Только моя (Колорадо - 2)

      Пришпорив лошадь, он пустил ее рысью. Мужская рука обвилась вокруг Джессики, придерживая ее. Ее тело напряглось, но она не издала ни звука. Она все глубже уходила в себя, ища выхода из западни, в которую она вовлекла себя и Вулфа
      Она не придумала ничего, кроме того, что нужно терпеть и затем снова терпеть.
      "Я не могу".
      И молиться, чтобы Вулф изменился, потому что у нее нет сил выносить его жестокость.
      "Я не могу. Надо.
      Я должна быть сильной. Всего лишь немного. Несколько минут".
      Минуты прошли.
      "Еще несколько минут".
      Когда и эти минуты канули в вечность, Джессика попросила себя потерпеть еще несколько минут, затем еще несколько, пока не прошли полчаса, час, затем два часа... три...
      Медленно-медленно она превозмогала себя, училась одна, без Вулфа в качестве талисмана, выживать среди ветра, приносящего кошмары и мрачные, мучительные воспоминания.
      10
      - Вулф, не могу поверить, что это ты! Калеб говорил, что перевалы были под снегом после бури.
      При звуках грудного контральто, принадлежавшего Виллоу, губы Джессики горестно сжались. Это нужно было предвидеть: образцово-добродетельная жена обладала красивым голосом. С мрачным лицом Джессика ожидала, когда же она сможет увидеть этот эталон совершенства; однако, хотя Виллоу и отошла на шаг от двери, ее еще скрывала густая тень крыльца
      - Представь себе, это я, - ответил Вулф, широко улыбаясь. Он спешился, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и раскрыл руки для объятий - И привез тебе подарок!
      - Видеть тебя - уже большой подарок, - сказала она, смеясь и протягивая вперед руки.
      Нескрываемая нежность в голосе и лице Виллоу была под стать радости Вулфа, заключившего ее в дружеское объятие. Ревность, смешанная с отчаянием, пронзила Джессику, и это поразило ее, ибо она полагала, что впредь ее будет волновать лишь черный ветер.
      "У меня был бы шанс остаться с Вулфом, если бы не эта противная ходячая добродетель".
      Джессика напряженно вглядывалась в густую тень крыльца, но ей удалось разглядеть лишь изящные руки Виллоу, обвитые вокруг Вулфа.
      "Конечно же, она красива, - думала Джессика. - Красива, как этот обширный луг, и совершенна, как эти горы, увенчанные льдом..."
      Расстроенная Джессика огляделась. На фоне мрака, который все более сгущался в ее душе, забирал краски из ее жизни, подобно тому как опускающаяся ночь постепенно лишает красок уходящий день, окружающая красота лишь раздражала ее.
      - Иди и встречай свой подарок, - сказал Вулф, продолжая улыбаться Виллоу, но уже отпустив ее.
      - Встречать подарок?
      - Угу...
      Мурлыкающий звук, который издал Вулф, был Для Джессики как удар кнута. Она думала, что никогда не сможет испытать большую ярость и большее отчаянье, чем в тот. день, когда они ехали через Великий Водораздел. Она ошибалась. Кажется, для нее стало привычным ошибаться там, где дело касалось Вулфа.
      "Чтоб этой чертовой ходячей добродетели корчиться в муках в преисподней!"
      ...И Виллоу шагнула на яркий солнечный свет. Из груди Джессики вырвалось сдавленное восклицание. Виллоу не нужно было дожидаться ада. Он уже глубоко вонзил свои острые когти в ее тело. Виллоу была на последнем месяце беременности, она несла в своем округлившемся чреве младенца, который разорвет ее, когда соблаговолит появиться на свет.
      "Господи милостивый, помоги ей в трудный час!"
      Эта нечаянная немая молитва была глубже и сильнее ревности. Джессика не могла испытывать радость от мучений Виллоу. Как не могла отныне ненавидеть ее. Более того, Джессика была полна сочувствия к женщине, которой уготовлена судьба корчиться от боли и молить о пощаде; вот она, женская судьба, в том цикле, который ведет начало от мужского посева и завершается нечеловеческими мучениями при родах. И всюду царил черный ветер, который шептал недобрые пророчества новой жертве, осужденной на страшные муки...
      Сейчас, когда она осознала, что ожидало Виллоу, звуки ее смеха и голоса причиняли Джессике невыносимую боль. Она сострадательно наблюдала, как Виллоу ухватилась для поддержки за руку Вулфа, ступая по неровной почве двора, где сквозь пятна снега и грязи уже пробивалась трава.
      Когда Виллоу прошла мимо Туспота, она взглянула на Джессику с любопытством и мгновенно вспыхнувшей улыбкой, которой предлагала свою дружбу. Джессика вернула улыбку, но Вулф не остановился и даже не взглянул на нее.
      - Вулф? - спросила Виллоу, дергая его за рукав.
      - Твой подарок дальше.
      Расплывшись в улыбке, Рейф спрыгнул на землю. Когда он снял шляпу, солнце осветило его светло-золотые волосы, которые были точно такого же цвета, как и у самой Виллоу
      Виллоу сначала уставилась на него, потом радостно и удивленно вскрикнула и начала смеяться, бесконечно повторяя имя Рейфа. Рейф сгреб ее в охапку и долго держал в объятиях, нашептывая какие-то слова, слышные только ей одной. Наконец он отпустил ее и смахнул счастливые слезы, которые текли по его лицу.
      - Ну, я тебе скажу, Вилли, ты превратилась в настоящую женщину! Как мне рассказывал Вулф, ты отхватила себе отличного мужика. - Рейф сделал паузу, затем добавил: - И ясно, как божий день, что мужская сила у него есть.
      Виллоу закраснелась и стукнула своего старшего братца в мощную грудь.
      - Стыд какой!.. Ты не должен был замечать!
      - Это все равно, что не заметить гору... Когда собираешься сделать меня дядей?
      - Через несколько недель. - Она улыбнулась своему громадному брату. Господи, Рейф! Как же я рада видеть тебя! Не могу дождаться, когда Калеб и Мэт вернутся с северного луга.
      - Я тоже не в силах ждать. Я поскачу к ним, как только развьючим животных.
      Виллоу взяла Рейфа за руку и проговорила:
      - Я почти боюсь отпускать тебя... Надо же, годы прошли! - Она потерлась щекой о его руки и вздохнула. - А теперь познакомь меня со своей женой. Она красива, но я другого и не ожидала. У тебя всегда было чутье к красоте, будь то женщины или пейзаж.
      - Рыжик красива, в этом ты абсолютно права, - согласился Рейф, - но она жена Вулфа, а не моя.
      Открыв рот, Виллоу повернулась и уставилась на Вулфа. Все вопросы, которые она собралась задать, остались невысказанными, когда она увидела холодные темно-синие глаза.
      Отказавшись от вопросов, Виллоу повернулась к девушке, элегантно восседавшей в дамском седле. У нее были нежные, как у эльфа, черты лица, глаза цвета морской волны и волосы, скрытое пламя которых играло и норовило вырваться наружу при каждом легком повороте ее тела. Ее выездной наряд видывал виды, однако модные линии и тонкая ткань красноречиво свидетельствовали о богатстве.
      И вдруг Виллоу осенило:
      - Леди Джессика Чартерис?
      - Теперь уже нет. Меня зовут Джессика Лоунтри. Или Джесси.
      - Или Рыжик? - невинно спросила Виллоу
      - Или Рыжик, - согласилась Джессика, чуть улыбнувшись Рейфу. - Мне сказали, что на Западе принято давать прозвища.
      - Слезайте и входите в дом. Вы, наверное, измучены... Я помню свою первую поездку через Великий Водораздел. Если бы не Калеб, а бы не одолела его. Калеб под конец тащил меня на руках.
      - Мы добирались легким путем, - сказал Вулф. - У леди Джессики нет ни твоих сил, ни твоей способности приспосабливаться к условиям.
      Виллоу вопросительно взглянула на Вулфа, удивившись скрипучести его голоса.
      - Я не согласна, - возразила она спокойно. - Всякий, кто проехал через горы в дамском седле, сильнее меня.
      Вулф только крякнул и ничего не ответил.
      Джессика стала осторожно спускаться с лошади. Прежде чем она перенесла тяжесть на правую ногу, Рейф поддержал ее за талию, пока она не опустила левую.
      - Я бы справилась сама, - сказала Джессика глухим голосом, - но благодарю вас.
      Только Виллоу заметила мгновенную искру гнева у Вулфа, которую он сразу погасил, и только она обратила внимание на еле заметное, непроизвольное движение, которое он сделал по направлению к Джессике, когда та начала слезать с лошади.
      - Не стоит искушать судьбу, - сказал Рейф. - Ваша лодыжка еще не вполне зажила.
      - А что случилось? - спросила Виллоу.
      - Она упала, - лаконично ответил Вулф.
      - Ничего страшного, - уточнила Джессика. - Просто синяк... Пустяки.
      - Вовсе не пустяки. - Виллоу видела, как напряглось лицо Джессики. Входите и садитесь. Я приготовлю вам чай.
      - Чай? - Джессика казалась удивленной. - Вы действительно пьете чай?
      Виллоу засмеялась.
      - Это пошло со времени последнего визита Вулфа. Он единственный, кто пьет его.
      Джессика бросила полный недоумения и упрека взгляд на Вулфа. Как часто она мечтала о живительной и ароматной чашке чая!
      - Но мы пьем только кофе, - прозвучал ее слабый голос.
      - На Западе все пьют только кофе. Ты хотела стать женой человека с Запада. Помнишь?
      В словах Вулфа ощущался холодный упрек. Рейф прищурился и что-то пробормотал себе под нос. Однако вслух он не сказал ничего. Он и Вулф имели молчаливый уговор, когда дело касалось Джессики: ответственность за нее нес Вулф. Рейф не понимал, какие мотивы двигали Вулфом, хотя был уверен, что Вулф не был жесток от природы.
      Виллоу также испытывала недоумение. Взглянув на Вулфа, она взяла Джессику за руку.
      - Пойдемте со мной.
      - Но вначале мне нужно позаботиться о своей лошади, - возразила Джессика
      - Пусть это сделает Вулф.
      - Западные жены сами заботятся о своих лошадях. Они их чистят, седлают, взнуздывают, иначе...
      - Иди в дом, - перебил ее Вулф. - Я присмотрю за твоей лошадью.
      - Я надеюсь, - сказала Виллоу не без яда. - Джесси проделала такой же путь, как ты, а сил у нее втрое меньше. Да еще это смехотворное дамское седло... Хотела бы я посмотреть, как бы ты выглядел, если бы проделал в нем весь путь... Скажи честно, Вулф, что такое в тебя вселилось?
      Джессика с удивлением увидела красные пятна на скулах Вулфа, когда он повернулся и повел лошадей к конюшне. Виллоу взяла Джессику за руку и увлекла за собой.
      - Я никогда не умела как следует заваривать чай, - призналась Виллоу, твердой рукой ведя к крыльцу ту, которую признала подругой. - Вот вы сейчас мне и покажете.
      - Образцовая женщина, которая не умеет заваривать чай, - удивилась Джессика. - Это невероятно! Это в голове не укладывается! - Она покачала головой. - Просто удивительно!
      - А кто вам сказал, что я образцовая женщина?
      - Я сама, - призналась Джессика. - При полной поддержке Вулфа.
      - Господи боже мой! За что ж меня так?
      - По сравнению со мной вы образец.
      Глаза Виллоу как-то задорно сверкнули.
      - У вас была длинная и трудная дорога. Наверное, она и подействовала на вас так... Не говоря уж о Вулфе... Я никогда не видела его таким колючим.
      - Может, чашка чая поможет, - вздохнула, сама того не замечая, Джессика.
      Виллоу в ответ произнесла нечто вроде того, что, если дать ему по мягкому месту, это поможет больше.
      - Добродетельные женщины не могут позволять себе таких мыслей.
      Карие глаза Виллоу вновь загадочно сверкнули, и она разразилась смехом.
      - Возможно. И возможно, что добродетельных жен и не вынуждают думать таким образом.
      Передняя дверь открылась и закрылась. Мужчины более не могли слышать, о чем шел разговор, но догадывались, что его предметом были манеры Вулфа.
      Или их отсутствие...
      Через несколько минут Вулф закончил развьючивать лошадь и издал продолжительный вздох. Услышав это, Рейф улыбнулся.
      - Я вижу, замужество нисколько не укоротило язычок Вилли, - сказал Рейф, ослабляя подпругу. - Она может забодать человека, если вознамерится. Единственное, что она делает лучше, - это бисквиты.
      Вулф крякнул.
      - Конечно, - продолжал Рейф, снимая седло с лошади, - если человеку что-то принадлежит, он с этим не церемонится.
      Вулф хотел было возразить Рейфу, но тут же отвернулся. С седлом на одном плече и спальным мешком на другом Рейф вышел из конюшни.
      Глубоко вздохнув, Вулф огромным усилием воли обуздал свой гнев. Он привез Джессику на ранчо именно для того, чтобы убедить ее, насколько она непригодна для роли жены американца, а отнюдь не для того, чтобы демонстрировать, насколько он суров к ней. Получилось наоборот. Он уже понял это.
      Как понял он и то, что его план заставить Джессику дать развод работает. Медленно, но верно, день за днем, час за часом, минута за минутой уменьшалась ее уверенность в том, что она выиграет у Вулфа битву характеров.
      "Я не устану быть твоей женой.
      Нет, ты устанешь".
      С каждым вздохом Джессики они все ближе подходили к тому моменту, когда она вынуждена будет признать свое поражение и освободить обоих от жестокой ловушки - брака, которого не должно было быть.
      Вулф надеялся, что Джессика сдастся скоро. Очень скоро. Потому что он не знал, сколько еще сможет мучить своего эльфа. Он никогда не ощущал чужую боль так сильно, как сейчас. Это было гораздо хуже, чем причинять боль себе, потому что свою боль он давно научился преодолевать. С тех самых пор, когда понял, что для многих его индейская кровь поставила его вне рамок цивилизованного общества. "Дикарь..."
      Но не было сил перенести боль, которую Вулф причинял Джессике. Но когда боль перейдет предел, Джессика прервет этот фиктивный брак между аристократкой и полукровкой-индейцем.
      Ничто из этих горестных размышлений не отражалось на лице Вулфа, когда он занимался лошадьми, или позднее, когда он вошел в дом и обнаружил, что Джессика спит в роскошной спальне. При рассеянном дневном свете, который просачивался сквозь муслиновые шторы, она казалась почти воздушной. И сейчас, когда она спала, непреклонная воля, которая удивительным образом таилась под этой нежной оболочкой, никак не проявляла себя, и не было даже намека на твердость, которая скрывалась за этими утонченными чертами.
      Вулф задумчиво смотрел на прозрачную кожу Джессики и темные круги под глазами. Сейчас он не мог даже представить себе, чтобы у нее хватило сил встать или, более того, бросить вызов ему, когда гораздо более сильные мужчины уже давно признали бы партию проигранной.
      Невольно ему на ум пришло воспоминание. Холодный весенний день и разлив реки. На куче мусора голубоглазый волчонок с переломанной спиной. Рыча, он ощетинился на Вулфа, готовый защитить себя зубами, которые не знали ничего, кроме материнского молока. Он прокусил Вулфу руку до кости. Но Вулф все-таки убил его - убил сразу, чтобы прекратить мучения.
      Усилием воли Вулф постарался отогнать это воспоминание и освободиться от холодка, который оно принесло. Он не собирался причинять физические страдания Джессике, а тем более убивать ее. Ловушка, в которую они оба попали, была не столь безысходной, как куча мусора, на которой пришлось убить волчонка. Она раскроется мгновенно, лишь только эти побледневшие уста произнесут всего одно слово.
      Развод.
      Вулф оторвал взгляд от Джессики и стал искать место, куда бы деть чемоданы и меховые одеяла, которые он принес. Дальний угол был бы подходящим, но он уже занят детской кроваткой. Рядом с ней находилась другая крошечная мебель, ожидающая появления на свет нового поколения Блэков.
      Мысль о том, как бы он ожидал своего ребенка, пронзила Вулфа, словно молния, оставив после себя мрак. Он поставил чемоданы и повернулся, собираясь уйти. Проходя мимо кровати, он внезапно остановился, как будто что-то его задержало.
      Джессика пошевелилась и передернулась от холода, который пока еще господствовал в доме. Все же, хоть ей и было холодно, она не проснулась. Она свернулась клубочком, словно понимая, что даже во сне должна рассчитывать только на собственное тепло, ибо никто о ней не позаботится.
      "Джесси... Проклятье, что ты делаешь с нами? Отпусти меня, пока я не совершил что-нибудь такое, о чем нам придется жалеть до смертного одра..."
      Мягкое меховое одеяло опустилось легко, как вздох, на Джессику. Вулф подтянул его до подбородка, полюбовался великолепием ее волос на фоне блестящего меха и бесшумно вышел из комнаты.
      - Почему меня зовут Рено? - повторил он вопрос Джессики.
      - Господи, - спохватилась Джессика, отрываясь от тарелки с аппетитной едой, приготовленной Виллоу. - Может быть, это бестактно с моей стороны задавать такой вопрос? Я еще не очень хорошо знаю ваши обычаи.
      Рено улыбнулся. Ярко сверкнули зубы на фоне черных усов, хотя и не столь ярко, как зеленые глаза, обрамленные такими густыми ресницами, которым позавидовала бы женщина. Как у Виллоу и Рейфа, глаза Рено были чуть раскосые, почти кошачьи. Но, в отличие от Виллоу, в Рено не было ничего женственного. Он был крупным и крепким, как Рейф.
      И, подобно Рейфу, Рено был очарован нежным британским эльфом, чьи зеленые глаза сверкали, как изумруды, а правильный, несколько холодноватый английский акцент находился в противоречии с пламенем, которое пряталось в ее роскошных волосах.
      - Рыжик, вы не сможете быть бестактной, даже если захотите.
      Говоря это, Рено поглядывал на огромную корзину с бисквитами, которая совершала круг по периметру обеденного стола. Если он не проследит, Рейф может взять гораздо более того, что причитается на его долю.
      - Некоторое время тому назад я искал золото в Сьерра-Неваде, рассеянно рассказывал Рено. - Я встретил там старого француза. Ему не повезло с золотым участком, который назывался "Месть Рено" Чуть позже я встретил тех людей, которые позаимствовали у француза золото, и объяснил им, что старику оно нужно для внучек. Они некоторое время поразмышляли и вернули ему золото. После этого люди стали называть меня Рено.
      Из груди Вулфа вырвался непонятный звук, он приложил салфетку к губам. Рядом Калеб подавился олениной. Джессике не требовалось видеть бесовские смешинки в янтарных глазах Калеба, чтобы понять: она так и не узнала подлинной истории о том, как Метью Моран превратился в Рено.
      - А ну-ка, положи эти бисквиты, - проговорил Рено.
      - Я совсем немножко взял, - отозвался Рейф.
      - Через мой труп!
      - Ну, как скажешь...
      Джессика шлепнула несколько раз ладошкой по широкой спине мужа и одновременно спрятала лицо в салфетку, тоже давясь от смеха. Через некоторое время Калеб повернулся, поднес ладонь Виллоу к своим губам и поцеловал ее. Она бросила салфетку, переплела свои пальцы с пальцами Калеба, ее рука легла к нему на колено.
      Муж и жена возобновили трапезу, но теперь каждый из них действовал лишь одной рукой.
      - Передайте сюда бисквиты, ребята, - сказал Калеб. - На кухне есть еще.
      Странное ощущение испытала Джессика, когда она уголком глаза взглянула на изящную ладонь Виллоу, которая покоилась в большой сильной руке Калеба. Чем больше она наблюдала, тем яснее понимала, что муж и жена испытывают друг к другу глубокую, невыразимую нежность. Несмотря на то что Виллоу была тяжелой в результате посягательств Калеба и не могла даже встать со стула самостоятельно, она смотрела на него как на ясное солнышко. Он смотрел на нее точно так же, и любовь светилась в его золотистых глазах.
      И все-таки Калеб, по всей видимости, когда-то недостаточно любил Виллоу, поскольку позволил дать выход низменному желанию, отлично понимая, что неизбежным результатом этого будут страшные муки во время родов. У Калеба не было причин подвергать жену подобному риску. Не было ни титулов, ни богатства, чтобы все это передать наследникам. Тем не менее Виллоу была беременной. Джессику поражало и то, что Виллоу казалась вполне довольной своим состоянием.
      Хмуря лоб, Джессика пыталась совместить опасность, связанную с беременностью Виллоу, с очевидной любовью Калеба к жене. Еще более трудно понять явную тягу Виллоу к человеку, который так мало считался с ее здоровьем и благополучием. Впрочем, Джессика не сомневалась в искренности чувств Виллоу. Она не ежилась от прикосновений мужа. Она скорее даже искала их, пересекая комнату для того, чтобы стать рядом с ним, когда он вечером растапливал камин.
      - Ты уверен, что именно таким образом получил свою кличку? - спросил Вулф нейтральным тоном.
      - Ну, довольно близко к этому, - ответил Рено.
      - Близко, как небо от земли, - возразил Вулф.
      Говоря это, Вулф, прежде чем передать корзину дальше, взял пригоршню бисквитов. Наблюдая в течение недели за тем, как два брата воруют друг у друга бисквиты, испеченные Виллоу, Вулф понял, что вначале их нужно хватать, а уж потом заботиться о хороших манерах.
      - Насколько я знаком с этой историей, - продолжил Вулф, разламывая аппетитный бисквит, - старик-француз набрел на золотую жилу и стал разрабатывать ее. Когда дело подошло к концу, четыре человека ограбили старика, оставили его умирать и скрылись с его золотом.
      Джессика заметила, с каким восхищением и симпатией рассказывал он о друге. Чувство товарищества между Вулфом и Рено было таким же явным и глубоким, как между Рено и Рейфом. Эти же чувства распространялись и на Калеба. Взаимное уважение было поразительным, потому что оно вытекало не из семейных отношений и не из социального положения, а было результатом взаимной оценки того, насколько каждый достоин дружбы.
      - Ты нашел француза, выходил его, затем выследил грабителей, рассказывал Вулф. - Ты вошел в салун, назвал их ворами, трусами и другими именами, которые не стоит произносить за обеденным столом, и потребовал, чтобы они вернули золото, взятое на участке "Месть Рено". Но вместо этого они схватились за оружие.
      Когда Вулф перестал говорить, Джессика в нетерпении спросила:
      - Так что же произошло?
      Улыбка Вулфа была холодной и ясной, как лезвие ножа.
      - Насколько я слышал, Рено подождал, пока они схватились за оружие и поволок их к выходу. Затем он рассердился. Первые два грабителя не успели даже вынуть свои револьверы из-за пояса. А двое других успели вынуть, но не успели выстрелить из них.
      Джессика удивленно взглянула на Рено. Он наносил затейливый узор из меда на дымящийся бисквит, совершенно игнорируя беседу.
      - После этого люди стали говорить о "Мести Рено" и о человеке, который был сущим дьяволом с шестизарядным револьвером, - завершил Вулф. - А через некоторое время стали говорить просто о человеке по имени Рено, который придет на помощь, если вам выпадет плохая карта в трудной игре. Говорили, что он не ищет драк, но не отступает, когда драка нашла его. Мне это было по душе, и тогда-то я и нашел Рено.
      Когда Рено обернулся к Вулфу, чтобы что-то сказать, Джессика утащила бисквит с его тарелки. Увидев это, Рейф подмигнул и передал ей мед. Джессика улыбнулась и искоса взглянула на Рено. Она знала, что его быстрые зеленые глаза заметили маленькую покражу, как знала и то, что он мог бы в мгновение ока вернуть ее. Реакция Рено оказалась неожиданной и мгновенной.
      - Передай мне бисквиты, - попросил он Рейфа. - Какой-то рыжий воришка украл их у меня.
      - Она хочет спасти тебя от ожирения, - сказал Рейф вкрадчиво.
      - Тогда пусть ест и твои тоже. Если ты еще немного поешь бисквитов Вилли, твою талию сможет обхватить только твой длиннющий бич.
      Джессика посмотрела сперва на одного крепкого жилистого брата, затем на другого, ему под стать. Она приложила салфетку к губам, пытаясь скрыть смех, однако Рено заметил это и повернулся к ней.
      - Вы надо мной смеетесь?
      Высунувшись из-за салфетки, Джессика кивнула головой.
      На лице Рено появилась улыбка.
      - Дерзкая, прямо как ее волосы. Разве не так?
      Руки Вулфа крепко сжали вилку, когда он увидел искрящиеся от счастья глаза Джессики. Он подумал, что Рено не преминул продемонстрировать, как он красив, а также показать свою доброту. Никто из братьев не тронет жену другого мужчины, тем более жену такого друга, как Вулф Лоунтри, и он знал это.
      Однако, изо дня в день наблюдая живую реакцию Джессики на мужские поддразнивания, которые действовали на нее, как теплый дождь на цветок, он испытывал острое беспокойство. Он не помнил, когда в последний раз она обратилась к нему с блеском в глазах и улыбкой на устах.
      "И так должно все остаться, - напомнил себе Вулф сурово. - Было так трудно делить с ней постель в течение последней недели. И если б она взглянула на меня и протянула мне руку..."
      Он испытал приступ откровенного желания. Он сказал себе, что было глупо с его стороны не поселиться вместе с Рейфом и Рено в небольшой хижине, которая служила жилищем Калебу и Виллоу, пока не был построен нынешний дом. Если бы Вулф обосновался в хижине, он не лежал бы по ночам с открытыми глазами, прислушиваясь к легкому дыханию девушки, которая была совсем рядом, но никогда не касалась его.
      И если бы Вулф находился в хижине, до него не долетало бы невнятное бормотание Джессики и приглушенные крики, он не наблюдал бы неверные движения ее тела, когда она боролась с кошмарами, которые приходили к ней каждую ночь, пробуждая ее и его.
      "- Что это, Джесси?
      - Ничего. Я не помню.
      - Дьявольщина, что так пугает тебя?
      - Я глупая, мой лорд, но я не такая дура. Я не дам тебе больше оружия против самой себя".
      И они лежали рядом, оба напряженные и страдающие от бессонницы, прислушиваясь к ветру, который стонал над землей, где шла битва между зимой и весной.
      - Рыбалка? - полюбопытствовала Джессика, отрываясь от штопки. - Я правильно поняла, что речь идет о ловле форели?
      Калеб и Вулф сидели за обеденным столом, изучая нарисованную Калебом карту, на которой было отмечено, где пасутся табуны мустангов. Калеб оторвался от карты и взглянул на Джессику, которая чинила платье Виллоу при свете лампы.
      - Вам нравится ловить рыбу? - спросил Калеб.
      - Нет, не нравится, - ответила она невозмутимо. - Я обожаю рыбную ловлю. Я готова босиком идти до ручья, где плещется форель.
      - Это правда, - подтвердил Вулф. - Она может заниматься этим даже в штормовой вечер, когда остальные ведут беседы у костра.
      - Почему же ты не сказал об этом раньше? - обратился Калеб к Вулфу. Есть хорошие ручьи поблизости, в которых водится форель.
      - Пока еще рано для форели выходить из зимней спячки.
      - Но не в Колумбине. Там много теплых родников, которые питают ручей, и их вода доходит гораздо дальше, чем в других реках.
      - Правда? - встрепенулась Джессика.
      - Правда, - улыбнулся Калеб.
      Джессика отложила работу и бросилась в спальню. Вернулась она со множеством коробочек.
      - Как выглядят насекомые, живущие вдоль ручья? - спросила она с воодушевлением, раскрывая коробочки и выставляя их на обеденный стол перед мужчинами. Внутри коробочек находились крохотные, аккуратно пришпиленные мушки. - Они светлые или темные, большие или маленькие, яркие или тусклые?
      - Всякие.
      Она недоуменно взглянула на Калеба.
      - Всякие?
      Он серьезно кивнул.
      - Они светлые и темные, большие и маленькие, яркие и тусклые.
      - Калеб, перестань дразнить Джессику, - подала голос Виллоу из задней части дома.
      - Но у меня это хорошо получается!
      Джессика попыталась сдержать улыбку, но не смогла. Калеб действительно вполне преуспел в этом искусстве.
      Ветер с шумом захлопнул заднюю дверь, затем из кухни в гостиную вошла Виллоу. Мокрый снег поблескивал на шерстяной шали, которую она набрасывала, выходя в туалет.
      Она стряхнула шаль и повесила ее на крючок, сознавая, что шаль скоро понадобится снова, хотя ей очень не хотелось всякий раз испытывать силу холодного весеннего ветра. Однако с каждым днем она вынуждена была все чаще посещать продуваемый ветром туалет.
      - Джесси хватает подшучиваний со стороны моих братьев, - продолжила Виллоу, слегка зевнув. - Почему бы тебе вместо этого не начать защищать ее?
      - Это забота Вулфа, - заявил Калеб, бросая на Вулфа взгляд. - Да поможет бог тому человеку, который станет на его пути.
      Ответный взгляд Вулфа был бесстрастен.
      Улыбка Калеба была невеселой. Как ни старался Вулф скрывать свое раздражение по поводу того, что красавцы-братья постоянно покровительствовали Джессике, Калеб чувствовал, что под внешним спокойствием Вулфа кроется жгучая ревность. Калеб был бы рад как-то помочь Вулфу, но он не понимал, почему тот был столь суров к молодой жене.
      - Я не имею ничего против поддразниваний Рейфа и Рено, - сказала Джессика, когда Виллоу явилась в гостиной. - У меня никогда не было братьев или сестер. Я не могла и представить себе, что это так здорово.
      - Ни сестер, ни братьев? - переспросила удивленно Виллоу. - Бедняжка! Как же вам было одиноко!
      Джессика мгновение поколебалась, затем пожала плечами.
      - Я любила бродить вдоль залива и по лесу...
      - Не могу себе представить, чтобы был лишь один ребенок, - сказала Виллоу, качая головой. - Я хочу, чтобы дом был полон детей.
      - Наверное, многие женщины так думают, пока не перенесут роды.
      Затаенный ужас в ее голосе породил тишину, которая длилась и углублялась, пока Джессика не поняла своей ошибки и не сменила тему, обезоруживающе улыбнувшись:
      - Вы любите ловить рыбу, Виллоу?
      - У нас в семье рыбак Калеб. Он в этом силен.
      Калеб искоса бросил на Виллоу ленивый взгляд и загадочно улыбнулся. Хотя не было сказано ни слова, щеки жены предательски зарделись.
      - Я везучий рыбак, - подтвердил он. - Хотя проявляю мало интереса к удочкам и наживкам.
      - Мало интереса? - удивилась Джессика. - А что же вы применяете? Сети или ловушки? Или вы охотитесь, как эскимосы, с помощью копья?
      Калеб покачал головой.
      - Ничего подобного.
      - Как же вы тогда ловите рыбу?
      - Терпением, хитростью и голыми руками.
      Он погасил улыбку, увидев, насколько сильно заполыхали щеки Виллоу. В его золотистых глазах сверкнула откровенная мужская чувственность, что удивило Джессику; до этого момента она не думала о Калебе как об особо страстном мужчине. Она заблуждалась. Когда он посмотрел на жену, в его глазах можно было прочесть желание, которое не скрывали даже полуопущенные веки.
      - Понимаете, - неторопливо объяснял Калеб, - форель любит, чтобы ее всю огладили. Поэтому она выбирает место для обитания в быстром течении. Так, кажется, душка? Она лежит там, бедняга, дрожит, ждет момента, когда...