Лето 1960 по времени Земли

Ричард Блейд еще не завтракал. Он стоял на ступеньках бетонного крыльца, уговаривая себя вернуться в теплую квартиру. Перед ним стоял весьма серьезный вопрос, начинать ли утро уикенда с подвига, а именно — бежать ли пять миль под дождем, или ограничиться простой разминкой? Тут он вспомнил инструктора Мак-Мея и его золотые слова. «Если находишься перед выбором -так поступить или эдак, подумай, что, сделав так, ты покажешь, что любишь себя, а поступив эдак — что уважаешь». Блейд называл это изречение «теорией разумного эгоизма» и часто им пользовался. Вот и сейчас он поплотней закрыл дверь, легко сбежал по ступенькам и повернул на улицу, что вела к парку.

Дождь почти кончился. Запоздалые капли торопились упасть на землю и скорей присоединиться к и без того огромным лужам и быстрым ручьям, бегущим вдоль дороги. Для Ричарда стало своеобразной игрой — угадать, кроны какого дерева в следующий раз коснется порыв теплого влажного ветра, и не попасть под поток воды. Это настолько увлекло его, что обычная утренняя пробежка показалась необычно короткой. Повернув на свою улицу, он замедлил бег и восстанавливая дыхание, как всегда получил огромное удовольствие, он чувствовал, сколько свежего воздуха вливается в легкие, как свободно пружинят разогретые бегом ноги и какой, в сущности, славный парень этот Ричард Блейд. Приятно было сознавать, что за последнее время по крайней мере две знакомые девушки имели такое же мнение о молодом разведчике.

Эти симпатичные подружки работали секретаршами в колледже причем Элейн (брюнетка, по вечерам читает Шелли, боится собак и лошадей) была совершенно уверена, что Ричард — начинающий агент по продаже недвижимости, а Маргарет (блондинка, предпочитает Годара, не боится ничего) подозревала в Блейде биржевого игрока. Его вполне устраивали эти новые профессии, позволявшие, не углубляясь в детали, с умным видом уходить от расспросов о работе. Ричарду нравились эти девушки, хотя иногда, наблюдая со стороны, как Элейн разговаривает с шофером такси или как Маргарет пьет шампанское, он становился в тупик, пытаясь представить свою мать в этом возрасте. Чуть больше года прошло с ночного телефонного звонка, поставившего две последние даты в жизни Питера Джайруса и Анны Марии Блейд.

В детстве, когда Ричард был совсем маленьким и еще не очень разбирался в днях недели и годах, он думал, что дети, вырастая, догоняют родителей по возрасту и когда-нибудь они с отцом будут ровесниками. Конечно, повзрослев, он понял свою ошибку, но только после смерти родителей стал задумываться о более глубоком смысле своего детского заблуждения. Как будто кто-то (Ричард даже в мыслях не называл его Богом) поставил точку в жизни двух самых близких ему людей, и теперь ему будет тридцать пять, и сорок, и, может быть, пятьдесят, как когда-то отцу, а возраст родителей не увеличится уже ни на день. Впрочем, это была еще слишком больная тема.

Когда в первый раз после похорон Ричард рассматривал старые фотографии из семейного альбома, на одной из них, датированной 1927 годом, строгая красивая женщина стояла на широкой светлой лестнице, положив удивительно тонкую изящную руку на перила. Ему так и не удалось убедить себя, что на этом снимке мама — его ровесница. И он безуспешно пробовал представить ее за рулем спортивной машины или на вечеринке, с сигаретой и в чем-нибудь из гардероба своих знакомых девушек. Больше всего эти молодые симпатичные особы подходили под отцовское понятие «современные девушки», произносимое, впрочем, безо всякого осуждения или порицания; то была лишь спокойная констатация того факта, что мир изменяется и в первую очередь это отражается на автомобилях и молодежи. И хотя усилиями техническою прогресса Ла-Манш уже давно не являлся серьезной преградой для путешествий на континент и обратно, Ричард был почему-то уверен, что главным препятствием для новомодных течений из сумасшедшей нынешней Европы станет, безусловно, консерватизм его соотечественников.

Поэтому, хотя с Маргарет он чувствовал себя намного проще и свободней, какая-то неуловимая черточка в Элейн заставляла его по крайней море раз в неделю искать с ней встречи. Тут он снова вспоминал слова отца о том, что в мужчине, кроме жажды подвигов и славы, всегда останется стремление когонибудь защищать. Жаль только, что со временем все меньше остается беззащитных женщин, которых хотелось бы заслонить от мира. Видимо, Элейн затрагивала именно эту струну в его душе. Честно говоря, общаться с девушкой было не всегда легко. После свидания — обычно недолгого и неуютного — он чувствовал себя задерганным и неуклюжим и в очередной раз давал себе слово записаться в местную библиотеку. Однажды, после двухчасового сидения в каком-то старушечьем кафе во время проливного дождя и после шестой чашки чая — Элейн была такая красивая, но разговор совершенно не клеился, — Блейд с ужасом обнаружил желание писать стихи. После нескольких тренировок в спортзале и десятимильного кросса это крамольное желание полностью исчезло, но с тех пор он стал внимательней относиться к себе и не допускать подобных слабостей, справедливо полагая, что хороший разведчик и хороший поэт не могут быть одним и тем же лицом одновременно.

С Маргарет они никогда не ходили пить чай в кафе, да, собственно, и чая-то не употребляли. У нее были короткие рыжеватые волосы, подстриженные нарочито небрежно каким-то супермодным лондонским парикмахером, немного злые зеленые глаза и отличные ноги. А также автомобиль, богатые родственники и бесшабашный покладистый характер человека, которому, в общем-то, ничего особенного от этой жизни не нужно. Однажды Блейд спросил Маргарет, зачем при ее деньгах она работает секретаршей. Девушка на секунду задумалась, а потом выпалила скороговоркой:

— Во-первых, в семейных спорах моя работа лишний аргумент в пользу того, что я самостоятельный человек, а во-вторых, в колледже такие милые люди… Знаешь, как иногда надоедает общество людей, у которых для каждого галстука — своя бриллиантовая заколка!

Временами Ричард был совершенно уверен, что влюблен в Маргарет. Когда, например, увозя его на очередной концерт то ли «Пауков», то ли «Дирижаблей», она, мельком улыбнувшись, надевала темные очки и что есть мочи давила на педаль газа.

Занятый столь приятными мыслями, Блейд снял мокрую обувь и, с наслаждением шлепая босыми ногами по полу, отправился на кухню готовить завтрак. Утро уикенда, даже если оно начинается с дождя, тем не менее, вещь приятная. Не вспоминая в подробностях прошедшую неделю, можно было коротко и честно сказать, что потрудился он на славу, и впереди было два заслуженных дня отдыха. Для Ричарда это было сейчас большой редкостью, зато во время последнего разговора с Дж., главой спецотдела МИ6, он уловил — несмотря на обычную сдержанность шефа — некие одобрительные интонации в его голосе и довольное покашливание. Под конец шеф настолько расщедрился, что пообещал Блейду и следующий уикенд — как он выразился, «при условии успешного выполнения небольшого поручения». И хотя молодой разведчик прекрасно понимал, что за «небольшим поручением» может скрываться все, что угодно, от измерения температуры исландских гейзеров до снятия отпечатков пальцев у египетских мумий, он поспешил договориться на следующую субботу с Элейн насчет пикника.

Впрочем, до этого была еще целая неделя, а вот сегодня — Ричард посмотрел на часы — ровно через тридцать минут за ним заедет Маргарет, и никакой мистер Дж. вместе со всем своим отделом не помешают ему целоваться с девушкой хоть через каждую милю на пути в Ливерпуль. Маргарет готовила Ричарду сюрприз, но он уже догадался, куда они поедут. Во-первых, она уже не раз говорила о какой-то модной группе из Ливерпуля, во-вторых, из утренней газеты Ричард узнал, что сегодня эта группа возвращается из Гамбурга и вечером даст концерт, ну а, в-третьих, был еще и дядя Маргарет, обитавший в некоем крупном портовом городе и давно ждавший племянницу в гости Короче, задачка для первого курса разведшколы!

Допивая сок, Ричард раздумывал, поразить ли девушку своей проницательностью или удивиться сюрпризу. Это было уже из программы второго курса. «Никогда не показывай, насколько много ты знаешь — этого может оказаться или недостаточно, или слишком много. Не раскрывайся ни перед кем». На минуту у Блейда даже испортилось настроение «Черт, — подумал он, -неужели теперь я всегда и во всем буду оставаться разведчиком? Никогда не смогу расслабиться и побыть просто человеком?» Поразмыслив, он с некоторой гордостью решил, что совсем неплохо, когда есть люди, всегда стоящие на посту; к тому же оставаться всегда разведчиком вовсе не означало видеть во всех шпионов, и уж совсем грех было бы не воспользоваться в жизни профессиональными знаниями. Он припомнил профессора Джонсона, читавшего курс социальной психологии в Оксфорде. На его лекции о корректном разрешении семейных конфликтов набивались полные аудитории. Студенты слушали его, раскрыв рты, и выходили оттуда просветленными, взявшись за руки, как ребятишки из детского сада. При этом у самого профессора имелось на счету четыре супруги и три скандальных бракоразводных процесса, ходили даже слухи, что последнюю из жен он даже поколачивает под горячую руку. Ничего удивительного! Просто он считал невозможным вторжение своей науки в личную жизнь. Ричард покачал головой, вспоминая мистера Джонсона. После чего натянул новый свитер с диковатым модным рисунком, вышел на улицу и стал ждать обещанного сюрприза.

Машину Блейд вел сам. Ему очень нравилось наблюдать, как Маргарет поправляет волосы, глядясь в зеркало заднего вида, крутит ручку приемника или машет рукой проезжающим мимо машинам, но он предпочитал, чтобы в это самое время у нее в руках не было руля.

— Ну, как тебе мой сюрприз? — поинтересовалась Маргарет, стряхивая пепел в хромированную пепельницу и устраиваясь на сиденье так, как это умеют делать красивые девушки с длинными ногами в шикарных машинах. — Если ты немножко прибавишь газу, мы успеем перекусить по дороге. Концерт начинается в семь, а после можно пойти куда-нибудь потанцевать. Дядя немножко обиделся, что мы не поужинаем с ним, зато весь дом в нашем распоряжении.

Девушка замолчала, и Ричарду показалось, что она поглядела на него, но, повернувшись, он увидел, что Маргарет смотрит прямо на дорогу, уйдя в свои мысли и улыбаясь одними глазами. Всегда, когда у Маргарет было такое выражение лица, ему хотелось немедленно поцеловать ее. Не видя к этому никаких препятствий, Ричард остановил машину, и тут уж, честно сказать, агента Блейда не было на посту по крайней мере полчаса.

Погода не улучшалась. Уже несколько раз они въезжали в дождь и «дворники» старательно ерзали по стеклу, размазывая грязноватую воду.

— Забыла тебе сказать, ты только не пугайся, но на концерте еще будет мой сумасшедший братец — Маргарет снова закурила, будто из воздуха достав зажженную сигарету.

— Сумасшедший?

— Ну, он не настоящий псих, конечно. Просто таскается со своими музыкантами по всей стране, бросил учебу и хочет стать барабанщиком. Даже живет отдельно от дяди, потому что замучил весь дом своим грохотом, — Она сильно затянулась сигаретой и, выдохнув целый клуб дыма, добавила. — Когда ему было четыре года, он сообщил, что женится на мне. Боюсь, с тех пор он не сильно поумнел.

Ричард призадумался, соображая, не променял ли он шило на мыло, получив вместо ужина с почтенным дядюшкой вечерок с сумасшедшим братцем.

При въезде в Ливерпуль Маргарет, заявив, что лучше знает окрестности, пересела за руль и буквально через полчаса, основательно помотав нервы почтенным леди и джентльменам, вышедшим на прогулку по родному городу, лихо затормозила у дверей небольшого старинного особняка.

Ричард был представлен дяде — немолодому приятному господину с ужасно смешными усами и неуловимым дефектом речи; несколько минут содержательно побеседовал с ним о положении дел в промышленности и снова был усажен в машину. Блейд обещал себе непременно перенять то сдержанно-страдающее выражение лица, которое у серьезных людей служило ответом на вопрос: «Как обстоят дела на бирже?» Маргарет, видимо, уже поделилась с дядей своими предположениями о занятиях приятеля. «Неплохо бы потренироваться перед зеркалом», — решил разведчик, выходя из автомобиля около небольшого кафе.

— Клуб совсем рядом, поэтому машину можно оставить здесь. — Девушка уже сняла свой ярко-желтый шуршащий плащ и села за столик у окна. — Я страшно проголодалась, и еще, я думаю, нам нужно чего-нибудь выпить.

Они заказали салат, форель, бутылку чуть сладкого белого вина, сыр и кофе.

— Ну вот, а теперь я объелась, — заявила Маргарет через некоторое время, с сожалением поглядывая на витрину с пирожными. — Я вообще-то ужасная обжора и слишком много думаю о еде, вине и всем прочем.

— От вина люди винятся, — строго заметил Блейд, допивая кофе.

— А от перца перечат, — тут же подхватила она, смеясь.

— От сдобы — добреют.

— От горчицы — огорчаются, — от смеха Маргарет даже уронила корзиночку с хлебом. — А от сыра, от сыра?

— МуСЫРят, — ответил Ричард, пытаясь собрать крошки с пола под осуждающим взглядом официанта.

То, что Маргарет называла клубом (яркая вывеска сообщала, что он назывался «Луна»), оказалось мрачноватым подвальным помещением с низким потолком и кирпичными стенами. В дальнем его конце находилась невысокая эстрада.

Как выяснилось, знающие люди приходят на концерт по крайней мере на час позже назначенного срока. Публики было немного, а кто из присутствующих был музыкантом, и вовсе казалось непонятным. У стены стояли две гитары. Какие-то люди с деловым видом ходили и бегали туда-сюда, изредка постукивая по микрофонам. Все переговаривались и перекрикивались друг с другом на не совсем понятном языке. Судя по обилию сильных выражений явно немецкого происхождения, гастроли в Гамбурге прошли бурно, но успешно. Зрители прибывали и начинали шуметь.

Ждали барабаны. Их должен был привезти как раз сумасшедший родственник Маргарет.

— А я что — пришитый? — надрывался худой длинный парень, похожий на обиженного гусенка с сигаретой в клюве. — Это его стучалово, он держал, что поставит не позже семи!

— Он хоть на колесах?

— Ясно, не своими!

Изредка, реагируя, видно, на постукивания, жутко взвывал один из микрофонов, на что толпа отвечала дружным ревом и свистом. За исключением нескольких уже слишком веселых и непричесанных молодых людей, публика была приятная и сплоченная. Курили почти все, но вентиляция пока справлялась.

Барабаны, как им и положено, появились со страшным грохотом. За ними вихрем выскочил лохматый парень, у которого майка почему-то была надета прямо на свитер. Покрикивая и нервно оглядываясь по сторонам, он быстро пристроил барабаны на сцене, хлопнул по плечу маленького носатого барабанщика и прыжком очутился около Маргарет.

— Рапунцель, Рапунцель, — заорал он, — свесь свои косоньки вниз!

— Не пугайся, Ричард, это он так здоровается, — спокойно сказала девушка. — Познакомься, мой брат Джошуа. Джошуа, это Ричард.

— Брат! — прокричал родственник, пожимая Блейду руку. — Но троюродный, а потому — очень ревнивый!

Его можно было бы назвать симпатичным, если немножко умыть и уменьшить громкость. Впрочем, Маргарет не обращала на брата особого внимания, да и он, похоже, лишь продолжал начатую и детстве игру во влюбленного кузена.

Концерт все-таки начался, к великой радости уже уставшей публики. Надо честно сказать, музыка Ричарду понравилась. Минут через десять он заметил, что пытается пританцовывать и подпевать вместе со всеми. Он почти понял то удовольствие, которое получает человек, сливаясь с толпой, когда ударник за барабанами задает общий ритм, а голос солиста, то сливаясь, то перебивая гитару, выпевает простые, но казавшиеся в тот момент очень мудрыми слова. И все-таки какой-то крошечный нюанс мешал Блейду полностью раствориться в музыке. Сосредоточившись, он понял, в чем дело. К густому табачному дыму примешивался новый запах. Обоняние и память никогда не подводили разведчика. В зале кто-то курил марихуану.

Как любой нормальный человек и подающий надежды разведчик, Ричард Блейд относился к наркотикам брезгливоагрессивно. С одной стороны, для себя он уже создал образ настоящего мужчины, в который никак не вписывались рахитичного вида молодые люди с неуверенной походкой, безумным взглядом и набитой отравой сигаретой. Замечательную деталь для своего имиджа он прибавил не так давно, во время командировки в одну из африканских стран. Однажды ночью ему пришлось остановиться на ночлег вместе с несколькими неграми из очень дикого, совсем примитивного племени. В каждом из небольших шатров, которые они разбили, места хватало только для двоих. Было очень холодно, но единственный плащ, который достался Ричарду, его спутник повесил между ними, перегородив палатку пополам. На недоуменный вопрос Блейда туземец, с трудом подбирая слова, объяснил, что во сне мужчина становится беспомощным, а смотреть на слабого мужчину — большой грех.

С другой стороны, жизнь, а точнее — профессия, уже столкнула Ричарда с теми предприимчивыми добряками, которые, вначале задаром, готовы помочь любому повеселиться, расслабиться или забыться на всю катушку. За последующие дозы удовольствия уже требовалось платить, и чем дальше, тем больше. Схема была простой, как алфавит, но приносила огромные деньги. И, судя по всему, отделы по борьбе с наркотиками будут расширяться еще не раз.

Теперь же, как бдительный профессионал, Блейд должен был принять меры — сообщить в полицию, найти провинившихся курильщиков, оштрафовать владельца клуба. Однако, посмотрев на Маргарет, сидевшую с восторженным лицом, на приплясывающих девушек и парней, представив, какая кутерьма здесь начнется, Ричард почувствовал себя предателем. К тому же, рассудил он, эффективность такой неподготовленной акции была бы очень низка, ведь достаточно просто бросить сигарету на пол, и тут уж ничего не докажешь. «Ладно, — подумал он, — не буду изображать из себя Цербера, но хозяина этого подвала с поэтичным названием „Луна“ предупредить бы не мешало! Чтоб не смотрел сквозь пальцы на безобразия, которые творятся под его крышей!»

Хорошее настроение куда-то пропало, и остальные шлягеры Блейд слушал невнимательно, уже без желания подпевать. Отметив, что публика реагирует все более и более горячо, и что в их углу уже стало тесно и жарко, он с облегчением услышал, что будет исполнена последняя песня. В последовавшем за этим взрыве то ли радости, то ли негодования Ричард, видно, не расслышал, что Маргарет обращается к нему, поэтому ее следующая фраза прозвучала почти резко:

— Ты что, уснул? Я устала! Пойдем на воздух. А то сейчас тут начнется давка.

Они стали проталкиваться к выходу, Блейд на секунду засомневался, не нужно ли попрощаться с Джошуа, но в этих стенах, похоже, не очень-то следили за приличиями. По пути им пришлось пройти мимо по крайней мере трех парочек, которые столь усердно занимались друг другом, что это создавало опасность уже не только моральному, но и физическому здоровью окружающих.

На улице было темно и свежо. Маргарет с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух и тут же — о, клубок противоречий! — достала сигарету.

— По-моему, очень неплохие ребята, — заметила она о музыкантах. -Мне понравилось, но если б было поменьше народу, было бы лучше.

— Неплохое исполнение, — сдержанно отозвался Ричард. Не обсуждать же с девушкой проблему наркотиков! — Куда мы отправимся? Ты, кажется, хотела потанцевать?

Маргарет остановилась и, покачав головой, решительно сказала:

— Я передумала. Сейчас мы найдем за углом заведение, где нам дадут по стаканчику чего-нибудь покрепче, потом вернемся к дяде и попросим разогреть нам ужин. Я не хочу ни в какой ресторан. Сегодня мне нравится ронять вилки, чавкать, хлюпать, макать хлеб в соус и оставлять жирные следы на стакане с вином.

Ричард живо представил себе эту картину и решил, что в исполнении Маргарет это выглядело бы очень аппетитно. Правда, конец тирады его слегка озадачил:

— А потом можно будет посмотреть дядину коллекцию гравюр. Там есть ужасно интересные, про средневековую инквизицию.

У Блейда возникло сразу множество вопросов и сомнений по поводу такой культурной программы вечера, но возражать он не стал, решив, что настоящие мужчины не спорят с красивыми девушками, но при случае берут инициативу в свои руки. Поэтому, осторожно обняв Маргарет за плечи и шепнув: «Я с детства интересуюсь инквизицией», — он поцеловал ее в губы.

В этот момент кто-то, треснув Ричарда по спине, заорал ему а самое ухо:

— Я сразу понял, что вы смываетесь! Держу пари, что вы идете выпить! И я принес вам две радостные новости! Вопервых, я знаю, куда идти, а во-вторых, я иду с вами!

За ними стоял Джошуа, на лице которого расплывалась идиотски-счастливая улыбка ребенка, увидевшего двух СантаКлаусов сразу. Маргарет, морщась, потирала плечо — ей, видно, тоже досталось от души, по-родственному. Через минуту братец уже тащил вяло упиравшихся Ричарда и Маргарет куда-то в темный переулок, не слушая никаких возражений, которые он постоянно перебивал оглушительными радостными воплями вперемешку с непечатными выражениями. Блейд мог нейтрализовать молодца одним ударом, но не хотел делать этого в присутствии девушки. Поэтому, не имея выхода для злости и стараясь не смотреть на столь привлекательный объект приложения кулака, он сосредоточился на философском осмыслении темы «Роль идиотов в истории».

— Слушайте, а может, завернем ко мне? Я здесь недалеко живу. — Эта новая идея добавила энтузиазма и без того кипевшему энергией Джошуа. После долгой перепалки и весьма хаотических перемещений по улице было решено не идти к нему в гости, хотя Джошуа уговаривал очень страстно и даже несколько раз пытался встать на колени. Он уверял, что его квартира — самое уютное жилище во всем городе, и даже показывал свои окна; правда, каждый раз разные.

В каком-то скверике он уселся на клумбу, достал красивый серебряный портсигар, вытащил из него тонкую сигарету и закурил. Тут Ричарду стада окончательно понятна причина необычного настроения молодого человека, которое как раз в этот момент резко изменилось. Поливая слезами цветы, Джошуа очень невнятно и длинно стал рассказывать что-то о своих ушах. Они, понимаете ли, аномально быстро росли. Каждый день на два дюйма в высоту. Или в ширину. Короче, уши причиняли ему массу неудобств. Да и стыдно просто, с такими-то лопухами за барабанами сидеть! Все смеются. Он дошел в своем рассказе до самого драматичного момента, а именно истории о женщине, которая наступила ему на ухо, когда он завязывал шнурок на ботинке — тут Джошуа изобразил глубокий вздох, — когда терпение Блейда лопнуло. Он повернулся к Маргарет:

— Я не могу больше слушать этого кретина! Нужно отправить его домой. Где он живет, ты знаешь?

— Нет… Но, по-моему, где-то рядом. Джошуа, милый, где твой дом? Мы тебя проводим.

Ричарда всегда поражала способность женщин разговаривать с невменяемыми придурками, как с малыми детьми. Братец рыдал и адреса сообщать не хотел.

— Что это с ним? — растерянно сказала девушка. — Может, у него что-нибудь случилось?

— Случилось? Выпадение мозгов у него случилось! Ты еще не поняла, что за сигаретки курит твой милый сумасшедший братик? Это марихуана! Слышала такое слово? Нужно сдать его в полицию вместе с портсигаром, там ему устроят длительные гастроли!

Тут уж стала закипать и Маргарет:

— Я не позволю отдать моего брата в полицию! Мы заберем его с собой!

— Заберем с собой? И будем все вместе рассматривать гравюры? — Ричард тут же понял, что переборщил. Маргарет посмотрела на него так, что он почувствовал под рубашкой свои лопатки. Ему оставались считанные секунды, чтобы исправить положение. Буркнув вполголоса: «Прости, Марги, я был ослом», — он взвалил на плечо уже совершенно раскисшего Джошуа и голосом хорошо вышколенного лакея спросил:

— Куда нести багаж, мэм?

Идти Джошуа отказывался наотрез, и если Ричард делал попытку поставить его на ноги, тут же ложился на тротуар и заявлял, что он — Синяя Гусеница, только что упавшая со своего гриба.

— Он знает «Алису в стране чудес» наизусть, это его любимая книга, -пояснила Маргарет, все еще холодноватым тоном. Блейд догадывался, что полное прошение может получить, лишь доставив довольно тяжелую «гусеницу» домой.

Это необычное путешествие по ночному Ливерпулю можно было бы назвать забавным приключением и даже найти в нем своеобразный юмор, если бы Джошуа был фунтов на тридцать полегче и не извивался, как раненое насекомое в руках фанатикаэнтомолога.

Ричард совсем выбился из сил и даже не вошел сразу в дом, а, свалив свою ношу, посидел немного на ступеньках, потирая затекшую спину. Когда он появился в столовой, жизнь в потревоженном жилище уже кипела: где-то шумно укладывали в постель Джошуа, на кухне погромыхивали кастрюлями, на небольшом столике уже выстроились чашки и чайник. Ричард чувствовал себя уставшим и ненужным. «Если мы будем продолжать игры в „Алису в стране чудес“, -подумал он, — то в предстоящем Безумном Чаепитии я бы претендовал на роль Сони. Болванщика уже укладывают в постель. Интересно, как отреагирует дядюшка, если ему в половине первого ночи предложат побыть Мартовским Зайцем?»

Он развеселился и, когда за едой изложил эту идею Маргарет, дело чуть не кончилось трагически, потому что она как раз сделала большой глоток чая. Минут десять потом пришлось колотить девушку по спине. Прокашлявшись и отдышавшись, Маргарет проявила недюжинные познания в медицине, утверждая, что в подобных случаях лучше не бить по спине, а проводить дыхание рот-в-рот. Блейд немедленно воспользовался советом специалиста. Жизнь девушки была спасена, мир окончательно восстановлен, и остаток вечера, а лучше сказать — ночи, прошел по новому плану, предложенному Ричардом.

— Прости, Дик, — уже засыпая, прошептала Маргарет, — но у дяди принято, чтобы к завтраку все выходили из своих спален…

Ричард уважал нравы и обычаи старинных домов, поэтому, поцеловав девушку и пожелав ей доброго утра, отправился в отведенную ему комнату. По дороге с ним случилась досадная оплошность, непростительная для настоящего разведчика: он немного заблудился и зашел в чужую спальню. Поплутав по темной комнате и даже что-то уронив на пол, он обнаружил, что кровать уже занята. Обмирая при мысли, что это, быть может, дядюшка, Ричард выскочил из комнаты и бесшумными прыжками помчался искать свою постель.

Воскресенье не отложилось в памяти никакими особыми событиями. Подбросив домой мучимого раскаянием и головной болью Джошуа, Маргарет и Ричард отправились в Лондон.

Блейд сидел в машине и пытался определить свое отношение к Маргарет. Что-то новое, волнующе приятное появилось в их разговорах, интонациях и даже в том совершенно не тягостном молчании, которое невидимой паутинкой то и дело повисало между ними. Они не договорились о следующей встрече, но, прощаясь, долго держались за руки, как дети после рождественской елки. Когда машина тронулась, Ричард смотрел ей вслед до самого поворота, но Маргарет не обернулась.

Вечером того же дня в небольшом пабе двое молодых людей завершали уикенд кружкой пива. То ли с дикцией у них было неважно, то ли кружка была не первая, но понять, о чем они говорили, было совершенно невозможно. Время от времени один из них — помоложе и посимпатичней — доверительно хлопал второго по плечу и что-то убедительно доказывал. Сидели они в пивной не очень долго; тот, что постарше, заторопился — ясно, жена ждет, еще и ругаться будет. Молодой тоже не стал засиживаться, допил пиво и, насвистывая модную песенку, вышел из паба.

Ричард вышагивал от стены к стене своей скромной гостиной, раздумывая, как шеф отнесется к его инициативе. На первый взгляд все, что он сейчас имел, это адрес молодого бездельника, употребляющего марихуану, и сигарета из серебряного портсигара. Ну, еще клуб «Луна», который, скорей всего, ни при чем… Была, правда, одна вещь, к которой Блейд старался прислушиваться — его интуиция. Во время концерта он почувствовал запах почти сразу после появления Джошуа; до этого марихуану в зале не курили. Потом, вспомнив размеры помещения и интенсивность запаха, он сообразил, что сигареты появились явно не у одного человека.

Логично было бы связать эти два события! Ну, а тогда еще логичней выглядит вопрос: откуда у Джошуа наркотики? Парень не похож ни на торговца, ни на агента, но потянуть за эту ниточку стоит… Ричарду, правда, больше нравилась ассоциация не с клубком, который нужно распутывать, а, скорей, с разрозненными кусочками мозаики; почему-то он очень хорошо запомнил, как, будучи еще совсем маленьким, мог часами стоять около тетушки Эстер, перебиравшей разноцветные кусочки на специальном столике темного дерева.

Что ж, завтра утром он узнает, доверит ли ему Дж. собрать эту мозаику! И если да, то какие частицы к общей картине сможет добавить информационная служба отдела МИ6.

Ричард Блейд, чувствуя себя полным сил и энергии, пружинящими шагами ходил по кабинету Дж. и, стараясь говорить не очень сумбурно, излагал свой план. На обдумывание ушло полночи, и теперь Ричард был очень горд своим умением планировать серьезные операции по борьбе с наркотиками. Он закончил, сел и тут только заметил кое-что — даже не усмешку, а какое-то слишком доброе выражение глаз начальника. Так обычно папаши смотрят на своих малолетних отпрысков, невнятно бормочущих гостям хорошо известные стихи. Из сказанного далее Ричард понял, что именно так он и выглядел.

— Видишь ли, мой мальчик, — задушевно начал его шеф, — если мы задействуем в твоей операции не только всех наших сотрудников, но и членов их семей, этого, пожалуй, не хватит для ее выполнения. Судя по твоему размаху, легче просто предложить одной половине Соединенного Королевства выслеживать другую, доставляя информацию в специально открытые пункты по всей стране.