Этот внутренний крик, родившись на каких-то первозданных глубинных уровнях ее инстинкта самосохранения, пробившись сквозь вакханалию чувств, вонзился в сознание Карлы, пробуждая его к действию.

Напрягаясь изо всех сил, Карла справилась с неровным дыханием, охлаждая пыл желания, парализующего волю. Она сглотнула, потом еще раз, проталкивая вглубь душившие ее слезы, и сказала с дрожью в голосе:

– Ничего не изменилось.

– Изменилось, – ответил он, губами отворачивая вырез платья и припадая к обнажившемуся плечу. – На открытии галереи ты была холодной и сердитой. Вчера вечером ты была прохладной и сдержанной. Сегодня утром ты пылала... из-за меня.

Его язык кругообразно двигался по ее ключице, вызывая в ней жгучий трепет.

– А сегодня вечером... сегодня вечером ты боишься меня. Почему?

– Я не боюсь тебя! – возразила Карла, вновь и вновь содрогаясь от нежных, томительных движений его языка. – Я... Я не боюсь.

Голос у нее пропал.

Джарид рассмеялся. Проникновенно... Так проникновенно...

Этот наполненный чувственностью звук сначала затуманил ее сознание, словно темная душная ночь окутала ее. А затем его нежный смех пронзил ее, и Карла почувствовала ноющую боль во всем теле – в суставах, на коже, в зубах. Дыхание вдруг стало частым и поверхностным, а боль горячими струями продолжала растекаться в ней, заполняя все пустоты, распаляя воображение. Ей стало казаться, что она уже ощущает жар входящего в нее тела Джарида и страсть обладания, которую тот испытывает.

Это ощущение было невыносимо, оно возбуждало и... ужасало.

Когда Джарид взял из ее дрожащей руки бокал, чтобы отставить в сторонку, она стояла безмолвная, опутанная чарами его дерзкого языка и волнующих пальцев, но все еще способная к борьбе. Однако ее решимость неуклонно шла на убыль. Скользнув пальцами вверх вдоль ее рук и взяв за плечи, он стал медленно поворачивать ее лицом к себе, и по мере этого она все ниже опускала глаза.

– Что с тобой? – спросил он мягким вкрадчивым тоном. – Почему ты так напугана?

– Я не напугана, – настаивала Карла. – Я... Я объяснила тебе причину, почему я передумала.

Она опускала глаза, опасаясь, что он прочтет в них обман.

Джариду не нужно было видеть ее глаз, он услышал ложь в ее голосе. И крепко сдавил пальцами ее податливые плечи.

– Если ничто другое не заставило тебя передумать, – сказал он, медленно привлекая ее дрожавшее тело к себе, – докажи это, согласившись поехать со мной.

Это прозвучало довольно наивно, но вполне могло оказаться очередной ловушкой. И, все еще одолеваемая борьбой между чувствами и здравым смыслом, обеспокоенная необъяснимым яростным влечением ее плоти к его грубой силе, Карла уже готова была согласиться, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать ему и самой себе свою силу воли. Когда же под давлением своего еще сопротивляющегося разума она почти отвергла эту идею как безрассудную, Джарид подлил масла в огонь.

– Ты, видимо, готова спасовать перед любым препятствием, вызывающим в тебе страх, – сказал он с большой долей сожаления в голосе. – Ты меня разочаровываешь. Я думал, ты из более крутого теста.

Уязвленная гордость заставила Карлу высоко поднять голову. Гнев дал ей силы, чтобы вырваться из тисков его рук. В ее глазах зажглось негодование, которое она обратила прямо на него.

– Из более крутого, чем кто? – спросила язвительно-сладким голосом. – Значит, ты оцениваешь меня по мерке какой-нибудь одной или всех вместе взятых, твоих бывших, – она зло улыбнулась, – скажем так, подружек?

– Ага!

Дрожа от гнева, очень напоминающего ревность, Карла взглянула на него с холодным высокомерием, высоко подняв подбородок, и спросила ледяным тоном:

– Что это еще за «ага»?

– Это означает, что я вас понял, – объяснил он очень спокойно.

Карла скрипнула зубами:

– В самом деле?

– Угу.

С трудом сдерживая желание как следует размахнуться и влепить пощечину по его нагло улыбающемуся рту, Карла вздохнула, стараясь успокоиться.

– И что же ты понял?

Ответ Джарида был оскорбительно прямолинеен:

– Я понял, что ты наслушалась кудахтанья сплетниц, – заявил он. – Видимо, рассказ был просто сногсшибателен и задел тебя за живое, раз ты так испугалась. А может быть, просто вызвал зависть к этим... скажем так, подружкам?

Его слова столь точно попали в цель, что Карла ощутила всплеск отчаяния. Отчаяния и сомнения. На что она в самом деле отреагировала: на его очевидную жестокость или на обилие любовных связей? Негодовала ли на его чудовищную жестокость к отцу – и, похоже, ко всем, кто вставал на его пути. – или страдала от ощущения, что может оказаться всего лишь очередной женщиной в длинной очереди поклонниц?

Ответом, вполне ясным для Карлы, послужила острая, жгучая боль в груди. Чувствуя холодок на коже, она заметила интерес, блеснувший в глазах Джарида. Она очень надеялась, что он не прочел ее горьких мыслей, но в то же время боялась, что надежды ее тщетны.

Мысль о том, что ее маска холодного безразличия оказалась не так уж непроницаема, доводила Карлу до тошноты. Она с отчаянием ухватилась за остатки своей бесстрастной позы.

– Завистью? – спросила она насмешливо, чуть приподнимая бровь. – Почему это я должна кому, то завидовать?

Джарид не смягчал своих выпадов и при случае не замедлил ударить ниже пояса:

– Потому что они уже насладились удовольствием, к которому так стремишься ты.

Карла почувствовала, что вся кровь отхлынула от ее лица. Вместе с ней ушли и остатки сомнения. Да, он был жесток, когда преследовал свою цель, – жесток и яростен до бессердечия! Ее же собственный гнев привел ее к поражению.

– Ну и самомнение у тебя! – заявила она, выпалив первое, что пришло в голову. – Я вовсе не испытываю к тебе желания!

– Ты не сможешь меня дурачить, – сухо заметил Джарид. – Сегодня утром ты сгорала от желания.

Кровь прилила к лицу Карлы.

– Я... я не... Я не... Я никогда... – Она замолчала, понимая, как неискренне звучит ее голос.

Джарид имел наглость улыбнуться именно в этот момент. И не просто улыбнуться, а ухмыльнуться с откровенной самоуверенностью мужчины, не сомневающегося в своих чарах. И Карла взорвалась гневом.

Она бушевала, словно действующий вулкан.

– Да как ты смеешь... ты – эгоист, мазила! – заорала она и смерила его подтянутое, стройное тело полным презрения взглядом. От возмущения она опять говорила, не подумав: – Если хочешь знать, с тобой-то я как раз меньше всего боюсь остаться вдвоем – где бы то ни было!

Улыбка Джарида была смертоносной приманкой, и Карла прямехонько попала в эту западню.

– Браво, – выговорил он, поздравляя ее, – завтра же я займусь приготовлениями к нашему путешествию и заеду за тобой в семь часов утра послезавтра. Идет?

– Но подожди! – воскликнула Карла, которой вдруг стало не по себе от противоречивых чувств ужаса и предвкушения, охвативших ее. – Я не соглашалась ехать с тобой!

– Оденься поудобнее, – продолжал Джарид так, словно она и не думала протестовать, – и, пожалуйста, будь готова вовремя. Нам предстоит покрыть большое расстояние за две недели, и я хотел бы выехать как можно раньше.

Черт ее возьми, если она опять не позволила ему надуть себя!

Ясно осознав вдруг, что снова по безрассудству оказалась в ловушке, подстроенной Джаридом, Карла ощутила странное чувство – что-то среднее между яростью и приступом дикого веселья. Она чувствовала, что опять села в лужу, и ей очень хотелось поскорей выбраться оттуда. Возможно, она и преуспела бы в этом, если бы ей не приходилось одновременно бороться с душившим ее смехом, готовым вот-вот сорваться с ее плотно сжатых губ.

Не было сомнений: Джарид Крэдоуг в самом деле жесток. Он к тому же очень умен... а сексуален настолько, что и сам дьявол не сравнится с ним.

Он бросил ей своего рода вызов, и Карла, от ума или по глупости, была убеждена, что должна принять его. Говоря фигурально, его перчатка лежала у ее ног, и Карла подняла ее, примирившись с судьбой.

– Могу ли я попросить назад мое вино? – осведомилась она. Как ни старалась она держаться спокойно, голос опять выдал ее.

Взяв со стола изящный бокал, Джарид, улыбаясь, медленно протянул его ей.

– Ты будешь готова в семь?

Карла медлила с ответом, скрывая свою неуверенность за излишне сосредоточенным видом, с которым поднесла к губам вино. Напряженным взглядом он проследил за движением ее руки; в его глазах мелькнуло понимание, когда ее губы коснулись платинового ободка бокала. Ответная дрожь пробежала по ее телу, и Карла, встревожившись, вернулась к обсуждению некоторых насущных проблем.

– Да, я буду готова, – медленно ответила она, а затем быстро добавила: – Если ты согласишься на некоторые условия.

Одобрительно улыбнувшись ее ловкому маневру, Джарид склонил голову в знак согласия и добродушно предложил:

– Называй свои условия.

Прекрасно понимая, что, даже согласившись на все, он вполне может потом от всего отказаться, Карла осторожно посмотрела в его глаза и принялась перечислять пункты:

– Прежде всего: ты отвезешь меня домой, едва мы достигнем соглашения.

Джарид ответил с обиженным видом:

– Ты не доверяешь мне?

– Нет, – отрезала она. – Кроме того, у меня завтра много работы, и я бы хотела пораньше лечь спать.

– Договорились, – со вздохом согласился Джарид. – Что еще?

Лицо Карлы выражало непреклонную решимость.

– Устраиваясь на ночлег, ты будешь снимать две отдельные комнаты... на разных этажах, если возможно.

– Ты очень подозрительна.

– Точно, – ответила Карла, смело встречая упрек в его взгляде.

Джарид опять тяжело вздохнул.

– Отдельные комнаты. Может, еще что-нибудь? – спросил он, приподнимая черную бровь. – Отдельные столы в ресторане, например?

Карла сделала наивное лицо:

– А ты мог бы?

– Нет.

– Жаль, – она вздохнула точно так же, как он до этого. – Впрочем, я полагаю, даже ты не наберешься наглости соблазнить меня в ресторане при всех.

– Ты так думаешь? – ответил он, и чувственная улыбка, скользнувшая по его губам, отозвалась яркой вспышкой где-то глубоко внутри Карлы. – Если бы я был на твоем месте, милая, я бы не стал так уж сильно рассчитывать на это.

Это было в высшей степени нелепо! Карла знала, что Джарид просто дразнит ее, и тем не менее ощущала сейчас необъяснимую сладостную дрожь от предвкушения чего-то пугающего и в то же время притягивающего ее.

Убеждая себя не выпускать ситуацию из-под контроля, Карла спокойно допила вино. Затем, отвернувшись, ответила Джариду:

– Спасибо за намек. Я постараюсь его запомнить, – добавила она с преувеличенной признательностью. – А теперь я хотела бы поехать домой.

– Но еще рано – чуть больше восьми! – воскликнул Джарид.

Карла помедлила, думая, куда поставить бокал, и посмотрела на него через плечо:

– Ты согласился отвезти меня домой, Джарид, – сказала она с насмешливой улыбкой, – не помнишь?

– Да, но, э-э, разве у тебя нет еще пожеланий и условий?

Она медленно покачала головой: – В данный момент нет. – Она забавлялась видя его очевидные попытки задержать ее. – Но не волнуйся, если я придумаю еще что-нибудь, ты будешь первым, кто узнает об этом.

Джарид перевел взгляд на неубранный стол, располагавшийся в обеденном секторе открытой жилой комнаты.

– Как насчет того, чтобы заняться уборкой? Самодовольная улыбка заиграла на ее губах.

– Оставляю эту работу на тебя, – сказала она, продолжая продвигаться к двери. – У тебя хоть будет чем занять руки... чуть позднее.

– Я могу выдумать множество чертовски более приятных вещей, чтобы занять руки, – проворчал Джарид, выходя с ней из дома.

– Уверена, что можешь, и, даже думаю, уже придумал, – ответила Карла язвительно. – Со своими многочисленными воздыхательницами.

– Думай, что говоришь, солнышко, – прошептал он ей на ухо, усаживая в машину. – Твоя зависть вновь заявляет о себе.

Он был близок к истине, и это рассердило Карлу. Кипя от злости, она подождала, пока Джарид усядется за руль, а затем отплатила несколькими едкими словами:

– Выдаешь желаемое за действительное? Этот грубиян еще и рассмеялся ей в ответ.

– Я просто это знаю, – сказал он, а затем, успокоившись, пристально посмотрел на нее. – Я могу допустить, что тебя раздражает мой эгоизм! Но вот чего, черт возьми, я не могу понять: почему тебя так трогают твои предшественницы?

– Предшественницы? – воскликнула Карла, возмущенная тем, что он умышленно употребил множественное число. Итак, Джарид сам признался в справедливости сказанного Анной о его репутации среди женщин. В ее воображении рисовалось, как он гладит, ласкает, любит другую женщину – много других женщин!!! Это было невыносимо.

Пытаясь подавить подступающую тошноту от пронзившей ее ревности, она запальчиво воскликнула:

– Сколько тебе нужно женщин?! Джарид крепче обхватил руль:

– Что за дурацкий вопрос к мужчине?

– Честный! – парировала Карла. Поскольку она, казалось, была обречена в этот вечер то попадать впросак, то ставить подножки, Карла снова выпалила в избытке чувств, совершенно не думая, что говорит:

– Учитывая твое откровенное намерение затеять со мной любовную связь, довольно странно, что мое любопытство удивляет тебя!

– Да, удивляет! – резко парировал Джарид. – Послушай, милая, я понимаю, что в наш так называемый просвещенный век всем позволено выставлять напоказ все и вся, но я не поклонник этой философии. У меня нет привычки обсуждать свои любовные дела.

Во внешне спокойном тоне его голоса послышались нотки предупреждения.

– Черт возьми, Карла, мне тридцать пять лет! Конечно, были другие женщины, – сказал он, и его черная бровь вновь резко взлетела вверх, – а ты что, надеялась найти девственника?

– Нет, я не надеялась на девственника! – в ответ огрызнулась Карла. – Я ни на что не надеялась и вообще ничего не искала!

– Тогда о чем речь?

Вопрос больно ударил по нервам, тем более что Карла уже и сама собиралась задать его себе.

– Ни о чем, – вдруг стихнув, пробормотала она. – Ни о чем... твои... э-э, делишки меня не волнуют.

– Вот так бы и давно! – Грубость ответа он смягчил вкрадчиво-ласковым тоном. – К тому же, как я понимаю, право на собственность – палка о двух концах. В его голосе послышалась легкая насмешка.

– Разве ты не заметила, что я тебя не расспрашиваю о твоих прежних возлюбленных?

– Прежних возлюбленных? – Карла чуть не задохнулась от нелепости этой фразы. Хотя, разумеется, Джариду было невдомек, насколько смешна она была. И девушка совсем не собиралась просвещать его на этот счет. – Ты даже не удосужился поинтересоваться возможным существованием теперешнего, – отрезала она.

К ее несказанному удивлению, Джарид, словно громом пораженный, вдруг резко выпрямился на своем сиденье.

– А что, есть? – прорычал он.

– Нет! – сразу ответила Карла, напуганная его свирепым взглядом. – Меня бы, конечно, здесь сейчас с тобой не было, если бы он существовал.

– Рад это слышать. – Он медленно поднял руку и провел согнутым пальцем по ее щеке, а затем улыбнулся, почувствовав, как она задрожала от его прикосновений. – Мне не хотелось бы браконьерствовать в заповеднике другого мужчины.

Его голос вдруг наполнился откровенной чувственностью, и Карла испытала новый приступ дрожи.

– Ради тебя я бы не колебался ни мгновения... но большой радости мне бы это не доставило.

– В заповеднике другого! – вспыхнула от гнева Карла. – В заповеднике другого! Ты... ты...

Ее возмущенный протест потонул в его негромком смехе:

– Милая, это просто так говорится.

– К черту твои гнусные мужские выражения заорала Карла. – Заповедник означает владение, я не являюсь и никогда не буду собственное мужчины – какого бы то ни было!

На какое-то мгновение Джарид словно растерялся. Затем вздохнул:

– Замолчи, женщина!

Той же рукой, которой гладил по щеке взял Карлу за подбородок и притянул ее своему рту.

Как успокоительное средство его поцелуй оказался весьма эффективен. Как средство возбуждения... О! Он был восхитителен!

Где-то в глубинах сознания Карла понимала, что ей следовало бы сопротивляться. И тем не менее, по какой-то необъяснимой причине, она сама кинулась в его жаркие объятия, чувствуя, что он дает так же много, как и требует от нее.

То, что она сейчас делала и позволяла делать Джариду, было очень опасным. Карла сознавала это, но самоуверенно убеждала себя, что невосприимчива к затягивающему дурману ощущений и что на самом деле они каким-то странным образом даже успокаивают ее.

Могло ли что-нибудь быть одновременно и опасным, и успокаивающим?

Мысль ускользала от нее, балансируя чуть дальше той черты, до которой могла дотянуться Карла своим сознанием. Какое-то мгновение рассудок Карлы еще боролся со сворой изголодавшихся желаний, но силы были неравны. Голодное желание победило, и сознание начало сдаваться. Время, место и условия их совместного путешествия отошли на задний план – феномен, определяемый выражением: «Я подумаю об этом завтра!» Настоящая жизнь была только здесь и сейчас, в этом мужчине... да, особенно в этом мужчине...

И этот мужчина теперь пробуждал в ней чувства, ощущения, которых она не испытывала раньше. Огонь, бушующий в глубинах ее тела, жег ее сильнее, чем жар приникшего к ней тела Джарида. В его медвежьих объятиях она внезапно почувствовала ее личную защищенность от всех тревог мира. Ее захлестывали эмоции, более мощные, нежели волнение от прикосновений его жадного рта.

Не разумом, а своим трепещущим мудрым телом различала Карла неясные и неопределенные ощущения и желания, переполняющие сейчас ее душу. Стиснутая крепкими руками Джарида внутри его тесной машины, Карла чувствовала себя столь же непринужденно, как и внутри его уютного и просторного дома.

Карла спокойно наслаждалась богатством и неповторимостью момента, когда одно нетерпеливое движение дерзкого языка Джарида вдруг нанесло сокрушительный удар по самой основе ее успокаивающих рассуждений, обнажив глубинную суть ее чувственного отклика.

Исторгая нежные нечленораздельные звуки, еще больше возбуждающие его, она запустила пальцы в темную массу его волос, одновременно извиваясь и дрожа всем телом в ответ на эйфорию, вызываемую этими шелковистыми прядями, когда они, скользя, щекотали ей кожу. Неожиданно выгнув спину, она всем телом подалась вперед, словно желая пронзить его грудь своими изнывающими от напряжения сосками.

Джарид застонал, отвечая на ее стоны, и между ними начался любовный диалог, знакомый лишь пылким любовникам. Его руки неустанно скользили по ее телу, обводя все его изогнутые линии: талию, выпуклости бедер... Ее пальцы облюбовали дорожку от его затылка до чувствительной верхней части шеи.

Они умирали и рождались вновь в вихре возбуждения и бурных эмоций, но им все было мало... Каждая клеточка их тел, все чувства, клокочущие в их душах, вдруг восстали и потребовали объединения.

Пробормотав проклятие, Джарид оторвался от ее губ и откинулся всем телом на дверцу, которая с трудом выдержала такой напор. Потрясенная, неожиданно лишившись всякой опоры, Карла в смятении посмотрела на него, с невероятным трудом пытаясь унять дыхание и бешеный ритм сердца.

А Джарид, сжимая руль, наблюдал, как от напряжения бледнеют костяшки пальцев. Сжатые до предела безмолвные мгновения складывались в одно мучительное бесконечное молчание. В этот короткий промежуток времени рассудок Карлы, пробившись через пелену ощущений, смог заставить ее вернуться в реальный мир и посмотреть трезво на происходящее... и на саму себя. И теперь уже не чувственный жар вдруг прилил к голове, заставляя пылать щеки. Сгорая от стыда за свое распутство, с каким она внезапно отдалась накатившему на нее желанию, Карла пробормотала с нервной дрожью в голосе:

– Джарид, я... я не знаю, что и сказать. Я... Она смолкла, когда он, резко повернувшись, хмуро посмотрел на нее:

– Я никогда, слышишь, никогда не желал ни одну женщину так отчаянно, как я хотел сейчас тебя, – сказал он резко и как-то безнадежно. – Черт возьми, Карла, что это за женские игры ты затеяла? Хочешь свести меня с ума?

Карлу обожгла оскорбительность его тона, равно как и смысл сердитого вопроса.

– Никаких женских игр я не затевала! – воскликнула она с возмущением.

– Нет? – рассмеялся Джарид, и этот скрипучий смех вызвал у нее то же чувство, какое бывает, когда пилка для ногтей царапает неровную поверхность. – Тогда за каким чертом ты разыгрывала из себя недотрогу всего каких-то десять минут назад в Доме?

Он засмеялся громче и злее.

– «Закажи нам отдельные спальни», – передразнил он ее. – «Да еще, если возможно, на разных этажах!»

Карла с трудом сглотнула:

– Условия остаются в силе, Джарид.

Он застонал на мгновение, и в его холодном молчании ей почудилась угроза.

– Если ты думаешь, что я собираюсь в течение этих двух недель позволять тебе сексуальные капризы, подобные сегодняшним, то выкинь это из своей прелестной головки! – рявкнул он наконец. – На каждой остановке я буду снимать только одну комнату, в которой мы будем спать вместе.

Негодование внутри Карлы боролось с предвкушением, и негодование победило. Когда-то она уже позволила мужчине манипулировать собой. Больше она этого не допустит. Подняв голову, она пристально, с ледяным спокойствием посмотрела на него.

– В таком случае, – холодно сказала она, – я не поеду с тобой.

Мышцы лица ее непроизвольно сократились, когда она сощурилась, но Карла нашла в себе силы продолжить:

– А теперь, пожалуйста, отвези меня домой.

– Черт тебя побери, Карла... – начал Джарид запальчиво.

– Пожалуйста, Джарид, – тихим голосом прервала она его раздраженную тираду. Отвернувшись, чтобы не видеть его сердито сжатого рта и сверкающих гневом глаз, Карла посмотрела через боковое стекло на звездное ночное небо. Она чуть вздрогнула, когда Джарид крепко выругался, но, услышав звук запускаемого двигателя, с легким вздохом облегчения откинулась на спинку сиденья.

К ее квартире они ехали в абсолютном молчании. Джарид бешено гнал по извилистой, проложенной по самому краю обрыва дороге, и Карла, стиснув зубы, держала свои возражения при себе. Когда машина, взвизгнув тормозами, остановилась наконец перед ее домом, девушку вновь охватил нервный озноб от всех переживаний этого вечера Спеша поскорее убежать, она отстегнула ремень на ощупь нашла ручку дверцы. Когда она поспешно выбиралась из машины и одной ногой уже ступила на тротуар, ее остановил суровый голос Джарида.

– Ты выиграла, Карла.

Наполовину высунувшись из автомобиля, Карла обернулась.

– Выиграла? – повторила она. – Что выиграла? На губах Джарида появилась ироническая улыбка.

– Ты выиграла эту партию, радость моя, – уехало растягивая слова, произнес он. – Я принимаю твои условия.

Карла провела беспокойную ночь. На нее навалилось слишком много вопросов и впечатлений, а еще больше сомнений, чтобы она могла спокойно заснуть.

Усталая и измученная всем происшедшим за этот безумный день, она быстро исполнила все вечерние ритуалы и залезла в холодную постель, в тщетной надежде перехитрить себя и найти лазейку в забытье. Но это ей никак не удавалось. После нескольких мысленных упражнений, с помощью которых ей иногда удавалось заснуть, она сбросила сбившееся покрывало и вылезла из кровати. Надевая рубашку, мрачно посмотрела на будильник. И когда там высветились цифры 11:59, тяжело, с покорным стоном вздохнула.

– Ну, Золушка, – пробормотала она и устало Оправилась в свою маленькую кухню. – Еще минута, и твоя голова превратится в тыкву.

Насмешливо улыбаясь самой себе, Карла щелкала выключателем и прошлепала к раковине. Протянув руку за стаканом, что стоял на полке навесного шкафчика, она внезапно застыла, только до нее дошел смысл двух слов, которые вот уже некоторое время вертелись у нее в голове.

Три дня.

Карла нахмурилась, не совсем понимая еще что говорит громко сама с собой.

– Три дня?

Забыв о стакане молока, приготовленном, чтобы запить две таблетки аспирина, которые она приняла от ноющей боли в затылке, Карла опустилась на стул и прищурила глаза, расслабленно глядя в одну точку.

Всего три коротких дня прошло с памятного дня открытия галереи, когда Карла впервые заметила Джарида. Она удивленно, невесело рассмеялась. Но это же совершенно непостижимо, изумилась она. Как это возможно, чтобы мужчина, обыкновенный мужчина так основательно перевернул всю ее жизнь за какие-то семьдесят два часа? – недоумевая, спрашивала она себя.

Меньше десяти минут – а иногда и гораздо меньше – требуется, чтобы совершить один из наиболее физически и эмоционально истощающих ритуалов, известных животным, людям и, наверное, кому-то еще.

Эта странная мысль заставила Карлу поморщиться и упрекнуть себя за попытку уйти от ответа с помощью праздного словоблудия. Однако, невольно задумавшись над этим, она вдруг спросила себя, а не тут ли кроется самая суть ее проблемы и ответ на главный вопрос, мучивший ее?

Нахмурив брови, Карла начала тщательный отбор всех «за» и «против», которые тут же укладывала в некую единую схему. Все это напоминало детскую игру, в которой противники наносят точку за точкой на бумагу, двигаясь к определенной цели. В результате появляется причудливый рисунок И тот рисунок, что возник сейчас в голове у Карлы, едва ли напоминал беззаботную игру между мужчиной и женщиной, но говорил о битве между сексуальными половинами рода человеческого. Так с тоской понимала Карла, слово «секс» играло здесь ключевую роль.

Хотя ей стало неуютно от этой мысли, но приходилось признать, что сексуальное чувство взаимного влечения вспыхнуло у них с первой же встречи. И сколько бы Карла ни сопротивлялась, она понимала, что это влечение усиливалось с каждой их новой встречей.

С горестным вздохом Карла вдруг поняла, что какие бы хитрости она ни придумывала, пытаясь обмануть свою природу, та неумолимо будет напоминать о себе и отравлять душу.

Влечение друг к другу – как бы его ни объясняли – на самом деле было не более и не менее, чем чистейшее опознание своего сексуального... желания... голода... страсти.

– Нет!

Опрокинув стул, Карла в резком порыве вскочила на ноги, делая последнюю отчаянную попытку убежать от очевидного. Она бросилась в спальню и в сердцах, пробегая мимо, резко щелкнула выключателем света на кухне. Но обогнать свои мысли ей так и не удалось.

Желание.

Голод.

Страсть.

Эти слова в конце концов привели Карлу в исступление. Она слишком много приложила усилий и зашла слишком далеко в своем убеждении, что никогда не станет уязвимой для мужчины, чтобы сдаться сейчас без боя... даже если сражаться ей придется с собой.

Закинув руки за голову и массируя болезненно Напрягшуюся шею, Карла широкими шагами мерила комнату, мучая себя вопросами и тут же находя на них беспощадные ответы.

Что же ей делать ?

Не терять головы!

Но как ей защитить себя? Как ей вести себя с ним?

С холодной отчужденностью, спокойно и бесстрастно.

Почему она согласилась на это путешествие?

Потому что он завел ее.

Вот она – чистая, голая правда. И хотя Карле все это очень не нравилось, она понимала, что выбора у нее не было. Все, что она могла сделать сейчас, это решить, как не выпустить ситуацию из-под контроля.

Начиная покачиваться от усталости, Карла сбросила халат и нырнула в постель. Простыни успели остыть. Она поежилась от прохлады и невольно улыбнулась причудливой мысли, вдруг пришедшей в голову: как было бы сейчас хорошо, если бы простыни оставались теплыми, а она сама хоть немного остыла...

Но ей этого не удавалось вот уже три дня, а если и удавалось, то совсем ненадолго...

Дрожа, Карла беспокойно ерзала по простыне. Она вспомнила пустоту и отчаяние, охватившие ее, когда она узнала, что Джарид прославился своей жестокостью, особенно в отношении женщин, и как мгновенно эти чувства превратились в свою противоположность, едва она оказалась под прямым огнем его сокрушительного обаяния.

Воспоминание о его пылких ласках наполнило Карлу жаром, согревая ее и внутри и снаружи. Память разыгралась, и Карла медленно прикрыла глаза под наплывом ощущений, которые испытала в плену объятий Джарида. Она закинула руки за голову и с томной чувственностью задвигала бедрами. Трение простыни вызывало в памяти волнующие прикосновения рук Джарида, ласкающих ее бедра. Глубокий, страстный вздох вырвался из ее груди – и вывел ее из транса.

Она широко раскрыла глаза... И застонала от отвращения к самой себе.

Что это такое она делала сейчас?

Карла всегда была слишком занятой или слишком упрямой – какой именно, она пока не решила, – чтобы увлекаться мечтаниями или сексуальными фантазиями по поводу мужчины-идеала. И теперь вдруг обнаружить себя исторгающей страстные вздохи, ерзающей в постели, предаваясь мечтам о Джариде Крэдоуге... Нет, это уж слишком!

Карла села в постели, выпрямила спину и нахмурилась. С тщательностью, рожденной отчаянием, она заставила себя вспомнить все гневные реплики Анны по поводу любовных связей Джарида, которые, как она поняла, он рвал с безжалостной холодностью. Пытаясь найти для себя оправдание, она насмешливо сказала самой себе, что коль скоро Джарид – потребитель, вполне логично было бы заключить, что он использует и ее.

Но зачем? Губы Карлы скривились в усмешке. Какая же она глупая! Это ведь так очевидно.

Картина!

Ответ напрашивался сам собой. Болезненное чувство обиды и гнева отдалось болью в животе, едва она вспомнила ярость и грубость Джарида, когда отказалась продать ему картину в день открытия галереи.

Как она могла забыть об этом, укоряла себя Карла. Всем своим поведением Джарид ясно давал ей понять свое намерение получить портрет.