Еще до рассвета они должны были прорваться сквозь минные заграждения в Японское море. Пункта встречи подводные лодки достигли без каких-либо происшествий. Без приключений подошли к Западному проходу, который был избран для прорыва, и подводные лодки стаи Пирса. Спокойствие их было нарушено лишь в полдень 1 июня, когда терпящий бедствие самолет В-29 сделал пару кругов над маленькой флотилией. Пилот тяжелого бомбардировщика радировал, что его самолет терпит аварию и он намеревается найти спасение на борту одной из подводных лодок. Но узнав, что лодки направляются на выполнение задания, которое невозможно отсрочить или изменить, он решил попытаться долететь до своей базы.
      2 июня в 14.00 "морские дьяволы" стаи Пирса прошли острова Нансэй. Ночью на подводных лодках впервые была обнаружена работа далеких радиолокаторов противника. Как отметил командир "Скейт", японцы установили свои радиолокационные станции в очень многих местах. Это готов был подтвердить и командир "Сихорс" Гарри Грир.
      В ту же ночь командиры подводных лодок стаи Пирса впервые за время перехода увидели японские самолеты. И с этого момента вплоть до достижения намеченной по плану точки прорыва в Японское море началась бесконечная серия срочных погружений, ибо только под водой можно было скрыться от самолетов и кораблей противника.
      Живые японцы не особенно беспокоили "Танни" во время ее перехода, но один мертвый все же обратил на себя внимание. Этот случай в вахтенном журнале Пирса описан так: "3 июня. Видели в воде здоровенного японца. Протухшего!"
      15. "Тиноса" спасает летчиков с подбитых самолетов
      Больше приключений выпало на долго подводных лодок стаи Риссера. Подводные лодки этой троицы отчаянно соперничали между собой в поисках спасательной шлюпки с летчиками самолета В-29, который был поврежден на обратном пути после бомбардировки японской территории. Вот что рассказал мне об этом командир подводной лодки "Тиноса" Дик Латам.
      "В радиорубке, размещенной в кормовой части центрального поста, радисты несли обычную вахту. Один приемник они настроили на волну радиопередатчиков самолетов В-29, возвращавшихся после налета на Японию. Радисты благодушно жевали резинку, как вдруг один из летчиков передал своему соединению, что его самолет сильно поврежден огнем зенитной артиллерии и, возможно, совершит вынужденную посадку на воду. Мне немедленно доложили об этом. Когда я пришел в радиорубку, все радиопереговоры летчиков уже были занесены в вахтенный журнал.
      Вскоре тот же летчик сообщил, что он приказал своему экипажу прыгать с парашютами, а сам сядет в таком-то месте. Летчик просил выслать самолет со спасательной шлюпкой. Было около 13 часов. Место самолета мы немедленно нанесли на карту. Оно находилось около японского острова Софуган, известного также под названием "Жена Лота", то есть в 200 милях к северу от местонахождения подводной лодки. Корпус "Тиноса" задрожал от мощного рокота четырех дизелей, когда я отдал приказание увеличить скорость до 19 узлов большей скорости развить было нельзя из-за волнения на море. К счастью, море скоро успокоилось, и, несмотря на увеличение скорости хода, мостик лодки не заливало. Спустя четыре часа "Тиноса" и другие подводные лодки, находившиеся в этом районе, получили приказание следовать на помощь потерпевшим аварию. Из радиопереговоров мы узнали, что спасательный самолет уже сбросил пострадавшим летчикам спасательную шлюпку и что, по-видимому, все они теперь находятся в ней. За это время "Тиноса" значительно приблизилась к месту происшествия. Около полуночи мы прибыли туда, но никаких следов спасательной шлюпки не обнаружили.
      Около 01.30 опустился густой туман и видимость снизилась до ста метров. Маневрируя, "Тиноса" продолжала поиски спасательной шлюпки с летчиками. В течение ночи подошли еще четыре подводные лодки и тоже приняли участие в поисках. На рассвете туман не рассеялся, а стал, казалось, еще гуще. Около девяти утра к этому же месту прибыло несколько самолетов, которые тоже приняли участие в поисках, и "Тиноса" установила с ними радиосвязь.
      В это время летчики сквозь разрывы в тумане, который начал, наконец, рассеиваться, обнаружили спасательную шлюпку. Но видимость была еще около ста метров, хотя над "Тиноса" уже голубело небо. По последнему сообщению с самолетов, шлюпка находилась в 15 милях от нас, и мы с новой надеждой устремились туда. Но опять ничего не обнаружили.
      В шлюпке у потерпевших аварию летчиков был аварийный передатчик, автоматически посылавший в эфир сигнал бедствия на частоте 500 килогерц. Но мы не имели радиопеленгатора, и поэтому не могли определить, в каком направлении находится шлюпка, а только предполагали по силе сигнала, удаляется или приближается лодка к источнику позывных.
      Наступило 2 июня, и наш штурман пришел к выводу, что место шлюпки было определено с ошибкой на много миль. Мы знали, что на самолетах имеются радиопеленгаторы, которые могут точно засечь местонахождение спасательной шлюпки по работе ее передатчика. Как нам казалось, если самолеты, обнаружив шлюпку, спикируют на нее, мы сможем взять пеленг на шлюпку с помощью радиолокатора, которому нетрудно обнаружить низко летящие самолеты. Поэтому мы послали на самолеты радиограмму с просьбой при обнаружении шлюпки спикировать на нее. С самолетов нам ответили, что потерпевшие бедствие не подают сигналов, так как, по-видимому, устали крутить ручную динамомашину, но как только работа радиопередатчика на шлюпке возобновится, летчики смогут выполнить нашу просьбу".
      Все это время команда "Тиноса" переживала неприятные минуты - ведь лодка маневрировала в надводном положении всего в нескольких милях от японского побережья и к тому же беспрерывно подавала сигналы сиреной, стремясь привлечь внимание потерпевших аварию. Это помогло. На шлюпке услышали сирену и с новой энергией принялись подавать радиосигналы. Выйдя на шлюпку, самолеты стали пикировать на нее, а "Тиноса" с помощью своего радиолокатора запеленговала пикировавшие самолеты и полным ходом направилась к шлюпке. И вот шлюпка была, наконец, замечена справа по носу примерно в ста метрах от подводной лодки.
      Принять летчиков на борт было минутным делом. Десять человек - все члены экипажа, кроме одного, - были спасены. Парашют старшего борт-инженера не раскрылся, и весь экипаж видел, как он насмерть разбился при ударе о воду.
      "Тиноса" продолжала свой путь в Японское море, - сказал Дик Латам. Весь экипаж был уверен, что спасение летчиков - доброе предзнаменование. Спасая людей, человек всегда испытывает сильный подъем духа и удовлетворение, которые, пожалуй, даже превосходят переживания пострадавших. Никто из летчиков не был ранен, и тем большая радость охватила весь экипаж "Тиноса". Подводники с гордостью старались доказать гостям, что их питание лучшее во флоте. И летчики удивлялись, во время каждого приема пищи получая пирог с паштетом. Лица у них сияли от удовольствия, впрочем, лишь до того момента, пока они не узнали, куда мы направляемся. Тут им всем захотелось поскорее перебраться на любую другую подводную лодку, которая шла бы в противоположном направлении".
      Больше того, когда Дик Латам сказал спасенным летчикам, что подводная лодка должна через минные заграждения проникнуть в Японское море, все они единодушно пожелали снова забраться в свою спасательную шлюпку и там ожидать помощи другой подводной лодки!
      Следуя на запад к проливу, проходящему южнее острова Кюсю, "Тиноса" получила радиограмму от еще одного летчика, потерпевшего аварию. И вот в кромешной тьме, окруженная летающими над самой водой японскими патрульными самолетами, подводная лодка долго, но безуспешно разыскивала экипаж сбитого самолета.
      "Поиски пришлось прекратить, - рассказывал Латам, - так как на следующий день "Тиноса" должна была встретиться с подводной лодкой "Скэббардфиш", направлявшейся в американские воды, чтобы передать ей спасенных накануне летчиков. В назначенное время "Тиноса" засекла радиолокатор "Скэббардфиш", и вскоре подводные лодки уже покачивались на волнах метрах в 15 друг от друга. На воду спустили спасательный резиновый плот, который с помощью бросательного конца перетянули с лодки на лодку, и таким путем перебросили летчиков".
      Во время этой встречи небо было темное, но безоблачное, и все на борту "Тиноса" волновались - ведь это происходило всего в нескольких милях от Нагасаки.
      В предрассветных сумерках 4 июня Дик Латам определил свое место и остался очень доволен. Хотя последние два дня все четыре дизеля работали на полную мощность и сожгли много топлива, "Тиноса" почти укладывалась в сроки, намеченные планом операции.
      "Тиноса" шла в надводном положении, когда один из двух сигнальщиков правого борта закричал:
      - Справа по корме темный предмет, похожий на плот! Дистанция 50 метров.
      Это было подозрительно, потому что никаких сведений об аварии самолетов в этом районе не поступало. Дик вызвал наверх двух матросов с автоматами и стал медленно, задним ходом приближаться к обнаруженному наблюдателем предмету. На острове Окинава поговаривали о появлении японских плотов со смертниками - камикадзе. Эти плоты, нагруженные взрывчаткой, буксировались пловцами и при соприкосновении с чем-либо взрывались. Дик только что прошел острова Нансэй и поэтому не решился осветить прожектором темный предмет, но приказал матросам стрелять при первых признаках движения на нем. Подойдя ближе, он увидел плот из нескольких бревен. В вахтенный журнал Дик занес следующую запись:
      "На середине пролива мы попали в смешное и нелепое положение, под угрозой оружия окликая связку бревен. На них никого не было, а бревна, разумеется, молчали. Продолжаем выполнять задание".
      В этот период второй мировой войны на Тихом океане спасение людей было чрезвычайно важным делом - важным потому, что повышался боевой дух участников войны, укреплялось содружество и взаимодействие между летчиками и моряками, развивались средства и способы поиска и спасения экипажей сбитых самолетов.
      За время войны мы спасли 504 члена экипажей со сбитых самолетов. Наибольшее число людей спасла подводная лодка "Тайгроун", которая за один выход в море подобрала 31 летчика. Подводные лодки, занимавшиеся спасением, постоянно подвергались опасности со стороны вражеских самолетов и подводных лодок. Иногда наши лодки подходили так близко к берегу, что попадали под огонь береговых батарей.
      В вахтенных журналах подводных лодок "Бауфин" и "Флайинг Фиш" из стаи Риссера отразилось горькое разочарование, вызванное тем, что им не удалось подобрать ни одного сбитого летчика. Это не удивительно, ибо среди подводных лодок, которые занимались спасением экипажей самолетов, потерпевших аварию, существовало острое дружеское соперничество, хотя спасательные задачи имели для них второстепенное значение.
      По мере приближения стаи к островам собственно Японии Риссер чувствовал, как возрастала активность противника. Однажды утром одной из подводных лодок показалось, что она обнаружена японским дозорным кораблем. Это вынудило ее погрузиться и в течение часа идти в подводном положении, растрачивая и без того ограниченные запасы энергии аккумуляторной батареи, каждая частица которой могла вскоре потребоваться во время 16-часового подводного перехода через Корейский пролив. Но как показали события, всем подводным лодкам хватило электроэнергии для осуществления перехода под минными заграждениями.
      16. Стая Хайдмэна в Корейском проливе
      Там, где волны Восточно-Китайского моря разбиваются о холодные скалы, окаймляющие с одной стороны малонаселенное юго-восточное побережье Кореи, а с другой - суровые берега японского острова Кюсю, протянулась водная гладь шириной около 90 миль - Корейский пролив. В самой середине его, простираясь почти точно с севера на юг, находится длинный узкий и гористый остров Цусима, похожий на огромный линейный корабль, стоящий на якоре посредине пролива. Справа от него находится загроможденная островами довольно мелководная восточная часть Корейского пролива, по которой проходит множество малотоннажных судов. Слева от острова идет более глубокий, но узкий Западный проход.
      Плавание по Западному проходу чрезвычайно затруднено, и не даром здесь установлено более дюжины маяков. Но во время войны ни один из маяков не посылает своих предостерегающих сигналов, а минные заграждения не дают проходить ни одному судну, кроме тех, которым известна минная обстановка. Чтобы пройти под водой любым проливом мимо острова Цусима в Японское море, нужны крепкие нервы, прекрасная морская выучка и отточенное мастерство судовождения.
      Для прорыва мы выбрали Западный проход, потому что по сравнению с восточной частью Корейского пролива он был гораздо безопаснее. Оба прохода были заминированы, но мы имели основания предполагать, что Западный проход охраняется меньше, глубины его, как явствовало из карт, больше, а течение благоприятнее для нас.
      Как я уже объяснял, было очень важно, чтобы наши подводные лодки проходили там, где течение прямое, постоянное и не слишком сильное, так как, располагая минрепы параллельно курсу подводных лодок и в то же время не очень глубоко притапливая мины в воду, оно облегчает преодоление минных заграждений.
      Западный проход имеет около 60 миль в длину и 30 в ширину. Глубина его колеблется от 90 до 180 метров. Из отправного пункта (в северной части Восточно-Китайского моря), находившегося в 60 милях к востоку от потушенного маяка Комуньдо, вблизи корейского побережья и в 40 милях к юго-западу от маяка Косаки на острове Симоносима, подводные лодки должны были войти в Западный проход в подводном положении и идти, постепенно склоняясь к северо-востоку, держась рядом с побережьем острова Цусима, пока минные поля не останутся далеко позади. Предполагалось, что этот переход займет весь день от рассвета до поздних сумерек. Всплыть на поверхность подводные лодки должны были только в еще не тронутых войной водах Японского моря.
      После форсирования минных заграждений подводным лодкам предписывалось скрытно направиться в назначенные для каждой из них районы боевых действий. "Морские дьяволы" стаи Хайдмэна должны были идти в северо-восточную часть Японского моря, чтобы уничтожать там все встречные суда и обстреливать различные объекты на западном побережье острова Хонсю и Хоккайдо - от оживленного порта Ниигата до юго-западной части острова Сахалин, где были обнаружены японские плавучие рыбоконсервные заводы. Мы рассчитывали поживиться и за счет судов таких портов, как Томари и Отомари на острове Сахалин и Отару на Хоккайдо. Порт Хакодатэ в Сангарском проливе был неуязвим - его защищало сильное течение и густая сеть минных заграждений. Однако можно было ожидать, что нам все же удастся нанести некоторый ущерб торговому флоту этого порта.
      Следуя невидимыми и нигде не обозначенными подводными путями под минными заграждениями Западного прохода, утром 4 июня подводные лодки с трудом начали пробивать себе путь в северо-восточном направлении. Продвигались они по-черепашьи медленно, со скоростью не больше трех узлов. Человек, идущий хорошим шагом, опередил бы их у финиша и успел бы еще отдышаться до их подхода. Такая скорость снижала шум винтов и вместе с тем не затрудняла управление подводной лодки. Наконец, при этой скорости в случае внезапного обнаружения мины прямо по курсу даже рядом с подводной лодкой задний ход на полных оборотах почти немедленно погасил бы инерцию переднего хода.
      На рассвете, около 4 часов утра, подводные лодки стаи Хайдмэна построились в боевой порядок. Впереди шла "Сидог", в трех милях от нее на траверзе заняла свое место "Кревалле". В четырех милях позади "Сидог" следовала "Спейдфиш".
      Сигнальные флаги не развевались по ветру и не перемигивались сигнальные фонари, когда маленькая флотилия направилась в Западный проход.
      Вот "Сидог" пошла на погружение. Обе компаньонки последовали ее примеру, продолжая и под водой держать строй, принятый на поверхности.
      Судя по вахтенному журналу, "Спейдфиш" всплыла в Японском море в 20.50 - через 16 часов после погружения. Передавая чувства всего экипажа подводной лодки, Билл Гермерсхаузен сделал краткую, но исчерпывающую запись: "Форсирование минного заграждения - наиболее ответственная часть боевого похода - было для нас, пожалуй, самым жутким делом. Но все обошлось благополучно.
      Когда наш гидролокатор сигнализировал о мине, - а за время преодоления минного барьера в Корейском проливе мы обнаруживали множество мин и из-за этого вынуждены были делать продолжительные остановки, - мы не сомневались, что это действительно мина. "Звонки дьявола" совсем не похожи на звуки, которые возникают при контакте с учебной гидроакустической мишенью, косяком рыб или даже с учебной миной. Мы знали, что здесь настоящие мины. И это заставляло нас содрогаться.
      Трудно описать чувства, охватывавшие нас, когда мы слышали "звонки дьявола". Скажу лишь, что от этого пересыхало во рту, а по спине пробегали мурашки".
      Что же касается существования заветного моря, в котором безнаказанно плавают сотни японских судов, то Билл Гермерсхаузен записал в вахтенном журнале, когда "Спейдфиш" осторожно всплыла в Японском море: "Трудно было поверить, что идет война. Японские суда сновали взад и вперед без всякого охранения. Они ходили прямыми курсами и несли отличительные огни. Этого я не видел уже три с половиной года. Но я сказал себе: "Мы наведем здесь порядок!" И мы сделали это.
      Форсирование минного барьера было воспринято экипажем как нечто неотвратимое. Едва ли кто-нибудь очень уж полагался на гидролокационную аппаратуру, тем более, что мины обнаруживались нами на таких близких расстояниях, когда невозможно было уклониться от них. Мы совершили переход на глубине около 50 метров, пройдя, по-видимому, под якорными минами.
      За время перехода мы слышали по меньшей мере два очень сильных взрыва и решили, что это подорвались "Сидог" и "Кревалле". Но всплыв 4 июня, мы, к нашей радости, установили с ними связь".
      Хотя я и не согласен с Гермерсхаузеном, что гидролокаторы обнаруживали мины слишком поздно, когда от них уже нельзя было уклониться, все-таки его наблюдения, на мой взгляд, представляют интерес, поскольку командиры других подводных лодок придерживались иного мнения.
      На глубине 50 метров подводная лодка должна иметь дифферент на корму пять-шесть градусов, так как в противном случае излучатель, установленный на киле, будет закрываться носом лодки, и поэтому гидролокатор сможет обнаружить мину только тогда, когда она окажется на смертельно опасной дистанции.
      На борту "Сидог" положение было иным. С момента погружения и до самого всплытия лодки на поверхность ее гидролокатор вел себя очень странно.
      Если и встречались мины, то они не давали никаких сигналов на экране. Не давали они и никаких звуков - ни "звонков дьявола", ни даже шороха.
      Подводная лодка прошла больше половины пролива, когда всем находившимся в ней стало, наконец, ясно, что из строя вышли не только радиолокатор, но и гидроакустическая аппаратура. Теперь у "Сидог" не оставалось иного выхода, как погрузиться на большую глубину и идти малым ходом. Такой приказ и отдал командир подводной лодки Эрл Хайдмэн. Чтобы обезопасить "Сидог" от мин, которые из-за сноса их течением могли приглубиться, Хайдмэн на несколько метров увеличил глубину погружения подводной лодки. В целом переход Эрла через минное заграждение прошел до скучного гладко.
      Сомнения Стейнмеца в надежности гидролокатора, установленного на борту его "Кревалле", совершенно рассеялись после того, как он прошел под минными полями. Гидролокатор отлично зарекомендовал себя в этих тяжелых условиях. Вот что рассказал мне об этом сам Стэйни.
      "По-моему, вы больше всех командиров были уверены в надежности гидролокатора. Но наши сомнения не рассеялись после тренировок в Пирл-Харборе. Испытания у Гуама дали лучшие, но все еще недостаточно убедительные результаты. Когда мы форсировали пролив, гидролокатор давал так много "чистых, как звонки, тонов", что я не мог разобраться в них, а поэтому сделал предположение, что мы еще не достигли минных заграждений.
      Но когда мы прошли сквозь минное заграждение, ни у кого уже не оставалось никаких сомнений в том, что гидроакустическая аппаратура действовала исправно. Как я уже упоминал, у нас не было ровно никаких неприятностей.
      Конечно, это был очень напряженный день. Нам пришлось рано погрузиться из-за непрерывных близких радиолокационных контактов с самолетами. Во время перехода мы ни разу не коснулись корпусом минрепов, как это было с лодкой Оззи Линча. Правда, в течение дня мы слышали много сильных взрывов, причину которых не смогли установить.
      Когда подошло время всплывать, мы оказались посредине оживленного морского пути. Несколько мелких судов находилось так близко от нас, что мы почувствовали себя не совсем уютно. Впрочем, ни одно из них не заметило нашего присутствия".
      17. "Звонки дьявола" звонят для стаи Пирса
      Среди тех, кто полюбил гидролокатор, был и капитан 3 ранга Джордж Пирс из Таллахомы, штат Теннесси, командир "Танни" и стаи "морских дьяволов" из трех подводных лодок.
      - Я бы с радостью повторил этот поход снова, - говорил он со своим непередаваемым южным акцентом, - только с одной оговоркой, - на этот раз я попросил бы более солидных целей для своих торпед. Как я уже докладывал раньше, гидролокатор работал превосходно и заставил-таки нас поволноваться. Когда мы достигли середины пролива, гидролокатор зазвучал, словно симфонический оркестр, и на его экране стали появляться световые выбросы. Мины! Подводная лодка направлялась в промежуток между двумя минами первого ряда, а как только мы подошли к линии заграждения, гидролокатор снова заиграл, точно настраивающий инструменты оркестр. Еще не потеряв контакта с первой, мы увидели на экране вторую линию мин. Право же, я по-настоящему полюбил свой гидролокатор.
      Ни одна живая душа так никогда и не узнала бы, что это скалы, как подозревали капитан 3 ранга Оззи Линч и его старший помощник капитан-лейтенант Кустон, или же, что гораздо опаснее, мины, если бы не световые выбросы на экране и не звонки в репродукторе. Вспоминая напряженные часы форсирования минного заграждения, Оззи Линч рассказывал:
      "Во время преодоления минного барьера я решил, что необходимо разделить со старшим помощником обязанности по управлению кораблем. Он был настолько милостив, что позволил мне поспать до утреннего кофе, то есть часов до 8, но в конце концов был вынужден послать за мной. Когда я поднялся в боевую рубку, он изучал выбросы на экране гидролокатора, которые мы оба единодушно приняли за сигналы, отраженные от скал. Однако мы не позволили себе пренебречь этими показаниями. Это похоже на то, как во время прошлого похода на остров Мидуэй, мы, стараясь не искушать судьбу, перевели часы немного вперед, лишь бы наш поход проходил не в пятницу 13 числя. Мы не были суеверными, но стоило ли идти на лишний риск?
      Гидролокатор действовал прекрасно, и вскоре мы опять приняли несколько сигналов, которые определенно указывали на мины. В конечном счете лодка попалав район с таким количеством мин, что пройти, казалось, было невозможно. Здесь-то мы и ухитрились задеть за минреп, который со скрежетом прошелся вдоль всего корпуса подводной лодки, начиняя с самого носа. Можно было подумать, что проклятый минреп делает нам побудку.
      После этого, помня о ваших указаниях, а также о дистанциях между линиями мин, я решился всплыть на перископную глубину, чтобы определиться по пикам горных вершин, высящихся по обеим сторонам пролива. Я чувствовал, что рискую, и хотя прибор исправно отмечал мины, я боялся неожиданной встречи с новой линией мин. Когда мы уже преодолели минное заграждение, гидроакустик доложил мне, что слышит шум винтов. Подвсплыв, мы обнаружили довольно большое судно, пересекающее пролив. Я предположил, что оно, видимо, проинструктировано, где ему ходить".
      Отношение к гилролокатору на подводной лодке "Боунфиш", которой командовал капитан 3 ранга Ларри Эдж, должно быть, так никогда и не станет известным - его боевое донесение исчезло в пучине, разверзшейся под Ларри, его людьми и отважным кораблем за два дня до того, как "операция Барни" закончилась. Когда Ларри и Оззи Линч беседовали в последний раз, Ларри стремился скорее начать трудную и опасную охоту, а вовсе не уклониться от нее. Однако об Эдже речь впереди.
      18. "Морские дьяволы" Риссера задевают за минрепы
      Последней через минные заграждения проходила стая "морских дьяволов" Боба Риссера. Накануне шесть подводных лодок, сведенных в две стаи, уже бросили вызов минному барьеру огромной взрывной силы.
      Теперь предстоял прорыв третьей стаи. Невольно возникал вопрос: не пора ли вспомнить о кувшине, который повадился ходить по воду? Не слишком ли зачастил этот кувшин?
      Но был только один способ ответить на этот вопрос - пройти через пролив.
      Добрые предзнаменования не очень успокаивали подводников третьей стаи слишком уж усилилась активность японских воздушных и надводных сил у входа в пролив. Казалось, японцы подозревают, что кто-то притаился на дне Корейского пролива. И, конечно, никто из командиров "морских дьяволов" третьей стаи: ни сам Боб, ни Латам, ни Тайри - не имели ни малейшей возможности узнать, благополучно ли прорвались стаи Хайдмэна и Пирса.
      Вместо того чтобы встречать рассвет на поверхности, Боб Риссер, находившийся на "Флайинг Фиш", в 03.01 увел свою стаю на глубину. Вскоре после погружения подводных лодок их гидролокационные приборы зафиксировали шум винтов и даже взрывы.
      За исключением старшего помощника капитан-лейтенанта Смита, все офицеры "Тиноса" были призваны из запаса. Но они показали образцы мастерства, когда им пришлось встретиться с "горшками дьявола".
      Дик Латам оценивал это так: "Кажущаяся пассивность экипажа могла обмануть лишь неопытного наблюдателя, но командир видел, что его люди чрезвычайно вдумчиво относятся к своим обязанностям".
      Когда стая "морских дьяволов" Риссера приготовилась к погружению для форсирования минных заграждений, "Тиноса" заняла место в центре. Эта позиция отдаляла корабль от обоих берегов. Латам и его офицеры решили преодолеть минный барьер в Западном проходе не на перископной глубине, что позволяло бы вести наблюдение за поверхностью, а на глубине 36 метров, определяя свое место по счислению и показаниям эхолота. Они опасались, как бы противник не обнаружил перископ и не узнал, что подводные лодки преодолевают пролив. 36-метровая глубина была выбрана из того расчета, что японцы ставят свои мины на углубление не более 20 метров. Если это так, то "Тиноса" должна благополучно проскочить даже под наиболее глубоко поставленными минами.
      Длительные поиски потерпевших аварию летчиков и возня ночью с передачей их другой подводной лодке вконец измотали Латама к тому времени, когда подошел срок форсировать Западный проход. Уверенный в своем старшем помощнике Смите, командир решил, что в течение всего перехода через пролив они будут нести вахты по очереди, сменяя друг друга через каждые четыре часа. Дику предстояло нести первую вахту. На рассвете 6 июня "Тиноса" погрузилась и, достигнув 36 метров, пошла на северо-восток со скоростью трех узлов. Когда старший помощник ушел отдыхать, командир занял свое место в боевой рубке у гидролокатора.
      "В то время у нас уже был немалый опыт и мы знали, как ведет себя гидролокатор при обнаружении мин, - вспоминает Латам. - Никого из нас теперь не обманывали сигналы от косяков рыб. Иногда при этих контактах возникали звонки, которые по своему тону очень напоминали звуки при контакте с минами.
      Однако за время первой четырехчасовой вахты нам пришлось иметь дело и с минами. Это было совсем не то, что при встрече с косяками рыб. Если бы у нас на борту находился один из голливудских сценаристов, он непременно обнаружил бы некую особенность в общей атмосфере, царившей на корабле, особенность, которая говорила о нависшей над кораблем опасности. Мины над нашими головами можно было сравнить лишь с мечом Дамокла, подвешенным на волоске над головой древнего афинского мудреца.
      Впрочем, если такая атмосфера и существовала, с 04.00 до 08.00 я не замечал ее. Старые бойцы привыкли к ожиданию смерти, которая подстерегает их за каждым углом. Но умея ко всему приспосабливаться лучше других существ на планете, человек быстро усваивает, что нет никакой пользы заглядывать за угол. Уже сами по себе цели "операции Барни", должен сказать, держали людей в состоянии самого высокого напряжения. Все мы были похожи на золотоискателей, которые пробрались во враждебную страну и, несмотря на грозящие им опасности, ищут драгоценные металлы, ожидая найти их в виде крупных самородков. Пылкое стремление поднять дым коромыслом на заднем дворе Хирохито объединяло буквально всех. И каждый старался как можно лучше выполнить свои обязанности".
      Около 08.00 закончилась вахта Дика, и Смит сменил его. Командир лодки направился в кают-компанию, с аппетитом проглотил свой завтрак, состоявший из фруктового джуса, яичницы и бифштекса, и лег отдохнуть. В 11.30 Дика поднял рассыльный.
      - Старший помощник говорит, - доложил он, - что если вы желаете увидеть мины, поднимитесь в боевую рубку.
      Рассыльный, парнишка лет 20, передал эту интересную новость с тщательно скрытым волнением. Но Дик словно опьянел от сна. Во всяком случае, он до сегодняшнего дня не может припомнить, то ли он не сразу поднялся, то ли мина проскочила слишком быстро. Словом, когда он поднялся в рубку, выбросы и звонки пропали. Смит объяснил:
      - Я обнаружил мину, когда она оказалась на румб слева по носу. Мгновенье я наблюдал выброс на экране, а через секунду, когда затрезвонил звонок, закричал изо всех сил: "Право на борт!" Поверьте мне, это была мина. А этот парень - замечательный рулевой. Никогда я не видел такой четкой работы.
      - Только одна мина? - с недоверием спросил Латам.
      - О нет, погодите, - отозвался Смит. - Как только подводная лодка стала разворачиваться, я установил контакт с другой миной. Эта находилась на два румба справа по носу. Веселенькая история! Казалось, что смотришь замедленную съемку в кино. Нос лодки медленно полз на вторую мину, и нам казалось, что он непременно таранит ее. "Лево руля!" - быстро приказал я, и вновь моя команда была тотчас же исполнена.
      Тот, кому приходилось попадать в подобный переплет, представляет себе, какое напряжение охватывает в таких случаях всю команду, так как диктор, стоя над люком центрального поста, с невозмутимостью стороннего наблюдателя комментирует через микрофон корабельной трансляции все перипетии тяжелой драмы, инсценируемой маленьким гидролокатором.