Николай Гумилев
ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Лукницкая Вера / Николай Гумилев - Чтение
(стр. 18)
Автор:
|
Лукницкая Вера |
Жанр:
|
Биографии и мемуары |
-
Читать книгу полностью
(595 Кб)
- Скачать в формате fb2
(267 Кб)
- Скачать в формате doc
(255 Кб)
- Скачать в формате txt
(244 Кб)
- Скачать в формате html
(265 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20
|
|
...Села опять к столу, разбирала опять материалы... Подчеркнула некоторые строчки в моем экземпляре "Огненного столпа". Это те, в которых сказывается влияние Бодлера. Много говорила о "Заблудившемся трамвае". АА не считает его лучшим, вообще не причисляет его к лучшим стихотворениям Н. С. Считает его попыткой, вполне оправданной и понятной, но не удавшейся. И конечно, оно биографическое. Больше даже, чем все другие... "Через Неву, через Нил и Сену..." - все три названия рек выбраны из знакомых ему, из его жизни. Про строфу "В красной рубашке..." и т. д. АА вскользь говорит: "Вот здесь смерть... А здесь - уже слабое воспоминание" - и АА указала на следующую строфу: "Голос и тело...". Строку "Только оттуда бьющий свет..." АА подчеркнула, упомянув, что есть то же самое у Блока. Отчеркнула слева: "И сразу ветер...". АА: "Это смерть". И, перелистав несколько страниц, заметила, что у Н. С. не однажды в "Огненном столпе" смерть является в виде ветра. "И повеет с неба ветер странный". И там - как и здесь - рядом: "Зоологический сад планет", там "Это Млечный Путь расцвел нежданно садом ослепительных планет..." ...И, читая последнюю строфу, АА сказала: "И этот трудный голос свидетельствует о болезни сердца, о сдавленности дыхания человека, сжатого жизнью, каким был Н. С. в последние годы". Я спросил АА: какое же стихотворение Н. С., по ее мнению лучшее в "Огненном столпе"? АА ответила, что очень любит третье стихотворение "Души и тела" - стихотворение "подлинно высокое"... И заметила о том, как характерно для Н. С. последних лет это разделение души и тела... Тело, которое предается земной любви, тело с горячей кровью, - и враждующая с телом душа. Заговорила о Бодлере... Обратила мое внимание на то, что Н. С. не перевел ни одного из экзотических стихотворений Бодлера, что доказывает, что экзотика Бодлера в эти годы не трогала Н. С. Я говорю АА, что ей не следует ограничиваться такими изысканиями только для себя. Что она должна, во всяком случае, написать хоть конспект статьи, если не самую статью. "Не ограничивайтесь одним сравнением схожих мест у Бодлера и у Н. С." АА на это возразила: "Я не для того и делаю это. Это было бы слишком неинтересно. Такое сравнение каждый может в течение двух часов сделать!.." 27.11.1925 АА стала мне показывать новые свои изыскания по Н. С. - читала и дала мне читать, переводила и сравнивала со стихами Николая Степановича Ронсара. Доводы ее были убедительны, и я не мог не согласиться с ней. Поговорив таким образом (а больше всего общего с Ронсаром - в сборнике "К Синей звезде"), АА перешла к Бодлеру, опять... Сказала, что вся ее работа по Бодлеру уже приведена в систему сейчас, сделан план статьи с точным распределением, куда какой материал относится, со всеми обозначениями и т. д. "А будете писать статью?" АА заговорила о трудностях, о том, что наиболее ее интересующего выразить ей не удастся (о том, как Н. С. в те же переживания, что и у Бодлера, вводит свою фабулу), о том, что у нее нет опыта, а такая статья требует большого опыта... и т. д. Говорила о "поэтической кухне" Н. С.: "Он всегда говорил: кухня, кухня. А я как дура повторяла: кухня, кухня. Теперь только я вижу, что такое кухня. У меня никакой кухни никогда не было". 6.12.1925 ...Я заговорил о том, как хорошо было бы, если б биографию Н. С. писал не я, а АА. На это она мне ответила, что она даст себе другое задание написать 2 - 3 статьи (об Анненском одну, другую о Бодлере, третью - обо всех остальных поэтах, влиявших на Гумилева), и что, если бы ей это удалось, она была бы вполне удовлетворена. "А писать о том, какие у него были романы, - пошутила АА, - подумайте, как это мне, по меньшей мере, неудобно..." После сборника "Огненный столп" Гумилев составил план книги новых стихов "Посередине странствия земного". Стихи не сохранились. В бумагах поэта есть листок, озаглавленный: "Планы стихов", со следующим списком: Девятнадцатый век Голубой зверь Эльга (зачеркнуто и сверху написано"Леопард".Тоже зачеркнуто и сверху: "Верена" (аэроплан) Наказ художнику, иллюстрирующему Апокалипсис Как летают поэты (Пегас, Гриф, Орел и пр.) Ангел Хаиль Улица кабатчиков (зачеркнуто и сверху написано: "Религия деревьев") Земля - наследье кротких Знаки зодиака (зачеркнуто и сверху написано и потом также зачеркнуто: "Читатель") Обводный канал Вероника (развитие) ?(зачеркнуто и сверху написано: "Дом Бога"(человек) Великий предок Ниже, под чертой, другой список: Венера Полеты Ред. дер. Чит. (? Зачеркнуто) Д. Бога Вел. Предок Земля насл. кр. Еще ниже написано: "Статьи" - и следует список: О коллективном творчестве Об акмеизме Медальоны О школах О переводах Гомера Нов. рен. (?) Внизу написано: "Новые стихи" - и следует список: Перстень (сверху цифра 32) Молитва мастеров (сверху цифра 18) Леопард (сверху цифра 48) Звездный ужас Птица. В конце июля Гумилев председательствовал на общем собрании членов Союза поэтов. Собрание постановило передать руководство клубом поэтов - "Цеху Поэтов". В это время в Петроград приехал режиссер Ростовского театра С. М. Горелик и пришел к Гумилеву за помощь. Он хотел перевести свою ростовскую труппу артистов в Петроград. Гумилев взял на себя все хлопоты по этому делу. Написал официальное письмо в театральный отдел о полезности создания в Петрограде театра, который бы осуществлял постановки пьес современных русских авторов, работал бы с ними в тесном контакте, и предложил театральному отделу перевести в Петроград труппу Государственного Ростово-Донского театра под названием "Театральная мастерская". Целую неделю потратил на Рабис и другие учреждения, наталкиваясь на целый ряд препятствий со стороны официальных лиц. В течение 1921 года н а п и с а н о: Зимой 1920/21 года - стихотворение "Перстень". Н. Гумилев читал его в Доме искусств. В 1920 - 1921гг. задумал написать курс "Теория поэзии". Написаны вступление к курсу и несколько страниц первой части курса - ("Фонетика"). В 1920 - 1921гг. делает заметки для составления раздела курса "Драматургия". 12 февраля на заседании семинара студии Дома искусств написано коллективное стихотворение (пантум) "Какая смертная тоска..." (одну линию пантума вел Н. Гумилев, другую - студенты). В начале 1921г. составляет, как и некоторые другие поэты - Ф. Сологуб, М. Кузмин, М. Лозинский, Г. Иванов рукописные сборники своих ненапечатанных стихотворений для продажи их в книжном магазине издательства "Петрополис". Составил следующие сборники: 1."Fantastica"; 2. "Китай"; 3. "Французские песни"; 4. "Персия"; 5. "Канцоны"; 6."Стружки"; 7. Тетрадь, состоявшую из 2-х стихотворений: "Заблудившийся трамвай", "У цыган". Сборники иллюствключенорировались собственными рисунками Н. Гумилева. Примечание. В составе сборника "Fantastica" включено стихотворение "Ольга" ("Эльга, Эльга!.."). Сборник написан в одном экземпляре. Сборник "Персия" написан 14 февраля: состоял из стихотворений: "Персидская миниатюра", "Пьяный дервиш", "Подражание персидскому" и четырех рисунков. В апреле - стихотворение "Молитва мастеров". В начале июля -"Мои читатели". В конце июля - стихотворение "На далекой звезде Венере...". 1 - 2 августа (?) - стихотворение "Я сам над собой насмеялся...". Н а п е ч а т а н о: По инициативе Н. Г. "Цехом Поэтов" издан в пяти экземплярах рукописный журнал "Новый Гиперборей", со стихами Н. Гумилева, М. Лозинского, Г. Иванова и др. Стихи сопровождались собственноручными рисунками авторов. После выпуска рукописного "Цех Поэтов" издал в 23 экземплярах гектографированный журнал под тем же названием в следующем составе участников: (Н. Гумилев (стихотворение "Перстень"), О. Мандельштам, М. Лозинский, В. Ходасевич, И. Одоевцева, Г. Иванов, Н. Оцуп, Вс. Рождественский, А. Оношкович-Яцина) и так же иллюстрированный самими авторами. Журналы продавались в книжном магазине издательства "Петрополис". В марте вышел из печати тиражом в 5000 экземпляров первый альманах "Цеха Поэтов" "Дракон". Издание альманаха было организовано Гумилевым. Гумилев поместил в альманахе "Поэму начала", стихотворения "Слово" и "Лес", статью "Анатомия стихотворения". Напечатаны ответы Н. Гумилева на предложенную К. Чуковским анкету о Некрасове ("Летопись Дома литераторов". Вып. III). Стихотворение "Заблудившийся трамвай" (жур. "Дом искусств"). Канцона "И совсем не в мире мы..."; стихотворение "Молитва мастеров" (Вестник литературы, вып. IV - V). Стихотворения: "Перстень", "Дева-птица", "На далекой звезде Венере...", "Я сам над собой насмеялся... "; поэма "Звездный ужас" (Альманах "Цех Поэтов", кн. 2-я, Пг.). Вышел сборник стихов "Шатер" под маркой "Цех Поэтов" (Севастополь). О Г у м и л е в е: А. Свентицкий. Стихомания наших дней. Рецензия на альманах "Дракон" (Вестник литературы, No 6 - 7). Edo (Голлербах). Путеводитель по Африке. Рецензия на сборник "Шатер" (жур. "Жизнь искусства", No 806). Б. Эйхенбаум. Миг сознания (Книжный угол, 1921, No 7). Упоминание о Н. Гумилеве и цитаты. А. Свентицкий. Болезнь русской поэзии. Рецензия на альманах "Цех Поэтов" (Вестник литературы, No 11). Упоминание о влиянии Гумилева на Адамовича. В. Брюсов. Рецензия на "Альманах "Цех Поэтов"(Печать и революция, кн. 3). Упоминание о Н. Г. Г. Иванов. О поэзии Н. Гумилева. Статья (Летопись Дома литераторов, No 1). Е. Голлербах. Рецензия на "Огненный столп" (Вестник литературы, No 10). А. Адамович. Рецензия на "Шатер" (Альманах "Цеха Поэтов"). А дальше было начало августа 1921 года. ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО 22.12.1924 ...Дом искусств. Вернулись с А. Н. с вечера. Стлали постель. Николай Степанович уже постелил А. Н. и стлал свою. Хотел почитать Жуковского... Приход с Гомером. Гомера отобрали. Письма: Анне Николаевне - две открытки, Вольфсону - одна открытка, которую он обнаружил после. Слухи о переводе в Москву (думали в Союзе). Хлопоты Союза. Волынский: "Мне лицо его не понравилось". Оцуп: "Освободят в воскресенье". Горький - сидел запершись и никого не принимал. А. Н. говорит, что Садофьев хлопотал. 21.10.1972 У меня сохранился листок, бегло исписанный карандашом, записки рассказанного мне Анной Николаевной Энгельгардт. Это все из записи ее воспоминаний, пропавших вместе с записями воспоминаний близких и друзей, примерно полусотня тетрадок в четверку стандартного листа бумаги. Сохранившийся листок - черновик переписанной тогда же записи, точнее, части этой записи, сделанной со слов А. Н. Энгельгардт (помнится - в 1925 году). (А. Н., очевидно, ошибается в дате. - В. Л.). Вот эта запись: "6 августа н. стиля - 25 июля по ст. стилю - в день Анны. В этот день он читал лекцию в Доме искусств, а с ними играл в разные игры. Накануне он ночевал у Оцупа... ...Леночку... Встала в 10 часов утра. Я должна была уехать за город к дочери. Я сказала, что приеду только в 11 - 12 ночи. Я оставила ему записку, уезжая. Когда я приехала, в 11 часов вечера я была дома, мы сидели и думали: стоит нам кипятить чай или нет. Чая не пили. Он стал ложиться, попросил Жуковского... (Перед тем он принес от Ефима (служителя в Доме искусств. - В. Л.) две бутылки лимонаду.) Из воспоминаний И. Н а п п е л ь б а у м: "Я бывала в большой, полутемной, холодной комнате в Доме искусств, где поселился Николай Степанович. Большей частью он сидел в своей длинной, но уже потрепанной дохе. А вот на занятия студии, несмотря на холод в здании, он всегда появлялся в костюме, в сорочке с жестким воротничком и маленькими отворотами. К тому времени уже приехала (кажется, из Бежецка) его вторая жена Анна Николаевна Энгельгардт. Молоденькая, тоненькая, с узким личиком, хихикающая красотка. Птичка. Очень беспомощная, ребячливая. Где была их маленькая дочь - Лена, не помню. Возможно, у родителей Анны Николаевны. Николай Степанович был небрежным мужем. Он не очень-то стремился, чтоб его семья находилась поблизости. Помню, в этот период писателям выдали ордера на получение со склада чего-нибудь из одежды. И большим событием оказалось, что Николай Степанович взял на складе шерстяной материал на платье для жены. Об этом говорилось как о большом, непривычно-широком его жесте. Когда Николая Степановича не стало среди нас, мы все, как могли, заботились об его жене. Она стала часто приходить ко мне домой. Однажды она сказала: "Знаете, Николаю Степановичу разрешили принести передачу. Но я не могу пойти. Это может плохо отразиться на мне. А вот вы, это другое дело, вам можно носить ему передачу!.." Из воспоминаний Г. И в а н о ва: "Вернулся Гумилев (из Крыма. - В. Л.) в Петербург загорелый, отдохнувший, полный планов и надежд. Он был доволен и поездкой, и новыми стихами, и работой с учениками-студистами. Ощущение полноты жизни, расцвета, зрелости, удачи, которое испытывал в последние дни своей жизни Гумилев, сказалось между прочим в заглавии, которое он тогда придумал для своей "будущей" книги: "Посередине странствия земного". "Странствовать" на земле, вернее, ждать расстрела в камере на Шпалерной, ему оставался неполный месяц... Гумилев в день ареста вернулся домой около двух часов ночи. Он провел этот последний вечер в кружке преданно влюбленной в него молодежи. После лекции Гумилева было, как всегда, чтение новых стихов и разбор их по всем правилам акмеизма - обязательно "с придаточным предложением", т. е. с мотивировкой мнения: "Нравится или не нравится, потому что...", "Плохо, оттого что..." Во время лекции и обсуждения стихов царила строгая дисциплина, но когда занятия кончались, Гумилев переставал быть мэтром, становился добрым товарищем. Потом студисты рассказывали, что в этот вечер он был очень оживлен и хорошо настроен, потому так долго, позже обычного, и засиделся. Несколько барышень и молодых людей пошли Гумилева провожать. У подъезда Дома искусств на Мойке, где жил Гумилев, ждал автомобиль. Никто не обратил на это внимания - был нэп, автомобили перестали быть, как в недавние времена "военного коммунизма", одновременно и диковиной и страшилищем. У подъезда долго прощались, шутили, уславливались "на завтра". Люди, приехавшие в стоявшем у подъезда автомобиле с ордером Чека на обыск и арест, ждали Гумилева в его квартире. Двадцать седьмого августа 1921 года, тридцати пяти лет от роду, в расцвете жизни и таланта, Гумилев был расстрелян. Ужасная, бессмысленная гибель? Нет - ужасная, но имеющая глубокий смысл. Лучшей смерти сам Гумилев не мог себе пожелать. Больше того, именно такую смерть, с предчувствием, близким к ясновидению, он себе предсказывал: И умру я не на постели, При нотариусе и враче". Из воспоминаний В. Х о д а с е в и ча: "В конце лета я стал собираться в деревню на отдых. В среду, 3 августа, мне предстояло уехать. Вечером накануне отъезда я пошел проститься кое с кем из соседей по Дому искусств. Уже часов в десять постучался к Гумилеву. Он был дома... Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение. Когда наутро, в условленный час, я с вещами подошел к дверям Гумилева, мне на стук никто не ответил. В столовой служитель Ефим сообщил мне, что ночью Гумилева арестовали и увели. Итак, я был последним, кто видел его на воле..." Из воспоминаний Г. И в а н о ва: "Однажды Гумилев прочел мне прокламацию, лично им написанную. Это было в Кронштадтские дни. Прокламация призывала рабочих поддержать восставших матросов, говорилось в ней что-то о "Гришке Распутине" и "Гришке Зиновьеве". Написана она была довольно витиевато, но Гумилев находил, что это как раз язык, "доступный рабочим массам"..." Далее Г. Иванов пишет, что прокламации эти пропали, Гумилев долго искал их дома... ИЗ ЗАПИСОК ЛУКНИЦКОГО 8/II 1968 днем мне на городскую квартиру звонил зам. Генерального прокурора М. П. Маляров (разговаривал с Верочкой, и она тут же по телефону сообщила мне на дачу), что переписка по делу Н. Гумилева находится у него, - он просит меня связаться с ним, позвонить ему по телефону Б9-68-42 завтра (9/II) до 11.30 или после 1 часа, - хочет повидаться... ...А 1-й заместитель Генерального прокурора СССР, после рассмотрения поданного мною заявления о посмертном восстановлении имени Гумилева и после изучения "дела" Н. Г., затребованного из архивов КГБ в прокуратуру, а также представленных мною материалов, сказал мне: "Мы убедились в том, что Гумилев влип в эту историю случайно... А поэт он - прекрасный... Его "дело" даже не проходит по делу Таганцевской Петроградской "боевой организации", а просто приложено к этому делу". И показал мне тоненький скоросшиватель63 и, в частности, письмо, ходатайствующее об освобождении Н. Гумилева "на поруки" с подписями М. Горького, Маширова-Самобытника и многими другими, - это письмо сохранилось в "деле". Маляров также сказал мне, "состав преступления" Н. Г. настолько незначителен, что "если б это произошло в наши дни, то вообще никакого наказания Н. Г. не получил бы..." На мой вопрос Малярову, "проходит" ли по "делу" Гумилева где-либо имя В. И. Ленина, Маляров ответил "нет". На вопрос, упоминаются ли имена Павлова и Колбасьева в числе тех, кто писал заявление на Н. Г., Маляров ответил: "Есть два заявления. Но имена другие". Я не счел удобным спрашивать... 21.06.1973 Температура 35,5, пульс 40 ударов, два медленных, очень сильных, за ними мелкие, едва уловимые, такие, что, кажется, вот замрут совсем... давление продолжает падать... дышать трудно. Жизнь, кажется, висит на волоске. А если так, то вот и конец моим неосуществленным мечтам... Гумилев, который нужен русской, советской культуре; Ахматова, о которой только я могу написать правду благородной женщины-патриотки и прекрасного поэта... А сколько можно почерпнуть для этого в моих дневниках! Ведь целый шкаф стоит. Правду! Только правду! Боже мой! Передать сокровища политиканам, которые не понимают всего вклада в нашу культуру, который я должен был внести, преступление. Все мои друзья перемерли или мне изменили, дойдя до постов и полного равнодушия... Вчера душевная беседа с милым Сережей. Он все понимает, умница, и слушал меня внимательнейше. "Ничего, Капа64, тебе все надо выдержать, сейчас главное - тебе поправиться. А все, что ты не успел или не успеешь доделать, сделаю за тебя я". Он мой надежнейший друг. Он никому и ничего не простит, выйдя на большую арену жизни... И конечно, сделает все зависящее от его сил, ума, сердца, таланта и уважения ко мне... Из записок Сергея Лукницкого 17.10.1989 Летом 1973 года мой отец, лежа на больничной койке со смертельным инфарктом, набросал что-то на маленьком листке своей слабой уже рукой и, передав листок мне, сказал, что это план места гибели Гумилева и что в кармашке одной из записных книжек его фронтового дневника хранится подробный чертеж. Этот он нарисовал, чтобы я не ошибся, ища тот, который он составил вместе с А. А. Ахматовой вскоре после ее второго, тайного, посещения скорбного места в 1941 году. Составил, веря, что Правда Гумилева явится России. Составил и заучил его на память навсегда. С тех пор я поставил себе цель - завершить идею моего отца, рассказать о деле Гумилева, об идее, владевшей им с середины двадцатых годов до последней минуты его жизни. 18.10.1989 Гумилев - судьба нашей семьи. И я, конечно, пошел судьбе навстречу. Пошел... через Прокуратуру СССР, МВД СССР, Советский фонд культуры. Моя роль в занятии Гумилевым ограничена тем, что я люблю его поэзию, а определена тем, что именно я, в память об отце, в знак преклонения перед его бескорыстным подвижническим трудом, должен был поставить последнюю точку. Отец начал заниматься Гумилевым в 20-х годах. После смерти отца моя матушка стала продолжать его дело: стала публиковать материалы архива отца. И я тоже оказался причастным к Гумилеву... Мне понадобился 21 год, если считать с того дня, когда первый заместитель Генерального прокурора СССР Маляров, положив на стол ноги, отдавая походя подчиненным распоряжения, принимал в своем кабинете моего отца, коренного петербуржца П. Н. Лукницкого, с заявлением о реабилитации его любимого поэта Гумилева. В 1982 году Терехов, в бытность Малярова состоявший в должности начальника отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности, рассказал мне, что Маляров присвоил тогда несколько книг Гумилева для своей дочери - "горячей поклонницы" поэта. Все прижизненные издания гумилевских сборников отец принес в Прокуратуру для изучения и доказательства невиновности Гумилева, все еще наивно и доверчиво оглядываясь на "оттепель". Рассказывал это тот самый Терехов, который позже выступил в "Новом мире", сообщив, что Гумилева "наказали" за "недоносительство", а не за участие в заговоре. Доносительство Терехов считал еще в 1987 году нормой нравственности. Отец поверил словам Малярова о том, что для реабилитации Гумилева надо лишь, чтобы Союз писателей СССР обратился с ходатайством в ЦК, и что если Прокуратура получит указание от ЦК, то вопрос решится. Отец на радостях даже оставил "в подарок" одну из тех "задержанных" Маляровым книг. Остальные попросил вернуть. Союз писателей не захотел... После моего знакомства с "делом" и двух публикаций материалов в газете "Московские новости" мы смотрели "дело" уже вместе с матушкой. В том, как все произошло, не оказалось ничего сверхъестественного. Из сотен тысяч, быть может и больше, - обычная, как и все другие, папка... Стандартность ситуации в том, что когда мы пришли читать "дело", то его долго-долго искали, и здесь не было "злых сил", препятствовавших нашим намерениям. Совсем нет. Просто "дело Гумилева" - именно одно из многих-многих дел в коричневой папке с длинным архивным номером. Количество цифр этого номера, стоявшего над 1921 годом, в 1990-м не могло не произвести на нас впечатления. Работа с "делом" как бы спрессовалась во времени. Желание скопировать документы в с е в точности с подлинников - безмерно, документов много, а перед столом - пожилой человек, ни разу не присев, терпеливо, стоя, ждет, когда мы закончим и вернем "дело" из наших рук в его руки. А нам кажется, что мы только начали, и он, этот терпеливый, приветливый прокурор, пытается, нагнувшись над нами, даже помогать нам расшифровывать очередную бумажку. А двое других сидят за другими столами, занимаются своими очень важными, ответственными делами, и они тоже приветливы и благожелательны, но им нельзя мешать: нельзя вслух предполагать, тем паче спорить, неловко начитывать громко на диктофон... А время бежит, обгоняет нас, уже объявлено партсобрание, и мы знаем, что остались мгновения этого последнего, третьего, свидания с "делом". А дальше оно уйдет, спрячется, может быть, теперь Бог даст, не навсегда, может быть, теперь недолго ждать его рассмотрения... А пока перед нами впервые в истории: "Дело Н. С. Гумилева". Точнее листы уголовного дела по обвинению Николая Степановича Гумилева в участии в Боевой Петроградской (контрреволюционной) организации - в заговоре, во главе которого стоял профессор В. Таганцев (1886 - 1921). В процессе работы с "делом" возникали проблемы, которые мы по мере сил пытались преодолеть. Преодолели, естественно, не все. Пытались воспроизвести не зафиксированные во время первых просмотров порядковые номера листов, документов, но могли ошибиться в нумерации, ибо листы часто повторяются (к делу Гумилева возвращались не раз). Повторяются (перепечатаны) - и потому, что желтеет бумага, выцветают чернила, блекнут карандашные записи, стареют почерки. И кроме того, документы расположены на всегда хронологически. Часть "дела" прочесть невозможно совсем. Время стерло текст. Может быть, условия хранения или перманентная эвакуация архивов НКВД? Как бы то ни было, незначительные документы, какие-нибудь типа квитанций, могли выпасть из поля зрения. На многих документах - справках из адресных столов, от домуправа, ордерах на арест, на обыск, а также на бумагах, изъятых у Гумилева при аресте, т. е. на письмах, квитанциях, записках, - отсутствуют либо даты, либо подписи (или они неразборчивы), либо фамилии, либо имена. Это при коротком знакомстве с документами пока невосполнимо. Орфография и синтаксис даны так, как они есть в подлиннике. Представляем "дело" в том виде, в котором оно расшифровано после последнего просмотра. Но перед этим - два отступления. Мы благодарны всем, кто помогал нам, даже тем, кто стоял на пути к "делу". Все же мы остаемся при своем мнении, что Гумилева надо простить. Именно простить. За то, что, вступив под своды ВЧК, он о ш и б с я, поверив, что находится в органе, где закон, пусть и закон революции, - есть вершина справедливости... (Коричневая картонная обложка, глянцевая, штамп. - В. Л.) "Дело взято на тематический учет" Министерство государственной безопасности СССР Центральный архив Общий следственный фонд Дело по обвинению Гумилева Николая Степановича Н-1381 Арх. No (неразборчиво. - В. Л.) Кол. Томов 382 том 177 (Обложка дела, голубой картон. - В. Л.) Н-1381 В. Ч. К. Дело No 214244 "Петроградская боевая организация" Соучастники (Гумилев Н. С. - 104 стр.) (Так! - В. Л.) том 177 Арх. No в 382 томах (Лист No 1 отсутствует. - В. Л.) ЛИСТ No 2 (На маленьком листке. - В. Л. ) Справка. В этом томе первый лист - фотокарточка, которая из дела изъята и находится в альбоме 25.II.1935 г. (Без подписи - В. Л.) ЛИСТ No 3 (Рука Н. Гумилева. - В. Л.). Фамилия Гумилев Имя и отчество Николай Степанович звание дворянин время рождения 1886 ближ. родственники жена, дочь национальность русский подданство русское документы о личности трудовая книжка жительство Петроград был ли за границей да место службы Всемирная литература род занятий член коллегии принадлежность к партии нет привлекался ли ранее нет арестован 3.8 по ордеру 1071 по инициативе Ка... (неразборчиво. - В. Л.)65 ЛИСТ No 4 (На маленьком бланке. - В. Л.) Засада (рукою, чернилами. - В. Л. ) Произвести обыск и арест Гумилев Николай Степанович, проживающ. по Преображенской ул., д 5/7, кв. 2 по делу No 2534 3 авг. 1921 ЛИСТ No 5 Петроградская Чрезвычайная комиссия секретно-оперативный отдел талон ордера 1071 (Незаполненный бланк с подписью и печатью. - В. Л.) ЛИСТ No 6 К делу 253466 Петроградская Чрезвычайная комиссия секретно-оперативный отдел на двое суток Ордер 1071 3 авг. 1921 Выдан сотруднику Мотивилову (? В. Л.) Производство обыска и ареста Гумилева Николая Степановича и по усмотрению в пред... (неразборчиво. - В. Л.) Петрограда по адресу Преображенская 5/7 кв. 2 Все должностные лица и граждане обязаны оказывать указанным сотрудникам полное содействие Председатель комиссии (подписи нет. - В. Л.) (печать) Зав. секр. опер. отделом (подписи нет. - В. Л.) 2 экз. протокола Протокол На основании ордера Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Союзе Комун. Северной области, за No 1071 от 3.8.1921 произведен обыск д No 14, кв. 34, по ул. Морской. Согласно данным указаниям, задержаны: гражданин Гумилев Николай Сергеевич (! - В. Л.). Взято для доставления в Чрезвычайную Комиссию следующее (подробная опись). Переписка, другого ничего не обнаружено. Оставлена засада до выяснения. Заявления на неправильности, допущенные при производстве обыска нет. Расписался Н. Гумилев (рука Н. Гумилева. - В. Л.) Добавления Все заявления и претензии должны быть занесены в протокол. После подписания протокола никакие заявления не принимаются. Комиссия отвечает только за то, о чем упомянуто в протоколе. Обыск производил сотрудник для поручений Мои.......... (неразборчиво. - В. Л.) Все указанное в протоколе удостоверяем Представители домового комитета И. Гусев дворник (подписи нет. - В. Л.) Кроме того подписали (подписей нет. - В. Л.) Примечание. Один экземпляр протокола должен быть оставлен под расписку представителей Домового комитета ЛИСТ No 7 Петроградская Чрезвычайная комиссия секретно-оперативный отдел талон ордера 1096 (Незаполненный бланк с подписью и печатью! - В. Л.) ЛИСТ No 8 Ордер на обыск от 5.8.21 (Чистый бланк. - В. Л.) ЛИСТ No 9 Цена 3 коп. 1917 Справка адресного стола Гумелев Александр Васильевич (так! - В. Л.) урожд. Арханг. губернии, Шелкур. уезда Усть... (неразборчиво. - В. Л.) волости 23 лет, православный. По сведениям адресного стола на жительстве в Петрограде значится в доме под No 39/24, кварт. No 134, Рождественской улице 4.8.21 ЛИСТ No 10 Цена 3 коп. 1917 Справка адресного стола Гумилев Дмитрий Степанович67 Гражданин РСФСР 34 года православный д. 20/65 кв. 15 Ивановская ул. Московской части участка 4.8.21 ЛИСТ No 11 (На маленьком бланке. - В. Л.) Петроградская чрезвычайная комиссия секретно-оперативный отдел
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20
|