15.

На стреме

Дашер двигался как будто танцуя. Он высоко подпрыгивал, перемещаясь из лодки в лодку.

— Десять гиней! — орал капитан Кроу. — Десять гиней тому, кто притащит мне мерзкую башку этой свиньи!

До берега было по меньшей мере четверть мили, я греб быстро, как никогда в жизни. Лодочка моя ныряла, лавировала в волнах, зачерпывая воду носом и кормой. К берегу направлялись и другие лодки, груженные бочками, я оставлял их все со стороны ветра, так как мою пустую лодчонку ветром сильно сносило.

«Дракон» растворялся во тьме позади, чернея на фоне ночного неба. Но от шхуны двигалась белая точка, и я знал, что по меньшей мере одна лодка меня преследует. Я греб так, что все тело заболело, вперед я взглянуть не отваживался.

В берег я врезался настолько внезапно, что кувыркнулся спиной вперед и вывалился из лодки. Прибрежный ил затягивал, я с трудом пробирался вперед.

Услышав скрип дерева, я обернулся и увидел, что лодка Дашера уткнулась в берег рядом с моей. Дашер сравнительно легко вышагивал к твердому берегу, тогда как мне каждый шаг давался с трудом.

— Подожди! — крикнул он. — Подожди, я помогу тебе.

Раньше я, возможно, поверил бы ему. Наконец грязь сменилась россыпью гальки. Я припустил по пляжу, Дашер за мной. После дней, проведенных в море, я почувствовал головокружение от ощущения суши под ногами. Меня пошатывало, но все-таки это была свобода. Так я думал. Потом я посмотрел на утесы. Они вырастали на невообразимую высоту, изрезанные морем и ветром, кряжистые. Для меня вскарабкаться на них — все равно что взлететь птицей в небо. Я колебался, свернуть к северу или к югу. Моя жизнь зависела от принятого решения.

С северной стороны трудились контрабандисты. Они длинной цепочкой пересекали пляж от моря до скал. В тусклом свете луны я видел черную стражу Дашера, человек пятьдесят или больше, каждый с палкой или дубинкой. В конце ряда людей, согнувшихся под тяжестью бочек, маячили еще с десяток человек. Там бочки складывали в штабель, а люди возвращались за следующими к берегу. Другие забирали бочки из штабеля и уносили вверх к утесу. И эту цепочку окаймляла охрана контрабандистов.

К югу утес тянулся, казалось, беспрерывно, и пляж постепенно поднимался к нему. Прибой разбивался у самого основания, надежды перейти буруны у меня не было.

Дашер добрался до гальки и остановился, затем сделал в обе стороны по нескольку шагов, пытаясь найти меня в тени скал.

— Джон! — крикнул он. — Джон, где ты? — Затем он стащил свою пробковую хламиду, отбросил ее и зашагал к югу.

Я пошел на север. Подойдя к контрабандистам, я смешался с ними. Никто не обратил на меня внимания, никто не заговорил со мной. Я взял бочку из штабеля и занял место в цепочке, тянущейся к скале.

Каждый из них нес по две бочки, закрепленные в петлях, висевших спереди и сзади. Даже мои ровесники, которых я заметил, несли по две бочки. Но с меня было достаточно и одной, и я обрадовался, что передо мной, как загнанная старая лошадь, пыхтел толстяк. Мы шли вверх, навстречу спускались люди за новыми бочками, охрана наблюдала за нами и за окрестностями.

Странным образом цепочка исчезала где-то впереди у обрыва, как будто контрабандисты, как лемминги, друг за другом спрыгивали с утеса.

— Джон! Джон Спенсер! — Голос Дашера встряхнул меня.

Я глянул вниз и увидел его. В руке он держал пистолет. Потом Дашер спросил людей, снующих вокруг:

— Вы не видели парня, одетого моряком? Не проходил тут такой?

Мне казалось, что все посмотрели на меня, но я не поднял глаз. Я шел по пятам за толстяком и теперь уже клял его за медлительность. Дашер пустился вверх по тропе. Ему приходилось с проклятием и руганью проталкиваться сквозь гущу идущих.

В ярде передо мной толстяк исчез. Только что он был — и вот его уже нет. Сразу же после этого я погрузился в полную тьму. Мы вошли в туннель.

В лицо мне ударил воздух, горячий от дыхания и влажный от пота контрабандистов, насыщенный вонью горящего масла. Шаги контрабандистов, плеск бренди в бочках отдавались от стен туннеля, как шум прибоя.

Ход направлялся слегка вниз, меня подталкивала бочка своим весом и дующий сзади ветер. Внезапно туннель направился круто вверх. На стенах висели фонари, испускавшие тонкие золотые лучики. В дымке тянулась вереница пыхтящих и кашляющих людей, согнувшихся под своей противозаконной ношей.

Крики Дашера приближались, но, пытаясь обогнать толстяка, я каждый раз натыкался на встречных. Кто-то схватил меня за уши и резко сказал:

— На место!

Пальцы мои ныли от тяжести, руки, казалось, вытянулись вдвое.

Наверное, я прошел около полумили, когда почувствовал порыв ветра. Еще один поворот, и открылось складское помещение. Это был громадный погреб, выложенный камнем, без единого окна. В дальнем конце за открытой дверью виднелась деревенская улица, к которой вел крутой подъем. Дым из туннеля выходил серыми кольцами. Вверху стояла телега, запряженная парой терпеливых лошадей, вокруг сновали люди.

Крики Дашера раздавались совсем рядом.

— Где парень? Задержите парня!

Я последовал за толстяком к двери. Он опустил свою бочку на пол погреба, но я не остановился. Еще момент, и я буду снаружи. Пятьдесят шагов, и я окажусь на свободе. Только я шагнул за дверь, как чьи-то руки опустились мне на плечи и потянули назад.

— Куда это ты собрался?

Невесть как сзади меня вырос толстяк. Он взял бочку из моих рук и поставил ее рядом со своей.

— Другие ею займутся. Ты иди за следующей. — Он наклонился ко мне, держа меня за воротник. — Да кто ты такой? Я тебя вообще никогда здесь не видел.

Дашер крикнул:

— Держите парня!

Я вывернулся как раз в тот момент, когда Дашер появился из туннеля. Я понесся к двери, но в ней появились охранники. Я повернул к лестнице. Мои сапоги загремели по ступенькам, и за мной устремилась погоня.

Вверху был коридор еще темнее, чем туннель. Сюда не пробивался ни один луч света, чтобы указать мне дорогу. Прижавшись спиной к стене, я на ощупь добрался до угла, повернул и выбрался на другую лестницу, ведущую дальше вверх, на следующий этаж. Но доски так страшно скрипели под моим весом, что я не отваживался сделать шаг. Я как мог вжался в пол и замер.

Первым ворвался Дашер. Его голос гулко отдавался в коридоре.

— Где ты? — И сказал сам себе шепотом: — Ох, не люблю я темноты.

За ним подоспели остальные, с фонарями, бросавшими на стены желтый свет. Я слышал их дыхание, шарканье их сапог. Конечно, они нашли бы меня.

Но Дашер закричал:

— Сюда! — И всей гурьбой они устремились по ложному пути.

Я выждал еще какое-то время, сидя на корточках в углу, вслушиваясь. Открылась дверь, другая. Шаги затихли, но голоса были слышны, я украдкой выглянул из-за угла. В конце коридора находилась кухня. Контрабандисты столпились вокруг большого стола, спинами ко мне. Нас разделяла открытая дверь, через которую свет выплескивался на улицу.

Я хотел бежать, но не отважился. Вместо этого я пополз вплотную к стене, чтобы не скрипнули доски, не отводя глаз от контрабандистов.

Я был в ярде от двери, когда из кухни раздался голос. Голос был старый, женский.

— Это ты, Флем?

Я замер, ошеломленный. Из-за мужских спин вышла миссис Пай и медленно приблизилась ко мне.

— Флеминг? — спросила она неверным голосом. — Это ты, Флеминг? Ты наконец?

Она приковыляла ко мне, жалко улыбаясь, кокетливо поправляя жидкие пряди волос.

Никак не мог я предположить, что вернусь в «Баскервиль». Но я снова оказался здесь, стоял совершенно беспомощный. Казалось, прошли десятилетия с тех пор, как я вот так же ощущал дуновение из туннеля, несущее запах моря.

— Дорогой, — сказала миссис Пай. — Наконец-то ты вернулся.

Ей ответил Дашер:

— Никакой это не Флеминг, старая ты калоша. Это шпион. Перевертыш. Крыса мерзкая.

Он подошел и сгреб меня. Подошли и другие, миссис Пай отвернулась и потянулась руками к стене. Контрабандисты могли тут же прикончить меня на месте, забить своими дубинками насмерть. Но Дашер сказал:

— Нет. Он мой. Я долго ждал этого момента. — И он выволок меня через открытую дверь на улицу. — Я сам убью его! — кричал он. — Я пристрелю его, как собаку. Он и есть собака.

Дашер пинками и тычками сталкивал меш вниз, на берег протекавшего рядом ручья. Oн развернул меня, и в его руках оказались пистолеты.

— Я снесу ему башку! — орал он. — Я прострелю ему сердце!

И он выстрелил из пистолетов. Верно говорят люди, вся жизнь твоя мгновенно промелькнет в такой момент перед глазами.

Жизнь моя коротка, и я увидел, как мгновенно вырос из малыша в мальчика. Я видел себя на плечах отца, вцепившегося ручонками в его волосы. Я видел, как умирает мать, как искажается ее лицо. Я видел «Небесный Остров», участливое лицо Мэри, ее добрую улыбку. Наконец я увидел вздыбленные волны Надгробных Камней. Я почувствовал, как они смыкаются надо мной, холодные как лед, опрокидываясь в поток.

16.

Люди короля

Вода булькала и пенилась вокруг, совершенно не соленая. Она поразила меня холодом и непроглядной тьмой. Казалось, я погружался вечность, хотя ручей был неглубоким.

Дашер выволок меня и уложил на спину на травянистый склон, оставив в воде лишь ноги. Он выглядел расстроенным, чуть не плакал.

— С тобой все в порядке? — прошептал он.

— Не знаю.

— Конечно, в порядке. — Он ухмыльнулся, поднял голову и заорал в сторону гостиницы. — Еще жив, собака? Черт меня побери, да он о двух головах! — Он вытащил из-за пояса еще два пистолета, блеснувших искусно выполненным золотым орнаментом. Пистолеты Ларсона. Дашер взвел курки.

— Нет, пожалуйста, — взмолился я.

— Все нормально, — сказал он. — Они не заряжены. Ни один не заряжен. — И он выпалил из обоих. — Я тебе покажу! — яростно взревел он. — Вот тебе!

Он вытаскивал пистолеты из-за пояса, из-за перевязи, из-за пазухи; он засовывал их обратно с еще дымящимися стволами. При каждом выстреле он орал:

— Вот тебе, скотина! Вот тебе, ублюдок! — Потом он подмигнул мне. — Ну и картина! Великолепно!

Это был грандиозный шумовой спектакль с иллюминацией для толпившихся у дверей таверны контрабандистов. Дашер наслаждался шумом и запахом пороха, ярко-оранжевыми вспышками, которые освещали его силуэт на черном фоне. У него еще осталось с полдюжины заряженных пистолетов, когда один из контрабандистов призвал его остановиться.

— Тебя аж в Эшфорде слышно, — крикнул он. — Ты всю армию нам сюда пригласишь.

Дашер спрятал пистолеты.

— Для верности еще перережу ему глотку! — крикнул он и нагнулся надо мной.

Я наполовину ослеп и почти оглох, к тому же из-за дыма было плохо видно. Но я совсем не был ранен и понял, почему отец отделался только дыркой в одежде.

— Я не могу причинить тебе вреда, — сказал Дашер. — Я никогда никому не мог причинить вреда. — Он помог мне сесть на берегу и велел отдохнуть немного. — Потом сматывайся в Лондон. В Сент-Винсенте поймаешь карету.

— В Лондон? И оставить «Дракона» капитану Кроу? — Я покачал головой. — Это все состояние моего отца.

— Его уже не спасти.

От таверны послышались голоса, свет фонаря стал приближаться. Дашер поднял голову и крикнул:

— Я сейчас, только обшарю его карманы. Мне надо идти, — сказал он, снова нагнувшись ко мне. — На вот тебе, на прощание.

Он вытащил из плаща маленький сверток. Я с удивлением уставился на клеенчатый пакет Ларсона.

— Я нашел это в кармане у Гарри. Бог знает, как он это добыл. Я говорил Требухе, что Гарри нельзя доверять. — Он сунул пакет мне в руки. — Отвези это в Лондон, прямо в Олд Бейли. Найди одного из тех джентльменов с цветной капустой на голове — ну знаешь, эти белые парики. Вручи ему прямо в руки и скажи: «Прошу вас, сэр, подарок от лихого Томми Даскера». — Он усмехнулся. — Полагаю, это проучит Требуху. И всех других, которые напускают на себя важный вид при встрече с Томми Даскером.

— Спасибо.

— Но только одно условие. — Он посмотрел на меня с лихой ухмылкой. — Просмотри книжку сам. Найди мое имя. И если…

— Я его вырежу, — пообещал я. — Или замажу до полной неузнаваемости. Или…

— Нет. Если его там нет, то впиши. Сделаешь, Джон?

Я опешил. Но очевидно, он именно этого хотел. «Придет день, когда ты услышишь обо мне. Может, сперва меня повесят, но уж услышишь ты обо мне в любом случае». Так он говорил.

— Обещаешь? — спросил он.

— Обещаю.

Дашер хлопнул меня по плечу и оставил у ручья. Он вскарабкался на берег и на мгновение картинно замер в развеваемом ветром плаще. Потом важной походкой направился к таверне, уже бахвалясь своим подвигом.

— Вы бы видели, как он извивался. Слышали, наверное, как он умолял…

Я долго лежал затаившись, пока луна почти не зашла. Но маленькая деревня не затихала. Телеги грохотали по мосту, дверь гостиницы хлопала и скрипела. Я пополз вверх по крутому береговому склону ручья и осторожно выглянул. К дверям таверны подкатил старый золоченый катафалк, быстро загрузился и отъехал с бочками. За ним, к моей досаде, подкатила карета, в которой мы с отцом ехали в ночь нападения. Тот же кучер сидел на козлах и спрыгнул, чтобы открыть дверцу бадейщикам. Неудивительно, подумал я, что он знал дорогу в «Баскервиль». Неудивительно, что он знает бедную миссис Пай.

Я понимал, что Дашер прав. «Дракон» потерян для нас, а вместе с ним и все состояние отца. Но я не мог смириться с мыслью, что должен буду рассказать о том, как оставил судно капитану Кроу. Отец полностью доверился мне, а я обманул его доверие.

Я подождал, пока луна коснется верхушек деревьев, и побрел вниз по ручью. Назад, к морю.

Ручей бурлил вокруг обломков скал, русло его становилось все круче, течение все быстрей. Он пробил себе дорогу в скале, но местами дорога эта прерывалась, вода падала с яростным ревом, взбивая брызги в пышную пену. Я скользил и спотыкался, размахивал одной рукой, чтобы удержать равновесие, прижав другую к пакетику Ларсона, спрятанному под рубашкой. Я спрыгнул вниз с края водопада…

…и попал в чьи-то объятия.

Он вынырнул из темноты, с берега озерца у подножия водопада. Он согнул меня лицом вниз, почти окунув его в воду, прижав сверху своим коленом.

— И куда это мы так торопимся?

Я недостаточно поторопился с ответом, и он ткнул меня носом в воду. Я забарахтался. В ушах гремел водопад. Схватив меня за волосы, он позволил мне сделать вдох.

— Куда? — повторил он вопрос.

— «Дракон», — пропыхтел я. — На шхуну.

— Возможно. Но ничего у тебя не выйдет, милый мой.

Мощным движением руки он повернул меня на спину. Я увидел, что на нем перепачканная форма. Офицерская форма таможенной полиции! Я был ошеломлен, обрадован.

— Боже мой! Таможня!

— Точно. — Он тряхнул меня. — А как тебя зовут? Кто ты такой?

— Спенсер. Джон Спенсер. Я знаю, где контрабандисты. Я покажу вам.

— Слыхали? — засмеялся он. — Парень-то перебежчик.

Из кустов и из-за валунов показались люди. Все они были в синей форме, темных шейных платках, помятых шляпах с кокардами. Они собрались у подножия водопада.

— Вставай, — сказал мне офицер. — Пойдешь с нами.

— Подождите! — крикнул я. — Я ведь не контрабандист.

— Ну разумеется. — Он рывком поставил меня на ноги. — Вы все не контрабандисты. Все вы честные ребята, когда рядом таможня.

— Нет, правда, — уверял я. — Послушайте, я вам покажу, где они.

— И где же они?

— В «Баскервиле».

Он хмыкнул:

— Это четверть мили от моря.

— Там туннель. Он заканчивается прямо под гостиницей.

Я даже не понимал, что мы все время кричали, чтобы услышать друг друга. Но теперь, когда офицер удивленно смотрел на меня, слышен был только рев водопада.

— У меня есть книжка. — Я выудил пакет из-за рубашки. — Все их имена…

— К черту книжку. — Он решительно отвел мою руку. — Это интересно, милый мой, туннель с моря. Мы сейчас же проверим этот туннель. Проверим твою информацию.

— Но мне надо на «Дракон».

— И послать нас подальше? Не выйдет, молодой человек. Пойдешь с нами. — Он подхватил меня под руку и вытащил вверх по склону.

Выбора у меня не было. Их было не менее дюжины, каждый при сабле, у большинства я заметил по одному, а то и по два пистолета. Они принялись их проверять, в темноте это выглядело жутко.

Двоих офицер послал на пляж, посмотреть, не выйдут ли контрабандисты из туннеля. Потом он повернулся ко мне:

— Пошли, парень. Молись, чтобы все так и было, как ты нам сейчас рассказал.

Я спрятал пакет обратно под рубашку и повел их, стараясь идти как можно быстрее, вдоль ручья. Они следовали за мной гуськом, в самых крутых местах бряцая ножнами сабель о камни. И вот перед нами «Баскервиль», темный и сонный, ни огонька в окнах.

— Пусто, — сказал офицер. — Как и следовало ожидать.

— Они в погребе, — сказал я. — Они выносят бочки из погреба на улицу.

И тут же подъехал катафалк, все четыре лошади в мыле.