично императору, который назначал тщательнейшее расследование.

Принятые корни на императорском сборном пункте детально исследовались и сортировались. Самые ценные и крупные оставались для двора. Корни похуже шли на продажу. Стоил корень очень дорого. Обычно женьшень покупали врачи, аптекари и зажиточные люди для собственных надобностей или в качестве свадебного подарка сыну. Покупавший должен был отвесить пяти-шести-кратное количество золота или двадцатитрехкратное серебра по сравнению с ценой, которую выплачивал искателям императорский двор.

В течение нескольких тысячелетий китайские, тибетские и индийские врачи испытали благотворное действие этого чудесного корня на множестве поколений».

Феклистов закончил чтение и отложил книжку.

— Так вот оно как. В конце концов на тебе, Иван Фомич, неопровержимо доказано, что корень помогает человеку, — восхищался Орлов.

— Следует благодарить Боброва, что я остался в живых. Он, пожалуй, единственный медик, испытавший женьшень и умеющий им лечить. Я себя чувствую так хорошо, что через неделю встану. Шутка сказать: сколько времени пролежал!..

— Только смотри, Фомич, как бы не перенапрягся, потихонечку.

Но Феклистов перевёл разговор на другую тему.

— Родион Родионович, а куда ты поедешь с Майиул в свадебное путешествие?

— В свадебное путешествие? Это принято только у горожан. У нас это не водится.

— А чем ты хуже городского? Подумай хорошенько, очень тебя прошу!

— Признайся, Фомич, за этим что-нибудь кроется?

— Конечно, я был бы очень рад, если бы ты поехал.

— Шутишь?!

— Ничего подобного. Думаю об этом совершенно серьёзно. Я был бы очень рад, если бы ты съездил в свадебное путешествие в Петербург.

— Почему именно в Петербург?

— А куда же ещё? По крайней мере Майиул увидит город, полный красоты и великолепия.

— Только из-за этого?

— Ещё один пустяк — там живёт моя семья, жена с сыном.

— Что ж ты ходишь окружным путём — через свадебное путешествие! Эх, Фомич, сказал бы прямо: поезжай к моей семье! Коли нужно, поеду.

* * *

Вскоре вопреки местным обычаям Орлов с молодой женой отправился в свадебное путешествие.

Они ехали в Петербург.

Понятно, что тётка Агафья не знала подлинных причин поездки Орлова. Ей ничего не говорили. Феклистов объяснил Орлову, что нужно передать в Петербурге.

Они ещё раз сходили к медвежьему логову, то есть туда, где нашли золото.

Здесь Феклистов с Орловым четыре дня работали изо всех сил. Просеивали песок, гальку и глину. Орлов не был доволен работой, несмотря на то что они извлекли более десяти килограммов чистого золота в самородках.

— Мы плохо делаем, — утверждал он. — Надо промывать породу. Здесь осталось ещё много мелких крупинок золотого песка. Мы придём сюда весной, отведём ручеёк, устроим настоящий золотой прииск и извлечём всё, что ускользнуло от нас сейчас.

Когда Феклистов предложил Орлову половину добычи, охотник отказался.

— Ты не знаешь наших порядков. Это место принадлежит тебе, Фомич. Первая добыча неделима. Она твоя. Я возьму себе лишь то, что мне причитается за работу.

Орлов повёз в Петербург 10 килограммов золота. Часть была предназначена для семьи Феклистова, а часть для «особой цели».

Жена и сын Феклистова жили более чем скромно. Андрюша учился, а Ольга Петровна преподавала в женской гимназии. После осуждения мужа она потеряла место учительницы. Приезд Орлова и Майиул означал переворот в их жизни. Радость и горе.

Орлов привёз ей письмо и сам подробно рассказал всё, что знал об Иване Фомиче с момента бегства. Ольга Петровна не могла прийти в себя от изумления. Охотнее всего она бы сама отправилась к мужу. Но об этом нельзя было и мечтать.

Когда же Орлов вручил ей золото, она вовсе растерялась, не зная, что с ним делать.

— Родион Родионович, сердце у меня сжимается от тоски по Ивану. Ведь меня вызывали в жандармское управление и там сообщили, что он погиб, утонул при попытке к бегству. Как лгали!

— Наверное, так донесли с каторги, чтобы скрыть, что у них сбежало трое заключённых. Но, к счастью, Иван Фомич жив, здоров и даже на охоту ходит.

— Я сделаю всё, чтобы добиться его освобождения. Завтра же посоветуюсь с друзьями. Пообещайте мне, что поживёте с супругой у нас до тех пор, пока я всё узнаю у друзей Ивана.

Золото — это ключ, который в царской России порой открывал железные тюремные ворота.

После многих хлопот, во время которых на столах чиновников незаметно появлялись шелестящие пачки, удалось смягчить приговор Феклистову. Пять лет каторги были заменены пятью годами ссылки в Сибирь без права выезда.

И это был прямо-таки неслыханный успех.

Феклистову было поставлено условие — геологическое исследование края, где он будет отбывать ссылку.

Ольге Петровне разрешили поехать к мужу. Она как бы воскресла. Охотнее всего она бы уехала сразу, но из благодарности посвятила себя Майиул: ходила с ней в театр, на концерты, в музеи, знакомила её с жизнью большого города. Майиул была в восхищении. Двухмесячное пребывание в Петербурге открыло перед ней новый мир.

— Вы даже не представляете себе, что у вас за жена, — говорила Ольга Петровна Орлову. — Она очень наблюдательна и сообразительна. К тому же, у неё большие способности к рисованию. Я видела, как она рисовала узоры для отделки шкур. Ведь это же настоящее художество! Ей бы нужно учиться и учиться. Обещаю вам, пока будем вместе, помочь ей приобрести хотя бы основные знания.

В Петербурге уже капало с крыш, по утрам над городом висел густой туман. Но ветер его быстро рассеивал и относил к морю.

— Мы привезём в Сибирь весну, — смеялась Майиул, садясь в поезд вместе с мужем и Ольгой Петровной.

— Да, весну и радость, — добавила Ольга Петровна.

— То-то будет неожиданность для вашего мужа!

— Вы правы. Хотя жандармские власти уже уведомлены о решении, но они не знают, где скрывается «беглец», и, таким образом, не могут сообщить ему…

Но друзья не учли Боброва, который имел постоянный контакт с врачом каторги. От него фельдшер узнал об успехе, увенчавшем поездку Орлова, и этим известием немедленно порадовал Феклистова. Беглый каторжанин, официально объявленный мёртвым, явился в уездную жандармскую управу.

— Вот так птица! — насмешливо приветствовал его начальник. — Услышал о предоставленной ему великой милости и прилетел. Где же вы скитались?

— На том свете, среди мёртвых, куда вы изволили меня зачислить, — улыбаясь отвечал Феклистов.

— Молчать! Здесь не шутят! Хочу знать, где вы скрывались.

— В тайге.

— Ещё скажете мне, что спали в медвежьей берлоге и мишка вас согревал.

— Почти так. Я жил в покинутой хижине и питался чем мог.

— Гм, интересно, вы живучи, словно кошка! Однако кто же вас лечил?

— Меня подобрали кочующие эвенки, завезли по реке Лене до самого побережья Ледовитого океана и там меня долечил доктор флота его императорского величества.

— Гляди-ка, далеко залетела птичка с перебитыми крыльями!

Феклистов молчал. Тем временем жандармский начальник просматривал его дело и вдруг спросил:

— Какое место выбираете себе для ссылки? К сожалению, вам и такая милость дана, самому выбирать, где хотите поселиться.

— Если позволите, я бы избрал именно здешний уезд. Надеюсь, что в вашем лице я всегда буду иметь благожелательного заступника, — поклонился Феклистов.

— Не знаю, каких заступников вы имеете в Петербурге, меня это мало интересует. Что же касается меня, я буду руководствоваться вашим поведением. Являться будете каждый месяц лично ко мне. И предупреждаю вас: никакой агитации, нелегальных политических кружков и тому подобных… Будем иметь вас на виду, даже если снова заберётесь в медвежью берлогу. А теперь подпишите…

Отвратительная процедура была закончена, и Феклистов, выходя из управы, глубоко вздохнул.

Тем не менее к одинокой избе в Певучей долине он поехал не сразу, — остановился на несколько дней у своего друга Боброва и с нетерпением ожидал возвращения Орлова.

Вместе с охотником и Майиул приехали Ольга Петровна и Андрей.

…Тихая избушка неузнаваемо преобразилась. Из открытых окон слышался смех, пение и музыка.

Планы поездки за границу теперь отошли в прошлое. Он не прекратил революционной деятельности, но должен был действовать крайне осторожно. Временно ограничился поддерживанием связей и случайной помощью другим революционерам, бежавшим с каторги. Ольга Петровна пробыла у мужа до самой осени, а затем вместе с сыном вернулась в Петербург.

Феклистов не был восхищён задачей, поставленной перед ним петербургскими властями, — производить геологические изыскания.

— Я должен работать для своих тюремщиков, для господ фабрикантов, биржевых спекулянтов и дворянства? Ну нет, этого не будет!

…Время шло, Феклистов полюбил тайгу. Высоко в небе летели лебеди и дикие гуси и протяжными криками возвещали весну. В лесу смешивались тысячи запахов и аромат цветущих и отмирающих растений. Глубже всех дышали берёзы. Их дыхание было чисто, как прозрачная вода лесного родника. Феклистову казалось, будто сильный запах, гонимый ветром с крон деревьев, напоминает солёное дыхание моря.

Орлов, с которым Иван Фомич часто делился своими наблюдениями, сказал ему как-то раз.

— Ну, Фомич, ты пропал. Уж тот, кто полюбит таёжную жизнь, навсегда оставит город.

И он не ошибся. После истечения срока ссылки Феклистов остался в тайге: производил геологические изыскания, составлял геологические карты и переписывался с научными обществами.

Феклистов был страстным охотником. Зимой, когда нельзя было отдаться своей любимой работе, он неутомимо занимался промыслом пушного зверя. Больше всего его привлекала охота на соболя. Часто участвовал в облавах на медведя и не пропускал ни одного случая прервать зимний сон мишки, выгнать его из берлоги и всадить пулю в косматую шкуру.

Когда женился его сын Андрей, Иван Фомич поехал в Петербург к нему на свадьбу, пробыл в столице несколько месяцев и опять вернулся в Певучую долину. Возвратился он вместе с Ольгой Петровной, которая тоже полюбила безмолвные дремучие таёжные леса, где вековые деревья, словно стражи, охраняли богатства, скрытые в недрах земли.

Большую часть года Ольга Пегровна проводила дома и была незаменимой советчицей Майиул, подарившей Орлову сперва сына, потом дочку.

Время шло, молодые Феклистовы тоже дождались в Петербурге радостного торжества — у них родился сын, которого назвали Олегом.

Счастливые дед и бабушка отправились посмотреть на внука. Но на этот раз Ольга Петровна серьёзно заболела, и они остались в Петербурге. Несомненно, недуг явился последствием тяжело переносимых ею продолжительных и суровых сибирских зим. Врачи рекомендовали поездку на юг, на Кавказ. Однако ванны не могли помочь больному сердцу. Ольга Петровна возвратилась в Петербург и, несмотря на всевозможную врачебную помощь и самоотверженную заботу Ивана Фомича, вскоре умерла.

После смерти жены Иван Фомич весь отдался революционной работе.

В январе 1905 года в России вспыхнула революция. Феклистов помог организовать доставку из-за рубежа оружия для рабочих боевых дружин в Москве. Однако его деятельность не удалось полностью скрыть, охранка начинала кое-что подозревать, и Феклистову ничего не оставалось, как побыстрее уехать в тайгу и таким образом избежать новых репрессий.

В Певучей долине Иван Фомич вернулся к своим незаконченным изысканиям и в упорном труде постепенно залечивал раны тяжёлого горя, нанесённого смертью Ольги Петровны. Целые недели он проводил в тайге, где продолжал составлять геологическую карту и делать описания месторождений различных минералов.

Орлов часто его спрашивал, какой смысл во всей его работе, если о ней никто не знает и никто по заслугам её не оценит.

— Эх, Родион, Родион, а кто оценит твой труд? Кто скажет тебе спасибо за то, что добываешь пушнину? Купцы, которые, где только могут, стараются тебя обмануть? Если бы я сейчас опубликовал свои открытия, русский народ от этого никакой пользы бы не имел. Но поверь, наступит время… лучше почитай Пушкина.

Он поспешно вышел и скоро вернулся с книжкой и вдохновенно прочитал:

Товарищ, верь: взойдёт она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

— Что ты скажешь на это? Совершенно понятно, что такое стихотворение считается запретным. Это пророчество, основанное на совершенно реальной силе — на народе. И вот когда это пророчество сбудется, только тогда я передам общественности результаты своей работы, чтобы она служила всем.

Летом к старому геологу приехала чета Феклистовых с сынишкой Олегом. Дедушка полюбил маленького внука, и тот к нему быстро привязался.

Андрей иногда сопутствовал отцу в его изысканиях, а больше увлекался охотой.

— Андрей, — упрекал отец сына, — то, что ходит, бегает и летает по тайге, найдёшь в любом месте. Но то, что скрыто от людских взоров под землёй, в пещерах, среди скал и в горах, намного ценнее, и сразу его не найдёшь. Я бы хотел, чтобы ты был продолжателем моего дела или хотя бы надёжным хранителем подземных сокровищ тайги. Сейчас я владею ими сам только потому, что не хочу отдавать их в жадные руки богатеев. Но знаю, что скоро народ станет свободным. Я, может быть, не доживу до этого дня, а тебя я бы хотел ознакомить с этими месторождениями.

Андрей задумался. Затем спросил отца.

— Ты, вероятно, нашёл золото, папа?

— Золото… Разве на свете нет ничего более дорогого? Тайга скрывает и другие сокровища, которые полезнее и важнее золота. Жаль, что ты не пошёл по моим стопам и не стал геологом… Маленький Олег должен им быть… Если будет необходимо, я поручу тебе важное задание, хотя оно касается геологии.

Больше этого вопроса они не затрагивали, и спустя несколько дней после разговора молодые супруги уехали.

Иван Фомич проводил их до железнодорожной станции и на обратном пути остановился у Боброва. Фельдшер был не один. В удобном кресле развалился полный мужчина с холёной бородой, большим ртом и усами. Чёрные волосы, пронизанные серебряными нитями, были старательно зачёсаны. Это был время от времени навещавший Боброва крупный торговец пушниной Пуговкин.

— Вы пришли очень кстати, многоуважаемый господин Феклистов, — начал он важно. — Я приехал сюда именно ради вас. Я как раз собирался посетить вас в вашей таёжной «резиденции» и уговаривал Николая Никитича съездить вместе со мной. Не правда ли?

Бобров кивнул и слабо улыбнулся, из чего Феклистов заключил, что тот не очень-то был доволен визитом купца.

Пуговкин продолжал:

— Я угадываю ваши мысли. Вы не знаете меня и удивляетесь, почему я так говорю с вами. Наверное, вы не читали нашей губернской газеты, в которой часто пишут о моей коммерческой и общественной деятельности. Однако это не имеет никакого отношения к данному вопросу. У меня к вам очень важное дело… В Петербурге интересуются вашими геологическими изысканиями. Поскольку же в течение ряда лет не поступало никаких крупных работ, то меня просили взять на себя труд посетить господина Феклистова и сообщить о достигнутых им успехах.

Иван Фомич посмотрел на купца и пожал плечами.

— Весьма удивлён, недавно я выслал в Петербург объёмистый материал.

— Может быть. Это весьма похвально. Но они, по-видимому, ожидали нечто иное.

— К сожалению, иными результатами своих исследований служить не могу.

— Ну что ж, пусть будет по вашему. Я, конечно, ожидал большего…

— Работа геолога нелегка и зачастую приносит разочарование, — вмешался в разговор Бобров. — Сколько раз я поражался Иваном Фомичом, как у него хватает терпения.

— Охотно верю и остаюсь вашим покорным слугой. Значит, жду, пока вы меня не удивите.

После ухода Пуговкина Бобров раздражённо бросил:

— Видел его? Пришёл разведать, хочет выслужиться. Из пота охотников сколачивает целое состояние, платит за пушнину жалкие гроши, а теперь хотел бы и здесь найти лёгкую наживу, да ещё и путь к славе!

Феклистов задумался. Затем лицо прояснилось…

Иван Фомич разработал длинный и подробный отчёт, богато иллюстрированный картами и сопровождаемый описаниями геологических формаций, в котором перечислял такие породы и минералы, которые с точки зрения возможности их использования совершенно не заслуживали внимания.

Когда же этот материал был вручён Пуговкину, тот был в восторге от обилия карт, чертежей и таблиц. Само собой разумеется, он не имел понятия о «пустоте» доклада.

Феклистов добился своего: в Петербурге сразу потеряли интерес к области, которая не сулила им никакой пользы.

* * *

Однажды летним вечером перед избой Орлова остановилась повозка. Выглянув из окна, Майиул увидела Боброва.

— Николай Никитич приехал, дети, идите встречать!

Мальчик и девочка выбежали навстречу гостю, они знали, когда бы он ни приехал, у него всегда найдётся для них какой-нибудь сюрприз. На этот раз он привёз «сюрприз» и для взрослых. Едва войдя в дом и поздоровавшись со всеми, он нахмурился и сказал:

— Сейчас прочту вам кое-что из газет… правительство Его Императорского Величества объявило 16 июля всеобщую мобилизацию… Начинается война с Германией и Австрией. Радоваться нечего. Мы связаны договорами с Англией и Францией, которые тоже объявили мобилизацию. У нас в городе председатель Союза русского народа раскричался вовсю, что мы должны защищать родину от прусских варваров, и призывал к походу к православному Царьграду. Не может дождаться, когда начнёт наживаться на военных поставках. Я бы хотел поговорить с Иваном Фомичом, что он об этом думает… Его, видно, нет? Наверное, опять на изысканиях?

— Уже десятый день, как уехал с Хатангином к Сурунганским горам.

— Фомич нашёл там что-то интересное. Работает больше месяца, даже похудел. Ведь он уже не молодой человек, давно за шестьдесят, трудно ему, а слушать никого не хочет. Ты бы хоть вразумил его, так сказать, по-врачебному.

Известие о всеобщей мобилизации окончательно вывело Феклистова из равновесия; когда же пришло письмо от Андрея, сообщавшее, что вот-вот и его возьмут в армию, Иван Фомич, недолго думая, отправился в Петроград.

Он ещё застал сына.

С Андреем у него была продолжительная беседа. Он ознакомил сына с результатами своих трудов, договорился, что после возвращения с фронта Андрей посвятит себя исследованию сокровищ тайги, которые нашёл и берег до лучших, свободных времён его отец.

Прощаясь, Иван Фомич ещё раз напомнил Андрею о важности своих открытий.

— А теперь возьми с собой на дорогу Пушкина, — добавил он, протягивая томик стихотворений. — Он развеет любую грусть и тоску. Будь здоров и скорее возвращайся…

Андрей взял книгу, положил в свой чемодан и улыбнулся. Чудак же отец — с Пушкиным на фронт.

Иван Фомич провёл в Петрограде несколько месяцев и так сдружился с внуком, что тот после отъезда дедушки долго тосковал. Много труда стоило матери успокоить его обещанием, что скоро и они поедут в далёкую тайгу.

* * *

Наступила весна. Уже несколько дней над Певучей долиной летят птицы. Над тайгой слышались заунывные голоса журавлей, гоготанье гусей, кряканье уток…

Ивану Фомичу не спалось. Он вспоминал минувшие вёсны, прожитые в безмерных просторах дремучих лесов. Это была весенняя бессонница — предвестник охоты… Много лет назад геолог Феклистов подтрунивал над охотником Орловым, что тот никак не может дождаться, когда станет свидетелем свадебных торжеств лесных зверей и птиц, а теперь и у самого весенний перелёт птиц вызывает тоску.

Вероятно, то же самое ощущал и приручённый ёжик. Всю ночь он фыркал, сопел и топтался вокруг печки, свалив совок и кочергу. Иван Фомич не прикрикнул на него, так как понимал, что ёжик тоже почуял весну.

— Бог с тобой, иди себе, непоседа, однако мог бы и подождать, — и открыл дверь.

На крыльце ёж остановился, обернулся во все стороны и завертелся.

— Может быть, ещё раздумаешь?

Но ёжик осторожно спустился со ступенек и скрылся во тьме.

С весны и до осени ёжик скитался по тайге и вокруг дома. Но как только чувствовал приближение зимы, он всегда возвращался домой.

Иногда Феклистов умышленно его не впускал, и тогда ёж проникал домой совсем необычным образом. Сначала он скрёбся в дверь, а когда его усилия ни к чему не приводили, он отправлялся в сарай и ждал, пока кто-нибудь не придёт за дровами. Дрова носили сложенные в небольшие вязанки, а щепки на растопку накладывали в корзину. Ёжик подстерегал подходящий момент, забирался в корзину и спокойно ждал, пока его отнесут домой.

Иван Фомич посмотрел вслед ежу, вернулся домой и быстро оделся. Ему хотелось услышать весеннюю песню глухарей. До места токования было недалеко. Ещё неделю тому назад он обходил и наблюдал вместе с Родионом Родионовичем, где садятся по вечерам эти большие птицы и где по утрам начинают свои поединки. В окрестностях Певучей долины они обнаружили большое количество деревьев, которые избрали себе глухари.

Едва Феклистов сделал несколько шагов, как услышал слабое пощёлкивание, которое затем усилилось до первой трели. Как бы в ответ справа и слева раздалось токование второго, третьего и четвёртого глухаря. У охотника заколотилось сердце, и, терпеливо подкрадываясь, он разглядел наконец в сером освещении едва занимающейся зари тёмный силуэт птицы. Глухарь передвигался с распущенным, как веер, хвостом, вытянутой шеей и выпяченной грудью. В любовном экстазе он забыл обо всём и пел свою первую и последнюю песню этой весны… Грянул выстрел — и птица упала в снег.

Дробь оборвала песню одного «рыцаря», но вблизи, шагах в ста, раздалось такое же страстное пение. Спустя минуту и этот глухарь мягко упал в снег.

Феклистов сел и задумался. Алой зарёй запылало весеннее утро, и со всех сторон доносились звуки пробуждающейся жизни. Суровая тайга собиралась отметить праздник весеннего пробуждения. Снова зазвучали тысячи голосов неугасающей жизни, которая только дремала под белым саваном беспощадной зимы.

Наверное, под впечатлением воскресающей жизни Феклистов почувствовал гнетущую тоску…

Иван Фомич отряхнулся, поднял своих глухарей и зашагал домой. Из трубы уже поднимался дым. Соседи Орловы сидели за столом и ждали Родиона Родионовича, который тоже ещё затемно отправился на ближайшее место токования тетеревов.

Весенняя охота закончилась, быстро миновало лето и осень.

Феклистов продолжал вести изыскания, но силы его уже были надломлены. Мучила одышка, отекали ноги.

Наступила суровая зима. Охотники отправлялись в глубокую тайгу на белку, лисиц, соболя, а Иван Фомич сидел в кресле и читал своего любимого Пушкина. Он тяжело переживал, что не может уже бродить по глубокому снегу в глухих уголках тайги и прислушиваться к звонким голосам проворных охотничьих собак-лаек.

Силы его покидали, ни медвежье жаркое, ни отвар чудесного корня женьшень, который больной пил по совету Боброва, не могли ему вернуть потерянных сил.

— Родионыч, сегодня приедет мой личный врач, знаменитый Бобров? — спрашивал тихим голосом Феклистов. — У меня шалит сердце, я не могу дышать…

— Приедет, Фомич, обязательно приедет. Пуговкин тоже хочет с тобой увидеться.

Когда, наконец, Бобров приехал, то не мог оказать большой помощи. Фельдшер увидел, что его друг почти безнадёжен.

Оставалась единственная надежда на концентрированный отвар корня женьшеня.

Сильная доза этого лекарства подействовала: Феклистову стало легче, но в то же время он понял, что улучшение его состояния будет непродолжительным.

— Ты привёл меня в чувство, Никитич, но не вылечил. Подай мне, пожалуйста, чернильницу я напишу Андрею. Хочу ещё раз напомнить то, о чём говорил с ним в Петрограде.

Писал он медленно, тяжёлой рукой, часто закрывал глаза.

— Родионыч, — обратился он к охотнику, кончив писать, — вверяю это письмо тебе. Пообещай мне, что сам лично его доставишь, если я не доживу до встречи с сыном. Ты хорошо знаешь, скольких усилий и времени стоило мне вырвать у тайги тайну её сокровищ. Я хочу, чтобы о них никто не знал до тех пор, пока не настанут иные, лучшие времена. После моей смерти ими займётся Андрей. Кое-что я ему уже объяснил, а здесь даю последние указания.

— Но ты, Иван Фомич, очень мрачно смотришь…

— Я знаю, что делаю, Родионыч. Пообещай мне выполнить мою просьбу.

— Хорошо, друг. Андрей получит твоё послание, даже если бы мне пришлось идти пешком до самого Петрограда. Только столь важное письмо должно быть опечатано. Подожди немного, я сургуч принесу.

Феклистов остался один. Устало закрыв глаза, он вскоре уснул. В этот момент тихо приоткрылась дверь и в комнату вошёл Пуговкин. Увидев на столе исписанную бумагу, он развернул её. Прочитав первые строки, он дрожащей рукой надел пенсне. С необычайным волнением стал читать. Вдруг он услышал шаги и быстро вышел из комнаты.

— Мы здесь, Фомич, — весело объявил Бобров, подходя к постели. — Однако наш пациент уже заснул. Это хорошо.

Услышав шум, Иван Фомич открыл глаза, позвал Орлова и попросил запечатать письмо.

Друзья запечатали письмо, и Феклистов снова заснул. Бобров приписывал это действию корня женьшень.

— Если бы только сердце не было так ослаблено… Тогда бы я готов был поверить, что и на этот раз корень жизни не подведёт.

Но корень не помог.

Глава 3

ЖИВЫЕ ДРАГОЦЕННОСТИ

Теперь, когда мне стала известна чуть ли не вей жизнь Орлова, я смотрел на него с ещё большим почтением и восхищением. Правда, меня удивляло отсутствие его жены Майиул, которой хлопоты по домашнему хозяйству, по-видимому, не мешали в развитии её художественных дарований. Об этом свидетельствовали многочисленные картины — акварель, масло и карандаш, висевшие на стенах. Я с интересом осматривал таёжные этюды, сценки из охотничьей жизни, пейзажи и натюрморты.

Родион Родионович объяснил мне значение многих картин или их историю. Осмелев, я спросил, где же хозяйка дома, столь прекрасно владеющая кистью.

Старый охотник улыбнулся, расправил бороду и сказал:

— Вот какое дело: жена хоть не молода, но не пропускает ни одной выставки. Не то, чтобы только свои картины выставляла. Нет, имеет ещё и другие занятия. Сейчас как раз подготавливается выставка народного творчества. К кому с этим обратиться? К Майиул Каун-диговне Орловой. Знаете ли, выборы, комиссии, совещания, собрания, заседания, бог знает, что ещё. А вы ещё спрашиваете, где жена? Организовывает, согласовывает и советует художникам, а мы вот тут с Тамарой сидим одни.

— Только, дедушка, не говорите так! — засмеялась внучка. — Сами туда бабушку посылаете, сами советуете, какие картины показать. Уж не отпирайтесь!

По правде говоря, о жизни Родиона Родионовича мне рассказывали много, но кое-чего не досказали. Какова, например, судьба письма Ивана Фомича Феклистова?

Вручил ли его Родион?

Занялся ли Андрей отцовским таёжным наследством? О каких сокровищах шла речь?

Все эти вопросы остались невыясненными, и никто даже не пытался на них ответить. Очевидно, старый Феклистов был всего-навсего чудаковатым геологом, придававшим всем своим находкам намного большее значение, чем они имели в действительности. Может быть, он и впрямь нашёл месторождения золота, но настолько бедные, что их вообще нельзя было разрабатывать старым примитивным способом, и они ожидали, пока в землю не вгрызутся мощные экскаваторы, а в тайге не вырастут хорошо оснащённые промышленные предприятия по добыче этого драгоценного металла.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12