Как он и предполагал, судорога свела мышцы не только на руках, но и на спине. Согретое руками и трением кожи о кожу розовое масло благоухало на всю комнату. Когда Вулф массировал спину от талии до затылка, Джессика тихо охнула.
      - Слишком сильно? - спросил Вулф.
      - Слишком... приятно, - выдохнула Джессика. - Просто божественно.
      Он улыбнулся и продолжал работу, стремясь размягчить узлы. Каждый раз, скользя вдоль позвоночника, он слегка захватывал бока, все ближе и ближе подбираясь к грудям. Когда он приближался к талии, то опускался чуть ниже. Мягкая фланель одеяла отодвинулась к началу бархатной расселины. Искушение провести пальцем по привлекательной затененной ложбине было очень велико, однако Вулф преодолел его. Он знал, что Джессика может впасть в панику.
      - Скажи, где тебе больно. - Вулф провел руками по ее плечам. - Здесь?
      Она кивнула головой, не открывая глаз. Его сильные пальцы надавили на узел напряженных мышц, и она застонала.
      - Приятно или больно? - спросил Вулф негромко.
      Джессика кивнула.
      - Так все же как?
      - Да, - выдохнула она и вытянула наконец руки вдоль тела.
      Он тихонько засмеялся, налил еще масла на ладонь и возобновил массаж.
      - А как здесь?
      Было ошеломляюще приятно, когда Вулф гладил ее руки. Она застонала и еще больше расслабилась. Когда он растирал сведенные мышцы левой руки от плеча до кончиков пальцев, его рука двигалась между ее рукой и телом. Сначала Джессика напрягалась, пытаясь отодвинуться. Но затем она перестала об этом думать. Стоило ли противиться тому, что его пальцы так нежно скользят тыльной стороной по боковой части груди, по ребрам, по талии и гладкой выпуклости бедра? Когда после третьего раза тело Джессики осталось расслабленным под его рукой, он переключился на правую руку. Растирая ее, он постепенно сдвигал одеяло все ниже, пока не обнажились округлые ягодицы. У него прервалось дыхание, когда он увидел белоснежную гладкую кожу и обольстительные женские формы.
      - Как здесь? - спросил он, дотрагиваясь до мышцы вдоль позвоночника. Твердая?
      - Да, - вздохнула она.
      Вулф согласился с этим, прощупав мышцу, и прокомментировал про себя свою собственную твердость. С его телом произошли такие изменения, что набедренная повязка с трудом выдерживала.
      Смотреть на округлые бедра Джессики, лишь отчасти прикрытые покрывалом, было сладостным мучением. Мысль о том, что можно одним движением обнажить эти ноги и прижаться к свежему, благоухающему телу, заставила его тихо застонать.
      - Вулф!
      Некоторое время он молчал. Наконец, когда желание слегка отпустило его, он смог сделать вдох.
      - Что? - спросил он.
      Дрожь удовольствия пробегала по телу Джессики, когда руки Вулфа растирали ей спину от шеи до талии, а затем после паузы начинали движение вверх. Сочетание деликатности и силы оказывало магическое действие на ее ноющее тело
      - Как хорошо, - вздохнула она и невольно выгнула спину навстречу его руке. - У меня даже голова кружится.
      - Должно быть, от бренди.
      - Я не уверена, мой лорд. Я думаю, что это твои чудесные руки... Никогда не думала, что может быть так здорово...
      - А ты уверена в этом? Минуту назад ты не могла отличить удовольствие от боли.
      - Уверена. - Из груди Джессики вырвался звук, похожий на легкий стон Это жжет как огонь, но не обжигает, доходит до самых костей.
      Вулф задержал воздух в груди, затем беззвучно выдохнул. Она точно описала его собственные ощущения.
      - Да, - прошептал он. - Это верно... Огонь без боли...
      Некоторое время в комнате было слышно только как потрескивают свечи, да ладони Вулфа растирают благоухающую розовым маслом кожу Джессики. Когда его руки от талии опустились к бедрам, она не сразу заметила это. Однако затем ее тело напряглось.
      - Вулф?!
      - У тебя здесь тоже мышцы больные, - сказал он деловым тоном.
      - Да, но...
      - Помолчи, Джесси, - строго перебил ее он. - Вообрази, что я все еще растираю тебе плечи.
      - Но ведь это не так!
      - Вот потому и надо вообразить.
      Воцарилась тишина - чутко-пугливая, таящая в себе волнующие возможности.
      - Все же ты не хочешь вообразить.
      - Откуда ты знаешь?
      - Мне сказал об этом попугай.
      Она хихикнула, затем хихикнула снова, представив себе попугая, который носится по комнате и выбалтывает секреты.
      - Знаешь, я пьяная, - сказала она через минуту.
      - От крохотной порции бренди? Сомневаюсь.
      Дыхание Джессики перешло в прерывистый вздох.
      - Извини, я не хотел быть грубым, - сказал Вулф, гладя ладонью нежный изгиб ее ягодиц. - Может быть, добавить масла...
      - Ты не был грубым.
      - Тогда почему ты так вздохнула?
      - Я не вздыхала, - улыбнулась она. - Это сделал попугай. Он тоже пьяный.
      - Пьяный попугай... Голова идет кругом!
      - А в желудке огонь...
      - От глотка бренди? Невозможно!
      - Тогда это бабочки.
      - Какие бабочки?
      - Которые в желудке. Каждый раз, когда ты меня как-то особенно трогаешь, они кружатся, словно листья на ветру.
      Джессика снова хихикнула, затем вздохнула. Большой палец Вулфа прочертил линию по окружностям ее ягодиц, скользнув по тому месту, где бедра были сомкнуты.
      - Вот так? - спросил он хрипло.
      - Д-да...
      - Тогда я вот что сделаю.
      Дыхание Джессики стало прерывистым, когда сильные мужские пальцы стали растирать ей бедра от самого верха до колен. Ею владело какое-то удивительное, непередаваемое чувство, шедшее от бренди и от горячих рук Вулфа. Не замечая того, она тихонько застонала, и напряжение, которое заставляло ее держать ноги плотно сжатыми, ушло.
      Это дало возможность Вулфу увидеть между разомкнувшихся ножек легкую, цвета красного дерева, затененность... Он стиснул зубы и издал стон вырывающейся из-под контроля страсти. Быстро отвел глаза, пытаясь сосредоточиться на стройной ноге. Но и здесь женственность Джессики ярко проявлялась в каждом изгибе, в безупречной гладкости шелковистой кожи, которой нигде не касался мужской глаз, в трепете, пробегающем по ее телу, когда он ласкал чувствительные складки под коленями.
      - Перевернись, малышка.
      Умиротворенная и расслабленная, Джессика подчинилась этой спокойно и уверенно произнесенной команде. Она не переставала думать о своей наготе, пока не почувствовала ласкающее прикосновение меха к ее телу от затылка до щиколоток. Она медленно открыла глаза, затем вновь смежила их, когда Вулф набросил мягкое фланелевое одеяло, закрыв ее от грудей до середины бедер. Она вздохнула и, еле заметно ерзая бедрами, зарылась поглубже в мех.
      Вулф отвернулся с беззвучным проклятием по адресу своей глупости, из-за которой ему предстояло пережить новое искушение. Потом он уже ни о чем не мог думать, кроме легкого шевеления бедер Джессики, холмиков груди под одеялом и волнующей твердости сосков.
      - Тебе тепло? - спросил он хрипло.
      Джессика медленно кивнула.
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Как варежка... которую распускают.
      Улыбка Вулфа была такой горячей, как кровь, пульсирующая в его венах, но Джессика этого не заметила. Она дрейфовала на мягком меховом плоту, в то время как сильные ладони растирали ей шею и плечи, руки и пальцы. Когда Вулф вносил успокоение в какой-нибудь узел на ее ноющей руке, она тихонько постанывала. Каждый подобный звук был словно удар ножа по самообладанию Вулфа, распаляя его до предела. Его пальцы соскользнули к пальцам Джессики и сплелись с ними.
      - Больно? - спросил он, слегка сжимая их.
      Звук, вырвавшийся из груди Джессики, выражал удовольствие, а не боль. Ее ресницы медленно поднялись, и Вулф уловил мерцающий блеск в аквамариновых глазах. Когда он пошевелил ладонью, ее пальцы расправились до конца, вошли между его пальцами и переплелись с ними.
      - Боже, это так хорошо, - прошептала она хрипло.
      - Вот так?
      Рука Вулфа стала ласкать чувствительную кожу между пальцами Джессики. Он приложил свою ладонь к ее ладони и крепко сжал.
      Вздыхая, Джессика кивнула и улыбнулась:
      - Ага, вот так... Бабочкам это тоже нравится...
      Вулф продолжал ласкать руку Джессики, пока не почувствовал ее движение. Джессика раскрыла пальцы, приглашая к новой ласке, и тихонько вздохнула, когда он стал трогать их от кончиков до основания. Затем ее пальцы сжались и поймали его руку.
      Потрогав напоследок ее пальцы, он высвободил свои, игнорируя тихий ропот Джессики.
      - Вулф, ты ведь не перестанешь?
      - Нет, - сказал он, плеснув несколько капель масла на ладонь. - Я хочу еще помассировать тебе ноги. Нужно, чтобы они расслабились как следует, иначе их снова может свести судорога. Ты слабенькая, как слепой котенок...
      - Я знаю. - Вздох Джессики был настолько глубоким, что больше походил на стон. - Но это стоило того...
      - Что стоило чего?
      - Уборка и стирка. Без этого я никогда не узнала бы, какое удовольствие могут подарить твои руки...
      Глаза Вулфа сузились от неистового прилива желания Он стал растирать ноги Джессики, начиная от лодыжек и медленно двигаясь кверху. Когда он дошел до середины бедра, Джессика выпрямила руки вдоль тела, выгнула спину, вытянула ступни. Это неосознанное движение навстречу, выглядевшее так, как будто она предлагала себя, отозвалось в его теле словно удар ножа.
      - Джесси-и... - прошептал Вулф.
      Он пальцами обхватил бедро и стал медленно, методично массировать его. Когда его руки скользнули под край одеяла, Джессика слегка пошевелилась. Вулф остановился, ожидая возражений. Возражений не последовало. Он сделал беззвучный выдох и медленно двинул руки по бедру еще выше. Сладостное ощущение заставило Джессику
      вздохнуть.
      - Почему ты никогда раньше так не делал? - пробормотала она.
      - Сам удивляюсь...
      Скользнув, его рука достигла предела. Джессика снова расслабленно вздохнула и пошевелилась.
      - Я вся расслабилась... Эт-то чудесно...
      - Да, - сказал Вулф хрипло.
      Прикрыв глаза, он упивался глянцевой упругостью кожи, теплом податливо покачивающегося женского тела, звуками томных вздохов. Он понимал, что пора прекратить эту игру, ибо боялся, что желание, нарастающее в нем с каждой минутой, выйдет из-под контроля.
      Однако нежная плоть была так доступна, так упоительно горяча, что он не мог оторваться. Пьянящий аромат тела и неистовое желание разъедали его волю, в то время как он шаг за шагом избавлял Джессику от страха мужских прикосновений.
      Деликатные и одновременно настойчивые пальцы легонько сдвинули одеяло вверх, открыв милые тайны, которые ему страстно хотелось погладить рукой.
      Джессика шевельнулась, и рощица раздвоилась. Тихий возглас желания вырвался у Вулфа. Его рука легла на этот теплый мягкий холмик, она нежила, разливала тепло, блуждая в поисках того, что доселе было скрыто от других глаз и рук...
      Интимная ласка заставила Джессику подняться с одновременным ощущением удовольствия и шока. Когда она увидела ладонь Вулфа между своих ног, удовольствие покинуло ее, а шок превратился в страх, питаемый давними воспоминаниями. В ее мозгу возникла сцена той штормовой ночи: рыдающая мать на полу и мужчина, грубо и безжалостно пытающийся раздвинуть ей ноги...
      - Нет! - закричала Джессика.
      - Спокойно, малышка, - сказал Вулф глуховатым голосом. - Я не причиню тебе боли. Это естественная часть...
      Его слова потонули в истошном вопле, который вырвался из горла Джессики. Она конвульсивно дернулась в попытке защитить себя, но ее руки были слишком слабы, гораздо слабее рук Вулфа. Она набрала воздуха, чтобы снова закричать, но твердая рука закрыла ей рот и уложила на кровать.
      Она снова переживала свой давний кошмар, в котором кричала женщина, а мужчина, зажимая ей рот, пытался лечь на нее. Джессика металась и перекатывалась с боку на бок, но не могла сбросить его руку или тяжелое бедро, придавившее ее к кровати. Дрожа всем телом, в ужасе колотила она слабенькими кулачками по спине Вулфа, пока он не взял ее за оба запястья и не прижал ее руки к обнаженному животу.
      - Джесси, выслушай меня. Я не причиню тебе боли...
      Даже если она и слышала его, то не отвечала.
      Глядя на извивающееся тело Джессики, он внезапно почувствовал и прилив желания, и одновременно стыд за потерю контроля над собой, и злость из-за ее невыразимого ужаса.
      - Успокойся, черт побери! - сказал Вулф резко. - Я не трону тебя. Ты понимаешь меня? Джессика!!!
      Он повторил это несколько раз, прежде чем Джессика перестала биться и замерла, хотя ее тело время от времени еще сотрясалось от дрожи.
      - Я сейчас тебя отпущу, но если ты начнешь снова кричать, я вынужден буду тебя отшлепать, чтобы вывести из состояния истерики.
      Джессика горячечно смотрела на Вулфа. В ее лице не было ни кровинки глаза стали темными и суровыми, рот сжался Все же она согласно кивнула головой, потому что его рука больше не посягала на ее тело. Вулф медленно отвел ладонь.
      Джессика не закричала, но оставалась страшно бледна. Когда она заговорила, ей не хватало дыхания. Тем не менее слова звучали отчетливо.
      - Неудивительно, что тебя называют виконтовым дикарем. Если человек не может контролировать свои низменные побуждения, то использует проституток, а не жену. Если бы я только могла подумать, что ты способен на такую гадкую вещь по отношению ко мне, я не вышла бы за тебя замуж. Тебе не нужен наследник, чтобы передать титул или имение, и, значит, нет причины осквернять мое тело... А ты, как животное...
      Вулф видел, какое невыразимое презрение клокотало в девушке. Тяжелая тишина, кажется, превратилась в живое существо, вставшее между ними.
      - Чего ты хочешь? - грубо спросил Вулф. - С начала нашего путешествия в дилижансе я видел, как ты все время смотрела на меня, думая, что я не замечаю этого.
      Джессика не возражала, ибо это была правда. Она не спускала глаз с Вулфа. Он всегда притягивал ее. И чем старше она становилась, тем больше это ощущала.
      Вулф продолжал говорить, его голос звучал резко и гневно.
      - Ты постоянно смотрела на меня и думала, как бы лечь в постель с дикарем, но когда я...
      - Никогда! - зашлась в истошном крике Джессика. - Никогда! Я никогда не думала... Чтобы я!.. Меня одна мысль об этом приводит в ужас!
      Глаза Вулфа сузились до черных щелочек.
      - Значит, ты согласна на развод.
      Слова были произнесены так мягко, что Джессика вначале вообще их не поняла. Когда, наконец, смысл дошел до нее, она закрыла глаза и попыталась преодолеть страх, который охватил ее.
      - Нет, - сказала она дрожащим голосом. - Может, ты и дикарь, но силой ты меня брать не будешь.
      Вулф демонстративно положил руку на гнездышко волос повыше бедер.
      - Не буду? - спросил он тихо.
      Она напряглась, как будто ее ударили кнутом. Глаза ее открылись и настолько расширились от страха, что, казалось, выйдут из орбит. Она попыталась поднять руки в немой мольбе, но они не подчинились ей. Она хотела заговорить, не из ее губ вырывался лишь хриплый шепот, и можно было лишь догадаться, что она пыталась произнести его имя.
      Не в силах более справиться со злостью на себя, на нее, на этот фиктивный брак, Вулф вскочил на ноги.
      - Убирайся! - сказал он отрывисто.
      Джессика посмотрела на него, явно не понимая, чего от нее хотят
      - Выкатывайтесь из моей постели, ваша милость. Вы мне противны в той же степени, в какой я внушаю ужас вам. Я не мог бы взять вас, даже если бы должен был это сделать. Вы не женщина, вы испорченный, жестокий ребенок.
      Джессика зашевелилась, но движения ее были замедленны. Он наклонился и поставил ее на ноги.
      - Соглашайся на развод, - потребовал он негромко. - Черт бы тебя побрал, отпусти меня на волю!
      Она проглотила комок в горле и покачала головой.
      Вулф долго смотрел на Джессику. Когда он наконец заговорил, его голос звучал тихо и убийственно холодно, а слова хлестали сильнее, чем пощечины.
      - Ты проклянешь тот день, когда обманом завлекла меня в этот брак. Есть вещи и похуже, чем ласки дикаря. И о них ты тоже непременно узнаешь.
      7
      Скрывая страх, Джессика уголком глаз наблюдала за Вулфом, который глотнул приготовленный ею кофе. Когда он сделал гримасу, она вздохнула и подвинула ему чашку с компотом, блюдо с ветчиной и бисквиты.
      Вулф поковырял вилкой ветчину, проигнорировал бисквиты и стал вылавливать чайной ложкой фрукты из компота. Джессика надеялась, что после еды он будет менее свирепым. Возможно, он после этого выслушает ее объяснения. И будет меньше презирать ее.
      Вулф молча ел, ощущая на себе взгляд Джессики. Он ничего не говорил ей. И не смотрел на нее. Так было безопаснее. Иначе он мог сорваться. Просыпаться по утрам в состоянии возбуждения, которое увеличивалось при одном взгляде на Джессику, - могло ли это способствовать смягчению его гнева.
      - Еще ветчины? - спросила она мягко
      - Нет, спасибо.
      Джессику не вводила в заблуждение вежливость Вулфа, поскольку она знала, что вежливость для него естественна как дыхание и сама по себе мало что значит. В Англии его манеры были так же безупречны, как у герцога. Но Вулфу не было свойственно сглаживать свои слова и поступки, как принято в высших кругах. Среди англичан он ни на минуту не забывал, что он чужак. Из традиций он создал себе броню, одновременно используя их для ответных мелких уколов Виконтов дикарь всегда оказывался элегантнее, чем те, кто был рожден для богатства, и дикарями в сравнении с ним выглядели они.
      - Вулф, - обратилась к нему Джессика, - вчера вечером я была слишком усталой, взвинченной.
      Он резко оборвал ее:
      - Вчера вечером вы объяснились предельно ясно, ваша милость. Мои прикосновения приводят вас в ужас.
      - Нет, я вовсе не это хотела сказать.
      - К черту то, что ты хотела сказать! Важно то, что ты сказала.
      - Пожалуйста, выслушай меня, - проговорила она, не собираясь так просто сдаваться.
      - Я уже слышал все, что...
      - Я никогда раньше не была обнаженной перед мужчиной, - перебила она Вулфа, повысив голос. - Я никогда не касалась обнаженного мужчины, никто никогда не касался меня, и я видела, с каким желанием ты смотрел на меня, и забыла что ты меня никогда не обидишь, и я... - голос Джессики прервался, я испугалась. Мне показалось, что я загнана в угол, мною овладела паника.. Пожалуйста, не сердись на меня. Мне... Вулф, мне приятно касаться тебя и ощущать твои прикосновения... Я испугалась.
      - Господи боже мой, - с отвращением произнес Вулф, вставая из-за стола. - Тебе приятно это настолько, что нагнало на тебя панику? Полноте, ваша милость! В вашем распоряжении были многие часы для того, чтобы придумать оправдание... И вот - это все, что вы смогли сказать? Я слышал правду вчера вечером, и мы оба ее знаем.
      - Нет, - твердо сказала она. - Это не так.
      - Довольно!
      Джессика открыла было рот, чтобы продолжить спор, но когда она посмотрела в его ледяные глаза, слова застряли у нее в горле. Надеяться на снисходительность с его стороны в этот момент не приходилось. Не было также ни малейших признаков желания, которое так снедало его вчера вечером. Он смотрел на нее как на нежданную и весьма нежеланную просительницу.
      Она опустила глаза, не желая, чтобы он прочел в них боль и страх. Потребуется много времени, чтобы вновь вернуться хотя бы к такому непрочному партнерству, которое сложилось у них за время длительного путешествия. И будет настоящим чудом вернуть те дружеские отношения, которые существовали у них до брака.
      - После того как ты вымоешь посуду, - резко бросил Вулф, - погаси огонь. Мы уезжаем.
      - Мы едем в Англию?
      - Нет, ваша милость. Если я никогда больше не увижу Англию, я умру счастливым человеком.
      - Я не знала, что ты так ненавидишь ее.
      - Ты многого не знаешь обо мне.
      - Я узнаю.
      - Женщина никогда по-настоящему не узнает мужчину, пока не станет его любовницей.
      - В таком случае я поговорю с твоей герцогиней, - ответила Джессика, не придумав ничего лучше. - Наверняка это кладезь мудрости.
      Улыбка сделала лицо Вулфа еще более жестким.
      - Вы забываете об одной вещи, ваша милость.
      - Какой же?
      - В общих чертах половой акт одинаков, независимо от того, кто в нем принимает участие, но вариации бесконечны. Ни один мужчина не ведет себя одинаково с разными женщинами. Ни одна женщина не отвечает одинаково разным мужчинам. В этих различиях как раз и заключен человеческий опыт, а также отражается степень любви.
      - Вряд ли можно ждать так много от совокупления.
      - Ты рассуждаешь, как настоящая монашенка.
      - Я не монашенка.
      - Ты больше монашенка, чем жена.
      - В браке постель не самое главное, - сказала Джессика примирительно.
      - Но не для мужчины.
      Джессика вышла из-за стола, едва притронувшись к еде
      - Очень сожалею, что наш брак - такое разочарование для тебя.
      - Ты не столь сожалеешь, как я, а я сейчас не столь сожалею, как в скором времени будешь сожалеть ты. - Вулф бросил салфетку на стол. - Под моей кроватью два кожаных чемодана. Сложи в них свою одежду. Мы отправляемся через два часа.
      - Ты очень облегчишь мою задачу, если скажешь, куда и на какой срок мы едем.
      - Мы едем на Великий Водораздел.
      Глаза Джессики выразили удивление и облегчение
      - Правда? Мы едем охотиться?
      - Нет, - ответил Вулф нетерпеливо.
      - Тогда зачем же мы едем?
      - Проведать лошадей, которых я оставил у Калеба и Виллоу, в особенности кобылу стального окраса И поесть настоящих бисквитов. Виллоу делает лучшие на свете бисквиты.
      Джессика постаралась скрыть, насколько ей противно оказаться рядом с женщиной, которую Вулф любил, - с образцовой женой, которая неспособна сделать что-либо плохо.
      А Джессика не могла сделать что-либо хорошо
      - На какое время? - спросила она сухо.
      - Пока ты не научишься делать хорошие бисквиты или не согласишься на развод.
      Вулф хлопнул дверью, направившись в конюшню. Джессика подождала, пока не затихли его шаги, и с отвращением посмотрела не немытую посуду.
      Часом позже Джессика выплеснула помои за задней лестницей. Она услышала звяканье металла о камень и обнаружила на земле ложку, вовремя не замеченную на дне таза. Вздохнув, она обошла дом, чтобы поднять ее.
      Стоя с ложкой в руке, она услышала трель невидимой птицы и заметила, что ивы у ручья уже выбросили почки. Солнце светило сквозь большие неровные проемы в клочковатых облаках, от белизны которых у нее заслезились глаза. Весенний свет и тепло подействовали на нее, словно живительный бальзам.
      Она сняла льняное полотенце, которое служило ей головным убором, и распустила во всю длину чистые, чуть вьющиеся волосы. Благодатный день и дикий девственный пейзаж наполняли ее сердце пьянящей радостью...
      Из конюшни Вулф нечаянно увидел, как Джессика выпустила на свободу облако волос, которые загорелись на ярком солнце, - и застыл, пораженный этим зрелищем. Когда она подняла и протянула навстречу солнцу руки, словно желая поймать его лучи, Вулф оказался во власти сильнейшего чувства, соединяющего в себе желание и нежность.
      Неподвижно, будучи не в состоянии дышать, Дерево Стоящее Одиноко наблюдал за Джессикой, которая медленно кружилась, словно танцевала с партнером. Она скользила с невыразимой грацией, и над дикой страной плыла мелодия последнего штраусовского вальса. Эльф, чья красота и жестокие слова словно ножом ранили сердце Вулфа, танцевал.
      "Неудивительно, что тебя называют виконтовым дикарем... Если бы я могла только подумать, что ты способен на такую гадкую вещь по отношению ко мне, я бы не стала выходить за тебя замуж".
      Вулф с горечью отвернулся от своего эльфа; но куда он мог деться от слов, звучащих в его ушах, ранящих и терзающих его? Действуя привычно и почти автоматически, он приготовил все к поездке. Выезжать так рано рискованно, но это безопасней, чем оставаться пленником в своем доме рядом с Джессикой, всегда манящей и недосягаемой.
      "На что я жалуюсь? - спросил себя Вулф сурово. - Даже если бы она предложила себя, я бы не взял ее".
      - А так ли? - возразило его второе "я".
      - Даже на блюдечке с голубой каемочкой.
      - А если в постели, когда ее нежность раскрывается для тебя, словно лепестки розы.
      - Нет
      - Какой-то ад.
      "Ад - подходящее слово для той жизни, которая меня ожидает. Как бы Джессика не распаляла мое тело, она не может быть мне женой".
      Саркастический допрос, мысленно учиненный самому себе, не был в новинку для Вулфа, но оказал желаемый эффект. Когда он возвратился в дом, в нем нельзя было обнаружить и признака неутоленного желания или мучительных переживаний, только что владевших им. Его лицо было бесстрастным, когда он вошел в спальню и обнаружил Джессику, стоящую среди разбросанных шелков и атласов.
      На кровати он увидел открытые чемоданы. В одном из них были книги, ящики с рыболовными принадлежностями, разобранные части бамбуковой удочки, бинокль, пакет с иголками и нитками для вышивания и прочая утварь. Вулф проявил любопытство и стал перебирать книги.
      - Кольридж, Берне, Блейк, Донн, Шекспир... - Вулф отложил в сторону тяжелый том. - Оставь его здесь. У Виллоу есть полный Шекспир в издании Барда.
      - Я должна была сама сообразить, что у образцовой жены он есть.
      - Оставь также этого старого доброго священника...
      - Джона Донна? - Джессика подняла бровь. - Образцовая жена хорошо начитанна.
      - В данном случае это муж образцовой жены. Когда ты увидишь Калеба, ты поймешь. Он черный ангел возмездия. Донн и Мильтон очень созвучны ему.
      - Калеб, должно быть, очень везучий, если ему удалось отыскать образцовую жену, - сказала Джессика сухо. - Как насчет остальных?
      - Поэтов?
      - Да.
      Вулф пожал плечами.
      - Бери, если считаешь нужным.
      - Я думала, что ты любишь поэзию.
      - Я действительно люблю. Так получилось, что у меня хорошая память. Вулф мягко коснулся томиков кончиками пальцев. - Я могу, если пожелаю, опуститься в глубины, которые не в состоянии измерить человек. Я могу наблюдать за тигром в ночном лесу. И моя лошадь останется при этом в безопасности.
      Джессика почти застенчиво улыбнулась Вулфу.
      - Если ты будешь читать мне мои любимые стихи у костра, я оставлю эти книги здесь.
      Он бросил на нее быстрый косой взгляд и увидел в ее зеленых глазах воспоминание о других кострах, о тех счастливых временах, когда они вместе смеялись и читали друг другу стихи, захваченные ритмами и образами давно ушедших людей, а индейские проводники и охотники толпились и гомонили вокруг.
      - Если тебе нужна поэзия, лучше возьми книги, - сказал Вулф, отворачиваясь. - Время, когда я декламировал стихи, безвозвратно ушло.
      Улыбка на лице Джессики погасла. Она вернулась к прерванной работе. Когда она заколебалась, решая, какое предпочесть снаряжение для верховой езды, Вулф взял более тяжелое и положил в чемодан.
      - Тебе понадобится теплое белье, - подсказал он. - В горах будет холодно.
      - Я пыталась найти охотничий костюм, который оставила несколько лет назад, но его нет.
      - Я отдал его Виллоу прошлым летом.
      Выражение лица у Джессики стало кислым.
      - Очень щедро с твоей стороны.
      - Я отдал ей также мальчишеское седло, которым ты пользовалась. Скакать по горам в мужской куртке - хорошо для женщины Запада или для своенравного шотландского ребенка... Вы леди Джессика Чартерис, дочь графа. Вы будете ездить в дамском седле, как приличествует вашему высокому статусу.
      - Я Джессика Лоунтри.
      - В таком случае ты будешь ездить так, как сочтет нужным твой муж.
      - В дамском седле? По этим горам без конца и края, о которых я столько от тебя слышала? - удивилась она, показывая рукой на запад, где Скалистые горы подпирали небо.
      - Именно.
      - Это неразумно.
      - Как и наш с тобой брак.
      - Вулф, - сказала она мягко.
      - Скажи только слово. В нем всего два слога. Произнеси его.
      Он хотел услышать от нее слово "развод".
      После короткой паузы она четко проговорила:
      - Седло.
      - Что?
      - Седло... Как раз два слога, не правда ли?
      Вулф быстро отвернулся, чтобы Джессика не успела заметить смешинки в его глазах. Он рассортировал стопки тонкого белья, стараясь не смотреть на панталоны и лифчики из тончайшей материи и не вспоминать о том, как выглядела Джессика в разорванном пеньюаре и с кровавыми подтеками на груди.
      "Странно, что я не слышал ее криков в тот вечер, - саркастически подумал Вулф. - Но тогда в нее впились зубы не чьи-нибудь, а лорда, будь проклят этот пьяный козел... А теперь рука какого-то полукровки посмела коснуться ее аристократического тела. Вот она и разница..."
      Вулф с проклятьем швырнул белье в чемодан. Затем последовал второй гарнитур для езды. Джессика добавила шерстяные носки. Чемодан был полон.
      - Ты лучше выбрось кое-что из другого чемодана, - посоветовал Вулф, застегивая ремни. - У тебя всего лишь две смены одежды.
      - Отлично. Не придется много стирать.
      Вулф незаметно для Джессики хмыкнул. Когда он оторвал взгляд от чемодана, на его лице не было и следа улыбки. Коварный эльф умел ловко находить бреши в его обороне.
      - Я вполне серьезно говорю об одежде, - сказал он, показывая на горы платьев из тонкой шерсти и шелка и атласные туфли, стоящие у кровати. Может быть, тебе лучше взять это вместо удочки и книг?
      - Мои шелковые платья не знают ни одного стихотворения, и я сомневаюсь, что смогу поймать хотя бы одну знаменитую радужную форель, бросая в нее туфлей.
      Вначале Вулф решил, что Джессика снова поддразнивает его. Однако затем он понял, что она имела в виду. Она предпочитает поэзию и рыболовные снасти элегантной и роскошной одежде. Это был выбор, который могла сделать совсем юная Джесси, а не то аристократическое создание, которое блистало великолепной прической и пьянило тонкими ароматами на балу в день своего двадцатилетия.
      - Переоденься в платье для езды, пока я буду заниматься остальными приготовлениями, - сказал Вулф.