Глава 6

Доминик смотрел на своего брата, входившего в просторную комнату, где оруженосец обычно помогал лорду одеваться. На нем был только плащ для тепла, а лицо хранило следы недавней схватки с бритвой – Доминик дважды порезался. Его волосы были аккуратно подстрижены, чтобы не выбивались из-под шлема, и борода исчезла. От этого он выглядел еще более грозным. Борода хоть немного смягчала резкую линию подбородка.

– Все приготовления закончены? – спросил он, вытирая лицо.

– Часовня готова, – ответил Саймон, – ваши рыцари предстанут вместе с вами перед Богом и перед саксонским сбродом, вооруженные люди присматривают за женщинами и вассалами.

– А что моя невеста? – поинтересовался Доминик. – Кто-нибудь видел ее?

– Ни один смертный. Ее служанка бегает повсюду, как курица, крича на прачку, что одежда еще сырая, на швею за плохо пришитую кайму или на сапожника за то, что туфли слишком грубы для дворянских ног.

Доминик хмыкнул и начал растирать полотенцем свое могучее тело.

– Какие приготовления! Похоже на то, что мне не придется вытаскивать леди Маргарет из ее комнаты, – сказал он.

– Надеюсь, леди будет одета достаточно пышно.

– Какая разница. Я женюсь не на ее платье.

– Да, но невеста должна быть одета лучше всех на собственной свадьбе, разве не так?

Доминик приподнял бровь, в молчаливом недоумении глядя на брата.

– Мари собирается надеть платье из алого шелка, – продолжал Саймон лукаво, – а на голове будет золотой венец с чудными рубинами. И то и другое – твои подарки.

– Если леди Маргарет хочет носить такие же безделушки, ей следует быть более приветливой со своим будущим мужем, – вздохнув, произнес Доминик. Он с силой швырнул полотенце на стол. – Гораздо более приветливой.

Саймон рассмеялся.

– Может быть, тебе послать ее на выучку к Мари?

Доминик ничего не ответил на слова брата. Он обратился к Джеймсону.

– Нет, – сказал он оруженосцу, – мне нужен другой наряд. Дай то, что я надеваю перед битвой.

Оруженосец выглядел удивленным.

– Перед битвой?

– Кольчугу, – приказал Доминик нетерпеливо.

Выражение его лица заставило оруженосца заметаться. Мальчик поспешно достал из сундука кожаную одежду и подал лорду. За ней последовали латы, металлические пластинки которых защищали голени Доминика от ударов во время боя.

Движением головы Доминик дал понять, что они не нужны. С чувством облегчения Джеймсон вернулся к сундуку за кольчугой. Несмотря на то что на ней спереди и сзади были разрезы, чтобы она не мешала во время верховой езды, все равно кольчуга была достаточно тяжелой.

– Бог мой! – пробормотал Саймон, увидев, как оруженосец Доминика несет гибкую металлическую рубашку. – Я и не знал, что жених должен идти к алтарю в кольчуге.

– Может быть, я ввожу новый обычай.

– Или хоронишь старый? – спросил Саймон вкрадчиво.

Улыбка Доминика сверкнула, словно меч, вынутый из ножен.

– Увидишь, что и ты последуешь моему примеру, брат.

– В спальню ты тоже отправишься в кольчуге?

– Когда приручаешь молодого сокола, осторожность не помешает.

Саймона такое сравнение очень развеселило.

– Леди Маргарет не похожа на желторотого птенца, впервые вылетевшего из гнезда, – возразил он. – Она только на пять лет моложе тебя.

Доминик легким движением накинул кольчугу, что ясно говорило о многих годах военной жизни. Тяжелый капюшон лег на его плечи сверкающими скользящими складками.

– Свен не слышал ничего, что намекало бы на то, что леди Маргарет так опасна, – проговорил Саймон. – Скорее наоборот, вассалы очень любят ее за доброту.

– Соколы всегда добры к своим.

– Ваш шлем, сэр, – учтиво произнес мальчик.

– Я думаю, он не нужен, – медленно ответил Доминик. – Капюшон кольчуги – достаточная защита.

– Джон будет присутствовать на церемонии? – спросил Саймон.

– Я что-то слышал о том, что в церкви собираются поставить ложе для него, – сказал Доминик равнодушно.

– Ваш меч, сэр. – Джеймсон едва удерживал меч двумя руками.

На лице оруженосца светилась надежда, что его господин откажется от оружия, как он отказался от лат и шлема. Но его ждало разочарование. Быстрым движением Доминик пристегнул меч. Его неумолимая тяжесть с левой стороны была так же привычна для Доминика, как тьма привычна ночи.

– Плащ, – приказал он.

Джеймсон без промедления возник перед Домиником с богато украшенным камчатым плащом. Драгоценные камни и жемчуг сверкали и переливались, ткань ложилась роскошными складками. Это был подарок султана рыцарю, который защитил его пятерых жен от поругания, удержав своих людей, собиравшихся развлечься после боя.

– Этот не годится, – отверг его Доминик. – Подай черный плащ. Он будет выглядеть более естественно поверх кольчуги и меча.

Вздохнув, Джеймсон поменял чудесную накидку на черный шерстяной тяжелый плащ. По каким-то причинам он был Доминику так же дорог, как и подарок султана. Он нежно погладил широкую кайму из соболя, пойманного в далеких землях.

Доминик ловко перекинул плащ через плечо. Шерсть и мех облегали его фигуру, скрывая все, кроме случайного проблеска кольчуги или меча. Джеймсон закрепил плащ простой железной застежкой, которую Доминик носил во время битвы.

Окинув брата оценивающим взглядом, Саймон покачал головой; на его лице была смесь веселья и сожаления. Даже обнаженный, Доминик выглядел грозно; одетый подобным образом, он казался прямым предупреждением своим подданным, что прибыл новый хозяин, которому придется безропотно подчиниться.

– Девица упадет в обморок от страха при виде тебя, – заметил Саймон.

– Это было бы освежающей переменой в наших отношениях, – пробормотал Доминик.

Но так тихо, чтобы его не услышали. Он ничего не говорил о своей стычке с леди из замка, одетой как простолюдинка. Легкость, с какой она перехитрила его, все еще болезненно ранила его гордость.

Звон колоколов из церкви разносился окрест, напоминая жителям замка Блэкторн о том, что пора собираться на свадебное торжество. Еще до того как отзвучал последний удар колокола, Доминик покинул свою комнату и оседлал боевого коня.

Невеста же не спешила к началу церемонии.

– Эдит, что, все ястребы уже слетелись на добычу?

Несмотря на жестокий смысл слов, голос Мэг был спокоен и мягок. Впервые она была рада болтовне и суете своей служанки: это отвлекало Мэг оттого, что ожидало ее впереди.

"Дункан, я не могу стать поводом для войны, не могу видеть разорения своих людей. Пойми это.

И прости меня".

– Вы слышите звон, – сказала Эдит, – уже пора. Торопитесь, госпожа.

Мэг взглянула на водяные часы своей матери. Плоская серебряная чаша на черной мраморной подставке передавалась от матери к дочери бесчисленное количество раз. Вместе с чашей передавались и знания о том, как использовать ее для определения точного времени при приготовлении лекарств.

Мэг казалось, что всего несколько минут назад она доверху наполнила чашу, вода подступала к самому краю и сверкала, как хрусталь. И вот вытекла почти наполовину.

– Еще не пора, – возразила Мэг. – Еще много воды, видишь?

– Опять вы со своими штуковинами. – Эдит покачала головой. – Гораздо проще определять время по звону колоколов.

Словно подтверждая слова служанки, колокола зазвонили снова. Мэг склонила голову и прикоснулась к серебряному кресту на груди.

– Миледи?

Эдит выжидающе смотрела на Мэг. В руках у служанки блестело необычное серебряное платье, которое Старая Гвин извлекла на свет в тот день, когда король решил, что леди Маргарет из Блэкторна выйдет замуж за Доминика Ле Сабра. Оно было далеко не новым. Леди Анна выходила замуж в этом платье, и мать леди Анны тоже. Но время не оставило на нем своих следов, и платье сверкало, будто было соткано из лунного света.

Мэг посмотрела на платье. Отдавая его, Старая Гвин сказала: «Может быть, ты дашь жизнь сыну».

Мэг вспоминала обо всех, носивших его, – бесконечной цепочке женщин, в которой она была только звеном, – и думала, надеялась ли каждая новобрачная, что даст жизнь сыну Глендруидов.

«Великий Боже, даруй нам мир».

– Леди Маргарет, мы должна поторопиться.

Мэг неохотно оторвалась от созерцания падающей воды.

– Священник всегда опаздывает, – произнесла она рассеянно. – Он одевается дольше, чем иная невеста.

– Уж дольше, чем вы, это точно! У вас не остается на это и пяти минут!

– Доминик Ле Сабр женится на замке Блэкторн, а не на мне. Поэтому он сказал бы «да», даже если бы я пришла, одевшись в дерюгу и посыпав голову пеплом.

– Все равно вы должны быть красивее, чем норманны.

Мысли Мэг текли, как вода, падавшая из блеска серебряной чаши в темноту нижнего сосуда с той же неотвратимостью, с которой замок Блэкторн шел по пути войны.

– Что? – переспросила она.

– Чем красотка Мари Иерусалимская, – пробормотала Эдит, – так прозвали ее слуги. Мужчина не может оторвать от нее глаз, будь то норманн или шотландец.

– Если мужчины подобны воронам, которые любят все, что блестит, пусть довольствуются красотками Мари.

– Они псы, а не вороны, – проговорила Эдит резко. – Белозубые улыбки, подмигивания, свежее дыхание, вовремя приподнятая юбка… они преследуют ее, как псы сучку во время течки. И Дункан впереди всей своры.

По этой гневной тираде Мэг поняла, какую власть над Эдит имеют обольстительные глаза Дункана.

– Это к лучшему, – сказала Мэг, коснувшись руки Эдит. – Твой отец был благородного происхождения. И муж тоже. Ты заслуживаешь большего, чем быть любовницей Дункана.

На лице Эдит появилась кислая гримаса, ясно дававшая понять, что она не согласна с Мэг. Быстрым сильным движением она встряхнула серебряные одежды.

– Если бы не амбиции Дункана, я могла бы стать его женой, – продолжила Эдит обиженно. – Но ему нужны только земли, а у меня нет ни богатства, ни поместья, чтобы отдать ему. Замуж я могу выйти только за бедняка. Тьфу! Лучше уж быть любовницей богатого человека!

– Лучше всего быть соколом, не зависящим ни от мужчин, ни от богатства, – прошептала Мэг.

– Вам легко говорить, – возразила Эдит. – Вон там, в церкви, вас ждет рыцарь, чей сундук с золотом втрое тяжелее вас вместе с платьем и накидкой. Еще до вечерних колоколов вы станете одной из самых богатых жен во всей Англии.

– Это первые добрые слова о Доминике Ле Сабре, которые я слышу от тебя.

– Если уж норманнская свинья, то по крайней мере богатая. Тогда будет чем заплатить священникам за ту ложь, которую они произнесут над его трупом!

Ненависть в голосе Эдит заставила Мэг вздрогнуть. Девушка знала ее причину: норманны убили мужа, отца и братьев Эдит и отняли ее имущество.

Ничто не нарушало тишину, кроме мерных ударов капель. И с каждым ударом Мэг становилось все страшнее. Затаив дыхание, она считала последние капли, словно пытаясь остановить бег времени.

И наступила тишина.

Серебряная чаша была пуста.

– Быстро, – сказала Мэг, протягивая руки.

Мгновение спустя она уже расправляла складки на платье, которое блестело, как лунные блики на ночной реке.

Эдит затягивала шнуровку на спине. Легкое, как туман, одеяние переливалось серебром, подчеркивая гибкую женственную фигуру.

Когда Эдит закончила, Мэг закружилась по комнате. Платье взлетело вверх и легко опало; оно было сшито словно специально для Мэг.

– Вы уверены, что не стоит надевать брошь, которую лорд Доминик прислал вам? – спросила Эдит.

– До свадьбы девушки из рода Глендруидов могут носить только серебро. После свадьбы – только золото. Совсем скоро я надену брошь.

«Если останусь жива».

– Что за глупости, – пробормотала Эдит. – Вы будете выглядеть слишком блекло рядом с норманнской шлюхой.

Эдит развернула длинную серебряную цепь с прозрачными камнями. Как и часы, она долгие годы передавалась из поколения в поколение. Не шире мизинца Мэг, гибкая, как речной поток, цепь обвила ее талию и засверкала всеми цветами радуги.

Мэг подняла руки без колец и вынула из волос гребни. Волосы рассыпались по плечам, прикрыв грудь и спину до самой талии пламенным плащом.

– О, – нехотя отметила Эдит, – это платье делает ваши волосы ярче.

Служанка принесла простой серебряный обруч, которым Мэг хотела закрепить волосы. На его внутренней стороне были выгравированы древние руны.

– Я бы приколола брошь к… – начала Эдит, но Мэг резко оборвала ее:

– Нет.

Мэг собрала волосы в один длинный водопад, ниспадавший по спине. В молчании она протянула руки за плащом, который закрепила на плечах двумя серебряными застежками. Одеяние струилось по полу волнистым серебряным шлейфом.

Легким движением Мэг накинула капюшон на голову, прикрыв волосы. Эдит надела обруч поверх капюшона и неодобрительно посмотрела на Мэг.

– Вы не затмите ту женщину, – изрекла она резко.

– Попридержи свой язык, – оборвала Старая Гвин, появляясь в дверях. – Ты не представляешь, что сегодня поставлено на карту.

Когда Мэг направилась к двери, серебристые блики заплясали по плащу и платью, а камни на поясе засияли всеми цветами радуги, но Старая Гвин видела только глаза Мэг. В серебристом облаке одежд они плыли, как два зеленых огня.

У старой Гвин перехватило дыхание. Она склонилась в немом почтении перед невестой Глендруидов. Сейчас в этой хрупкой девушке сосредоточились все надежды рода, древние, как само время.

Прежде чем Мэг успела заговорить, колокола в церкви зазвонили снова, призывая ее к началу свадебного торжества.

Или к войне.

Глава 7

Запах ладана и благовоний заполнил деревянную церковь. Натертые воском скамьи тускло блестели. Множество массивных свечей по стенам разгоняли тьму. Их пламя отражалось в драгоценностях, в изобилии осыпавших одежды гостей.

Шотландские таны, саксонские дворяне, норманнские аристократы и просто рыцари всех титулов и званий смешались в толпе, однако вели себя настороженно, как дикие звери, загнанные весенним наводнением на один остров.

Холодные серые глаза Доминика рассматривали собравшихся. Как он и ожидал, почти из-под каждого плаща выглядывала рукоятка меча. На многих сверкали драгоценные камни, свидетельствуя о том, что оружие было скорее церемониальным, чем боевым. Но некоторые мечи, как меч самого Доминика, отсвечивали блеском боевой стали, а не парадного серебра.

Несмотря на то что в церкви было довольно тесно, никто не встал рядом с Домиником, включая черноволосую женщину, чье длинное алое платье и роскошные украшения притягивали многочисленные взоры. Даже эта темноглазая искусительница не рискнула приблизиться к рыцарю. Сейчас он особенно походил на орла, хищного и безжалостного, это ощущалось в нем так же явственно, как ощущается жар, если поднести руку к горящей свече.

Только Саймон оказался достаточно смел, чтобы в этот момент подойти к брату. Потому что только Саймон знал, что разум управляет его страстями, а не наоборот.

– Все готовы, кроме невесты, – сказал Саймон так тихо, что никто не услышал его слов, кроме того, кому они предназначались.

Доминик кивнул.

– Пастор согласен?

– Он жаловался на то, что на хорах слишком много народу. Я ему объяснил, что другого выхода нет. Мне и так с трудом удалось разместить своих людей вперемешку со знатью.

Последняя фраза Саймона заставила Доминика улыбнуться.

– Люди Дункана вооружены до зубов, – сообщил Саймон.

– Да.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Риверсы ведут себя дьявольски нагло.

– Потому что оружие в очень хорошем состоянии, – ответил Саймон.

Доминик хмыкнул.

– Когда появится Дункан, встань рядом с ним и не отходи ни на шаг.

– А что с Джоном? – спросил Саймон, глядя на переднюю скамью, где полулежал хозяин Блэк-торна, облаченный в дорогие одежды. – Он может доставить нам много неприятностей.

– Желание разрубить меня пополам у него есть, но нет на это сил, – усмехнулся Доминик. – А у Дункана есть и то и другое. Когда-то он был помолвлен с леди Маргарет.

Темные глаза Саймона сузились. Он что-то проговорил сквозь зубы. Как раз в этот момент пастор вздрогнул, словно он услышал Саймона.

– На тебя наложат епитимью, если ты сделаешь это, – слабо улыбнулся в ответ Доминик. – Но лично я полностью согласен с таким отношением к человеку, который хотел выдать дочь за собственного сынка.

– Возможно, она не его дочь.

– Тогда почему он не лишит ее наследства и не оставит все Дункану? – Доминик сощурился. – Никто не пожелает видеть свои земли под рукой зятя, в то время как имя и род угасают из-за отсутствия сыновей.

Толпа зашевелилась, так как в это время в широкие двери церкви входила невеста. В мерцающем свете свечей Мэг, облаченная в серебряные одежды с головы до пят, казалась воздушной и загадочной, как лунный свет. За ней в дверях показался высокий мужчина, чья мощная фигура почти полностью загородила проход.

– Иди, – тихо сказал Доминик.

Не ответив ни слова, Саймон начал протискиваться сквозь толпу, собравшуюся у передних скамей.

Поскольку наследница Блэкторна не имела кровных родственников-мужчин, которые могли бы встать рядом с ней и передать ее туфельку Доминику, как символ того, что владения ее отца переходят к ее мужу, леди Маргарет сопровождал Дункан Максвелл.

Вид шотландского тана, идущего под руку с Мэг, разбудил в Доминике какое-то глухое недовольство. Это чувство удивило его, поскольку он никогда не был собственником. Однако в глубине души Доминик считал, что он должен быть единственным мужчиной, который может стоять рядом с Мэг, чувствовать ее волнующий запах, слышать дыхание, касаться стройного тела.

А потом Доминик увидел глаза Мэг и забыл о Дункане, пасторе, забыл о мечах, ожидающих в своих ножнах только одного слова, которое может прозвучать, а может и не прозвучать. Доминик видел только будущую жену, подходившую к нему. В этот миг он понял, почему простые люди поместья Блэкторн смотрели на свою хозяйку с мучительной надеждой, искажавшей их лица.

«Если бы сама весна в женском облике спустилась на землю в конце зимы, ее глаза были бы такого же цвета. Их зеленое пламя – залог будущего тепла и расцвета, мира и спокойной жизни».

Молчание воцарилось в церкви, пока Мэг шла от дверей к алтарю. Но она не замечала этого. Ее взгляд скользнул по красотке, чей наряд и дорогие украшения показывали, как дорого Доминик платит за то, что спит с ней. Мари не заметила ее взгляда, так как в этот момент с досадой следила за Домиником.

Мэг тоже смотрела на Доминика, и у нее перехватило дыхание. Его поза была раскованной и свободной, в ней чувствовалась затаенная мощь. Он стоял неподвижно и наблюдал за Мэг внимательным взглядом орла или бога. В своей одежде он был как ночь, такой же мрачный и темный, с несколькими бликами света, отраженными от доспехов.

Мэг с тревогой заметила, что под плащом Доминика надета кольчуга. Дункан чуть сжал ей руку, давая понять, что тоже обратил внимание на странный свадебный наряд жениха.

«Чему здесь сейчас будет положено начало – браку или войне?»

Этот вопрос так мучил ее, что она практически не следила за церемонией. Как во сне она вставала на колени, поднималась и снова вставала, как во сне слушала высокие чистые голоса, звучащие с хоров, и не слышала их, пока наконец пастор не взглянул на нее осуждающе.

– Я повторяю еще раз, леди Маргарет, – он повысил голос. – Ваше право – отказаться от брака, если вы этого желаете, поскольку супружество освящается церковью и люди вступают в брак по доброй воле. Итак, признаете ли вы Доминика Ле Сабра своим мужем перед Богом и людьми?

Мэг с трудом сдержала слова отказа, которые рвались из ее уст.

Сзади росло волнение. Оно родилось за спиной Дункана и волнами покатилось по толпе. Раздался шепот, и мечи показались из ножен.

Мэг повернула голову и посмотрела на мрачного норманнского рыцаря, который, казалось, прожигал ее взглядом, вырывая ее согласие.

Но он не мог заставить ее. И никто не мог.

Доминик знал это ничуть не хуже Мэг. Перед алтарем женщине, единственный раз в жизни, предоставляется право сказать слово, могущее разрушить планы мужчины.

«Свадьба или война?»

Вдруг Мэг заговорила.

– Да, – произнесла она хрипло, – я признаю этого человека своим мужем перед Богом и людьми.

Дункан не смог подавить горестный возглас.

Со скамьи, где лежал ее отец, не раздалось никаких звуков. Просто до того, как он успел произнести хоть слово, рядом с ним оказался один из людей Саймона. Только один человек видел нож в его руке. И этим человеком был сам сэр Джон. Он благоразумно промолчал, и церемония покатилась дальше.

По той же причине со стороны Дункана не последовало никакого продолжения. Он вовремя почувствовал холодную сталь, которая скользнула по спине и оказалась между ног, прижимаясь к самой ранимой и беззащитной части мужского тела. Холодный пот выступил на лбу шотландца. Умереть в честном бою – это одно. Но быть оскопленным, как каплун, – это совсем другое.

– Не двигайся, – мягко сказал Саймон Дункану.

И Дункан не двигался.

– Если ты только не хочешь разочаровать свою любовницу сегодня ночью и во все последующие ночи, – продолжал Саймон, – помалкивай. Кивни, если понял меня.

Дункан кивнул.

– Передай туфельку леди Маргарет моему брату, как положено по обычаю, – приказал Саймон. – Медленно.

Дункан передал Доминику изящную туфельку, отделанную серебряной тесьмой, с такой осторожностью, словно она могла растаять в руках. После этого он опять застыл без движения и не пошевелился даже для того, чтобы посмотреть, что за странные звуки раздаются там, где стоят его люди. Он догадывался, что у его рыцарей возникли те же проблемы, что и у него самого, и – Саймон чуть пошевелил ножом – понял и оправдал их бездействие.

Тридцать вооруженных мужчин выступили из толпы, отделившись от певчих, которые должны были исполнять свадебную мессу. И хотя ни один из воинов не поднял арбалет, было ясно, что оружие норманнов заряжено и готово к бою.

Мэг смотрела на людей Доминика, которые овладели положением. Им могли ответить только взглядами, полными страха и злобы, но не действием. Она поняла, что Доминик предугадал возможность засады в церкви.

Предугадал и предотвратил.

Ледяная дрожь пробежала по ее телу в ожидании невероятного кровопролития, которое неминуемо должно последовать за разоблачением предательства. Страх за своих людей заставил ее ловить малейшее движение мужа.

Его холодный взгляд пробежал по церкви, как зимний ветер. Никто не двигался. Саксонцы и шотландцы стояли, не шелохнувшись, боясь, что любое их движение окажется последним. И, вероятно, так бы оно и было, поскольку норманнская сталь угрожала самому важному из того, чем дорожит каждый мужчина.

– Неплохо сработано, Саймон, – сказал Доминик.

– Рад стараться.

– Не сомневаюсь.

Доминик отвернулся от толпы и посмотрел на Мэг.

– Поскольку мой подарок на нашу помолвку не понравился тебе, – произнес Доминик холодно, – сегодня я предлагаю совсем другой дар. Я не казню ни одного из тех людей, кто участвовал в предательстве. Ты принимаешь это?

Мэг кивнула, не в силах проронить ни слова.

– Умный поймет, что его новый хозяин милостив, а не слаб, – продолжал Доминик. – Дурак попытается испытать мое терпение еще раз. И умрет.

Хотя Доминик и не повысил голос, его слова долетели до самых отдаленных уголков церкви. Люди Дункана осознали, что не будут убиты немедленно.

Мэг хотела поблагодарить Доминика за неожиданную милость, но, когда кошмар кровопролития отступил, у нее закружилась голова. Церковь медленно поплыла перед глазами, пламя свечей померкло, как будто кто-то набросил на лицо плотную вуаль. Пол закачался под ногами.

Испуганно вскрикнув, Мэг схватилась за Доминика, чтобы удержаться на ногах.

Доминик успел подхватить ее на руки прежде, чем она упала. Серебряная ткань платья слилась с черным плащом, и всем показалось, что это одно роскошное одеяние, настолько серебряный и черный цвета сочетались друг с другом.

Сердце Маргарет под ладонью Доминика билось спокойно, и он понял, что только неожиданное облегчение заставило ее лишиться чувств. Он перевел взгляд на священника.

Лицо пастора было белее полотна, на лбу выступили крупные капли пота.

– Заканчивайте церемонию, – холодно проговорил Доминик.

– Я н-не могу…

– Леди Маргарет сказала свое слово. Заканчивай, или ты умрешь.

Священник начал говорить, но его голос так дрожал, что с трудом можно было разобрать слова. Он завершил церемонию с величайшей поспешностью.

Мэг слышала слова обряда словно издалека. Все происходящее было нереально, кроме ощущения, что она подвела лорда Джона и Дункана, но этим спасла Блэкторн и его обитателей от разорения.

Постепенно сила и энергия человека, который держал ее на руках, захватили Мэг. Она чувствовала, что его присутствие привносит нечто весомое, материальное в ее во многом нереальный мир. Она подняла голову и посмотрела в глаза Доминику, пытаясь отгадать свою судьбу, с которой она только что смирилась, согласившись стать женой этого мрачного норманнского рыцаря.

Свет от пламени свечей не смягчал черты лица Доминика. Наоборот, глубокие тени под скулами и подбородком делали его еще более жестким. Глаза в желтоватом смутном освещении казались такими же ясными и бесцветными, как глаза легендарного Волка Глендруидов. Выражение неумолимости и беспощадности, которое читалось на его лице, получало страшную расшифровку при взгляде на кольчугу, скрытую под черным ниспадающим плащом.

Церковь опять поплыла перед глазами Мэг, но на этот раз не от головокружения. Просто церемония закончилась, и Доминик развернулся и пошел к выходу, неся свою жену на руках так легко, будто она весила не больше платья, в которое была одета.

У церковных дверей Доминик остановился, чтобы понаблюдать за реакцией жителей Блэктор-на. Он хотел знать, предпочитают ли они, как и священник, чтобы их новым хозяином стал Дункан Максвелл.

Неясный ропот прокатился по толпе, когда люди увидели, что их хозяйку мрачный норманнский рыцарь держит на руках, как будто она была имуществом, которое он выносит из взятого города. Глядя на его лицо, словно вырубленное из камня, Мэг прекрасно понимала их сомнения и тревогу. Она сама с трудом верила, что Доминик сдержит свое обещание не предавать смерти Дункана и лорда Джона, а с ними их рыцарей, а со свитой еще множество других. Однако Доминик проявил милосердие. Дункан и ее отец были живы. Доминик умело использовал замешательство, вызванное ее согласием на брак, и использовал его не для того, чтобы начать кровопролитие, а для того, чтобы предотвратить его.

Скрытая тенью колонны, за которой они стояли, Мэг прикоснулась к его щеке, чтобы убедиться, что он сделан из такой же плоти, как и все, а не из стали и что она сама все еще жива и способна почувствовать тепло его тела.

Доминик взглянул в чистые зеленые глаза, глаза самой весны.

– Спасибо за то, что ты их не убил, – сказала Мэг.

– Я сделал это не по мягкости сердца, – ответил Доминик. – Хотя мне доставило бы удовольствие наказать людей, посмевших поднять на меня руку, но мне не хочется становиться хозяином замка, обращенного в руины.

Мэг разочарованно отняла руку от его лица.