Цирк (№3) - Мир-Цирк

– Все пропало. Вся моя работа… пропала!

Палсит поднял руки:

– Послушай, доктор…

Шарт выстрелил, но от гнева рука с пистолетом дрогнула, и выстрел зажег магниевый щиток на пульте. Густой белый Дым, сильный жар и слепящий свет – не только пистолет – заставили Палсита подобрать полы мантии и броситься к ближайшей двери.

– Я убью тебя, старый псих!

Импульсные лучи отражались от стен и пола, когда старый рассказчик проскочил через дверь и закрыл ее за собой.

Палсит прислонился к двери, несколько раз глубоко вздохнул и тут заметил, что находится в одном из загонов для животных. Слышно было, как Шарт с грохотом ломится следом. Старик оттолкнулся от двери и побежал к забору. Пронзительные вопли, шипенье и рычание оглушили его, когда пернатые, мохнатые и чешуйчатые существа бросились в разные стороны. Забор был высотой в два человеческих роста – самому не перелезть. Он услышал храп и посмотрел в ту сторону. У забора спал аркадский ящер. Палсит подбежал к нему, наклонился и пнул гиганта в плечо:

– Проснись!

Ящер открыл щелевидный глаз.

–Уф?

Новый взрыв воплей и рычанья сказали Палситу, что Шарт гонится за ним по пятам.

– Быстро. Подними меня над забором.

Ящер сел:

– Олько?

– Два мешка корней и мешок пирожков с тунговыми ягодами.

Ящер улыбнулся и протянул лапу:

– Л эти.

Палсит заглянул ящеру за плечо: Шарт несся по загону с пистолетом в руке. Он указал на ворлианца:

– Он заплатит за нас обоих.

Ящер кивнул, схватил Палсита за шкирку и перенес через забор. Ноги рассказчика бежали еще до того, как коснулись земли.

Ящер повернулся и заглянул в загон:

– Док'ор.

Шарт посмотрел на ящера, потом туда, куда указывала рептилия. За забором он увидел Палсита, бегущего к дороге. Он повернулся было к воротам, но резко затормозил, когда большая зеленая лапа схватила его за плечо.

– Воук! Что ты делаешь? Пусти меня!

Ящер покачал головой:

– Лати. Два ешок орни, ешок тунг рожки.

У поворота дороги Палсит замедлил бег, потом остановился.

– Это… слишком… для старика.

Он заметил камень, сел и несколько раз глубоко вздохнул. Когда в глазах прояснилось, Палсит оглянулся на станцию. Ящер держал Шарта за ноги и тряс ворлианца. С трудом, но можно было разобрать, как ящер требует:

– Лати! Лати!

Рассказчик кивнул:

– Да в общем-то ему и следовало бы!

Все еще отдуваясь, Палсит с трудом поднялся и пустился в долгий путь к Мбвебве.

Четыре дня спустя Палсит сидел за столом Азонго и ожидал мнения спутников о своем рассказе. Растр покачал головой:

– Похоже, доктор не очень-то помог.

Азонго кивнул:

– Палсит, не знаю, удастся ли тебе когда-нибудь изгнать дьявола из разума.

Палсит нахмурился, потом поднял руки:

– Погоди! Мне ничего не мерещится…

– О! – Растр улыбнулся, потом рассмеялся. – Тогда это превосходная история, Палсит. Просто превосходная.

Азонго кивнул:

– Хорошо, что ты выздоровел. – Дикарь пожал плечами. – Но вот история… – Он покачал головой. Палсит повернулся к Дерки:

– А ты что скажешь?

Дерки скривился, потом покачал головой:

– Ужасная история, Палсит. Просто ужасная!

Старый рассказчик высоко поднял брови:

– И что же в ней такого ужасного?

Ученик покачал головой:

– Да все: все эти кнопки, пробирки, спирали и тому подобное. И потом, существо с другой планеты! Такие истории для людей вроде Растра.

Палсит нахмурился:

– Доктор Шарт действительно с другой планеты!

Дерки покачал головой:

– От этого история не становится лучше. – Ученик сжал руки и заговорил, словно учитель, читающий лекцию плохо успевающему школяру: – Люди хотят слышать только классические истории: о цирке, о борьбе черной и белой магии, о великих предсказателях, открывающих тайны. Подобная ерунда – вся эта техническая фантастика – никогда не будет популярна.

Палсит потер подбородок, потом пожал плечами:

– И тем не менее, Дерки, эту историю я и буду рассказывать, когда мы вернемся к огням.

Дерки опустил глаза:

– Что ж, это решает дело, Палсит.

– Ты о чем?

– Мои вопли и рыки настолько улучшились, что Растр и Азонго предложили мне участвовать в их номере. Азонго будет дикарем, Растр героем, а я жертвой.

Палсит на миг задумался, потом кивнул:

– Полагаю, вы уже готовы отправиться в Сину.

Дерки пожал плечами.

– С меня хватит приключений, и нам очень хочется сыграть наше представление на дороге. Ты придумаешь историю для нашего номера?

Палсит кивнул:

– Конечно.

– Сколько?

Палсит встал, подошел к двери и обернулся:

– Мы можем обсудить это позже. Мне надо побыть одному.

Растр встал:

– Палсит.

–Да?

– По мне, так это превосходная история.

Палсит кивнул:

– Спасибо.

– Хотя в ней нет хорошеньких девчонок. Возможно, в следующий раз ты вставишь парочку?

– Возможно. – Старый рассказчик поднял дверной занавес и вышел.

Конечно, общеизвестно, что новый номер Азонго, Растра и Дерки имел огромный успех в Тарзаке, где они впервые сыграли его на Большой площади, а потом стал играться на Большой Арене как часть тамошнего представления.

Менее известен старый рассказчик, принесший к огням на дорогу из Куумика в Тарзак новый тип рассказов. Он говорил о космосе, о странных существах и возвышенных приключениях, и все слушали в изумлении. Поначалу мало кто высоко оценивал его рассказы, но вскоре число поклонников выросло – немного, но достаточно, чтобы у старика не переводились медяки. Говорят, будто он рассказывал свои истории так, словно на самом деле пережил их, но на такие разговоры не стоит обращать внимания, ибо это – всего лишь часть искусства рассказчика. А Палсит из рассказчиков Сины был мастером своего дела.

ЖРЕЦ «БАРАБУ»

ЦИРК АРНХАЙМА И БУНА

Более трех (стандартных) веков

Старейший Цирк Галактики

– НА ПИРОЭЛЕ -

116 ЛУЧШИХ ВО ВСЕЛЕННОЙ

РАЗНООБРАЗНЕЙШИХ НОМЕРОВ!

ВЕЛИЧАЙШАЯ РАЗВЛЕКУХА НА СВЕТЕ!

НЕ ОШИБИТЕСЬ! Не спутайте Цирк Арнхайма и Буна – первый и старейший Аттракцион Аттракционов – с жалкой имитацией с Момуса, Большим шоу Алленби, никогда не выступавшим нигде, кроме Момуса…

– Ба! – Бансом скомкал провокационный плакат, распространяемый проворными агентами конкурирующего цирка, бросил на пыльную почву планеты Пироэль и пинком выбросил на дорогу, где его скоро раздавят тяжелые, груженные парусиной сани, запряженные ящерами. Большие рептилии Момуса, красивые чешуйки которых скрывались под слоями серой пыли, пыхтя, натягивали сделанную вручную сбрую, а дрессировщики и униформисты толкали сани или тянули вместе с ящерами. Один из дрессировщиков указал своему ящеру направление, огромный зверь остановился и пробормотал ругательство, а дрессировщик ответил тем же, только громче и выразительнее.

Происходящее в точности соответствовало его настроению. Бансом отвернулся, подобрал вышитую черными и белыми ромбами мантию жреца и сел, скрестив ноги, на деревянный ящик. Несколько приземистых юных аборигенов без особого интереса наблюдали за спором ящера и человека, потом вперевалку ушли туда, где другие люди и ящеры толкали и тянули огромные деревянные мачты для установки шатра шапито. Бансом покачал головой, потом уронил ее на руки, поставив локти на колени. Ему, младшему жрецу на «Городе Барабу II», поручили собирать информацию о соперничающем цирке, и он сделал это.

«Большое шоу Алленби» использовало для перемещения парусины, мачт и тяжелого оборудования ящеров и человеческие мускулы. А «Арнхайм и Бун» были полностью механизированы и боролись против местной гравитации с помощью тихих и мощных тягачей и подъемных кранов. Вместо гектаров с трудом сотканной вручную парусины «Арнхайм и Бун» щеголяли огромным, легким тканевым куполом; его накачивали прозрачным, как стекло, сжатым воздухом, и потому по ночам дополнительного освещения почти не требовалось, а днем не требовалось вовсе. Пока ящеры и люди Алленби срывали друг на друге раздражение, труппа «Арнхайма и Буна» закончила устраиваться и теперь готовилась к большому параду-алле через Кукью, главное поселение Пироэля.

И не только это, подумал Бансом, ой, не только. Хотя все три недели от Момуса «Барабу» вращался, чтобы артисты могли подготовиться к работе в условиях повышенной силы тяжести и приспособить номера, немногие из них выглядели уверенными в успехе работы при увеличенном весе. А филиал «Арнхайма и Буна» на Пироэле, всего лишь одна из двадцати четырех подобных трупп, наоборот, обыгрывал большую силу тяжести и даже привлек к участию в представлении аборигенов. Пироэль избрали как ближайшую к Момусу планету, куда можно было получить приглашение, поскольку «Большое шоу Алленби» не могло позволить себе запастись топливом для более долгого путешествия. Кто мог знать, что там окажутся «Арнхайм и Бун»?

– Эй, ты! – Бансом повернулся на голос: в задней двери обветшалого грузовика с «Барабу» кто-то стоял. – Чего сидишь? Хочешь вернуться на корабль?

Бансом кивнул:

–Да.

Фигура махнула рукой:

– Тогда давай сюда. Здесь пусто, как в кошельке Алленби.

Жрец слез с ящика и поплелся к грузовику, припоминая пять ярко раскрашенных челноков, доставивших «Цирк Арнхайма и Буна» на планету. У «Барабу» челноков в рабочем состоянии не было, и им пришлось сажать сам корабль за пределами Кукью, израсходовав для посадки остатки топлива. Разрисованный верхний слой обшивки корабля сгорел в атмосфере, и «Барабу» стал теперь черным и облезлым. Залезая в кузов, Бансом столкнулся с Егерем в черно-коричневой мантии униформиста.

– Смотри, куда прешь!

Бансом залез в кошелек и бросил пять медных бусин в руку униформиста:

– Извини.

Униформист сунул медяки в карман, ткнул большим пальцем в сиденья вдоль боковой переборки, потом снова занялся закреплением грузовых ремней. Закончив, он ушел в кабину к арванианскому водителю.

Бансом пристегнулся к жесткому сиденью и всей душой пожелал оказаться снова на Момусе. Если бы двести лет назад настоящий «Город Барабу» не забросил свою труппу на Момус, подумал Бансом, лишиться мне всех медяков, если бы мы не показали «Арнхайму и Буну», что такое цирк. Но необходимость выжить на необитаемой планете и двести лет без зрителей не прошли бесследно.

Грузовик накренился, так что Бансом стукнулся головой о переборку, и кузов наполнила густая, удушливая пыль. Жрец уставился на безухого арванианина, готовый требовать медяки за плохую езду, но заметил, что Егерь безразлично смотрит в бортовой иллюминатор; по-видимому, пыль, шум и тряска ему не мешали. Жрец пожал плечами и обратил раздражение на собственную профессию.

– Жрецы, – пробормотал он. – На что мы годимся, кроме как собирать фактики и записывать историйки? – Бансом вспомнил довинитского миссионера, встреченного на Пироэле. – Да, вот это был жрец! – Он вспомнил изысканные очертания алтаря и светящиеся пурпуром и золотом витражи. Но самое главное, довиниты поклоняются богам, которые делают для них всякие штуки – если их должным образом попросить. Но напрокат в цирк богов не дадут: Бансом спрашивал миссионера. Похоже, довиниты заключили эксклюзивный контракт и перекупить его невозможно. Бансом не был уверен, что это – проявление деловой хватки довинитов или же ее отсутствие. Он задремал, сожалея, что много лет назад не последовал первому побуждению и не пошел учеником к каменщику или плотнику. Жрецы вели простую, спокойную жизнь, и он любил книги, но тут не наживешь ни денег, ни чего другого значительного.

Грузовик резко затормозил. Внезапно разбуженный жрец обернулся и поглядел в запыленный бортовой иллюминатор за спиной. Перед ним возвышалась громада «Барабу» в уродливых заплатах; надпалубные сооружения, лопасти и стабилизаторы прогнулись от гравитации. Бансом фыркнул. Остатки сна – о работе довинитского священника – еще крутились в голове: прихожане, вдохновленные повествованием и обещаниями довинитов. Бансом вздохнул, отвернулся от иллюминатора и расстегнул ремни.

Жрец вылез из кузова и обошел грузовик. Следующая партия притащенного ящерами оборудования ожидала погрузки. У открытой двери в грузовой отсек «Барабу» стоял Нуссет, ученик старшего корабельного жреца Шелема. Ковыряя пальцем в зубах, он наблюдал за приближением Бансома из-под полузакрытых век.

– Сходи-ка умойся. – Ученик жреца погрозил Бансому пальцем. – Тебя хочет видеть Шелем. Бансом полез в кошелек:

– В чем там дело, Нуссет? – Ученик пожал плечами и нырнул в дверь отсека, не поглядев на медяки Бансома. Потом оглянулся через плечо.

– Ты перескажешь мне свои заметки, чтобы я мог тотчас же переписать?

– Нет. Сначала узнаю, что от меня нужно Шелему.

– Тогда я буду на шестом уровне, посмотрю, как тренируются воздушные гимнасты – если позволят.

Бансом кивнул:

– Я буду в скрипториуме.

Нуссет засмеялся.

– Где ж еще? – Ученик свернул из главного коридора, предоставив Бансома самому себе.

Бансом шел быстро, морща нос из-за вони ящеров. Если мы, вопреки «Арнхайму и Буну», ухитримся заманить в шапито хоть немного зрителей, запах, возможно, снова выгонит их! Он пожал плечами, вспомнив, что дело главным образом в духоте корабля. На поверхности Пироэля ящеры смогут помыться.

Корабль утешения, фыркнул про себя Бансом, плывущий по морю бед.

Чем дальше он углублялся во внутренности «Барабу», тем чаще встречались люди: клоуны, уродцы, фокусники, униформисты ходили по коридору или стояли небольшими группами, либо громко споря, либо грустно разговаривая вполголоса. Даже обычно бесстрастные в компании арваниане кричали и потрясали кулаками. Бансом покачал головой, вздохнул и свернул направо, в узкий коридор.

В тихом, тускло освещенном коридоре, ведущем к скрип-ториуму Бансом запнулся: перед дверью расхаживал Алленби, наряженный в золотую пелерину и черную широкополую шляпу. Услышав шаги Бансома, Алленби поднял голову.

– А! Я надеялся, что ты скоро вернешься. Бансом остановился перед Алленби и кивнул:

– Чем могу быть полезен Великому Алленби? – Он протянул руку, и Алленби опустил в нее несколько медных мо-виллов.

– «Арнхайм и Бун» готовы к параду?

– Да. – Бансом не мог встретиться с Алленби взглядом. – Они выступят перед закатом.

– Как у них с крупными животными, Бансом?

Жрец потянул себя за губу, потом опустил руку:

– Девять номеров, Великий Алленби, с разных планет…

– Есть у них слоны?

Бансом кивнул:

– Двадцать. Внушительные животные. Раньше я видел только картинки…

– Да-да. – Алленби отмахнулся, его голубые глаза вглядывались в океан скудных возможностей, высматривая нечто неизвестное, что чудесным образом спасло бы «Барабу».

– Великий Алленби, у нас есть по крайней мере ящеры. У «Арнхайма и Буна» нет ничего подобного, – попытался ободрить Бансом.

– Хм! – Алленби покачал головой. – Горбунок, главный ящер, только сегодня потребовал увеличения платы рептилиям. – Алленби махнул рукой. – Из-за гравитации. Я думал, мы можем справиться с гравитацией. Я, наверное, круглый дурак! По крайней мере нам не нужно платить слонам. – Алленби посмотрел в глаза Бансому. – А что их клоуны, фокусники?

– Я не видел их работы, но, конечно, наши лучше, Великий Алленби.

Алленби покачал головой:

– Возможно. Мне было бы легче, если бы наши лучшие не остались на Момусе.

– Они слишком стары, Великий Алленби, слишком стары для такого путешествия.

– Шелем полетел.

Бансом пожал плечами и вытянул руки:

– Жрецу не надо выступать, и, кроме того, Шелем все время неважно себя чувствовал.

Алленби нахмурился:

– Что-то серьезное?

Бансом опустил руки:

– Я не медик, но, возможно, это просто старость.

– Старость, – повторил Алленби, потом посмотрел на палубу коридора. – Как я понимаю, эта болезнь неизлечима. – Бансом пожал плечами и кивнул. – Я желаю ему поправиться, Бансом. Мне скоро могут понадобиться его услуги.

Алленби кивнул, потом обошел Бансома и неторопливо направился к главному коридору. Бансом повернулся к двери скрипториума и открыл ее, заглянув в заваленное рукописями нутро. За прикрепленным к полу металлическим столом, обычным рабочим местом Шелема, никого не было.

Бансом вошел и закрыл дверь, радуясь, что запахи чернил, кожи и старой бумаги заглушают вонь от немытых ящеров, расползшуюся по всему кораблю. Ожидая Шелема, Бансом расхаживал по пустому отсеку. На большом столе в центре комнаты, рабочем месте Нуссета, он заметил незаконченную копию рукописи Шелема. Многие жрецы на Момусе захотят получить копии… Бансом рассмеялся про себя: «Если мы вообще вернемся на Момус. Последнее наше топливо было израсходовано на посадку на Пироэль, и оставшегося не хватит даже для перебазирования куда-нибудь в другое место, подальше от «Арнхайма и Буна».

Они потратили на обустройство уже два дня, а шатер так до сих пор и не установлен. Видя столь слабого конкурента, «Арнхайм и Бун» привезли свой аттракцион в тот же город восемь часов назад – и уже готовы к параду.

Бансом окинул взглядом забитые томами полки и пробежался кончиками пальцев по блестящим кожаным переплетам, пока не добрался до надписи «Книга «Барабу», том I». Часть книги была заполнена преданиями и воспоминаниями о древней Земле – до того, как цирк вышел в космос, – а часть рассказывала о путешествиях «Города Барабу» и «Большого шоу О'Хары», лучших артистов и номеров во всем Девятом Квадранте.

«Старая труппа, – подумал Бансом, – да уж, было на что посмотреть». Старый «Барабу» начинал парад-алле через четыре часа после выхода на орбиту, используя отделяющиеся корабельные отсеки в качестве челноков.

Бансом покачал головой. На трофейном арванианском линейном крейсере, служащем теперь «Барабу II», остались только два из исходных двадцати боевых посадочных челноков, да и те на Пироэле сломались, и починить их без денег на запчасти надежды не было. Пальцы скользнули по переплетам вниз.

– Скрипториум!

– А-а-а-ах-х-х! – Бансом прижал руку к колотящемуся сердцу, быстро оглядел отсек и расслабился, только увидев интерком, встроенный в переборку над столом Шелема. «Я никогда не привыкну к этому».

– СКРИПТОРИУМ, ЭТО СУДОВОЙ ЛАЗАРЕТ. Бансом подошел к столу и коснулся кнопки вызова.

–Да?

– Бансом?

–Да.

–Это доктор Ворр. Можешь спуститься в лазарет?

Бансом недолюбливал арванианского врача. Он недолюбливал арваниан вообще, но Ворра в особенности.

– В чем дело, Ворр? Я очень занят.

– Шелем умер. Я уже уведомил Алленби. Шелем оставил тебе письмо.

Бансом опустился в кресло Шелема.

– Я спущусь… спущусь, как только смогу.

– Пожалуйста, прими мои соболезнования.

Бансом кивнул отключившемуся интеркому.

Вернувшись из лазарета, Бансом зашел в офицерскую кают-компанию, как его просил посланный Алленби зазывала. Алленби сидел с бокалом заболонного вина и тер глаза. Он поднял голову и бросил на стол несколько медяков.

– Сюда, Бансом. У нас мало времени. – Алленби указал на койку у стола слева от себя. Бансом убрал медяки и сел. – Ты здоров, Бансом? Ужасно выглядишь.

Бансом кивнул:

– Только этого нам и не хватало… – Он слабо махнул рукой, потом опустил ее на колено. Алленби вздохнул, оба помолчали.

– Бансом, мне нужна твоя помощь.

– Конечно; все, что смогу сделать, Великий Алленби.

Алленби кивнул; он крепко сжал челюсти, глядя на жреца немигающим взглядом.

– Полагаю, ни для кого не секрет, что у нас неприятности.

– Может, кто-то где-то во вселенной и не в курсе, хотя я сомневаюсь в этом, Великий Алленби.

Алленби приложился к бокалу, поставил его на стол и вопросительно посмотрел на Бансома:

– Хочешь?

– Пожалуйста.

Алленби потянулся к полке за койкой и достал бокал и новый кувшин. Наливая, он продолжил:

– Остался лишь один секрет, Бансом: насколько серьезны эти неприятности на самом деле. – Он заткнул кувшин и подтолкнул бокал Бансому. Жрец положил на стол несколько медяков и взял бокал. – Предсказатели увидели это еще до того, как мы покинули Момус, даже до того, как сформировали труппу. Если ничего не предпринять, сомневаюсь, что мы вообще сможем открыться, а если и откроемся, не окажется ли это просто фарсом?

– То есть?

Алленби наклонился вперед:

– Артисты… боятся выходить на манеж…

Бансом невольно расхохотался.

– Прошу прощения, Великий Алленби. – Он бросил на стол два мовилла. – Прости, пожалуйста, но я просто не могу себе такого представить. Все наши артисты мастера своего дела, и у них за плечами много лет работы и на манеже, и у придорожных огней.

– И тем не менее это так. Сколько ты видел репетиций?

Бансом сделал глоток, потом пожал плечами:

– Всего несколько после того, как мы покинули Момус, да и те уже больше недели назад. Даже клоуны перестали пускать зрителей, даже если им предлагают плату.

– Понимаешь? Можешь себе представить, что это означает? Чтобы клоуны отказывались выступать за медяки?

Бансом кивнул:

– Теперь понимаю, о чем ты. Все происходило так постепенно, что я даже не задумывался… Но почему? Они же не перестали быть артистами и не стали хуже, чем на Момусе.

Алленби потер подбородок, потом откинулся на койку с бокалом в руке.

– И этот корабль, и Пироэль – странные площадки. И пироэлианцы – странные зрители, а теперь еще и соперники в виде «Арнхайма и Буна»… Доктор Ворр сегодня лечил жонглеру Рулиуму сломанный палец на ноге. Рулиум уронил булавы во время репетиции.

– Рулиум? – Бансом открыл рот. – Только не Рулиум!

– Теперь ты начинаешь понимать?

– Да. – Бансом покачал головой. – И да, и нет. Что такое на нас нашло? Нельзя ли это как-то наладить?

– Мы знали, что сильно рискуем, отправляясь на гастроли так скоро, но нужно было трогаться сразу, как только мы получили медяки. Если бы мы еще промедлили, спонсоры начали бы забирать средства. – Алленби пожал плечами. – Тут уж либо отправляться немедленно, либо не отправляться вовсе.

Бансом вспомнил чувства, нахлынувшие на него после наблюдений за приготовлениями «Арнхайма и Буна».

– Возможно, так было бы лучше – не отправляться вовсе.

– Это беспредметный разговор; мы уже здесь и останемся здесь, если не сможем собраться и отработать программу так, чтобы хотя бы покрыть расходы. – Алленби поставил локти на стол и сжал руки. – Я убежден, что эта труппа вполне может заставить толпу раскошелиться. Недостаток массовости и пышности мы более чем компенсируем мастерством и изощренностью. Я распорядился назначить парад-алле сегодня на шестой час пополудни – за целый час до выступления «Арнхайма и Буна».

– Так ведь даже шатер еще не установлен!

– И тем не менее. Уже сейчас каждая свободная пара рук и все рептилии, включая Горбунка, отправляются работать. Думаю, оборудование будет готово вовремя, но от этого мало толку, если на улицы Кукью выйдет унылая, неорганизованная толпа, а не цирк.

– Великий Алленби, ты просил меня о помощи. – Бансом поднял брови и пожал плечами. – Но что я могу сделать? Я всего лишь жрец – простой историк.

– До отправления с Момуса Шелем работал с предсказателями. У него был ответ.

– И какой?

Алленби пожал плечами:

– Я надеялся, что он рассказал тебе.

–Нет.

– Вы ничего не обсуждали?

Бансом пожал плечами:

– Мы практически не разговаривали с самого старта. Он был полностью погружен в работу над рукописью… – Жрец полез за пазуху и вытащил листок бумаги, который дал ему доктор Ворр.

– Что это?

– Доктор передал. Он сказал, что это письмо Шелема ко мне. – Бансом развернул листок, потом испустил вздох разочарования. – Ничего.

– Что там написано?

– Сорок семь: тридцать четыре. Читай сам.

– И это все? Что означают эти числа?

– Ты должен понять, Великий Алленби, Шелем был очень стар, и его разум… ну, вот очень хороший пример. Это явно порядковые номера книги и главы, но история, которую Шелем написал для жрецов Тарзака, начинается с книги сорок первой и заканчивается сорок шестой. Сорок седьмой книги не существует.

– Бансом, возможно, именно ее он и писал.

– Несомненно, но ни один жрец не может выступить с рассказом, не утвержденным остальными жрецами Тарзака. Возможно, в Иконе такое бывает, но…

– Какой период охватывает эта глава?

– Не знаю. Молодой Нуссет – ученик Шелема – должен бы знать. Он копировал рукопись.

Алленби нажал на кнопку пульта, вмонтированного в стол, и вызвал скрипториум. Нуссет отозвался.

– Нуссет, это Алленби.

– Да, великий Алленби?

– Какой период охватывает тридцать четвертая глава в новой книге Шелема?

– M-м, не уверен. Минутку.

Алленби, подняв брови, посмотрел на Бансома; тот только пожал плечами.

– Ученики уже не те, что прежде.

– Великий Алленби?

– Да, Нуссет?

– Вот она. Так, тридцать четвертая… хм-м-м. Эта глава рассказывает о войне. Похоже, закончена.

– Нуссет, принеси ее в кают-компанию. – Алленби увидел, что Бансом хмурится. – В чем дело?

Жрец покачал головой:

– Чтобы Шелем собирался читать это труппе корабля? Самый страшный период в истории Момуса? Если труппа в таком настроении, если люди настолько неуверены в себе, как ты описываешь, Великий Алленби, эта глава может оказаться последним ударом.

– Возможно.

– Возможно? Я кое-что понимаю в жреческом деле.

Алленби кивнул:

– Не обижайся, пожалуйста, Бансом, но то, что Шелем был старшим жрецом «Барабу», приводит меня к мысли, что и он тоже кое-что понимал в своем деле.

Бансом покраснел.

– Конечно. – Они несколько минут ждали в тишине, не сводя глаз с двери кают-компании.

Когда вошел Нуссет с пачкой бумаг, Алленби взял их, подал ученику несколько медяков, и, не успел тот выйти из комнаты, как Алленби уже погрузился в чтение. Он был неподвижен, жили только голубые глаза. Дочитав страницу, он подкладывал ее в конец пачки. Наблюдая, как Алленби то посмеивается, то хмурится, то смаргивает слезы, как кивает, берясь за следующую страницу, Бансом снова вспомнил о довинитском миссионере.

«Я еще не слишком стар, – думал он. – Я еще мог бы пойти в ученики к каменщику. А еще работа жреца очень похожа на работу интермедиста… да и рассказчика. Если я когда-нибудь вернусь на Момус».

Он вздохнул, поднял голову и увидел, что Алленби протягивает ему бумаги; жрец не смог истолковать выражение его лица. Когда Бансом взял рукопись, Алленби встал и пошел к двери, затем остановился.

– Бансом, в четвертом часу ты выступишь перед труппой с этой главой. Будь готов. – Он повернулся и вышел.

Жрец сел, несколько минут таращился на закрытую дверь, потом посмотрел на бумаги в руке. Знакомые каракули Шелема покрывали нелинованные листы. Покачав головой, Бансом начал читать.

В четвертом часу Бансом стоял на упаковочном ящике в грузовом трюме «Барабу» в окружении собравшейся труппы. Люди, арваниане и ящеры – все в парадных одеяниях – стояли молча, ожидая слов жреца. Бансом откашлялся и начал:

– Шел двести четвертый год крушения «Барабу» и пятый год пребывания лорда Алленби в должности Великого Государственника Момуса. Защита Девятого Квадранта Обитаемых Планет, послом которого Алленби некогда являлся, была снята по приказу Совета Семи Девятого Квадранта для усиления обороны центральных районов, оказавшихся в зоне особого внимания военачальников Десятого Квадранта. Остались только горсточка Горных Егерей, вышедших на пенсию или демобилизовавшихся на Момус, да заверения Объединенных Квадрантов, что они придут на защиту Момуса в случае, если планета подвергнется вторжению.

Бансом читал слова Шелема, и месяцы борьбы, боли и страданий постепенно стирались из памяти, пока и жрец, и артисты не вернулись к тому мрачному часу.

– В то же самое время, когда последний корабль Девятого Квадранта покинул небеса Момуса, лорд Алленби пригласил к себе Великих Мастеров планеты. Они собрались в доме Алленби в городе Тарзаке и встретились с представителями оставшихся Горных Егерей…

* * *

Лорд Алленби, сидевший, скрестив ноги, за столом, смотрел на мрачные лица собравшихся.

– Есть предложения? – Его взгляд остановился на лице молодого человека в черно-коричневой мантии униформиста, ярко выделяющейся на фоне стены. – Пейнтер? Ты – старший из оставшихся на планете Горных Егерей.

Стоявший поодаль бывший лейтенант пехоты пожал плечами:

– Если разведывательные прогнозы, которыми снабдил тебя генерал Казн, верны, то Десятый Квадрант использует для вторжения наемников, – возможно, арваниан – под предлогом, который даст Объединенным Квадрантам формальный повод отказаться от вмешательства. Вопрос только во времени, но можно не сомневаться, что это будет скоро.

Алленби потер подбородок:

– Размер арванианского отряда?

– Не больше батальона. На что-то большее ОК пришлось бы обратить внимание. Но… – Пейнтер опустил глаза. – Этого должно хватить. Они будут вооружены шквальными лучеметами в качестве легкого оружия и, возможно, импульсными излучателями и дезинтеграторами для тяжеловооруженной роты. К тому же арваниане – крутые ребята.

– Ну а наши Егеря? Ведь их на Момусе около двухсот?

Пейнтер кивнул:

– Примерно половина из них – технический персонал: техники, медики, электрики и компьютерщики не более годятся для боя, чем клоуны… – Пейнтер заметил, что Великий Камера, мастер тарзакских клоунов, глянул на него, подняв бровь. – Не обижайся, Великий Камера. – Лейтенант снова повернулся к Алленби. – За вычетом их и тех, кто негоден по возрасту, мы имеем, возможно, дюжину строевых солдат, экипированных разве что голыми руками.