Краем глаза Рено увидел, как Виллоу взяла дробовик и стала спиной к нему, держа наготове оружие. Они ждали возвращения Калеба, и каждый из них охранял подход со своей стороны.

За долгие минуты ожидания Рено успел понять, как изменилась его сестра. Он помнил ее смешливой, озорной, непоседливой девчонкой, которая часто искала защиты у старших братьев, спасаясь от гнева отца. Сейчас же спиной к нему стояла, суровая женщина, готовая защищать свою жизнь. И жизнь своего мужчины.

Виллоу не могла сказать, сколько длилось это напряженное ожидание. Наконец послышался душераздирающий вой волка, возвещающий о приближении Калеба. Виллоу рванулась к нему, едва он вышел из кустов. Ее глаза быстро ощупали его. Увидев кровь на куртке Калеба, она тихонько вскрикнула.

– Спокойно, душа моя. Я невредим, – сказал Калеб, забирая дробовик из ее неожиданно задрожавших рук.

– Кровь, – шепнула она.

– Это не моя. – Он наклонился и крепко поцеловал ее. – Не моя.

Она кивнула, показывая, что все поняла, и прильнула к нему.

От глаз Рено не укрылась ни одна деталь сцены между сестрой и суровым мужчиной, который обнимал ее с удивительной нежностью. Против собственной воли Рено вынужден был признать, что Вулф прав: Калеб крутой, даже беспощадный человек, но он проявляет исключительную заботу о тех, кто слабее его.

– Путь свободен, – сказал Калеб через голову Виллоу.

Рено поднял черную бровь.

– Сколько?

– Всего один… Я хотел дать ему уйти, но он занял лошадиную тропу.

Виллоу не спрашивала, что произошло. У нее не было сомнений относительно судьбы того человека.

– Узнали его? – спросил Рено.

Калеб кивнул.

– У нас вышел с ним разговор в Денвере… Он сделал свой выбор… Быть по сему.

Смутная улыбка тронула лицо Рено.

– Вулф был прав и в этом отношении.

– В чем?

– Ты ветхозаветный человек. Это был не Щенок Койота?

– Нет. Всего лишь жалкий охотник до чужих участков из Калифорнии.

Рено внезапно замолчал.

– Охотник до чужих участков?

– Именно. – Мимолетная улыбка Калеба блеснула, словно лезвие ножа. – Видно, до него дошел слух, что здесь какой-то глупец нашел золото.

Рено сурово посмотрел на Виллоу.

– Это ты сказала ему.

– Ей и не требовалось ничето говорить, – возразил Ка-леб. – Есть только одна причина, из-за которой человек рискует задницей в этих горах… Желтый дьявол.

– В золоте нет ничего богомерзкого, – тихо возразил Рено, и глаза его оживленно блеснули на фоне смуглого лица. – Индейцы считают, это слезы бога солнца. Я склонен с ними согласиться.

Калеб сделал брезгливый жест.

– Крокодиловы слезы. – Он посмотрел на Виллоу. – Прости, душа моя. Я знаю, что ты устала, но нам лучше сменить лагерь. Я направил лошадь охотника до чужих участков вниз по склону, но Джед Слейтер хороший следопыт. Рано или поздно он нас выследит, если мы не будем все время двигаться или если дождь не смоет наши следы.

– Этой ночью не будет дождя, – сказал Рено.

– Может, к утру пойдет, – высказал предположение Калеб, взглянув на небо.

– Может, – Рено пожал плечами. – В любом случае надо выбираться отсюда. У меня есть на примете лагерь. Это недалеко. Там мы дождемся Вулфа.

– А что Вулф здесь делает?

– Его беспокоит, что слишком многие гоняются за вами, – сказал Рено. – Недели три назад он появился у меня в лагере и сообщил, что ты везешь мою «жену» ко мне и что вам может понадобиться помощь.

Калеб отметил про себя, что Вулф знал, где обретался Мэт Моран, но при встрече ничего ему не сказал.

«Вы стоите друг друга».

Калеб мрачно признал, что Вулф был прав в этом отношении. Ловкостью и быстротой Рено превосходил любого из известных ему людей. Шансы на то, что один из них уцелеет в случае дуэли и поможет Виллоу выбраться отсюда, были весьма призрачными.

Если они умрут, умрет и она.

Только не сразу, умрет мучительно от рук негодяев, которым наплевать на ее смех, на ее острый ум и мужество

– А где сейчас Вулф? – спросил Калеб.

– Здесь неподалеку, преследует Слейтера. Вулф полагал, что, если Слейтер выследит вас раньше меня, вам понадобится его помощь. Если бы он знал, что ты намерен воспользоваться невинностью Виллоу… – Рено оборвал фразу и посмотрел на револьвер в своей руке – Вулф пришел бы сюда с кнутом. Он был так уверен в твоей добропорядочности… За все время, сколько я его знаю, он ошибся впервые.

Дыхание остановилось в груди Виллоу. Пока она собиралась с духом, заговорил Калеб.

– У тебя нет никакого права распространяться на тему совращения невинных девушек, и ты, черт побери, это прекрасно знаешь, – гневно произнес Калеб. – А сейчас – собираемся мы выбираться отсюда или ты намерен дожидаться, когда сюда пожалует Слейтер и перестреляет нас в этой мышеловке? Или, может, ты хочешь прямо сейчас наставить револьвер на меня, потому что тебе наплевать, что будет с Виллоу?

Легким движением Рено убрал оружие.

– Я подожду. Слейтер ждать не будет. Поехали.

Сама природа настолько хорошо замаскировала лагерь Рено, что Виллоу невольно задала себе вопрос, как можно было вообще найти такое убежище. Узкий, густо заросший елями и осинами овраг, выходивший к бурному ручью выглядел непроходимым. В горах было множество подобных тупиковых ущелий, по которым вода сбегала с вершин лишь во время таяния снегов да еще во время очень бурных дождей. Этот овраг внешне ничем от них не отличался. И не было никакой причины думать, что он выведет к небольшой высокогорной долине.

Прежде чем подойти к оврагу, они прогнали лошадей по ледяному потоку ручья полмили, чтобы сбить преследователей со следа. Хотя полностью уничтожить следы восьми лошадей мог лишь добрый дождь.

На подходах к оврагу не было и намека на тропинку, не было поломанных кустов или чего-то, что могло навести на мысль о пребывании здесь человека. Рено спешился и подошел к устью оврага Там он развязал ремни, незаметно для глаза вплетенные в две растущие рядом ели. Стволы елей располагались почти параллельно земле: должно быть, согнулись под тяжестью навалившегося на них зимой снега. Как только он освободил деревья, ветви упруго разошлись, приоткрыв подобие прохода в овраг.

– Дальше придется идти пешком, – предупредил Рено.

Калеб спешился и направился к Виллоу, чтобы помочь ей. Однако его опередил Рено Уже не первый раз Рено становился между сестрой и человеком, который, по всей видимости, был ее любовником.

Рог Калеба сурово вытянулся, но он ничего не сказал. Он не хотел в присутствии Виллоу обсуждать тему сестер и соблазнителей.

«Око за око, зуб за зуб».

К сожалению, от сознания того, что в нынешней ситуации торжествует этот закон, Калебу нисколько не становилось легче.

«Я прошу тебя, Калеб… Не останавливайся! Если ты остановишься, я умру».

Он задавал себе вопрос, не было ли так у Ребекки, не просила ли она о том же Рено. Пытался ли Рено оттолкнуть Ребекку, чувствуя в то же время, что не в состоянии этого сделать?

«Виллоу, оттолкни меня. О боже, Виллоу, не надо».

«Это выше меня. Я стремилась к тебе всю жизнь, хотя и не знала этого. Я люблю тебя, Калеб. Я люблю тебя».

Калеб закрыл глаза и опустил голову, предавшись воспоминаниям, которые были для него одновременно адом и раем.

«Я не делаю тебе больно?»

«Нет. Это хорошо… так хорошо. Это как полет… Как пожар… Не останавливайся… прошу тебя, не останавливайся».

И он не остановился.

Когда Калеб открыл глаза, он увидел, что Рено наблюдает за ним, и, без сомнения, заметил, что его кулак с силой сжал поводья, а в светло-карих глазах искры пламени перемешались с мрачными тенями.

Рено показал жестом, чтобы Калеб вел лошадь вперед по узкому проходу.

Когда все лошади достигли крошечной долины, Калеб и Рено пошли назад, чтобы уничтожить их следы. Они вернулись, когда над долиной спустились сумерки. Виллоу только что привязала последнюю лошадь на сочном зеленом лугу. Глядя на брата и любимого, она поразилась сходству обоих мужчин. Оба были широкоплечие, длиннорукие и длинноногие, обоих отличала сила и грация в движениях.

Виллоу вспомнила, с какой скоростью Рено выхватил револьвер. Они были похожи и в этом отношении – оба были опасны.

И это пугало ее.

– Калеб, – обратилась Виллоу. – Меня беспокоят подковы моих кобыл. Ты не посмотришь их?

На миг на лице Калеба мелькнуло удивление, однако он ничего не сказал. Хотя он постоянно помогал Виллоу ухаживать за лошадьми, попросила она его об этом впервые.

– Да, конечно, – Калеб бросил быстрый взгляд на Рено и тут же снова переключился на Виллоу. Он слегка прикоснулся тыльной стороной ладони к ее щеке. – Я буду здесь неподалеку. Если я понадоблюсь тебе, только кликни.

Несмотря на страх, мучивший ее, она улыбнулась.

– Хорошо.

Рено подождал, пока Калеб удалился настолько, что не мог слышать его слов, и повернулся к сестре.

– Итак, Вилли… Что же все-таки произошло?

В ледяных зеленых глазах брата светился гнев, который он пытался скрыть. Виллоу некоторое время молчала, напряженно решая, с чего начать.

– Ты помнишь летние вечера? – наконец спросила она негромким, сдавленным голосом. – Помнишь обеды, когда столы ломились от еды? Помнишь, как все весело болтали, а ты и Рейф состязались, кто первый меня рассмешит? А помнишь крикет… запах свежего сена?

– Вилли…

Несмотря на попытку Рено прервать ее, она продолжала.

– А помнишь теплые тихие ночи, когда все братья с отцом выходили на веранду и шел разговор о лошадях, урожаях, далеких краях, а я подкрадывалась поближе и слушала… Вы притворялись, что не замечаете меня… Девчонкам не положено было интересоваться такими вещами.

– Какое это имеет отношение…

– Ты помнишь? – в голосе Виллоу слышалась дрожь.

– Черт возьми, ну конечно же, я это помню!

– Это все, что у меня осталось… Воспоминания. И еще коробка с многочисленными предписаниями американцев и конфедератов, которые годятся лишь для того, чтобы с их помощью развести костер… Луна все так же всходила, но не было больше ни полей, ни ферм. Веранда и дом сгорели зимней ночью. Церквушка, где мама и папа венчались и крестили детей, тоже сгорела. Остались только черные камни фундамента…

– Вилли, – горестно начал Рено, но она не позволила ему говорить.

– Нет, Метью, дай мне закончить… Я не могу жить воспоминаниями. А чем-то жить надо. Когда пришло твое последнее письмо с просьбой о помощи, я продала все, что еще оставалось, написала мистеру Эдвардсу и двинулась на Запад. Денег как раз хватило на дорогу. Калеб Блэк согласился быть моим проводником до Сан-Хуана. – Она грустно улыбнулась – Но я не в состоянии заплатить ему обещанные пятьдесят долларов.

– Так вот оно что! Ты, стало быть, продалась за… – прохрипел Рено.

– Нет!!! – перебила его Виллоу И чуть спокойнее повторила:

– Нет! – Она посмотрела на брата прямо и открыто. – Я хотела бы, чтобы Калеб ухаживал за мной на ферме в Западной Виргинии… Чтобы он проливал бальзам на сердце папы, восхищаясь его чистокровными скакунами, отпускал мне комплименты за игру на спинете и хвалил мои пироги… Чтобы после обеда Калеб мог на веранде поговорить с моими братьями об урожаях, лошадях и погоде.

Рено начал было говорить, но понял, что у него не найдется слов, которые способны утишить ту боль, которая читалась в глазах Виллоу.

– Ничего этого быть не может, – продолжала Виллоу. – Мама и папа умерли… Земли пустынны… Братьев разбросало по всему свету… Осталось лишь пять лошадей

Рено потянулся к Виллоу, но она сделала шаг назад.

– Я не знаю, какое будущее ожидает меня, – сказала она звенящим голосом. – Но я знаю одно: если надо, я выскользну из своего прошлого, как змея выскальзывает из кожи… Из всего прошлого… Даже если это будет касаться тебя…

– Вилли, – зашептал, Рено, беря ее за локоть. – Не вырывайся, прошу тебя.

Проглотив комок в горле, Виллоу шагнула к брату и слегка прижалась к нему.

– Все образуется, – сказал Рено, закрывая глаза, чтобы не выдать своих чувств. – Все станет на свои места. Я позабочусь об этом.

Спинет – музыкальный инструмент, разновидность клавесина.

Когда Калеб вернулся в лагерь, он увидел, что Виллоу выкладывает остатки вяленой оленины, которую они заготовили впрок в памятной высокогорной долине. Рено взял кусок, пожевал его и удивленно произнес:

– Оленина!

Виллоу кивнула.

– Мы накоптили ее в долине, где Дьюс приходил в себя после раны.

– Удивительно, что Калеб рискнул стрелять в оленя.

– Я и не стрелял, – пояснил Калеб из-за спины Рено. – Я выследил его и перерезал ему горло.

Рено повернулся с невероятной быстротой, удивленно повел бровью.

– Ты необычайно ловок… Буду иметь это в виду.

– Зачем? Ты ведь не олень, – не без колкости заметила Виллоу.

Улыбку Рено, адресованную Калебу, доброжелательной назвать было трудно. Совсем по-другому он улыбнулся Виллоу.

– Пойди и организуй костерок, – сказал Рено. – Я уже целую вечность не пробовал твоих вкусностей. Ты ведь даже в детстве пекла бисквиты, лучше которых я ничего не ел.

– Правда? – просияла Виллоу.

– Еще бы! Когда я возвращался с поля к ужину, я принюхивался к ветру на манер отцовских гончих. Если унюхивал бисквиты, я бежал на кухню и прятал несколько до прихода Рейфа. Я не мог съесть за один присест столько, сколько съедал он.

Виллоу засмеялась. Но тут же смех ее оборвался: она вспомнила, что времена эти безвозвратно ушли, а люди умерли.

– Но не опасно ли разводить костер?

– Сегодня достаточно безопасно. Что будет завтра… – Рено пожал плечами. – Сделай что-нибудь вкусное, Вилли. Когда еще мы сможем развести костер!

– Что ж, хорошо.

В молчании Калеб и Рено наблюдали за тем, как Виллоу хлопочет у костра. Когда ужин был готов, мужчины принялись за еду, и оба ели быстро, аккуратно, ничего не оставляя после себя.

После ужина Рено возобновил вопросы о семейных делах. Калеб поднялся и пошел готовить постель. В темноте до него доносились приглушенные голоса брата и сестры, иногда долетал тихий смех и отдельные слова воспоминаний о временах, которые никогда не вернутся.

Калеб видел, как любила Виллоу зеленоглазого красавца-брата, и от этого холодок пробегал у него по позвоночнику, ибо надежда на то, что Виллоу поймет его, слабела с каждой минутой. Виллоу не знала недостатков Рено, не знала, что он может быть совсем другим с людьми, которые слабее его. Об этих качествах Рено не знал и Вулф. Эта сторона его характера слишком поздно стала известна Ребекке, и она поплатилась своей жизнью и жизнью ребенка.

Калеб мрачно резал и складывал хвойные ветви, сооружая постель под прикрытием невысокой ели. Временами наступала полная тишина, и не было слышно ничего, кроме редких вздохов ветра да полуночного лепета крохотного ручья. Затем он услышал, что к нему приближается Рено

Калеб повернулся быстро и бесшумно, как змея. Освещенный луной, у кромки луга стоял Рено и смотрел на постель, которую соорудил Калеб.

– Где ты спишь? – холодно спросил Рено

– Здесь.

– Ты не похож на человека, который нуждается в матрасе

– Виллоу любит спать на матрасе. Несмотря на свою решительность, она очень хрупкое создание.

Даже тусклый лунный свет не мог скрыть гнева на лице Рено.

– Не доводи меня до крайности, сукин сын!

Улыбка Калеба была страшной.

– Если ты не хочешь, чтобы я доводил тебя до крайности, уйди с моей дороги! – Он сделал шаг вперед – бесшумный и агрессивный. – Я хотел, чтобы Виллоу заснула до начала нашего разговора, но – быть по сему!

– Я должен буду убить тебя!

– Вот и попробуй, – предложил Калеб.

В его голосе звучала нескрываемая угроза. Мысль о том, что гнусный соблазнитель типа Рено будет защищать добродетель своей младшей сестры, привела Калеба в ярость. Но он не мог толком возразить, ибо Рено вел себя так же, как и сам Калеб, когда узнал о совращении собственной сестры.

В любом случае, сестрами они сквитались.

«Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь». Однако эта мысль Калебу успокоения не приносила.

Глаза Рено, сверлящие Калеба, казались серебряными при свете луны.

– Выстрел как пить дать привлечет сюда Слейтера, – сказал Рено.

– Именно поэтому ты еще жив. Я не хочу рисковать жизнью Виллоу из-за такой гадины, как ты

Откровенная ненависть, прозвучавшая в голосе Калеба, поразила и озадачила Рено

– Я знаю, почему я хочу тебя убить, – медленно произнес Рено. – Но не знаю, почему меня хочешь убить ты. Видно, здесь причина не в Виллоу.

– Нет. – Внезапно Калеб понял, что это не так. Теперь уже не так. Ему было отпущено слишком мало времени для того, чтобы побыть с Виллоу. Он будет воевать за каждую минуту оставшегося времени, любым способом. – Не становись между мной и Виллоу, Рено! Иначе тебе будет плохо а это причинит боль и ей. Она моя женщина. И если она пожелает спать со мной, так и будет!

От костра донесся голос Виллоу.

– Калеб! Мэт! Что-нибудь с лошадьми?

– С ними все в порядке, душа моя, – отозвался Калеб.

– У тебя хватит сил сыграть на гармонике? У Мэта замечательный голос.

– Я буду рад сыграть для тебя.

Рено бросил на Калеба быстрый взгляд, который как бы давал отбой неоконченному разговору, и тихо сказал-Мы поговорим, когда она заснет.

– Надеюсь.

Калеб прошел мимо Рено и направился к костру и к девушке, которая стояла, улыбаясь и протягивая к нему руки наблюдая за ним со смешанным чувством беспокойства и облегчения. Ей было не по себе, когда брат и Калеб оставались наедине.

– Ты действительно не устал? – спросила Виллоу, обращаясь к Калебу

Он быстро и яростно прикоснулся к ее губам.

– Я всегда готов доставить тебе удовольствие.

Виллоу прильнула к нему и быстро зашептала:

– Мэт все поймет. Не сердись на него, пожалуйста.

Слегка сжав Виллоу он отпустил ее и сел в нескольких футах от костра. Виллоу не успела больше ничего сказать, как полились щемящие звуки старинной баллады – песни, в которой рассказывалось о девушке, нашедшей свою любовь.

Очень скоро мелодия оборвалась. Калеб сам не ожидал, что заиграет именно эту мелодию, и понял, что это за песня, лишь услышав первые звуки гармоники. Сердце его горестно сжалось, когда он осознал, какую жестокую шутку сыграла с ним память: это была любимая песня Ребекки.

"Я знаю, куда я иду,

Я знаю, кто идет со мной".

Виллоу и Мэт запели негромко, но удивительно стройно. Калеб был поражен красотой голоса Виллоу. В долине она никогда не пела под гармонику. Она просто сидела, прижавшись к нему, и смотрела в костер с мечтательной улыбкой на губах.

В следующей песне также говорилось о любви, но теперь женщина уходила от мужчины, и его ожидало будущее без детской любви, без женской ласки. В третьей балладе непостоянство проявил мужчина, а жаловалась на это женщина. Рено и Виллоу без затруднений подхватывали каждую песню, ибо в семье Моранов в холодные зимние вечера любили петь, сидя перед камином.

Однако брат и сестра почему-то на половине оборвали четвертую песню, в которой мужчина не мог выбрать между любовью и долгом. Гармоника довела до конца эту песню без сопровождения голосов.

Виллоу слушала гармонику, и у нее мороз пробегал по коже. Она слышала эту песню сотни раз, часто сама ее певала девчонкой – и при этом улыбалась, потому что трагизм песенных слов только подчеркивал безмятежность ее существования. Но сейчас, когда тишина поглотила последний звук, ей было совсем не до улыбок. Слезы прорвались сквозь ресницы Виллоу и серебряными ручейками скатились по щекам.

И тогда Калеб встал и протянул ей руку. Виллоу поднялась и без слов взяла ее. Калеб испытал невыразимое облегчение, ибо только сейчас понял, как он боялся, что Виллоу не пойдет к нему в присутствии брата.

– Спокойной ночи, Мэт, – сказала Виллоу.

Рено коротко кивнул не доверяя своему голосу. Если бы он не видел, какой любовью светились глаза Виллоу, когда она смотрела на Калеба, Рено задушил бы этого человека. Но это была действительно любовь. Рено мог сколько угодно беситься из-за того, что Виллоу потеряла невинность, но изменить он ничего не мог. Как и не хотел мешать ее счастью, ибо она так мало хорошего видела за последние годы.

Внезапно Рено посочувствовал человеку из песенной баллады, который разрывался между любовью и долгом. Плот Рено также оказался между скалой и мелью, когда некуда свернуть, и нет никакого выхода.

Калеб остановился перед приготовленной постелью и прислушался. Позади все было тихо. Рено был человек слова – он не пойдет на выяснение отношений до тех пор, пока Виллоу не уснет.

– Все в порядке, – сказала Виллоу, сняв обувь и жакет и юркнув под одеяла. – Мэт не в восторге, но он принял это.

– Я так не считаю, малышка, – возразил Калеб, располагаясь под одеялами.

Когда Виллоу попыталась что-то сказать, он поцеловал ее нежно, но страстно. Поднял на миг голову и снова припал к девушке жадными губами, словно она была родником, а он много дней погибал от жажды.

– Калеб, – дрожащим голосом спросила Виллоу – В чем дело? Что происходит?

Его ответом был еще один долгий поцелуй, затем еще, пока Виллоу не забыла своего вопроса. Она чувствовала, как в Калебе желание борется со сдержанностью. Он обнимал Виллоу легко, скорее защищая, чем чего-то требуя от нее. После каждого поцелуя он говорил себе, что должен остановиться. Он не хотел, чтобы утром Рено, взглянув на Виллоу, понял, что накануне она была близка с ним, Калебом. Он не хотел, чтобы Виллоу испытывала завтра неловкость.

Но его желание было необоримым.

Он слегка приподнялся и, продолжая ощущать ее всем телом, шепнул:

– Мы должны спать…

– Да, рано или поздно…

– Виллоу, – так же беззвучно зашептал Калеб, оглаживая руками ее знойное тело, не имея сил одолеть страсть, – ты хочешь меня?

– Да, – выдохнула она. – Я всегда хочу тебя, Калеб… Я люблю тебя…

Слова Виллоу потонули в тихом стоне наслаждения, когда Калеб снова коснулся ее рта. Поцелуй был медленным, нежным – он был самым началом. Руки блуждали по девичьему телу, снимали одежду, ласкали грудь и бедра. Виллоу расстегнула рубашку Калеба, их горячие тела соприкоснулись.

Виллоу испытала уже знакомые, но всегда новые ощущения: возбуждающий жар поцелуя Калеба, шелковистые прикосновения его бороды к бедрам, невыразимо сладостная, обжигающая ласка ртом. Она отдалась страсти, и они оба погрузились в пламя, которое он зажег в ней прикосновениями языка и кончиков пальцев. Когда пребывание на дыбе наслаждения далее стало невыносимым для нее, пришел экстаз освобождения. И Калеб ладонью прикрыл ее рот, гася стоны сладострастия.

Наконец Калеб убрал ладонь и нежно поцеловал Виллоу, не делая никаких попыток к соединению тел.

– Калеб, – зашептала Виллоу, – ты не хочешь меня?

– Я…

Дыхание у него остановилось, когда руки Виллоу скользнули к его бедрам.

– Ты всегда изумляешь меня, – беззвучно шептала Виллоу, лаская его плоть. – Ты здесь такой гладкий, атласный – и такой твердый.

– А ты здесь такая нежная. – Его пальцы скользнули вниз, входя в горячую, податливую плоть. – Я хочу тебя, Виллоу… И с каждым разом все сильней… Я хочу тебя…

Вздрагивая от наслаждения, Виллоу смотрела на освещенное луной лицо человека, которого любила и которому отдавалась в эту минуту.

– С каждым разом все лучше, – шепнул Калеб.

На каждое медленное движение его тела Виллоу отвечала встречным движением и дрожью наслаждения. Он ощущал тепло ее дыхания около своего рта, сладостный вкус поцелуя, видел ее глаза, наблюдавшие за ним сквозь серебряную дымку страсти, и чувствовал, как в ее теле вновь накапливается напряжение. Несмотря на безудержную, всепожирающую страсть, движения Калеба внутри ее тела были легкими и нежными, ибо он хотел, чтобы Виллоу испытала такое наслаждение, которого никогда не испытывала.

Тихие стоны и вскрики Виллоу, когда она вновь испытала экстаз, Калеб погасил ртом. Он продолжал медленно двигаться, покачиваться, ласкать ее тело, все еще вздрагивающее от нежной бури сладострастия.

– Калеб, – звала она. – Я… – Ее спина выгнулась навстречу ему.

– Снова, – произнес шепотом Калеб. – Снова, Виллоу… Пока не останется ничего, кроме тебя и меня… Ни братьев, ни сестер… Ни вчерашнего дня, ни завтрашнего… Одно лишь наслаждение, от которого можно умереть…

Виллоу открыла глаза, когда сладостное пламя вновь охватило ее. Она попыталась говорить, но не могла. У нее не было голоса, не было мыслей, не было вчера и завтра – ничего, кроме Калеба и наслаждения, от которого она могла умереть.