Колорадо (№1) - Только он

Правда, Калеб умел все делать совершенно бесшумно.

Стараясь ступать так же бесшумно, Виллоу углубилась в чащу, спеша справить все свои дела, затем пошла проверить лошадей. Арабские скакуны бодро гарцевали, камней в подковах она не обнаружила. Спина у Измаила была в полном порядке, он казался бодрым и свежим. У него хватило энергии притвориться, что появление Виллоу застало его врасплох. Он зафыркал и вытянул к ней шею, повел ноздрями и негромко заржал, словно призывая поиграть с ним.

– Ах ты, старый плут! – ласково погладила жеребца Виллоу – Ты ведь все время знал, что это я

Измаил ткнулся носом ей в грудь. Виллоу невольно отстранилась, она помнила, как обошелся с ней Дьюс.

Виллоу посмотрела на лошадей Калеба, но близко подходить к ним не стала, не желая искушать их юбками и давать Калебу повод для разговоров. Погладив напоследок бархатистую морду Измаила, она направилась набрать хвороста в надежде на то, что Калеб позволит развести костер.

Вернувшись в лагерь, Калеб обнаружил, что Виллоу проснулась и сидит перед охапкой хвороста.

– Как насчет того, чтобы развести костер? – спросила она, невольно выдавая голосом, как ей этого хочется.

– Только небольшой.

– Разве к западу от Миссисипи бывают большие костры? Здесь и деревьев-то нет.

– Подождите, пока окажемся в горах. Там их уйма.

Калеб понаблюдал, как Виллоу укладывала ветки для костра, а когда она закончила, убрал добрую половину, подпалил спичкой и помог огню разгореться, помахав над ним рукой. Когда пламя заполыхало, Виллоу, едва сдерживая стон, поднялась на одеревеневших ногах, чтобы взять кофейник.

– Прежде чем наливать воду, допейте содержимое, – предложил Калеб.

Виллоу приподняла крышку и заглянула внутрь. В кофейнике плескалась жидкость, хотя и темная, но не до такой степени, чтобы походить на кофе.

– Что это?

– Чай из ивовой коры, полезен при…

– Разных болях и простудах, – перебила она, состроив гримасу. – На вкус такой, что упаси бог!

Калеб слегка улыбнулся.

– Выпейте, голубушка. Вы почувствуете себя значительно бодрее.

– Я не хочу показаться жадной, – в ее взгляде светилась немая просьба. – Сколько вам оставить этого чая?

– Нисколько. Я ведь не южная леди

– Я тоже.

Калеб уловил в голосе Виллоу раздражение. Он улыбнулся еще шире.

– Ах да: вы северная леди.

– Я вообще не леди – ни северная, ни южная.

Калеб скользнул холодным взглядом по ее спутанным волосам и мятой, непросохшей одежде

– Допустим, что нет, – растягивая слова, произнес Калеб. – Думаю, что ваш любовник очень удивится вашему появлению.

– Мэт мне не любовник.

– Ах да… Я забыл. Он ваш… муж.

В последнее слово Калеб вложил явно презрительный смысл. Виллоу вспыхнула. Тщетно пыталась она скрыть смущение всякий раз, когда говорила о брате как о муже. В своем письме он написал вполне определенно: «Не распространяйтесь Вилли о том, где я нахожусь. Я знаю про ее страсть к путешествиям, но в здешних краях незамужняя женщина – игрушка для мужчин. Нас ожидают более важные дела, чем находиться при своей сестренке».

Смущение Виллоу, о чем свидетельствовал румянец на ее щеках, доставило Калебу явное удовольствие. Размышляя, не приспело ли время заставить ее раскрыться, он сунул палец в карман для часов в брюках. Но он коснулся не часов, а медальона, который перед смертью передала ему Ребекка, сообщив наконец, кто же отец ребенка.

Она скончалась от родильной горячки за несколько часов до смерти ребенка.

Медальон с изображением покойных родителей Рено – это все, что осталось от Ребекки. Да еще имя – Метью Моран по прозвищу Рено. Если Виллоу – жена Рено, она узнает его родителей. Если она врет, то, скорее всего, не сможет.

– А вы давно замужем? – спросил безразличным тоном Калеб.

Виллоу мучительно решала, что ей ответить.

– Гм… – Она закусила губу. – В общем, нет.

– В таком случае вы можете и не знать родителей мужа.

Виллоу воспрянула духом, почувствовав себя гораздо увереннее.

– Почему же? Я знала их много лет

– Они что – соседи?

Виллоу замялась, но решила держаться как можно ближе к истине

– Н-не совсем. Они взяли меня к себе, когда я была совсем юной.

Калеб кисло улыбнулся. Виллоу была плохой актрисой, что было ему на руку. Должно быть, большинство мужчин, которые не могли оторвать взора от ее полной груди и узкой талии, не замечали румянца стыда иа ее щеках, когда она врала. Мужчины глупеют, когда видят ослепительную улыбку и соблазнительные женские формы.

– Это хорошо, что вы знали родителей мужа, – сказал Калеб. – Проще было пожениться.

Виллоу промямлила что-то неопределенное и поднесла к губам кофейник. Уж лучше пить горьковатый лекарственный чай, чем продолжать врать.

Тишину расколол удар грома, последовавший за невидимой при дневном свете молнией. Вздрогнув, Виллоу опустила кофейник.

– Там еще осталось, – заметил Калеб, не отрывая взгляда от костра.

– Откуда вы знаете?

– Леди обычно боятся допить горькое лекарство до конца.

Не испытывай Виллоу неловкости за недавнюю ложь, она нашлась бы, как ответить. Но сейчас она спорить не стала, просто поднесла кофейник ко рту и допила содержимое. Калеб уголком глаза посмотрел на Виллоу и добавил веток в костер. Когда они разгорелись, Калеб подбросил еще несколько щепок, и пламя стало устойчивым и горячим, хотя костерок был совсем небольшой.

Они готовили и завтракали в молчании. По прошествии некоторого времени Виллоу почувствовала, что горький чай начинает действовать. Усталость в теле еще оставалась, но, когда она сгибала ногу, острой боли уже не испытывала. После завтрака Калеб и Виллоу загасили костер и свернули лагерь. На сей раз Дьюсу была уготовлена роль вьючной лошади, а Трей должен был нести немалый вес Калеба.

– Ваш жеребец не обидится, если его привязать к мерину? – спросил Калеб.

– Я не думаю.

Калеб хмыкнул.

– Ну, мы это скоро выясним. Которая из кобыл самая сильная?

– Любая из гнедых. Это дочери Измаила. Оседлайте Дав – ту, что с белым носком на одной ноге.

Калеб так и сделал, потом помог Виллоу сесть в седло. Когда она садилась, лицо ее заметно вытянулось, хотя она не издала ни звука. Калеб знал, что чай начал действовать, но никакое лекарство не избавит Виллоу от такой ошибки человечества, как дамское седло.

– Не хотите виски?

– Простите? – удивленно заморгала глазами Виллоу

– Виски. Хорошо снимает боль.

– Я буду иметь это в виду, – сухо сказала Виллоу. Несмотря на ноющую боль во всем теле и саднящую кожу между бедер, Виллоу чувствовала себя бодро. – Пока я буду подкрепляться чаем из ивовой коры.

– Как знаете.

Снова зарокотал гром, тучи сомкнулись и закрыли солнце. Дождь обрушился на землю в тот момент, когда Калеб тронул поводья и Трей возглавил движение. Дьюс добросовестно вел за собой четырех арабских лошадей. Измаил первое время фыркал и недовольно взбрыкивал, но в конце концов смирился с тем, что некий мерин, а не он прокладывает путь сквозь заслон дождя.

Если бы не водянистый мерцающий свет предвечерья, можно было бы сказать, что повторилось все то, что было прошлой ночью. Рысь, галоп, шаг, снова галоп – и так без конца. Виллоу даже не заметила, когда серый день перешел в черную ночь. По команде Калеба она жевала холодное мясо и лепешки, пила кофе, слезала с лошади и шла пешком, чтобы дать отдых Дав и размять затекшие члены, а затем снова садилась в седло, чтобы продолжить мучения.

Шли часы. Виллоу ничего не чувствовала, кроме смертельной усталости и мучительной боли во всем теле. Казалось, хуже быть уже не может, но тут задул свирепый, холодный ветер, и Виллоу стала колотить дрожь. Ветер широким потоком стекал с далеких вершин, которые скрывала ночь и ненастье.

Согнувшись над лукой седла и опустив голову, Виллоу пыталась как-то спастись от ледяного ветра. Она не сразу поняла, что произошло: из-за внезапной остановки лошади Виллоу едва не перелетела через голову Дав.

– Калеб, – хрипло спросила она, – что, уже рассвет?

– До рассвета еще далеко, но хватит этих дуростей! – последовал не очень любезный ответ.

Что имел в виду Калеб, Виллоу не поняла и ничего не сказала.

Калеб выбрал место для бивака в овраге, куда не проникал ветер. В одном месте скала образовывала нечто вроде навеса, под которым можно было укрыться от дождя. У поваленного ствола тополя под навесом запылал костер, и от влажной земли пошел пар. Тепло размягчило Виллоу, она зачарованно смотрела на пляшущие языки пламени.

– Поднимите руки, – скомандовал Калеб.

Виллоу повиновалась и почувствовала, как с нее снимают тяжелое пончо. Это ее удивило, потому что она не помнила, когда и как оказалась в нем. Но она удивилась еще больше, когда поняла, что Калеб расстегивает пуговицы ее дорожного костюма. Она попыталась оттолкнуть его руки, но это было все равно, что пытаться остановить низвергающийся с гор ветер.

– Что в-вы, по в-вашему мнению, д-делаете? – спросила Виллоу, стуча от холода зубами.

– Пытаюсь уберечь вас от воспаления легких, – мрачно ответил Калеб, срывая с нее платье и не обращая внимания на крючки, застежки и пуговицы – Пончо может спасти от холода, но не тогда, когда оно надето на мокрую одежду. Кстати, ваша одежда такая толстая, что высохнет теперь не скоро.

Виллоу посмотрела на освещенное костром лицо мужчины, который сдирал с нее платье так же бесстрастно, как счищал кору с бревна. Оно было мокрым и казалось черным из-за щетины. Такими же черными были пропитавшиеся влагой рубашка и жилет.

– Но в-вы тоже з-замерзли, – не без труда произнесла Виллоу.

Калеб лишь криво улыбнулся на ее реплику. Он достал из-за пояса нож и сделал то, что собирался сделать, впервые увидев Виллоу в этом громоздком, тяжеловесном наряде. Сталь полоснула по ткани и откромсала низ бесполезных юбок. Когда нож звякнул о металл, Калеб задержался, чтобы проверить содержимое потайного кожаного кармана, пришитого изнутри.

Двухзарядный пистолет выглядел игрушечным в его большой руке. Калеб прикинул его вес, убедился в том, что он заряжен и положил пистолет на бревно рядом с Виллоу. Затем снова стал орудовать своим длинным ножом, демонстрируя мастерство, которое при других обстоятельствах могло вызвать лишь восхищение. Но сейчас обоим было не до того: Виллоу была занята тем, что пыталась справиться с ознобом, а Калеб изо всех сил старался не замечать ее прозрачных панталон.

Однако лишь слепой или святой мог не обратить внимания на стройные линии ее ног или на соблазнительно просвечивающий пышный треугольник между бедер. Тонкий батист лифчика Виллоу был и того прозрачней, и взору открывалась девичья грудь с розовыми сосками, съежившимися от холода. Калебу стоило огромных сил воспротивиться искушению сбросить с себя мокрую одежду и разогреть Виллоу так, как это может сделать мужчина. Он сжал зубы и поспешил завернуть Виллоу в одно из своих самых мягких и теплых одеял.

– Побудьте здесь, пока я займусь лошадьми, – безапелляционно сказал он.

Виллоу нисколько не собиралась возражать. Огонь костра почти обжигал ей лицо, но еще сильнее горела замерзшая кожа на руках и ногах. Кажется, Виллоу никогда не чувствовала себя до такой степени продрогшей, даже тогда, когда зимой во время войны пряталась в погребе от солдат. Она сидела так близко к костру, что от ее волос шел пар, и была искренне благодарна этому немилосердному жару.

Когда Калеб, привязав и расседлав лошадей, вернулся к костру, Виллоу уже не дрожала. Пончо она передвинула поближе к огню, и от него тоже поднимался пар. Она позаботилась также о том, чтобы разложить на бревне и просушить шарф. Сушились также и остатки ее дорожного платья.

Калеб бросил на Виллоу быстрый взгляд, положил у ног охапку дров и сказал:

– Они сырые, поэтому надо подбрасывать по одной ветке.

Он стал шарить в сумках в поисках сковородки и еды, стараясь не замечать шелковистую кожу обнаженной руки, когда Виллоу потянулась за хворостом. Когда при этом одеяло соскользнуло, он попытался не замечать изящества ее шеи и плеча. Когда же одеяло соскользнуло еще ниже, Калеб постарался не замечать ни поднимающейся при дыхании груди, ни прозрачности кружев, так тонко оттеняющих женственность форм.

Пламя, лизавшее своими языками и пожиравшее дрова, было не горячее его мыслей. Он стал быстро резать огромным ножом мясо, размышляя, как ему побыстрее достать подходящую одежду для Виллоу.

Виллоу зачарованно наблюдала, с какой сноровкой он разрезает на равные ломтики мясо.

– Вы очень ловко обращаетесь с ножом.

Калеб не без иронии ответил.

– Мне об этом многие говорили. Видно, так оно и есть.

Виллоу неуверенно улыбнулась.

– Займитесь чем-нибудь, – не глядя на нее, распорядился он. – Проверьте, не вскипела ли вода.

Его холодный тон напомнил Виллоу недавно сказанные им слова о том, что он не нанимался в прислугу. Подоткнув одеяло, она наклонилась над костром. Прядь ее сверкающих золотом волос едва не коснулась пламени. Прежде чем она что-то сообразила, Калеб схватил ее за руку и оттащил от костра.

– Вы что, не могли придумать ничего лучшего? Кто наклоняется над костром с распущенными волосами? – укоряющим тоном произнес он. – Милая леди, да с вами хлопот больше, чем с лисой в курятнике.

– Я не леди, мои волосы слишком мокрые, чтобы загореться, и вообще мне надоело слушать, как вы унижаете меня! – выпалила Виллоу.

Калеб увидел ярость в карих глазах и дрожащие от гнева нежные губы. Да она вся дрожала с головы до ног, ее приводило в бешенство презрение Калеба, которое он явно не намерен был скрывать

– Вы просто устали, – сказал Калеб, отпуская ее руку. – Что касается остального, то знайте: мокрые волосы прекрасно горят, а я перестану укорять вас за беспомощность, когда вы станете полезной

Он резко поднялся и направился к вьючным седлам. Через минуту он вернулся с темно-синей шерстяной рубашкой кавалерийского покроя, которую можно было застегивать на обе стороны. Большинство рубашек такого рода, насколько знала Виллоу, были украшены блестящими медными пуговицами. Пуговицы на рубашке Калеба были роговыми, темными, они тускло блестели при свете костра.

Виллоу подумала, что Калеб не носит ярких и марких вещей Седло, упряжь, одежда, шпоры, даже пояс для оружия – все было призвано исполнять свои функции и не имело никаких украшений, которые так радуют глаз некоторых мужчин. Вряд ли это объяснялось отсутствием денег. Все его вещи были добротными и не заношенными. Скорее всего, его целью было не привлекать внимания во время путешествий по этой дикой стране.

– Я понимаю, что ее не назовешь шикарной, – медленно произнес Калеб, протягивая рубашку Виллоу. – Но вы будете чувствовать себя спокойнее, если соскользнет одеяло.

Не вполне понимая, что Калеб имеет в виду, Виллоу проследила за направлением его взгляда. Одеяло соскользнуло с плеча, и лишь высокий тугой сосок удерживал его от дальнейшего падения. Ахнув, Виллоу схватила одеяло обеими руками и села к огню спиной. Золотые блики костра отражались на ее коже, и вся она была похожа на янтарную статуэтку.

Калеб сжал в кулак пальцы. Он прикрыл рубашкой плечи Виллоу и снова занялся приготовлением еды, заставляя себя не думать об обольстительной груди и точеном силуэте спины. Но приказание проще отдать, чем выполнить. Его мысль неотвратимо возвращалась к увиденному.

Злясь на себя за то, что не в силах контролировать мысли, а тем более – чувства, Калеб молча готовил мясо. Так же молча Виллоу принялась разогревать лепешки, действуя одной рукой, а второй пытаясь придерживать распахивающееся одеяло, закрепленное на талии. Рубашка Калеба висела на ней, словно пальто, явно большой ворот оставлял открытыми ключицы и впадинку на шее.

Тем не менее в целом Виллоу успешно задрапировала свое тело. Моменты, когда женские ножки Виллоу приоткрывались при движении и между ними пробегали таинственные бархатные тени, были чрезвычайно редкими, но каждый такой момент был как удар ножа для Калеба, всякий раз напоминая ему о том, какая красота скрыта под складками одеяла.

После ужина Калеб добавил дров в костер, расстелил на траве брезент и повернулся к Виллоу. Она внимательно следила за ним, чувствуя, что он не в духе, хотя и не понимала причины этого. Более опытная женщина догадалась, бы об источнике раздражительности Калеба, но Виллоу к разряду опытных женщин не относилась. Ей было ясно лишь то, что Калеб с трудом владеет собой.

– Вы умеете стрелять из дробовика? – спросил он внезапно.

– Да.

Калеб потянулся к бревну, за которым лежало автоматическое ружье и дробовик. Виллоу вздрогнула, решив, что Калеб хочет дотронуться до нее. Он заметил ее реакцию, плотно сжал губы – и ничего не сказал. Подняв дробовик, он привычным движением человека, который проделывал это тысячи раз, вынул его из чехла.

– Держите.

Виллоу взяла в руки дробовик. Несмотря на укороченный ствол, легким его назвать было нельзя. Впрочем, его вес не был для Виллоу неожиданным. Она осмотрела ствол. Калеб удовлетворенно кивнул. По ее действиям он понял, что с длинноствольными дробовиками она обращаться умела.

– Заряжен, – коротко предупредил он.

Виллоу неожиданно улыбнулась.

– Вы им нечасто пользуетесь.

– Заряжать умеете?

– Да.

Калеб бросил ей на колени небольшую коробку.

– Здесь сорок патронов. Если кто-то до моего возвращения подойдет сюда, его лучше прикончить.

– До возвращения? А куда вы уходите?

– В нескольких милях отсюда живут люди. Я хочу узнать, не идет ли кто по нашим следам.

– Разве это возможно? Мы только и делаем, что скачем в темноте и под дождем.

Калеб прищурил золотисто-карие глаза.

– Каждая собака в Денвере знает, что мы отправились в сторону Сан-Хуана. Всякий здравый человек может сообразить, что Сан-Хуан юго-западнее Денвера. Страна чертовски пустынна, это верно, но это не значит, что в ней легко скрыться. Хороших перевалов – считанное число, и все дороги ведут к ним

Он выжидательно помолчал, но Виллоу ничего не возразила и не спросила.

– Туда, куда мы направляемся, есть лишь два пути, – продолжил Калеб. – Первый идет мимо Каньон-Сити вдоль притока Арканзаса через перевал и дальше к реке Гуннисон. В этом случае мы окажемся севернее Сан-Хуана. Или же можно пройти семьдесят миль на юг к передним отрогам Скалистых гор, затем пересечь Сангре-де-Кристос и от Рио-Гранде через Аламосу двигаться на север. В этом случае мы окажемся южнее Сан-Хуана.

Калеб снова выждал. Виллоу внимательно его слушала, однако никак не прореагировала на сказанное.

– Вы меня слышите? – нетерпеливо спросил он.

– Да.

– Если я знаю, куда идти, об этом знают и наши преследователи. Так какой путь мы изберем – через Каньон-Сити или Аламосу? – все также нетерпеливо спросил он

Пытаясь мысленно представить карту, которую Метью прислал в одном из своих писем и которая находилась в саквояже, Виллоу напряженно сдвинула брови. Каньон-Сити упоминался. Упоминалась также Аламоса. Как, впрочем, и другие города. Но ни одному из них не отдавалось предпочтение. Очевидно, предполагалось, что в то место, где находился Мэт, можно попасть различными путями, в зависимости от того, откуда выезжать. Мэт знал, что его письмо может быть передано братьям, которые вряд ли будут дома, поэтому изобразил маршруты с отправными точками, разбросанными чуть ли не по всей карте Америки от Западной Виргинии до Техаса и от Калифорнии до Канады.

Однако Мэт не указал местонахождения золотого прииска. Он лишь отметил пять вершин близ Сан-Хуана и объяснил, что братья должны искать его в этом районе.

– Мэт находится где-то к западу от Великого Водораздела, – медленно произнесла Виллоу. – Крупнейшая река этого бассейна – Гуннисон.

Калеб хмыкнул.

– Бассейн этой реки обширный. Каньон-Сити ближе к северной его части, а через Аламасу попадаешь в низовье.

– Может быть, выбрать самый короткий маршрут?

– Ай да идея! – не без сарказма заметил он. – Будь у меня манчестерский кристалл, я бы мигом определился. Но у меня его нет. А коль так, мы пройдем немного на юг и посмотрим, что сейчас делается на перевалах, начиная отсюда и до той точки. – Собираясь уходить, он добавил:

– Погасите костер. Измаила и кобыл я привязал в овраге. Если услышите, что лошади чем-то обеспокоены, хватайте дробовик и ныряйте в ближайший лес. Когда я появлюсь, то подам сигнал.

– А как я узнаю, что это вы?

Калеб полез в задний карман, затем с удивительной быстротой и точностью поднес руку ко рту. Внезапно тишину ночи прорезал бросающий в дрожь пронзительный звук, напоминающий волчий вой. Виллоу увидела у рта Калеба маленькую губную гармонику. Гармоника исчезла с такой же быстротой, с какой и появилась.

Прежде чем Виллоу успела что-либо сказать, темнота ночи поглотила Калеба. Она услыхала стук копыт уносящихся вдаль лошадей, после чего воцарилась тишина.

Через несколько минут долина вновь наполнилась обычными ночными звуками. Застрекотали и зашуршали насекомые. Треск костра показался Виллоу слишком громким, а пламя слишком ярким. Она вынула из костра несколько головешек. Пламя опало, стало затухать, лишь время от времени вспыхивали слабеющие язычки огня. Вскоре тлеющие угольки подернулись пеплом.

Виллоу свернулась на брезенте, пристроив голову на седло и положив рядом дробовик. Несмотря на твердое намерение бодрствовать, вскоре Виллоу заснула – усталость взяла свое.

5

В предутренней мгле Калеб осторожно и бесшумно двигался в сторону селения. Конечно, вряд ли кто-то окажется здесь в такую погоду, однако рисковать не стоило. Он не собирался идти до самого селения, ему нужно было незаметно добраться до дома Вулфа.

«Слава богу, Вулф не очень общителен, – подумал Калеб, шагая вдоль неширокого ручья, который привел его к бревенчатому дому. – Можно не опасаться, что я натолкнусь на разговорчивую компанию гостей».

В окнах не было света. Тихо было в загоне для скота и в наружных пристройках.

– Кого-нибудь ищете?

Голос, холодный и отрывистый, донесся сзади.

– Привет, Вулф, – сказал Калеб, стараясь стать так, чтобы его руки были видны Вулфу в призрачном предутреннем свете. – Ты гостеприимный, как всегда.

Послышался щелчок – Вулф спустил ружье с боевого взвода.

– Привет, Кэл. Я не мог понять – ты ли это, Рено или кто-нибудь еще из белых великанов.

Калеб улыбнулся.

– А почему не индеец?

– Ну нет! У них хватит здравого смысла не шляться по ночам в такую погоду. – Вулф вышел из-за высокого тополя. Он двигался легко и бесшумно, как человек, привыкший жить в дикой стране, в которой может встретиться не только друг. – Заходи, отдохни несколько дней, amigo . Дьюсу отдых явно не помешал бы. Да и Трею тоже.

– Он не помешал бы и мне. Но не время.

Вулф молча разглядывал Калеба черными глазами. При солнечном свете глаза у Вулфа были темно-синие, и унаследовал он их от британца-отца. Ночью же он больше походил на сына своей матери из индейского племени чейеннов. Это был человек, с которым люди считались.

– Напал на след Рено? – бесстрастно спросил Вулф Калеба. Порознь он общался с тем и с другим и к обоим испытывал симпатию. Он не знал, почему Калеб гонялся за Рено. Калеб никогда об этом не говорил, а Вулф никогда не спрашивал.

– Сейчас у меня о другом голова болит. Я оставил женщину в нескольких милях отсюда. Ей нужна сухая одежда.

– Это не Виллоу Моран? – поинтересовался Вулф.

Калеб чертыхнулся.

– Ну и быстро же распространяются слухи!

– Люди довольны, что Джонни Слейтер получил по заслугам. – Вулф усмехнулся. – Щенок Койота… Убийственная кличка! Он этого не переживет. Он уже охотится за тобой.

– Ему же будет лучше, если он не найдет меня.

– Он найдет тебя, если ты пойдешь через Каньон-Сити, – уверенно сказал Вулф. – Он поджидает тебя у начала большой дороги с частью банды. Другая половина направилась к Рио-Гранде.

– Ты уверен?

– Они оставили человека на пересечении дорог. Спроси его. И спроси, какую награду за твою голову пообещал Джед Слейтер. Четыреста долларов тому, кто принесет ему твой скальп. Тысяча долларов тому, кто привезет тебя к Джеду Слейтеру живым.

– Ну и сукин сын!

– Тебе не нужно еще ружье? – спросил Вулф. – Я свободен с тех пор, как отец написал мне, что не приедет этим летом.

Предложение было заманчивым. Вулф блестяще владел и любым оружием, и кулаками. Он унаследовал боевой дух отца-шотландца и индианки-матери. Однако Калеб не считал себя вправе рисковать чужой жизнью. К тому же, помимо Калеба, лишь Вулф знал о том, что Рено и Метью Моран – одно и то же лицо. Если Виллоу узнает, что Калеб хочет убить ее возлюбленного, их совместное путешествие потеряет смысл.

– Спасибо, но в этом нет необходимости, – сказал Калеб. – Существует множество способов оставить их с носом.

– В горах – не так уж много. Ты можешь проскочить мимо банды Слейтера у Рио-Гранде, но нет шансов сделать это в Каньон-Сити.

– Есть другие перевалы.

Вулф удивленно поднял черные брови.

– Мало кто из белых знает о них.

– Мой отец в пятидесятые годы побывал в этих краях в качестве армейского топографа. Есть другие перевалы. Пожав плечами, Вулф переменил тему.

– А что, жеребец у нее действительно первоклассный?

– Прелестный жеребец, – подтвердил Калеб

– Прелестный – это не рекомендация для лошадей и женщин, – заметил Вулф.

– Он гораздо выносливей, чем кажется на первый взгляд. Очень сообразительный. Идет как дьявол

– Выносливый, говоришь?

– Да, и кобылы тоже.

– Оставь их у меня. Они доставят тебе много хлопот, тем более на высокогорье.

– Виллоу не пожелала оставить их в Денвере. Сомневаюсь, что она оставит их здесь, но на всякий случай предложу. Лучше молись, чтобы она не согласилась. Иначе Слейтер не задержится с визитом к тебе.

Вулф улыбнулся.

– Расценю это как высокую честь.

Калеб покачал головой и засмеялся. Ему была по душе эта черта приятеля: Вулф был бойцом до мозга костей.

– А как девчонка? – спросил Вулф. – Держит марку?

– Не уступает арабским скакунам, – признался Калеб. – Боевая девчонка. Если я достану сухие вещи и приличное седло, она одолеет перевалы.

– А что, неужели она едет в дамском седле?

– В том-то и беда!

– Черт побери! Я не видел такого седла с тех пор, как покинул Англию!

– Скоро я его тоже больше не увижу… Чистая дурость эти седла!

Вулф мягко улыбнулся.

– Наверное… Английские леди на ирландских лошадях смотрятся в них как красивые бабочки…

– Если б я знал, что они так милы твоему сердцу, я привез бы тебе это чертово седло. Твоя кузина сможет воспользоваться им в свой следующий приезд.

– Леди Джессика Чартерис предпочитает скакать галопом без седла. – В голосе Вулфа прозвучали нотки восхищения, которые тут же сменились некоторой грустью. – В последнем письме говорилось о ее замужестве. Скорее всего, она больше не будет досаждать мне в Америке.

Вулф как-то рассеянно посмотрел по сторонам, словно пытаясь вернуться к делам сегодняшним и забыть о письме, которое принесло ему саднящее чувство утраты.

Калеб спешился, привязал лошадей в кустах и вместе с Вулфом направился к хижине

– Послушай, а у Джессики для езды на лошади был другой костюм, кроме платья до земли с уймой юбок, которых больше, чем листьев на дереве?

Вулф улыбнулся.

– Тебя устроят брюки и рубашка из оленьей кожи? Их сшила моя тетка. И еще в последний раз Джесси упросила меня купить ей джинсы. Еле нашел подходящий размер. Как и седло.

– Упросила, говоришь? Хотел бы я видеть эту девчонку. Как ты думаешь, она не рассердится, если я на несколько недель позаимствую ее одежду и седло для другой дамы?

– Надеюсь, что не рассердится К тому же, если Джесси прикатит сюда со своим аристократическим супругом, она не станет шокировать его таким нарядом

Презрение, которое прозвучало в голосе Вулфа, когда он говорил о будущем муже Джессики, не удивило Калеба. Вулф ни во что не ставил английских аристократов, хотя сам наполовину был голубых кровей. Единственное исключение он делал для юной своевольной Джессики.

– Так я могу взять ее одежду? – спросил Калеб.

– Бери Джесси никогда больше ею не воспользуется. Может, что-нибудь еще? Говори, не стесняйся. Лучше взять продукты у меня, чем заезжать за ними в Каньон-Сити и столкнуться там нос к носу со Слейтером

– Да, я рассчитывал пополнить запасы в Каньон-Сити – признался Калеб

– Скажи, что тебе надо, – я дам.

– Еды для нас и зерна для лошадей, если, конечно, у тебя найдется лишнее, – сказал Калеб. – Трава сейчас повсюду хорошая, сочная, но чтобы выдержать тяжелую дорогу, понадобится зерно

– Еда – не проблема. Ста фунтов зерна хватит?

Калеб издал вздох облегчения.

– Спасибо, брат. А пару одеял не одолжишь? На перевале будет чертовски холодно, если это ненастье сохранится

– У меня есть кое-что получше одеял – спальные мешки.

Лицо Калеба выразило сомнение.

– Джесси настояла, чтобы мы их взяли, – продолжал Вулф, не обращая внимания на реакцию приятеля. – После первой же ночевки я оценил их. Тепло, ветер не поддувает. Отличная вещь!

Калеб искоса взглянул на Вулфа.

– Гоняешься за модными новинками в своем немолодом возрасте?

Вулф улыбнулся. Они были ровесники, им обоим в апреле стукнуло тридцать.

– Я люблю удобства. Я не такой ветхозаветный, как ты.

Калебу неожиданно вспомнились сказанные Виллоу слова: «Око за око – это закон Запада?»

– Я готов заплатить за старомодные одеяла, – Калеб вынул из кармана золотую монету. – Если этого мало, я… – начал он.

– Убери ее, пока я не взбесился, упрямый ты сукин сын, – перебил его Вулф.

Калеб бросил косой взгляд на Вулфа, но монету убрал.

Они молча подошли к хижине. Внутри было темно и сыро, комната была обставлена очень просто. Как только двери захлопнулись, Вулф повернулся к Калебу и завел разговор о том, что всегда обходил молчанием, – о человеке по прозвищу Рено.