Подводная лодка Риссера, недавно вошедшая в группу "морских дьяволов", оснащенных гидролокационным оборудованием, имела на своем счету семь потопленных кораблей и судов. Кроме того, именно Риссер сумел вовремя предупредить о выходе из пролива Сан-Бернардино японского соединения специального назначения, имевшего целью нанести удар по 5-му флоту адмирала Спрюэнса у острова Сайпан. У Боба не было опыта практического использования гидролокатора против боевых мин, но он сделал множество выходов на учебное минное поле в Сан-Диего, и если ему во время этих изнурительных испытаний в апреле хоть изредка удавалось взглянуть на экран гидролокатора, то он должен был многому научиться под умелым наблюдением и руководством таких специалистов, как Харнуэлл Гендерсон, Кюри и Хэйс. Правда, чтобы пробиться к экрану через ту толпу, которая вечно набивалась в боевую рубку, нужно было обладать незаурядной ловкостью.
      Помню, один из моих командиров в разговоре с Барни сказал об этом так:
      - Мой гидролокатор должен работать отлично, - именно так отозвался о нем адмирал. Я сделал множество выходов, но ни разу не смог взглянуть на индикатор, потому что адмирал Локвуд или профессор Гендерсон всегда первыми оказывались около него.
      И все же Боб Риссер, спокойный, скромный и неизменно предупредительный, готов был испробовать свой гидролокатор на боевых минах. Не думаю, что Риссер питал к нему полное доверие, но он страстно хотел забраться в "личное озеро императора". Если он собирается сделать это с помощью гидролокатора, то и прекрасно. Ну, а если техника откажет, он пройдет под минным полем. Как я позже понял, к этому готовились почти все.
      Но я мечтал о большем. Я хотел, чтобы подводные лодки из группы "морских дьяволов" и те, кто пойдет за ними, были оснащены таким надежным средством обеспечения безопасности, как гидролокатор, имели хорошо подготовленных командиров и умелых операторов. Для успешных действий нашего флота, готовившегося к "операции Олимпик", необходимо было нанести на карты все минные заграждения, выставленные вокруг островов собственно Японии. Уже тогда адмирал Билл Хэлси требовал от подводников выявить минные поля вокруг острова Кюсю - -первого объекта нашего удара.
      К тому времени, когда наша команда глубоководных бегунов подошла к линии старта, я уже близко познакомился с личным составом кораблей и был уверен в его отличной подготовке. Каждый из командиров группы "морских дьяволов" имел на своем боевом счету немало потопленных судов противника. Все они командовали прославленными кораблями и не раз, подобно легендарному капитану 1 ранга Оливеру Перри, присылали лаконичные донесения: "Встретил противника. Уничтожил его". Большинству из них уже приходилось слышать рядом со своими кораблями погребальные мелодии вражеских мин. Одна из новейших подводных лодок, "Боунфиш", которой командовал Ларри Эдж, только что возвратилась из похода в Восточно-Китайское море, где она вела разведку минных полей.
      Из игры вышла лишь "Сихорс", но ее гидролокатор, переставленный на "Сидог", показал прекрасные результаты. Впрочем, он хорошо действовал еще во время испытаний у острова Гуам. Не могло быть никаких сомнений и в мужестве и умении ее командира Эрла Хайдмэна. Он сумеет провести "морских дьяволов" сквозь хитрую оборону врага.
      Уверенность в успехе укреплялась также и сознанием того, что подходят новые подводные лодки: "Редфин", "Раннер", "Сеннет", "Поджи", "Парго", "Яллао", "Торск", "Пайпер", "Стиклбэк", "Кэтфиш" и другие. Они должны были вызвать переполох в Японском море, навсегда или хотя бы на продолжительное время перерезав коммуникации, по которым противник перебрасывал все необходимое из своего богатого заморского источника.
      Но моя удовлетворенность тем, что мы идем в ногу со стремительно развивающимися событиями, а может быть, даже несколько впереди них, немного ослабла, когда пришло срочное требование адмирала Билла Хэлси выявить минные поля у побережья островов собственно Японии. Данные об этих районах должны были понадобиться к середине июля 3-му флоту "дядюшки" Билла, готовившемуся к удару по центрам японской военной промышленности силами авианосцев и линейных кораблей. Выполнить эту задачу было не слишком трудно, так как от нас требовалось лишь установить внешнюю кромку минных заграждений, а не форсировать их. Но дело в том, что нам недоставало подводных лодок, оборудованных гидроакустическими установками и готовых к боевым действиям. Я, разумеется, понимал, что если мы отзовем часть подводных лодок из группы "морских дьяволов" и тем самым ослабим удар по коммуникациям противника в Японском море, то мы серьезно подорвем моральное состояние наших подводников в этот напряженный период. Японское море должно быть закрыто для судоходства противника. Перевозки из Кореи и Маньчжурии в Японию следовало прекратить раз и навсегда. Японцы должны были понять, что мы способны перерезать их коммуникации. От задания Билла проку было бы немного, но зато наши действия, встревожив японцев, могли предупредить их о намеченном нами прорыве минного барьера в Корейском проливе и дать им время для организации противолодочной обороны. Словом, это вызвало бы большие потери кораблей и человеческих жизней. Возмездие за Мортона и "Уоху" требовало иных путей.
      Чтобы избежать посылки подводных лодок из группы "морских дьяволов" на разведку минных заграждений, выставленных вдоль восточного побережья островов собственно Японии, был один верный способ - немедленно начать "операцию Барни". Кстати, вторжение в Японию так и не состоялось. Одной из причин этого был мощный удар, который нанесли японцам подводные лодки Хайдмэна, Пирса и Риссера. Так или иначе задача была выполнена. Что же касается разведки минных заграждений, выставленных вдоль участка побережья, которое было намечено для вторжения, на мой взгляд, эту задачу можно было решить и без "морских дьяволов".
      Другие соображения, требовавшие ускорить форсирование Корейского пролива, были вызваны международным положением. После капитуляции Германии Россия устремила свои взоры на восток. Мне было известно, что в Потсдаме она согласилась объявить войну Японии через три месяца после победы над Германией. Вслед за тем я получил указание представить план разделения Японского моря на операционные зоны для действий русских и американских подводных лодок.
      Естественно, эта идея не вызвала у меня восторга. В районе, о котором идет речь, наряду с нашими подводными лодками должны были действовать и русские корабли, а это могло привести к гибельным последствиям при опознавании. Если мы не могли обучить свои воздушные и надводные силы опознаванию американских подводных лодок и тем самым предотвратить их постоянные обстрелы и бомбардировки, то что же требовать от союзника, который никогда не видел американской подводной лодки? Впрочем, я немедленно подчинился распоряжению и запросил указания относительно обмена таблицами опознательных сигналов.
      Как я уже сказал, у нас было весьма смутное представление об участии русских в предстоящих операциях, и мы хотели бы избежать трудностей, которые должны были возникнуть в связи с участием нового и незнакомого союзника в районах боевых действий нашего флота.
      Нашей основной задачей было топить всех, кто плавал под флагом "страны восходящего солнца". Эту задачу мы хотели выполнить своими руками, очистив Японское море, из которого мы ушли в 1943 году и где погибли Мортон и "Уоху".
      Обучение продолжалось вплоть до самого выхода девяти подводных лодок в море на выполнение "операции Барни". Первая группа наших подводных лодок выходила 27 мая. Вечером 23 мая мы созвали совещание, на которое пригласили всех командиров подводных лодок и столько офицеров и гидроакустиков, сколько могла вместить оперативная каюта "Холланд".
      Мы просмотрели великолепный учебный кинофильм, только что присланный из лаборатории в Сан-Диего. Он был выпущен под руководством Харнуэлла, Гендерсона и Кюри. Фильм показывал все фазы приготовления, эксплуатации и боевого использования гидролокатора. Каждая деталь прибора демонстрировалась и разъяснялась. В заключение мы увидели экран гидролокатора с очень четкими выбросами и услышали звук, напоминающий звон колокольчика.
      После просмотра фильма я отпустил всех, кроме командиров подводных лодок, старших помощников и офицеров-связистов, и начал секретное совещание. Во избежание подслушивания были расставлены дежурные с приказом никого не впускать и останавливать всякого, кто появится около рубки, где происходило совещание. Ночь была, вероятно, одной из самых жарких и душных на Гуаме, и так как здесь еще действовал приказ о затемнении, пару часов нам пришлось обливаться потом за закрытыми дверями и задраенными иллюминаторами.
      Дик Воуг выступил первым с подробным описанием "операции Барни". Он разъяснил мысли и соображения, которые легли в ее основу, и остановился на вариантах возможных действий в случае изменения обстановки. Всем командирам подводных лодок мы раздали копии боевого приказа и предложили задавать вопросы по всем неясным пунктам. Дик разъяснил, что проход через Корейский пролив легче, чем через пролив Лаперуза, потому что течение Куро-Сиво проходит через Корейский пролив со скоростью примерно в один узел и совпадает с направлением прорыва. В проливе же Лаперуза течение встречное и имеет скорость 3,5 узла. Переход по течению через Западный проход ускорит форсирование минных заграждений. К тому же течение не только наклоняет минрепы, но и располагает их в направлении, параллельном нашему курсу. Это должно до минимума снизить опасность задеть за них перископными тумбами, антеннами и мостиками. Глубины в Западном проходе очень большие (в одном из подводных ущелий глубина превышает 180 метров), что позволит подводным лодкам пройти под минным заграждением без опасения срезать о банки или скалы головки лагов и установленные под днищем вибраторы гидролокатора.
      На крупномасштабных картах Воуг показал основные порты Японии и Кореи в Японском море и предполагаемые направления перевозок между ними. Кроме того, он провел линию русского судоходства из Владивостока через пролив Лаперуза в США.
      Дик предупредил всех об опасности захода в северо-западную часть Японского моря, где глубины не достигают и 90 метров, а также в воды юго-западнее полуострова Ното, где самолеты В-29 поставили магнитные и гидродинамические мины.
      Выходом из Японского моря после завершения рейда должен был стать пролив Лаперуза. Здесь можно было воспользоваться попутным течением и маршрутами русских судов. Нам было известно, что в проливе Лаперуза минные заграждения поставлены на углубление 12-15 метров для обеспечения безопасности плавания нейтральных русских судов, многие из которых ходили этим проливом.
      В заключение Дик сказал:
      - А если вы попадете в беду и не сможете выбраться из Японского моря, идите во Владивосток. Используйте его как нейтральный порт. Возможно, там вы сумеете устранить повреждения и сразу же уйдете.
      Следующим взял слово Барни Зиглафф. Он рассказал об организации группы "морских дьяволов", которая была разделена на три стаи. Были сообщены также даты выхода стай, пункты и время начала прорыва заграждения, районы действий, и, что самое главное, дата и время начала боевых действий.
      Стая под командованием Эрла Хайдмэна в составе подводных лодок "Сидог", "Кревалле" и "Спейдфиш" должна начать преодоление минного барьера на рассвете 4 июня. Стая Джорджа Пирса - "Танни", "Боунфиш" и "Скейт" - на следующий день утром. Стая Боба Риссера, включающая подводные лодки "Флайинг Фиш", "Бауфин" и "Тиноса", - в те же часы 6 июня. Разведав после прорыва минного заграждения назначенные каждой из стай районы, подводные лодки не должны были обнаруживать себя до заката солнца 9 июня - часа "открытия огня". 24 июня подводные лодки должны были встретиться западнее пролива Лаперуза и под командованием Хайдмэна той же ночью начать отход.
      - Разведка минной обстановки, проведенная в Корейском проливе подводными лодками "Спейдфиш", "Сихорс" и "Кревалле", - сказал Барни Зиглафф, - дала нам сведения о расположении минного заграждения в самой южной части пролива. Данные разведки показывают, что в проливе может быть три и даже четыре линии мин с дистанциями около 900 метров между линиями и интервалами 45-50 метров - между минами. Мины установлены на углубление 3, 12 и 20 метров. Если гидролокатор выйдет из строя, погружайтесь на глубину не менее 36 метров. Что касается мин, выставленных самолетами В-29, то Воуг уже предупредил вас о недопустимости захода в воды с глубинами менее 90 метров, то есть в район северо-западного побережья Хонсю, южнее полуострова Ното. Я повторяю это предупреждение - оно очень важно.
      - Считая средней скоростью хода 13 узлов, мы спланировали время выхода с таким расчетом, - продолжал Барни, - чтобы вы подошли к Корейскому проливу в ноль часов. Если вы пожелаете уменьшить ее, командиры стай могут назначить свое время выхода.
      Оглядев комнату, Зиглафф спросил, есть ли вопросы. Вопросов ни у кого не нашлось, и он уже был готов закрыть совещание.
      Незабываемая обстановка в оперативной рубке "Холланд", сосредоточенные лица командиров и офицеров подводных лодок, Дика Воуга и Барни Зиглаффа запали мне в память на всю жизнь.
      - Джентльмены, - сказал я, - вместе с вами я долго работал над планом этой операции. Наступает время его осуществления. Это день, ради которого мы жили. Я доволен вашими кораблями, их безупречным состоянием, высокой организованностью личного состава и вашими командирскими способностями. Но ничто в жизни не производило на меня такого впечатления, как вы сами сегодня вечером. Вы внимательно и критически изучили эту операцию. Ваши лица, ваш подход к проблеме говорят о решительности и стремлении проявить высокое мужество. Поэтому "операция Барни" не может потерпеть неудачу. Мне хочется прибавить лишь одно: подводник с 1914 года, я никогда не выпускал свои торпеды попусту. Надеюсь, в Японском море вы выпустите несколько торпед и за меня. Я многое бы отдал за то, чтобы быть с вами. Да благословит вас бог. Счастливой вам охоты!
      В моих заметках, сделанных в ту ночь, можно прочитать: "Это было поистине прекрасно. Капитан 2 ранга Йомэнс просил разрешения пойти с ними, но я не отпустил его из Пирл-Харбора. Барни и Боб Уорд (помощник начальника оперативного отдела) также хотели идти. Даже английский офицер связи Бэркли Рэнкин и, наконец, я сам - все мы хотели отправиться в этот поход. Может быть, сердце адмирала Нимица смягчится?" Увы, этого не произошло.
      Наблюдая за оживленной деятельностью, наступившей после совещания, начальники и подчиненные разрабатывали варианты совместных действий, уточняли задания каждой стаи и каждой подводной лодки в отдельности, устанавливали специальные сигналы, точки рандеву для обмена кинофильмами и т. д. и т. п., - я изумлялся (мы, старики, часто изумляемся), как энергична и находчива юность, как она любит риск и стремится к нему.
      Здесь находились люди, которые, возможно, никогда не вернутся с задания. Правда, все боевые походы подводных лодок обычно были сопряжены со смертельным риском, но эти закаленные моряки привыкли ко всему, хотя в среднем их возраст не превышал и 20 лет.
      Возвратившись после совещания к себе в каюту, я снова и снова перечитывал письмо, которое получил сегодня утром. Оно было прислано сотрудниками моего штаба, оставшимися на базе подводных лодок в Пирл-Харборе после того, как я перешел на Гуам. В письме содержался ответ на нашу просьбу дать оценку "операции Барни". Штаб я называл своим "мозговым трестом", потому что одной из его основных задач была координация моих планов с высшими "мозговыми трестами", которые состояли из ученых и исследователей научно-исследовательского отдела операций подводных лодок, организованного в Вашингтоне и позже переведенного в Пирл-Харбор в штаб командующего Тихоокеанским флотом США. Мнение этих людей имело для нас немаловажное значение.
      Многочисленные замечания самого разнообразного характера предупреждали меня, что "операция Барни" опасна и потому надо приготовиться к потерям в людях и кораблях. Но проведение операции оправдывается тем уроном, говорилось далее в письме, который может быть нанесен противнику. Наконец, авторы письма утверждали, что "операцию Барни" не следует проводить до тех пор, пока не сложится подходящая стратегическая обстановка.
      Прочитав это послание, я долго ломал себе голову над вопросом, должен ли я согласиться с мнением офицеров, которых я подбирал, исходя из их способности мыслить ясно и точно? (Между прочим, один из них горел таким желанием принять участие в операции, что все время осаждал меня своими просьбами.) Естественно, я не мог просто отбросить в сторону советы моих надежных помощников и весь следующий день изучал их выводы с большим вниманием.
      Что же касается урожая, который мы должны были снять, то о нем говорил объем вражеского судоходства в Японском море, подсчитанный вашингтонским "мозговым трестом". Эти данные основывались на консульских докладах о судоходстве.
      Если говорить об опасности длительного плавания целой флотилии подводных лодок по минным полям, то я вполне сознавал ее серьезность. Вместе с тем я понимал, что только тот, кто имеет практический опыт использования гидролокатора (например, Барни, профессор Гендерсон или я сам), может осознать все преимущества и чудесные свойства нового секретного оборудования, которое в соответствии с американским обычаем присваивать броские названия самым смертоносным вещам окрестили "звонком дьявола". Прекрасная традиция, кстати сказать.
      Что же касается похода... Боже милостивый, как я хотел пойти в море вместе с "морскими дьяволами"!
      Итак, после совещания я еще раз перечитал письмо, но решил действовать вопреки, может быть, даже разумным советам, данным от чистого сердца. Ибо успех дела часто определяют факторы, которые невозможно предусмотреть заранее. "Операция Барни" началась. Она должна продолжаться. Мне казалось, что я слышу голоса Мортона и других парней, оставшихся на дне моря в своих подводных лодках. Их голоса крепли, ширились, перерастали в хор одобрения. Я сдержал свое обещание.
      14. "Операция Барни" в действии
      Знойное солнце поднялось высоко над островом Гуам, и четкие полосы белой пены пролегли по поверхности мерно колышащегося моря, когда первая стая "морских дьяволов" Эрла Хайдмэна приготовилась проскользнуть через узкий проход в противоторпедной сети, защищавшей гавань Апра от внезапных подводных атак.
      С палубы "Холланд" доносился смех и звонкие голоса - освященная вековой историей флота традиция требовала торжественно отмечать "день отплытия". Наступил срок выхода "морских дьяволов", и мы, естественно, запланировали небольшое торжество вроде тех, которые в доброе старое время устраивались у нас в Маниле. Для друзей и товарищей, уходящих на выполнение боевого задания, был устроен прощальный завтрак.
      В связи с организацией завтрака флаг-секретарь капитан-лейтенант Хайнс и мой адъютант капитан-лейтенант Боб Кауфман за несколько дней до выхода в море первой стаи "морских дьяволов" не отходили от телефонов. С помощью веских аргументов и лести они ухитрились получить от нескольких девушек твердое обещание непременно присутствовать на завтраке. Для уходящих в море подводников организация завтрака была не таким уж простым делом, потому что днем почти все они были по горло заняты службой. И все-таки выход первой стаи "морских дьяволов" на форсирование минного заграждения в Корейском проливе был торжественно отпразднован.
      Кажется, сама природа улыбалась нам в тот день. Мягкое дуновение пассата наполняло мою и командирскую каюты. Командиры уходящих в море подводных лодок и девушки, одетые в военную форму, прогуливались по палубе или сидели вокруг отлично сервированных столов. Долго потом вспоминал я эту картину: грустные юные лица, сочетание голубой униформы Красного Креста с бело-голубыми платьями медицинских сестер и хаки наших подводников.
      Девушки подобрались одна лучше другой: милые, веселые, готовые смеяться даже при намеке на шутку. От Красного Креста была мисс Леота Кэлли, а флот представляли лейтенанты Эдит Филдер, Вирджиния Вахэй, Бэрт Ларкин, Джоан Гиддингс и Марджи Робертс.
      Но дело есть дело, и корабли должны выйти в назначенный срок даже во время такого торжества. Офицеры стали прощаться. Со шлюпочной палубы "Холланд" мы отлично видели все пирсы. Экипажи выстроились на палубах подводных лодок, и, как только корабли начали отходить от причалов, гавань огласилась криками:
      - До скорого свидания! Увидимся на Маркэт-стрит! Не забывайте нырять! Счастливой охоты!
      Это было 27 мая 1945 года в 15.17.
      Одна за другой, в строю кильватера, сопровождаемые эскортом, подводные лодки осторожно пробрались между стоявшими в гавани кораблями. Они миновали проход в противоторпедной сети и вышли в море. Три длинных, легких и низких силуэта, три полоски окрашенной в серый цвет стали, строгие, быстрые, сильные. Во главе стаи шла "Сидог" Эрла Хайдмэна, следом за ней "Кревалле" Стэйни Стейнмеца и последней - "Спейдфиш" Билла Гермерсхаузена. Выйдя из базы, подводные лодки построились в строй фронта, а эскорт вернулся в гавань. В этом походном порядке подводные лодки на дистанций пяти миль друг от друга со скоростью 13 узлов направились на северо-запад к далекой цели, лежащей за 2000 миль отсюда.
      В соответствии с планом "операции Барни", подводные лодки должны были выйти в море 27, 28 и 29 мая тремя стаями по три корабля в каждой. Пройдя 1600 миль, они должны были к заходу солнца соответственно 3, 4 и 5 июня достигнуть южных подходов к Корейскому проливу, чтобы на рассвете следующего дня погрузиться и, прощупывая путь в северо-восточном направлении, пройти под минными полями Корейского пролива в Японское море. Вслед за подводными лодками стаи Хайдмэна должны были выйти корабли Пирса, а затем и Риссера.
      Вероятно, люди, наблюдавшие в тот майский день за выходом трех подводных лодок из гавани Апра, не придали этому большого значения. В те дни подводные лодки десятками приходили на Гуам и уходили с него. По внешнему виду "морских дьяволов" нельзя было догадаться об их необычной задаче. Правда, они были окрашены в темно-серый цвет, который должен был снизить их видимость в северных водах, в противоположность светло-серому цвету лучшему средству маскировки в тропических водах. Но и в этом не было ничего странного, ибо в то время подводные лодки начали забираться все дальше и дальше на север - в воды Тодзио и его банды.
      Я остался на палубе "Холланд", но душа моя рвалась к уходящим в море подводникам. Всем своим существом я следовал за ними, пока вдали не смолк прерывистый шум дизелей и в ослепительно сверкавшей солнечной дали не растворились очертания подводных лодок. Вокруг меня, молча или тихо беседуя, стояли люди, но я чувствовал себя совсем одиноким. Меня не оставляли воспоминания о бесстрашном Мортоне, трагическая гибель которого вместе со всем экипажем "Уоху" привела в движение так много людей, умов и машин во имя нашей важнейшей цели - перебросить пламя жестокой агрессивной войны и в воды, объявленные японцами личной собственностью микадо.
      Два с лишним года минуло с тех пор, как Мортон и его доблестный экипаж в последний раз погрузились в глубь океана. И вот, наконец, я почувствовал твердую уверенность, что своим "электронным ключом" мы сумеем открыть прочно заминированную дверь в Японское море. Гидролокатор еще довольно сложен и несовершенен - об этом я знал. Знал я и то, что многие высокоэрудированные морские специалисты не разделяют моего взгляда на эту новую аппаратуру. Наконец, мне было известно, что даже некоторые командиры подводных лодок из группы "морских дьяволов" не верили в способность гидролокатора обнаруживать мины, которые, покачиваясь на своих минрепах, словно смертоносные морские водоросли, ждали их в водах Корейского пролива.
      С другой стороны, не было недостатка в гражданских и военных людях, в том числе и в подводниках, которые разделяли мое убеждение, что в Японском море "звонки дьявола" непременно сделают свое дело. За небольшим исключением, командиры подводных лодок в группе "морских дьяволов" придерживались этого мнения.
      Заставив себя отвернуться от моря, я, наконец, направился к себе в каюту и по дороге столкнулся с Барни Зиглаффом. Увидев меня, он усмехнулся:
      - Ну, адмирал, фишки на столе, и карты розданы. Подождем, что произойдет через пару недель, когда карты будут раскрыты.
      Легко сказать: "Подождем!" Ведь ожидание становится подчас невыносимо тяжелой ношей. И почему-то его тяжесть я особенно остро почувствовал на следующий день, когда, стоя на палубе "Холланд", наблюдал, как сопутствуемая свежим бризом со скоростью 18 узлов уходила на запад стая Джорджа Пирса.
      Все больше людей и кораблей, все больше надежд и драгоценных фишек ставилось в игру в полной уверенности, что мы располагаем лучшими картами и должны выиграть партию. Все это повторилось и на третий день, 29 мая. Гонимые сильным ветром облака время от времени закрывали солнце, когда третья стая "морских дьяволов" во главе с Бобом Риссером на "Флайинг Фиш" исчезла в западном направлении.
      Итак, они ушли. Ушли девять подводных лодок океанского типа, оснащенных новой секретной аппаратурой, которая показала многообещающие результаты на испытаниях, но в боевых условиях еще не была в достаточной степени апробирована, - ее суровая и напряженная проверка была впереди. В грозную стаю входило 800 опытных подводников. Только офицеры были посвящены в детали "операции Барни". Но члены экипажей чувствовали, что готовится что-то необычное, и готовы были выполнить неведомую задачу. Мне не известно ни одного случая симуляции. На Гуаме в больничных листах матросов с подводных лодок группы "морских дьяволов" были зарегистрированы прямо-таки чудеса выздоровления, едва стали известны даты выхода в море. Один торпедист с "Кревалле", которому в госпитале сделали несложную хирургическую операцию, настоял, чтобы его выписали намного раньше срока.
      Объявляя морякам характер боевого задания, каждый командир раскрывал перед экипажем подробности стоявших перед ним задач в той степени, в какой он считал это необходимым. Но почти все командиры посвятили своих подчиненных в сущность операции, как только Гуам остался за кормой. Когда подводные лодки взяли курс на северо-запад и все заняли свои места на боевых постах, командиры кораблей по радиотрансляции неторопливо и подробно рассказали своим людям о цели похода и его особенностях.
      Разумеется, эти информации и инструктажи не встречались громом аплодисментов, но приподнятое настроение экипажа чувствовалось во всем. Главное - устранить мучительную неизвестность, которая всегда беспокоит экипажи кораблей, уходящих в море с секретным боевым заданием. Вместе со своими командирами экипажи подводных лодок мечтали о новых успехах. Но японское судоходство резко сократилось, а его районы изменились, поэтому действия подводных лодок могли быть эффективными только в местах, еще не тронутых подводной охотой. И дорога войны повернула на север, в Японское море. В этом районе были такие богатые охотничьи угодья, что даже риск подорваться на минах не мог считаться высокой ценой за вход в корабельный рай Японии.
      Хотя план "операции Барни" не предусматривал проведения боевой подготовки на переходе от Гуама до южного входа в Корейский пролив и требовал лишь соблюдать график движения, командиры подводных лодок по возможности отводили время на учебные погружения, обнаружение радиолокатором надводных кораблей и самолетов, на стрельбы по плавающим минам, а также на освоение гидролокатора.
      Однажды капитан 3 ранга Гермерсхаузен проводил учения с гидроакустиками своей "Спейдфиш". Лодка шла в подводном положении намного глубже перископной глубины, как вдруг акустик невольно вскрикнул в неподдельном изумлении. Экран гидролокатора неожиданно осветился, словно ночное небо, заполненное летающими блюдцами, и боевая рубка "Спейдфиш" огласилась мелодичным звоном колокольчиков. Настоящий концерт! Билл и гидроакустики подсчитали, что экран гидролокатора зафиксировал по меньшей мере 20 контактов. Каждый из них отмечался не только световым выбросом, но и звуком, похожим на звонок при контакте с миной. Это казалось невероятным, ибо мины окружали "Спейдфиш", по-видимому, со всех сторон - впереди и позади лодки, сверху и с бортов. Гермерсхаузен решил, что остается лишь один способ разобраться пусть в гибельной, но пленительной тайне, вставшей перед ним.
      - Всплывать! - приказал он. - Быстро! Продуть носовую! Продуть главный балласт!
      Несколько обманчиво неторопливых движений матросов, и "Спейдфиш" пробкой выскочила на поверхность. Ее винты застыли. Поднятые по тревоге сигнальщики заняли свои посты, а вахтенный офицер поднялся на мостик. Вслед за ним через рубочный люк выскочил и Гермерсхаузен. Он должен собственными глазами увидеть скопление мин, обнаруженное гидролокатором. Его острый взгляд внимательно исследовал каждый метр водной поверхности по обеим сторонам подводной лодки.
      Но мин не видно. Ни одной. Пусто! Тайна так и не раскрылась. Видимо, встретился косяк рыбы.
      В другой раз, когда "Спейдфиш" шла на перископной глубине, был получен четкий гидролокационный контакт с каким-то предметом, находившимся совсем рядом с подводной лодкой. Как рассказал потом Гермерсхаузен, этот предмет оказался кожурой грейпфрута.
      1 июня вскоре после полудня "Сидог" сообщила на "Кревалле", что у нее вышел из строя радиолокатор. Если ей не удастся вовремя закончить его ремонт, она рассчитывала, что "Кревалле" проведет ее через группу островов Нансэй, которые были уже недалеко. Переход был совершен южнее острова Акусэки на самой большой скорости, потому что эти острова серьезно охранялись японцами и ни одной подводной лодке не улыбалась встреча с вечно торчащими тут японскими дозорными кораблями. К счастью, подводные лодки проходили этот район во время сильного шквала с молнией и громом. В час ночи острова были пройдены. Вместе со Стейнмецем проскочил и Хайдмэн, которого с "Кревалле" непрерывно направляли по радиотелефону. Следующей ночью "Кревалле" продолжала вести "Сидог". После этого экипаж Стейнмеца всегда интересовался судьбой маленького флагманского корабля.
      Как и планировалось, ночью "морские дьяволы" стаи Хайдмэна прибыли в точку рандеву южнее Корейского пролива.