11

Некоторое время стояла полная тишина, изредка нарушаемая посапыванием великана, потом Лод сильно захрапел, зашевелился, выкинул руку и столкнул кружку с пивом. Темная жидкость выплеснулась на пол, а остатки побежали ручейком по столу и затем методично, капля за каплей, стали стекать вниз. О'Лири открыл глаза, когда услышал, что зашевелилась вторая голова Лода. Голова смотрела прямо на Лафайета и что-то говорила, еле разжимая губы. О'Лири прислушался.

— Большой… зверь… спит, — отрывисто прошептала она. — Это крепкое пиво не прошло бесследно и для меня, но я постараюсь перебороть хмель.

О'Лири не отрываясь наблюдал за происходящим. Было слышно, как капало на пол пролитое пиво. Лод пошмыгал носом и зафыркал во сне.

— Слушай, ты, малыш, — прошипела голова. — Если я помогу тебе сейчас, обещаешь выполнить мою просьбу? Ответь мне!

Лафайет силился что-то сказать, но язык не слушался. Эти попытки стоили ему невероятных усилий. Переводя дух, О'Лири немного обмяк, и в ту же секунду тысячи игл впились в его тело. Он знал, что адская боль будет невыносимо терзать его. Пусть хоть такой дорогой ценой, но он получит благословенное мгновение облегчения…

— Не умирай, глупец! — свирепо зашипела голова. — Я освобожу тебя, но вначале дай мне слово, что выполнишь то, о чем я тебя попрошу!

— Что… о чем ты? — Лафайет старался вникнуть в то, что ему говорили. Он понимал, что это чрезвычайно важно, но где-то совсем рядом его манила гигантская яма мягкой черноты, и если он не остановится сейчас, то тут же начнет все глубже и глубже погружаться в ее пучину…

— Слушай меня! Поклянись свободой, что сослужишь мне службу.

Голос с трудом пробивался сквозь туман, заполняющий сознание О'Лири. В груди что-то нестерпимо ныло. Боже мой, какая боль! Стоило ему только чуть-чуть расслабиться, как тут же опять в истерзанное тело впивались адские шипы. Что-то острое уже буравило его щеку, кололо в челюсть.

Он судорожно хватил ртом воздух и снова сжался, чтобы шипы чуть отпустили его. Горящие глаза на морщинистом лице неотступно сверлили Лафайета.

— …Ну давай, глупец! Лови шанс, который фортуна бросает тебе на дороге! Дай мне слово, и я освобожу тебя!

— Что… что ты хочешь, что я должен сделать? — с трудом выдавил О'Лири.

— Видишь секиру, вон там, на стене? Когда-то, много-много лет назад, бытовало предание, что острое лезвие этой секиры поставит последнюю точку в судьбе изменника! Возьми ее, размахнись посильней и отсеки его голову!

— Его… голову?

— Убийца короля, своего отца, поклялся, что то же самое сделает и со мной, — продолжала голова сиплым голосом. — Он заявил, что, когда принцесса Адоранна станет его невестой, на брачном празднике свидетелей не будет! Он соберет самых лучших хирургов страны, и их ножи обезглавят меня. Лод меня ненавидит и в то же время боится. Меня, который был с ним во всех переделках, готовый в любую минуту дать дельный совет. А теперь он говорит, что я опозорю его перед трепетной прелестницей. О, мерзкое создание! Он с удовольствием избавится от меня. Он считает, что это не сложнее, чем удалить бородавку. Взял и срезал.

— Как же ты сможешь освободить меня?

— Когда он спит в пьяном забытье, вот так, как сейчас, я могу немного управлять телом, нашим общим телом, которое скоро будет только моим. Ну, отвечай, малыш, ты согласен?

— Я… я попробую.

— Отлично!

Сверкающие глаза прищурились. О'Лири заметил, что из-под пряди волос, спадающей на темный морщинистый лоб, проступили капельки пота.

Волосатая рука зашевелилась и стала неуклюже шарить в складках одежды.

Послышалось звяканье металла, и в руке появилась увесистая связка ключей. Лод продолжал храпеть, высунув язык из раскрытого рта.

— Будет больно… это будет смертельно больно, — пробормотала вторая голова. — Но скоро, очень скоро победа будет за мной.

О'Лири видел, как рука неловко размахнулась и бросила связку в сторону клетки. Ключи звякнули по металлу и повисли на одном из шипов в нескольких дюймах от руки Лафайета.

— Я не могу до них дотянуться, — прошептал он.

— Попробуй! Между тобой и свободой стоит только одно мгновение боли. Попробуй!

Лафайет просунул руку на дюйм. Сотни жал тут же впились в нее. Он чуть-чуть подался корпусом, всей кожей ощущая, как шипы вгрызаются в в бока и под ребра. Он тянул руку вперед и вверх, до боли сжимая зубы и не обращая внимания на треск кожи и потоки свежей крови, бежавшей поверх прежних, подсохших ран. Еще один дюйм, и Лафайет коснулся пальцами связки. Ключи упали на ладонь. Он схватил их и зажал в руке. Сердце бешено колотилось. Неожиданно Лод зачмокал во сне губами и зашевелился. О'Лири затаил дыхание. Великан поерзал в кресле, что-то пробормотал во сне и снова задышал ровно и спокойно. О'Лири стал просовывать руку к замку, получая все новые и новые уколы. Его одежда пропиталась кровью, неглубокие многочисленные раны кровоточили и нестерпимо болели.

— Ключ из черного металла… Ну, давай же, скорее… — шептала голова.

— Он может скоро проснуться.

Так, еще одна попытка. Лафайет крепко сжимал ключи в мокрой от пота ладони. Он глубоко вздохнул и снова потянулся, стараясь не обращать внимания на свою израненную кожу, думая только о цели. Ключ коснулся замка, замок закачался и с бряцаньем ушел в сторону. Голова негромко выругалась. Не выпуская ключей из рук, Лафайет попытался придержать замок пальцами. В этот момент великая снова заерзал в кресле, засучил ногами и почесал толстым пальцем под носом. Вторая голова замерла, раскрыв рот с пересохшими, потрескавшимися губами…

Дужка замка распахнулась, он покачался и со стуком упал на пол.

Лод приоткрыл глаза, шумно облизал губы и снова погрузился в сон. Лафайет рванул дверь клетки. Натужно скрипнули петли, дверь широко распахнулась, и О'Лири вывалился из нее. Шатаясь, он подошел к спящему великану и остановился перед ним.

— Адоранна, — прошептал Лафайет. — Где она сейчас? Лод лгал мне, или она все-таки здесь?

— Он сказал тебе правду, дурачок. Не сомневайся. А о принцессе ты сможешь порасспросить того, кто сейчас плетет нити заговора во дворце. Поэтому не трать попусту время! Поторопись сделать то, что обещал мне!

О'Лири распрямил ноющую спину, вытер окровавленные ладони о брюки и, едва переставляя ноги, двинулся к стене. Секира висела высоко, так высоко, что он не мог до нее дотянуться. Он обернулся, отыскал глазами стул с тремя ножками, подтащил его к стене и стал на него забираться. Когда Лафайет выпрямился, у него закружилась голова от большой потери крови. Он чуть было не упал и, чтобы удержаться, оперся рукой о стену. Головокружение постепенно прошло.

Древко секиры, толщиной с запястье в обхвате, было обмотано наискосок плотной и жесткой, давно высохшей кожей какого-то зверя. О'Лири взялся за древко и снял секиру с проржавленного крюка. Тяжелое оружие выскользнуло из рук и с грохотом упало на плотный земляной пол.

Лод что-то забормотал. Лафайет нагнулся и поднял ее. Секира была тяжелая, неудобная, со слишком длинным древком. Стальная рубящая часть от ржавчины имела бурый цвет. Обоюдоострая и широкая — два фута от острия до острия, она была насажена на древко и крепко примотана узкими полосками кожи.

— Давай быстрей, малыш! — торопил приглушенный голос.

Глаза Лода широко раскрылись. Он обвел комнату невидящим взором, встряхнул головой и что-то пробурчал. Его взгляд остановился на О'Лири, который крепко сжимал руками древко секиры, готовясь нанести удар. Лод зарычал, попытался приподняться, поскользнулся и с диким воплем упал на спину обратно в кресло.

О'Лири рывком сбросил секиру с плеча, сделал два шага вперед, поднял ее над головой и со всего размаха рубанул по шее великана в том месте, где она соединялась с грудью. Огромная голова подскочила дюймов на пять, словно чудовищный пляжный мяч, привязанный к малиновому шесту. Ударившись о мощное плечо, она отлетела в сторону, тяжело плюхнулась на пол и, перевернувшись, замерла, обратив свой мерзкий лик к Лафайету.

В это время огромное тело, из которого хлестала фонтаном кровь, поднялось из кресла и неуверенно встало на ноги.

— Теперь я господин, — прохрипела маленькая головка.

После этих слов тело качнулось и замертво рухнуло на пол.

Чувствуя, что проваливается в какую-то темноту, О'Лири на ощупь добрался до стола, пошарил по нему, наткнулся на кружку, выпил остатки пива и распластался на мокром столе грудью, ожидая, пока прохладная жидкость разгонит мрак, в который погрузилось его сознание.

Немного погодя Лафайет мало-помалу пришел в себя и почувствовал звериный голод. На столе было чем закусить, причем в количестве, достаточном для целого полка. Он опустился на стул, схватил жареную птицу и начал жадно есть, нисколько не смущаясь присутствием гигантского тела, распростертого у его ног в луже черной, как смола, крови.

Утолив голод, О'Лири снял рубашку и внимательно осмотрел свои раны.

Он прикинул, что их около пятидесяти. Слава богу, самые большие раны были не глубокие. Лафайет тут же представил себе, что если бы доктор сейчас наложил швы, то он был бы похож на образец вышивки какой-нибудь начинающей ученицы. Морщась от боли, О'Лири промыл раны пивом. Все тело щипало и ныло. Отмыв засохшую кровь, он оторвал несколько полосок ткани от шарфа Лода и перевязал наиболее серьезные раны.

Покончив с этим, Лафайет подошел к двери. Снаружи не доносилось ни звука. Интересно, эти верзилы — телохранители Лода, Дробитель или еще кто-нибудь, все еще стоят у двери, ожидая вызова своего повелителя? Нужно чем-нибудь вооружиться. То, что висело на стене, было поломано. Как похвалялся Лод, это были военные трофеи, добытые у поверженного противника. Секира в данной ситуации была не самым лучшим оружием — слишком велика. А может быть, ее как раз и надо взять? Окровавленный вид ее лезвий может произвести должное впечатление на людей из шайки великана. Он взял секиру на плечо и резко распахнул дверь. В темном проходе было пусто.

Грубо проложенный проход поднимался вверх, огибая массивный железобетонный фундамент, и упирался в дверной проем, вырубленный в подвальной стене, покрытой керамической плиткой. Вход был завешен невыделанной чешуйчатой шкурой какого-то животного. О'Лири откинул шкуру и оказался в мрачном подвале, заставленном громоздкими кондиционерами и обогревателями, опутанными проводами, кабелями и трубками в алюминиевой фольге. В стороне надсадно пыхтел дизельный генератор, мощностью эдак ватт в пятьдесят. Похоже, он и служил источником электроэнергии в гостинице. Лафайет прошел еще одну широкую комнату, поднялся по лестнице и оказался в кухонном помещении, пропахшем гниющими продуктами. Начинало светать. Через плотно закрытые окна на противоположной стене пробивался слабый серый свет. Пожалуй, выбираться наружу именно в этом месте не стоило. Здесь его могли легко обнаружить. Главное теперь — просто выбраться отсюда и как можно быстрей вернуться в столицу. Без прирученного дракона тут не обойтись. Никодеус, конечно, хитер — направил его по ложному следу, а сам в это время спокойно доводит до конца свои планы по захвату королевства. Лод проговорился, что заговорщики собираются захватить Адоранну. И если хоть один волосок упадет с ее головы… Впрочем, об этом можно будет подумать позднее.

О'Лири ударил секирой по стеклу. Брызнули осколки. Он аккуратно отбил оставшиеся в раме острые куски стекла, взобрался на стол, со стола — на широкий каменный подоконник, и с него, с высоты шесть футов, спрыгнул вниз на подстриженную траву.

Пока все идет хорошо. А где же его малыш — скакун? Лафайет негромко, свистнул. В ответ из едва различимых в утреннем тумане густых зарослей раздалось шипение. О'Лири пошел на звук и из-за стволов деревьев увидел движение чего-то гороподобного. Гигантский зверь шагнул навстречу. В тумане он казался еще более громадным, чем прежде.

— Ну, что, малыш, пора и за работу, — тихонечко обратился Лафайет к зверю и заспешил в его сторону. Зверюга стал приближаться к О'Лири, издавая звуки, очень похожие на рокотание проснувшегося вулкана. Лафайет с восхищением наблюдал за движущимся зверем и игрой его могучих мышц под зеленоватой шкурой. А шея, подобная колонне, челюсти… челюсти? Что-то он не помнил, чтобы у его скакуна голова была размером с фольксваген и что, раскрыв пасть, он походил на гигантский экскаватор, в ковше которого сверкало множество костяных кинжалов. Не припоминал он и этих красных глаз, пронзающих, словно шпаги, и гигантских когтей, напоминавших изогнутую турецкую саблю. О'Лири повернулся, бросил громоздкую секиру и кинулся прочь, ища убежища. За ним под ногами преследователя сотрясалась земля.

Что-то огромное нависло над ним, и Лафайет краем глаза увидел пасть, отороченную чем-то красным, из которой валил пар и в которой мог спокойно разместиться пони. Он сделал рывок, и в это время за его спиной что-то жутко хлопнуло — это в нескольких дюймах от него сомкнулись челюсти чудовища. Что-то ударило, закрутило О'Лири, и он полетел, вращаясь, как волчок. Перевернувшись последний раз, он оказался на четвереньках.

Рубашка на спине была изодрана в клочья. Вдруг страшный динозавр развернулся. Лафайет заметил в его зубах болтающиеся клочья своей рубашки. Он метнулся назад. Челюсти чудовища были снова в боевой готовности. О'Лири попятился и уперся в плотную живую изгородь. В этот момент, с шумом ломая заросли, вышла еще одна рептилия, размером поменьше.

Это чудовище, насколько мог понять Лафайет, было травоядное. Оно сделало еще пару шагов и оказалось на свету. Это был Динни. Хищник зарычал. Как только Динни увидел перед собой тиранозавра, он мгновенно отпрянул, заблеял, как овца, сделал три поспешных шага назад, повернулся и рванул в заросли, ища укрытие.

— Ну, ты даешь, динозаврик! — пробормотал О'Лири.

Лафайет уже был готов к паническому бегству, тем более что плотоядное чудовище резко кинулось в сторону ручного ящера, еще шире разинув пасть. Пробежав несколько ярдов, игуанодон резко остановился. Подавшись вперед, он выставил свой тяжелый мясистый хвост и мощным ударом по ногам подсек набегавшего хищника. Тиранозавр споткнулся и с грохотом начал падать в плотную изгородь из деревьев и сломанных веток, все больше и больше запутываясь в густых переплетениях вьющихся растений. Он, наконец, совсем исчез из вида, издав при падении оглушительный рев, сравнимый с грохотом рушащегося небоскреба. Рев был ужасен, казалось, что какой-то сумасшедший музыкант, нажимая на все клавиши сразу, создал эту взрывную какофонию. Гигантские лапы взметнулись вверх, потом, подергиваясь, стали опускаться и, наконец, после секундной судороги, застыли в неподвижности. Лафайет поспешно пересек лужайку, пытаясь разглядеть, что там произошло под кучей обломанной зелени. Гигант рухнул прямо на стальной забор, и острые пики насквозь пропороли его мощную шею. О'Лири нагнулся и подобрал брошенную секиру.

— Отлично сработано, малыш, — похвалил он победителя. — Ну, а теперь по коням. Вперед! Надеюсь, мы еще не слишком опоздали?

Вот уже два часа, как они скакали по раскаленной пустыне. О'Лири, прикрыв ладонью глаза от солнца, наблюдал за гусеницей пыли, которую поднимала колонна всадников, двигающаяся в их направлении на расстоянии нескольких миль. Внезапно колонна остановилась, и всадники рассыпались веером. Один или два, то ли дезертира, то ли курьера, поскакали назад, к далекой полоске зелени, туда, где в пятнадцати милях оканчивалась пустыня. Следы от копыт их лошадей ясно прорисовывались на песке.

Один всадник, пришпоривая коня, вырвался вперед. Он мчался, увлекая за собой развернутый строй. О'Лири попридержал своего скакуна и поскакал неторопливым шагом. Вырвавшийся вперед всадник был высок ростом и одет в черные доспехи. Сбоку у него болтался длинный меч, а в руках — ожидавшее своей минуты копье. Когда всадник в великолепном черном облачении приблизился на сотню ярдов, О'Лири смог разглядеть черные волосы и четкий профиль графа Алана. Он поднял руку в латной рукавице и смахнул пот со лба.

— Как я и ожидал, это вы, изменник сэр Лафайет! — закричал граф. — Я предупреждал короля, я говорил ему, что вы — наемник Лода, но ему эта мысль показалась почему-то смешной.

— Я согласен с ним, это и правда забавная мысль, — отозвался О'Лири. — А что вы тут делаете, посреди пустыни?

— Я пришел сюда с сотней верных воинов, чтобы потребовать возвращения ее высочества целой и невредимой. Ну так как, злодей, сам отдашь или мы атакуем?

— Да, эта речь достойна благородного человека. Ал, — сказал Лафайет. — Твоя смелость и самообладание в присутствии Динни достойны всяческого восхищения. Но, боюсь, ты на ложном пути. У меня нет Адоранны. Можешь смеяться над этим. Ладно, хватит болтать. Ее там никогда не было. Нам нужен Никодеус. Он плетет какой-то заговор, чтобы завладеть королевством. У него были какие-то делишки с Лодом, но потом, похоже, великан стал ему просто не нужен. Он надул Лода, и вместо того, чтобы вручить ему ее высочество в качестве утешительного приза, Никодеус теперь хочет просто разделаться с ней.

— Ложь! — закричал Алан, приподнимаясь в стременах и потрясая кулаком, обтянутым кольчугой. — Ты просто хочешь сбить нас со следа. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что поверю в эту сказку?

— Не веришь? Тогда езжай, посмотри сам. Ты найдешь Лода в его личной камере пыток, которая находится в конце туннеля, ведущего из погреба под кухней. Там шныряют около пятидесяти или шестидесяти головорезов, так что будь осторожен. А вот его дракона можешь больше не бояться — Динни убил его.

— Ты что, принимаешь меня за идиота? Даже то, что ты сидишь передо мной, взгромоздившись на дракона Лода, свидетельствует о вашем преступном сговоре с Великаном!

— К сожалению, я больше не могу терять времени. Мне надо спешить в столицу, а то будет поздно. Жаль, что ты не веришь мне, мы могли бы объединить наши усилия.

О'Лири, пристукнув каблуками, пришпорил своего скакуна, и тот послушно тронулся в путь. Алан посторонился, пропуская О'Лири, и, глядя ему вслед, крикнул:

— Сначала я спасу ее высочество, а потом рассчитаюсь с тобой, сэр Лафайет!

— Я буду ждать тебя. Бывай!

О'Лири махнул рукой и поскакал дальше. Путь ему предстоял неблизкий.

Солнце стояло почти в зените, когда Лафайет пересек поросшую кактусами пограничную область и, спустившись по последнему склону, оказался в Артезии, утопающей в зелени. Известие о том, что он скачет в город, опередило О'Лири. Его скакун, возвышавшийся на пятнадцать футов, был виден, наверное, уже в течение четверти часа, когда они еще скакали по безбрежным пескам. На дороге не было ни души. Магазины стояли пустые; ставни на окнах домов на протяжении всего пути по городским улицам были плотно закрыты. Раны и ушибы страшно болели, да и мысли, одолевающие Лафайета, были невеселые. Разыгрывая версию о том, что похитителем принцессы является Лод, Никодеус, похоже, тщательно продумывал одно препятствие за другим, чтобы О'Лири и гигант уничтожили друг друга. Волшебник был отъявленным негодяем, но ему нельзя было отказать в способности вызывать симпатию. Бедный король Горубл даже выделил интригану отдельные апартаменты во дворце, где Никодеусу было еще проще, осуществить свой замысел. Лафайет понимал, что план, который разрабатывал Никодеус, был продуман до мельчайших деталей, и надеяться можно было только на удачу, которая позволит помешать его осуществлению. Только бы не опоздать!

Он въехал в пригород. Здесь, прямо у городской стены, прилепились лавки шляпников и других мастеровых Артезии. Вокруг царила тишина. Узкие улочки были пустынны. Какая досада, что не с кем перекинуться словом, некому сказать, что он на их стороне и что ему необходима помощь, чтобы справиться с Никодеусом. Представить себе заранее, что может выкинуть Никодеус для своей защиты, невозможно. Может быть, уже сейчас в стенах дворца его поджидает артиллерийская батарея. Ну что ж, даже если и так, то риск — благородное дело.

Вот и городские ворота — они, конечно, плотно закрыты. Со спины своего скакуна через стену О'Лири были видны пустые улицы. Ладно, если его не пускают через ворота, то он найдет другой способ проникнуть в город. Лафайет стал вдохновлять Динни на активные действия. Сначала ящер вроде заартачился, но потом боком подошел к стене, неожиданно развернулся и нанес по стене мощный удар хвостом. Двадцати футов старой стены как не бывало, лишь грохот рухнувшей кладки подтверждал, что секунду назад на этом месте что-то было. Динозавр, осторожно переступая через обломки, вышел на городскую улицу, встретившую их глухим безмолвием закрытых магазинов. Откуда-то доносился тревожный звон далекого церковного колокола. Кроме этого звука да еще щелкающих звуков ороговевших птичьих ног игуанодона по булыжникам, ничего не было слышно. Город словно вымер.

Еще когда О'Лири ехал на своем скакуне по дорожке, проходящей через парк, к высоким железным решеткам, он заметил, что ворота дворца наглухо закрыты. Двое перепуганных часовых заняли позицию с внутренней стороны ограды и судорожно сжимали свои мушкеты. Лафайет остановился в пятидесяти ярдах от ворот, и один из них тут же поднял свое оружие.

— Не стреляй! — крикнул О'Лири. — Я…

Раздался грохот, и из ствола оружия с силой вырвалась струя черного дыма. Лафайет почувствовал, как сильный удар пришелся по шкуре динозавра, но тот спокойно повернул голову, продолжая объедать пучки листьев с нависавших ветвей.

— Послушайте меня, — предпринял следующую попытку Лафайет. — Мне только что удалось выбраться из крепости Лода и…

На этот раз выстрелил второй часовой. Пуля просвистела над ухом О'Лири и ударила в ограду.

— Эй! — крикнул он. — Так и до беды недолго! Почему вы не хотите выслушать меня? Мне надо кое-что вам сказать до того, как вы совершите непоправимую ошибку!

Оба стражника подняли оружие и угрожающе взвели курки.

— Ах, так! Ну, тогда пеняйте на себя… — пробормотал Лафайет.

— Ну, что, малыш, давай приступай, — подзадорил он динозавра.

Тот подошел к воротам, подналег, в мгновение ока смял их и спокойно зашагал по устланной гравием дорожке. Возвышавшийся впереди дворец поблескивал стеклами, в которых отражалось полуденное солнце. Стояла напряженная тишина. Краешком глаза О'Лири уловил какое-то движение на верху одной из башен. Он пересек лужайку и помахал рукой.

— Эй! Привет! — закричал Лафайет. — Это я, Лафайет О'Лири.

Из-за балюстрады, с заостренных вершин зубчатых башен, из бойниц в каменных стенах обрушился град стрел. Они летели со свистом, описывая гигантские дуги. О'Лири пригнулся, закрыл глаза и от злости заскрежетал зубами. Одна стрела, ударившись в нескольких дюймах от его башмака, отскочила от шкуры Динни. Что-то дернуло его за разорванный левый рукав. Стрелы скользили по упругой шкуре динозавра, отскакивали и падали на траву. Внезапно воцарилась тишина. Лафайет приоткрыл глаза и увидел ряд воинов, толпившихся на крепостном валу. Они доставали новые стрелы и натягивали луки, готовясь к очередной атаке.

— Давай-ка отойдем отсюда от греха подальше, малыш.

О'Лири пришпорил своего скакуна, и могучая рептилия рванулась вперед. На то место, где они стояли мгновение назад, обрушился шквал стрел. Несколько из них скользнули по хвосту игуанодона. А вот и главный вход с балюстрадой. Динозавр грациозно перелетел через широкие ступени и по команде О'Лири остановился.

— Нет смысла разрушать стену, — размышлял Лафайет, соскальзывая по шее ящера, которую Динни нагнул, пытаясь дотянуться до ящиков с геранью, стоящих на краю балюстрады. — Подожди меня тут.

Не выпуская из рук секиры Лода, он подбежал к широкой стеклянной двери. С удовлетворением отметив, что она по размерам уступает дубовым панелям дверей со стороны двора, Лафайет навалился на нее и… попал внутрь. Звуки его шагов гулко отдавались в огромном зале. Где-то в отдалении были слышны хриплые голоса, выкрикивавшие команды. В любую минуту стрелки могли появиться прямо перед ним. С такого близкого расстояния они вряд ли промахнутся. О'Лири помнил, что вход из большого зала в систему потайных ходов находился с другой стороны, как раз там, где расположены высокие зеркала, отражающие позолоченный потолок и хрустальную люстру.

Сверху загрохотали шаги. О'Лири рванулся, подбежал к стене и быстро перемахнул через нее. Налево? Нет, надо брать правее. Послышался громкий крик. Лафайет поднял голову и увидел мясистое лицо часового внутренней охраны с тремя широкими желтыми нашивками на рукаве. Часовой, свесившись через перила, указывал на О'Лири. Подбежали другие, появились луки и мушкеты. Лафайет озирался в поисках выхода. Он помнил, что когда Йокабамп открывал панель, чтобы осмотреться, он видел люстру. Да, и вон тот фонтан.

В ту самую секунду, когда через зал со свистом полетели пули и стрелы, панель на стене скользнула в сторону. Одна из пуль ударила в стену прямо над головой О'Лири. Звенели натянутые тетивы. Он едва успел проскочить через открытую панель внутрь, волоча за собой секиру, как в то место, где он только что стоял, попала стрела. Вторая стрела пролетела между коленями и вонзилась в стену уже внутри потайного хода. Лафайет с силой задвинул за собой панель. Снаружи забарабанили множеством прикладов. Он прислонился к грубой кирпичной стенке и перевел дух.

— Ну, теперь на поиски Никодеуса.

Добравшись до комнаты в башне, О'Лири обнаружил, что тяжелая дверь заперта. Он прислушался: изнутри не доносилось ни звука. То там, то тут раздавались крики возбужденной охраны, которая носилась в поисках потерянного следа. В любой момент они могут подняться сюда по лестнице, и тогда он окажется в ловушке. К сожалению, секира не лучшее оружие против луков и мушкетов. Лафайет постучал в дверь.

— Никодеус, впустите меня, — негромко произнес О'Лири и приложил ухо к двери.

Ему показалось, что изнутри донесся слабый шорох.

— Открывайте, или я выломаю дверь!

На сей раз он был абсолютно уверен, что за дверью кто-то есть: послышался какой-то глухой удар. Вполне вероятно, что существует еще один потайной ход, о котором Йокабамп не мог знать. И сейчас, наверное, волшебник удирает, пока он стоит здесь как истукан. О'Лири размахнулся, высоко подняв секиру над головой. В это время дверь со скрипом приоткрылась дюймов на шесть и, как только секира тяжело обрушилась на нее, распахнулась. Послышался хриплый крик. Лафайет заглянул за дверь и увидел Никодеуса, который пятился к столу, судорожно глотая воздух.