Чикагские "рэкетиры" разлагающе влияют на честных граждан и юношество. Своей расточительностью и наглой роскошью они искушают честных людей.
      Некоторые "рэкетиры", прославившиеся своей профессией и оставшиеся безнаказанными, разъезжают в таких богатых и роскошных автомобилях, что фабриканты автомобилей серьезно обеспокоены...
      Рассказывают, что некий американский миллиардер, когда представитель одной самой крупной американской фирмы предложил ему свою новую модель, ответил:
      - Нет, спасибо, я не желаю, чтобы меня приняли за "рэкетира".
      Глава 11
      Револьверы и бомбы... венки и цветы
      Яд, револьвер, бомбы! С тех пор, как я нахожусь в Чикаго, гангстеры то и дело доставляют мне возможность наглядно убедиться в методах их работы и отдать себе отчет о размерах их деятельности.
      Отравления, убийства из-за угла, взрывы! Каждый час проливается новая порция крови, ежедневно разворачиваются все новые и новые сцены живой грандиозной драмы, называемой "Чикагские бандиты"...
      Если серьезно взяться за изучение последствий отдельных событий, то рискуешь затеряться в лабиринте сложнейших и темнейших историй чикагских бандитов.
      Чего тут нет? Тут истории бандитов, убитых другими бандитами; эпизоды, беспрерывно повторяющиеся эпизоды из "пивной войны" гангстеров с бутлегерами, занимающимися запрещенной продажей алкоголя; сцены мести бутлегеров гангстерам; драмы на почве борьбы "королей проституции" между собой, т.е. "проституционная война"; трагедии из "игорной войны", когда господа бандиты, содержащие игорные притоны, объясняются друг с другом, т.д.
      Кровь... месть... месть... кровь!
      Сюда нужно добавить расправы с нежелательными свидетелями. "Taken for a ride" (уводимые на прогулку), называют их бандиты; это значит, что свидетели, могущие стать опасными, разными ухищрениями увлекаются на маленькие прогулки на автомобилях, во время которых их убивают из засады. "Put on the spot" (оставленные на месте), как выражаются бандиты.
      * * *
      Опять крупные события. На этот раз дело идет о нескольких гангстерах другой зоны...
      Чикагская полиция якобы напала на след Буга Морана... в штате Миннесота. Ярый враг Аль Капоне должно быть укрылся в каком-то притоне, носящем живописное название "Белый Медведь"... Это предположение тем более вероятно, что три одновременных убийства "gummen" (стрелков), совершенные в окрестностях столицы Миннесоты - Сэнт-Пол, указывают на работу Буга Морана. Жертвы: Френк Колмен, Майк Разик и Сэмми Силвермен, прозванный "Стейн" были сами известными убийцами. Сэмми Силвермен, бывший специалистом по ограблению банков, недавно убил в Канзас-Сити полицейского. Но он не был наказан, он остался на свободе. Безнаказанность, могущая изумить не знакомого с нравами Америки и Чикаго в частности.
      В самом Чикаго трагическая смерть сенатора Джойса несколько затмила другую, не менее трагическую смерть... бандита, пользовавшегося известностью в городе. Это Дэнни Велло, замечательный стрелок, принадлежавший к банде Аль Капоне...
      Велло был заподозрен в том, что он являлся инициатором ужасной "резни Святого Валентина", о которой я уже говорил в предыдущих главах. Банда Морана потеряла тогда семь своих членов и решила отомстить Дэнни Велло.
      До и после знаменитой "резни Святого Валентина" Дэнни Велло, как утверждают авторитетные люди, принимал участие в некоторых преступлениях и, как полагают, руководил также ограблением почтовой конторы на Поолк-стрит, когда бандиты похитили четыреста тысяч долларов.
      Это, однако, не мешало бандиту жить на свободе, быть счастливым и... любимым.
      Но... где бессилен закон, там не дремлет око бандитского "правосудия".
      Дэнни Велло был убит во время сентиментальной прогулки со своей невестой на автомобиле. Великолепная прогулка при лунном свете на полях Нил-Центер.
      За кустом сидели в засаде два субъекта... два бандита, по-видимому, из шайки Морана... Один выстрел, второй, третий... Они великолепные и меткие стрелки, ибо Дэнни Велло замертво упал, а его невеста даже не получила царапины... Ловкие и меткие стрелки могли позволить себе роскошь быть галантными с дамой...
      Следуя совету сторожа одного тайного бара в "петле" Чикаго, я отправился в канцелярию коронера, чтобы присутствовать при расследовании смерти Дэнни Велло. Этот сторож, услышав звонок у входа в бар, заранее смотрит через отверстие... Если посетитель не нравится ему, он грубо захлопывает крышку отверстия и не отпирает двери. Если нежелательный гость настаивает, чтобы его впустили, сторож выходит наружу и вступает в борьбу с ним. Мощность его кулаков отбивает у посетителя охоту сопротивляться, но я представляю себе, что в случае надобности хранитель заветных врат прибегает не только к своему боксерскому таланту, но также и револьверу.
      Однажды этот сторож сказал мне:
      - Иногда... это было раньше... мне приходилось выполнять более важные работы, чем роль привратника... Но теперь я уже немного постарел для "этого" и кроме того еще женат... Я больше не люблю волнений.
      На этот раз старый "гренадер" сказал мне:
      - На допросе у коронера невеста покойного Дэнни Велло, наверное, будет главной свидетельницей... Вы как раз сумеете убедиться в скромности и молчаливости подруг наших гангстеров.
      Вскоре я очутился в канцелярии коронера - маленький зал, расположенный над городским моргом, напротив операционной залы госпиталя округа Кук. Веселое, даже очень веселое место... вы это увидите.
      Заседанием следственной комиссии руководит лично коронер, весьма любезный доктор Бэйндзен. По правую сторону от него сидят шесть членов комиссии, шесть человек различного возраста.
      Публики очень мало... Журналисты, среди которых выделяются мои коллеги Беттингер и Джон Дрейри, три-четыре любопытных и два одетых с крайней элегантностью лица, старающихся держаться в тени, но привлекающих к себе всеобщее внимание.
      - Кто они, эти?..
      - Наблюдатели, которые всегда приходят на подобные заседания следственной комиссии коронера. Они великолепно осведомлены, кто убийцы и также, кто дал приказ об убийстве. Они доложат кому следует, дали ли свидетели компрометирующие показания постольку, поскольку нужно принять против них соответствующие меры... Теперь они пришли сюда, чтобы послушать, что скажет невеста Дэнни Велло.
      Невеста Дэнни Велло... Войдя в залу, я сразу понял, что она - та красивая блондинка, которая сидит не на скамье для публики, а в специальном кресле у стены, напротив комиссии коронера. Она довольно трогательна в своей почти целомудренной скорби. Видно, что она старается удержаться от слез. Но последние стекают с краев ее тяжелых ресниц. Она часто вытирает их тонким платком. Она делает это жестом ленивой грации... Наконец ей удается овладеть собой... только на несколько минут, ибо она падает в обморок, когда доктор Бэйндзен спрашивает ее весьма мягким, почти нежным голосом... Бедная девушка...
      Здесь, в этом зале, нет скамьи для свидетелей. Невеста Дэнни Велло должна была подняться на эстакаду и сесть в кресло рядом с доктором Бэйндзеном, который сидит в таком же кресле. Оба они сидят лицом к публике... Конечно, как из-под земли вдруг выросло десять фотографов. Вспышка магния!.. А затем крик: "Голову немного направо, мистер коронер!.. Мисс, уберите, пожалуйста, ваш платок!" Америка! Ах, эта Америка! Какой скандал разразился бы, если бы подобная сцена произошла в помещении французского судебного следователя! И не только французского, а любого европейского! Да, европейская юстиция не балует журналистов и репортеров!..
      Америка... обетованная страна журналистов!..
      А невеста Дэнни Велло? На допросе коронера она показала себя незаурядной дипломаткой. Она знает Дэнни Велло не более одного года... Она не знала, по крайней мере, не интересовалась его прошлым, его подвигами... Для нее он был не более и не менее как мирный коммерсант... Где был его магазин? Гм.. Она не знает... Она также не заметила, как выглядели убийцы... Она даже не могла бы приблизительно опознать их, если бы состоялась очная ставка...
      Она закончила свои показания потоком слез...
      Ладно! Невеста Дэнни Велло может отправиться домой с миром...
      Ей нечего бояться, что ее выведут на фатальную прогулку.
      Когда заседание судебной следственной комиссии было закончено, оба шикарных "мистера" вышли к подъезду и сели в большой роскошный лимузин. За то, что я осмелился обратить на них, быть может, слишком нескромное внимание, они наградили меня недружелюбным взглядом. "Мол, куда ты свой нос суешь!".
      * * *
      Похороны Дэнни Велло были красивы.
      В газетных некрологах всесторонне освещались его преступные подвиги и без всякой иронии добавляли, что он также участвовал в общественной жизни. Вы слышите? Опасный преступник и общественная деятельность!
      Вот фраза, которую я сам читал в газете "Чикаго Дэйли Ньюс" от 14 августа 1930 года:
      "Он (т.е. Дэнни Велло) принимал активное участие в политической деятельности демократических организаций области Запада".
      Что можно к этому прибавить? Сочная фраза!
      Изумительный альянс форума и публичного дома!
      Герой избирательной урны очутился в... погребальной урне!
      Великие принципы демократии и свободы, поддерживаемые "вернейшими из верных".
      Вместо политического маневра последней минуты - последняя минута ненавистных соперников.
      Пышные похороны... Недоставало только, чтобы за гробом Дэнни Велло, одного из опаснейших преступников, шла многочисленная и избранная публика...
      На следующий день я отправился в кабинет американского института криминологии, где встретил ученого профессора Джона Ландеско. Он искренне смеялся над моей наивностью, удивительной европейской наивностью:
      - Но вы, месье, не удивляйтесь, так как похороны бандитов, конечно, самых известных, совершаются с большой помпезностью. Часто за их гробом шествуют люди весьма высокопоставленные, что служит лучшим доказательством связи мира порока и преступления с миром политики... по меньшей мере с частью политических кругов. Когда Джим Колоссимо, которого можно называть творцом бандитизма в Чикаго, был убит своими врагами, за его гробом следовала большая толпа, состоявшая из содержателей игорных притонов, публичных домов... трех судей, восьми членов городской думы, одного генерального прокурора и даже одного члена Конгресса...
      - Что? Конгресса?
      - Да... И это пример - один из сотен.
      Профессор Ландеско является авторитетнейшим историком чикагского бандитизма. Он рассматривает бандитов с курьезностью ученого, исследующего под микроскопом движения муравья. Он совершенно беспристрастен, как политик, и не испытывает никакого неприязненного чувства к кому-либо. Я очень доволен, что могу опираться на такой высокий авторитет.
      Я, между прочим, полюбопытствовал разыскать счета о расходах, вызванных похоронами некоторых бандитов, убитых своими противниками... Счета не вызывают сомнений, и я сделал весьма интересные открытия.
      Так, например, бандит О'Баннион был положен в гроб, за который его вдова заплатила... десять тысяч долларов. На похоронах присутствовал "человек со шрамом", т.е. Аль Капоне, и... пять судей. Среди народных судей находился также судья Шелмен, который, судя по скандальным разоблачениям о бандите Зюте, получал из бандитских сундуков значительные суммы...
      Как рассказывают, на этих похоронах самые закоренелые бандиты, убивавшие десятки людей, плакали, как дети... Венков и цветов было так много, что улицы были наполнены благоуханием.
      - Самый лучший спектакль, который я когда-либо видел в своей жизни, сказал мне капитан Джон Стиг.
      Он говорил это весьма серьезно и вместе со своим другом писателем Джемсом О'Доннеллем Беннетом (весьма почтенным и интересным человеком, ничего общего со Спайк О'Доннеллем, конечно, не имеющим) уверял меня, что похороны О'Банниона превзошли своей пышностью похороны президента Вудро Вильсона и даже торжественное перенесение праха Карла XII, при котором он присутствовал в Стокгольме.
      Только духовенство в этом отношении блюдет еще благопристойность и достоинство. Повсюду выполняется постановление кардинала Мендлейна, изданное им несколько лет назад, согласно которому духовенство не имеет права принимать участия в похоронах убитых бандитов.
      * * *
      Отказ духовенства не смущает бандитов и их союзников. Иногда политики сами замещают недостающих священников.
      При похоронах Джимма Колоссимо член городской управы Кофлин прочел "Ave Maria", за которым тотчас же присутствующие пропели гимн "Ближе к тебе, мой Бог", связанный в нашем воспоминании с гибелью "Титаника"...
      Похороны бандитов, гангстеров, "рэкетиров" и бутлегеров всегда привлекают большие толпы. Иногда в кварталах Чикаго приходится прекращать движение на целый час...
      Между тем ведь все знают, что тот, кому оказывают такие посмертные почести, воровал, убивал, вымогал, терроризировал...
      Любопытство всегда увлекает!
      В похоронной процессии ищут депутатов и... главарей банд... Смотрят, как плачут вдова и соучастники...
      Вдова Бига Тима Морфи, ужасного подлеца, замешанного в партийной борьбе, в многочисленных ограблениях банков и торгово-промышленных обществ, - стала весьма популярной героиней только потому, что на другой день после свадьбы она снова стала вдовой другого убитого бандита - Дингбота Оберта.
      - Я положила на их гроб одни и те же цветы, - гордо сказала она.
      Похороны Дэнни Велло вышли, конечно, менее пышными, чем погребение О'Банниона и Колоссимо, но венок, положенный одним его политическим другом, был очень внушителен.
      Верный своему покойному другу, этот политик последовал буквально интересному совету, даваемому хитроумными цветочными торговцами Америки тем, кто хочет выразить свою радость или печаль:
      - Выразите это цветами.
      Глава 12
      Белая ночь в черном квартале
      Сегодня опять два убийства!..
      История чикагских бандитов повторяется каждый день. Как будто мистический дирижер повелевает ими.
      Чарльз Мьюлкей, секретарь профессионального союза рабочих свинцового дела, и Бернард Реббери, которого газеты называют "злым гением", "тайным диктатором" этого союза, - убиты выстрелами из револьвера...
      Союз рабочих свинцового дела является одним из тех рабочих синдикатов, которые наиболее часто подпадают под тайное разлагающее влияние гангстеров.
      В последнее время этот синдикат "контролировала" банда Аль Капоне, а Чарльз Мьюлкей, павший сегодня жертвой своих врагов, был официальным представителем Вильяма Таглиа, бывшего каторжника, прозванного "Козел". Последний выполнял специальные поручения Аль Каноне, взявшего под свою высокую "опеку" в смысле racketeering союз рабочих строительной промышленности...
      Новый начальник чикагской полиции, м-р Джон X. Элкок, действительно, достоин сожаления. Когда бедный Элкок вступил в исполнение своих обязанностей - это было в июне 1930 года, - он поклялся очистить Чикаго от крупных гангстеров, не оставить ни одного преступления безнаказанным и посадить в одиночную тюрьму полицейских, виновных в коррупции. Но... убийство Джека Лингла было уже одиннадцатым преступлением в течение первой недели его управления центральной полицией... Этого было достаточно, не так ли?
      А сегодня? Сегодня произошло пятьдесят четвертое и пятьдесят пятое убийство, виновники которых не разысканы. И это все идет на счет бедного Элкока. А еще хуже этого - Аль Капоне "соизволил" вернуться в Чикаго, потому что ему немного жарко во Флориде. Спайк О'Доннель, второй "враг общества", покуда еще не проникся достаточным страхом, чтобы оставить Чикаго и бросить выгодные занятия поставщика угля для чикагского самоуправления. Что касается сомнительных полицейских, то, за исключением одного или двух "перемещений", они спокойны за свою судьбу!..
      Теперь недостает только, чтобы заговорили о перемещении на другую должность мистера Элкока, преемника Вильяма Росселя.
      Недаром известный ученый профессор университета мистер Эндрью К. Врэс остроумно сказал: "Единственной стабильной профессией в Чикаго является профессия бандита".
      Как бы то ни было, выдающиеся граждане заговорили о необходимости назначить "диктатора"...
      - Ах! Если бы генерал Доус согласился вернуться в Чикаго и помочь нам! - слышится со всех сторон.
      Генерал Чарльз Г. Доус, посол в Лондоне и бывший вице-президент Соединенных Штатов Северной Америки, является, наравне с пацифистом Джеком Эддамсом и адвокатом-философом Клеренсом Дарроу, одним из великих граждан Чикаго.
      Но согласится ли когда-нибудь генерал бросить свою карьеру и свои милые доисторические научные изыскания, чтобы прибыть в Чикаго и вести долгую суровую борьбу с бандитами, без уверенности выиграть ее? Скорее всего он этого никогда не сделает.
      Между тем уже с утра распространился упорный слух о возвращении бандита Буга Морана в Чикаго.
      В управлении центральной полиции, естественно, сомневаются в верности этих слухов. Но... компетентный сторож тайного бара, который иногда, раскрывая свою душу, доверяется мне и сообщает некоторые тайны из мира гангстеров, сказал мне сегодня, когда я задал ему весьма конфиденциальный вопрос, что он знает кое-что про эти слухи. А ему нужно верить, так как он косвенно связан с "молодцами" Буга Морана:
      - Это вполне возможно, месье... Сегодня утром я был удивлен, встретив одного из его стрелков в трамвае квартала Винсенз.
      Винсенз - негритянский квартал Чикаго.
      Сторож тайного бара, которого я для большей ясности буду называть Гарри (это не настоящее его имя), добавил:
      - Этот стрелок не белый, а темнокожий... Хороший стрелок... Он убил уже не одного человека...
      - Что? Человек цветной расы среди гангстеров? Но это ведь редкость.
      - Совершенно верно, это редкость.
      - Мог бы я его увидеть?
      - Это не особенно легко... Но при желании можно устроить. Да, он сказал мне, что сегодня вечером пойдет в "Гран-театр" - негритянский театр, чтобы увидеть, как танцует Глориа Свэнсон.
      - Глориа Свэнсон танцует в негритянском театре?
      - Как вам сказать... не знаю... Одним словом, вы увидите его своими глазами. Если мы не найдем его в плохом настроении, вы не пожалеете, что провели там вечер.
      * * *
      Негритянский квартал Чикаго был мне немного знаком, так как однажды я проехал через него вместе с двумя полисменами в автомобиле ночной бригады.
      Восхитительная ночь...
      Негров в Чикаго около трехсот тысяч. Они живут все вместе в большом квартале. Они отчасти изолированы от белых и имеют свои магазины, свои театры и кино, свои отели.
      Визит в черный квартал очень взволновал меня.
      Негры, как и везде в Соединенных Штатах Северной Америки, находятся в Чикаго в положении париев. Они презираемы, унижаемы и почти изолированы от остального населения. Но, в отличие от других городов этого государства, они в Чикаго все-таки пользуются относительными правами, а именно: могут разъезжать в трамвае наравне с белыми и имеют право голосовать. В этом отношении чикагцы заслуживают похвалы.
      - Они даже ухитряются голосовать два раза вместо одного, - сказал мне с юмором, смешанным с горечью, один полицейский офицер.
      В Чикаго имеются два чернокожих депутата: мистер Джордж, судья в Сити-Холл, и мистер де-Прейс.
      Воспоминания об ужасных бунтах, происходивших несколько лет тому назад - о так называемой "расовой борьбе", - по-видимому, начинают изглаживаться, хотя мне и говорили:
      - Число негров беспрерывно увеличивается в Чикаго. Они стекаются сюда с юга, где тяжелое положение хлопчатобумажной промышленности вызвало массовую безработицу. Скоро наш город будет насыщен неграми, и тогда нужно опасаться новых беспорядков.
      Пока, кажется, все спокойно. Любят приписывать неграм ответственность за большинство преступлений, совершаемых в Чикаго. Но это мне кажется преувеличением.
      Серьезные статистики показали мне материал, тщательный просмотр которого должен убедить меня, что хотя число негров не достигает и десяти процентов общего населения Чикаго, чернокожие, однако, совершают сорок процентов всех преступлений в Чикаго.
      Но одно дело статистика, другое - факты.
      Негры в действительности совершают только мелкие кражи и дурные поступки и, большей частью, замешаны в драках и свалках. Но
      роль их в преступлениях гангстеров ничтожна. Гангстеры - почти все
      белые.
      Сегодня я впервые услышал, что негр замешан в истории бандитов...
      Я только потому был взволнован, посетив негритянский квартал в автомобиле ночной полицейской бригады, что увидел там картину ужасной скорби и бедности. Чикаго, как и все американские города, с осени 1929 года переживает весьма серьезный кризис. Застой во всех видах промышленности очень велик, и фабрики работают вяло. Везде, конечно, прежде всего были уволены негры, белые увольняются только в крайних случаях.
      Полицейские водили меня во многие скромные кабачки, где негры играют в карты и в бильярд. Рассматривая черных игроков, я замечал среди них истощенных и сонливых.
      - Это безработные, не имеющие приюта, - сказали мне полицейские. Хозяин этого кабачка, тоже негр, жалеет их и разрешает им проводить здесь всю ночь; наутро он дает им также по стакану кофе... все ради любви к своим чернокожим братьям.
      Этот пример чернокожей солидарности растрогал меня.
      Вот почему я не смеялся, как это делали полицейские, когда мы входили в маленькие часовни негритянских баптистов, где негры-проповедники всякий раз, по нашей просьбе, приглашали верующих исполнять во славу Божью песни и неистовые танцы. Моих компаньонов рассмешил редингот, [длинный сюртук особого покроя] в который был одет негр-священник.
      Я не смеялся... не смеялся даже тогда, когда понял так же, как в знаменитой сцене парижского мюзик-холла, что мистицизм этих больших черных детей все более и более доводит их до настоящего сумасбродства, принимающего формы чистого безумия... безумия crescendo... к счастью, не имеющего последствий.
      В неистовстве изливается мистическая душа негра...
      Я не смеялся...
      Только одно приключение рассмешило меня в этот трогательный вечер: визит в самый роскошный отель черного квартала.
      Хозяйка отеля миссис Элизабет Вернет оказывала мне почести с чересчур навязчивой любезностью. Впрочем, я восхищался тем, как эта дородная негритянка, достигшая пятидесятилетнего возраста, ухитрялась поместить свое темно-коричневое тело весом в сто пятьдесят кило в платье из шерсти, декольте которого обнажало грудь Фелии Литвин и руки Ригуло.
      Я был поражен, когда пышная хозяйка с широкой гордой улыбкой заявила мне:
      - Мой черный отель - самый лучший в мире... Он пользуется таким реноме, что у меня в данный момент гостят два француза... один месье и одна мадам из Ниццы. Хотите видеть ваших соотечественников?
      Ясно, я тотчас же согласился встретиться с четой из Ниццы. Мне очень любопытно было увидеть тех, кто оставил берега Средиземного моря, чтобы переселиться на берег озера Мичиган, тех, у кого родилась такая пошлая идея - поселиться в негритянском отеле...
      И я увидел, как из лифта торжественно вышли господин и "очень смуглая" красивая дама, которые объяснили мне... по-английски (а не по-французски), что он бывший музыкант джаз-банда в Монмартре, а она бывшая танцовщица в баре на Елисейских полях, причем последнее время они жили в Ницце, как очень состоятельные рантье. Покончив со своим рассказом, "французы" быстро поднялись на лифте в свой номер, немного раздосадованные, что их потревожили...
      На этот раз я шел вторично в негритянский квартал только для того, чтобы встретить чернокожего гангстера, необычайную редкость...
      Когда мы с Гарри пришли в Гран-театр, занавес был уже поднят. Зал был наполовину пуст - экономический кризис дает себя чувствовать везде.
      Исключительно черная публика, оркестр исключительно из негров, труппа тоже только негритянская!
      Я и Гарри - единственные белые люди в этом здании. Мы садимся на последнюю скамью у оркестра. Суровый Гарри и на досуге имеет хмурый вид.
      Спектакль состоит из ревю мюзик-холла, среднего, но хорошего ревю, довольно роскошно обставленного...
      Артисты выполняли его с почти бешеным увлечением, поддерживаемые невероятным энтузиазмом зрителей.
      Ах, нет более благодарной публики, чем негритянская! Не было такого танца, который не срывал бы бурных аплодисментов; не было такой песни, которой не пришлось бы бисировать... У меня создалось такое впечатление, что спектакль никогда не окончится, что "браво-брависсимо" заставят артистов остаться на сцене навеки.
      Вдруг... крик, еще более громкий и более выразительный, чем другие, возвещает выход почти обнаженной танцовщицы, движения которой заставляют трястись с невероятной скоростью ее единственное украшение - пояс из перьев.
      Исключительная и единственная в своем роде танцовщица!
      Эта высокая фигура, эти необычайно длинные руки, этот коленчатый затылок!..
      Между двумя проявлениями восторга публики, Гарри шепнул мне в ухо:
      - Это Глориа Свэнсон... Нельзя ли сказать, что это мужчина? Проклятый тип, ей-ей!
      И он объясняет мне, что эта танцовщица на самом деле негр с весьма скверным поведением...
      Однажды, участвуя в сцене ревю, он пародировал "герлз" и имел такой грандиозный успех, будто никогда не переставал носить юбку... короткую до пределов возможного.
      - После полуночи, - шептал мне дальше Гарри, - он танцует в ночном кабаке негритянского квартала. Он зарабатывает много денег и пользуется еще "успехами" в других областях "искусства"... Однажды вечером какой-то директор банка...
      Я больше не слушаю Гарри. Я присматриваюсь к тому, как "Глориа Свэнсон" исполняет финальный танец последнего акта. Этот номер, правда, опрокидывает законы равновесия, но в то же время он совершенно не считается с правилами приличия и стыда... Кроме того, меня интересует, не раздумал ли "стрелок" Буга Морана и не пошел ли в другое место? Кто может понять психологию чернокожего?..
      Наконец!.. Наконец опускается занавес.
      Негритянская парочка разгуливает по залу с высоко поднятой головой. Они очень гордятся своими хорошими праздничными костюмами...
      Гарри указывает мне на одного негра, похожего на всех остальных.
      - Это он... это он и есть, - говорит Гарри.
      Гарри оставляет меня одного, подходит к "нему", пожимает ему руку. Я всматриваюсь в "него". Он не столь черен, как другие негры - как мне раньше показалось. Он представляет Гарри свою подругу, маленькую женщину с прекрасными зубами...
      Это и есть черный гангстер... большая редкость... "человек, который убивал". Он ни большой, ни сильный, ни красивый, ни безобразный... У него нет также свирепого или жестокого вида... Он, в общем, незначительный субъект.
      Он хорошо развлекался - глаза его блестят.
      Но вот антракт кончился. Мы опять занимаем места. Гарри, однако, не знакомит меня с чернокожим гангстером. Он оправдывается тем, что "человек, который убивал" примет меня после спектакля... теперь он еще под впечатлением наслаждения от "искусства" единственной и незабвенной танцовщицы...
      Мой визит к негру-бандиту был продолжительным, поучительным... печальным.
      Утро вступило в свои права, когда мы с Гарри ушли из негритянского квартала. Терпкое воспоминание о белой ночи в черном квартале еще долго будет жить в моей памяти...
      Я сейчас расскажу о ней.
      Глава 13
      Исповедь черного гангстера
      Очень низкий домик на одной из улиц около Большого Бульвара... У порога два-три негритянских семейства, по-видимому, в полном составе: отцы, матери, негритята. Взрослые говорят между собою шепотом... дети и подростки играют в лошадки, издавая громкие крики. В "цветном квартале" ложатся спать очень поздно. Уже давно пробило полночь.
      Ах, этот "цветной квартал", - говорят в Чикаго.
      "Человек, который убивал" на ходу вежливо приветствовал негров, говоря им: good night!
      С тех пор, как мы вышли из театра, я впервые услышал звук его голоса, так как до сих пор, во время ходьбы, говорил большей частью Гарри, почти полушепотом. Он, по-видимому, побуждал "цветного" гангстера поделиться своими тайнами.
      В течение всего времени, по дороге от театра до этого домика, я шагал рядом с его "подругой". Она только смеялась наивным ребяческим смехом, обнажая свои великолепные зубы. Она избегала говорить со мною.
      Эта молодая негритянка, которую мне бы следовало изучить, является весьма знакомой фигурой в барах черного квартала. "Перипатетичкой", т.е. странствующей "философкой", зовут ее. Это у нее часто останавливался "человек, который убивал" - иногда ради удовольствия, иногда ради безопасности. Он, несомненно, думал, что это благоразумнее, чем останавливаться у доброй миссис Элизабет Вернет, в самом роскошном отеле "Нью-Отель-Винсенз", в роскошном постоялом доме, где можно встретить ниццских смуглянок!
      Но вот темный коридор и в конце его, на первом этаже, квартирка из двух комнат - насколько я могу судить.
      У входа меня тошнит: едкий, неопределенный запах, смесь вонючего керосина или бензина с запахом горячего сала и пота. Гадкий, противный для европейца запах, преследующий меня и по сей день так же, как и та кошмарная ночь, которая иногда кажется мне нереальной, фантастической, но которая все же была наяву.
      И, действительно, в настоящем моем рассказе о похождениях среди бандитов Чикаго есть так много экстраординарного, кажущегося почти фантастическим, что иногда можно подумать, что все это не соответствует правде, преувеличено, искажено...
      Однако это все - правда, настоящая жизненная правда!
      Роман, написанный жизнью, самой неприкрашенной жизнью, а не фантазером-писателем, часто кажется измышлением, фантастикой.
      Мне, переживающему свои авантюры среди чикагских бандитов, тоже иногда кажется все нереальным, я начинаю не верить своим ушам и глазам...
      Вот почему везде, где возможно, я стараюсь точно отмечать дату, место происшествия, имена и фамилии персонажей, но иногда мне, по понятным причинам, приходится опускать их.
      Все, что мне удалось видеть, слышать и чувствовать, столь чуждо нашему понятию, столь не поддается нашему жизненному восприятию, даже в отношении мира криминальности, что можно подумать, будто я пишу романтическую историю бандитизма в Чикаго. Но, однако, я не романтик и желаю быть только верным, беспристрастным репортером, записывающим только то, что видели его глаза.