Цирк (№3) - Мир-Цирк

–И?..

– И будь это задачей в офицерской школе, я бы вспомнил, осторожность – мать доблести, – и не получил бы неуд.

– Невозможно.

– Знаю.

– Ну и какова же альтернатива, Пейнтер?

– Герилья. Партизанская война. Избегать прямых столкновений, использовать тактику булавочных уколов, утомлять их… превратить для арваниан жизнь на Момусе в ад… – Пей-нтер опустил глаза и покачал головой.

– Что такое? Что ты собирался сказать?

Пейнтер скривил губы, потом поднял глаза:

– Чтобы превратить планету в ад для арваниан, нам необходимо будет превратить ее в ад и для нас самих. Такая война – это противоборство духа… мужества. Чтобы увеличить для арваниан цену завоевания, народу Момуса придется и самому заплатить дорогую цену. Возможно, на это уйдут годы. Они могут измотать нас первыми…

– Ха! – Все повернулись к Доруму, силачу и мастеру тарзакских уродцев. – Пейнтер. Ты полагаешь, момусиане лишены силы духа? – Остальные одобрительно кивнули.

Пейнтер потер глаза, потом опустил руку.

– Я видел такую войну раньше, Дорум. Шесть лет назад, во время восстания на Хессифе. У меня на глазах командира роты разорвало на куски… маленькая девочка попросила воды… она обмоталась проволокой, превратившись в ходячую бомбу. – Он отошел от стены. – Хватит у тебя духу превратить себя в бомбу, Дорум? Или превратить в бомбу жену или дочь? У хессифиан на это хватило духу, и этого оказалось недостаточно. Мы разбили их. Егеря подавили восстание.

Воцарилась мертвая тишина. Алленби видел, как углубляются морщины на лицах.

– Есть другие предложения? – Никто не шелохнулся. – Прекрасно. Пейнтер, с чего начнем?

Наавон Дор, командир арванианских наемников, забыл о линейном крейсере «Меч», несущемся к планете Момус: его стило порхало по экрану, закрывавшему одну из переборок каюты, движения художника были быстрыми и уверенными. На экране появились изображения суровых гор Арвана и резких ветров, сгибающих тонкие растения. Экран Наавона мог бы оживить рисунок: серые облака скользят за горами, деревья диа раскачиваются под ветром, – но он предпочитал достигать этого эффекта рисованием. На переднем плане появился утес, а на обрыве – вихрь линий и теней, который скоро превратился в подобие его самого: высокая фигура, приплющенная голова гордо вскинута, черные, как ночь, глаза пристально смотрят из-под выступающих надбровий на далекие горы. Наавон мгновение помедлил, всматриваясь в портрет. На герое была старомодная одежда: стоячий воротник и скрещенные ремни, как у старых арванианских наемников. Наавон нахмурился, потом узнал воина. Отец, почему я сейчас думаю о тебе?

– Наавон? – Старший офицер отвернулся от экрана. В люк просунулся его заместитель.

Наавон выключил экран, стирая изображение, и бросил стило на прикроватный столик.

– В чем дело, Госс?

– Многопалый прилетел с командного корабля и желает видеть тебя.

– Этим некорректным в расовом отношении словечком ты, полагаю, обозначаешь адмирала Садисса.

– Его самого.

– Возможно, Госс, тебе интересно будет узнать, что Са-дисс как ворлианец не более виноват в том, что у него четырнадцать пальцев, чем мы, арваниане, в том, что у нас десять.

– Да, Наавон. – Госс, старый солдат и верный друг старшего офицера, потупился, изображая конфуз, в уголках рта обозначились озорные морщинки. – Хотя не знаю. Виноват он или нет, а, бьюсь об заклад, бучу поднять может.

Наавон покачал головой:

– Чего хочет представитель нашего патрона?

Госс ухмыльнулся:

– Он желает предъявить кому-то обвинение.

Старший офицер вскинул брови и кивнул:

– Ладно, Госс. Пожалуйста, пригласи адмирала.

Госс повернул голову и крикнул:

– Эй, ты! Давай сюда! – А потом вошел в каюту, сел напротив Наавона и стал ждать появления ворлианского адмирала.

Садисс вошел. Арванианский командир с интересом наблюдал, как приземистый гуманоид, одетый в черный костюм и плащ, осматривает каюту, высматривая, куда сесть. Наавон указал на табурет:

– Это лучшее, что я могу предложить, адмирал.

Садисс бросил злобный взгляд на сидящего Госса, потом повернулся к Наавону:

– Я лучше постою.

– Как хотите. – Госс поднял ногу в ботинке, положил ее на табурет, сверху закинул другую ногу. У Наавона мелькнула мысль, не следует ли ему объяснить ворлианцу, что Госс так же ведет себя и с арванианскими офицерами. Он покачал головой и снова повернулся к Садиссу. – Ну и что вам нужно, адмирал?

– Солдата из вашей третьей роты, Т'Дулна. Я официально обвиняю его в измене. Наавон кивнул:

– Ясно. Что он натворил?

– Пораженчество. Он пренебрежительно высказывался о нашей славной миссии.

– Хм-м-м. Это серьезно. И что он сказал?

– Он назвал нашу освободительную миссию вторжением и намекнул, что выставлять современную армию против того, что он назвал «невинным обществом клоунов и жонглеров», трусость.

Наавон кивнул:

– И вы слышали, как Т'Дулна говорил это?

Садисс повернулся к открытой двери и махнул рукой:

– Эмис, Юст, сюда! – Два арванианских солдата вошли в каюту и вытянулись рядом с адмиралом по стойке «смирно». – Эти двое слышали его и доложили мне об измене.

Наавон откинулся на койку и сцепил пальцы на животе:

– Ясно. – Старший офицер внимательно оглядел солдата Эмиса, потом солдата Юста. Кивнув, он повернулся к Госсу. – Этих двоих уволить из части и вышвырнуть с моего корабля. Если адмирал не возьмет их на свой корабль, выбрось за борт, и пусть идут пешком.

Госс встал и потер руки:

– Да, Наавон, с удовольствием. – Госс подошел к солдатам, схватил обоих за руки и потащил из каюты. Тот, кого звали Эмисом, перед тем, как вывалиться в коридор, умоляюще посмотрел на Садисса.

Садисс уставился на Наавона:

– Что это все означает, старший офицер?

– Вторжение на Момус – действительно трусость, Садисс, и на моем корабле говорить правду – не измена.

– Это проявление недостатка лояльности к Десятому Квадранту!

– Верно, – кивнул Наавон. – Совершенно верно. Но и это на моем корабле не преступление. Люди в этом батальоне обязаны быть лояльны мне и друг другу. Никакой другой лояльности не требуется, вот почему вы можете забрать своих шпионов. Я не желаю, чтобы из-за них нижние чины перестали доверять друг другу.

– И что мне с ними делать?

– Добавьте их к тому сборищу преступников, которое вы называете Освободительной Армией Момуса.

– Преступников? Старший офицер Дор, это представители угнетенного народа Момуса, которые обратились к Десятому Квадранту за помощью, чтобы свергнуть…

– Заткнитесь, Садисс! Скармливайте ваши байки Объединенным Квадрантам, а не мне. Ваша освободительная армия – не что иное, как убийцы, воры и мошенники, изгнанные из момусианского общества, и предлог высадить войска на Момус без вмешательства ОК. Ведь так?

В каюту вошел Госс и уселся свое место.

– Наавон, я запихнул их в челнок Садисса.

Старший офицер кивнул и снова повернулся к адмиралу:

– Полагаю, это закрывает наше дело, Садисс.

– Не совсем, Дор. Ваши солдаты присягали…

– Мои солдаты присягали исполнять мои приказы. Ваши начальники наняли меня завладеть Момусом для Десятого Квадранта, с оплатой по факту, – что мы и сделаем… – Наавон ухмыльнулся. – Если не получим лучшего предложения. Между тем мы не обязаны быть в восторге от того, что делаем; довольствуйтесь тем, что мы это делаем. И это все.

Садисс перевел взгляд с Наавона на Госса, потом снова посмотрел на Наавона.

– Это не конец, Дор. Я назначен командующим этой миссией…

– И это все, Садисс. Желаете, чтобы Госс проводил вас на челнок?

Садисс резко повернулся и вышел из каюты. Госс покачал головой:

– Наавон, нас ждут неприятности. Военачальники Десятого могут прислушаться к его болтовне.

Наавон рассмеялся:

– Госс, дружище, ты действительно не понимаешь, а?

– Что не понимаю?

– Адмирал Садисс – неизлечимый романтик. Я уверен, он искренне считает себя освободителем, а нашу миссию – освободительной. Военачальники Десятого, однако, вовсе не мечтатели, какими их хотел бы видеть Садисс.

Госс почесал нос:

– Если я не понимал раньше, Наавон, то теперь я понимаю еще меньше.

Наавон взял стило и включил рисовальный экран. Продолжая говорить, он нарисовал гротескное изображение Са-дисса.

– Госс, ты должен понять философию Десятого Квадранта. Она интересна, если не оказываться у них на пути. Они убеждены, что ворлианцы предназначены править вселенной.

Госс пожал плечами:

– Садисс убежден в том же. Никакой разницы.

–Ах, Госс, но разница есть. Нынешние Военачальники, как и все их предшественники, служат идее. Садисс служит самому себе. Военачальники видят ворлианцев будущими правителями всего сущего. Садисс видит правителем себя. Военачальники жмут, пока не встретят сопротивление, потом отступают и ждут, предоставляя следующему поколению военачальников продолжать охоту. Это безжалостно медленный, тяжелый план завоевания, он не принесет быструю победу над окружающими народами, но в конце концов приведет к успеху. Например, наша маленькая миссия. Вот мы, незначительная армийка, посланы завладеть для Десятого Квадранта незначительной планеткой: в масштабе вселенной – пылинка, слишком маленькая, чтобы беспокоиться о ней. «Это мелочь, – говорят Квадранты, – пусть Десятый получит ее». И Десятый возьмет эту пылинку, друг мой, и добавит ее ко всем прочим уже собранным пылинкам, потому что из таких-то пылинок…

– И состоит вселенная, – Госс нахмурился, потом поднял брови. – А Садисс?

Наавон пожал плечами:

– Такой план рассчитан на работу тысячи поколений; у Садисса времени мало. Он служит самому себе, тогда как военачальники служат предназначению.

Госс вытащил из-за пазухи маленькую деревянную флейту, поднес к губам и сыграл несколько трелей.

– А где же наше место, Наавон? Если то, что ты говоришь, верно, военачальники в один прекрасный день обратят взоры на Арван.

Наавон откинулся к стене и вызвал на экран анимационную программу.

– К тому времени нас давным-давно не будет. – Изображение Садисса на экране дернулось и споткнулось. Офицер пожал плечами. – Хотя Арван и будет поглощен, подумай о грандиозности замысла, Госс. Призраки армии военачальников смогут оглядываться на то, что они совершили.

Госс просвистел короткую комическую фразу – как раз когда фигура на экране споткнулась, потом опустил флейту и хлопнул ею о ладонь.

– Не хотел бы я жить под Десятым.

– Не в этом дело, Госс. – Наавон вытянул руки. – Что нам с тобой, Госс, до грядущих столетий? Как солдаты, мы, возможно, приведем в действие какие-то события, но их легко можно парировать другими событиями. Я рисую картины и стираю их, ты играешь чудесные мелодии, которые тают в воздухе. Но военачальники Десятого изменяют вселенную, какими бы эти изменения ни были.

Госс поднес было флейту к губам, потом опустил ее.

– Ты одобряешь? Наавон пожал плечами:

– Что значит одобрение простого солдата по сравнению с результатом?

– Наверное, ничего. И это относится и к Садиссу, вот почему он не может причинить нам неприятностей.

– Именно. Военачальники наняли нас для работы. Пока мы делаем эту работу, они будут довольны.

Госс сыграл еще короткую фразу, потом нахмурился:

– Наавон, что, если бы Садисс смог сам, за отмеренное ему время, довести план Военачальников до конца?

Наавон отвернулся от Госса и посмотрел на экран:

– Если бы я считал, что он сможет довести план до конца – или разрушить его, – думаю, я служил бы ему, чтобы поучаствовать в этом. Мне хотелось бы, чтобы мое имя было связано с чем-то прочным, пусть даже и негативным, но… – Старший офицер пожал плечами.

– Но тебе, Наавон, приходится довольствоваться двумя кормежками в день и отрядом из жалких восьмисот солдат.

Наавон засмеялся.

– Тех, кто доживет. – Он взял стило, выключил анимацию и несколькими штрихами состарил фигуру Садисса на восемьдесят лет. Пока он рисовал, Госс заиграл запинающуюся, рваную мелодию «Умрут последние из нас».

Присев на корточки на опушке леса на севере Аркадии, Освальд Пейнтер, бывший лейтенант Егерей, внимательно осмотрел пустыню и небо. Все было чисто.

«Так будет не всегда», – подумал он.

Алленби очень надеется, что фокусники и предсказатели собьют арваниан с толку и предвосхитят их планы.

Пейнтер фыркнул и встал.

Этого будет мало.

Он вернулся в лес и пробирался через густой кустарник, пока не дошел до небольшой поляны. Там Пейнтер остановился и посмотрел на свою оборванную команду: униформистов, уродцев, клоунов, акробатов…

И по крайней мере один метатель ножей. Возможно, хоть от него будет толк.

Пейнтер поднял руки:

– Хорошо, ребята, слушайте. – Он указал на центр поляны. Когда они подтянулись и встали полукругом, Пейнтер посмотрел на их лица. На одном была скука, на другом возбуждение, а на третьем озорство. Дети играют в солдатиков. В них нет того, что превращает в настоящего партизана. – У нас много работы и мало времени…

– Пейнтер. – Тип в оборванной черно-алой мантии поднял руку, и Пейнтер кивнул. – Пейнтер, я Рууз из фокусников Аноки.

–Да?

– Тут еще надо уладить вопрос оплаты.

– Оплаты? – Великий Фетиш, чем я тут занимаюсь!

– Конечно. То, что мы здесь, ценно для тебя, не так ли?

Пейнтер покачал головой:

– Это другое дело.

– Другое? Почему другое?

– Мы здесь, чтобы научиться защищать ваши дома… вашу планету!

Рууз опустил ресницы и поднял голову:

– То, что мы здесь, ценно для тебя?

– Конечно!

Рууз пожал плечами:

– Значит, это ценно и для нас.

Качая головой, Пейнтер полез за пазуху и извлек оттуда пустой кошелек.

– Кажется, у меня плоховато с деньгами.

Женщина в коротком белом одеянии подняла руку:

– Я Фейда из кассиров Сины. Если позволите, я выделю инструктору мелкую ссуду.

Пейнтер посмотрел на своих подопечных, потом хлопнул правым кулаком о левую ладонь.

– Глупцы, вам грозит кровавая баня, а вы стоите тут и пытаетесь заработать на этом медяки! – Они сумасшедшие; абсолютно чокнутые! Пейнтер перевел дух. – Ладно! Сколько?

Рекруты бесконечно долго торговались друг с другом, потом вперед выступил клоун в оранжевом.

– По два мовилла каждому.

Кассир из Сины сосчитала людей, потом залезла за пазуху и вынула сорок четыре медные бусины. Подавая их Пойнтеру, она ухмылялась.

– Есть, конечно, и такая мелочь, как проценты.

Пейнтер взял медяки и пристально посмотрел на Фейду.

– Конечно! И сколько?

– Десять процентов.

– Десять… да это грабеж!

Фейда пожала плечами и махнула рукой на товарищей:

– Ты должен признать, что я изрядно рискую.

Пейнтер кивнул, потом раздал медяки. Она тоже это понимает. Если даже неграмотная счетчица медяков понимает это, что я здесь делаю? Вложив последние два медяка в последнюю протянутую руку, Пейнтер снова занял место в центре полукруга, вспоминая, что за неуплату долга в разумный срок наказывают изгнанием. Он опустил глаза, почесав в затылке. Еще несколько таких сеансов, и я буду по уши в долгах. Он снова кивнул, потом поднял глаза.

– Прежде чем мы начнем, есть еще такая мелочь, как оплата моих услуг.

Рууз посмотрел на товарищей, потом снова на Пейнтера.

– И сколько стоит инструктор?

Пейнтер сложил руки на груди:

– Три медяка с носа.

– Вор! – крикнул уродец в заднем ряду. – Мы-то запросили по два!

Пейнтер пожал плечами:

– Война напрямую ударит по вашим кошелькам, а вы понятия не имеете, как с этим быть. А я знаю. Эти знания ценны для вас?

Под ворчание рекрутов Пейнтер услышал шаги за спиной. Он обернулся. Алленби улыбался и качал головой:

– Лорд Алленби!

– Вижу, все идет хорошо, Пейнтер.

Пейнтер фыркнул:

– Можно узнать, что привело тебя сюда?

Алленби кивнул:

– Я пришел поздравить тебя, Пейнтер. Я официально назначил тебя командующим Вооруженными Силами Момуса. – Пейнтер таращился на Великого Государственника; у него не было слов. Алленби отвернулся и, уходя, бросил через плечо: – Война – это ад, Пейнтер. Война – это ад.

Пейнтер снова повернулся к своим подопечным. Мрачный Рууз протянул ему медяки и ссыпал в протянутую руку.

– Хочешь пересчитать?

Пейнтер кивнул:

– Конечно.

Отсчитав сорок четыре медяка плюс проценты, он передал их кассиру и убрал остаток. Фейда поклонилась.

– В будущем инструктор может рассчитывать на более низкую процентную ставку от Фейды. Я вижу, он – состоятельный человек.

Пейнтер кивнул, а в уме промелькнула картина: он ведет Вооруженные Силы Момуса против арванианских наемников

Не забыть бы спросить у Алленби насчет заработной платы Не думаю, что ее хватит.

Куулис, инспектор Большой Арены Тарзака, стоял в центре темного амфитеатра, лаская взглядом освещенные светом звезд трибуны. Цирк, погруженный в запряженные ящерами и лошадьми фургоны, уехал несколько часов назад. Они звали его с собой, но Куулис остался. Его место здесь, с Ареной. Его долг перед цирком исполнен; цирк в безопасности.

– Отец?

Куулис повернулся к зрительскому входу и прищурился:

– Лисса?

– Да, отец. – Стройная молодая женщина пересекла манеж и опустила на землю рюкзак. – Ты должен уйти. Захватчики скоро будут здесь.

Куулис отвернулся и скрестил руки на груди:

– Нам нечего обсуждать.

– Ты все еще сердишься на меня? Куулис фыркнул:

– Моя дочь – солдат!

– Я хотела бы быть послушной дочерью, отец.

– И тем не менее не слушаешься.

– Мы должны бороться…

– Ба! Мы – хранители Арены, Лисса, а не убийцы. И если на Момусе создана армия, где же она? Почему она оставляет Тарзак врагам? Почему она не сражается?

– Отец, если мы столкнемся с арванианами в открытую, для нас все будет кончено. Мы должны использовать другую тактику.

– Затаиться в лесу, всаживать нож в спину, когда никто не видит. – Куулис плюнул на землю. – Почему же ты здесь, в Тарзаке, а не прячешься в холмах с остальными нашими храбрецами?

Лисса наклонилась и подняла рюкзак, закинув лямку на плечо.

– Меня послали за огненными шариками. – Она залезла в рюкзак и вытащила предмет размером с небольшую сливу. – Фокусники так вызывают сильный огонь. Из сырого кобитового теста делается оболочка, внутри которой образуются две камеры, в каждой из которых содержатся некие вещества, и, когда шарик сминают, эти вещества смешиваются. Ты много раз видел этот фокус и знаешь, какой жаркий получается огонь. А эти особенные: втрое больше тех, что используют фокусники.

Куулис покачал головой:

– Ну и денек: фокусники расстаются со своими секретами – ну и денек!

Лисса убрала огненный шарик в рюкзак и посмотрела отцу в лицо.

– Все мы с чем-то расстаемся, отец…

Куулис зажал Лиссе рот рукой:

– Тсс! – прошептал он. – Ну-ка, быстро к северному входу!

Они тихо перебежали манеж и остановились у прохода в трибуне. В зрительском входе замерцал свет факелов. Куулис осторожно выглянул из-за угла. На арену выходили люди… и он узнавал их! Кардик, убийца, осужденный и изгнанный городом Тарзаком, смеясь, хлопнул по спине спутника. Тот, поджигатель Хароман, поднял факел и помахал им над головой.

Мой отец был инспектором этой Арены, а до него – его отец.

Мисор – вор, убийца и главарь банды – шел рядом с приземистым, одетым в черное ворлианцем; вот он засмеялся и хлопнул незнакомца по плечу. Незнакомец улыбнулся.

Эта Арена видела лучших артистов Момуса.

За отрядом безухих арванианских наемников, вооруженных винтовками, шла пьяная банда изгнанников; на их лбах красовались голубые метки приговоров.

На этой Арене родились два наших великих закона.

Вор Даззул.

Джокосин, вор и убийца.

Убийца Васерат и еще множество незнакомых, но все отмеченные голубыми знаками приговоров.

– Ура, Мисор! Ура, Мисор!

Мисор встал в центре Арены и поднял руки, требуя тишины. Банда головорезов притихла.

– Кого Большая Арена признает своим королем?

– Мисора! – Заорала шайка отщепенцев. – Да здравствует Великий Мисор, король Момуса!

Куулис обернулся к дочери. В глазах Лиссы стоял ужас.

– Лисса, ты должна рассказать Алленби.

– Пойдем со мной, отец.

Куулис посмотрел Лиссе в глаза и поцеловал в лоб:

– Я должен остаться. Видишь, что они делают с моей Ареной? – Лисса закрыла глаза и кивнула. – Иди, только оставь мне немножко этих пирожков. – Куулис залез Лиссе в рюкзак и набил себе карман огненными шариками. Подняв глаза, он увидел, что Лисса плачет. – Держись, солдатик. Такое случится не раз, прежде чем Момус освободится от захватчиков. Ну, иди же!

Девушка повернулась и быстро пробежала по туннелю. На пыльной, темной улице она остановилась и оглянулась. Отца в проходе уже не было.

Командир арванианского взвода поднялся на невысокий холм, оглядел дорогу на Тьерас, прошептал пароль и спустился в окоп, занятый тремя другими наемниками; двое из них были еще живы.

– Все спокойно, Иас?

Арванианин, сидящий на корточках перед портативным радаром, поднял голову и кивнул:

– Уже больше двух часов, командир. Думаешь, они нападут снова? – Все было тихо.

– Нет. Но не теряй бдительности. Как Т'Дулну угораздило? – Он указал на мертвого наемника.

Солдат, выглядывающий из окопа, вытащил что-то из-за пояса и сунул сидящему за спиной командиру. Это был тонкий нож без рукояти. Когда взводный взял клинок, солдат кивнул на дерево у дороги.

– Этот тип был вон там, рядом с деревом. Он бросил эту штуку.

– Бросил? Да здесь шагов пятьдесят и бросок вверх.

– По-моему, здесь ближе к шестидесяти шагам.

Взводный тихо присвистнул.

– Вы слышали, что произошло в Тарзаке?

– А что?

– Помните того момусианина, Мисора?

Наблюдатель повернулся и сплюнул.

– И что с ним?

– Многопалый и его «Освободительная Армия» устроили церемонийку коронации Мисора королем Момуса, когда местный патриот воспользовался случаем разбросать вокруг что-то вроде зажигательных бомб.

Солдат засмеялся.

– Это правда?

– Клянусь.

– А Многопалый и Мисор?

Взводный пожал плечами:

– Подгорели немного, но еще живы.

Солдат снова уставился на окрестности:

– Жаль. А что бомбометатель?

– Ни кусочка не осталось. – Взводный выбрался из окопа. – Будь настороже, если не хочешь, чтобы такая бомбочка постучалась в двери твоего дворца. – Он встал. – Пришлю сменщика до рассвета.

Оператор датчика указал на мертвого наемника:

– А как с ним?

– Он тебе мешает?

– Нет.

– Мы выступаем утром. Захвати его бумаги, прежде чем закопаешь окоп, и сдай писарю.

Взводный исчез в ночи, а двое часовых избегали смотреть в глаза друг другу. Наблюдатель повел стволом в сторону мертвого метателя ножей. Во время нападения этот человек просто вышел из-за дерева и бросил клинок в окоп, попав Т'Дулне в грудь. А потом он просто потрясенно стоял, даже не пытаясь убежать. Солдат покачал головой, отвел взгляд от мертвеца и снова начал вглядываться в тени.

* * *

Предсказательница покачала головой:

– Бесполезно, Алленби. Арваниане не люди; их будущее неясно. Я не вижу их.

Фокусник согласно кивнул:

– Все верно. Они не люди; их разумы закрыты от моей силы.

Алленби посмотрел на две тени, потом повернулся к третьей.

– Ну, Пейнтер?

Тот пожал плечами:

– Если так пойдет и дальше, с нами будет покончено за месяц. К нам присоединяется все больше народу – особенно после того, что произошло в Тарзаке, – но у нас нет времени на обучение и нет снаряжения. – Пейнтер вздохнул. – Могу предложить только последовать на Запад за цирком и начать обучение заново.

– А пленник, Пейнтер? – заговорила предсказательница. – Возможно, имея пленника, мы можем многое узнать об арвани-анах…

– Нет! – Пейнтер отвернулся от предсказательницы и посмотрел в глаза Алленби. – Арваниане уже сражались в таких войнах, и две попытки захватить пленных стоили нам больше двадцати мужчин и женщин… У нас больше нет времени, если мы хотим еще хоть что-то спасти.

Через несколько мгновений после выхода на орбиту Момуса арванианские наемники под командованием Наавона Дора посадили челноки возле Тарзака, Аркадии, Куумика, Мийры и Риса, основных населенных пунктов и узлов дорожной сети. Несмотря на сопротивление, все пять городов были захвачены, и адмирал Садисс посадил в Тарзаке марионеточный режим и объявил его законным правительством Момуса. Шестой отряд арванианс-ких войск на катерах на воздушной подушке и самолетах-истребителях начал зачистку сельских местностей, отыскивая партизанские отряды. Всего через девять дней остатки Вооруженных Сил Момуса – менее трети от первоначальной численности – сумели бежать в Аноки и спастись под покровом шторма нарыбачьих лодках. На утро десятого дня Наавон Дор объявил, что на Центральном континенте наведен порядок.

Высоко над клиновидным строем катеров на воздушной подушке, несущихся над спокойными синими водами Западного моря, командирская машина Наавона Дора – один из челноков с «Меча» – заложила вираж, чтобы проверить датчиками островок, появившийся на горизонте, когда войска приблизились к почти необитаемому континенту, который мо-мусиане называли Западным. Наавон посмотрел на девственные джунгли, потом вышел из кабины и вернулся грузовой отсек. В большом отсеке помещались командный пункт, медицинская часть и узел связи. Работники командного пункта хмуро сидели за своими пультами, равнодушно корректируя уже отрегулированные настройки. Из задней части отсека доносились рыдания флейты Госса. Наавон подошел к экрану, отделявшему их с Госсом каюту от грузового отсека, и заглянул в дверь. Растянувшись на койке, Госс играл на флейте, пристроив под рукой большой коричневый кувшин.

– Госс!

Великан опустил инструмент и обратил на дверь затуманенный взор.

– Привет, завоеватель! – Госс поднял голову и присосался к кувшину. Закончив, он вытер губы рукавом мундира, потом рыгнул. – Нашли ли мы уже неуловимого неприятеля, о могучий вождь?

– Госс, ты что, ума лишился? Да за такое и казнить можно. Что это за пойло?

Госс встряхнул кувшин:

– Это? Местное средство от укоров совести. Называется «заболонное вино». – Он сделал еще глоток, потом протянул кувшин. – Хочешь глотнуть?

Наавон взял кувшин и принюхался:

– Госс, это убьет тебя раньше, чем мне выпадет шанс подставить твою тушу расстрельной команде.

Госс сел, отобрал у командира кувшин и хлебнул еще.

– Хорошая штука. Помогает забыть, чем мы тут занимались последние десять дней. Жаль только, что весь батальон не может упиться вдрызг: было бы кстати.

Наавон сел на койку напротив Госса:

– Говори. Что за демон терзает тебя на этот раз?

– Садисс. Этот тип мог бы и бриллианты превратить в грязь. – Наавон опустил глаза. – Да, Наавон, ты знаешь, о чем я говорю. Все твои солдаты говорят то же самое. Ты видел, что славная «Освободительная Армия» Садисса сделала с тем городом? По-моему, Порc, да?

– Не знаю. Наверное.

Госс снова выпил:

– Не имеет значения, верно? Все эти грабежи и убийства – просто часть величественного плана Военачальников, так? В масштабе мироздания просто несколько песчинок уничтожают немного других песчинок?

– Командир? – Наавон поднял голову. В дверях стоял адъютант.

–Что?

– Мы приземлились. Приборы что-то засекли у подножия маленького плато в нескольких минутах отсюда.

Госс засмеялся:

– Клянусь любящими богами, Наавон, теперь мы их поймали! Торопись отдавать приказы. Это так же забавно, как стрелять ребятишек на школьном дворе…

– Довольно, Госс! – Наавон повернулся к адъютанту. – Я буду через минуту. – Ординарец кивнул и вышел. Под взглядом Наавона Госс снова растянулся на койке, высосал остатки из кувшина, опустил его на пол, закрыл глаза и захрапел.

– Госс, ты дурак, – прошептал Наавон. – На войне наемник не бывает на правой или неправой стороне. Наемник просто на стороне платежных ведомостей. – Наавон опустил голову и посмотрел на палубу.

Я твержу этому профессиональному солдату стандартную дребедень, которую скармливают новобранцам, и даже сам в это не верю.

Момусиане сражались храбро, если не искусно. То немногое современное оружие, которым они обладали, было снято с тел убитых наемников. Остальные сражались, чем могли: зажигательными бомбами, ножами… Наавон улыбнулся, вспоминая ночь в городе… как бишь его… Рис. На арванианские позиции полетели стрелы. Стрелы! Первым порывом было засмеяться, и все засмеялись – кроме пятерых, пронзенных деревянными стрелами.

Наавон покачал головой. Приказ Садисса был четок: вырезать защитников всех до единого. Не щадить. На планете не должно остаться противников его «Освободительной Армии». Возможно, для этого хватило бы одного залпа тяжелого орудия – самое большее двух, – будь местность равнинной. Но на Западе, с его труднопроходимыми горами и густыми джунглями, момусиан придется разыскивать по одному, а такие поиски требуют много времени. От батальона потребуется гораздо большее, а солдаты уже давно не воспринимали данную работу как войну, в которой есть хоть клочок достоинства.