Приятная перемена! После того, как была взорвана скамья, Блейд уже не вернулся в подземную камеру — его ждал обширный покой, обставленный несколько тяжеловесной резной мебелью из темного, с красноватыми прожилками дерева. К удивлению странника, новое жилье оказалось не только приятным для глаз, но и весьма удобным; тут была даже ванна, в которую подавалась теплая вода. Теперь же, налюбовавшись обломками старой башни, Святой Отец пожаловал гостю оружие, правильно рассудив, что демон Стали и его военный советник без длинного клинка на перевязи выглядел бы несколько странно.
Миновали трехдневные каникулы, и Блейд, запрятав подальше последний бочонок с порохом, приступил к занятиям с алхимиками. Он полагал, что этим мудрецам хватит недели, чтобы обучиться смешивать навоз с песком; за сим он собирался отбыть в Итор — вместе со своим конем, своим мечом и Астой Лартам.
Сарс Датар по-прежнему вел с ним утренние беседы, то в саду, то в трапезной, то в просторном кабинете; похоже, Святой Отец и в самом деле готовился к завоеванию мира.
— Мне давно хотелось обсудить с тобой поучительный итог одной военной операции… — Странник, восседавший напротив Святого Отца за столом в его кабинете, изобразил почтительное внимание. Датар неторопливо продолжал: — Ее тщательно подготовили и провели по всем правилам воинского искусства, однако результат был весьма неожиданным. Мы не достигли успеха, как, впрочем, не потерпели поражения…
— Что имеет в виду Святой Отец? — с искренним интересом спросил Блейд.
— Я говорю о прошлогодней осаде Кресита, цитадели в северной Герии, захваченной одним из мятежных вельмож этого королевства, в былые годы весьма спокойного и законопослушного. — Сарс Датар извлек из шкатулки желтоватый свиток и, небрежно отодвинув кубки, расстелил на столе карту. — Взгляни, сын мой, на этот чертеж наших южных рубежей. Вот — Итор, вот — Герия, а это — горы, отделяющие нашу священную страну от соседей…
Карта показалась Блейду не слишком точно выполненным наброском местности, на котором горы были изображены треугольниками, ущелья и перевалы — зубчатыми линиями, дороги — разноцветными полосками, а города и крепости помечены башенками и крохотными дворцами со шпилями. Выглядела эта древность очаровательно, но, несмотря на усердие картографа, о котором свидетельствовали яркость красок и изящество рисунков, ему не удалось соблюсти масштаб — если только он знал, что это такое.
Внизу свитка была другая карта, более подробно изображавшая мятежную цитадель Кресит и ее окрестности. Возле стен четырехугольной в плане крепости вилась речушка, помеченная синим, с тщательно прорисованными волнами. Рядом с самой короткой стороной четырехугольника торчала какая-то закорючка; Блейд не сразу сообразил, что это такое, но, после недолгих размышлений, догадался, что это холм — просто неизвестный картограф не слишком утруждал себя передачей истинных соотношений высот и расстояний. Странно! Не построили же герийцы крепость у подножия господствующей высоты! Или она все-таки стоит на холме?
Благодаря пояснениям Святого Отца, весьма компетентным и подробным, выяснилось, что Кресит расположен на плоской скале тридцатифутовой высоты. Удалось разобраться и с диспозиции войск атакующей стороны.
— Места расположения штурмовых отрядов выбраны вполне разумно, — заметил Блейд, оценив ситуацию. — Вывести войска из крепости герийцы не могли.
— Несомненно, — подхватил Сарс Датар, всматриваясь в план с таким выражением, словно этот злосчастный Кресит был костью, застрявший у него в горле. — Они и не пытались выйти в поле и дать сражение! Они сидели за стенами, поливая нас смолой, стрелами и расплавленным свинцом!
— Прибегли к выжидательной тактике? Мудрое решение… Но что мешало вашим войскам последовать их примеру? Голод страшнее стрел и смолы…
— Вечный Огонь не склонен к ожиданию. Нам требовалась быстрая и впечатляющая победа, — губы Святого Отца сурово сжались.
— Тараны? — поинтересовался Блейд.
— Не подвести! — Святой Отец гневно ткнул пальцем в чертеж. — Они разрушили насыпи, что вели в воротам!
— Что разрушено, то можно восстановить, — заметил Блейд, внимательно изучая карту. Он разглядывал не Кресит, высокомерно торчавший на своем каменном постаменте, а горные перевалы и ущелья. Похоже, в Итор вели две дороги: одна, помеченная жирной коричневой полоской, и другая, тоже коричневая, но тонкая, как нить.
— Долго! — Датар шлепнул по карте ладонью. — И потом: солдаты Святой Стражи — не землекопы!
— Тут сплошной гранит, — Святой Отец постучал по закорючке, изображавшей скалу, согнутым пальцем.
— Бесполезно. Для арбалетов слишком далеко, а тяжелые метательные устройства туда не втащить.
— Если цитадель расположена на неприступном холме, почему бы не подвинуть ее к стенам другой холм или крепость…
Святой Отец взглянул на него с опасливым недоумением: возможно, этот демон способен и в самом деле передвигать крепости и горы?
— Конечно, не такую большую, как та, что нарисована здесь, — продолжал Блейд, — но почему бы не построить крепость поменьше? Даже не крепость, а только одну башню. Или две… Подходящей высоты, разумеется. Построить их в безопасном месте, поставить на колеса и… — он начал объяснять преимущества осадных башен.
Святой Отец внимал с восторгом и тут же пожелал, чтобы схема нового орудия осады была изображена на оборотной стороне карты. Как только Блейд выполнил приказ, Сарс Датар нетерпеливо махнул рукой:
— Можешь идти! Пока ты мне не нужен.
Он был уже далеко от Ластрома, под стенами Кресита. Если б у него тогда имелись такие башни! Осадные, как назвал советник… Святой Отец мысленно отдавал приказы, бросал войска на штурм, видел, как над мятежной цитаделью взвивается пламя… Первородное Пламя, пожирающее непокорных…
Блейд исчез тихо, покинув кабинет на цыпочках. По дороге к своим покоям он заглянул в трапезную и долго любовался великолепным кубком Святого Отца.
4
Дно ущелья шло вверх, каменные стены по обе его стороны мельчали, становились все ниже, воздух похолодал; вероятно, беглецы поднялись уже на три-четыре тысячи футов. Три зубца Гарты слились в один, ледяная корона Тарри сияла далеко за спиной, а впереди постепенно росла снежная шапка Тойна. Теперь Блейд знал, где они находятся; тропинка вывела их к восточным отрогам Тойна и, следуя ее изгибам и поворотам, путники медленно поднимались к перевалу. За ним лежал старый тракт, на который он собирался выйти с самого начала — дорога к зеленым долинам Итора и к свободе.
Они шли уже больше десяти часов, и Аста еле передвигала ноги. Странник поддерживал ее, временами бережно прижимая к себе; хотя она старалась не подавать вида, он знал, что каждый шаг дается ей с трудом. Похоже, что они и сегодня не смогут добраться до караванной тропы, подумал Блейд, все чаще поглядывал на юную монахиню. Может, устроить небольшой привал?
Когда до перевала оставалось мили полторы, Аста, закусив губы, с тихим стоном опустилась на камни.
— Хочешь передохнуть? — Блейд устроился рядом.
Аста всхлипнула, упрямо мотая головой:
— Дойдем до тракта, тогда… ты же сказал, что уже близко…
— Близко для того, кто может шевелить ногами, — усмехнулся Блейд и, вдруг легко приподняв девушку, устроил у себя на коленях. — Давай-ка посмотрим, что с твоими ступнями…
— Не надо, — Аста подобрала ноги, натягивая на них подол длинного платья. — С ними все в порядке. Я просто устала, Ричар. Немного посижу и пойду… — Она взглянула прямо в лицо Блейду, широко распахнув темно-синие глаза, и неожиданно мягко улыбнулась. — Мы ведь скоро придем, да?
— На этот перевал — возможно. Но за ним будет еще один, и еще… Горы как жизнь, девочка: то бредешь ущельем, то подымаешься вверх, к перевалу, то лезешь на отвесную стену…
— Значит, — перебила она, — может встретиться и вершина горы? И пик — самый высокий?
— Разумеется.
С минуту она размышляла, почти утонув в объятиях Блейда, уютно свернувшись калачиком и положив головку на его широкое плечо.
— Скажи, Ричар, а ты прошел свой пик? Тот — самый высокий?
— Не знаю, малышка. Этого не знает никто. Лишь спустившись на равнины старости и оглянувшись назад, человек может сказать — вот моя главная вершина. Иногда она так далеко, что глаза уже не в силах ее различить…
— Но ты такой молодой… — рука Асты скользнула по щеке странника.
— Не очень, детка. Я… у меня могла быть дочь… Такая, как ты.
Эти слова вырвались неожиданно, словно против воли, и Блейд вдруг испытал странное и щемящее чувство потери. Словно перед ним вдруг пролегла тропа вниз, к тем самым равнинам старости, о которых он говорил Асте, а сзади была пустота. Пустота и безжизненный камень — в тех горах, которые он перешел, не вырастив в них ни деревца, ни цветка, ни травинки… Хотя, видит Бог, в пути ему попадались весьма плодородные земли!
— Где же была я? — выдохнула ему в самое ухо Аста.
— Что? — Блейд вздрогнул, отгоняя прочь грустные мысли.
— Где же была я? — настойчиво повторила девушка. — Если жизнь людская — странствие среди ущелий и гор, то где же была я?
Он понял и нежно погладил каштановые локоны.
— В зловонной яме, моя девочка. Боюсь, что так.
Аста всхлипнула и обхватила его за шею. Минут пять странник сидел, боясь пошевелиться; потом ее дыхание стало мерным, и он понял, что девушка спит. Отлично! Час крепкого сна восстановит ее силы, и они успеют засветло пройти этот проклятый перевал…
Поднявшись, Блейд осторожно опустил девушку на землю меж двух больших валунов, прикрыл плащом и сунул ей под голову мешок. Плащ был серым, и теперь, чтобы разглядеть Асту, надо было приблизиться почти вплотную. Он проверил, легко ли выходит из ножен меч, зарядил арбалет и легким шагом двинулся по тропе к перевалу.
Разведка была насущной необходимостью. Касс Сиркул, доблестный капитан Святой Стражи, всегда казался Блейду человеком предусмотрительным, и если никто не шел за беглецами по пятам, значит, сюрприз был приготовлен впереди. Естественно, на перевале; миновать эту ключевую точку было почти невозможно. На миг Блейд пожалел, что не остался в той долинке с речушкой, что уходила далеко к западу, огибая подножье Тойна. Путь был бы намного дольше, но, возможно, безопаснее… Нет, вряд ли! Он покачал головой и мрачно усмехнулся. Если Сиркул поднял сотни три-четыре горцев, то, без сомнения, все тропы, ведущие на юг, уже перекрыты. Всюду рано или поздно пришлось бы пробиваться с боем.
Но это его не пугало. Это являлось необходимой частью работы — согласно контракту, который он заключил с самим собой. Вывести девочку в Итор, чего бы это ни стоило, и спрятать! Если не получится — убить, быстро и безболезненно; такой исход тоже был предусмотрен. Теперь Блейд понимал, что не шанс подразнить Святого Отца или Касса Сиркула служил причиной похищения — и, безусловно, не юная прелесть расцветающего тела Асты. Он не испытывал к ней тяги — того необоримого желания, которое внушали ему столь многие женщины; и все он любил ее!
«У меня могла быть дочь», — повторил он про себя, припомнив, с какой неожиданной естественностью вырвались эти слова. Неужели они объясняли все? Блейд усмехнулся, не спуская глаз со скалы, за которой тропинка уходила вправо. Пожалуй, сейчас с определенностью он мог сказать лишь одно: он любил многих женщин, и среди них попадались такие, за которых стоило перерезать дюжину-другую глоток. Но за Асту… Да ради этой девочки он выпустит кишки всем горцам Киртана!
За сотню шагов до поворота он пригнулся и быстро побежал вперед, готовый отразить выстрелы с помощью Малыша. Однако все было спокойно и, подобравшись к скале, Блейд сообразил, почему противник пренебрег такой выгодной позицией. Тропа круто сворачивала вправо, потом влево, прочерчивая на склоне гигантскую букву «зет», и у второго поворота стоял часовой. Все, как ожидалось! Горец даже не особо скрывался, уверенный, что услышит шаги и тяжелое дыхание человека с равнины; Блейд снял его одной стрелой.
Промчавшись по тропе, он опустился на каменистый склон, осторожно выглянул из-за скалы и тут же нырнул обратно. Перевал охранялся, и неплохо! В считанные мгновения ему удалось заметить трех горцев, сидевших на корточках в полусотне шагов, и еще двоих, копошившихся у входа в небольшую хижину; кажется, они готовили ужин на маленьком костерке. Возможно, еще несколько человек наблюдали за боковыми подходами к седловине или спали в этом прилепившемся к склону шалаше; значит, дюжина. Не так уж много на двоих, в конце концов! Тем более, что вторым был Малыш Тил, невидимый и абсолютно неуязвимый.
Он спустился чуть ниже и выбрал более удобную позицию за одним из камней, в изобилии разбросанных по склону. Отсюда он мог во всех подробностях рассмотреть пост на перевале. Кроме пятерых воинов, которых ему удалось заметить раньше, там было еще двое, стороживших подход с востока — где, вероятно, проходила вторая тропа, тоже ведущая к перевалу.
Внезапно горец у костра выпрямился и негромко свистнул, словно подавая сигнал. Блейд не удивился, когда из шалаша вылезли еще четверо. Они разделились попарно, сменив наблюдателей; те, сгрудившись у огня, приступили к трапезе.
Теперь счет времени пошел на секунды. Через двадцать стражи удивятся, где их последний соплеменник — тот самый, что валялся под скалой с арбалетным болтом во лбу; еще через двадцать сигнал будет повторен, потом удивление сменит настороженность. Не к чему их так напрягать!
Блейд сунул руку в колчан, аккуратно разложил на плоском валуне полдюжины стрел, затем приладил поудобнее арбалет, тщательно прицелился и выстрелил. Горец у северной тропы нелепо взмахнул руками, захрипел и, выронив лук, свалился мешком. Его напарник, успевший натянуть тетиву, встревоженно завертел головой, пытаясь определить источник угрозы, но стальная стрела пробила его грудь навылет. Раньше, чем сидевшие у костра сообразили, что дело неладно, Блейд успел снять третьего. Горцы вскочили, хватаясь за оружие. Кроме луков, у них имелись лишь небольшие топорики, и странник не сомневался, что в рукопашной схватке преимущество будет на его стороне; вот только как подобраться к ним поближе? Он уже имел случай убедиться, что эти парни были отменными стрелками.
Ему удалось прикончить четвертого, прежде чем о камень у самого его локтя чиркнула первая стрела. Блейд быстро откатился в сторону, перезарядил арбалет и вскочил на ноги. Горцы, все пятеро, бежали к нему с искаженными от ярости лицами; еще двое, стороживших восточную тропу, натягивали луки. Прекрасно! Судя по всему, эта шайка либо полагалась на свою численность, либо им велели взять беглецов живьем. Блейд вогнал болт в горло одного из атакующих, телепортировал пяток стрел, нацеленных ему в ноги и, выхватив меч, ринулся в бой.
Схватка скорее напоминала бойню. Первого горца он ударил в колено носком тяжелого сапога, расслышав, как хрустнула кость; потом его меч свистнул дважды, и две головы покатились на каменистый откос. Удар последнего воина он не успел бы отразить, но Малыш Тил оказался на высоте: топорик исчез в дюйме от виска странника. Раскрыв рот, горец уставился на свои пустые руки; ярость в его глазах сменили недоумение и страх. Блейд прикончил его быстрым и милосердным выпадом в сердце, потом повернулся и добил человека со сломанной ногой.
Не спеша он поднял свой арбалет, зарядил его и, бросив меч в ножны, направился к двум оставшимся в живых воинам. Те, нацелив в него стрелы, но не спуская тетивы, медленно пятились к костру; в их глазах стыл ужас. Этот страшный великан уничтожил почти весь отряд с такой же легкостью, как лучник убивает глупую птицу, подставившую грудь! Он был на голову выше любого из горных воинов, его зрачки горели темным огнем, зубы скалились в волчьей усмешке. И он был неуязвим для стрел!
Не выдержав, лучник справа спустил тетиву; снаряд растаял в воздухе в трех шагах от великана. Второй воин бросил лук и закрыл лицо руками. Бежать было некуда: сзади — костер, шалаш и отвесная скала.
— Где Сиркул? — спросил Блейд, рассматривая противников. Оба — невысокие, жилистые, поджарые, в меховых колпаках и куртках из козлиных шкур; их топорики висели на петлях, переброшенных через плечо. — Где Касс Сиркул, капитан Святой Стражи? — повторил он, поднимая арбалет.
Они молчали. Они боялись его, но страх перед Вечным Огнем был сильнее: Блейд мог уничтожить их тела, Огонь — души.
Ладно, попробуем иначе, решил он.
— Сиркул говорил вам, на кого идет охота?
— На чужака, совершившего святотатство, — пробормотал воин справа; губы его тряслись.
— Он вам не все сказал. Я — чужак в Киртане и в вашем мире, это правда, но пришел я из Бездны. Я — демон.
Лица горцев помертвели. Конечно, демон! Только демон способен уничтожить десятерых воинов, умелых и полных сил, не получив не царапины!
Обождав с минуту для пущего эффекта, Блейд продолжал:
— Вы знаете, что я могу сделать с вами? — он снова выдержал паузу. — Отправить на самое дно Бездны. Туда, где ваши души будут страдать неисчислимое множество лет в ожидании, пока Первородное Пламя пожрет их. Вы будете гореть в огне… гореть вечно, не сгорая… и с каждым мигом ваши мучения будут становиться все страшнее…
Они упали на колени, в ужасе закрыв лица ладонями. Да, бедные варвары и в самом деле оказались очень религиозны! В этом была из сила — и слабость.
Блейд шагнул к правому, к тому, который стрелял в него, и потряс воина за плечо.
— Мне нужен Сиркул! Где он? Говори! Или ты хочешь вечно мучиться в Бездне?
— Господин ушел на юг, к Итору… — прошептал горец. — Точно не знаю куда… С ним много людей…
Значит, эта застава — не последняя, понял Блейд. Удастся ли обойти остальные?
— Вас должны сменить? — спросил он. — Кто? Когда?
— Нет. Нам приказано сторожить перевал десять дней… если только господин не придет раньше… или не пришлет гонца.
— Хорошо, — Блейд кивнул, неторопливо вытягивая меч. Больше эти дикари ничего не знали. Он не мог подарить им жизнь — да и вряд ли они приняли бы милость от демона. Скривившись, он ударил — раз, второй. Потом собрал свои стрелы, оттащил трупы подальше от тропы — чтобы Аста не напугалась, и поглядел на солнце. До заката было еще с полчаса.
Итак, поле боя осталось за ним. Сунув арбалет под мышку, странник направился вниз, туда, где оставил Асту, но вдруг стукнув себя ладонью по лбу, свернул к груде мертвых тел, сваленных меж камней. Он подобрал длинную горскую стрелу, переломил древко, вымазал его кровью и сунул в колчан.
Они с Лейтоном не договаривались о конкретном знаке опасности. При случае он мог послать записку — так, как сделал это в Таллахе; однако не всегда хватит времени что-то написать. И прочитать! Сломанная стрела или ветка, нож с окровавленным лезвием являлись более приемлемым сигналом: получив его, Лейтон отреагирует моментально. Приемный бокс Малыша Тила, обширный длинный зал с бетонными стенами, в торцах которого были установлены телепортационные пластины, находился под постоянным наблюдением телекамер, связанных с компьютером. Блейд знал, что даже песчинка, возникшая под ярким светом мощных бестеневых ламп, будет тут же зафиксирована, тревожный звонок поднимет на ноги всю лейтоновскую команду, и спустя минуту или полторы его вернут. В основном это время уходило на оценку переданного объекта — посылка или сигнал тревоги, — которая производилась самим Лейтоном или его ассистентами; компьютер работал неизмеримо быстрее и мог выдернуть странника обратно за доли секунды. Правда, Блейду эти ничтожные мгновения в момент переноса представлялись веками.
Он нашел Асту там же, оставил час назад. Она тихонько посапывала, свернувшись калачиком, укрытая не только плащом, но и густыми вечерними тенями, что тянулись от камней и западной стены ущелья. Блейд постоял с минуту, глядя на каштановые локоны, полуоткрытый рот с пересохшими губами и голубую жилку, едва заметно дрожавшую у нее на виске. Ради этой девочки он переправил в Бездну уже два десятка человек — считая с «железными горшками», пустившимися за ними в погоню в предгорьях. Впрочем, дочь Ричарда Блейда стоила того; цена чужой крови, которой он расплачивался за нее с Вечным Огнем, не казалась страннику чрезмерно высокой.
Он похлопал девушку по плечу.
— Что?.. — встревоженно начала она, но вдруг осеклась, заметив кровавые пятна на его куртке. — Куда ты ходил, Ричар? Ты ранен?!
— Демоны неуязвимы, детка. Это чужая кровь.
— Людей Сиркула?
Он кивнул.
— Да. Тех, что поджидали нас вверху.
Аста вскочила на ноги и пошатнулась. Блейд поддержал ее.
— Сколько у нас времени? Они идут за тобой? — Девушка начала поспешно сворачивать плащ.
— Они лежат. А мы — мы съедим их ужин, погреемся у их костра и переночуем в их хижине.
Выпрямившись, Аста прижала руки к груди; Блейд заметил, что пальцы ее дрожат.
— Ты… ты убил их?
— Разумеется.
— И Сиркула?
— Нет. Его там не было. Одни горцы, несчастные дикари, которых он пустил по нашим следам.
— О, Вечный Огонь! Столько смертей и крови… ради меня… Сумею ли я замолить этот грех?
— Сумеешь, — Блейд подтолкнул ее к тропинке. — У женщин это получается гораздо лучше, чем у мужчин.
— Почему? — в наступающих сумерках ее огромные глаза казались темными.
— Потому что женщины рожают детей, глупышка. Мужчины уничтожают, женщины создают… как правило, так… — Они уже шли по тропе к перевалу. — Вот почему убить женщину гораздо больший грех, ведь она могла бы дать жизнь целому роду. Смерть женщины — смерть множества ее потомков, понимаешь? Разве в святых книгах Киртана об этом не сказано?
Она покачала головкой.
— Нет.
— О чем же там говорится?
— Женщина должна услаждать жизнь мужчины… покорствовать его желаниям… вести дом… молиться…
— Все это ложь! — Блейд обошел девушку справа, стараясь заслонить груду трупов в двадцати шагах от тропы. Впрочем, в сумерках она походила на большой округлый валун, застывший в каменной неподвижности. — Вечный Огонь породил мир — подобно тому, как женщина рождает дитя; разве он хочет, чтобы женщина в этом мире была игрушкой мужчины?
— Ты говоришь странное, — Аста задумчиво теребила локон, выбившийся из косы. — В наших книгах написано иначе.
— Потому что их писали люди, а не Бог, девочка.
Она помолчала, потом нерешительно подняла к нему смутно белевшее в полумраке лицо.
— А ты, Ричар… ты много убивал?
— Много. — Ему не хотелось об этом вспоминать.
— И женщин?.. Женщин тоже?
Блейд вздохнул. Как трудно разговаривать с детьми, особенно с теми, кто стоит на пороге зрелости!
— Да, — неохотно признался он, — и женщин тоже. Хотя я не назвал бы их так.
— Почему?
— Видишь ли, детка, женщина, изменившая своей природе, своему предначертанию, становится чудовищем.
Когда они пошли к шалашу, уже стемнело. Эта неказистая постройка из жердей и шкур смутно напомнила Блейду индейский вигвам. У порога тлел костер; рядом, прямо на земле, стоял медный котелок на трех ножках с каким-то густым варевом — оно было еще теплым. Вероятно, горцы ели эту кашу руками; Блейд не обнаружил ни чаш, ни чего-либо напоминающего ложки.
Аста откинула полог и они, встав на колени, скользнули в шалаш. С облегченным вздохом Блейд опустился на травяную подстилку у самого входа, сбросил с плеча мешок и оглядел убогое жилище. Два полных меха воды, объемистый куль с крупой, толстый ломоть сала, завернутый в холщовую тряпицу… Больше ничего. Похоже, эти горцы отличаются спартанскими привычками, подумал странник.
Расстелив плащ, Аста выбралась наружу, и он услышал, как девушка возится у костра. Вскоре пламя разгорелось, рыжие языки начали лизать закопченный бок котелка, потом Блейд ощутил запах пищи, наполнивший его рот слюной. Покопавшись в мешке, он вытащил две небольшие чаши и тоже вылез из шалаша.
Варево было вполне терпимым и щедро приправленным салом. Аста съела немного, но Блейд, стосковавшийся по горячему, опростал половину котелка. Пища согрела его; казалось, энергия и сила тех, кому не довелось закончить ужин у этого костра, вливаются в его жилы, наполняют мощью уставшее тело.
— Ложись, Ричар, — Аста коснулась его плеча. — Каждый вечер я засыпаю, а ты остаешься у костра, стережешь мой сон… — она порывисто вздохнула. — Сегодня моя очередь. Я успела отдохнуть, пока… пока ты…
— Пока я отвоевывал этот котел с кашей, так? — Блейд усмехнулся. — Ну, и что ты будешь делать тут, малышка? Одна в ночи, без оружия?
— Почему без оружия? Я возьму твой арбалет!
— Ты сможешь выстрелить в человека? — он приподнял бровь, всматриваясь в утомленное личико девушки.
Она опустила глаза.
— Нет… наверно, не смогу… — с минуту она молчала, потом, снова вздохнув, произнесла: — С тобой хорошо, спокойно. Ты добрый…
— Как те старые монахини в Критоне?
— Нет. Они наставляли в покорности… Ты учишь меня совсем иному.
— Нельзя научить тому, чего в человеке нет от рождения, — произнес Блейд. — Видишь — тебя наставляли в покорности, но ты не захотела превратиться в покорную подстилку. Не появись я в Ластроме, ты бы все равно ушла, верно? Другим образом, но — ушла.
Аста кивнула.
— Я хочу спросить, Ричар… — щеки ее порозовели, губы приоткрылись, как лепестки цветка. — Почему ты помог мне? Как я могу расплатиться с тобой? Чем?
— И давно тебя мучают такие вопросы? — с легкой насмешкой произнес странник.
— Недавно. — Она казалась совершенно серьезной. — Понимаешь, там, в Ластроме, я не представляла, что значит перебраться через горы. Это — муки и кровь, кровь и муки… Я начала понимать лишь тогда, когда ты застрелил Святых Стражей… там, в предгорьях… Ты сделал это ради меня. Почему, Ричар?
Брови Блейда сошлись в прямую линию, морщины прорезали лоб. Он понимал, что сейчас нельзя отделаться шуткой: перед ним была не очередная подружка, с которой он собирался провести пару ночей. Похожие вопросы задавала Зоэ Коривалл… девушка, на которой он собирался жениться шесть лет назад… «Дик, ты ведь любишь меня… Почему же ты не остаешься со мной? Навсегда, насовсем? Почему?» Вопросы, на которые нет ответов…
Он поднял взгляд на Асту.
— Почему? А как ты думаешь сама?
— Не знаю. — Отблески пламени играли в ее зрачках. — Может быть, ты и вправду демон, и хочешь завладеть моей душой…
Блейд поперхнулся, потом захохотал. Как просто! Эта девочка, едва переступившая грань отрочества, видит суть дела куда ясней, чем он сам!
Отсмеявшись, он сказал:
— Ты права, милая. Хоть я не демон, мне нужны твоя душа и твое сердце — только в обмен на мои. Любовь за любовь, доверие за доверие… Я отведу тебя в Итор и уйду, мы расстанемся, но будем всегда помнить друг друга, видеть в снах, говорить… Понимаешь?
Она поняла; она была на редкость понятливой малышкой. Каштановая головка качнулась вперед-назад, потом Аста шепнула:
— Я думаю, Ричар, мы не дойдем до Итора. Не потому, что Касс Сиркул может тебя остановить, нет… Просто это не та дорога, — она передернула хрупкими плечами. — Мы не попадем в Итор, и мы не расстанемся. Я это чувствую. Не знаю, куда ты должен уйти, но я тебя не покину. А ты не покинешь меня.
— Ладно, пророчица, — в смущении пробормотал Блейд, — хватит на сегодня серьезных разговоров. — Лезь в шалаш и спи.
— Но я же собиралась…
— Знаю — охранять мой сон. В этом нет нужды. Сюда никто не придет, детка, по крайней мере этой ночью.
— Откуда ты знаешь?
— Я тоже немного пророк. Как и положено демону…
Странник глядел вверх. Звезды, крупные и восхитительно яркие в прозрачном горном воздухе, сияли над головой — такие же невероятно далекие, как в тот теплый вечер, когда он вывел своего жеребца за ворота монастырской конюшни. Вороной пофыркивал и тыкался в плечо губами, пока он вел его в сад, где поджидала Аста; увесистый мешок и арбалет, поскрипывая, терлись о седло.
Маленькая фигурка вынырнула из древесной тени, тонкие пальцы скользнули по его щеке.
— Ричар, ты?
— Шшш… — он подвел коня ближе к дереву, намотал уздечку на сук. — Жди меня здесь, малышка. Я скоро.
— Но… Разве мы не торопимся?
— Нет, если тебя никто не видел.
— Никто. Девушки, когда остаются в своих кельях, рано засыпают.
— Отлично. — Блейд нащупал в темноте ее плечо, погладил по волосам, стянутым плотной повязкой. — Стой тут и присматривай за лошадью. Мне надо закончить кое-какие дела.
Он вернулся к двухэтажному флигелю обширного монастырского здания, где располагалось его пороховое производство, поднялся наверх и прошел по подвесному переходу в главный корпус. Везде царили тишина и покой; ночью в Ластроме спали, и лишь привратник у главных ворот бодрствовал над клепсидрой, чтобы вовремя подать сигнал к утреннему благовесту. Столь же крепко спали и по всему Киртану; в этой стране не было ни воров, ни грабителей, ни нищих, ни подозрительных бродяг — одни истинно верующие да их святые пастыри. Правда, предгорья охранялись конными патрулями Святой Стражи под командой бравого Касса Сиркула, но Блейд справедливо полагал, что «железные горшки» контролируют только главные торговые магистрали, где он маячить не собирался. По прямой от Ластрома до южного хребта было всего тридцать миль — три-четыре часа быстрого галопа; он рассчитывал к восходу солнца скрыться в лабиринте ущелий меж трехглавой Гартой и обледеневшей Тарри.
Дверь в трапезную Святого Отца приоткрылась с легким скрипом. Окна небольшого зала выходили на юго-восток, и сейчас в них робко заглядывал нарождавшийся месяц. В его бледном свете золотая посуда сияла неярко и таинственно; от кубков и чаш, инкрустированных самоцветами, тянулись тонкие лучики, сплетаясь разноцветной паутиной.